***
Позднее в этот бесконечный понедельник, когда Каса уже отпустили и они вернулись в химический мотель, Дин выходит в лобби, чтобы набрать кубиков льда на предстоящую долгую ночь. Еще только четыре часа, но Дин уже без сил. Голова у него по-прежнему болит, и тело ломит от усталости. По пути к автомату со льдом он натыкается на семью, которая только что прибыла и кое-как катит свои чемоданы, преграждая ему дорогу. Они только заселяются. Мать семейства с измученным видом жалуется, что «страшно устала» после «долгого переезда» — который, оказывается, занял у них всего-то четыре часа (это даже не считается за переезд: так, по делам смотаться). Отец брюзжит из-за того, что им пришлось заплатить дополнительные десять баксов за номер, и их ноющий сынок не затыкается о том, что у него закончились чипсы или что-то в этом роде. И потом выясняется, что они едут кататься на лыжах. Они приехали в Колорадо в отпуск, и при этом они еще жалуются, и Дин внезапно испытывает жгучее желание съездить каждому из них по роже. Чувство несправедливости вспыхивает в нем так ярко, что приводит его почти в бешенство. Это просто невероятно, немыслимо: эти не знающие своего счастья недостойные людишки могут заниматься обычными делами, ездить в свои дурацкие поездочки, возить своих тупых детей на роскошные лыжные курорты, чтобы валяться там в снегу, по сути выбрасывая деньги на ветер, и, судя по виду, все они при этом в превосходном здравии — ни у кого ничего не болит, никого не тошнит, — и они еще и жалуются! Пока Кастиэль и Дин с Сэмом всего в паре номеров от них пытаются справиться со своим кошмаром! Почему в этой тупой семье лыжников никто не болен раком? Почему это должен быть Кас? Почему Кас? «Почему мы?» Дин кипит от злости, сжав кулаки и уставившись на автомат со льдом, пока слушает, как усталая семья спорит друг с другом о том, купить ли их тупому ребенку еще гребаных чипсов. Повернувшись, Дин впивается в них глазами. Родители не смотрят в его сторону, но мальчишка смотрит: как раз когда он жалуется, как сильно хочет есть, он случайно замечает Дина и, поймав его взгляд, тут же умолкает, стиснув в руках пустой пакет от чипсов. Мальчишка невольно пятится назад, к матери. Ему лет девять на вид. Дин делает глубокий вдох и разжимает кулаки. Он заставляет себя улыбнуться ребенку слабой улыбкой и отворачивается к автомату со льдом.***
Пока Дин бредет с ведерком льда обратно через парковку в номер Каса, он замечает Сэма, копающегося в багажнике Импалы. Когда Дин подходит, Сэм выпрямляется: он выглядит немного обеспокоенным. — Эй, я что-то не могу найти бутылки с водой, — говорит Сэм. Он поднимает в руке одинокую бутылку. — Нашел только вот эту — каталась в багажнике. И еще… прости, но я, кажется, забыл толстовки. — Что? — Толстовки для ленивца, — говорит Сэм. Вид у него виноватый. Он захлопывает багажник и направляется вперед Дина к открытой двери в номер рядом. Это комната Сэма и Дина (хотя теперь уже фактически комната Сэма, так как Дин почти все время проводит у Каса). Сэм бросает ключи от машины на стол и заглядывает в большую сумку с вещами, лежащую на одной из кроватей. Он с безнадежным видом роется в сумке и вздыхает, качая головой. — Я думал, толстовки тут, но… Я ведь уже подготовил смесь запахов, завернул их в те большие пакеты и собирался положить в сумку, но, должно быть, оставил в гараже. Они лежали прямо рядом с машиной, но я, должно быть, забыл убрать их в сумку… Прости, — снова добавляет он, заметив выражение лица Дина. Медленно Дин ставит на стол ведерко со льдом. — Ты забыл толстовки? — повторяет он. Сэм кивает. Дин подходит и смотрит в сумку. Ну точно, толстовок нет. Это должна быть мелочь, но это не так. Касу нужны эти толстовки. И Дину нужны эти толстовки. Это ведь Дин проводит с Касом большую часть времени; Дин спит рядом с ним ночами. Если у Каса разовьется отвращение не к тому запаху (скажем, к запаху одеколона Дина… или его шампуня… или к его собственному запаху), то заплатит за это Дин — не Сэм. — Ты забыл толстовки с запахом гигантского ленивца, — повторяет Дин. — Да, — признает Сэм. — Касу нужно, чтобы мы их носили. — Знаю. Прости, правда. — Ты же сказал, что положил их, — упрекает Дин. — Я спросил, взял ли ты их. И ты сказал «да». Я спросил, наверное, три раза. — Раздражение вдруг закипает в нем снова, и непрестанная головная боль, конечно, не помогает, и затем Дин замечает, что начал кричать на Сэма. И не может остановиться. И даже не хочет останавливаться, потому что Сэм же сказал, что взял толстовки, и Дин напомнил ему их взять, как минимум три раза, потому что Кастиэлю