Истории тёмного королевства

       Это Роуз.        Он узнает её лицо из тысячи, из миллиона других лиц, манерных, холодных, чужих. Ни с кем её не перепутает.        Роуз.        Он услышит её шаги, распознав их даже в самой шумной толпе. Даже если бы слух его потупился, даже оглохнув, он бы понял, что она рядом, приближается к нему, и они вот-вот увидятся, посмотрят друг на друга. Впервые за долгие годы, которые тянулись так же долго, как столетия, их взгляды встретятся. Сердце Джека, известного теперь в аристократических кругах как мистер Гэтсби, замирает, выпрыгивает изнутри, бьётся под кадыком. Он сглатывает слюну, собравшуюся в ком, но она так и застревает в глотке.        — Добрый вечер, — она делает навстречу лишь шаг, но Джеку-Джею кажется, что они бесконечно далеки, дальше даже, чем были, когда спасаясь с тонущего лайнера, были вынуждены разделиться, — мистер Гэтсби.        — Добрый вечер, мисс Роуз.        — Миссис, — уточняет она, и это слово колет сломанной шпилькой под сердцем, — миссис Хокли.        — Миссис Хокли, — склоняет покорно голову, а сердце предательски заныло.        Глаза щиплют. Это не слёзы, нет. Очаровательный бродяга Джек Доусон умел плакать и не стеснялся этого. Джей Гэтсби — нет. Он слишком чопорный, слишком сухарь. В глазах щиплет и рябит от сигаретного дыма. Он позабыл, что пальцы напрочь вцепились в сигарету.        Миссис Хокли проводит ладонью по лицу, отгоняя сигаретный дым. Пальцы у неё хрупкие, тонкие, ладони маленькие, почти детские — как тогда, много лет назад, когда они впервые встретились. И полюбили друг друга. Чтобы тут же, барахтаясь в морской пене, разойтись.        — Дайте прикурить, мистер Гэтсби, — она склоняется к нему ближе, вдыхая ноздрями едкий дым сигареты, — хочу, чтобы першило в горле.        — Да, — кивает он послушно, механически, — конечно. Пожалуйста.        Пальцы оказываются так близко к её лицу, ко рту, что можно коснуться. Он об этом мечтал вечность. Но мечты порой остаются только мечтами. Уже поздно. Больше нельзя. Нельзя.        Миссис Хокли делает одну глубокую затяжку за другой. Мистер Гэтсби, звезда светских вечеринок, таинственный похититель сердец, с жадностью смотрит, вглядывается в её лицо. По прежнему красива. Но постарела. А он тоже поиздержался. Поистяган душой. Она у него мрачная, уставшая, старая. Как будто ему уже сотни тысяч лет.        Взгляд, растерянный, жадный, падает на её губы. Пожалуй, они остались прежними. Полные, слегка припухшие. Сколько мужчин целовали их до него? Сколько было мужчин после?        Джеку-Джею это не известно. Единственное, что он знает точно — что больше ему нельзя её целовать. Столько времени он напрасно искал её в пёстрой толпе, стремясь привлечь её внимание, а, когда нашёл, опоздал. Было поздно.        — Значит, — она обводит взглядом палубу яхты, яркую, украшенную серпантином и пылающую разноцветными огнями, — это всё — ваше, мистер Гэтсби?        — Да, — кивает он, не опуская взгляд, хотя чувствует, как она прожигает дыру к его дорогущем костюме глазами, — моё.        — О, — кивает она, звуча излишне коротко и равнодушно, — ясно.        Он чувствует, что ступает по очень тонкому льду, рискуя вот-вот под него провалиться. Возможно, тогда он выжил, на тонущем «Титанике», чтобы утонуть сейчас, на её глазах, обрушившись ей под ноги. Жизнь, проходящая в надежде, теперь, когда он обрёл её и прочёл в её глазах безразличие, безнадёжность, больше не имеет смысла.        И всё же он не может отказать себе в искушении, ступая на запретную территорию. Чтобы было ещё больнее. Снова и снова.        — Позвольте спросить, миссис Хокли, — в глазах его заискивание и лукавство, он лишь приторяется довольным котом, на самом же деле — кот голодный, — каким вы находите, — разводит руками, пытаясь как будто бы объять необъятное, — всё это?        — Скучным. Серым. Самым обычным.        Сердце замирает. Колотится как бешеное в груди. Останавливается.        — Что ж, — улыбка, не успев расцвести на губах, увядает, — благодарю за честность.        — Не стоит, — она поводит острым, исхудавшим с момента, как он её помнил, плечом, — я искала вас больше десяти лет. И вот нашла. Но понимаю — не стоило.        Мистер Гэтсби, всегда стремящийся поймать ускользающую из-под пальцев жизнь, внезапно чувствует, как она покидает его — уходит из кожных покров, из каждой клетки. Робко, несмело (Джек из прошлого, пожалуй, счёл бы это трусостью, смеялся), он приближается к ней, делает шаг. А она — отступает назад.        — Коль уж я здесь, мистер Гэтсби, — она пытается улыбнуться, выходит нервно, натянуто, — покажите мне вечеринку. Я потеряла прекрасный бриллиант однажды. Возможно, найду сегодня хотя бы его копию.        Она умолкает, выжидательно смотря на него. Он, кое-как одолев собственную беспомощность, сгибает в локте руку, предложив ей. Но это больше — не спасательная солиминка, за которую хватаются, а удавка новой реальности, безжалостной и жестокой. В которой есть всё, но ничего нет.        И оба уходят в крикливую, полную лжи толпу. Где снова будут чувствовать себя чужими.