Daft Punk — Lose Yourself to Dance
Чимин принимает вызов, тут же вскакивая и поднимая Чонгука на ноги. Даже после интенсивной хореографии, которую он только что исполнил, он всё ещё полон нескончаемой, страстной энергии. Он цепляется за талию Чонгука, притягивая их тела ближе. — Хён, — шепчет Чонгук дрожащим голосом. — Хочешь научиться танцевать? — Я-я… Наверное? Чимин включает Daft Punk на своём телефоне на полную громкость, ни разу не смягчая хватку на талии Чонгука. Это не столько обучение танцевальным движениям, сколько дурачество вместе и хихиканье над неудачными попытками Чонгука поспеть за Чимином. Он не в лучшей форме, учитывая, что он никогда не пытался танцевать в своей жизни, но Чимин терпелив, и они считают это больше забавной игрой, нежели настоящим уроком. Проходит час, прежде чем они, наконец, покидают студию, время приближается к девяти вечера. Большая часть здания закрыта, кроме комнаты Чимина. Он ведёт их на выход, открывая дверь для Чонгука. — Ну что, повеселился сегодня? — спрашивает Чимин, когда они выходят на улицу, поражённые волной жестокого ветра. Чонгук ёжится, обнимая себя руками в попытке защититься от сурового холода. Тем не менее, улыбка появляется на его губах в ответ на вопрос. Инстинктивно. Он и представить себе не мог, что сможет провести несколько блаженных часов вне дома и не думать о Мине. На этот раз он смог полностью отключить разум и сфокусироваться на чём-то другом, чём-то продуктивном. — Да, повеселился. Очень даже. Спасибо тебе. — Могу я проводить тебя до дома? — предлагает он. — Уже поздно, хён, — Чонгук проверяет время на часах, ему не по душе мысль о том, что поездка Чимина станет дольше из-за него. — Отправляйся домой. — Со мной всё будет хорошо. Это рано для меня. Как бы Чонгуку ни хотелось поспорить, он подчиняется желанию провести больше времени со старшим, поэтому он больше не возмущается. Дорога от студии до квартиры короткая, так что он знает, что это добавит дополнительные десять минут к общему пути Чимина. Он решает, что хоть раз хочет побыть эгоистом и удовлетворить свои детские желания. — Тогда пойдём. Когда они идут к квартире Чонгука, он спрашивает: — Рано? Во сколько же ты обычно возвращаешься домой? — Поздно, — смутно отвечает Чимин задумчивым тоном. — Я поздно заканчиваю и рано начинаю, но это не сравнить с временами, когда я жил в Лондоне, потому что они были худшими. Я едва ли спал три часа, максимум, прежде чем снова приступить к работе. — Чёрт… звучит тяжело. — Ну… — он пожимает плечами. — Это было тяжело, но всё в порядке. Я в Сеуле уже два года. Чонгук обрабатывает предоставленную ему информацию, беспечно напевая, когда они идут по тихой и тёмной дороге к дому. У него есть вопросы, которые мучают его, и его любопытство достигает небывало высокого уровня, желая узнать интимные подробности о Чимине, о которых не известно никому. Чем больше он проводит время с Чимином, тем больше он хочет узнать о старшем и наоборот. — Почему? — делает попытку Чонгук, собрав всё своё мужество, чтобы спросить. — Почему ты в конце концов уехал из Лондона? Неудивительно, Чимин напрягается. Простое упоминание о его предыдущей жизни до Сеула заставляет его закрыться, снова успешно выстраивая свои охраняемые стены, чтобы создать заметное расстояние. Он знает, что что бы ни случилось в Лондоне, это нанесло шрам Чимину, возможно, оставило ему затяжную боль, от которой он не может исцелиться. — Чонгук. Чимин звучит недовольно, почти сломлено, заканчивая умоляющей высокой нотой. Эгоистичный мыльный пузырь Чонгука лопается, он понимает, что задевает что-то деликатное, что ему не нужно знать. — Прости, — он резко останавливается посреди тропинки, застигая Чимина врасплох, когда их тела сталкиваются друг с другом. — Я не должен спрашивать о чём-то, что явно меня не касается, поэтому извини. — Не извиняйся, — тут же отвечает Чимин. Его рука ложится на плечо Чонгука, сжимая, прежде чем опуститься вниз по руке. Их ладони встречаются, и Чонгук, не колеблясь, переплетает вместе их пальцы. — Просто…я не говорю об этом. — Это совершенно нормально… — Всё, что я могу сказать тебе — мне было сложно оставаться в Лондоне, сложно для моего психического благополучия. Я облажался. Я бы вернулся, если бы мог, но я не думаю, что сделаю это, потому что я счастлив здесь, в Сеуле, преподавая и заводя друзей. Чонгук улыбается, сжимая их пальцы: — Как бы то ни было, я рад, что ты здесь, — он замолкает, прежде чем разъединить их руки. — Я уверен, что Мина сейчас без ума от тебя, так что… Ты никогда не сможешь уйти. — Это ничего, потому что я никогда не уйду, если Мина будет продолжать любить меня. С этого момента атмосфера между ними разряжается, сменяясь на беззаботность. Дорога домой приятна. Нет неловкости или сожаления, сохранившихся после обмена серьёзными словами. Чонгук даже чувствует себя ещё ближе. Они останавливаются в кофейне, чтобы взять по горячему шоколаду, прежде чем пойти к дому. К этому времени нос Чимина покраснел из-за холодной погоды, пока он обнимает руками свой тёплый напиток. Привязанность цветёт по телу Чонгука, когда он наблюдает, как очаровательно выглядит старший. — Что ж, мне лучше пойти. Уверен, что Мина, вероятно, уже спит. — Прости, что заставил тебя пропустить её время отхода ко сну, — искренне извиняется Чимин. — Да нет. Это того стоило. Но я не позволю этому случиться снова, — дразнит он. Старший поднимает одну руку, сдаваясь: — Понял. Больше не повторится. Здесь они должны разойтись, они разделяют мнение по поводу исключительного вечера вместе и идут по разным путям. Нет смысла стоять на улице в суровую погоду, когда у каждого своя дорога. Однако, Чонгук обнаруживает, что у него нет ни малейшего желания уходить и оставлять Чимина. Они пристально смотрят друг на друга, и мгновение спустя Чимин наклоняется. Глаза Чонгука расширяются от удивления, он хватается за стаканчик горячего шоколада, потому что узнаёт эту сцену в каждом просмотренном им фильме, каждой прочитанной им книге. Тут они целуются