они нужны, и Дину они нужны, и еще Дин знает: это все потому, что Сэм отвлекся на очередной звонок Саре, как раз когда они собирали вещи — теперь Дин кричит все это прямо Сэму в лицо, и Сэм даже закрыл дверь, как будто не хочет, чтобы кто-то услышал, но Дин едва замечает. Его голова пульсирует болью и мышцы снова ноют, настолько он взбешен. Они остались без толстовок, и что теперь делать?! Дин лишь смутно осознает, что оттесняет Сэма к двери — Сэм отступает шаг за шагом и даже поднял руку, словно в попытке остановить Дина, и шепчет успокаивающим тоном (крайне раздражающим успокаивающим тоном): — Эй, тише, тише. Кас совсем рядом, забыл? Дин умудряется немного понизить голос (только ради Каса), но определенно не собирается прекращать лекцию, потому что он уже вошел в раж и испытывает глубокое удовлетворение от этого яростного, жесткого, рычащего выговора Сэму о том, чтобы он немножко собрался, и сосредоточился на Касе, и навел порядок в голове… Дин выплевывает слова в таком гневе, что начинает кашлять на последних двух фразах. Сэм стоит, прижатый к двери, и только молча смотрит на брата. Он не говорит ни слова. Как ни странно, пока Дин продолжает, вид у Сэма становится скорее задумчивый, чем обороняющийся. Пару раз он оценивает Дина взглядом с головы до ног, как будто больше не обращает особого внимания на его слова, а просто наблюдает за ним. Это, конечно, только злит Дина еще больше, отчего кашель становится сильнее, и в конце концов Дин вынужден умолкнуть, закашлявшись. Сэм передает ему бутылку воды. После нескольких глотков воды кашель наконец проходит. Дином овладевает полное изнеможение, и он унимается, тяжело сев на кровать. От усталости он больше не может сказать Сэму ни слова — он даже голову прямо больше держать не может. Не может даже посмотреть Сэму в глаза. — Ты в порядке? — отваживается спросить Сэм. — Да, — отвечает Дин тихо. — Просто устал как собака. И хочу, чтоб все закончилось. — Он морщится при этом слове, потому что, конечно, «закончиться» рак Каса может и очень, очень плохим образом. — Я съезжу в универмаг, — говорит Сэм. — Куплю все, что нужно для запаха, и новые толстовки. Прости, я правда думал, что положил их, но… в общем, я скоро вернусь. И… — Он медлит. — Когда я вернусь, тебе надо поспать. Дин вяло кивает, глядя в пол. Сэм берет свое зимнее пальто и шарф и начинает одеваться. (Теперь уже настоящая зима — здесь, в горах Денвера, пронзительно холодная, — и первая пара снегопадов осела тяжелыми наносами на тротуарах.) Дину становится стыдно за свою безумную тираду, потому что, конечно, Сэм ничего этого не заслужил. Сэм с самого начала просто офигенно помогает. — Прости, — бурчит Дин. Сэм пожимает плечами, обматывая вокруг шеи шарф. Он вытаскивает из кармана пальто мягкую шапку, натягивает ее на голову и бросает небрежно: — Сара предупреждала меня, что это случится. — Что что случится? — Что ты начнешь слетать с катушек, — говорит Сэм. Он сгребает ключи от Импалы со стола и добавляет: — Даже посоветовала мне… — Секунду он колеблется, но наконец завершает: — Посоветовала не реагировать на это. Не принимать на свой счет. Дин пытается собрать в себе хоть какое-нибудь негодование по этому поводу, но, конечно, Сара абсолютно права. В конце концов Дин только устало кивает. Сэм готов идти, но все медлит, стоя посреди комнаты с ключами в руке и глядя на брата. Наконец он говорит мягко: — С ним все будет в порядке. — Да. Конечно, — отвечает Дин, по-прежнему глядя в пол. — Не сомневаюсь. Сэм поворачивается, чтобы уйти. Когда он уже выходит за дверь, Дин окликает его: — Эй! Сэм оборачивается с предусмотрительно нейтральным выражением лица. Дин говорит: — Купи что-нибудь приятное Саре, раз уж едешь. — Купить ей что-нибудь в универмаге? — переспрашивает Сэм, слабо усмехнувшись. — Что, типа, удлинитель? Набор полотенец? — Если уж я нашел чертов цветок для Каса в гребаном Твоем Доме, то уж ты точно найдешь что-нибудь для Сары в универмаге, — замечает Дин. (Цветок тем временем живет в бункере: вчера Кас отнес его на самый верхний этаж, где он может стоять на свету, пока они в отъезде, и даже устроил для него какую-то замысловатую поливальную систему из перевернутой пластиковой бутылки и множества ниток по схеме, которую нашел в интернете.) Дин добавляет: — В универмаге в миллион раз больше вещей, годных в подарок, чем в Твоем Доме. Может, какую-нибудь рождественскую игрушку? Не знаю. Но она прямо супер как помогает. Купи ей что-нибудь. Сэм кивает. Но вид у него все еще настороженный. — И, чувак, — добавляет Дин. — Звони ей и дальше. Я не имел в виду, что тебе не стоит ей звонить, я просто… не знаю, что у меня с головой — наверное, я просто расстроился из-за толстовок… Это просто… знаешь, последняя капля. Но это неважно. Не знаю, я сегодня что-то не в форме. В общем, Сара хорошая. Очень хорошая. Звони ей и дальше. Это, наконец, вытягивает из Сэма легкую улыбку. — Прости, что я забыл толстовки, — говорит он. — Я забыл воду, черт бы ее… — признается в конце концов Дин. — Оставил бутылки на кухне. Прихвати несколько упаковок тоже, ладно?***
