Уроки утопления

Я глупо мурлыкал под нос незамысловатую мелодию, пока горячие струи воды стекали по телу. Жмурил глаза, когда шампунь в них попадал, долго промывал ресницы. Лалалу так и не появилась. Игнорирует из-за вчерашнего? Вчерашнее… оно ведь было на самом деле? Вода перестала течь. Не в силах пошевелиться, я прижимал всё ещё холодные руки к груди. Было ли? Улицы были пропитаны химией и тухлыми яйцами. Не чувствуя под собой земли, я, словно призрак, медленно брёл к школе. Небо угрожающее надо мной написало. Дождь пойдёт. Было хрупко и непонятно, легко и тяжело одновременно, безумно страшно, что мне и правда всё приснилось — так нереально, так волшебно это ощущалось. Пальцы быстро скользнули по губам. Был ли вчера мой первый поцелуй? Провожал ли я его до дома, видел ли я его улыбку, слышен ли его запах до сих пор на моей одежде? Любит ли он меня? Но пара кокетливых синих глаз прервала мои размышления. — Вот это вы, мальчики, конечно, устроили вчера, — пропищала Лалалу, не здороваясь и даже не давая время осознать её присутствие. — Я и подумать не могла, что между вами что-то да на самом деле будет. Ну, то есть мне казалось, что поиграете вы немного друг с другом, пострадаете-поноете, а через пару дней забьете, а у вас тут какие-то отношения назревают, любовь на века, все дела. Хотя вы, конечно, пара идеальная: ебанутый и припизднутый. Лучше и быть не может. Я изо всех сил пытался переварить полученный поток информации, но с утра у меня это плохо получалось. Лалалу же, явно довольная собой, задрала голову наверх, противно растягивая и без того широкую улыбку. — Так ты это видела? — тихо бросил я, догадываясь об ответе. — Конечно. Я вижу всё, что видишь ты, даже если сама в этот момент убегаю по другим делам. С губ сорвался легкий, бесцветный вздох. Чем ближе мы подходили к школе, тем сильнее тревога сжимала мою шею. Лалалу болтала о какой-то ерунде, в то время как я даже не мог открыть рот. Вчера ничего не было, зачем кормить себя ложными надеждами? Вчера ничего не было, зачем разочаровываться ещё больше? Вчера ничего не было, зачем лгать себе? Увидев до одури знакомые ворота, я остановился. Ноги будто намертво прибили гвоздями к земле. Вчера ничего не было, не иди туда, вчера ничего не было, забудь это место, вчера ничего не было, сбеги отсюда, сбеги от учителя литературы, сбеги от Эрика, тут нечегонечегонечегонечего делать. Мимо проходили школьники. Организм. Тяжелое небо падало на их хрупкие головы. Организм. Среди них не было Эрика. Горло душили все худшие чувства, что во мне были. Я слабо держался за него, будто усмиряя, будто это на что-то влияло. Поскорее бы провалиться сквозь землю. — Что, момент истины, да? — язвительно сказала она, прищуриваясь. — Да не бойся, не вру я тебе. Девочки-волшебницы никогда не врут! — Скажешь ещё что-нибудь, — выдавил я, — и меня вырвет прямо на тебя. Я заметил, что на меня покосился младшеклассник. Лалалу молчала. Мы стояли так какое-то время. Она смотрела прямо на меня с жалостливой снисходительностью, и от этого становилось ещё противнее. — Ты такой тупой, — наконец тихо сказала она, проводя рукой по волосам. — У тебя тут вроде как жизнь налаживается, а ты загоняешься по непонятной херне и всё себе портишь. Признайся, ты просто сам не хочешь быть счастливым. Эрик. Чуть опустив голову, придерживая потрёпанный рюкзак, совсем не замечая меня. Эрик. — Милый, ты совсем долбоебом будешь, если не подойдёшь к нему сейчас. Наши взгляды пересеклись. Вокруг не было ни души. Мир будто замер, ожидая нас. Я тоже ждал. Его. Внутри всё разбивалось от холодного, но в