Истории тёмного королевства

       — Вы так непокорны, моя госпожа. Всё было бы совершенно иначе, если бы вы послушали меня хоть раз…        Сир Джорах умирает. В других условиях, при других обстоятельствах, он не позволил бы себе сказать то, что говорит сейчас, а она, Дейнерис, ничего подобного от него не услышала бы. Но теперь он в шаге от смерти, и, возможно, следующий его вздох станет последним.        — Почему вы никогда не слушали меня, моя королева? — на его губах блуждает улыбка, явно дающая понять, что он уже смирился со своей нынешней участью. — Вы могли бы иметь всё, но теперь, если будете продолжать в таком же духе дальше, погибнете.        В любое другое время Дейнерис бы разозлилась. Эти слова привели бы её в бешенство. Она, наверняка, спорила бы, и, возможно, гневно топала бы ножкой. Не потому, что он, её мудрый советник и верный соратник, был неправ, нет. Скорее, наоборот — она знала, в глубине души, всегда знала, что он прав, оттого злилась. Потому и не подпускала его к себе ближе. Они были всегда на одной стороне, но он — по ту сторону её вытянутой руки. А теперь он умирает, и что-то изменить уже слишком поздно. Так случается иногда, так случается на войне.        В бессильной злобе Дейнерис сжимает руки в кулаки. Она, великая завоевательница, построившая новый мир и отдавшая тысячи приказов, не может самого главного — приказать смерти отступить, уйти. Пелена слёз застилает глаза, и, глядя на блуждающую на устах сира Джораха улыбку, она только горько всхлипывает, точно маленькая, обиженная девочка. Осталось всего лишь сердито надуть щёки, показать смерти язык, а потом — сдаться и рыдать.        Сир Джорах неспешно водит по её лицу глазами, блужбает взглядом по губам. Он открывает и закрывает рот, в бессильных попытках хоть что--нибудь ещё сказать, но Дейнерис и сама знает, что ему нужно. Она склоняется над ним, а боль в груди вдруг становится горячее огня, тяжелее камня.        — Сир Джорах, — холодная ладонь умирающего зажата в тёплых пальцах, пальцах королевы, которые могут что угодно, только не отогнать смерть, — сир.        — Моя королева, — шепчет он одними губами, горячими, потрескавшимися, — я знаю, что никогда вы не смотрели на меня иначе, как на друга. И был благодарен за то, что имел. Но сейчас, перед лицом неминуемой смерти, прошу вас только об одном, лишь об одном умоляю — поцелуйте меня. Как мужчину, что будет счастлив умереть с вашим благословением на устах.        Дейнерис плачет, чувствуя себя никчемной, ничтожной. Губы касаются горячих губ, кожа горит под воспалённым дыханием, и, вместе с последним поцелуем, из уст верного сира Джораха выходит прощальный вздох.        А Дейнерис, более отчётливо, чем прежде, понимает — она всё, всё потеряла: преданность, верность, любовь, и, может быть, шанс на счастье. Потому что можно быть госпожой всего мира, и ничего не сделать в последний, решающий миг — когда придёт смерть.        Сир Джорах успокаивается. Теперь усталое лицо старого солдата так величественно спокойно, что нельзя не любоваться.        Он обрёл, наконец, вожделённый покой.        Его мятежная королева ничего не обрела, кроме горя и скорби. Она потеряла всё.