Истории тёмного королевства

       Всё как всегда, всё, вроде бы, как всегда: смятая подушка, с загнутыми углами, в которые он вставлял палец, неосознанно, пока спал; скомканная простынь, хранящая контуры тела и запах крохотных родинок на спине; маггловское фото на тумбочке в рамке; чайная кружка с надломленной ручкой, которую проще было бы выкинуть, но он раз десять её склеивал (он всегда был таким упрямым); следы от роликов в коридоре (как она кричала тогда, как же она тогда кричала, потому что, став жить в мире магглов он порой вёл себя как свин, большой, грязный свин); гитара с порванными струнами (она, в пылу ссоры её сломала, устроила грандиозный маггловский разъёб, и страшно гордилась собой, а после выбросить было жалко). Всё, как всегда, всё, вроде бы, как всегда. Но только чего-то отчаянно не хватает, чего-то нет. Нет его в этой квартире, нет Драко Малфоя. И от этого так душно и тоскно, хоть волком вой. ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ***        А ведь всё начиналось слишком хорошо, слишком хорошо для чистокровного сноба и грязнокровки-заучки, которые очень долго ненавидели друг друга. Драко Малфой получил своё наказание за деятельность в рядах Пожирателей Смерти, — он был изгнан в маггловский мир, с запретом применять большую часть заклинаний и полным контролем над магией; ссылка эта казалась ему чудовищной, просто невыносимой, он жаловался друзьям, писал гневные письма в «Пророк», и даже сетовал на свою тяжкую долю в «Придиру». Наказание, по меркам Гермионы, было слишком мягким, и вот она уже выбрана в качестве наставницы для заблудшего чистокровного эгоиста; Кингсли объясняет необходимость наставника просто — мальчику, что родился в волшебном мире, трудно будет адаптироваться к среде, в которой магия — не более, чем детская сказка, он не сможет сделать этого один, ему помощь нужна; Гермиону трясло от такой логики, и впервые она подумала о том, что Министр здорово неправ, именно тогда. Но он был её боссом, а она — подчинённой, он давал указания, она их выполняла, поэтому, хоть и с большой неохотой, подчинилась опять. Так на её хрупкие плечи свалилась капризная чистокровная детина, которая сунула пальцы в розетку из интереса, пыталась облизать телевизор, когда там рекламировали сладости, громко вопя, почему это сладости не оживают, и, в общем-то, делала всё, лишь бы её, Гермиону, достать. А потом, в один чудесный весенний вечер, когда она выпила глинтвейн, детина получила по носу доброго тумака, и всё изменилось. Драко Малфой стал, словно шёлковый, начал буквально по струнке ходить, и оказалось, что он никакой не дурак, и вовсе не такой несносный, как Гермиона (да и все вокруг, если честно), думали.        Они и сами не заметили, как однажды уснули, обнявшись, на диване, за просмотром дурацкого сериала, и как её постель стала общей; после в её шкаф переехали его костюмы и галстуки, затем на кухню переместились дорогущие чашки из фамильного, Малфоевского, сервиза, подаренного дедушкой Абраксасом сыну на свадьбу; однажды он купил гитару и стал учиться на ней играть (невыносимо брынчал, но Гермиона молча терпела, и, видимо, в благодарность за это, Драко обучил играть и её), а однажды утром принёс с улицы дранную голодную кошку, заявив, что она теперь будет здесь жить (Живоглот пришёл от новой гостьи в «настоящий восторг» и тут же пометил всю квартиру, как свою территорию). А позже они вдруг решили, что нужно выбирать ресторан для свадьбы… И Гермиона внезапно поверила, что у них всё хорошо. И что они вместе могут быть счастливы. ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ***        Но закончилось наказание, Драко разрешили колдовать, вернуться к прошлой жизни, к той жизни, которая для Гермионы не прерывалась, не ставилась на паузу, не заканчивалась (ведь она по-прежнему, работала в Министерстве, под началом Кингсли, встревоженного их с Малфоем внезапным сближением и сердито сопящим всякий раз, как об этом заходил разговор), и начались сомнения. Драко захотелось свободы, захотелось вернуться в прошлый мир, в которой (хоть он и претерпел после войны изменения), она всё ещё была магглорожденной, а он — наследником рода, одного из священных двадцати. Он молчал, ничего ей не говорил, просто внезапно замолкла гитара, и старая чашка стояла разбитой по несколько дней, а он не спешил её чинить). И тогда Гермиона спросила:        — Что с нами не так, Драко?        А Драко, повесив голову, наверняка, от стыда, хмуро ответил:        — Со мной не так, Гермиона. Я хочу свободы.        Он предал её, предал их. Она его отпустила.        То, что начиналось так быстро, так же стремительно закончилось. Прервался полёт. ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ***        Всё как всегда, всё, вроде бы, как всегда: смятая подушка, с загнутыми углами, в которые он вставлял палец, неосознанно, пока спал; скомканная простынь, хранящая контуры тела и запах крохотных родинок на спине; маггловское фото на тумбочке в рамке; чайная кружка с надломленной ручкой, которую проще было бы выкинуть, но он раз десять её склеивал (он всегда был таким упрямым); следы от роликов в коридоре (как она кричала тогда, как же она тогда кричала, потому что, став жить в мире магглов он порой вёл себя как свин, большой, грязный свин); гитара с порванными струнами (она, в пылу ссоры её сломала, устроила грандиозный маггловский разъёб, и страшно гордилась собой, а после выбросить было жалко). Всё, как всегда, всё, вроде бы, как всегда. Но только чего-то отчаянно не хватает, чего-то нет. Нет его в этой квартире, нет Драко Малфоя. И от этого так душно и тоскно, хоть волком вой.        Но она, Гермиона, сильная, и она с этим справиться. Опомниться, переживёт, оглядится, научится без него жить. Просто нужно время, немного времени.        Вот только времени, увы, всегда не хватает. Всегда. Всегда.