Never Out Of Drift

В комнате светло, тихо и летают облака мелкой пыли. Это хорошее одиночество, когда есть шанс свободно вздохнуть и, спрыгнув с койки на ледяной пол, спокойно собраться пообедать. Братья Вейд никогда не служили в армии (официально, конечно), однако содержали своё скромное пристанище в немецком порядке. Свежая одежда стопками сложена по стеллажам, чашки из-под кофе вымыты и сушатся, открытые пачки снеков лежат в буфете и не крошат по всему помещению, нелегальное пиво надёжно засунуто далеко в холодильник на случай внеплановой проверки от начальства. У них нет никаких совместных фотографий, которые висели бы над раковиной. Нет безделушек, сувениров или трофеев, взятых с боя на память. Есть, правда, личные вещи вроде книг с закладками из рваных салфеток, смартфонов или затасканного плеера с дешёвыми китайскими наушниками, но они обычно хранятся в сумках и вынимаются только при определённых случаях. Комната выглядит стерильно. Как будто сюда только что заселились два абсолютно незнакомых человека. К сожалению, через десять минут она теряет всякую привлекательность. Едва закончив все утренние дела, Оперативник упёрся в края раковины прямыми руками; вода капала с носа и кончиков непозволительно длинных для рейнджера волос. Местами там сверкала ранняя седина, будто гибкие рыбьи чешуйки в бегущей речке. Он тяжёло вздыхает, жмурится и осознаёт, что отдалить разговор на эту тему не получится. Что ему — рано или поздно — нужно будет подойти, открыть рот и вытолкнуть из себя противоестественные слова, которые в обычных семьях звучат каждый божий день. Он чуть не сорвал наступление, потерял контроль и практически вылетел из дрифта со стопроцентной нейросинхронизацией. Он поступил, как типичный дилетант, впервые забравшийся в егеря — едва ли не ушёл с потрохами в одно воспоминание, выкинув на ветер компас, секстант и карту. Но не в своё. В чужое, проклятье, в чужое, хотя история всех синхронизаций такого ещё не знала. И теперь оно тянет за язык и за мысли, за живое, вызывая непривычно сильное беспокойство за человека, который ещё ни разу за тридцать лет не разбивал в кровь кулаки о стену, безуспешно пытаясь унять горячие мокрые слёзы. - - - У дверей в общую столовую с её живым гудением и вкусными запахами Вейд-старший получает крепкий хлопок по плечу и выговор лично от маршала Пентекоста. Точнее, не совсем выговор, а скорее акт дружеского сочувствия. Всё обошлось, кайдзю убит в крайне эффективном бою, никто не пострадал, «Альма» в полном порядке, лишь незначительные повреждения. Ремонт уложится в пару-тройку дней. Да, ты по-прежнему один из наших лучших пилотов и гордость всего человечества. Да, периодически такое случается, нечего тут стыдиться и обсыпаться пеплом. Нет, вряд ли это повторится, только если ты опять не будешь готов, а, скорее всего, ты не будешь. В следующий раз натравим на кайдзю «Берсерка», а если прижмёт — выпустим «Гелиодора». Давно пора дать вам передышку, как считаешь? За особые заслуги перед планетой. Как-никак, одиннадцатая тварь вам в копилку. Есть повод обрадоваться. — Сэр, — благодарно и учтиво отвечает рейнджер, но только потому, что нельзя стоять перед главнокомандующим как пень в лесу. За двойной дверью раздаётся взрыв какого-то веселья, отдавая команду чужим ногам наконец-то зайти и осмотреться. Где-то посередине трапезной за столом собралась шумная компания. Оба первых пилота «Берсерка» и «Гелиодора» — Маркус Редфорд и Дуглас Холидей — колошматят друг друга по плечам и орут в азарте типичных зрителей, отчего столбики монет и кучки банкнот на столешнице мелко трясутся. Помимо них здесь вьётся ещё человек десять-пятнадцать: партия в техасский холдем на весомые ставки в самом разгаре. Азартные игры в Шаттердоме запрещены не были. Надо же как-то себя развлекать перед концом света? Среди возбуждённых голосов бархатной нитью вплетается низкий смех Феттела. Он действовал на дам как холодное шампанское в разгар лета, так что красивых девушек у его столика всегда много. Он улыбается, вкрадчиво, затаённо, способный манипулировать ими как безвольными марионетками. Он даже щурится, и ему идёт вид умника, незаметно поработившего несколько десятков людских сознаний. Джеймс внезапно понимает, что ему без надобности угадывать, какие у брата карты — четыре туза, крестовая шестёрка— и без надобности гадать его выигрыш — восемьсот баксов налом. От удивления он спотыкается и чуть не роняет кружку с подносом, куда только что положил обед, вызывая недоумевающие взгляды собравшихся. Руки снова пробивает трясучка, и Оперативник вынужден поставить вещи на ближайшую поверхность, чтобы вдобавок утереть с лица омерзительную плёнку пота. Нож в затылок — успокойся, это не страшно — облегчения не прибавляет. — Что, подыхать сюда припёрся? О, чёрт. Не сейчас. Только Майкла Беккета здесь и не хватало. — А последнее слово скажешь, или язык уже не шевелится? Джеймс хмурится, как от зубной боли. У Беккета на всё свои соображения. Второму пилоту «Берсерка» — чуть ли не самой прочной и тяжёлой мехи на Земле — бесполезно что-либо объяснять. Не его вина, что Майкл так и не смог управиться с «Альмой», разгрохав её три года назад чуть ли не до пояса. Не его вина, что за битву при Макао, где они положили сразу трёх кайдзю, медаль за особые заслуги выдали Оперативнику, а не Беккету. И уж точно не его вина, что Джин Сун-Квон — второй пилот «Гелиодора» — имела огромное несчастье влюбиться в молчаливого серьёзного солдата, а не в агрессивного двухметрового качка, неизвестно как входившего в стабильный дрифт. И теперь Оперативник несёт за всё это не самые приятные последствия в самое неподходящее время. — Слышь, приятель, оставь его, — говорит кто-то из толпы, и его поддерживают. — Ну, в самом деле, чё бугуртишь? — Дай людям пожрать спокойно. К сожалению, увещевания не работают. Беккет уже лезет в лицо, пыша тестостероном и готовностью к драке, которую он давно ждал. Внезапный необычный приступ стихает, и тогда Вейд-старший начинает потихоньку звереть. Если Майк настолько хочет мордобоя, что чуть из штанов не выпрыгивает — он его получит в полной мере. Даже за добавкой возвращаться не придётся. Позавтракал, мать твою. Браво. Шикарно. В следующую секунду воинственные намерения Беккета прерывает сухой звон разбитой бутылки из-под минералки. Тот падает без сознания прямо под ноги Оперативнику на крупные неровные осколки, а столовая разрождается аплодисментами от меткого и крайне сильного броска. Джеймс оборачивается. И со всего размаха натыкается на пристальный взгляд Феттела, от которого от шейных позвонков по всему телу вздыбилась волна обжигающих мурашек. Ты хотел поговорить, не так ли?