то же время по-детски недоумевающего, цепляющегося взгляда. Будто он, как и я, пытался отличить сон от реальности, будто почему-то сомневался в моей реальности. Эрик. Эрик, я тут, я существую. Неуверенный шаг навстречу. Эрик, я правда существую. Ещё и ещё один. Эрик?.. Он существует. Он тут, передо мной. Такой же неуверенный, тихий, боящийся разрушить хрупкую иллюзию, такой же, как я. Такой же, как вчера. Я путался в ногах, забывал, как держать равновесие, не понимал, что бегу. Сознание затуманивалось, в голове билась мысль, что ничего на свете не существует. Ничего, кроме этого мальчика. А его объятия были самыми тёплыми на свете. — Всё хорошо, — тихо повторял он, лишь слегка дотрагиваясь до моей спины, пока я крепко прижимал его к себе, — всё хорошо. Мы дошли до школы вместе, ничего друг другу не говоря. Мне было плевать, что о наших сплетённых руках могут поползти слухи, плевать, что я путался не только в ногах, но и сам в себе. Краем глаза я замечал, что Эрик слабо улыбается. Уроки были тихими и нестерпимо долгими. Невинные перешёптывания одноклассниц под монотонную речь учителя. Мы с Эриком иногда встречались взглядами как и в первые дни знакомства, но я тут же отводил глаза, чувствуя некую неловкость. Сухой учитель английского говорил о вещах, которые я никогда в жизни до конца не пойму. Мне оставалось только смотреть в окно, погрузившись в мысли и абстрагировавшись от предсмертного кашля девочки рядом. Может, стоит сбежать с ним после обеда и поговорить? Постараться сделать это максимально нормально. Если мы любим друг друга, то может нам стоит… Лалалу возникла буквально из ниоткуда. Победоносно улыбаясь и делая вид, что опирается на мою парту. Ох, боже. — Ну, вижу у тебя всё неплохо проходит, — в полный голос заявила она. — Говорила же, что ты как девчонка себе накручиваешь. Нет, только не на уроке. — Уйди, — почти беззвучно прошептал я, — давай не сейчас. — Что-что? — язвительно пропела она, демонстративно наклоняясь. — Я не расслышала, дорогой, повтори ещё раз. Пустые синие глаза придирчиво рассматривали мои, а я изо всех сил делал вид, что передо мной не стоит девочка-волшебница. — Не хочешь говорить? — сказала она через какое-то время. — Ну ладно. Я от тебя отстану на сегодня. Давай, проведи этот день максимально нормально со своим припизднутым ёбырем. Я не мог понять, обижается Лалалу или нет. Вечная улыбка не сходила с лица. Она почему-то направлялась к выходу из класса, хоть в этом и не было смысла. — Я пойду лишусь девственности с незнакомым мужиком, — крикнула она. — Буду поздно, если вообще буду, не скучай и не забудь подрочить перед сном! Я не удержался и закатил глаза. Какая же противная у меня галлюцинация. Минуты последней перед обедом литературы тянулись особенно медленно. От приторности учителя и флиртующих с ним школьниц становилось плохо. — Знаете, я много раз говорил, что вы все очень разные, — он обвёл нас взглядом, — и каждый из вас особенный. Вы лучший класс за всё то время, что я здесь работаю. Поэтому я бы хотел, чтобы мы узнали друг друга получше. Началось. Переглядывания и таинственные улыбки одноклассников. — Завтра вам надо будет принести свою любимую книгу и рассказать о своих эмоциях к ней, почему именно она ваш фаворит. Если нам не хватит одного урока, мы займём ещё один. Что вы об этом думаете? Одноклассники нестройным хором отвечали, что это чудесная идея, некоторые уже обсуждали книги, которые принесут. Учитель по-голливудски улыбался, видимо, наслаждаясь своим триумфом. — Тогда решено. Запомните, это касается всех, — он посмотрел на меня и сделал небольшую