Moves Like Magic

DNCE — Toothbrush

Чонгук не уверен, как описать это чувство. Он не думает, что способен описать его словами, нарисовать красками или сыграть ту эйфорию, которая течёт по его венам, оставляя его удовлетворённым и умиротворённым. Он никогда и не представлял, что будет способен достичь этой точки, и знает, что пути назад нет — он целиком и полностью поглощён всем, что касается Пак Чимина. Чимин всегда был приятен в знакомстве и общении. С тех пор, как они встретились в первый раз, и Чимин исключительно хорошо поладил с Миной, его очарование производило сильное впечатление — Чонгук знал, что ему нравится Чимин. Теперь у него есть привилегия держать старшего за руку, когда бы ему этого ни захотелось. Целовать его губы, когда ему вздумается. Обнимать Чимина сзади, покачивая их тела из стороны в сторону и наслаждаясь близостью. Они устанавливают комфортный распорядок, который подходит им обоим. В те дни, когда у Мины есть занятия балетом, она возвращается домой с Чимином, и парень обычно остаётся на ночь. В другие дни недели Чимин заходит к ним после своей смены и иногда остаётся с ночёвкой, а иногда уходит домой, когда посчитает нужным. Они пытаются не пересекать слишком много барьеров, не желая шокировать Мину и, в конечном счёте, заставить сопротивляться. Самый важный человек в этом уравнении — Мина. Однажды, забрав дочь из детского сада, Чонгук подсаживается к ней и передаёт перекус из йогурта и банана. Она начинает весело есть, размазывая молочный продукт по губам. Чонгук неодобрительно цокает языком, начисто вытирая её: — Итак, Мина… что ты думаешь? Насчёт того, что Чимин часто заходит и проводит со мной время? Мина пожимает плечами, её бессмертная любовь к Чимину не утихает ни на миг: — Всё хорошо, — просто говорит она без замысловатости в голосе. — Чимин хороший. — Так и есть. — Мне нравится, когда он у нас дома. — Мне тоже, Мина. — Он останется? — на этот раз в её голосе слышится надежда. Чонгук придвигается вперёд, чтобы поцеловать её в лоб, и говорит: — Я очень на это надеюсь. Их отношения, сами по себе, здоровы и процветают. Они всё ещё осторожны друг с другом, не зная, что они могут или не могут делать. Им следует установить некоторые правила, некие границы и жёсткие ограничения, но Чонгук пытается не надумывать. Он хочет, чтобы всё было как можно более естественным, желая наверстать упущенное время. Все эти годы — всю свою жизнь у него не было возможности принимать ухаживания, узнавать кого-то, находясь в романтических отношениях. Чимин загадочен, как и всегда, но он становится более раскованным. Они ходят на свидания, больше разговаривают и узнают прошлое, настоящее и планы на будущее друг друга. Чимин нерешительно делится какими-то вещами, но как только начинает говорить, ему становится комфортно, и он расслабляется. Они сидят в одном из любимых тайских ресторанчиков Чонгука, который тот регулярно посещает с Миной и Тэхёном, сидя друг напротив друга. Их заказ только принесли, и Чонгук настороженно наблюдает, как Чимин ковыряет лапшу, почти не ест, а, скорее, отвлекается на свою бутылку соджу. — Чимин, детка, — произносит Чонгук, когда наблюдает это добрую минуту, и это начинает беспокоить его, он слегка толкает голень старшего под столом. — Ты ничего не ешь. — О, — возвращается к реальности парень, моргая. — Прости. Кажется, я не голоден сегодня. — Я понимаю. Но всё же попробуй. После этого Чимин делает попытки, и это несколько успокаивает. Чонгук поражён красотой старшего, наблюдая, как пухлые губы парня медленно, но верно кусают лапшу. Он часто ловит себя на том, что смотрит на Чимина, когда выдаётся возможность, очарованный парнем, в которого влюбляется с отчаянной быстротой. — Когда… когда я был в балетной труппе, — заговаривает Чимин минутой позже с дрожащим голосом, будто он не уверен, позволено ли ему вообще упоминать об этом. Его глаза застилает неуверенность, а улыбка тускнеет, — у меня были строгие ограничения на приём пищи. — О. Да, ты упоминал об этом. — Это было изнурительно, — Чимин смеётся над этим, пытаясь скрыть очевидные переживания по данной теме и стереть затяжную, неразрешённую боль. — Это было действительно утомительно. Мой тренер в Лондоне возлагал на меня большие надежды, считал, что мне суждено стать звездой, и в какой-то момент я стал постоянно работать, просто чтобы угодить ему. Я много работал над своим телом и ещё больше над своим приёмом пищи, до такой степени, что стал пренебрегать ею. Он никогда добровольно не откровенничал о себе, поэтому тот факт, что Чимин пытается открыться сквозь боль, слышащуюся в его словах, заставляет грудь Чонгука заныть. Он ценит всякую дверь в жизнь старшего, которую тот приоткрывает для него. Без раздумий он использует свободную руку, чтобы прикоснуться ею к руке Чимина, обеспечивая тихую поддержку. Чимин продолжает, хотя и с трудом: — С тех пор как я ушёл, было очень трудно просто… просто есть, не беспокоясь. — Сейчас у тебя нет никаких ограничений? — Вовсе нет. Танцевальная академия вроде как создана мной и Хосоком, так что мы не устанавливали никаких строгих правил, — ему удаётся улыбнуться этому. — Но ты всё ещё испытываешь трудности? — Да, — выдыхает Чимин. — Наверное, эти привычки нелегко стереть. — Я понимаю, — Чонгук правда понимает, отказ от привычек, которые укоренились в тебе — всегда нелёгкий труд, а в случае Чимина — чрезвычайно нелёгкий. Младший задумывался о привычках в еде Чимина, не в силах сопротивляться тому, что он обращает внимание на всё, что видит. — Впредь я постараюсь быть более внимательным к этому, хорошо? Улыбка Чимина ослепляет: — Никто никогда не был ко мне так добр, как ты, Чонгук. — Очень сомневаюсь, — с терпеливой улыбкой возражает младший. Его свободная рука змеится по столу, накрывая руку Чимина. — Ты объездил весь мир. Без сомнения, тебя встречали с добротой и любовью. — Может быть, но это никогда не имело такого значения, как с тобой. У Чонгука нет подходящего ответа, поэтому он позволяет словам повиснуть в воздухе между ними, смакуя вложенную в них искренность. Он оглядывает слабо освещённый ресторан, глядя на посетителей, занятых своей едой и компанией, и осторожно целует костяшки пальцев Чимина. Он не уверен в их позиции в отношении публичного проявления чувств, но не хочет чувствовать себя ограниченным, желая поделиться своей вспыхивающей нежностью. Чимин выглядит так, будто готов растаять прямо на месте, лёгкий румянец покрывает его щёки. Обычно собранный парень слабеет перед Чонгуком, становясь податливым от их прикосновений и поцелуев. Они оба словно подростки, приспосабливающиеся к их отношениям. После свидания в ресторане Чимин провожает младшего домой, но отказывается зайти. Он настаивает на том, что давно не видел четырёх стен своей собственной квартиры, и задаётся вопросом, удалось ли Юнги-хёну поддерживать нормальную жизнь, пока он ночевал у Чонгука. Он не хочет, чтобы Чимин уходил. Он пристрастился к его присутствию, запаху одеколона старшего, остающимся на его простынях поутру, и тому, как покачиваются бёдра Чимина, пока он расхаживает по спальне, будто он второй хозяин дома. Когда Чимин рядом с ним, жизнь Чонгука кажется… посильной, менее напряжённой. Он чувствует, будто ему не о чем беспокоиться, а его сомнения касаемо будущего уменьшаются. — Ты уверен, что не хочешь остаться? — Чонгук надеется, что его голос не звучит отчаянно, утыкаясь носом в шею старшего. Чимин тихо посмеивается: — Я хочу остаться, поверь, но будет лучше, если я этого не сделаю. Я приду завтра, ладно? — Да, пожалуйста. Чонгук по уши влюблён, испытывая свою первую связь с другим парнем, которая считается чем-то серьёзным. Они встречаются совсем недолго, всего месяц, но это нечто особенное. Чонгук никогда не влюблялся так сильно, так быстро. Чимин появился в их жизни и каким-то образом сумел изменить всё к лучшему. Это жалко, но Чонгук хочет большего, нуждается в большем. Они целуются, прежде чем расстаться, младший смотрит, как Чимин удаляется, и его фигура исчезает, когда он достигает автобусной остановки. Он делает глубокий вдох, прежде чем вернуться в дом, Мина уже ждёт его прихода. Это так же хорошо, если не лучше — когда Мина подбегает к нему. Он поднимает дочь, осыпая всё её личико поцелуями, пока она радостно пищит. Она не спрашивает о Чимине, и он также не заговаривает об этом. Они проводят остаток вечера на диване, пока ей не удаётся заснуть, свернувшись калачиком у парня под боком, Чонгук относит её наверх в её кровать.

***

— Ты хочешь, чтобы я уложил её спать? — ошарашенно спрашивает Чимин. Мина, очевидно, готова ко сну. Обычно она устраивает мини-истерику, не желая идти в кровать и переодеваться на ночь. Она будет цепляться за любой предлог, чтобы остаться внизу подольше: она голодна, она хочет досмотреть фильм, она хочет провести время с Тэхёном, пока её практически не утаскивают наверх. Уложить спать любого ребёнка — тяжёлое испытание. — Да, ты должен научиться этому, — просто отвечает Чонгук, складывая бельё. Старший выглядит озадаченным: — Что, если я всё испорчу? — Не испортишь. Ты же видел, как я укладываю Мину всё время. — Но… я не её отец, в отличие от тебя. Парень говорит настойчиво, не зная, что делать и сомневаясь. Чонгук вздыхает, закрывая дверцу стиральной машины и подходя к Чимину. Он притягивает старшего к себе, нежно целуя его кадык. — Нет, ты не её отец, — соглашается он. — Но ты становишься кем-то важным в её жизни. — Я понимаю. — Тебя это пугает? — спрашивает Чонгук почти со страхом, но жаждущий честности. Глаза Чимина находят его, отчаяние виднеется в его тёмных зрачках: — Немного? — отвечает он тихо, чтобы не обидеть младшего. — Я просто не ожидал, что буду встречаться с отцом-одиночкой, и я ценю каждую минуту, правда, но это большой шаг для меня. — Я знаю, — Чонгук чувствует себя очарованным, целуя его в щёки. — Я горжусь тобой. Ты способен на это. Процедура проста — почисть ей зубы, переодень в пижаму и почитай книгу на ночь, если она захочет. Это действительно благодарный труд. Старший колеблется ещё минуту. Чонгук испытывает искушение забрать свои слова обратно и сказать, что всё в порядке, если Чимин не готов к этому. Он готов потратить больше времени, заниматься отходом ко сну Мины до тех пор, пока Чимин не будет готов сделать следующий шаг в их отношениях. — Окей, — наконец произносит Чимин. — Думаю, я смогу это сделать. Он исчезает в комнате малышки, а Чонгук продолжает заниматься обязанностями по дому в ожидании ночи, оставляя бельё у двери гостиной, чтобы сложить его позже. Он убирает на кухне, вытирая столешницы и расставляя вымытую посуду по местам. Он беспокоится, что само собой разумеется, учитывая, что он не укладывает Мину спать самостоятельно, и часть его не удовлетворена. Это продолжается до тех пор, пока Чимин не возвращается в гостиную спустя двадцать минут. К этому времени младший переместился в гостиную, включил поздние телешоу и закусывает попкорном. Улыбка Чимина большая и ликующая. Он падает на диван рядом с Чонгуком и тянется за едой. — Как прошло? Чимин усмехается, тщательно пережёвывая, прежде чем ответить: — Думаю, я могу к этому привыкнуть.