после проведённого вместе времени, заканчивая вечер проникновенным, искренним жестом, с которого начинаются отношения. Чонгук внутренне начинает паниковать, не в состоянии вспомнить, когда он целовал кого-то за последние годы. Его живот переполнен странным трепещущим чувством, а сердце колотит. Он забыл, каково это — целоваться. Несмотря на его сомнения, он сокращает расстояние между ними, готовый соединить их губы вместе. Это вот-вот произойдёт. Они вот-вот поцелуются. — Чонгук! Ты дома! — прерывает их голос, пугая младшего, он отшатывается назад при звуке крика Тэхёна. Иллюзия рушится перед его глазами, и Чимин вырывается из тумана, значительно увеличивая расстояние между ними с застенчивой улыбкой. Однако, Тэхён замолкает, когда понимает, что Чимин вместе с Чонгуком. Выражение его лица меняется с недоумения на понимающую ухмылку. — Оу. Я чему-то помешал? — Нет, — быстро отвечает Чимин, приветственно кивая Тэхёну. — Я проводил Чонгука домой и теперь пойду, — он поворачивается к Чонгуку, мягко улыбаясь. — Спокойной ночи, Чонгук. Спокойной ночи, Тэхён. — Спокойной ночи. Будь осторожен по дороге, хён. Чимин поворачивается на пятках и ступает к автобусной остановке, явно смущённый тем, что их чуть не поймали. Чонгук следит за ним, пока тот не скрывается из виду, вздыхая, прежде чем посмотреть на лучшего друга. Он гневно бьёт Тэхёна по груди, но не вкладывает силу в кулак. — Пошёл на хуй. Ты тупица! Тэхён, тем не менее, просто расплывается в широкой улыбке: — Заходи и расскажешь мне об этом, детка.***
Следующим утром Чонгук оказывается завален настойчивыми, нескромными вопросами и от Тэхёна, и от Намджуна. Они хотят знать о его увлечении Чимином и не остановятся, пока не получат ответы. Чонгук не уверен, что может назвать свои чувства к Чимину увлечением. У него нет большого опыта, на который он может опираться в его нынешней дилемме, он не помнит, что такое влюблённость. Ему никогда никто не нравился, он никогда не жаждал чьего-то внимания и присутствия в своей жизни, как это начинает быть с Чимином. Когда он занимался сексом с Ханой, это не было признанием в любви. Вместо этого, это был эксперимент — безрассудная глупость, чтобы узнать, кем они являются — который в конечном итоге создал любовь всей жизни Чонгука. Хотя он и любил Хану всем своим существом, он никогда не любил её в том самом смысле. Он всегда знал, что он гей. Всякий раз, когда Чонгук вместе с Чимином, он просто чувствует себя хорошо, чувствует себя правильно, как будто там он и должен находиться. Другого объяснения этому нет. Хотел бы он, чтобы это не было так сложно. Проводить время с Чимином хорошо, никогда не напрасно или бесполезно, всегда оставляет его удовлетворённым. Так или иначе, они почти поцеловались прошлой ночью, и он жаждал этого. Это было так близко к его досягаемости, и он сделал прыжок, потянувшись к старшему. Это и есть влюблённость? — Я не знаю, — отвечает Чонгук на настойчивые вопросы. Он использует свой выходной, чтобы наверстать упущенное в домашних делах и определённо не тратит время на размышления о Чимине. — Он учитель, учитель Мины. Пока он моет посуду, Тэхён и Намджун сидят за столом. Они оба задумчивы, судя по данной ситуации, будто пытаются найти решения, о которых никто не просил. Руки Тэхёна сложены под подбородком, он делает вид, что раздражён всем этим тяжёлым испытанием. — Ну и что? — говорит он. — Он связан с моей дочерью в качестве учителя. Я не должен вмешиваться в это. — Это просто оправдание. Намджун вежливо перебивает: — Но разве это как-то повлияло на что-то? Вопрос застаёт его врасплох, он качает головой: — Пока нет. — Так почему же ты зациклился на «а может» и «а что если»? Ты ни во что не вмешиваешься, Мина продолжает ходить на уроки балета, и ваша дружба не связана с этим. Чонгук тяжело вздыхает. Это дело он проиграл своим друзьям, которые неумолимы, как только они поверили во что-то, в данном случае утверждая, что он с Чимином — идеальная пара, которая подходит друг другу. Он начинает мыть тарелку, не желая спорить с ними. Принимать новообретённые чувства к Чимину — неправильно, это территория, которую он не должен пересекать. Но это не кажется неправильным. Когда он рядом с Чимином, его мысли рассеиваются, а его разум не так громок, заменяясь спокойной тишиной и симпатией к парню. Когда он с Чимином, он чувствует себя неприкасаемым. — Я не знаю, — повторяет он. Тэхён подходит к Чонгуку, толкая его в сторону: — Давай я помогу, — настаивает он, закатывая рукава и берясь за мытьё посуды. — Тебе нужно перестать нервничать, хорошо? Если ты хочешь его и хочешь, чтобы всё развивалось, тогда позволь этому случиться. Он слабо выдыхает, прислоняясь к стойке, и говорит: — Я не могу. Мой главный и единственный приоритет — Мина. — Это не должно меняться, Чонгук, — тон голоса Тэхёна умоляет о понимании на этот раз, стихая до убаюкивающего, что успокаивает Чонгука даже в пагубные дни. — Никто в мире не может это изменить, ясно? Если они это сделают, они того не стоят. Мина — твоя дочь, и она всегда будет на первом месте. — Но что, если Чимин этого не поймёт? — Тогда он того не стоит. — К слову, — вмешивается Намджун, — я не думаю, что Чимин из тех, кто усомнится в этом. Он умный. Он знает, кто твой главный приоритет, ну серьёзно, он ведь работает с детьми. Вопросы кружатся в голове Чонгука. Это надоедливо, утомительно, и он не хочет копать глубже и мучить себя. Он не хочет торопиться с Чимином. Они даже не целовались, едва выходя за рамки дружбы, висящей на волоске. Если это перерастёт в романтические отношения, Чонгук будет пытаться не делать поспешных выводов. В конце концов, он знает, что у него всегда будет два друга, на которых можно положиться, и тёплые объятия Мины.***