Пока Сэм в отъезде, Дин наконец заставляет себя подняться и отправиться в номер Каса. Оказывается, что Кас снова мигрировал с кровати на пол ванной. Он до сих пор пытается делать так каждый раз, когда Сэм с Дином на время выходят из комнаты: вернувшись, они неизменно находят его свернувшимся на полу возле унитаза, с противнем под боком для страховки (на случай, если он не сможет подняться к унитазу, когда его настигнет тошнота). Это уже превратилось у них в извечный спор — в непрекращающуюся борьбу за то, должен ли Кас оставаться в кровати. Обычно он таки соглашается переместиться туда после, когда Сэм и Дин возвращаются, но, конечно, для этого ему часто требуется помощь. На этот раз Кас устроился в ванной вполне неплохо, с противнем и пачкой салфеток на расстоянии вытянутой руки и подушкой под головой. И даже поставил рядом с собой на кафельном полу часы. Конечно, тут все равно не так удобно, как в постели (к тому же Кас вечно мерзнет), так что Дин пытается уложить его обратно в кровать. Но сегодня Кас кажется тяжелее обычного, и Дин не может помочь ему подняться. Кас делает слабую попытку встать, и, как правило, после этого Дин в состоянии поднять его и дотащить до кровати. Но вместо этого проходит минута или две, пока Кас полусидит и Дин только безуспешно тянет его за руку. Наконец Кас бормочет: «Я устал» — и ложится обратно на пол, свернувшись на боку. И Дин к этому времени устал настолько, что обессиленно опускается с ним рядом. И так и сидит на кафельном полу возле Каса. Минуты текут медленно. Медленнее, чем обычно. Дин ловит себя на том, что вместе с Касом бездумно уставился на часы. Вдвоем они смотрят, как потихоньку движется секундная стрелка. Проходит пять минут. — Дин? — шепчет наконец Кас, нарушая полудрему Дина. — А вода есть? Дин с удивлением обнаруживает, что прошло уже пятнадцать минут, а не пять. Но Касу нужна вода; надо сосредоточиться на этом. Проблема кажется сложной для решения. Дин медленно приходит к заключению, что нужно, наверное, сходить и принести Касу бутылку воды. Но на этот раз бутылка только одна — та, что Сэм дал Дину раньше, когда Дин закашлялся. Теперь она стоит на стойке в комнате, и Дин соображает, что надо принести не только ее, но и сходить за еще несколькими к торговому автомату в лобби. Но встать очень тяжело — как будто гравитация усилилась, — и Дин выбивается из сил уже просто оттого, что поднимается на ноги и доходит до стойки за имеющейся бутылкой. Лобби кажется чрезвычайно далеким, так что Дин решает временно отложить экспедицию к автомату и вместо этого присаживается, только на минутку, на один из расставленных стульев Каса. Только чтобы чуточку отдохнуть. Его настигает одышка после долгого путешествия по комнате. — Дин? — шепчет Кас из ванной. Дин заставляет себя подняться со стула и плетется обратно в ванную. На улице уже стемнело, солнце село (разве только что не было еще светло?), ночь едва началась, и впереди еще столько часов, и голова у Дина болит сильнее прежнего, и мышцы ломит, и он дрожит — ему так холодно, и он так ужасно, ужасно устал… Он на ощупь открывает бутылку и смотрит на нее пустым взглядом, почти забыв, что с ней нужно делать. Он садится рядом с Касом и только протягивает бутылку ему, как вдруг его желудок скручивает и Дин чувствует рвотный позыв. Тошнит Дина, не Кастиэля. Унитаз слишком далеко — на пути к нему Кас, и Дин не рискует пытаться перелезть через него. Ванна тоже недостаточно близко. Но Кас, глядящий на него во все глаза, как-то умудряется подтолкнуть к нему противень как раз вовремя. Дин склоняется над противнем, пока его рвет, не понимая, что происходит. Кас — в такой же растерянности: он смотрит на Дина со смесью предельной озабоченности и полнейшего недоумения. Кас делает попытку сесть и умудряется постепенно принять сидячее положение. Он подталкивает к Дину свою коробку салфеток, потом полотенце и даже свою подушку, и отдает назад бутылку воды, из которой даже не глотнул. Дин только кивает в благодарность, пока его тошнит в противень. Из него выходит весь обед. Когда рвота прекращается, он дрожит не переставая. — Дин… на