***

Пришло время Чонгуку посетить квартиру Чимина. Единственная проблема в том, что дом Чимина — это свалка. Он едва ли бывает дома, чтобы привести его в порядок, что оставляет эту обязанность на его соседа по комнате — Юнги, который старается изо всех сил, но неизбежно квартира остаётся в беспорядке — вещи разбросаны по всей квартире, а не находятся на своих местах. По сравнению с аккуратным, ухоженным жилищем Чонгука, квартира Чимина — это полный стыд. Он тратит целый день на генеральную уборку. Он приводит в порядок каждую комнату в квартире, убеждаясь, что они выглядят аккуратно, а вещи разложены по местам. Чимин вытирает пыль со всех возможных поверхностей, прежде чем пропылесосить каждый дюйм. Он хочет, чтобы комнаты сверкали по окончании его тяжелой работы, хочет, чтобы место было чистейшим. Юнги с интересом наблюдает за ним с дивана, видя его неутомимую борьбу, но не предлагая никакой помощи. — Ты правда до смерти влюблён в этого Чонгука, не так ли? — он криво усмехается. — Это просто необходимость. Здесь не должно быть так грязно, вне зависимости от присутствия моего парня. — Так он теперь твой парень? Этот вопрос поражает его, это что-то, о чём он раньше не задумывался. Нет никаких сомнений, что они встречаются, они сделали этот шаг вместе, рука об руку. Чонгук без проблем открывает свою жизнь Чимину, позволяя ему углубиться в интимную сторону своих отношений с дочерью. Чимин, по сути, взял на себя роль опекуна, судя по тому, как он помогает с Миной, теперь регулярно укладывая её спать в ночное время. Иногда самостоятельно, иногда в присутствии Чонгука. Они встречаются уже почти три месяца, непрерывно и вообще без каких-либо заминок. Они просто никогда не навешивали ярлыков на себя. — Наверное? — заключает Чимин. — Я спрошу у него сегодня. Прежде чем разговор может развиться дальше, раздаётся стук в дверь, который прерывает ход их мыслей. Чимин вздрагивает, паникуя, когда оглядывает квартиру, высматривая любые недостатки, чтобы исправить их. Юнги вздыхает, толкая Чимина ногой. — Всё в порядке, — обещает он. — Иди, приведи своего парня. Как бы гламурно ни выглядела жизнь Чимина с его приключениями на других континентах, его квартира не отражает ни одного из них. Он нервничает из-за того, что впустил Чонгука в своё личное пространство, в часть своей жизни, которую он всегда тщательно скрывал, чтобы избежать осуждения. Он подходит ко входной двери с дрожащими руками, задерживая дыхание, когда открывает, чтобы встретиться с Чонгуком. Младший выглядит расслабленным, на его лице нет и намека на осуждение. В одной руке он держит бутылку вина, в другой — букет роз. Его волосы не уложены, пушистые и лёгкие, они спадают на лоб парня, а его одежда повседневная. Он выглядит поразительно красивым, даже не делая для этого попыток, и сердце Чимина неизбежно замирает. — Привет… — голос Чимина затихает, нежность захватывает его. Он раскрывает свои руки, в которые Чонгук без колебаний падает, шаркая вперёд и крепко обнимая парня. Тепло окружает Чимина, и он сожалеет, когда отстраняется, улыбка появляется на его губах. — Извини, в моей квартире нет ничего особенного. Чонгук качает головой, оглядываясь вокруг: — Тут мило. Уютно. Юнги поднимается при появлении парня, кивая головой в знак приветствия. Его жёсткая манера держаться тут же тает, сменяясь дружелюбным выражением лица. Он шагает к Чонгуку, пожимая ему руку. — Рад снова тебя видеть. Я пойду, — прощается он. — Увидимся позже, Чимин. — Пока, хён. Как только Юнги исчезает, и они остаются вдвоём, напряжение Чимина, кажется, увеличивается. Он хочет произвести впечатление на Чонгука, доказать, что они совместимы, несмотря на его скромное жилище, которое он никак не хотел делать более домашним. Чонгук, с другой стороны, не выглядит обеспокоенным. Он уверенно заходит на кухню, оставляя вино и розы на стойке. — Приготовим что-нибудь? Вечер проходит божественно. Нет никаких происшествий, никакой неловкости между ними двумя. Чонгук чувствует себя комфортно в новом помещении, передвигаясь по квартире, будто это уже его второй дом. Они вместе готовят ужин, Чонгук сидит на столешнице и болтает ногами, пока Чимин готовит креветки и варит пасту. Они вместе устраиваются на диване, сплетаясь друг с другом. Чонгук лежит на мягком сидении, его ноги на коленях Чимина, пока они кормят друг друга. Это отвратительно по-домашнему, словно они старая супружеская пара и это их обычный вечерний ритуал. На заднем плане идёт повтор какой-то дорамы, но парни не слишком поглощены сюжетной линией и персонажами. Скорее, они пьяны от любви… и от вина. Выпивший Чонгук — сплошное очарование. Его нос сморщен, глаза расфокусированы, пока он безудержно хихикает. Он всё время льнёт к Чимину, кладёт голову ему на грудь и прислушивается к сердцебиению старшего. Он пересказывает старые истории, рассказы о Мине и её истериках, её счастливых днях. Чимин впитывает всевозможную информацию о парне, желая узнать больше. К концу вечера — когда они убедились, что Мина спит в безопасной компании Намджуна — они возвращаются в постель. — Трахнешь меня снова? — миленько предлагает Чонгук, раздвигая ноги с застенчивым выражением на лице. Чимин не думает, что сможет устоять перед ним. Он не думает, что когда-нибудь устанет изучать детали Чонгука, запоминая каждый выступ на его теле и каждую родинку на его коже. Он хочет посвятить всё своё время парню, позволяя своим губам блуждать по каждому дюйму и целовать всё, до чего достанет. Чонгук извивается на матрасе, теперь, когда они оба обнажены и предоставлены друг другу, его руки сжимают простыни. — Хочу снова почувствовать тебя внутри себя, — шепчет он срывающимся и хриплым голосом. — Пожалуйста, возьми меня. Сделай меня своим. Чимин больше не медлит. Он неторопливо растягивает Чонгука, убеждаясь в отсутствии сопротивления, прежде чем начинает трахать младшего. Он начинает медленно, каждый толчок глубокий и приходится по комку нервов, их тела прижаты друг к другу. Они становятся одним целым, их руки дарят касания, а вздохи вырываются в рты друг друга. — Быстрее, — умоляет Чонгук. — Я знаю, что ты способен на большее. — Я не хочу причинять тебе боль, — рычит Чимин, двигая бёдрами быстрее, но с осторожностью. — Я… — он задыхается, запинаясь от напора, прежде чем для пробы вильнуть бёдрами навстречу, — не хрустальный, Чимин. Выеби меня. Чимин больше не тратит время, запрограммированный на то, чтобы доставить Чонгуку удовольствие любыми возможными способами. Он хочет подарить парню безграничное количество удовлетворения, хочет быть подушкой безопасности, чтобы они могли опираться друг на друга в случае необходимости. Он хочет угодить. Чимин меняет позу, ставя Чонгука на четвереньки и начинает двигаться с безжалостной скоростью. Каждый толчок грубый, их кожа шлёпается друг о друга, пока Чимин вбивается в парня. Чонгук цепляется за простыни на кровати в поисках опоры, а его стоны становятся настойчивыми и бесстыдными. С каждым толчком он выкрикивает имя Чимина. Они кончают вместе. Младший кончает от непрерывной стимуляции, даже не притронувшись к себе, громко крича и пачкая простыни. Чимин не отстаёт, спуская в презерватив всего на секунду позже. После того, как они вместе принимают душ, оказавшись снова под одеялом, Чимин выпаливает вопрос, который вертелся у него в голове. — Чонгук… Парень сонно мычит с опускающимися веками: — Мм? — Мы встречаемся? Глаза Чонгука широко распахиваются, он задумчиво молчит, прежде чем ответить: — Я думаю, да. Мне бы этого хотелось. — В таком случае, это большая честь для меня — быть твоим парнем. Вскоре после этого они засыпают, обнявшись. Чимин не может вспомнить, когда он спал лучше.