паузу. Кто-то тоже мельком глянул на меня, как бы насмехаясь, как бы иронизируя надо мной. — Прогульщики и те, кто не принесёт книгу, будут вынуждены поговорить со мной наедине. Пиздец. Ну что за пиздец. Я вышел из класса сразу со звонком, забирая портфель и не прислушиваясь ни к чему. Сегодня что, все пытаются вывести меня из себя? Не думая, я пошёл к лестнице. Сел на последнюю ступеньку, кинул портфель и стал ждать. Эти жуткие попытки помочь, разговоры по душам и слова об уникальности каждого были лишь лживыми и детскими попытками погеройствовать. Смотрите, я ценю детей, смотрите, я хочу всем помочь, смотритесмотритесмотрите на меня, я такой хороший, такой чудесный, что от одного взгляда на свою немытую харю по утрам кончаю. Я зажмурился, еле сдерживаясь чтобы не пнуть портфель и не прикончить всех в этой паршивой шараге. Знакомые до боли шаги перебили все эмоции. — Лука? Сердце тут же поглотило сладкое волнение. Я обернулся и, заметив немного кривую улыбку на его лице, неосознанно улыбнулся в ответ. — Я… Я сяду? — А? А, да. Да, конечно, садись, всё хорошо. Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо. Эрик устроился рядом, подперев кулаками голову и уставившись на меня, будто ожидая чего-то. Конечно, я и правда хотел поговорить с ним, но не знал, с чего начать. — Ты сейчас уходишь? — спросил Эрик, видимо, поняв моё замешательство. Простой вопрос. — Да. Ты со мной? Он быстро кивнул и продолжил смотреть на меня. Я собирался с мыслями и продумывал слова какое-то время. Неловкость и легкий страх застилали глаза, но при этом по всему телу разливалось приятное тепло. Меня переполняло болезненное счастье. — Я не сказал тебе этого вчера, но я, — сглотнул, — я правда люблю тебя. Знаю, я вёл себя странно и постоянно говорил не то, что хотел на самом деле, и… — легкая улыбка вновь коснулась моих губ, — на самом деле я думал, что ты меня ненавидишь. Мне даже казалось, что весь вчерашний день был каким-то странным жестоким сном, — мы молчали какое-то время, пока я не добавил: — Знаешь, мне до сих пор сложно поверить в то, что это всё реально. Эрик выглядел немного неуверенным и смущённым. Взгляд замер в одной точке, будто он глубоко задумался о чём-то. Но вместо слов он резко и совершенно неожиданно взял меня за руку. Осторожно переплёл пальцы, не поднимая на меня глаз. Он умудрился уместить всё в этом коротком жесте. Было хорошо. — Получается, мы с тобой встречаемся? Мы вышли из школы только со звонком. Резкий ядовитый запах разъедал лёгкие, но даже он не мог испортить самые тёплые моменты моей жизни. — Наверное. Я не против. Он был таким светлым, таким далёким и близким одновременно, что я не мог прекратить глупо улыбаться. — Разве у тебя уже нет кого-то? — я даже не думал о странности вопроса. — Просто стихи у тебя в дневниках, они… — Не думай о них, — Эрик посмотрел на меня и широко улыбнулся. — Всё… всё хорошо. Куда мы пойдём? Я немного смутился этим расплывчатым ответом, но вида не подал. Как раз в духе Эрика. — Ну, у меня дома мама. — Тогда идём ко мне, — глаза Эрика засияли, и он ещё крепче сжал мою руку. — Тут не очень далеко, а дома никого до завтра не будет. Конечно. Мне очень хотелось увидеть как Эрик жил всё это время. Что его окружало, что он создавал и разрушал своими руками, где он проводил большую часть времени. Жил ли он так, как я себе представлял. За то время, пока мы шли до его дома, я успел узнать, что мать Эрика скоро выходит замуж, что у этого мужчины есть дочь от первого брака и что Эрику, в принципе, всё равно. — У неё семья, — тихо говорил он. — С чистого листа. Жених