тебя… на тебя что-то попало? — спрашивает Кас слабо. Прислонившись к бортику ванны, он внимательно наблюдает за Дином. В его голосе слышна неподдельная тревога. — Какие-то мои телесные жидкости? На тебя, должно быть, попало, Дин, они, должно быть, попали в твой организм… — Нет… ничего на меня не попало… — выдыхает Дин. — Уверен. Перчатки, видишь? — Он осматривает голубые перчатки на руках — они вроде целы. Он пытается встать, но почему комната так кружится? Почему он не может подняться на ноги? — Да что со мной? — бормочет он Касу. После этого все в тумане. — Господи, Дин! — говорит дальше Сэм, каким-то образом телепортировавшийся из магазина — Дин не слышал, чтобы он зашел. Почему-то Дин теперь лежит на полу (приятно прохладном и остужающем кожу — Дин начинает понимать, почему Касу тут нравится). Сэм сидит на корточках рядом, щупая ему лоб. — Ты весь горишь, — говорит Сэм. Кас тоже снова на полу, лежит параллельно Дину, лицом к нему. Кажется, он слишком ослаб, чтобы сидеть, но с тревогой во все глаза наблюдает за Дином и озабоченно шепчет вопросы Сэму. — Это мои лекарства, Сэм? — шепчет Кас. — Должно быть… это блеомицин… Дин снова смотрит на свои руки в перчатках. Несмотря на слабость и тошноту, он умудряется стянуть перчатки и проверить наличие дыр, но перчатки целы. — На мне были перчатки… — бормочет он. — Перчатки на месте… — Ты болен, приятель, — говорит Сэм. Он возится с телефоном, пытаясь кому-то позвонить. — То есть обыкновенно болен. Похоже, у тебя грипп или что-то подобное. Черт, я должен был сообразить, когда ты начал кашлять. И по тому, каким ты стал раздражительным. Я заметил, что что-то не так, но подумал, что ты просто уставший. — Ох, Дин… — шепчет Кас. Дин смотрит на него. Когда они лежат так, на прохладном полу ванной химического мотеля, кажется, что они — единственные в мире, кто понимает, каково это, свалиться вот так под гнетом недуга, беспомощно распластавшись на холодном кафеле; единственные, кто знает, как выглядит мир с этого ракурса побежденных болезнью. Кас делает попытку взять Дина за оголенную руку, и Дин протягивает к нему руку в ответ. Но Сэм бросается между ними, отталкивая руку Каса. — Кас, не трогай его! — восклицает Сэм, и неожиданная требовательность в его голосе заставляет их обоих поднять глаза. Сэм говорит Касу резко: — И противень не трогай. И бутылку с водой. Ты же не пил из нее? — Кас отрицательно качает головой, и на лице Сэма появляется лишь слабое облегчение. — Ничего не трогай, — командует он. — Тебе нельзя заболеть гриппом, Кас, правда нельзя. — Затем он поворачивается к Дину со словами: — Черт, Дин, надо изолировать тебя от Каса немедленно!***
— Не буду говорить, что я тебя предупреждала, — произносит женский голос очень тихо, низким тоном с расстояния в несколько ярдов. — Просто скажу: я об этом беспокоилась. Дин слышит голос лишь отдаленно: кажется, Дин теперь в постели. Он машинально ощупывает матрас рядом, ожидая найти под боком Каса. Но Каса здесь нет, и постепенно Дин понимает, что лежит на неровной кровати в другом номере мотеля, закутанный в одеяла. К нему возвращаются смутные воспоминания: как Сэм тащит его по комнате, перекинув его руку через плечо; лицо Сары вблизи и ощущение градусника под языком; туманные обрывки фраз Сары, тихо шепчущей Сэму среди ночи инструкции о перчатках, масках и «карантине». И вроде бы была еще рвота? И озноб. И может быть, в какой-то момент Дин даже смог поесть и удержать в себе куриный бульон. По мере того, как он просыпается, он начинает осознавать, что прошло время. Как минимум несколько часов. Может быть, даже целая ночь? За окном по-прежнему темно — значит ли это, что уже скоро рассвет? Он умудряется повернуть голову и замечает Сару и Сэма в углу номера: они тихо переговариваются. На них обоих надеты медицинские перчатки и маски, на Саре — зеленая униформа, и такую же зеленую мужскую рубаху она где-то раздобыла для Сэма. Вместе они выглядят как хирургическая команда. — Да, ты меня предупреждала, — шепчет Сэм через маску. — И поверь, я прислушался. Я видел, что он расклеивается, просто не понял, что он еще и болен. — Это классика, — говорит Сара. — Просто классика. Отвечающий за уход партнер переутомляется и сваливается с гриппом, и мы вынуждены переживать, как бы не заразился основной пациент. И теперь у нас два пациента вместо одного. Сэм, он загоняет себя. Могу поспорить, он вообще не отдыхает. И толком не спит. — Она умолкает, сузив глаза и изучая Сэма. — И то же можно сказать о тебе, правда? Сэм слабо пожимает плечами, и Сара возводит глаза к потолку. — Ты заболеешь