***

Всё развивается исключительно хорошо. Жизнь Чимина всегда была нелёгкой, от начала до конца. Хотя он и был наделён большим количеством прав, имея богатых родителей с властью и возможность следовать любому желаемому карьерному пути с их состоятельностью, он никогда не был по-настоящему счастлив. Понятие счастья никогда не вписывалось в жизнь Чимина, который обычно был поглощён одиночеством, неудовлетворённостью и болью, которые следуют за ним на каждом шагу его жизни. Он был в удачном положении. Обучение в Нью-Йорке у знаменитостей, выступления с выдающимися пьесами в Лондоне в рядах королевской труппы. Проживание в роскошной части Сеула с невероятным соседом, работа с лучшим другом. Но он никогда не был счастлив. Сейчас, думает Чимин, он достиг этой точки. С присутствием Чонгука, украшающим его жизнь, и такой лапочкой, как Мина, которая является неотъемлемой частью его повседневности — он не думает, что его жизнь может быть лучше. Даже избалованная, далёкая мечта о выступлении на сцене ослабела в его голове, он больше не стремится к возможности показать свой талант. Он странным образом смирился с его судьбой, считая щедрой наградой преподавать другим. Сегодня вечером он должен встретиться с Чонгуком. У них очередное свидание, на этот раз они бесцельно прогуливаются по району Каннам. Они планируют найти какой-нибудь случайный ресторан, походить по магазинам, посидеть в кафе и говорить, пока у них не кончатся слова. Жизнь ярче с Чонгуком. Чимину лишь нужно отработать мучительную смену. Хосок встречает его, как только он заходит в здание, вздыхая и сбрасывая с себя кожаную куртку. Его хён просматривает почту, доставленную в танцевальную академию, с безразличностью на лице, бросая конверты в кучу. — О, — он передаёт одно письмо Чимину. — Из Лондона, адресовано тебе. — Из Лондона? — спрашивает с интересом Чимин, забирая у него письмо. Он опускает взгляд, видя отпечатанный знак Королевского оперного театра. Его глаза расширяются, а сердце замирает, пока он быстро засовывает конверт в карман. Хосок скептически прищуривается: — Ага. Не прочтёшь его? — Позже. — О, хорошо. Ладно. Когда твоё первое занятие? — Через час, — отвечает он, уже уходя в сторону студии. — Мне нужно подготовиться. Пока. Хосок бросает на него вопросительный взгляд, но не оспаривает его спешку, махая рукой, прежде чем вернуться к сортировке почты. Чимин заходит в студию, комната полна ослепительного света, лучи которого проникают сквозь огромные окна. Он делает глубокий вдох, вдыхая знакомый запах своей студии и комфорт помещения. Лондонский Королевский оперный театр не связывался с ним с тех пор, как он ушёл. Его тренер, фанатичный и сверхдраматичный человек, жаждущий только успеха Чимина, был обескуражен. Он играл на чувстве вины Чимина, чтобы заманить его обратно в свою ловушку, восклицая, что труппа падёт без его навыков, которые придают достоинство их команде. Он всегда возводил Чимина на пьедестал, считая его превосходящим, даже несмотря на его значительную нехватку опыта по сравнению с его коллегами. Когда же мужчина принял тот факт, что Чимин действительно уходит, он принялся откровенно игнорировать Чимина, плохо с ним обращаться и заставлять его уйти. Что он теперь хочет сказать? Является ли это письмо извинением за своё неподобающее, детское поведение, что он принял близко к сердцу, вместо того, чтобы оставаться исключительно профессиональным? Или же это письмо человека, проглотившего свою гордость, чтобы попросить Чимина вернуться? Чимину не нравится ни один из вариантов. Он отказывается прочесть письмо, погружаясь в повседневную рутину. Он растягивается, слушая мягкий ритм своего танцевального плейлиста, и разогревается. Чимин кружится по комнате, безукоризненно выполняя повороты. Балетный сертификат, как признание его работы, что зарыт в ящике с хламом в его кабинете, всплывает в памяти парня. Больше никогда, он пообещал. Больше никогда. Письмо совершенно забыто. После их свидания с Чонгуком, Чимин вернулся домой и спрятал его под наволочку. У него нет никакой смертельной потребности проверить, прочесть слова, написанные его бывшим тренером и боссом из места, полного фальши. Он не хочет поддерживать какую-либо форму общения с единственным человеком, от которого он стремился сбежать. Вместо этого, он погружается в Чонгука. Всё своё свободное время он проводит в квартире младшего. Они выходят на прогулку с Миной, выбрав временно открытый для жителей района парк с аттракционами — отличный вариант для семей. Они покупают Мине браслет, предоставляющий доступ ко всем частям парка. Парни по очереди составляют девочке компанию на аттракционах, сначала Чонгук, затем Чимин, пока второй делает фото. Они присаживаются у уличной палатки с едой, наслаждаясь картошкой с расплавленным сыром и жирными бургерами. Это кажется невозможным, но каким-то образом их отношения продолжают развиваться. Они впервые спорят о том, что нужно уделять друг другу больше времени, когда Чонгук становится слишком занятым дополнительными часами в кофейне, в свою очередь пренебрегая своей дочерью и Чимином. Это спор, во время которого они не повышают голоса, лишь выражая несогласие и заканчивая объятиями и извинениями, вцелованными в кожу друг друга. Чимин не совсем понимает свою роль в жизни Мины. Он не хочет брать на себя роль второго отца, принимая решения, над которыми властен только Чонгук, но он чувствует, что имеет немного больше прав, чем незнакомец. Тем не менее, старший ждёт, что Чонгук скажет об этом, чтобы обозначить чёткие границы. Он терпелив и может подождать. Теперь, когда Чимин занят, постоянно уделяя свободное время своей второй семье, мысли о письме даже не приходят ему в голову. До тех пор, пока они не проводят вечер вместе, Чимин упаковал сумку с вещами, чтобы остаться на ночь, а не ехать домой на ночном автобусе. Они собрались на кухне — Мина читает сборник рассказов за обеденным столом, произнося слова громко и величественно, пока Чимин наблюдает за готовкой Чонгука. Они расслабленно обмениваются фразами, когда у Чимина звонит телефон. Обычно он полностью посвящает своё время отцу и дочери, когда остаётся у них, не желая отвечать на сообщения и звонки. Он переводит звонок на голосовую почту, продолжая фразу, которую хотел сказать, прежде чем его телефон звонит снова всего минутой позже. Чонгук прекращает помешивать говядину, оглядываясь через плечо: — Тебе лучше ответить, детка. Он хмурится, глядя на имя абонента — незнакомый номер, который он не узнаёт. Он смотрит на него с недоверием, обдумывая, кто бы это потенциально мог быть. Наверное, кто-то из Лондона или Нью-Йорка, кто изменил свой номер, или Чимин его удалил. — Ладно, — бормочет Чимин, принимая вызов. — Алло. После долгой паузы хриплый незнакомый голос произносит: — Пак Чимин? — Да, это он. Чем могу помочь? — Здравствуйте! — продолжает жизнерадостный голос, узнаваемый британский акцент отчётливо звучит в его тоне. Чимин может представить улыбку на лице человека даже по телефону. — Меня зовут Пол, я новый координатор Королевского оперного театра. — О, — из его лёгких будто выкачали весь воздух и заменили свежей волной тревоги. Она оседает глубоко в его животе, заставляя его внутренне паниковать. Чимин не ожидал, что с ним свяжется кто-то из труппы, воображая, как они сдадутся и будут жить дальше, не сохранив печально известное имя Чимина в памяти. Он не знает, почему они снова ворошат прошлое. — Чем могу быть полезен? — он ничего не может с собой поделать, его голос становится холодным, безжизненным и колким. Внезапная перемена привлекает внимание Чонгука, выключая плиту, чтобы полностью уделить внимание телефонному звонку. — У Вас есть минутка для разговора? — продолжает Пол, уже несколько нерешительно, будто он знает, что затронул больную тему и пытается ретироваться в безопасную зону. — Зависит от того, о чём Вы хотите поговорить. — Разве Вы не читали письмо, которое я отправил Вам почти месяц назад? Письмо, которое до сих пор спрятано у него под наволочкой, совершенно забытое. Чимин отодвинул его на задворки своего сознания, где оно не могло его побеспокоить, не желая углубляться в ту же историю, от которой он пытается избавиться. — Нет. Приходя к осознанию, что он пока не готов признать перед Чонгуком, что происходит, он извиняется и выходит. Младший обеспокоен, но Чимина не останавливает, только кивает и указывает на входную дверь, чтобы тот мог выйти. Взволнованный, он не смотрит ни на Чонгука, ни на Мину, выбегая из квартиры и вниз по ступенькам, пока не оказывается на свежем воздухе. Суровая погода кажется подходящей, соответствующей его настроению, когда он мрачно присаживается на кирпичную ограду. — Что ж… — нервно смеётся Пол, отчаянно пытаясь сохранить видимость профессионализма. — Это было разовое предложение. — Предложение чего? — Контракта в Королевском оперном театре. Горький смешок вырывается у Чимина прежде, чем он может сдержать его, тяжело выдыхая: — Я однажды уже сбежал оттуда, Пол, и возвращаться не собираюсь. — Знаете, мы расследовали дело Вашего бывшего босса? — продолжает он, видимо, зная все ниточки, за которые следует подёргать, все способы манипулирования Чимином, чтобы заманить его назад в Лондон. — Его уволили за неподобающее поведение. — Как и следовало. — Не позволяйте одному человеку изменить Ваше мнение о нашей престижной компании. — Пол, — он прерывает мужчину, неспособный терпеть ни секунды этого разговора. Воспоминания нахлынули на него, вторгаясь в его мысли и мешая пробираться сквозь темноту. Он не хочет вспоминать. — Не обижайтесь, но ваша компания ужасна. — С тех пор мы изменились. Теперь я главный. И я хочу видеть Вас здесь. — Вы не можете просто потребовать, чтобы кто-то вернулся на работу, которую он когда-то бросил. — Из-за ошибки, — деловито говорит Пол. — Мы предлагаем Вам повышение, сделку, от которой просто невозможно отказаться. Я знаю, как танцор, как важно Ваше увлечение, и мы предлагаем платформу для Вас, которая позволит превзойти и выйти за рамки Ваших собственных ожиданий. Мы, компания и Ваши новые коллеги, поможем Вам в этом. Вас поставят в новую постановку с совершенно другими людьми. — Я не могу, я не стану… — Может, Вы хотя бы согласитесь взглянуть на письмо, которое я отправил ранее? — не сдаётся Пол, не принимая отказ за ответ. Настойчивость в его голосе не дрогнула ни на миг. — Если хотите, я могу отправить новое. — Как Вы меня нашли? — Чимин, Вас не так уж трудно найти. Вы востребованы, талантливы, и все вокруг знают об этом. Ваша академия хорошо известна в Корее. Потребовался лишь один запрос в Гугле. Чимину хочется рвать волосы на голове, ему хочется упасть на колени и кричать во всю глотку. Ему хочется сломаться — поскольку он никогда не позволял себе этого, заставляя себя оставаться спокойным и просто двигаться дальше, забыть, подавить — и плакать до истощения и боли. Единственного фактора, который заставил его бежать с предыдущей работы, больше не было. Но была вещь, которая стоила того, чтобы остаться в Сеуле. Две вещи, если уж на то пошло. Два важных человека. — Я не могу ничего обещать, — наконец отвечает Чимин, даже когда не может найти силы в собственном голосе. — Прошло два года, и я хорошо устроился в Сеуле. — Мы предложим Вам больше. — Мне всё равно. — Просто прочти письмо, Чимин. Подумай об этом. Это твоя мечта, то, чего ты всегда хотел. Я наблюдал за твоими выступлениями, изучал твой послужной список. — Мне нужно идти, — говорит Чимин, желая остаться наедине со своими мыслями. — До свидания. Он бросает трубку. Ждёт. Он откидывает голову назад и смотрит на потемневшее небо, видны отблески звёзд, но они выглядят и чувствуются вне досягаемости. Он резко выдыхает, закрывая глаза и прислушиваясь к статичному шуму в своей голове. Его мозг работает со скоростью тысяча миль в час, и он не может успокоить его, не может ухватиться за собственные мысли. Чимин пишет Чонгуку — парню, в которого он быстро и легко влюбляется, будто это и должно быть так непринуждённо, тому же парню, который терпелив с ним, тому же парню, который показывает свою привязанность в маленьких, но значительных жестах — и говорит, что ему нехорошо, и сегодня он пойдёт домой, а завтра вернётся. «Ладно…» — пишет в ответ Чонгук. «Я волнуюсь, но мы поговорим завтра. Береги себя, детка»