Они привыкают к определённому режиму. Чонгук и Чимин начинают проводить больше времени вместе без присутствия Мины. Они выделяют время друг для друга в своём напряжённом, плотном графике и проводят вместе несколько часов в неделю. Когда они не встречаются, они переписываются. Между ними никогда не бывает скучных моментов, всегда есть чем поделиться, что сказать. Их подшучивания беззаботные и веселые. Он никогда не предвкушал чего-то, но теперь Чонгук с нетерпением ждёт времени с Чимином, предоставленного ему. Проходят недели, и наступает апрель, принося раннюю весну и тёплую погоду. Снова распускаются цветы, и солнце светит дольше, значительно меняя настроение Чонгука. Однажды ночью, когда они с Миной обнимаются в одной постели по случаю «ночёвки», а он читает ей сказку — Мина задаёт тот же вопрос, что и всегда. — Папочка, — Мина робко смотрит на него, как будто не уверена, что может спросить. — Мой день рождения же скоро? Чонгук опускает книжку, мягко кивая: — Да, малышка. Через полторы недели. Ты взволнована? Она кивает: — И мы устраиваем вечеринку? — Конечно же. Я пригласил всех твоих друзей из садика и, может, позовём кого-то из друзей с балетных занятий? — предлагает он, встречаясь с взглядом Мины с нежной улыбкой. Мина угукает, обнимая рукой талию Чонгука и утыкаясь в него. Проходит мгновение, они остаются прижатыми друг к другу, без надобности обмениваться словами. Он думает, что Мина заснула в его объятиях, поэтому он отпускает её, откладывает книгу и выключает ночник. — Папочка, — Мина удивляет его тем, что на самом деле не спит. — Мы можем, пожалуйста, позвать Чимина на этот раз? Пожалуйста. — Хорошо, — соглашается Чонгук без колебаний. — Конечно. Мы можем позвать Чимина. — Хорошо! Спасибо, папочка. Я люблю тебя. Чонгук наклоняется, прижимаясь поцелуем к её лбу, а потом к губам: — Я так сильно люблю тебя. Давай спать, дорогая.***
«Мы можем поговорить? Встретимся где-нибудь за обедом или что-то вроде того? Х» После многочисленных попыток Чонгук находит правильные слова, оценивая сообщение, прежде чем нажать «отправить». Он никогда не колебался ни над одним сообщением раньше, никогда не обдумывал каждое слово и допустимо ли добавление поцелуя в конце. Он никогда не думал, что будет вести себя как влюблённый подросток. «Конечно. Всё в порядке?» «Всё хорошо. Просто хочу тебя кое о чём спросить». «Загадочно. Приходи в Старбакс». Чонгук благодарен за выходной, что позволяет ему планировать свой день соответственно графику Чимина. Он хватает кожаную куртку и идёт к своему рабочему месту. Сокджин работает за прилавком, приветствуя его крепкими объятиями, прежде чем Чонгук заказывает американо со льдом и латте со льдом для себя, проскальзывая в одну из кабинок. Чимин заходит буквально через пять минут. Ясно, что у него перерыв, он одет в трико, но оно скрыто большой мешковатой курткой. Он выглядит немного уставшим, его тело движется медленнее, чем обычно. Его улыбка слабая и небольшая, когда он садится напротив Чонгука, слабые намёки на утомление просачиваются в его черты. Чонгук делает паузу, оглядывая его лицо, прежде чем произнести: — Ты в порядке, Чимин? — А? — он вздрагивает от неожиданного вопроса, прежде чем расслабиться, кивая. — Я в порядке. Бессонная ночь. — О, сочувствую, — он передаёт американо Чимину, который принимает его, немедленно делая большой глоток. — Ты не можешь освободиться пораньше, пойти домой и вздремнуть? — Не-а, — Чимин машет рукой в отрицании, стремясь отвлечь разговор от себя. — Я пришёл, как только смог. Я забеспокоился. — Прости. Это действительно не так уж важно. — О? Тогда в чём же дело? Чонгук улыбается, чувствуя, как его желудок сворачивает от нарастающих нервов. Он не уверен, почему. Он никогда не проглатывал язык, когда хотел обратиться к другому человеку, всегда способен уверенно выразить свои мысли. Тем не менее, с Чимином он колеблется, желая оценить каждое слово, прежде чем заговорить. Чимин терпелив и, видимо, ни о чём не подозревает. Он ставит кофе и ждёт, мило опуская подбородок на руку. «Он такой милый», — думает Чонгук. Это действительно несправедливо. — Приближается день рождения Мины, — наконец говорит Чонгук, кусая нижнюю губу. Он занимает руки латте, прежде чем продолжить, набираясь смелости. — На этих выходных вообще-то. — О, да! — глаза Чимина блестят. — Мина говорила об этом на этой неделе. — Правда? И что она сказала? — Только то, что в субботу она устраивает вечеринку, и пригласила нескольких друзей по балету, — Чимин звучит нежно, пересказывая, его выражение лица сменяется широкой улыбкой. — Это мило. — Ну, на самом деле… Я хотел спросить, сможешь ли ты прийти? — наконец выдаёт младший. Чимин делает паузу, наверное, не ожидая, что ему зададут этот вопрос. Он отставляет кофе, удивлённо поднимая бровь. Чонгук думает, не совершил ли он ошибку, не переступил ли он границу, навязывая отношения, которых явно не существует между ними. Наверное, чувства есть только у него, ему было достаточно комфортно, чтобы задать вопрос. Он хочет отказаться от своих слов и исчезнуть, иррационально делая поспешные выводы в голове. Тем не менее, лицо Чимина меняется: — Ты хочешь, чтобы я пришёл? — спрашивает он, звуча ошеломлённым. — Да… почему бы и нет? В смысле, Мина обожает тебя и… я хочу, чтобы ты был. — Будет ли это правильным? В смысле, я учитель Мины. — И что? — быстро защищается он, странно чувствуя себя немного атакованным словами Чимина. Он расправляет плечи, приводя в порядок выражение лица. — Я не прошу тебя вести себя как её давно потерянный дядя, Чимин. Ты делаешь её счастливой. Она сказала, что ты был на вечеринках у других девочек. — Эй, эй, — Чимин протягивает руку, чтобы взять младшего за руку. Проходит момент сомнения, прежде чем их пальцы переплетаются, и Чонгук пытается игнорировать то, как переворачивается его сердце, стуча в груди. — Прости, я не хотел, чтобы это прозвучало так, будто я хочу отдалить тебя, меня и её. Извини. Конечно, я обязательно приду. — Ты уверен? — он устало вздыхает, даже когда крепче сжимает хватку. — Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным. — Я хочу прийти. Обещаю. Как бы Чонгуку не хотелось насладиться тяжестью руки Чимина поверх своей, тем, как тепло наполняет его грудь и заставляет чувствовать лёгкость — он