следующим, гарантирую, — говорит она. — Вам двоим нужна помощь — еще люди в помощь с Кастиэлем. Не пойми меня неправильно, вы очень много делаете для него, но вам нужны ассистенты. Я возьму несколько выходных. Я уже позвонила и договорилась о том, чтобы поменять свое расписание на ближайшие дни. Останусь здесь на этой неделе сколько нужно и помогу вам, ребята… — Ой, Сара, ты серьезно? — говорит Сэм с отчаянной благодарностью в голосе. — Это было бы просто шикарно, но ты правда можешь? — С удовольствием, — говорит она. — С большим удовольствием. — Я заплачу тебе за потраченное время, — предлагает Сэм. — Мы могли бы как бы нанять тебя? Она качает головой. — Считай это рождественским подарком. И теперь Сэм смотрит на нее своим особо жалостливым «ядерным» щенячьим взглядом. Это очень действенный взгляд (Дин знает по опыту), и Сара едва не тает. Она даже накрывает руки Сэма в перчатках своими. — Обычно я такого не делаю, — говорит она мягко. — Всегда есть порыв, конечно, но сложно находить свободное время, особенно в период праздников. Но в этот раз я уже договорилась. Ради Кастиэля… ради Дина… и ради тебя. — Следует короткая пауза, пока они смотрят друг другу в глаза. Дин вдруг понимает: они не заметили, что он проснулся, — и отворачивается. — Если бы на мне не было этой дурацкой карантинной маски, я бы тебя поцеловал, — говорит Сэм. — Если бы на мне не было дурацкой маски, я бы ответила, — говорит Сара. Дин закрывает глаза и притворяется, что спит. — И Сэм, — добавляет Сара мгновение спустя, — ты говорил, у вас есть какие-то друзья или дальние родственники? Женщина с приемными дочерьми? Как ее звали — Джоди? Может быть, она тоже сможет приехать помочь? Еще одна пара рук нам не помешает. Дин рискует приоткрыть глаза и замечает, что они оба поправляют маски. И Сэм кивает, вытаскивая из кармана телефон — наверное, чтобы позвонить Джоди. — Она все равно собиралась встречать нас в четверг, — говорит Сэм, пролистывая список контактов. — Я спрошу, сможет ли она приехать сюда чуть пораньше. Кажется, интимный момент между Сэмом и Сарой закончился, так что Дин в конце концов подает голос, переходя сразу к самому срочному вопросу: — Где Кас? Они оба вздрагивают и поворачиваются к нему. — Дин! — восклицает Сэм, и, хотя Дин не видит нижнюю половину его лица под маской, ясно, что Сэм улыбается. Сара тут же подлетает к кровати и щупает лоб Дина, проверяет его пульс и глаза. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она. — У тебя грипп, кстати. Подкосил тебя основательно. У тебя полночи был жар вплоть до бреда. Разве я тебе не говорила, что надо за собой следить? — И всю работу, кстати, ты оставил мне, — говорит Сэм бодро через маску. — Очень в удобное время ты отключился. Отличная стратегия. Все пришлось делать мне, придурок. — Сцуко, — отвечает Дин на автомате. — Но где Кас? Который час? Его нельзя оставлять одного, ему всегда плохо утром во вторник… — Уже вечер вторника, — говорит Сара, суя градусник Дину в рот. — Ты проспал весь день. Кастиэль чувствует себя неплохо. Лучше, чем ты в данный момент. Ну-ка, закрой рот. — Он через номер отсюда, — объясняет Сэм. — Мы сняли третий номер и используем его как карантинную зону. И Каса пришлось переместить в другой номер: Сара не позволила ему остаться в той ванной, после того как ты заблевал там все своим вирусом. Это вообще чудо, что он, похоже, не заразился. — Кас сейчас один? — спрашивает Дин в тревоге, пытаясь сесть. Он выдергивает градусник изо рта. — Почему с ним никого нет? — Я только что заходил к нему, минуту назад, — отвечает Сэм. — Он смотрит телевизор. У него еще мало сил, и пока он не ест, но в остальном чувствует себя неплохо. По части здоровья он обогнал тебя за последние восемь часов: он уже в порядке, это ты у нас в группе риска. — Сара кивает, соглашаясь с его словами. Сэм продолжает: — Мы с Сарой поочередно дежурили возле вас двоих. — Я возьму на себя следующую смену с ним, — сообщает Дин. — Я возьму на себя смену прямо сейчас. — Присматривать за Кастиэлем — обязанность Дина; Сэм и Сара, конечно, могут помогать, но это обязанность Дина. Дин должен был быть с ним всю ночь! — Я должен его увидеть, — добавляет Дин решительно, пытаясь спустить ноги с кровати и сесть. Но кажется, что ноги весят по тонне каждая, и Сара легко прижимает его к кровати одной рукой. — Тебе нельзя приближаться к Кастиэлю еще как минимум день, — объявляет она. — Грипп может быть заразен до пяти дней после первых симптомов. Первые три дня — самые опасные; это вчера, сегодня и завтра — и даже после этого я заставлю тебя носить маску и перчатки еще несколько