Истории тёмного королевства

       Серсея.        Сестра. Друг. Враг. Любовница. Возлюбленная. Почти жена.        Впервые он почувствовал странную тягу к ней, такую, какую брату не пристало испытывать вовсе, совсем юным, лет в десять. Он практически уверен, что тяга эта была взаимной. Что тогда случилось? Они дурачились, и Серсея ела яблоко, просто ела яблоко. А он замер, залюбовавшись тем, как красиво она поднесла фрукт ко рту, как держит его в элегантных длинных пальцах.        Серсея.        Любимая женщина. Ненавистная женщина. Одна из многих. Единственная.        Сколько раз он бежал от неё — сбился со счёту. Сколько раз возвращался — не сосчитать. Оставляя её всякий раз, каждый раз прохрипев, что в ней много тьмы и боли, он уносил лишь ноги, отдалялся физически. Душа же его всегда была рядом с её душой. Она замирала в её руках, словно мышь в кошачьих лапах. Серсея была дикой кошкой, подцепившей его на коготок. Она играла, швыряла, отбрасывала его — но никогда, никогда не отпускала. Мир без него был ей не нужен. Он же взломал бы этот мир, как ржавый замок, если бы в нём не стало однажды её. Мир без Серсеи хуже любой войны. Он был ему не интересен. Он был ему чужд.        Серсея.        Мудрая женщина. Глупая женщина. Жаркая любовница. Холодная жена. Лучшая женщина в мире. Худшая женщина на свете.        Он уходил, и всякий раз клялся, что это — окончательно и навечно, навсегда. Каждый раз, оставляя её позади, он хотел, почти что мечтал, чтобы больше не нужно было к ней возвращаться. Жаждал отпустить её, и чтобы она отпустила его, наконец. И знал — это мечта, иллюзия. Она рухнет, словно карточный домик, при любом порыве ветра, при каждом его дуновении. Есть такие мечты, которым не суждено сбыться. Жизнь без Серсеи — его несбыточная мечта.        Он уходил, но всегда возвращался. К ней. За ней. Для неё. Шёл за ней, оставляя в ряд десятки мокрых, грязных, пропахших пылью и порохом улиц. Шёл к ней быстрее, чем бежал от неё.        Серсея.        Прекрасный цветок. Ядовитый цветок. Противоядие. Отрава. Любимая.        Сейчас он бежал, боясь не успеть. Гнался следом за ветром, надеясь скорее очутиться с ней рядом. Он знал — это конец. Она проиграла войну. Они проиграли. Теперь ему нужно было пытаться сберечь её — от всех на свете, но, главное, от её собственных дьяволов, что плетями бьют у неё в голове.        Он почти уверен — не успеет. Но, если и так, коль уж не суждено спасти ей жизнь, значит, нужно успеть хотя бы на её смерть. Они всегда были вместе, неразлучны, неотлучны, неразделимы. Они родились вместе, и вместе же и умрут. И ради этой призрачной надежды он гнал себя следом за ветром, бежал, не чуя под собой ног, с трудом переводя дыхание. Мечтал. Надеялся. Верил.        Он никогда не любил ворожить, но иначе не мог. Глядел в рваное, разодранное войной небо, и думал: лишь бы успеть. К ней. Туда, где она. Чтобы прижать её в своих объятьях. Чтобы они могли умереть вместе, как и родились.        Неразлучные. Нерушимые. Неделимые.