Истории тёмного королевства

       — Правда, он гений? Правда?        Он выдыхает так, что даже грудь, кажется, вот-вот на части разорвётся. Никотиновый пластырь давно сорван, он курит, и курит, и курит, и плевать хотел на постоянные возмущения, что всю квартиру задымил. И на саркастичный взгляд Майрофта плевал он с высокой горки. И на встревоженные слова миссис Хадсон о том, что он совсем себя (и всех вокруг) изводит. Плевать, плевать, плевать. Шерлок Холмс, гений, себя изводит, дошёл до черты, довёл до ручки. Каждую секунду обновляет сайт с данными величайших преступлений, собственноручно же раскрытых, перечитывает, до слепоты в мелкий шрифт всматривается, будто надеется обнаружить что-то новое в собственных же делах. Не спит по ночам, и даже днём глаз почти не смыкает, и думает, думает, думает. Ни на минуту не перестаёт думать, ни на секунду, ни на миг.        Если удаётся забыться, Мориарти приходит во сне. Напыщенный. Умный. Самодовольный. Гений.        «Я — второй ты».        Тогда Шерлок, сам того не понимая, в блаженной улыбке расплывается, вздыхает мечтательно, и злит Джона. Ватсону эта безумная любовь и щенячья надежда на скорую встречу, что не гаснет, а, с каждой минутой лишь крепче становится, опостылела до колик. Он грозится переехать и сменить номер телефона, чтобы вычеркнуть его, Шерлока, из собственной жизни, раз и навсегда. Заключил с миссис Хадсон пари даже, что сможет это сделать в течении месяца, если безумие не прекратится.        Не прекращается. Ничего Шерлока не волнует, ничто не радует. Мориарти нет день, второй, третий — Шерлок кусает до крови губы, утешая себя: это недолго, его злой гений объявится, обязательно даст о себе знать. Мориарти нет неделю — и Шерлок, бледный, как приведение, по квартире шатается. Мориарти на месяц исчез — и Шерлок с крючка срывается, готовый разыскивать того сам, сам на коленях перед ним ползать, лишь бы подал голос, лишь бы дал работу для ума, который без их привычных игр скудным и скучным становится. Мориарти второй месяц нигде не фигурирует, залёг, как рыба в воде, затих, а, может быть, умолк навечно — Шерлок лежит бревном на огромной кровати, не шевелится и практически не дышит. Жизнь без любимого врага не прекратилась, но стала серой, блёклой. Никчёмной. *****        — Правда, он гений? Правда? Правда?        Шерлок делает ещё одну глубокую затяжку, смахивает ладонью крошки белого вещества, прилипшего к ноздрям, и обводит комнату глазами. Комната плывёт, расплывается. Линии нечёткие. В комнате люди, но лица размытые так, что он не в состоянии их рассмотреть, только по голосу каждого отличает.        — Он сошёл с ума, наш Шерлок! — причитает миссис Хадсон и, кажется, всплескивает руками.        — Давно — вторит ей Джон, и Шерлок не видит, но может представить смесь беспокойства и раздражения на его лице.        Шаги. Такие уверенные, чеканные, чёткие. Они могут, разве что, только Майкрофту принадлежать. Твёрдая рука, залёгшая на плечо — точно Майкрофт.        — Когда ты в последний раз ел?        — Что? — вздрагивает Шерлок, пытаясь разглядеть пятно лица брата перед собой. — Не помню. Отстань. Если я сейчас не решу эту загадку, Лондон взлетит на воздух. Мориарти постарается.        — Ты опять?        — Да, — отвечает не без гордости, — потому что Мориарти опять. Объявился.        — Шерлок — робкий голос Джона пытается встрять в перепалку, но детектив его только обрубывает:        — Хватит!        — Шерлок! — настаивает Джон, неистовствует.        — Джон, Мориарти в здании Парламента. Что он делает в здании Парламента, брат? — взгляд на Майкрофта, чуть менее затуманенный, чем пару секунд назад. — Хочешь покончить с иллюзией порядка в этой стране?        Шаги. Чёткие. Жёсткие. Чеканные. Майкрофт отходит от постели, садится в кресло. Наверное, складывает руки на груди. Наверное, сверлит Шерлока глазами. Взглядом, полным снисхождения: ну что с него, этого младшего щенка, взять?        — Шерлок, нет никакого Мориарти. Ты его сам выдумал. И сам едва не взорвал здание Парламента. Здесь полиция. Пришли тебя арестовать.        Тишина. Шерлок глядит на брата, как на Кентервиллийское приведение. Майкрофт сошёл с ума? С каких это пор гениальный, требующий контроля, и любящий брать всё под контроль ум, дал такие сбои?        — Шерлок, — рука Джона мягко ложится на его, Шерлока, руку, — нет никакого Мориарти. Это всё ты. И ты практически арестован. Тебе лучше сдаться добровольно.        — Я думал, — не без презрения отвечает Холмс, не глядя на присутствующих (из-за действия наркоты всё равно трудно разглядеть лица, хоть первый приход уже практически отступил), — это я всегда немного безумен. Но, видимо, безумие заразительно. Не несите чушь. Оба.        — Да Боже мой, Шерлок! — и без того тонкий голос миссис Хадсон становится пронзительным. — Они правы! Ты сам Мориарти выдумал. Вот, посмотри сводки новостей и убедись. Будь хорошим мальчиком, — голос дрогнул, — и сдайся добровольно. Твой брат говорит, что это поможет, когда судьи будут выносить приговор.        Тишина. Нарушаемая лишь изредка шуршанием газеты. А в ней лишь одно имя с первых полос не сходит — Мориарти. «Мориарти снова бесчинствует: в центре города убиты десять человек», «Мориарти вновь дал о себе знать: таксист, убивший десятилетнюю девочку, делал это с именем знаменитого злодея-консультанта на устах», «Ограбление века: королевская казна пуста, в преступлении подозревают знаменитого криминального гения Джеймса Мориарти», «Криминальный гений современности опять в деле: по Лондону прокатилась серия жестоких, но хитроумных убийств», «Джеймс Мориарти против детей: получены доказательства, что именно он влиял на психику десятилетней Рут Корнуэлл, убившей своих родителей в их собственном доме».        На газетных полосах — только одно имя: Мориарти.        И только одно лицо — Шерлока.        Шерлок откладывает газету, растерянно водя пустыми глазами по комнате.        «Я — второй ты».        Мир рушится.