Узы Силы. Сирота

По прошествии трех долгих нудных дней Вейдеру стало невыносимо скучно. Одно дело приезжать сюда, чтобы уладить личные дела или обдумать стратегию, и совсем другое — находиться в вынужденном уединении, в котором он совсем не нуждался. Он всего-то убил одного никчемного политика. Вряд ли это можно назвать серьезным преступлением. Поначалу, когда он присоединился к учителю, тот радовался убийствам и всячески его поощрял. А теперь, какую награду он получил, используя навыки, которым его с гордостью научили? Эта мысль его здорово разозлила, но он не пытался успокоиться. Ситхи черпают силу из гнева, и если он хочет излечиться и принести мир в галактику, то нуждается в каждой капле гнева, которую может собрать. На четвертый день, после обеда, он отправился прогуляться. Его убежище находилось в центре острова, который помимо этого служил обиталищем для враждебной и опасной фауны. Даже вода была ядовита для всех, кроме приспособившихся к ней форм жизни. Вейдер знал, что убежище было построено здесь, чтобы обеспечить уединение своему первому жильцу, но он также видел связь между местной природой и ситхскими методами достижения целей. На вершине пищевой цепочки, неоспоримо, находились чудовищные твари, которых первые исследователи планеты окрестили «горгульями». Ясно, что ситхи, жившие здесь прежде, получали удовольствие от явной жестокости этих существ, поскольку дневники были полны упоминаний об их стремлении убивать. В одном отрывке, который особенно врезался Вейдеру в память, описывалось свидетельство очевидца о родителе и отпрыске, что дрались насмерть. В случае успеха ребенок пожирал собственного родителя. Вейдер с трудом понимал, как при такой агрессии они вообще ухитрялись выращивать потомство. Не сложно было заметить тут связь с ситхами. Те тоже были могущественными существами и достигали своих целей агрессивными методами. Одно неверное движение также приводило к сражению друг с другом насмерть. Но в то же время учитель должен был тренировать ученика, а ученик — учиться у него, так что подобных противостояний лучше было избегать. В его собственном случае он восхищался тем, что его учитель сделал и продолжал делать для галактики. Служить ему было честью. Так что он решил оставаться здесь и дальше, несмотря на скуку. Вейдер остановился на вершине подъема, созерцая вид. С запада на горизонте виднелись зубчатые очертания другого острова. Вокруг его вершин мельтешили точки, ветер доносил слабые крики. Должно быть, у горгулий наступил брачный период, потому что только в это время они охотились днем. Голодные детеныши, прибавлявшие в весе за день в три раза, вынуждали их идти на отчаянные меры. Настолько отчаянные, что ему самому приходилось быть настороже. Вейдер невольно удивлялся иронии родительской судьбы, пока возвращался в убежище. Горгульи — яркий тому пример. Они день и ночь отдавали себя без остатка, чтобы накормить требовательных отпрысков, тех самых, что, не исключено, убьют их в будущем. Даже неразумные звери должны бы заметить серьезный дисбаланс в их отношениях. И все же они продолжали это делать. Но даже их положение не могло сравниться с положением разумных обитателей планеты Убесса. Самцы умирали через час после оплодотворения самок, а те в свою очередь умирали, отложив яйца. Тогда почему люди находили отцовство и материнство привлекательным? Все казалось таким нелогичным и все же… где-то в глубинах его разума притаилось угасшее воспоминание. — Эни… я беременна. Вейдер остановился и сердито потряс головой. Все это глупость и слабость… та личность давно ушла, та жизнь ушла… «Энакина» не существовало. А ребенок умер вместе с ней. Раздавшийся поблизости вой заставил его забыть о своей боли и приготовить световой меч. Обойдя скалу, он увидел встревоженное существо. То была исцарапанная и истекающая кровью зеленокожая горгулья. Хищная морская птица атаковала ее раз за разом, а тварь крутилась и вертелась, ведя безнадежный бой, чтобы отогнать птицу. Одно из крыльев горгульи беспомощно повисло, видимо, тоже поврежденное. Было как-то унизительно видеть, что это могущественное существо повержено кем-то вчетверо меньше. Вейдер удивился, почему горгулья не спрячется. Может, крыло и было сломано, но лапы выглядели здоровыми. Вместо этого существо удерживало позицию, становясь все слабее. Похоже, у птицы сегодня вечером будет настоящее пиршество. Вейдер уже собирался уйти и позволить природе делать свое дело, когда любопытство вынудило его обернуться в последний раз. Было что-то странное в поведении горгульи. По случайности взгляд Вейдера упал в верном направлении, и головоломка сложилась. Среди красноватых камней притаился детеныш гаргульи, длиной едва ли с его руку. Итак, погибающее существо оказалось матерью, защищающей потомство. Это объясняло ее иррациональное поведение. Вейдер шагнул вперед, чтобы убедиться, что все и впрямь так, и птица с существом не просто дерутся за обед. Его движение привлекло внимание птицы, которая громко вскрикнула и улетела в небеса. В следующую секунду горгулья также заметила его присутствие и бросилась на него. Вейдер держал световой меч наготове, но в последнюю минуту существо развернулось, очевидно, не желая удаляться от детеныша. Крыло волочилось за ним по земле, бока раздувались от прерывистого дыхания. Вейдер не удивился, когда тварь, вконец обессилев, упала. К завтрашнему дню от них ничего не останется. Он обошел животное, заинтересовавшись детенышем. Не каждому выпадал шанс увидеть детеныша горгульи вблизи. Говоря начистоту, он, вероятно, был первым. Детеныш заинтересовался им не меньше. Завидев его, он издал пронзительный крик и выполз из убежища. Его крылья еще были в зачаточном состоянии, но он быстро махал ими взад-вперед. Вейдер поднял его, удивляясь, какой он легкий. Трудно было представить, что скоро это создание превратится в такое же чудище, как его умирающий родитель. Увидев мать, малыш издал скрежещущий плач. Вейдер положил детеныша на землю. Тот подполз к телу матери, продолжая извергать отчаянные вопли. Вейдер почувствовал, как что-то поднимается в его душе. Он понимал чувства детеныша, несмотря на физические различия между ними. Он все еще помнил тот ужасный день, когда стоял над телом матери, не в силах принять ее смерть. Энакин исчез… давно исчез… но гнев и ненависть остались. Они останутся навсегда. Теперь они часть него. Более низкий вой вырвал его из мучительных воспоминаний, и он с удивлением обнаружил, что взрослая горгулья смогла поднять голову. Значит, она еще не умерла. Еще одно знакомое состояние. Его тело было таким слабым и израненным, что просто не могло удерживать в себе душу, и все же отказывалось сдаваться. Он застрял в плену сломанной, разрушенной оболочки. Похоже, в этих тварях он встретил родственные души.