***

Fink — Looking Too Closely

Проходит ещё два дня, прежде чем Чимин набирается смелости и позволяет своей руке скользнуть под наволочку, чтобы достать конверт, который он так долго пытался спрятать. Он больше не может прятаться. Он должен столкнуться лицом со сделанным ему предложением, и, возможно, он сможет разорвать бумагу и выбросить её. Может, он выстроит стену между собой и своей давней мечтой, чтобы притвориться, что это больше не цепляет его. Когда Чимин впервые приехал в Сеул с пустыми руками и последним чеком от оперного театра, он больше не знал, кем он является. Он отбросил свою единственную цель в жизни, будто она ничего не значила, недолго думая, прежде чем вручить своё заявление об уходе бывшему боссу и выйти из здания с высоко поднятой головой. Это было просто совпадение, счастливый случай, что его контракт заканчивался, новая подпись под новым набором правил требовалась от него уже на следующей неделе. Он увидел возможность и воспользовался ею. Чимин помнит, как были недовольны его родители. Даже сейчас он может воспроизвести в голове те болезненные телефонные звонки, выжженные в его памяти. «Ты хоть когда-нибудь чего-то добьёшься, Чимин? Мы позволили тебе заниматься балетом, а ты сдался. Почему ты постоянно позоришь нас? Что ты теперь будешь делать?» Он помнит, как переосмысливал своё решение. Дни были долгими, когда он чувствовал себя ужасно одиноким, но ночи были ещё длиннее, когда, лежа без сна на матрасе, он с беспокойством крутил в голове вопросы. Должен ли он вернуться к выступлениям? Должен ли он поддаться скрытым мотивам этого человека, позволить ему манипулировать, выкраивать Чимина своими ограничениями так, как ему вздумается? Должен ли он позволить своему психическому здоровью ухудшиться и погубить себя? Или он должен оставаться верным себе и избегать того, что кажется неправильным? Встреча с Хосоком была глотком свежего воздуха. Чимин наконец-то снова мог дышать. Хосок появился словно торнадо, вырывая с корнем жизнь Чимина. Он танцевал на улицах Сеула, привлекая внимание, в том числе внимание Чимина. Однажды парень предложил Чимину присоединиться, и вместе они собрали группу зрителей, которые платили им, будто они устроили выступление. Они обменялись номерами, и с тех пор их дружба никогда не прекращалась, их бизнес-план сформировался вскоре после этого, и внезапно, у Чимина снова была работа. Преподавание какое-то время казалось ему чуждым. Он пришел к выводу, что это не для него, в одну, полную слёз ночь, пока Хосок крепко сжимал его в объятиях. Он открыл Хосоку своё прошлое, рассказал о том дискомфорте, который он испытывал, о той суровой жизни, которую он проживал в соответствии с ожиданиями. Так много грёбаных ожиданий. «Мы создадим команду вместе, Чимин-а. Я и ты. Никаких правил, никаких ожиданий. Только я и ты, братишка.» Они остались верны своим словам, и теперь у них есть академия с сотнями студентов, которая растёт каждый день. Чимин сидит, скрестив ноги, на кровати с конвертом в руках, его трясёт, а от мыслей кружится голова, когда он ловкими пальцами срывает печать. Он внезапно останавливается, прежде чем собраться с духом и вытащить письмо. Новый контракт. Только шесть месяцев в качестве испытания. Двойная оплата. Ведущая роль. Новое обещание, новая жизнь. Лондон. Квартира в престижном Кенсингтоне. Обещания за обещаниями, всё так заманчиво для Чимина, и так поверхностно. Поэтому он делает то, что знает лучше всего: он продолжает игнорировать этот вопрос.

***

— Ты такой тихий. Чимин выходит из транса, погружённый в собственные мысли, и поднимает взгляд на своего парня. Мороженое тает в стаканчике, размазывая по пальцам липкую жидкость, которая позже будет мешать. Он стонет, облизывая кожу между пальцами в надежде избавиться от вещества. Чонгук внимательно и с опаской смотрит на него, прищурившись. Он уже несколько дней начеку. — Я в порядке, — говорит Чимин извиняющимся тоном, продолжая есть мороженое. — Извини. Я не хотел быть тихим. — Это ничего, — свободная рука Чонгука лежит на бедре парня, слегка сжимая его. Они не надоедливы в публичном выражении чувств: иногда держатся за руки и мимолётно касаются, но ничего больше. Чимин уверен, что Чонгук разрывается, желая прижать его к себе и избавить от всех беспокойств. — Я много думал о тебе в последнее время. — Да? — это заставляет губы Чимина растянуться в улыбке. — О чём конкретно? — Ну, — он краснеет. — Если честно, я всегда думаю о тебе. Но в последнее время ты словно нарочно отдаляешься от меня. Сердце Чимина останавливается на минуту, и в него врывается сожаление. Он и не думал отталкивать Чонгука во время собственного кризиса, не желая, чтобы младший чувствовал себя брошенным из-за него. Это меньшее, что он заслуживает. — Прости. Я… Я не знаю, что со мной не так. — Всё в порядке, детка. Я просто хочу помочь. — Нет, не в порядке, я не могу… — Чимин запинается, пытаясь сформулировать свои мысли так, чтобы в конечном счете не разрушить нечто столь драгоценное между ними. И хотя между ними нечто бесспорно особенное, они всё ещё новички в отношениях, и один толчок может стать их концом. — Просто… я сейчас очень устаю. Что не является полностью ложью. Он пойман с поличным, потому что Чонгук не выглядит ни капельки убеждённым, щуря глаза. — У тебя сейчас есть свободное время. Ты должен набираться энергии, а не тратить её впустую. Ты всё ещё ходишь в студию, тренируешься? — Нет, — честно отвечает он. Он не ходит. Он проводил время с Юнги, обдумывая и решая, что делать с предложением из Лондона. В глубине души он знает, что не хочет, чтобы оно ускользнуло от него, и отказывается признать этот факт. — Тогда почему ты устал? Теперь вопросы стали более настойчивыми, слова более грубые, как будто Чонгук не готов принять бессмысленное, глупое объяснение за ответ. Младший знает, когда следует настоять на своём. — Просто устал, — теперь его тон резче. — Но почему? — Потому что! — спорит он в ответ, зная, что звучит как ребёнок, закатывающий истерику — почти как Мина — и это унизительно, он пытается укрыться плащом, защитить себя, чтобы ему не пришлось признавать факт предложения. Потому что признание этого означает причинение вреда их отношениям, а это означает, что возможный конец может быть близок. Чимин к этому не готов. Он наконец-то нашёл то, что хочет лелеять, и не хочет, чтобы это ускользнуло от него. Чонгук удивленно моргает, услышав, как повышается его голос: — Что-то не так, — продолжает он на удивление спокойно. — После того загадочного телефонного звонка что-то случилось, а ты мне не говоришь. — Мне обязательно всё тебе рассказывать? — Нет. Но мы встречаемся. То, что касается тебя, касается и меня. Твоя проблема становится моей проблемой, потому что я хочу помочь, Чимин. Разве это так плохо? Я хочу облегчить твою ношу, когда ты чувствуешь тяжесть, я хочу нести её за тебя, потому что ты больше не одинок. Теперь у тебя есть парень, и я рядом. Чимин делает паузу. Он размышляет, снова и снова прокручивая мысль в голове, прежде чем выпалить её. — Мне сделали предложение. Признание заставляет Чонгука оживиться:  — Предложение? Какое предложение? — Новый контракт в Королевском оперном театре в Лондоне. Начинается новая постановка, и они хотят, чтобы я взял на себя главную роль, они считают меня незаменимым и жизненно важным членом команды. Они предлагают мне вознаграждение, приличную зарплату. Они предлагают единственную мечту всей моей жизни. Последовавшая за этим тишина оглушает. В груди Чимина болит, он чувствует, как его органы сжимаются от отсутствия немедленной реакции со стороны парня. Никаких поздравлений, никаких прыжков от радости и криков облегчения, счастья. Вместо этого он молчит. Суета в парке продолжается, как обычно — дети кричат, играя на площадке, а матери собираются вместе, приглядывая за ними. Наконец, Чонгук говорит: — Это замечательно, Чимин. Его голос кроток и едва слышен, но искренность в нём присутствует. Чонгук действительно рад за него, он думает, что это хорошо, и это очевидно. — Даже не знаю. — Ты должен принять его, — продолжает он, твёрдо веря в это. — Это была твоя мечта. Сразу видно, что это твоя страсть. Это то, что привлекло моё внимание к тебе в первую очередь, Чимин. Твой талант. Дар от природы, такой настоящий. Ты должен принять его. — Но… — Ты это заслужил. Ещё одна невыносимая пауза молчания, прежде чем Чимин произносит: — Ты хочешь, чтобы я поехал? — Дело не в том, чего я хочу, — просто говорит Чонгук. — Хочешь ли этого ты? Он обдумывает вопрос. Часть его в ужасе, боится, что он вернётся в Лондон и его карьера снова будет лишена радости. Он не хочет снова застрять в колее, относясь к своей страсти как к рутинной работе, а не тому, чего он желает. Он не хочет вернуться в Лондон и обнаружить, что контракт — это обман, а он вынужден иметь дело с бывшим боссом, вынужден вернуться к своему кошмару. Другая его часть знает, что он сильно пожалеет, если не сделает этого. Если он не воспользуется этим шансом сейчас, он никогда не получит его снова, и он будет преподавать до конца своей жизни. Это то, чего он действительно хочет от жизни? — Да, — отвечает Чимин, даже когда его голос срывается. — Хочу. — Тогда поезжай, — будто это так просто, будто они могут отбросить месяцы прогресса, достигнутого в их отношениях. — Езжай и следуй за тем, чего ты всегда хотел от жизни.

***

Чонгук пытается убедить себя, что всё в порядке. Что они разберутся с этой проблемой. Расстояние — это ничто, с разницей в часовых поясах можно жить. Он уверен, что влюбляется в Чимина, рано или поздно это чувство станет сильным, и он не сможет бороться с ним. Он не хочет отпускать парня, не хочет возвращаться к одиночеству. Он пытается. Чонгука задевает за живое, когда он забирает Мину с уроков балета в обычную среду, наблюдая за Чимином, окружённым девушками и их попечителями, когда он прощается с каждой девочкой. Он выглядит поразительно красивым, как и всегда, с яркой улыбкой на лице, уделяя каждой ученице одинаковое количество внимания. К парню приходит осознание, что Чимина здесь скоро не будет. Его не будет здесь, чтобы преподавать уроки, его имя будет удалено из танцевальной академии, его профессионализм на занятиях исчезнет. Эти девочки останутся без наставника, у Мины больше не будет учителя, которым она восхищается. Эта мысль донимает его, постепенно отравляет организм и перерастает в нечто негативное, нечто неприятное. Когда Мина подбегает к нему после занятия, крепко обнимая и радостно восклицая об уроке Чимина и его выходках за тот час, что они протанцевали — он понимает, что у Мины больше не будет подобного опыта во время этих занятий, у неё не будет Чимина, чтобы направлять её в течение часа, которого она с нетерпением ждёт каждую неделю. Так появляется горечь. Осознание ранит его ещё сильнее той же ночью, когда они заканчивают заниматься сексом, рухнув друг на друга, отходя от оргазма. Чимин был жёсток и неумолим в своих толчках, не давая младшему времени отдышаться с каждым резким движением. Со страхом он спрашивает: — Когда ты уезжаешь? В Лондон. Когда ты должен быть там? Чонгук не уверен, почему он спрашивает. Он не хочет слышать ответ, не хочет начинать готовиться к неизбежному обратному отсчету, который маячит перед ними. Они проделывают успешную — и болезненную — работу, игнорируя тему разговора, притворяясь, будто никакого дедлайна между ними и нет, и делая каждую минуту более напряжённой, чем прошлая. Чимин молчит долгое мгновение, прежде чем вздохнуть: — Через месяц. Четыре недели. Скоро буду заказывать билеты. Волна страха захлёстывает Чонгука, заменяя каждую предыдущую мысль оптимизма полным неверием и недоверием. Он никогда не имел дел с отношениями раньше, до Чимина, и нет никаких шансов, что он сможет выдержать отношения на расстоянии. Они будут очень заняты. Между ними будет разница в восемь часов, расстояние между Лондоном и Сеулом ошеломляюще велико. Он не сможет достичь Чимина одним телефонным звонком, если понадобится, не сможет совершить короткую прогулку до студии или его квартиры, не сможет встретиться с ним на полпути, не сможет открыто выразить свои тревоги, если их будут разделять тысячи миль. Как они вообще найдут время друг для друга? Как вообще они будут двигаться вперёд в их непростых отношениях, находясь на разных концах мира? Это не может сработать. Нет и возможности, что это сработает. — Эй, ты в порядке? — Чимин шепчет вопрос с ноткой опасения. Чонгук хочет избавить его от сомнений. Он хотел бы нарисовать радужную картину, где их ждёт счастливый конец. Он хотел бы пообещать ему будущее с участием их всех. Но правда в том, что он и сам в этом не уверен и никогда особо не любил врать. — Да, — отвечает он, чувствуя себя не в своей тарелке. — Конечно. Чонгук решает, прямо в тот момент, что должен обезопасить себя и свою дочь.

