Истории тёмного королевства

       — Осторожнее, плечо! Очень больно.        Джон кладёт феникса на стол, заботливо подстелив полотенце. Проводит ладонью по крыльям, что сейчас расставлены, но бесполезны. Птица будто хвастается, что у неё все ещё есть крылья, только вот не может взлететь. На предплечье — ямка от ранения, и из тела торчит стрела, в хрупком тельце выглядящая особенно огромной и пугающей.        — Спокойно, — улыбаясь, отзывается доктор, — я профессионал. Сейчас мы тебя починим.        — Нет уж, — твердит упрямица раздражённо, — лучше вылечите.        Доктор вздыхает. Фениксы — горделивые птицы, они, даже среди разнообразия своих сородичей, уникальны и неповторимы. Он бы сам их королями среди птиц провозгласил. Держать феникса в руках ему ещё ни разу не приходилось до этой встречи. И нашёл он эту птицу, что сейчас упорно не понимает (или делает вид, что не понимает) его шуток, в лесу, израненную, измотанную. Какой-то охотник, похоже, хотел поймать удачу за хвост, и пронзил птаху стрелой, которую даже огромный медведь с трудом бы смог выдержать. А эта особа — упряма.        И всё же, он знает — феникса лихорадит. Ей дурно, плохо, тяжко пришлось, особенно последние пару часов, что он кудесничал, пытаясь заставить её прийти в себя. Пожалуй, впервые в своей карьере, в первый раз за свою долгую жизнь, он боялся, что несчастное животное испустит на его столе последнее дыхание.        Феникс ищет его глазами, взгляды встречаются, и доктору вдруг становится не по себе. Она смотрит на него так пристально, как никогда ещё не глядело ни одно животное. Даже царственные львы и величественные тигры, одинокие волки даже — и те не смотрели на него столь пронзительно, с таким скрупулёзным вниманием.        — Скажите, доктор, — теперь её голос слышит, как песню, такой он мелодичный, хоть ещё и слабый совсем, — я буду жить? Мне удастся?        Доктор не знает. Он не уверен. Кризис, кажется, миновал, долгая, трудная ночь сменилась рассветом, но он не уверен. Всё ещё не уверен, что этой птице, которую берёт в свои ладони, удастся выжить. Ещё меньше шансов, что она однажды снова сможет летать.        — Я постараюсь, — деловито кивает доктор, — буду трудиться с большим усердием, чем когда бегаю по утрам.        Шутка, вроде, удачная. Феникс не шевелится, но доктор знает — ей стало легче. Миссия выполнена, пациентку удалось приободрить. Доктор же, тем временем, подносит ладони к глазам.        — Рана в крыле неплохо затягивается, — неспешно говорит он, — быстро. Гной удалось вывести. Дальше остаётся только ждать.        — Я годами ждала, — вздыхает феникс, — ничего не стоит подождать снова.        — Ждала годами? — Дулиттл с удивлением смотрит на неё, в пронзительные глаза, в которых, словно в омуте, начинает тонуть, — что это значит? Просто фигуральное выражение?        — Я — владычица леса, и ждать — почти что моя профессия, доктор. Ремесло, в котором, кстати говоря, преуспела.        Дулиттл кивает. Она не проста, она сложнее, чем кажется, она не просто птица, и не просто феникс. Что-то в ней есть, в этой птахе, какая-то ещё загадка. Уж больно она живая, горделивая. И величественная.        Но время тайн настанет чуть позже. А пока нужно позаботиться о ней, как он умеет.        — Мы о многом поговорим, — доктор добродушно улыбается, — ты расскажешь мне все свои истории, я их большой любитель. Но для начала я промою рану.        — Хорошо.        Она согласна, и закрывает глаза.        Животные привыкли доверять доктору.        Доктор привык доверять животным.