дней. Мы не можем подвергать его риску, Дин, его иммунная система слишком ослаблена, болезнь ударит по нему очень серьезно. Он не может позволить себе заболеть. — Ах, черт… — стонет Дин, падая назад на подушку. Мысль о том, что он не сможет увидеть Каса еще целый день, сводит с ума. — Но с ним правда все в порядке? Сэм указывает на телефон Дина на тумбе у кровати. — Он прислал тебе уже миллион сообщений, так что, без сомнения, он жив. Мы велели ему писать тебе СМСки, а не звонить, чтобы ты мог поспать. Дин на ощупь находит телефон. Верхний баннер на экране гласит: Вторник 20:23 — 32 новых сообщения от: Пернатый («Пернатый» — это новое прозвище, которое Дин присвоил Касу в своей записной книжке несколько недель назад, после памятного открытия фетиша на перья.) Дин пролистывает экран и читает четыре последних сообщения: 19:32 Пернатый: Дин, просто пишу проведать, как ты. Мне уже лучше, и я подумал, может быть, ты не спишь? Я ужасно переживаю из-за того, что ты заболел. Я знаю, как неприятно болеть. Пожалуйста, если тебе уже лучше, сообщи. 19:45 Пернатый: Дин, когда проснешься, ты не мог бы написать мне пару слов? Просто пишу проведать, как ты. Сэм говорит, что ты отдыхаешь, и я не хочу беспокоить тебя, но, если проснешься, дай мне знать. 20:02 Пернатый: Дин, тут по National Geographic идет очень интересный фильм — про орлов, если ты не спишь. 20:15 Пернатый: Дин, Сэм говорит, что ты еще не проснулся. Я расскажу тебе про орлов позже. Выспись как следует. Пожалуйста, поправляйся скорее. Дин неуклюже возится с телефоном. Ему снова мешает это непривычное крайнее утомление, из-за которого ранее он не мог пересечь комнату Каса: на этот раз, ему тяжело даже сжимать пальцы и удерживать в них телефон. Но он умудряется медленно набрать: «Я проснулся. Я в норме. Не волнуйся». Через пятнадцать секунд приходит ответ от Каса: «ДИН. Слава тебе господи! Я так волновался! Ты правда в порядке?» Сэм и Сара тем временем разговаривают по телефону с Джоди. Дин едва обращает на них внимание, поглощенный набором следующего сообщения. Он переворачивается на бок, спиной к Сэму и Саре, свернувшись вокруг телефона, чтобы сосредоточиться на этом занятии как следует. Дин отправляет: «Ты не волнуйся. Я в порядке. Все будет в порядке, обещаю. Прости, что я заболел — только этого тебе не хватало». Кас отвечает: «Ты слишком перегружаешь себя. Заботой обо мне. Я чувствую ответственность. Этого бы не случилось, если бы не моя болезнь». «Не ищи виноватых, — пишет Дин. — Это не твоя вина. Просто жаль, что я не могу помочь тебе сегодня. Прости, что не могу быть рядом». «Ты должен пообещать, что отныне будешь заботиться о себе лучше, — отвечает Кас. — Я серьезно, Дин. Обещай мне, что будешь заботиться о себе лучше». «Обещаю», — пишет Дин. Следует пауза почти в минуту. Дин не сводит глаз с экрана, и почему-то он уверен, что Кас вот-вот пришлет еще одно сообщение. Он это чувствует: по характеру паузы, по ее вдумчивой продолжительности. Дин даже представляет себе выражение лица Каса в этот момент: его погруженный в себя вид, какой бывает у него иногда, когда он взвешивает слова, обдумывая, что сказать. И точно, сообщение приходит: 20:52 Пернатый: Я по тебе скучаю Дин смотрит на эти слова, впитывая их. Кастиэль по нему скучает. Это всего лишь короткое сообщение, ничего особенного, но оно кажется таким важным, глубоко значительным. Хотя они всего лишь через номер друг от друга и разлучены всего каких-то двадцать четыре часа, Кас скучает по нему. Ангел Дина скучает по нему. Его пернатый по нему скучает. Конечно, тут нет неожиданности, но это, наверное, первый раз, когда Кас выразил нечто подобное словами, вот прямо так взял и сказал (или, во всяком случае, написал). И это так просто, мило и непосредственно, что Дин не может сдержать улыбку. Он долгое время смотрит на сообщение, улыбаясь, как идиот, и на время вся боль и недомогание от болезни улетучиваются. Он машинально начинает печатать «Я тоже по тебе скучаю». Но, стоп, не глупо ли просто повторять то же самое в ответ? Не слишком ли сопливо и неизобретательно просто отвечать то же, как попугай? Уж лучше найти в ответ какую-нибудь шутку. Придумать какой-нибудь остроумный комментарий. Дин стирает то, что написал. Потом он ворчит про себя: «Ради всего святого, Дин Винчестер…» (Сэм слышит этот ворчливый комментарий, и почему-то это его смешит.) Дин старательно набирает: «Я тоже по тебе скучаю» — и нажимает «Отправить». Следует короткая пауза. Появляются мерцающие точки. Они все мигают. Дин невольно вспоминает тот случай в серебряном руднике в Юте, месяцы назад, когда