***

В то время это был просто способ отвлечься. Возможность убить время, пока он не вырвется из вынужденного изгнания и не вернется в цивилизованный мир. Но быстрее, чем он понял, что происходит, монстры привязались к нему, а он к ним. Это было даже лестно в каком-то смысле. Пара монстров в качестве преданных питомцев очень шла статусу лорда ситхов. Но пока он лечил взрослого зверя и растил детеныша, то обнаружил, что эти создания совершенно не заслужили своей дурной славы. Да, они были агрессивными и плотоядными. Но родитель и детеныш выказывали преданность друг другу с такой силой, какой он никогда не встречал у неразумных тварей. И они были не матерью и ребенком, как он поначалу предположил, а отцом и сыном. Отец обожал детеныша до безумия. Он отказывался есть, пока его сын не поест первым. Когда отпрыска не было поблизости, он становился беспокойным и подавленным, и он мог часами вылизывать детеныша, хоть сам был еще слаб. Его сын был любопытным и игривым, ему хотелось исследовать каждый миллиметр убежища. Вейдер находил его в самых удивительных местах. В сервантах, под стульями. Даже застрявшим наверху книжного шкафа в одном памятном случае. Детеныш был слишком безрассудным и, казалось, не понимал, что его крылья еще не развились. К счастью отец строго его контролировал, иначе он не дожил бы и до своих первых клыков. В конце второй недели крыло взрослого зверя частично восстановилось благодаря заботе Вейдера. Он не мог летать на большие расстояния, но был способен охотиться, чтобы обеспечить себя и детеныша едой. Вейдер ожидал, что они вернутся в свою среду обитания. Однако они решили иначе. Большую часть дня они спали в разных гнездышках, которые обустроили по всему убежищу, а их любимым местом стали его личные комнаты. За три дня до отъезда с Лигана Вейдер наконец смягчился и дал им имена. Шкура взрослого зверя имела зеленоватый отлив, а детеныша — коричнево-красный. Подметив неразлучность парочки, он решил назвать их в честь двухголового комментатора гонок, которого знал в юности. Фоуд и Бид. Садясь на корабль в последний день своего изгнания он невольно испытывал легкое… сожаление при виде двух существ, сидящих неподалеку и явно осознающих его скорый отъезд. Ему хотелось бы взять их на Корусант, но он сомневался, что городская жизнь придется им по вкусу. Кроме того, он скоро вернется.