Kneel, my love...

Breaking Benjamin - The Dark of You       Нужно забыть, никогда больше не вспоминать… Забыть навсегда, не оставляя ни единого напоминания о нем… Нужно забыть… Но я не могу.       Чертова память каждую минуту подкидывает его образ с вечно зияющей на ухмыляющемся лице улыбкой, его излюбленным движением рукой и тихим бархатным смехом, который он себе позволял; проклятый извечный черный костюм, идеально сидящий на его совершенном божественном теле, сводящий меня с ума; черные волосы цвета вороньего крыла, мягкие, словно бархат; острые скулы, о которые можно порезаться; тонкие губы, искривленные усмешкой, и невероятные зеленые глаза, прожигающие насквозь, видящие все во мне, словно в открытой книге, которой я и являлась для него всегда.       Это невозможно забыть.       Прошло два года с нашей последней встречи, а я до сих пор чувствую запах мяты на своей коже — его запах, преследующий меня везде; до сих пор ощущаю холодное дыхание на шее, словно он стоит за мной сейчас, но за спиной вновь никого нет. Уже два года.       Первая встреча была случайной и ужасно неловкой, в частности, для меня: я пролила на него кофе, и в зеленых глазах запылало недовольство, которое после переросло в настоящий гнев, а потом вдруг превратилось в отчаяние. И он исчез, оставив за собой лишь туманное чувство беспокойства и мятный чай на столике.       В следующий раз я увидела его на заполненной людьми улице, ощутив на своей спине прожигающий взгляд, обернувшись назад. Он стоял в толпе, словно не замечающей его, обходящей мимо, и наблюдал за мной не моргающим взглядом. И снова испарился, словно его никогда и не было.       После, несколько дней подряд, меня не покидало ощущение преследования, будто кто-то следит за мной, постоянно следует по пятам. Но страха в груди не ощущалось, было лишь нарастающее волнение, даже не за себя, а за него.       Было в нем что-то, что заставляло меня не спать ночи напролет. И в некоторые из них мне казалось, что я видела высокую мужскую тень. Сначала казалось…       Я увидела его вновь под дверью своей квартиры: весь в крови, прижимая руку к глубокой ране на животе, он тяжело дышал, закрыв глаза.       На нем была непонятная одежда, состоящая из золотых доспехов, зеленой льняной рубашки, черных брюк и кожаных высоких сапог. Но это было мелочью перед тем, что я узнала в нем того человека, который пытался захватить Нью-Йорк. Или он не был человеком?..       Я помогла ему, зашила все раны, занеся мужчину в квартиру, где он потребовал подчиниться ему, не говорить никому, что он находится здесь. Но я и не собиралась: складывалась ощущение, что сейчас передо мной был не тот человек, который нарочно рушил зданий и уничтожал людей — в зеленых глазах горел страх, скрытый напускной злобой и раздражением, смешанным с глубокой усталостью.       Мужчина проспал несколько дней. Его раны затянулись, но дыхание все равно не приходило в норму: сон был беспокойным, заставляющим черные ресницы дрожать.       Бог Обмана и Коварства… Локи. Таким образом он назвал себя, когда очнулся.       Я не пыталась расспросить его о произошедшем, прекрасно понимая, что это глупая затея. Мне хватало воли лишь на мимолетные взгляды на широкую спину Бога, когда он читал. К тому же, мужчина сам мало разговаривал, отдавая предпочтение делать самому все, что ему нужно: он не просил помощи. Просто потребовал прибежища на пару дней, но мне показалось, что это была, скорее, просьба, мольба, чем приказ: его угрозы не звучали грубо, лишь предупреждающе о том, что он может сделать; Бог не пытался убить или навредить мне. Он просто восстанавливал силы.       Но, все же, через пару дней совместного проживания Локи изъявил требование ко мне: я должна была приходить раньше, так как ему становится скучно одному, а покинуть квартиру у него пока нет возможности. Этот недоприказ вызвал у меня улыбку, которую я удачно скрыла, объяснив, что не смогу выполнить его просьбу, так как работаю.       В конце концов, пришлось обучить Бога Обмана пользоваться сотовым. И он звонил, спрашивая, когда я вернусь, где можно найти ту или иную книгу, как справиться с бушующим котом. Это оказался маленький шаг ближе к Локи.       