Кас почти сказал ему про рак… но потом передумал и стер сообщение. Но на этот раз точки продолжают мигать, и наконец Кастиэль присылает все набранное: «Если бы ты мог быть здесь, со мной, если бы моя иммунная система не была такой слабой... Мне не нравится, что ты в другом номере. Совсем не нравится. Я понимаю, что так нужно, но без тебя тяжело засыпать, и к тому же только ты прикладываешь лед мне к шее. Ты слишком далеко. И так ужасно знать, что тебе плохо». «Я скажу Сэму про лед, — пишет Дин. — Он может прикладывать лед». Кас пишет: «Нет, ты должен прикладывать лед. Это должен быть ты. Я просто скучаю. Пожалуйста, поправляйся скорее». Дин отвечает: «Сара говорит, это всего на несколько дней. И не заметишь, как я вернусь. Это просто из-за химии». «Я ненавижу рак», — пишет Кас. «Мы с тобой оба», — пишет Дин.***
К утру приезжает Джоди, прогоняет Сэма в кровать и заступает на дежурство посменно с Сарой. Непонятно, как Джоди договорилась взять отпуск на работе (или как о том же договорилась Сара) или сколько времени у Джоди ушло на дорогу сюда. Алекс и Клэр, как выяснилось, вдвоем отправились на Ти-берде в бункер, чтобы все там подготовить. Дин, который пока едва в состоянии встать, бесконечно им благодарен. Сэм отключается на шестнадцать часов. Дополнительная помощь — как нельзя кстати и снимает с плеч огромный груз, но быть в изоляции от Кастиэля все равно невыносимо. Понятно, что на то есть веская причина (Сара уже сто раз объяснила, как химиотерапия влияет на иммунную систему). И Дин понимает, что Сара и Джоди заботятся о Кастиэле как следует, — он им всецело доверяет, правда, — но он все думает о том, что может понадобиться Касу и чего они не знают: лед на шею — это, конечно, основное; и какие поглаживания по шее и по голове его успокаивают, и в какой одежде он предпочитает спать, и как помочь ему забраться в ванну, когда он еще слаб, и как понять по распределению тепла вокруг него, где его крылья и что он думает… и о десятках других деталей. Дин все продолжает давать Джоди и Саре советы по уходу за Кастиэлем, и, хотя они обе уверяют его, что Кас в порядке, Дин переживает все равно. С таким же успехом комната Кастиэля могла бы быть за многие мили отсюда. Не говоря уже о том, что бугристый матрас в новом номере кажется непривычно холодным и пустым. Спать крайне тяжело: по ночам Дин все машинально ищет рядом с собой Каса и просыпается, вздрагивая, когда оказывается, что его нет рядом. Как так получилось, что Дин настолько привык к присутствию Кастиэля в постели всего за несколько коротких недель? Ему вдруг кажется невероятным, что он мог спать в одиночестве так много лет. Столько одиноких ночей в бункере… Это просто немыслимо. Так много длинных, бесцельных лет, когда Кас был совсем рядом, иногда буквально прямо в бункере или на расстоянии телефонного звонка. Ужасно думать о потерянном времени. Особенно теперь, когда кажется, что времени не хватает. «Мы должны были быть вместе еще годы назад», — пишет Дин очень поздно ночью во внезапном порыве откровенности. «Ты был не готов», — отвечает Кас. Он, должно быть, не спит: его ответ приходит почти мгновенно. «Я был идиотом». «Тебе просто нужно было время», — отвечает Кас. Но Дин не так в этом уверен. Свело бы их вместе одно лишь время? Или они так и шли бы параллельными дорогами — рядом, но не соприкасаясь — еще годы и годы? В конце концов Дин пишет в ответ: «Мне нужно было получить пинка в зад, вот что мне было нужно». «Кое-что получить в зад тебе было нужно, это точно», — присылает Кастиэль, и от этого Дину становится так смешно, что он снова закашливается. Когда кашель отпускает, Дин отправляет: «Ты становишься опасен». «Я всегда был опасен. Ты просто не обращал внимания». «Очевидно, — пишет Дин, снова смеясь. — Но теперь я весь внимание. И вот что я думаю: нам надо наверстать упущенное время. Как только тебе станет получше и как только я перестану быть разносчиком инфекции, мы перейдем прямо к делу». «Ловлю на слове. Лучше пообещай мне». «Обещаю, пернатый».***