знает, что не должен этого делать. Он мягко убирает руку, улыбаясь. — Ладно, — тихо бормочет он. — Я был бы рад твоему присутствию. Это значительный шаг для Чонгука, который никогда не открывал четыре стены своего дома для кого-то другого, кого-то, кто, по сути, всё ещё незнакомец в их жизни. Он доверял только трём людям вмешиваться в его личное пространство, в жизнь, которую ему пришлось построить самостоятельно без родительского руководства, без романтических отношений. Чонгук выстроил свою жизнь самостоятельно, и он защищает то, что ему удалось заработать. Но когда дело касается Чимина, это почти легко. Это кажется правильным. — Что нравится Мине? — затем спрашивает Чимин, поднимая соломинку, чтобы отхлебнуть напиток. — Я не хочу приходить с пустыми руками. — Нет-нет. Пожалуйста, не нужно. Твоего присутствия достаточно. Чимин закатывает глаза и дразнящее говорит: — Конечно. Как скажешь, Чонгук. У него складывается ощущение, что Чимин не послушает его и всё равно купит подарок. Он не спорит с этим. Мина будет в восторге в любом случае, она всегда любит, когда внимание сосредоточено на ней, как и любой ребёнок. Он просто не хочет, чтобы Чимин чувствовал себя обязанным что-либо сделать для них, когда мир Мины так загорается, когда Чимин улыбается ей. Это всё ещё удивительно, какое долговечное впечатление Чимин произвёл на Мину, завоевал её доверие и её сердце за несколько дней простого взаимодействия. У Мины огромное сердце, она на много лет старше своего фактического возраста и мудрее любого четырёхлетнего ребёнка, но ей всё равно нужно время, чтобы привыкнуть к новому человеку. Прошло несколько месяцев, прежде чем она приспособилась к своим воспитателям в детском саду. Тем не менее, Чимин танцует и Мина восторгается. — Я пришлю тебе свой адрес. Приходи к трём. — Конечно. Когда они уходят, Чимин обвивает рукой Чонгука и притягивает в крепкие объятия. Это не должно быть чем-то важным. Чонгук часто приветствует людей, иногда даже незнакомцев, объятиями, но он ничего не может сделать с тем, как его сердце трепещет, когда Чимин душит его в объятиях. Он выдыхает, обвивая рукой талию Чимина и прижимает его к себе. Объятия быстрые, и Чимин отстраняется слишком рано, заставляя Чонгука снова чувствовать себя пустым и холодным. — Увидимся в субботу, — говорит Чимин, махая на прощание, прежде чем отправиться обратно в танцевальную студию. Чонгук смотрит ему вслед, прежде чем глупо улыбнуться про себя, поворачиваясь в другую сторону к своей квартире.***
Lupe Fiasco — Old School Love
Утром в день рождения Мины Чонгук уютно устроился с ней под одеялом. Она потребовала «ночёвку», потому что это был её особый день, и он не хотел отказывать ей ни в чём; не тогда, когда ей исполняется пять лет, и одна только мысль о том, что его маленькая девочка растёт, делает его эмоциональным. Он ненавидит то, как хлюпал носом, пока обнимал её ночью и наблюдал, как она мирно спит. Взросление Мины — облегчение, потому что она здорова, она развивается, и она такая яркая, умная. Такая красивая. Но она также малышка Чонгука, он воспитывал её с тех пор, когда она была настолько маленькой, что её можно было держать одной рукой. Она даже не могла держать головку, полагаясь только на отца. Она плакала, требуя его присутствия. Мина вся принадлежит Чонгуку, и теперь она взрослеет. Мина — та, кто будит его, слегка колотя своими крошечными кулачками его в грудь. — Папа, папа! — кричит она в семь утра, переполненная энергией и восторгом. — Сегодня мой день рождения! Папа! Чонгук ворчит из-за нарушенного сна, отчаянно выискивая ещё несколько часов. Однако у Мины другие планы, она поднимается на кровати и прыгает на матрасе. Это заставляет его глаза тут же открыться, зыркая на Мину. — Что я тебе говорил, Мина? Она сразу же запинается, её лицо грустнеет: — Никаких прыжков на кровати. — Совершенно верно, — Чонгук раскрывает руки, и Мина, не теряя времени, падает в его объятия, положив голову ему на плечо. — С днём рождения, любовь моя. Она хихикает, её настроение тут же поднимается: — Мне теперь пять лет. — Да, именно так. Ты так быстро растёшь, не так ли? — шепчет он, даже когда его голос немного сбивается, нежно гладя Мину по спине. Она не понимает и не комментирует, отстраняясь, чтобы поцеловать его в щёку. — Где мой подарок? — затем требует она. Чонгук издаёт смешок, вытирая слезящиеся глаза: — Одну минуту, — говорит он, поднимаясь с маленькой кровати. Его спина болит от тесного пространства, в котором ему пришлось спать, он потягивается и зевает. Мина спокойно, но с нетерпением ждёт, скрестив ноги, её глаза-бусинки следят за каждым движением Чонгука. Чонгук достаёт три аккуратно завёрнутых подарка и кладёт их перед Миной. Он нашёл время, чтобы тщательно выбрать то, что он хотел подарить своей дочке, не желая бездумно дарить подарок, который не имел никакого смысла. Чонгук сентиментален — особенно с Миной — и он хотел, чтобы она запомнила этот день. У Мины загораются глаза: — Какой я могу открыть первым, папочка? — Какой тебе больше нравится. Естественно, она выбирает самый большой. Мина очень похожа характером на Чонгука, они сильно походят друг на друга, потому что она уделяет время, чтобы прощупать подарок. Она встряхивает его, чтобы выяснить подсказки, прежде чем разорвать бумагу и увидеть iPad. Мина в замешательстве пялится на него, а потом спрашивает: — Что это, папочка? Чонгук уже распаковывал iPad, зарядил его и установил необходимые приложения для неё. Он хотел купить обучающий подарок для неё, и предполагает, что iPad можно использовать для различных целей. Для развлечений, а также для обучения. — Это iPad, — объясняет Чонгук, передавая ей устройство. Она оценивает его вес, нажимая на кнопку. Он загорается, подавая признаки жизни, и показывает картинку, на которой она танцует балет, что заставляет её просиять. — Ты можешь использовать его для игр, видишь? — он нажимает на приложение, которое скачал, позволяя Мине разобраться, прежде чем выйти. — Мы также будем использовать