Он стал более разговорчив, но по-прежнему не доверял, словно опасаясь, что в какой-то момент я предам его, сдав властям. Но разве все, что он сделал, было по его воли? Мне казалось, что нет. Этот Бог не мог совершить такое. Я знала это. И была права.       За месяц пребывания в моей квартире, Локи все же открыл частичку себя, но в его лексиконе все же сохранялись такие слова, как «смертная», «жалкое создание», но они звучали уже не грубо, а даже умилительно.       Я медленно влюблялась в него. И мужчина это знал, пользовался этим, как только мог, а я не могла ему воспротивиться. Он не ломал, лишь играл, зная себе меру. Но в один из дней перешел черту, затронув вещи, которые я схоронила в себе много лет назад, — то, что было известно лишь мне, то, что причиняло самую сильную боль и так еще не зажившему сердцу.       Я до сих пор помню его зеленые, пылающие яростью в тот момент: снова был кошмар, снова напоминание о чем-то ужасном, что Бог скрывает. Но даже это не давало ему право возрождать старые раны, вскрывать их словами.       Я просто ушла, оставив его одного в квартире. Мне нужно было как-то успокоить себя, снова забыться, стереть свое же прошлое из головы, найти хоть какую-то нить, чтобы не сорваться вновь. Но времени не хватило, как и сил, нерв — и снова на запястье красовались красные полосы, не глубокие, но отрезвляющие. А по щекам опять текли слезы.       Больно… Очень больно помнить… Нужно забыть, никогда больше не вспоминать… Забыть навсегда, не оставляя ни единого напоминания о том, что было… Но я не могу.       Крыша высотки казалась надежным убежищем от остального мира, но не от самой себя и своих страхов.       «Что происходит сейчас в моей жизни? Почему именно я? Почему именно этот Бог? Для чего все это?»       Я не знала.       Звезды в ту ночь ярко горели на чистом черном небе, луна освещала город, а по запястью стекала кровь. Его не было здесь — не должно было быть здесь, но прикосновение холодной руки испугало.       Бог Обмана не просил прощения, молча заживляя новую рану, но в его глазах опять читалось отчаяние, смешанное с… волнением, обо мне. Он ничего не говорил, когда нежно обхватывал мою голову руками, склоняя к себе, смотря в глаза. Но ведь он чувствовал, когда целовал, когда жадно впивался в губы, лишая легкие кислорода?       Я не знаю…       Было еще много дней, проведенных вместе с Локи; и каждый из них плотно откладывался в моей памяти. Я не забывала их, боялась этого сильнее, чем самого страха. А Бог Обмана продолжал играть, но уже более раскрепощенно, прижимая меня каждый вечер к этой чертовой стене, на которой висели старые картины; бессовестно ласкал рано утром, доводя тело до исступления лишь одними губами; заставлял срывать голос, позволяя царапать широкие плечи в болезненной сладости, — он сводил меня с ума.       И продолжает делать это до сих пор, даже когда его нет рядом.       Два года назад он бесследно исчез, оставив после себя лишь свой зеленый плащ, как единственное напоминание о том, что он когда-то был здесь.       Я не ломалась, не плакала, словно зная, что так и должно быть, но больше ничего не чувствовала. Я истратила всю себя на него. Всю свою любовь, нежность, радость, страх — все.       Я продолжала жить, сменила работу, место проживания, но его образ всегда был со мной.       И судьба действительно насмеялась надо мной, когда я узнала, что возлюбленный моей начальницы — Бог Грома — Тор.       О нашей с Локи связи он узнал от него же, как оказалось. Но я не хотела знать ничего о Боге Обмана, но громовержец, словно специально, говорил о своем брате, но так, будто его уже нет…       Победа над Таносом была великим подвигом Мстителей. Никто из них не погиб. Никто, кроме него. На том чертовом корабле.       Локи мертв.       Мне снова нечем дышать… Задыхаюсь от боли в груди… Нужно забыть, никогда больше не вспоминать… Забыть навсегда, не оставляя ни единого напоминания о нем… Но я не могу!       Поэтому сейчас делая новые раны на запястье. Они глубокие, но боли не чувствую совсем. Ничего больше нет.