***

— Значит, ты уезжаешь? Выражение лица Хосока пустое, без намека на проявление внутренних эмоций, чтобы показать, что он действительно чувствует. Он выстраивает прочную стену между собой и Чимином, его язык тела напряжён, а губы вытянуты в тонкую линию. Перед хёном Чимин чувствует себя ребёнком, которому дают нагоняй. Его голова опущена от стыда, пальцы скручены вместе в покорной позиции. Именно этой части он боялся больше всего — сказать Хосоку, что их бизнес, который они начали вместе, будет полностью оставлен на него. Что ему придётся продвигать их небольшое стремление в жизни, которое на самом деле оказалось успешным. — Да, — шепчет Чимин. — Через три недели. — Три недели, и ты только сейчас говоришь мне об этом? — Это был неожиданный план! — спешит он оправдаться, не желая казаться неадекватным и безразличным перед хёном. Он отчаянно пытается донести свою искренность, подходя ближе к старшему. — Предложение обрушили на меня, у меня был небольшой отрезок времени между принятием его и переездом туда. Я принял его. Я еду. — И куда? — Лондон. — Обратно в Лондон? — Хосок выглядит озадаченным. — Ты же ненавидишь это место. — Я не смогу уважать себя, если не попробую ещё раз, — шепчет он. Обеденный перерыв в академии проходит устрашающе тихо, преподаватели и студенты уже давно покинули здание и впитывали в себя влагу, которая обрушилась на город после долгих перемен в погоде. Они стоят друг напротив друга с пугающими взглядами, что заставляет Чимина чувствовать себя невозможно маленьким. Хосок обдумывает, как реагировать, выражение его лица искажается болью, раскаянием и, наконец, знаками согласия. — Это то, чего ты действительно хочешь, Чимин-а? Чимин не уверен. Он ещё не полностью настроился на Лондон, не желая быть сломленным, если тот не оправдает его ожиданий во второй раз. Но он приучен быть открытым новому, шагать в неизвестность и смотреть, куда его это приведёт. — Не знаю. Но мне нужно попробовать. — Я не хочу, чтобы ты уезжал, — честно отвечает Хосок, его глаза полны непоколебимой решимости. — У нас здесь своя жизнь, которую мы построили вместе. Не уходи. Даже Чонгук не умолял его, ни разу не попытался повлиять на его выбор. Его парень был тихим и поддерживающим по-своему. Хосок, с другой стороны, не жалеет о том, как он просит, умоляя своими глазами-бусинками. Чимин ненавидит то, что это неизбежно — он несмотря ни на что причинит Хосоку боль, потому что знает, что должен принять предложение. — Мне очень жаль, хён. Но я должен поехать.

***

Тэхён прижимает Чонгука к своей груди, проворными пальцами перебирая спутанные волосы младшего. Он напевает себе под нос тихую мелодию, успокаивающий звук которой наполняет тихое пространство шумом. Он прерывисто выдыхает, прижимаясь ближе к своему лучшему другу и сосредотачиваясь на напеве. — Он уезжает, — прямо заявляет Чонгук. Тэхён останавливается, чтобы ответить: — Я знаю. — Я впустил его в свою жизнь, а он покидает меня. — Я знаю. Чонгук крепко зажмуривается, перед глазами темнеет, пока он пытается успокоить себя: — Я впустил его в жизнь Мины. Она полюбила его, и теперь он уезжает. На этот раз Тэхён невольно делает паузу, прежде чем с сожалением пробормотать: — Я знаю. — Не могу поверить, что он уезжает, — говорит младший хриплым голосом. — Я не хочу этого. — …Я знаю, детка. Я знаю. Утешения Тэхёна не помогают ему, не облегчают тревогу, растущую в груди, и желчь, подкатывающую к горлу. Это не помогает избавиться от негатива, который преследует его, вселяя ужас от представления жизни, где Чимин не радует своим появлением в «Старбаксе» во время его смены, где они не ходят на свидания или невинно целуются, пока Мина не смотрит, потому что это якобы отвратительно. Чонгук был строг в отношении тех, с кем он общается, кому он доверяет достаточно, чтобы впустить их в свою жизнь. Денег у него немного, доход необычайно мал, а квартира тесна и отчаянно нуждается в генеральной уборке. У него нет родителей, и мать его ребёнка бессрочно отсутствует. Но для Чимина он сделал исключение. И теперь он расплачивается за это. Он глуп, глуп, глуп, потому что втянул себя в это, потому что позволил себе окунуться в это с головой. Потому что позволил своей дочери принять ещё одну родительскую фигуру в свою жизнь, и теперь она почувствует пустоту без Чимина. Квартира станет унылой и пустой. Чонгук нерационально зол. В конце концов, ему не стоит злиться. Это мечта Чимина, единственное, за чем он неустанно гнался с тех пор, как начал танцевать ещё подростком. Он будет счастлив оказаться в Лондоне, в королевских, престижных балетных домах, и всё же он зол. Так чертовски зол. — Мне не стоило встречаться с ним, — шепчет Чонгук, глубоко сожалея о своём поступке. — Зачем я это сделал, хён? — Думаю, ты любишь его. — Не говори так, — его голос хрипит от отчаяния, силясь понять, что он сейчас чувствует. Он не хочет быть влюблённым, но это, вероятно, так и есть. Жалко. — Блять. — Я с тобой, — произносит в конце концов избитую фразу Тэхён, не находя, что ещё мудрого сказать. Нет ничего, что могло бы смягчить ситуацию. Это будет больно, будет жечь, и сломает его. — Всё в порядке. Ты можешь плакать. Чонгук плачет, как в тот день, когда он потерял Хану.

***

Его действия целенаправленны. Он знает, что делает, и не может остановиться, даже если бы попытался. «Это к лучшему», убеждает он себя, начиная заполнять своё расписание, чтобы меньше времени проводить с Чимином. Если Чимин собирается уехать меньше чем через месяц, он должен начать отстраняться, чтобы неизбежное не сокрушило его полностью. Он должен сделать это для себя, и особенно для Мины. Тем не менее Чимин замечает это почти сразу. Он сидит в «Старбаксе» во время одной из смен Чонгука, слегка надув губы, наблюдая за тем, как парень расхаживает по кофейне. Он не удостаивает Чимина и взглядом — хотя тот выглядит превосходно, пусть и устало, даже немного печально — когда проводит по столешнице, собирая пустые кофейные кружки. — Ты давно не заходил, — небрежно заявляет Чимин, хотя беспокойство просачивается в его голос, он не в состоянии скрыть свои чувства. — Занят, — отвечает младший. — Чем? — С Тэхён хёном. — О, — Чимин помешивает ложечкой кофе, добавляя ещё сахара, но не делает ни глотка. Он, вероятно, слишком сладкий сейчас, в любом случае, учитывая то, как Чимин продолжает добавлять гранулы в качестве эффективного отвлечения. — Я просто… Знаешь, я уезжаю через три недели… Болезненное напоминание. Чонгук тяжело вздыхает, заставляя себя оставаться отстранённым. Он возвращается за стойку, убирая посуду в раковину. Он не удивлён, что Чимин идёт прямо за ним, становится около стола и внимательно смотрит на него. — Я знаю. — Так почему же мы не проводим время вместе? — продолжает давить он. — Прости, — произносит он совсем не извиняющимся тоном. — Я постараюсь найти для тебя время. Чонгук зовёт Чимина к себе два дня спустя, зная, что он не сможет избежать неустанных вопросов, которые у старшего есть для него. Постоянно. Он не хочет признавать свой мастерский план отстранения, потому что он пытается защитить себя, поэтому вместо этого он заманивает Чимина в свой дом, чтобы продолжить притворство. Однако он всё же отправляет Мину к Тэхёну с ночёвкой. Чимин хмурится, когда понимает, что в квартире тихо, никаких звуков маленькой девочки, вызывающей хаос, как обычно, телевизор не играет громко на заднем плане. Ни единого следа присутствия Мины, украшающей это маленькое место. — А где Мина? — хочет он знать первым делом. — У Тэхёна. — Но… почему? У Чонгука в груди болит, но он отказывается признать укол, не желая поддаваться своим эмоциям. Он подходит к дивану, плюхается на сиденье и подзывает Чимина. Если у них осталось три недели, а дни пролетают, он может попытаться сделать это терпимым для них обоих. Скоро у него не будет привилегии свободно прикасаться к Чимину, чувствовать его всем телом. — Она закатила истерику, и я отправил её к хёну, чтобы отдохнуть, — врёт он. Чимин не убеждён, но не спорит, не желая возражать отцу. Он выглядит неуверенным, с сомнением оглядывая гостиную, как будто стены дадут ему ответ на внезапную смену в их отношениях. Почти счастливая пара больше не испытывает бесконечного количества радости, заменённой отвратительной неловкостью. Вместо того, чтобы высказать своё мнение, он подходит и садится рядом с Чонгуком. Они молча смотрят фильм. Время от времени Чимин поднимает глаза и внимательно изучает младшего, всматриваясь в его лицо. Он ищет ответы на вопросы, которые слишком боится задавать вслух, но не получает их, в конечном счёте, пряча голову под руку Чонгука. Они не касаются друг друга. Они не целуются. Это кажется странным, и Чонгук ненавидит это, но это необходимо. Три недели, и он уедет. «Так будет лучше», убеждает он себя. Позже той же ночью они трахаются. Чимин обрушивает своё разочарование на Чонгука. Толчки резкие и ударяющие прямо по его простате, безжалостные в погоне за оргазмом и пренебрегающие стояком Чонгука, упирающимся ему в живот. Они не смотрят друг на друга, голова Чонгука откинута на подушку, а глаза зажмурены, пока он хватается за простыни. Через три недели у них больше не будет секса. Как только они кончают, Чонгук перекатывается по кровати и принимает душ, возвращаясь в комнату только когда он уверен, что Чимин заснул.

