Истории тёмного королевства

       — Ну что же ты, Бен? — нежные губы, точно бутоны алой розы, сладко вонзались в его рот, без спросу и наплевав, чего хотят его губы, — любовь моя? Не хочешь больше меня?       Его меч, раскаленный его злостью и подпитываемый ее игрой, рассыпал мириады светящихся огней. Сжимая его в руках, Оби Ван думал, что этот поединок и есть самым сложным испытанием в его жизни. И врагу бы он не пожелал такого.        — Уходи с миром, — прикрыв глаза, пытаясь смириться с их горькой участью, прошептал он, — я отпущу тебя.        — Хм, — она улыбнулась, обняв его за шею, почти по-свойски, — может быть, милый, я не хочу, чтобы ты меня отпускал? Или ты об этом не думал?        Он укусила его в краюшек верхней губы. Она была хищницей и иначе не умела. А он, даже если бы и хотел, вряд ли смог бы этому противостоять.        — Уходи, — все еще шумно дыша, потому что боль, любовь и долг убить ее боролись в нем с яростной силой, как разбушевавшиеся стихии, прошептал он, — с миром.        — Мир? — она посмотрела на него в изумлении, а потом искренне расхохоталась, откинув голову назад. — Это слишком глупо, Оби Ван. Я думала, ты знаешь об этом.        Она обошла его кругом, одарив мириадами сладких запахов, каждый из которых он помнил так ясно, точно вдыхал только вчера. Лениво погладила маленькой ладошкой по спине, от чего по коже побежали предательские мурашки. Приблизилась к самому уху и, вползая туда языком, точно змея, зашипела:        — У тебя великий дар, мой возлюбленный, — жаркий выдох опалил не только его кожу, до самой души достал, — величайший дар, который так глупо тратить на мечтательную сторону света. Тьма дает столько возможностей тем, кто верно ей служит. Ты не будешь слепо поклоняться идеалам, за которые вечно нужно бороться. Ты сможешь испытать опьянение и тебе понравится. Клянусь. Ты мне веришь?       Маргери. Маргери. Маргери.        Они выросли вместе. Бежали по огромным полям, там, дома, который остался в прошлом, держались за руки. Были счастливы. Срывали с губ медовые сладкие поцелуи. Таили счастье в улыбках, любовь во взглядах. Крепко сжимали ладони в ладонях друг друга, чтобы никогда не отпускать.        Маргери. Маргери. Маргери.        Такая яркая, забавная, ни на кого не похожая. Иная.        Его большая любовь.        Его самая большая боль.        Его огромная потеря.        Это уже стало доброй традицией — при каждой встрече (а они бывали слишком часто, так что, если бы он и хотел забыть, не сумел) нежно вонзать свои жала в его сердце. Чернить сладострастными речами и пьянящими обещаниями его душу. Дурманить ему мозг. Обласкать будущим, которое она бы для него так хотела, грядущим, где они оба — солдаты тьмы, вместе вершащие судьбу всех Галактик.        Это было ее единственным желанием, ее сокровенной мечтой. Он всего лишь хотел, чтобы она была рядом. Стояла вместе с ним. Боролась с ним. Только и всего.        Миллиарды световых лет мечтал лишь о том, что она могла бы быть чем-то большим. Могла бы быть замечательной.        — Нет — тихо произнес он и стало так больно, что яростно содрогнулась земля. Израненное сердце в груди предательски заныло.        — Ты невероятно предсказуем, Бен, — губы ее дрогнули в издевательской ухмылке, за которой (он точно знал) она прячет горькую обиду, — странно, что другие соперники этого до сих пор не увидели.        И она подняла меч, вынуждая его сделать то же самое. Оружие соприкоснулось, бой начался. Разноцветные искры летели ввысь, взрываясь на звездах и обращаясь в пыль. Никто никому не хотел уступать. Они были почти равны. Почти — потому что она выбирала тьму. Всегда. Или, быть может, он просто недостаточно громко и ясно звал ее к свету.        И снова, как много-много раз уже, его клинок вонзился ей в шею, поддевая тонкую кожу. Еще одно крохотное движение, порыв — и ей конец.        Маргери смотрела на него взглядом, который невозможно было описать никакими словами. Это было отображение всей огромной истории, что несли они оба за плечами. Это была горечь обиженной девочки, с которой вместе бегали дома, запутавшись в траве. Это был горький триумф противницы, победа давнего врага и болезненное сожаление друга за то, что не может иначе. И вместе с тем это была тихая мольба о пощаде. Просьба не губить то светлое, что еще осталось. То, что несли в себе столько долгих лет.        — Ну, что ты стоишь! — сжав зубы до хруста, кричит она, подначивая. — Давай, сделай это. Упадешь во тьму, как и я. И мы будем равны.        Она смотрит на него и (он знает) — знает правду.        — Но ты же не осмелишься, так ведь? Трус.        Да. Трус. Он был великим джедаем. Легендой среди воинов света.        И не мог убить своего самого беспощадного противника — любовь к ней и затаенную обиду за то, что так вышло.        Он был жалким трусом. Многоточие.        Оби Ван вонзает меч в землю, наблюдая, как он озаряется мириадами искр. И уходит, снедаемый ее пронзительным взглядом.        До следующего раза.        Как всегда.