его для обучения, хорошо? Будем учить цифры. — О, — она звучит благоговейно и искренне благодарно, глядя вверх, чтобы поцеловать Чонгука. — Спасибо, папочка. Мне нравится! Второй подарок — это светящиеся в темноте звёздочки, которыми она хотела осветить комнату ночью. Она вздыхает, когда замечает знакомую коробку, из-за которой устроила истерику в супермаркете, топая и плача, пока Чонгуку не пришлось увести её. В то время Чонгуку не хватало денег, чтобы купить их для Мины, и вина съедала его. Он вспомнил дрожащие губы Мины, её мольбы и крики. Он хорошо поднакопил для её дня рождения и позаботился о том, чтобы купить их для неё. — Звёздочки! — визжит Мина, подпрыгивая. — Папочка, включи их! Включи! — Подожди, подожди. Мы включим. Сначала открой последний подарок, пожалуйста. Мина раздражённо выдыхает, но не протестует, садясь обратно и беря последний подарок. Он самый маленький — поэтому Мина и оставила его на конец — и любопытство видно в выражении лица Мины, проворные пальчики возятся с обёрточной бумагой. Это оказывается шкатулкой. — Что это, папочка? — она хмурится, глядя на коробку почти скептически. Чонгук берёт шкатулку, раскрывая, чтобы увидеть ожерелье с кулоном в форме сердца. Оно для девочек помладше, цепочка более прочная, чтобы не разорвалась легко. Он открывает сердечко, к большому удивлению Мины, и показывает фотографию её и Чонгука. Это было их недавнее селфи, руки малышки обвиты вокруг шеи Чонгука, пока она улыбается на камеру. — Это, — он открывает застёжку, надевая его на шею Мины, — твой талисман на удачу. — Талисман? — повторяет она, озадаченная. — Что это, папа? Несмотря на замешательство, пальцы Мины цепляются за кулон, как за спасательный круг. Она ощупывает текстуру, экспериментируя, прежде чем открыть его, чтобы снова посмотреть на фото. — Это значит, что я всегда рядом с тобой, — объясняет он, в его горле растёт комок, а глаза снова наливаются слезами. — Это значит, что я всегда с тобой, даже когда меня нет рядом, малышка. Когда это ожерелье на тебе, я всегда рядом. Я люблю тебя, дорогая. С днём рождения! Мина, кажется, не совсем понимает значимость его слов, но это не важно, потому что она всё равно переполнена восторгом. Она крепко обнимает Чонгука, обвивая его ногами. — Спасибо, папочка. Мне очень нравится. Чонгук купает её и одевает в праздничный наряд: особое платье, которое он купил специально для неё. Это светло-розовое плиссированное платье в комплекте с маленькой тиарой, которой он венчает свою дочь. Она выглядит как видение, украшенная в её новую, блестящую одежду, и смотрится очаровательно. — Я принцесса! — заявляет Мина, кружась снова и снова, пока у неё не начинает кружиться голова, и она почти спотыкается о свои ноги. — Осторожнее, детка, — строго ругает её Чонгук. Тэхён прибывает вскоре, являясь первым гостем, с охапкой шаров и сумкой подарков в руке. У него с собой ещё пакеты с продуктами, чтобы приготовить лёгкие закуски для гостей. Тэхён играет постоянную направляющую роль в жизни Чонгука, всегда рядом и готов воспользоваться любой возможностью и предложить наилучшее. Мина сидит у него на руках, когда он вручает ей каждый купленный подарок, позволяя ей восхититься куклой Барби и книжками-раскрасками. — Спасибо, дядя ТэТэ! — Мина сходит с ума от количества внимания в её сторону. Она крепко обнимает его, уткнувшись головой в шею парня, пока он хихикает, прижимая её к себе. — У меня для тебя ещё один сюрприз. — Хён, — подчёркивает Чонгук, недовольный тем, сколько парень тратит на них. Тэхён стреляет в него взглядом: — Сегодня день рождения Мины, я должен был. Он выводит их из квартиры, из дома, где припаркован небольшой розовый детский велосипед. Точно такой, как заказывала Мина, но Чонгук не мог себе позволить, не со всеми остальными подарками и расходами на подготовку к вечеринке, и он тронут, что Тэхён вспомнил желание Мины на её день рождения. Мина громко визжит, подбегая к нему: — Спасибо, спасибо! — говорит она снова и снова. Они тестируют велосипед некоторое время, позволяя Мине покататься по дороге туда-сюда. Она немного шатается даже с дополнительной поддержкой, и осторожна, чтобы не пораниться, но Тэхён призывает её продолжать. Как только она вымоталась, они возвращаются в квартиру и начинают готовить напитки, пока Мина смотрит телевизор. Когда звонок звенит второй раз, намного раньше, чем запланирована вечеринка, Чонгук хмурится и идёт к двери. Только чтобы обнаружить там Чимина с застенчивой улыбкой на губах. — О-оу, хён, — Чонгук удивился, увидев парня за два часа до того, как двери откроются для гостей, но, тем не менее, обрадовался, что он здесь. Младший уже чувствует себя лучше, просто увидев Чимина. — Ты рано. — Я знаю, — говорит Чимин. — Я хотел помочь. Чимин тоже оделся по случаю. На нём лёгкий макияж, подчёркивающий его изысканные черты ещё больше. На его веках подводка для глаз, а пухлые губы окрашены в тёмный цвет. Его наряд отлично скомбинированный, хотя немного непристойный: узкие джинсы очерчивают его стройные греховные бёдра, и клетчатая рубашка, заправленная в них. Естественно, Чонгук глазеет на него и не может оторвать взгляда, даже если попытается. — О. Я имею в виду, ты не обязан. — Мне хотелось. — Ну, тогда… — он отступает, пропуская парня. — Мы готовим кое-какую еду. Мина будет рада видеть тебя. Как и ожидалось, появление Чимина заставляет энергию Мины снова взлететь вверх. Она спрыгивает с дивана, подбегая к нему для объятий. Чимин быстро ловит её, поднимает и усаживает девочку себе на талию, поздравляя с днём рождения. — Спасибо, Чимин. Я счастлива, что ты здесь. — Я тоже счастлив, — обещает Чимин, целуя её щечки, прежде чем опустить. — У меня есть кое-что для тебя. Могу я показать? — Да, пожалуйста! Подарки! Он ведёт её обратно к мягкому сидению и передаёт подарочный пакет, который держал в руке. Глаза Мины расширяются, руки хватают пакет и небрежно, слишком восторженно достают подарки. — Папочка! Чимин подарил мне куклу! Чонгук моет руки, прежде чем подойти к