Истории тёмного королевства

       Она — сука. Красивая, но сука. Породистая, но сука.        Сука умеет громко лаять, и больно кусаться. Умеет обидеться и делать вид, что тебя нет, что ты не приходил с ней на случку.        Мысли, пошлые, грубые, преследуют его голову, терзают разум. Ему бы смягчиться, быть сдержаннее, научиться вежливости, хотя бы той, что напоказ. Да только не выходит. С ней, Лидкой Шефер, той самой, с которой росли вместе, ездя друг к другу в гости, не выйдет.        Ему бы разозлиться — страшно, сильно, по-настоящему. Разозлиться, рвать её на куски, надавать тяжёлых оплеух, потому что заслужила. Схватить за волосы сзади, собранные в высокую дулю, что на аккуратной голове сидит, точно корона, да и протащить её по комнате, от стола и до кровати. Чтобы знала своё место. Чтобы поняла, с кем играть пытается.        Да только не выходит. Рука, поднявшаяся вверх, замирает, сжатая в кулак, трясётся, дрожит. А потом опускается, не в силах поцеловать бледную кожу. И он чувствует себя при ней псом побитым, и бежит, бежит без оглядки.        Ему бы забыть её, утонув в вине и других женщинах. Аль девок краше неё найти богатый паныч себе не сможет? Он крепостных не то, что за людей (как многие остолопы либеральные), — за мусор даже не считает С девками безродными ему водиться брезгливо, противно, краше уж мусор с пола поднять, а умница славная Натали, уже невеста, почти что жена — опротивела. Вот и мается он, один по жизни, словно бирюк какой, сил не находит, места себе никак не найдёт. Славный войны герой, помещик богатый Григ Червинский — дурак жалкий, безвольная пешка в руках одной только женщины, но какой зато женщины… зато какой.!        Ему бы бежать от неё, жестокой, дьявольской и до чёрта прекрасной Лидии Шефер, да только не бежит. Силы нету, и ноги стоят на месте, стоят много лет, много, с самого детства, и стоит он подле неё, рядом, приколоченный, точно к гвоздю, ненавидит, только сдвинуться с места не может. ****        — Чего вам надобно, Григорий? — звонким, зычным голосом, в котором сталь разбитого стекла звучит, спрашивает красивая Лидия Шефер, сука, настоящая сука, породистая и спесивая, отвернув от него свою прехорошенькую горделивую голову.        — Вы мне задолжали, пани Шефер — скалится в жалком подобии улыбки Григ, — как отдавать будете? Денег мне надобно.        — Прокутили папинькино состояние, дражайший? — она смотрит глазами ясными, взглядом змеюки опасной, смотрит прямо в глаза, на самом деле — в душу.        — Вас это, Лиди, обходить не должно. Верните мне долг, что числится за вами, да разойдёмся.        — Мы договаривались, что долг возвращён будет к концу месяца — она отходит назад, на несколько шагов, в сторону, а ему кажется, будто всё внутри него опустело, и душа в пятки ушла, вниз рухнула, — ничего не решат три дня. Нам надобно расплатиться, а вам лучше будет заплатить сейчас. Не то, жаль, но буду вынужден отнять у вас поместье. Луга здесь красивые, поля широкие. Я в обиде не останусь.        Она, дьявол в красном платье, снова подходит близко, опять рядом оказывается. Углём чёрных глаз испепеляет.        — Так и быть, — полна лживой смиренности, склоняет набок красивую голову, а у него в мыслях картинки друг друга сменяют, как будет ломать лебединую шею, — расплачусь.        И медленно тянет руки к шнуровке корсета спереди.        Она сука. Красивая, статная, породистая, благородного роду, но сука.        Ему бы бежать от неё, сломя голову, да он, герой войны, любимчик женщин, богатый помещик Червинский, наследник огромного имения, титула, состояния, в её объятьях и от её объятий пропадает.