Два дня спустя, когда самые неприятные симптомы у Дина прошли, Сара выносит решение, что ему и Касу наконец можно находиться в одной комнате без риска того, что Кастиэль моментально упадет замертво, — хотя позволяет она это только после того, как Дин примет душ (оттершись мылом под горячей водой практически до стерильного состояния), наденет свежую одежду и все время будет в маске и перчатках. Она даже дает Дину подробнейший набор инструкций, сопровождаемых демонстрацией, о том, как нельзя трогать лицо перчатками, что делать, если нужно высморкаться, если Дин начнет кашлять, и так далее. И, конечно, никаких поцелуев, никакого секса, и перчатки с маской снимать категорически воспрещено. Таковы правила еще на два дня, объявляет Сара. Дин не возражает. Больше того, он счастлив повиноваться. Он готов выполнить любые необходимые условия и даже потерпеть без поцелуев и секса, если так нужно для здоровья Каса, — лишь бы оказаться снова с ним рядом. Полчаса спустя Дин, практически весь красный после самого долгого в своей жизни душа, надевает свежую новенькую футболку и штаны, с которых еще не срезаны магазинные ярлыки, натягивает две пары перчаток и тщательно повязывает на лицо маску, после чего в сопровождении Сэма и Сары отправляется в номер Каса. На самом деле он пока нетвердо держится на ногах и на полпути начинает переживать, не являются ли эти слабость и усталость признаками того, что он еще заразный. Но Сара уверяет его, что утомление от гриппа длится гораздо дольше, чем риск заразить окружающих. — Я бы тебя не пустила, если бы это было небезопасно, — убеждает она его. — Мы и в клинике позволяем такое членам семьи, когда ясно, что пациенту нужно кого-то увидеть. План Дина заключается в том, чтобы, когда они придут в номер Кастиэля, держать дистанцию и не слишком перегружать его — ведь он, должно быть, еще уставший. (Не говоря уже о том, что и Сару с Сэмом Дин не хочет перегружать слишком бурным публичным проявлением чувств.) Начать можно с легкой шутки о том, как хорошо Кас выглядит; потом, может быть, ласково похлопать его по плечу, как бы по-братски. Максимум — приобнять его одной рукой. Может быть, Дин даже позволит себе кратко потрепать Каса по голове, но не больше того — не при Саре. Потом Дин сядет у его постели, и они немного поболтают, пока Сэм и Сара отправятся ужинать. Все пройдет сдержанно, никаких телячьих нежностей. Во всяком случае, таков план. Но через пять секунд после того, как Сара открывает дверь в номер Каса, Дин уже почему-то забирается к нему в кровать. Этого определенно не было в плане, но Кас — прямо здесь и даже протягивает руки к Дину, сидя на кровати с таким явным нетерпением на лице и такой лучезарной улыбкой, говоря: «Дин, я так волновался!» — что Дин светится в ответ как полный идиот, потом понимает, что он едва не в слезах, и Кас тоже, и голос Дина ломается, когда он спрашивает: — Как ты, Кас, ты правда в порядке? — Да, да, — говорит Кас. — А ты как? — Прости, что я не смог быть с тобой рядом… — Прости, что я доставляю тебе столько забот, Дин, мне так жаль… — Не говори ерунды, — отмахивается Дин и сокращает дистанцию между ними, словно притянутый гигантским магнитом, который кто-то включил прямо у Каса на груди. Приобнять его наспех одной рукой — определенно не вариант. Тут нужно полноценное объятие, как можно ближе и крепче, и Дин сбрасывает ботинки, чтобы сесть на кровать и обнять Каса по-настоящему, как следует. Ни секунды не колеблясь, Кас обхватывает его руками, после чего просто ложится обратно, утягивая его за собой. Дин чувствует себя настолько уставшим, что поддается (ладно, на самом деле, он поддается потому, что хочет), плюхаясь на кровать вслед за ним. Кас обнимает Дина еще крепче и прижимает его голову к своей груди. — Обещай мне, что будешь лучше заботиться о себе, — просит Кас. — Обещай, что с тобой все будет в порядке, — выпаливает Дин сквозь маску. — Хорошо, хорошо, честное слово… — говорит Кас. — Обещаю… Дин каким-то образом оказался в лежачем положении, растянувшись поверх Каса, положив голову ему на грудь и даже закинув одну ногу поверх его ног. Не совсем спокойное безопасное полуобъятие. Хотя в нем нет ничего сексуального: они оба слишком уставшие и еще наполовину больные. Но даже просто этот контакт, тепло тела Каса, давление его рук — настолько успокаивают, дарят такую надежду и такое чувство правильности… что Дин знает: он дома. Он наконец-то дома. Он закрывает глаза и кладет голову под самый подбородок Каса. Ему думается, что когда-нибудь Сэм непременно подразнит его за это, но слышать, как бьется сердце Каса, настолько чудесно, что Дину просто-напросто все равно, кто это увидит. Он выпускает глубокий, усталый вздох. Слышится слабый скрип открывающейся, потом закрывающейся двери. Сара и Сэм тихо вышли из номера. — Так гораздо лучше, — произносит Кас через какое-то время. — Было ужасно досадно, когда ты был в другом номере. Дин не в состоянии даже говорить. Кас начинает гладить его по шее сзади, нежно пробегая пальцами по коротким волосам на затылке. — Это же что-то значит, да? — спрашивает Дин наконец. — Для ангелов? На шее сзади? Это что-то значит? — Да, — говорит Кастиэль только.