ним, сладко улыбаясь Чимину из-за мыслей и усилий, вложенных в выбор подарка для Мины. Это определённо не было необходимо, но Чонгук ценит это, зная, что Чимин специально уделил время на покупку чего-то для его малышки. — Что нужно сказать, Мина? — подталкивает её Чонгук. — Спасибо, Чимин! — Всегда пожалуйста, Мина, — мягко произносит он. — В пакете есть ещё кое-что для тебя. Проворные руки Мины снова лезут в пакет, вынимая запечатанный конверт. Её брови хмурятся, учитывая, что это не типичная упаковка, которую она ожидает получить, она разрывает бумагу, чтобы вытащить… билеты. Билеты на балет. Балет «Щелкунчик». Сердце Чонгука грозит вырваться из груди, когда он наблюдает, как Мина держит билеты, не зная, что это такое, и скептически смотрит на них. Он выхватывает их у Мины, читая напечатанные подробности, прежде чем многозначительно посмотреть на Чимина. — Чимин, зачем? Они же такие дорогие! Чимин пожимает плечами: — Захотелось, — честно отвечает он. Мина смотрит на отца: — Папа, что это? — Это… это билеты на балет, детка. Чтобы увидеть настоящих балерин на сцене, как в фильме про Барби, — сообщает он ей, чувствуя себя странно тронутым. Чимин явно вложил много мыслей — и денег — в сочетание идеального подарка, который будет иметь большое значение, с чувствами. Чонгук мог бы поцеловать его. Он хочет поцеловать его. Мина вздыхает и снова падает в объятия Чимина: — О, боже мой! Спасибо, спасибо, Чимин! Чимин только издаёт смешок, прижимая Мину ближе с чувством. Он выглядит очень эмоциональным, как будто лично тронут её реакцией и тем фактом, что его подарок был хорошо принят. Он просто чмокает её щёки и говорит «пожалуйста», поднимая взгляд на Чонгука, который улыбается ему. Остаток дня проходит гладко и радостно. Приходят друзья Мины из садика, а также девочки с балетных классов, и они хорошо ладят. Они собираются в гостиной, играя друг с другом в игры и оставаясь занятыми всё время, не требуя ни грамма внимания взрослых. Намджун приходит немного позже, держа в руках коробку с купленным тортом. Когда наступает время разрезать торт, Чонгук становится странно переполненным собственными эмоциями. Его маленькой девочке пять лет, и она выглядит радостной, с такой яркой улыбкой на лице, что её невозможно скрыть, даже если бы она попыталась. Она становится в центре комнаты, требуя всеобщего внимания, поправляет тиару и смотрит на розовый торт принцессы перед собой. Сердце Чонгука готово разорваться в клочья, выскочить из груди. Вместо этого, он приводит в порядок свои бушующие чувства. Он становится рядом с Миной, зажигает свечку и просит гостей спеть песню на день рождения. Они все громко поют с энтузиазмом, и Мина в восторге, визжа в центре внимания и хлопая. Чонгук даёт попробовать маленький кусочек торта Мине, которая делает то же самое с ним, наводя беспорядок и размазывая глазурь по их лицам и пальцам. — Хён, — Чонгук зовёт Тэхёна, хлопая того по плечу. — Мне нужна минутка. Ты можешь позаботиться о том, чтобы всем девочкам достался торт? Тэхён смягчается и кивает: — Конечно, не волнуйся. Чонгук быстро убегает, хватая кожаную куртку, чтобы защититься от непогоды, прежде чем выскочить из квартиры. Он немного жалок и, наверное, немного остро реагирует — или не немного — но он ничего не может с этим сделать. Он — единственная родительская фигура в жизни Мины, кроме его друзей, и он серьёзно относится к своей работе. Наблюдать, как она растёт день за днём горько; это тот тип горечи, при котором он не может избавиться от боли. Едва ли через минуту спустя к нему присоединяется Чимин. Он достаёт сигарету из заднего кармана, молча спрашивая, можно ли ему закурить. Чонгук только пожимает плечами и говорит «конечно». Старший поджигает сигарету, прежде чем присесть, делая длинную затяжку и выдыхая в противоположную сторону от Чонгука. Это грязная привычка, и Чимин продолжает настаивать на том, что собирается бросить, он уже в процессе, но очевидно, что зависимость не так легко стереть из жизни. — Ты в порядке, Гук? — спрашивает Чимин, заметив его периодически возникающее беспокойное настроение на протяжении всего дня. Он вздыхает: — Ты подумаешь, что я глупый. — Нисколько. — Честно говоря, всё в порядке. Я просто… Кажется, мне тяжело оттого, что Мина растёт? Чимин от души смеётся: — Разве так не с каждым родителем? — Да. Я слишком драматизирую. Он пытается преуменьшить свой собственный вихрь чувствительности к данной ситуации. Он знает, что просто является заносчивым родителем, которому нужно адаптироваться к изменениям и взрослеть со временем, а не зацикливаться на вещах. Чимин, тем не менее, выглядит сочувствующим: — Я понимаю, — говорит он, прежде чем быстро исправить себя. — В смысле, я не понимаю, поскольку я не отец, но я могу понять. Это немного похоже на то, как моя мама плакала каждый мой день рождения, особенно на восемнадцатый. Боже, она так сильно плакала. Парень слабо улыбается, прежде чем задумчиво прошептать: — Я провёл свой восемнадцатый день рождения наедине с Тэхёном и Миной, которая не прекращала плакать. — Оу, — лицо Чимина грустнеет. — Нет родителей? — О, нет. У меня есть родители, они просто не очень любят меня. — Почему? Он пожимает плечами. Он не помнит, когда в последний раз думал о своих родителях, не говоря уже о том, чтобы объяснить эту пытку словами. Он не помнит, чтобы всё отречение и его побег в Сеул было таким уж драматичным. Это было одно событие, которое привело к другому, и, в конечном счёте, он остался один, но, возможно, Чонгук всегда был один. «Ничего личного», — сказали они, как будто это был деловой контракт, а не их кровный сын. — Просто… занятые родители. У них никогда не было на меня времени. Меня воспитали няни, — рассеяно констатирует младший. — Обычная история. Им не нравился тот факт, что я был отцом-одиночкой, не нравилось то, что я гей. Не нравилось, что я не такой, как они: трудолюбивый и роботизированный, пустой и беспомощный. Они больше не хотели меня видеть. Они присылают мне сумму денег каждые несколько