её постоянно пытается меня не обидеть. А мне правда всё равно, — его брови слегка нахмурились. — Счастлива и хуй с ней. Лифт был настолько вылизанным и чистым, что мне было даже неловко. Создавалось ощущение, будто все жители этого дома панически боялись микробов. Тихий шум был нашим проводником до двадцатого этажа. Эрик, недавно восторженный, почему-то потускнел. Скрестив руки на груди, он хмурился, и губы еле заметно дрожали, как при плаче. — Мне… мне просто не нравится тут, — сказал он, заметив моё замешательство. — Ты же сам предложил пойти к тебе. В ответ Эрик только сжал и без того тонкие губы. Я не мог не заметить резкую смену настроения у Эрика, но списал это всё на непростой характер мальчика. Мальчика, который теперь со мной. Дверь в его квартиру была прямо напротив лифта. Он быстро провернул ключ в замочной скважине, всё так же ничего не говоря. Я тоже молчал. И мы зашли. Я был готов ко всему. Ко всему, но не к этому. Всё было белым. Стены, пол, высокие потолки, искусственные цветы в ажурных вазах — они будто сошли с обложек минималистичных каталогов. Не отпускало чувство, что я находился на космическом корабле, а не в доме, где живут люди. Странно расположенные комнаты, бесконечные коридоры и повороты сливались в одно, и я постепенно забывал, где вообще находился вход. — На психушку похоже, — неосторожно шепнул я. — Знаю. Мы зашли в одну из многочисленных комнат, которая отличалась от остальных только забито стоящей в углу кроватью. Помимо неё на всю огромную площадь были только шкаф и письменный стол. Всё ещё шокированный, я медленно сел на кровать, про себя боясь испачкать её. — Ты и правда тут живёшь? — я сказал это, скорее, для себя. Он и правда живёт в какой-то больнице. — Да, — Эрик лёг рядом со мной, подкладывая руки под голову. — У матери вкус такой. Мне не нравится, но менять ничего не хочу. — У матери? — Да. Я… с ней живу сейчас. Отец же с собой покончил. Во рту пересохло. Сказанное Эриком с такой простотой никак не укладывалось в голове. Казалось, что это лишь шутка, и что сейчас мы вместе посмеёмся над моей наивностью и доверчивостью. Но Эрик не шутил никогда. — Ты серьёзно? — Да. У нас в городе ты либо сам себя убиваешь, либо убивают тебя, — его слабый голос был наполнен еле уловимой тоской. — Наверное, даже хорошо, что я оттуда уехал. Светлые волосы, рассыпающиеся на белоснежном одеяле. Нежные ледяные глаза, вечно печальные и вечно прекрасные, в которых всегда было столько безразличия и столько эмоций, столько перепадов и потрясений, столько заключённый красоты. Эрик казался единым целым с этой жуткой квартирой. Я дотронулся до его волос. Пропустил сквозь пальцы, надеясь, что моего сердца не слышно. Мягкие. — Мне плевать на умерших в стрельбе, — тихо говорил Эрик. — Меня столько раз спрашивали о них, особенно первые дни после… А я думал только о том, что мне надо было спасти Артура. На остальных всё равно, — он мягко посмотрел мне в глаза. — До встречи с тобой мне казалось, что я должен был… должен был умереть вместо него. У него были планы на жизнь. У меня не было ничего. Я слушал его, ничего не говоря, лишь перебирая его волосы в ответ. Он ведь наверняка не делился этим ни с кем. Мой бедный, бедный Эрик… — Но сейчас у меня появился смысл. Представляешь? — он поднялся и, сгорбившись, сел. Не отрывая от меня взгляда, он светло улыбался. — Я никогда не думал, что полюблю кого-нибудь когда-нибудь, что… что у меня правда будет смысл. Я старался не думать о тех записях в дневнике, сдерживался, чтобы не сказать какую-нибудь глупость. Только улыбался в ответ. Я ведь тоже никогда