***

Следующий шаг в отдалении — отстранить Мину от её уроков балета. Это, пожалуй, самая трудная задача на данный момент. Он может справиться со своей собственной болью, подавить её настолько, чтобы не добраться до неё, и игнорировать страдания, чтобы сохранить свою жизнь нормальной. Он не плачет. Он даже не думает о двух с половиной неделях, оставшихся до того, как Чимин соберёт вещи и улетит в Европу. Восемнадцать дней. Но Мине всего пять лет, и она не совсем понимает такие ситуации, неприспособленная к овладению защитными механизмами, которые отталкивают людей. Он трус, поэтому не обращается к Чимину напрямую, застигнув однажды Хосока врасплох за пределами танцевальной академии. Хосок наверняка знает, что Чимин уезжает, потому что они опубликовали объявление о приёме на работу опытного танцора-универсала. Однако Чимин незаменим, и Чонгук воображает, как старший будет недоволен любым, кто расположится в офисе Чимина. — Хён! — Чонгук зовёт парня, подбегая к нему. — Могу я поговорить с тобой минутку? Хосок вздрагивает от случайного окрика своего имени и чуть не проливает кофе на себя. Он заметно расслабляется, когда понимает, что это всего лишь Чонгук, и его губы растягиваются в усталой улыбке. — Гукки, — нежно отвечает он, щуря глаза. — Чимин внутри, заходи… — Нет-нет. Мне нужно поговорить с тобой. — Оу, — Хосок останавливается, сузив глаза с явным подозрением. Он закрывает дверь здания на замок, обращая своё внимание на младшего. — Конечно, конечно. Всё в порядке? — Я… — Чонгук был так уверен, что это правильный выбор, но теперь, когда он стоит здесь, ему стыдно облекать просьбу в слова. То короткое время, что он имел удовольствие знать Чимина, включало в себя разговоры, дни с Хосоком, и ему нравится старший. Как он может так огорчить Хосока? — У меня есть просьба. — Окей? — Ну, не совсем просьба. Я даже ни о чём не прошу. Я просто. Я должен сказать тебе это. — Гукки, ты пугаешь меня, — признаёт Хосок, нервозность просачивается в его голос, когда он добавляет дрожащий смешок. — Мне нужно, чтобы ты отстранил Мину от занятий балетом, — он делает паузу, тишина заполняет напряжённость между ними, и он сглатывает, прежде чем продолжить. — Мне также нужно, чтобы ты вернул аванс, который я внёс за следующие две недели. Выражение лица Хосока меняется с расстроенного на… нейтральное, болезненно холодное. Он изучает его лицо, прежде чем вздохнуть, протягивая руку, чтобы коснуться предплечья Чонгука. — Это потому, что Чимин уезжает? Чонгук не нуждается в ещё одном напоминании. Он резко отступает назад, отказываясь смотреть, как рука Хосока спадает, словно обжигая его. — Просто сделай это, хён. Я больше не хочу, чтобы Мина посещала эти занятия. — Гукки… — Мне нужно идти. Можешь отправить деньги на мой адрес. Спасибо, хён. Чонгук разворачивается на пятках и бредёт обратно в сторону своей квартиры, надеясь, что это последний раз, когда ему придётся приблизиться к танцевальной академии.

***

Позже тем вечером весь ад вырывается на свободу, подавленные эмоции и слова показываются, чтобы сыграть в жестокой борьбе. Чонгук готовится к ночи, приготовив и съев ужин час назад. Мина сонная, признаки усталости видны на её личике, когда она зевает, валяясь на диване. Он сидит рядом с ней, прижимая её к себе, пока они разговаривают. Фразы Мины короче, чем обычно, невнятные от усталости после долгого дня. — Пора спать, Мина? — предлагает он, убирая чёлку с её лба. Мина тянет: — Хочу остаться с тобой. Не хочу спать. Она послушный ребёнок и, как правило, выполняет приказы отца. Иногда случаются истерики, частые притворные слезы, когда её требования не выполняются, но в целом она хорошо себя ведёт. Единственное мучение — это ночь, она всегда ненавидит ужасное «время сна», хотя и легко следует распорядку, как только её заманивают в комнату. — Но ты так устала, дорогая. Пора спать, м? — Нет! — протестует она ещё громче. — Мина… Прежде чем их маленький спор может продолжиться, раздаётся неустанный пронзительный стук в их парадную дверь. Он вздрагивает от неожиданного появления неизвестного посетителя, настороженно глядя на Мину, чьи глаза закрываются. — Я должен открыть дверь, Мина. Сейчас вернусь. Она ничего не говорит, сонно перекатываясь в сторону, чтобы он мог встать. Чонгук идёт ко входной двери, наполовину ожидая Тэхёна или Намджуна по другую сторону, но лишь тревожится, когда находит там Чимина. Старшего просто не узнать. Он выглядит возмущённым, лицо искажено болью, а глаза угрожающе прищурены. Его кулаки сжаты по бокам, ноздри раздуваются, когда он пристально и многозначительно смотрит на Чонгука. Он делает шаг в квартиру незваным гостем, как будто он хозяин этого места, и аура, которую он излучает, неприятно раздражает Чонгука.

Steve Kazee — Leave

— Что ты творишь? — шипит Чонгук. — Это просто смешно, Гук. Я могу спросить тебя о том же. Тон Чимина пустой. Непривычно слышать в его голосе холодность, старший никогда прежде не направлял в его сторону такую горечь. — Что случилось, Чимин? — Ты отстранил Мину от занятий балетом, — говорит Чимин, понижая голос на октаву и сокращая расстояние между ними. Он поднимает кулаки и прижимает их к стене, чтобы сблизить их. — Ты… ты прекратил её посещение академии? Хосок уже сказал ему. Он думал, что у него будет больше времени, чтобы придумать правдоподобное оправдание, но теперь он столкнулся с яростью Чимина без подготовки. Он хочет чувствовать вину за свои действия. Но он уже начал возводить барьер между ним и старшим, так что он не чувствует ничего, кроме печали о том, кем бы они могли быть. — Я знаю, — говорит Чонгук. — Почему? — Потому что, — он пожимает плечами. — Разве это проблема? — «Разве это проблема?», — выплёвывает Чимин, быстро моргая. — Она любит балет, ей нравятся мои занятия. С чего бы тебе это делать? — Я её отец. Я могу делать всё, что захочу. — Отказывая ей в том, что она любит делать? Это для её же блага, Чонгук? Если у тебя проблемы с деньгами, я могу помочь. Чонгук обиженно фыркает, отступая назад: — У меня нет проблем с деньгами. — Тогда почему? Помоги мне понять, потому что до меня не доходит, — теперь голос Чимина звучит так жалобно, что удивительно, как он ещё не разрыдался. Его глаза расфокусированы и полны страдания, а радужки хранят умоляющий взгляд. Прежде чем он успевает ответить, Мина выходит из гостиной на шум. Даже в сонном состоянии она заметно оживляется при виде Чимина. Они не виделись почти семь дней, что было редкостью, когда обычно они общались четыре-пять раз в неделю. — Чимин! — визжит она заметно замедленным голосом, когда подбегает к нему. Чонгук не останавливает свою дочь, у него нет сил, чтобы физически разделить их, когда он наблюдает, как они делят сердечное объятие. Чимин берёт её на руки и целует в щёки, а Мина крепко обнимает его. — Я скучал по тебе, Мина. — Я тоже, — бормочет она, зевая. — Ты можешь уложить меня спать? — Если твой… — Нет, — вмешивается Чонгук достаточно твёрдо, чтобы поставить точку, и видит, как лицо Чимина превращается в удручённое, свет исчезает из его черт. — Нет. Мина, давай, пойдём спать… — Нет, папа. Мне нужен Чимин. — Мина, сейчас же. Суровый голос заставляет глаза Мины налиться слезами, её надутая нижняя губа дрожит, и она крепче прижимается к Чимину. Старший напрягается, язык его тела становится жёстким и сдержанным: — Она расстроена, Чонгук, — он произносит его имя так, словно они незнакомы, расстояние теперь кажется ещё более болезненным. — Давай я уложу её спать, и мы продолжим разговор. Чонгук хочет возразить только из упрямства, но он также не хочет больше расстраивать Мину. Особенно ночью. Он не отвечает, молча давая своё разрешение, и бредёт на кухню. Он слушает, как Чимин и Мина тихо разговаривают, входя в спальню и закрывая за собой дверь. Тишина окутывает Чонгука, когда он стоит один на кухне. Он хватается за столешницу, опираясь головой о шкафчик. Он хотел оттолкнуть Чимина, но это становится трудным, не тогда, когда тот не понимает намёка. Он открывает бутылку красного вина, наливает себе бокал и делает большой глоток. Напиток крепкий и сухой, как раз такой, как ему нравится. Он продолжает пить, пока в кухне не появляется Чимин. Они молчат, пока Чимин повторяет его действие, хватая всю бутылку и делая большой глоток вина. Они находятся в непосредственной близости, вдыхая ту же жёсткую атмосферу, но ни один из них не обменивается ни словом. Проходит несколько минут, прежде чем Чимин начинает говорить: — Я спрошу тебя ещё раз. Почему ты отстранил Мину от занятий? — Я не обязан перед тобой отчитываться, — говорит он. — Она моя дочь, и я буду делать всё, что захочу. Чимин выглядит измученным: — Что с тобой происходит, Чонгук? Ты отталкиваешь меня. Мы почти не видимся, ты поменялся сменами, так что я не могу навещать тебя во время перерыва на работе. Ты всегда занят. Ты мне больше не пишешь. Мы встречаемся и всё же, я чувствую, что не знаю, кем является мой парень. Хуже всего то, что ты больше не подпускаешь меня к Мине, и я не могу этого вынести. Чонгук зажмуривается, не желая смотреть правде в глаза. Это тот момент, когда он ломается. Он не был готов к этому, но жизнь преподносит ему сюрпризы, боль за болью, и он просто должен справиться с этим. — Я бы предпочел, чтобы всё так и оставалось, — он пытается что-то сказать, но его голос напряжён, а глаза стекленеют от сдерживаемых слёз. — Ты улетаешь, Чимин. Восемнадцать дней. — Восемнадцать дней — это много времени… — Мне не нужно ограниченное время, — перебивает младший, стараясь говорить ровным тоном, потому что не хочет терять самообладание. Чимин не сделал ничего плохого. Он пытается исполнить желание своей жизни, но это причиняет боль Чонгуку, поэтому он скорее уберёт себя из уравнения, нежели почувствует мучения. — Я не хочу иметь конечную дату наших отношений, я не хочу засыпать, думая, что у меня есть ещё несколько дней, прежде чем тебя здесь не будет. Я этого не хочу. — Мы справимся, — в отчаянии говорит Чимин. Он громко ставит бутылку, протягивая к нему руку, но Чонгук быстро отмахивается от прикосновения и поднимает руку, чтобы остановить его. — Пожалуйста, детка. Это всего лишь полгода. Мы сможем это сделать. Мы можем говорить по скайпу и вы можете приезжать и… — Перестань, Чимин, — хрипло произносит он. Чонгук пытался не плакать, но плотина прорвалась, и подавленный плач, который он хоронил в себе, вырывается наружу. — Пожалуйста, остановись. Я не создан для этого. Я не могу это сделать. — Почему ты не хочешь попробовать? — Так будет лучше. Я не смогу сделать это. — Гукки… — Не называй меня так, — огрызается Чонгук. — У меня никогда раньше не было отношений, но я решился, и теперь всё это причиняет мне боль, ясно? Так будет легче. Наступает пауза, затем глаза Чимина мрачнеют: — Ты сказал, что рад за меня. Ты сказал мне пойти на это. — Я не врал насчёт этого. Я рад за тебя… — Ты сейчас ведёшь себя так эгоистично. Чонгук останавливается, слово врезается в него. Эгоистичный. Был ли он эгоистом? Всю свою жизнь он ставил Мину на первое место. Он никогда не думал о себе, никогда ни с кем не встречался, никогда не заводил друзей. Все его мысли, время, деньги и любовь были предназначены только Мине. Единственный раз, когда он думал, что побудет эгоистом, он принял Чимина в свою жизнь и едва ли шесть месяцев спустя он вынужден попрощаться. Это уже слишком. Чимин осознаёт свою ошибку, потому что немедленно извиняется: — Чёрт, нет. Гук. Ты не эгоист, я просто… Это…ты не можешь так поступить со мной. Почему бы тебе не попробовать отношения на расстоянии? Почему бы тебе не дать шанс? Я хочу быть с тобой, я лю… — Ты должен уйти, — объявляет Чонгук, спокойно обрывая его. С него хватит, это продолжалось слишком долго, их разговор должен был закончиться многим ранее, и он не должен был позволять ему и Мине взаимодействовать. — Не делай этого. — Мы закончили, Чимин, и я хочу, чтобы ты покинул мою квартиру. Чонгук отворачивается, потому что у него болит сердце, грудь разрывается, и его тошнит. Он сдерживает рыдания, которые ему нужно взять под контроль, его дыхание опасно учащается. Он стоит лицом к окну, глядя на беззвёздное, тихое сеульское небо перед собой. Мгновение Чимин не двигается с места. В комнате между ними царит враждебность, невысказанные слова и тяжёлые сожаления. Чонгук хочет обнять Чимина, хочет поцеловать его, хочет попрощаться с ним так, как тот того заслуживает. Он хочет, чтобы Чимин процветал и рос, хочет, чтобы он поехал в Лондон и стал лучшим танцором. Но при этом он должен защитить себя. Больше от Чимина не слышно ни слова, когда он выходит из квартиры так же громко, как и появился. Оставшись один, Чонгук позволяет себе расплакаться.