месяцев, чтобы помочь с Миной, которую я отправляю обратно. Они сказали «ничего личного». Выражение лица Чимина становится бесстрастным, невозможно определить, что он на самом деле чувствует и как реагирует. Его глаза, пустые и открытые, лишены эмоций. Его рот слегка приоткрыт, когда он резко выдыхает, облизывая губы. — Это неправильно, — печально бормочет он. — Неправильно, но так обстоят дела. — Мои родители… они тоже заняты. Они занимают ответственные должности в важных сферах жизни: одна — врач, другой — юрист. Они очень, очень много работали, и ждут от меня того же. Они были разочарованы, что я танцор. — Но танцы приносят плоды, — возражает Чонгук. — Не для них, — он горько смеётся. — Они любят меня, правда, просто… только когда я соответствую ожиданиям, которые они возлагают на меня. Вот почему я уехал в Нью-Йорк, чтобы провести время вдали от них. — И после ты так и не возвращался домой. Чимин протягивает буквы, когда отвечает: — Не-а. Никогда. Они сидят снаружи ещё немного, не обмениваясь другими словами, как только разговор заканчивается. Тем не менее, это комфортно. Чонгук чувствует, как часть стресса исчезает из его груди, и он снова может управлять своими мыслями. Чимин докуривает сигарету, напевая перед тем, как встать. — Пойдём, Мина тебя ищет.***
На следующей неделе Чимин заходит за ними, чтобы отвести на балет. Сегодня он одет исключительно хорошо, излучая мощную ауру своим формальным дресс-кодом. Облегающий пиджак, брюки приемлемы, но всё ещё узкие и выставляют напоказ его упругий зад. Лицо украшает макияж, глаза подведены уместно для случая. Во всех смыслах он неземной, и Чонгук почти задыхается, когда открывает дверь. — Добрый вечер, — приветствует его Чонгук, замешкавшись лишь на секунду, прежде чем притянуть парня в объятия. Объятия проникновенные, но короткие, и когда они отстраняются, Чонгук чувствует, как от него исходит тепло. Мина выбегает из спальни, где собиралась. Чтобы соответствовать вечеру, она надела юбку-пачку и колготки, прыгая к Чимину и обнимая его ногу. Их взаимодействия настолько естественны, будто Чимин был рождён, чтобы объединиться с Миной, и это не должно вызывать такой укол в сердце Чонгука. — Значит, мы готовы? — спрашивает Чимин. — Нас такси ждёт. — Такси? — Чонгук хмурится, поправляя пальто и повторно проверяя, есть ли у него ключи от дома. — Это дорого, поезд идёт прямо к театру. — Я в курсе, но я хотел, чтобы этот вечер был особенным. Это за мой счёт. У Чонгука есть жалобы, которые он хочет озвучить, не прочь отказаться от дорогого такси. Но Чимин лишь пытается подстроиться под них, сознавая усталость Мины, если ей придётся ехать на поезде, и им комфортно в машине. Чонгук сдерживает свои слова и только кивает, позволяя Чимину вести их. Гладкий чёрный BMW припаркован снаружи, таксист держит заднюю дверь открытой для них троих. Чонгук вспыхивает, когда садится в машину, притягивая Мину близко к себе, чтобы отрегулировать её ремень безопасности. Она почти никогда не сидела в машине. Когда Чонгук жил со своими родителями, он время от времени ездил на внедорожнике отца, но это было редкостью и привилегией. С тех пор, как он переехал в Сеул, общественный транспорт и прогулки пешком всегда были более удобными. Это роскошь. Театр, где начинается балет, элегантный и изысканный. Он красиво построен, вызывая небольшой вздох у Чонгука, когда они входят в зал и идут к своим сидениям. Чимин выбрал лучшие места — доплатив — в первом ряду на балконе, чтобы предоставить непревзойдённый вид. Чонгук глазеет на роскошное, первоклассное помещение с блестящим благоговением в глазах. — Тебе нравится? — спрашивает Чимин, слегка жаждущий получить одобрение своей идеи. — Очень, — уверяет он. — Спасибо тебе большое. Мина так возбуждена окружающим, так переполнена радостью, что не может усидеть на месте. Чимин пытается успокоить её, предлагая сладости и напиток, чтобы заставить её сесть и сосредоточиться. Это срабатывает, пока не гаснет свет, не открывается красный занавес и не начинается балет. Шоу потрясающе подготовлено, танцоры — профессионалы, одаренные талантом. Каждое движение, каждая мелодия вызывает сильную реакцию у Чонгука, который не может отвести глаз от сцены, наблюдая за движением балерин. Он также не может не представить Чимина на сцене. Не так давно Чимин занимался той же профессией. Он был одет так же, как мужчины на сцене: в обтягивающее трико и колготки, и он порхал, заставляя каждого зрителя в зале влюбляться в него. Всего два года назад это было его работой, тем, что он искренне любит делать, и неудивительно, что Чимин выглядит несчастно, его улыбка едва присутствует на губах. Младший жаждет взять Чимина за руку, стать источником утешения парня, но Мина сидит между ними, и он не хочет вызывать подозрений. Как только выступление заканчивается и танцоры кланяются, а публика начинает уходить, энергия Мины снова возрастает. Она управляема искусством, которое только что видела своими собственными глазами, восторгаясь балеринами и пытаясь скопировать их движения, на что Чимин крепко удерживает её и запрещает ей пробовать их выполнить. Вечер был превосходным, идеальным, прекрасным — как будто Чимину всегда было место в их маленькой семье. Пока не случается катастрофа. Когда они спускаются по лестнице к выходу, Мина почти падает. Она спотыкается на последних двух ступеньках, неправильно поворачивая ногу, и кричит от боли, разражаясь слезами. Чонгук подбегает к ней в течение нескольких секунд, любые мысли отброшены и замещены только беспокойством о его дочери. Он хватает Мину, помогая ей встать, но она просто падает в его объятия, плача. — Больно, папа. Больно. — Что болит, детка? — Моя нога. Я не могу идти. Болит, — расстроено говорит она, безутешно прижимаясь к нему. Чимин в панике, разрываясь между тем, чтобы помочь им, и увести их с пути, чтобы другие люди могли пройти. Он хватает Чонгука за плечо и говорит: — Я могу осмотреть её. Давай сначала посадим её. Чонгук быстро слушается, желая облегчить боль