не думал, что меня кто-нибудь полюбит. Поцелуй был коротким и немного зажатым, отдавал железом, камелией и стыдом. Эрик снова напрягся. Серьёзно смотрел в одну точку на мне, хмурясь и теребя лежащий рядом рюкзак. Эрик? Эрик, всё хорошо? Только я потянулся к нему снова, как он резко сказал, сам своим словам удивившись: — Дай свою руку. Я осознавал его слова несколько секунд. Затем, все ещё ничего не понимая, послушно протянул. Ты гадать мне что ли будешь? Эрик долго смотрел на мою ладонь. Стал чаще дышать, весь вжался в спинку кровати. Достал из рюкзака нож. Разрезал ладонь. Я не обращал внимание на боль, её будто не было. Сотни чувств смешивались в одно, пока кровь стекала по руке, пачкала такую идеальную белую кровать, попадала на бледные пальцы Эрика. Его взгляд стал стеклянным. Будто робота резко выключили. Было приятно. Странное возбуждение. Было страшно. Я не ожидал такого. Было, было, было, было… — Кровь так красиво стекает, — шептал Эрик. — Я всегда хотел так сделать. Знаешь, ты всегда был жестоким. — Всегда?.. — только и мог выдавить я. — Я влюбился в тебя с той первой встречи во сне, а ты признался только сейчас. Испачканный в крови нож. Нужда промыть рану. Слова Эрика. — Мне иногда хочется задушить тебя. Или чтобы ты задушил меня. Кровь всё шла, хотя порез был не очень глубоким. Я не понимал ничего. — Я так обрадовался, когда встретил тебя. Мне казалось, что тебя не существует, а ты… ты живой. Ты настоящий. Твои шрамы, твой гной, твои стигматы — всё настоящее, всего можно коснуться. Ты ведь не плод моего воображения, да? Ты ведь такой же, как и во снах. Лука, ты ведь… — О чём ты говоришь? Эрика будто ударило разрядом тока. Он резко поднял голову на меня, и в его глазах был такой же страх, как и, наверное, в моих. — Боже, — встревожено, — боже, прости, я не хотел, я… Т-тебе надо… надо промыть. Я дёрнулся, когда он взял меня за другую руку. — Сам дойду. Теперь боль полностью сменила возбуждение. Я слез с кровати, думая только о том, что её ещё надо перебинтовать. В голове было пусто. — Дверь напротив, — выдохнул Эрик. Я нашёл недостающие кусочки пазла, пока смотрел на стекающую в раковину кровь. Эрик суетливо рылся в аптечке. Мой Эрик, мой чудесный Эрик. Я не обижался на него. (Как я мог обижаться, когда сам расчленил его в своих фантазиях сотню раз?) Я не был готов. (Это ничего не меняет). Мне немного обидно. (…) Всё то время, все те записи в дневнике и все недомолвки Эрика целовал только я. Я ли? Он неловко стоял возле раковины, теребя бинты, не зная куда себя деть. Я смотрел на воду цвета слоновьей кости. А был ли я? — Эрик, — говорил я, — Эрик, я не мальчик из твоих снов. Его не существует, ты же понимаешь это? Тихо уходила, утекала сквозь пальцы. — Нет. Это был ты, — мягко, но твёрдо ответил Эрик. Я выключил воду. Это не влияет на моё отношение к тебе. Я принимаю тебя, хорошо? Всё хорошо. Он молча, нежно перебинтовывал мою руку, не смотря в глаза. — Всё хорошо, Эрик. Не переживай, ладно? Слабо кивнул и поднял голову. Я долго вглядывался в его глаза. А был ли я? Лифт тихо спускался вниз. Мне надо было немного времени, чтобы осознать всё и принять. Немного молчания. Всё хорошо. — Я успешно выполнила свой план по лишению девственности! — Лалалу не заставила себя долго ждать, но мне было всё равно. — Теперь я никому не нужная порванка, представляешь, милый? Ой, а что это у тебя? — она показала пальцем на перебинтованную руку, хитро щуря глаза. — Неужели незадачливый бойфренд? Мне хотелось её ударить. Избить до смерти, вырвать все волосы, бросить изуродованный труп в канаву. Всё хорошо.