***

Дни кажутся длинными. Чонгук пытается пережить их, не плача, подавляя нарастающие страдания и боль. Мина всё больше и больше осознаёт отсутствие Чимина, начинает задавать вопросы и требовать ответы. Он решает, что должен сказать правду, готовя Мину к неизбежному горю. Они ужинают вместе, сидя друг напротив друга, когда Чонгук прочищает горло. — Мне нужно тебе кое-что сказать, дорогая, — его голос особенно сладок, зная, что новости, которые последуют за этим, будут совсем не такими. Мина поднимает глаза: — Да, папочка? — спрашивает она с набитым пастой ртом. Она глотает и широко улыбается. — Что такое? Чонгук опускает вилку, его горло сжимается при одной мысли о том, как Мина отреагирует. Он понятия не имеет, но он ожидает рыдания. Он не хочет быть гонцом с плохими вестями или причиной отчаяния девочки, но он должен сказать ей рано или поздно. Чем скорее, тем лучше. — Чимин с нами почти не общается. — Я знаю, — она надувает губы, выглядя искренне расстроенной этим фактом. — Я скучаю по нему, папа. Когда он вернётся? — Вообще-то, малышка… насчёт этого… — его голос, должно быть, звучит растерянно, потому что теперь он полностью завладел вниманием Мины, и ничего не подозревающие глаза уставились прямо на него. — Не думаю, что мы увидим его ещё какое-то время. — Почему? — Чимин уезжает в другую страну. Он будет танцором балета, малышка. Мина разрывается между радостью и болью, в её глазах появляются слезы: — Уезжает? — Да, Мина. Он не будет жить рядом с нами. — Значит, я не смогу с ним видеться? — Я… — Чонгук замолкает, жалея, что нет лучшего способа нанести этот удар, но он знает, что не может приукрасить правду. Он не может уменьшить боль, которая приходит рука об руку с известием об отъезде Чимина. — Нет, малышка. Он будет жить слишком далеко, чтобы навещать его. Мина тихо всхлипывает и спрашивает: — Он не попрощался со мной? — Нет, нет, нет, — Чонгук встаёт со своего места, переходя на её сторону. Вид плачущей Мины всегда трудно принять, он хотел бы устранить её страдания и навлечь их на себя. Он заключает девочку в объятия, прижимая к себе так крепко, как только может, когда она начинает хныкать от комфорта. — Он попрощается, я обещаю. Ты увидишь его один раз, прежде чем он уедет. Но мне нужно, чтобы ты знала, чтобы ты была готова. Ладно? Она всхлипывает: — Я не хочу, чтобы он уезжал, — причитает она, сильно хлопая Чонгука по груди. — Останови его! — Мина, перестань… — Пожалуйста, папа. Я люблю его. Он мой второй папа. Второй папа. Это прожигает его до самого основания, его лёгкие наполняются воздухом, а грудь сдаётся. Он вжимается в Мину и ничего не может с собой поделать, не может сдержать слёз, безудержно рыдая. Мина начала воспринимать Чимина как вторую родительскую фигуру, и это причиняет боль, заставляя вновь обретённую горечь по Чимину вырасти. — Мне очень жаль, Мина. Больше он ничего не может сказать, чтобы обеспечить достаточное утешение. Мина испытывает агонию, и он может только обнять её, разделить с ней боль через свой собственный плач. В ту ночь он укладывает её в постель, но она прижимается к нему, продолжая хныкать. В конце концов, она выматывается, засыпая, и у Чонгука не хватает сил, чтобы встать с кровати.

***

Спальню Чимина, всю его жизнь можно упаковать в три коробки и два чемодана. Теперь комната опустела, и его голос эхом отдаётся в пространстве, которого иллюзорно стало больше. Он оглядывает маленькое гнёздышко, которое ему удалось устроить для себя, запоминая каждый уголок и сохраняя воспоминания, которые он создал здесь. Проживание с Юнги всегда доставляло ему удовольствие, помогало ему преодолевать самые тяжёлые испытания, и мысль о том, что рядом с ним не будет его хёна к следующей вершине, на которую ему предстоит подняться, ужасает. Юнги, человек немногословный и находящийся в своих собственных мыслях, пожелал Чимину удачи в его новом приключении, подарил ему деньги и безоговорочную поддержку. Они с Хосоком сидят на его пустой кровати без простыней и одеяла, которое валяется в другой части комнаты. Они оба молчат, не хватает слов, чтобы выразить горько-сладкое ощущение, которое витает в воздухе между ними. — Думаете, я принимаю правильное решение? — наконец спрашивает Чимин, оглядываясь через плечо. Они оба отвечают не сразу, бросая друг на друга взгляды, прежде чем Хосок, наконец, произносит: — Конечно же. — Мне так не кажется. — Это то, чего ты хочешь, не так ли? Чимин хмурится: — Думаю, да. — Иди сюда, — Хосок похлопывает по месту рядом с собой на кровати, подзывая его вперёд. Парень неуклюже шаркает ногами, с его губ срывается тихий вздох, когда он прижимается к боку Хосока. — Ты никогда не узнаешь, пока не попробуешь, верно? — Верно… — он делает паузу, нахмурив брови. — Но прошлый раз закончился плохо. — Ты изматывал себя, подстрекаемый своим боссом, и сломался, — терпеливо перебивает Юнги. — Теперь его нет, его заменил кто-то, кто будет принимать твои интересы во внимание в первую очередь. Чимин хочет верить своим хёнам, хочет довериться им и слепо пойти навстречу этому. В прошлый раз он ушёл из балетной труппы по обстоятельствам, к которым он никогда не хотел бы возвращаться. Он ни за что не захочет снова встретиться со своим бывшим боссом, манипулирующим и гоняющимся за прибылью, не обеспечивающим достаточного ухода за своими танцорами. — А что, если всё будет так же? — Это ведь всего лишь испытательный срок, не так ли? — уточняет Хосок, проводя пальцами по волосам парня успокаивающим движением, которое заставляет его расслабиться. — Ты можешь вернуться к нам в любое время, детка. Наши сердца всегда открыты для тебя. Эти слова заставляют Чимина покраснеть, его сердце расцветает, пока он тает от прикосновений Хосока. Он чувствует себя особенным со своими друзьями и не сомневается, что они никогда не оставят его, не заставят его чувствовать себя плохо из-за желания следовать своим мечтам. Они с самого начала поддерживали его, и этот случай — не исключение. Чимин в долгу перед ними, и он не думает, что когда-нибудь сможет отплатить им. — Спасибо, — бормочет он, не находя ещё слов, чтобы выразить свои истинные чувства. Ни один из них не говорит ничего в ответ, наслаждаясь уютным молчанием между тремя парнями. Они впитывают драгоценное время, которое у них есть, каждая секунда тикает, приближая их к неизбежному прощанию. Чимин чувствует себя в безопасности, потому что у него всегда есть дом рядом со своими хёнами.