Мины любым способом, на который они способны. Он поднимает Мину, позволяя девочке закинуть ноги вокруг его туловища, пока он несёт её к ближайшей скамейке. Они вызывают переполох тем, как громко кричит Мина, не сдерживаясь, но Чонгука не волнуют любопытные взгляды. Он усаживает Мину себе на колени, а Чимин присаживается перед ними с сосредоточенным выражением лица. — Мина, — обращается Чимин, слегка касаясь её ноги. — Могу я осмотреть твою ногу? Это будет нормально, дорогая? Она шмыгает носом, когда отвечает: — Да. Чимин нежен со своей рукой, не прикладывая никакого лишнего давления, когда он берёт её лодыжку. Он тщательно и скрупулезно анализирует её, пытаясь вытянуть её ногу — что вызвало ещё один крик Мины — и осторожно потирая её кость. Он вздыхает, отклоняется, откидывая чёлку с лица. — Мина, скорее всего, потянула лодыжку. Чонгук чувствует, как ужас проникает в него: — Что нам делать? Пойти к врачу? — Нет-нет. Растяжения обычно не требуют немедленной медицинской помощи. Это больно, но проходит. У меня были растяжения раньше, — объясняет он. — Мы должны отвезти её домой как можно скорее, приложить лёд к лодыжке, дать ей отдохнуть и дать принять обезболивающее. Если через пять дней боль не пройдёт, мы запишемся к врачу. Процедура проста, но не успокаивает Чонгука, он знает, что его маленькая девочка испытывает боль и будет продолжать испытывать её ещё пару дней. Он хочет избавить тело Мины от каждой капли боли, не желая, чтобы она страдала. Мина успокаивается, но всё ещё выглядит расстроенной, крепко прижимаясь к отцу и ища укрытия в его руках. Он поднимает Мину на руки с тяжёлым вздохом, следуя за Чимином из театра, где их уже ждёт такси. С Миной трудно справиться по дороге домой, она жалуется и требует ответов по поводу её травмы, которых Чонгук просто не может предоставить. Однако, Чимин помогает и облегчает беспокойство Мины. Как только они возвращаются в квартиру, они тут же ухаживают за Миной. Чонгук помогает ей переодеться в пижаму, обещая, что они примут ванную завтра, поскольку не хочет тревожить её больше, чем приходится. Чимин помогает ей лечь в кровать, подоткнув под неё одеяло, пока младший идёт на кухню, чтобы найти обезболивающее для Мины и пакет со льдом. Проходит некоторое время, прежде чем Мина, наконец, успокаивается, всё ещё жалуясь на боль, но засыпает. Чонгук, наконец, может дышать, не осознавая, насколько напряжён он был после спонтанной травмы Мины. Он с тоской наблюдает, как она спит, а потом переводит взгляд на Чимина, который внимательно за ним наблюдает. — Может, тоже пойдём спать? — предлагает он, как будто у него есть комната в пределах их дома, как будто ему там самое место. Чонгук даже не может спорить. Он соглашается и говорит: — Пожалуйста. Чимин одалживает кое-какую одежду на ночь, пока они переодеваются и встречаются под одеялом. Они никогда не спали в одной постели, и кожа Чонгука начинает гореть, когда Чимин ложится рядом с ним. Проходит минута явной неловкости, нарушая новые территории и незнакомые концепции. Чонгук никогда не делил постель с другим мужчиной, если не считать Тэхёна. Нерешительность проходит, и рука Чимина обвивается вокруг талии младшего, притягивая их тела вместе. Его дыхание останавливается на секунду, глаза расширяются в темноте, в которой он надёжно скрыт. Они обнимаются в постели. — Ты в порядке? — беспокойство Чимина просачивается в его голос, и даже в полумраке Чонгук может представить мило нахмуренные брови старшего. — Да. Это просто растяжение. — Именно. Завтра пройдёт. — Надеюсь, — он замолкает, вздыхая. — Я не могу смотреть, как Мина страдает. — Могу себе представить, — с пониманием бормочет Чимин, придвигаясь ближе, чтобы их конечности переплелись под одеялом, и быстро чмокая его в щёку. — Мне жаль, что вечер закончился плохо. — Это было совсем не плохо… — Ну, может быть, и нет, но это было не идеально. Прости. Я хотел, чтобы всё было безупречно. Грудь Чонгука грозит разорваться, его дыхание учащается. Его желудок сжимается от предвкушения, мурашки бегут по коже. Он задаётся вопросом, что этот вечер значил для Чимина: было ли это всего лишь подарком для Мины или за этим стояло что-то большее. Он хочет спросить, но слова застряли где-то глубоко. Он боится сказать слишком много, слишком быстро погружаясь во всё это. — Это было потрясающе, — уверяет Чонгук. — Спасибо тебе, Чимин. Мне действительно понравилось. Проходит мгновение, прежде чем Чимин тихо спрашивает: — Могу я поцеловать тебя? Это шанс компенсировать их утраченную возможность в прошлый раз, их поспешное отступление, когда они почти поцеловались, прежде чем Тэхён грубо прервал их. Чонгук не отрицает. Он думал об этом с тех пор, представлял себе, как губы Чимина будут прикасаться к его, и влюбится ли он ещё больше, если это произойдёт. Он так сильно хочет поцеловать Чимина. — Да… пожалуйста. Чимин задерживает жест, кажется, колеблясь, прежде чем продолжить наклоняться. Они ёрзают по кровати, но руки Чонгука слепо находят талию парня, глаза закрываются, а губы соединяются. Это сладко и нежно, каким и должен быть первый поцелуй, с намёком на смущение, которое быстро сменяется страстью. Чимин целует деликатно, обхватывая его щёки и не набирая темп, пока им не становится полностью комфортно. Сердце Чонгука стучит в груди, желание кричит в нём, когда он стискивает Чимина. Старший отстраняется и мягко говорит: — Это было нормально? — Более чем, — спешит заверить парень. — Ничего, если я поцелую тебя снова? — Да. Всё нормально. Они целуются снова, и это похоже на первый раз. На этот раз Чимин переходит на следующий уровень, осторожно углубляя поцелуй, что заставляет младшего резко проникнуть глубже в личное пространство Чимина. Они начинают страстно целоваться, атмосфера наполняется большим жаром и пылом, когда их губы соприкасаются. Только десять минут спустя, когда губы Чонгука обкусаны и опухли, всё ещё сохраняя вкус Чимина, он снова устраивается на кровати. — Продолжай целовать меня так, — просит он. — Как пожелаешь.