***

LANY — Walk Away

Сегодня — день прощания с Миной. Ровно через три дня он вылетает в Лондон. Обратный отсчёт подходит к концу, ближайшее будущее не за горами, и его новая жизнь вот-вот начнётся. Всего через семьдесят два часа он сядет в самолет, улетит из своей жизни в Сеуле и начнёт новую. Но это самая болезненная часть. Прощание, которого он боится, неспособный успокоить нервы и держать их под контролем. Он ждёт у дверей квартиры Чонгука, его ладони вспотели, а зрение подводит из-за испытываемого головокружения. Чимин не хочет разбивать сердце Мины. Проходит несколько минут ожидания, прежде чем дверь открывается и появляются Чонгук и Мина, выходящие из комплекса рука об руку. Они оба выглядят несчастными, оба осознают ситуацию и хаос, через который им предстоит пройти. Сердце Чимина сжимается в груди, укол вины пронзает его, когда он чувствует, как слёзы жгут его глаза. Он смаргивает слёзы, заставляя взять себя в руки. Они останавливаются перед Чимином. Отец отпускает руку Мины, мягко подталкивая её вперёд, чтобы приступить к прощанию. Чимин присаживается на корточки перед маленькой девочкой, раскрывая руки, чтобы пригласить Мину в свои объятия. Она немного колеблется, её губы кривятся в смятении, а глаза мутнеют от слёз. Ей требуется минута, чтобы отойти от отца в личное пространство Чимина. Тепло Мины обволакивает его, душит, и впервые в жизни это неприятно. Он знает, что это последний раз. Её мягкий запах детской присыпки, её крошечная рука, пытающаяся обнять Чимина. Её всхлип, который она пытается скрыть, лишь превращающийся в беспомощную икоту, когда она зарывается лицом в грудь парня. — Мина… — начинает Чимин, но его голос срывается от напряжения в горле, которое нельзя прочистить даже сглотнув. Он не хочет плакать и ещё больше расстраивать Мину, но в данном случае он не может остановиться. — Мина, посмотри на меня, дорогая. Девочка качает головой, отказываясь отстраниться. Она выдавливает решительное, упрямое: — Нет. — Не взглянешь на меня? — Я не хочу плакать. — Плакать — нормально, Мина, — обещает он, нежно поглаживая её спину. — Я не хочу. — Очень похоже на твоего отца, а? — поддразнивает Чимин, пытаясь обратить ситуацию в шутку, но ничего не выходит, ни один из них не реагирует так, как он надеялся. Мине требуется больше слов поддержки, прежде чем она отстраняется и поднимает голову вверх, чтобы их глаза встретились. Слёзы блестят в её глазах, но она не даёт плотине прорваться, прикусывая нижнюю губу. — Я буду часто звонить, почти каждый день, — он искренне даёт Мине обещание, которое собирается сдержать. — Мы будем связываться по видео, будем болтать. Я уезжаю не навсегда. — Но я не смогу видеться с тобой… Как же наши сказки на ночь? Сердце Чимина слегка трещит, когда он делает глубокий вдох, рассеянно теребя прядь волос Мины, упавшую ей на лоб. Он хочет, чтобы он мог избавить малышку от страданий. Хотелось бы ему никогда не связываться с семьёй Чон, зная, что разбивает два сердца. Он не жалеет об этом. Он просто хотел бы, чтобы всё было по-другому, при других обстоятельствах. — Твой папа будет рассказывать тебе сказки. Мы можем даже созвониться по видео, и я смогу читать тебе перед сном, — предлагает Чимин с ободряющей улыбкой, желая скорее залечить, нежели нанести новые раны. Требуется ещё больше убеждений, прежде чем Мине удаётся выдавить улыбку, снова бросаясь в руки парня. Он обнимает её, поднимая вверх так, чтобы осыпать её лицо поцелуями. Мина издает короткий смешок, вздыхая. — Я буду скучать по тебе, Чимин, — бормочет Мина. Чимин хотел бы, чтобы это было не так больно: — Я тоже буду скучать по тебе, милая. Как только прощание с Миной заканчивается, он поворачивается к Чонгуку, который терпеливо ждал. Выражение его лица остаётся бесстрастным, от него исходит отрешённость и безразличие, хотя Чимин знает, что это не так. Он хочет обнять Чонгука. Он хочет вцеловать в кожу парня извинения за то, что вошёл в их жизнь; за то, что создал трещину и ушёл; за то, что подарил ему воспоминания лишь для того, чтобы закончить всё разбитым сердцем. Он хочет сказать так много, но держит рот на замке, ожидая, что Чонгук сделает шаг. В конце концов, младший подходит к нему, ступая несколько неуверенно. Они ждут, пока Чонгук не притягивает Чимина вперёд, обхватывая его за плечи и предлагая ему свои объятия. Чимин закрывает глаза и тает от прикосновения, принимая это проявление чувств. Его сердцебиение замедляется, он чувствует себя совершенно свободно. Он хочет никогда не отстраняться от этой пары рук, в которых ему удалось найти убежище. — Удачи, Чимин, — шепчет Чонгук. — Я верю в тебя. — Я… — Молчи, — парень поднимается поцелуями от его шеи до линии подбородка, прежде чем отойти. Глаза Чонгука слезятся, а рука безвольно спадает. Он выглядит так, будто в нескольких секундах от срыва, его тело дрожит от надвигающихся рыданий, но он держит себя в руках. — Я буду скучать по тебе. — Я тоже буду скучать по тебе. Так сильно. Это последние слова, которыми они обмениваются перед тем, как Чонгук вместе с Миной возвращаются в дом. Дверь захлопывается. Всё кончено. Слёзы Чимина начинают литься тогда и не прекращаются до тех пор, пока он не возвращается на свой диван, плача в мягкие сиденья.

***

«Я снаружи. Пожалуйста, открой.» Близится полночь, и Чонгук не может уснуть, его разум полон мыслей. Завтра утром Чимин вылетает в Лондон. Он собирается остаться на шесть месяцев и, в конечном счёте, подписать более длительный, с большим количеством обязательств контракт, и начнёт заново. Он заслуживает этого, правда, но Чонгук страдает. Текст высвечивается в уведомлениях, освещая его телефон, который лежит на прикроватной тумбочке. Он открывает сообщение, подпрыгивая в постели, когда узнает имя Чимина, мелькающее на экране. Текстовое сообщение простое, но оно заставляет его встать с кровати, обернув халат вокруг голого тела, когда идёт к входной двери. Чимин выглядит просто ужасно. Он не похож на человека, который менее чем через двенадцать часов улетает в другую страну. Там, где должно быть возбуждение, есть лишь полное истощение. Парень выглядит так, будто постарел с тех пор, как они виделись в последний раз, морщины прорезались на лице, а губы перманентно застыли в надутой гримасе. Его волосы растрёпаны, он тяжело дышит, как будто пробежал милю. Чонгук пялится на него, нервно сглатывая. Он преуспел в том, чтобы оттолкнуть Чимина, и было бы неплохо сказать ему уйти, но слова застревают у него в горле. Он хочет, чтобы Чимин остался. В любой Вселенной он бы захотел, чтобы Чимин остался. — Что… что ты здесь делаешь? — наконец, удаётся выдавить Чонгуку, когда он уверен, что его голос не предаст его, пытаясь оставаться бесстрастным, но не уверен, что ему это удаётся. — У тебя скоро рейс, ты должен спать… — Ты меня ненавидишь? — Чимин сразу переходит к делу. — Я… — он сдувается, слова в спешке вылетают из него. — Я никогда не смогу возненавидеть тебя, Чимин. — Я всё испортил? Принимая предложение? — Нет-нет. Ты ничего не испортил. — Я сделал неправильный выбор? — Нет, — на этот раз Чонгук решителен, он не хочет, чтобы парень погрузился в негатив, не хочет, чтобы он сомневался в своём решении. — Ты хотел этого, Чимин. — Можно мне войти? В последний раз, могу я побыть с тобой? Сердце Чонгука колотится в груди, обдумывая вопрос. Больно. Он всё ещё исцеляется от свежих ран, всё ещё несёт бремя на своих плечах, всё ещё кровоточит. Одна последняя ночь не поможет ему, она только ограничит прогресс, которого он добился до сих пор, забывая Чимина. — Да, — соглашается он, невзирая на своё благоразумие и открывая дверь, чтобы приютить старшего. Чимин входит, но это жалко, насколько неуклюжим он выглядит, не зная, что делать, к чему прикоснуться или что сказать. Он стоит посреди коридора, печально глядя на Чонгука и ожидая следующего шага. — Пойдём в мою постель? — предлагает Чонгук таким нежным голосом, будто он имеет дело с чем-то хрупким. Они держатся на значительном расстоянии, когда входят в его спальню, не включая свет. Чимин практически дрожит, когда сбрасывает свою одежду, он остаётся в боксерах, когда скользит под простыни. Чонгук колеблется лишь секунду, прежде чем присоединиться к теплу, которого ему не хватало так, что он готов заплакать. Они лежат бок о бок, не касаясь друг друга, не обмениваясь ни единым словом. Это невыносимо. Чонгук пересматривает своё решение, размышляя, не лучше ли не видеть его и не взаимодействовать, чем эта мучительная тишина с Чимином, находящимся в одной комнате. Наконец, Чимин перекатывается на бок так, что оказывается лицом к нему. — Ты будешь скучать по мне, Чонгук? — отчаянно желает знать старший, и в его голосе слышится пронзительный тон. — Буду, — он не утруждает себя ложью и хождениями вокруг да около. Если Чонгуку предоставлен шанс провести только одну ночь с парнем, он не хочет упускать эту возможность. Он хочет быть честным, хочет побаловать себя, наслаждаться тем, что он мог бы иметь, если бы жизнь решила относиться к нему хорошо. — Когда ты начинаешь выступать? — Как только выучу хореографию, — ответы Чимина кратки, он не вникает в детали. — Ты будешь писать мне хоть когда-нибудь? — Я думаю, будет лучше, если мы не будем этого делать. Для нашего же блага. — Значит, это всё? — его голос звучит разбито, хмурый взгляд заметен даже в темноте комнаты. — Последнее прощание и больше никакого общения? Чонгук не может собраться с духом, чтобы ответить ему. У него в горле встаёт комок, перекрывая доступ словам, которые он хочет выразить. Есть много вещей, которые он надеялся сказать, но им лучше остаться невысказанными, лучше преодолеть то, что у него когда-то было с Чимином. Всё было особенным и реальным, но, в конечном счёте, этому не суждено было случиться, и Чонгук смирился с этим фактом. Они молчат минут пять. В какой-то момент Чимин начинает тихо плакать, всхлипывая, затем он прочищает горло и снова замолкает. Проходит ещё пять минут, прежде чем Чимин шепчет: — Можно я поцелую тебя в последний раз? Чонгук резко вдыхает, услышав этот вопрос, и слова «в последний раз» звучат как удар прямо в сердце. Он оставался спокойным всё это время и не хочет терять контроль, но он слаб. Вместо ответа он сокращает расстояние между ними и резко соединяет их губы. Между ними разгорается явная борьба за власть, когда Чимин пытается вернуть себе преимущество — как он обычно делал в такой ситуации — но Чонгук не сдаётся легко. Их зубы сталкиваются, когда обороты возрастают, их языки отчаянно сражаются друг с другом. Чимин на вкус такой же, как и всегда, но на этот раз он запоминает его, запечатлевая в своём сознании, чтобы Чонгук мог вернуться к этим воспоминаниям позже. Чонгук забирается на него сверху, седлая бёдра Чимина, и прижимает его руки к матрасу. Они всё ещё грубо целуются, когда младший начинает покачивать бёдрами на Чимине, его член твердеет. — Притормози, — умоляет его Чимин. — Позволь мне запомнить это. Позволь мне запомнить тебя. После этого темп значительно меняется. Чонгук тает прямо под его прикосновениями, послушный и нуждающийся, как и всегда с Чимином. Он будет скучать по этому, и осознание этого пронзает его, его грудь физически болит, когда он утыкается лицом в шею Чимина. Чимин с наслаждением растягивает его до тех пор, пока не останется жжения, а затем продолжает в том же духе. Похоже, он пытается выиграть себе немного времени, и Чонгук не жалуется. Они занимаются любовью. Чонгук сверху, сжимая руками грудь Чимина, покручивая его соски и ощупывая каждый дюйм. Его пальцы путешествуют по каждому бугорку, каждой отметине, каждой частичке его кожи. Как только его бёдра начинают сдаваться, Чимин берёт инициативу на себя. Он переворачивает их, укладывая младшего на спину и начинает безжалостно трахать его. Каждый его толчок глубокий и резкий, прямо по простате, но каждый поцелуй на шее Чонгука полная противоположность — ласковый и нежный. Чимин впивается в него зубами, оставляя засосы, и восхищается собственным творением. Чонгук хочет выразить протест против оставления следов, но он хочет быть заклеймённым Чимином, хочет проснуться завтра и вспомнить, что ускользнуло от него. Они кончают вместе, обрушиваясь друг на друга. Сегодня они многого требовали друг от друга, а теперь ничего не осталось. Лишь ожидание и ещё одно прощание, ещё один резкий рывок струн их душ. Чонгук делает решительный шаг, потому что он не уверен, когда у него ещё будет шанс, и шепчет Чимину: — Я люблю тебя. Наступает тишина. Чимин меняет положение, явно раздумывая о том, как отреагировать, прежде чем подползти ближе к Чонгуку. Они обнимаются, крепко прижимаясь друг к другу, пока ногти Чимина впиваются достаточно глубоко, чтобы оставить следы полумесяцами. Ему требуется некоторое время, чтобы ответить, голос старшего кроткий и надломленный, когда он говорит: — Я тоже тебя люблю. Утром Чимина уже нет. Он оставляет на прикроватном столике короткую и милую записку: «Прощай, Чонгук. Я буду помнить тебя, и я люблю тебя». Чонгук плачет до тех пор, пока в его теле больше не остаётся влаги.