Учитель и ученик, а что же между ними было?

С этой частью будет непросто − все дело в малом количестве книжных источников, на которые можно опираться. К своему сожалению, я так и не нашла упоминания каких-либо мотивов, побудивших Рейстлина взять себе ученика. В книге «Даламар Темный» описывается момент его появления в башне, первой встречи с учителем. Описывается и видение, которое приходит к Даламару во время ритуала изгнания, − когда незнакомый маг говорит ему «иди ко мне, ученик», и сам Даламар обращается к нему как к «шалафи». Это все довольно интересно, но, к сожалению, тут я не вижу ни малейшего намека на мысли и соображения Рейстлина. Что было у него в голове? «Мда, додумались, отправили мне единственного эльфа в Черной ложе! Лучше шпиона и не найти». «Отлично, вот кто мне будет травы для отвара выращивать!» «Юная кровь Сильванести, отрада для моих усталых глаз!»   Но это так, в порядке юмора. А все-таки, как бы это ни было сложно, попробуем поставить себя на место Рейстлина. Стопроцентного прочувствования, конечно, не случится, личность Маджере глубока и многогранна, как сама Бездна, но все же приложим усилия.   Итак, сильнейший маг своего времени, запертый в очень слабом теле, с интеллектом сильно выше среднего, вынужден долгое время слоняться по миру в большой теплой компании, где единственный, кто его выносит – это брат. И то этот самый брат в то время, когда не душит своей заботой и вниманием, невольно топчется по всем его комплексам. Маг все время вынужден спасать целую ораву приключенцев, раскрывать им глаза на очевидные вещи, а в ответ получать еще больше осуждения и недоверия.   Затем приходит время подумать о себе, и он бросает всех на тонущем корабле. На который они попали благодаря бесспорно выдающимся лидерским качествам Таниса Полуэльфа, рвущего теперь когти от своей любовницы. Рейстлин в рамках своей морали понимает, что сделал все правильно, и нет ничего героического в том, чтобы помереть «за компанию», но все равно ловит вьетнамские флешбэки. И в очередной раз чуть не умирает при телепортации, но это уже такие мелочи. Отправляется он в Нераку в своей свежеокрашенной мантии, а там − длительный неприятный квест с участием целого паноптикума недоумков еще больших, чем «дорогие друзья»: любимой сестрицы Китиары, озабоченной ведьмочки Иоланты, повернутого на жестокости и власти повелителя Ариакаса, недомагов, темных жрецов и палачей. Рейстлин терпит ужасные неудобства, и каждую секунду число желающих пустить его в расход увеличивается в геометрической прогрессии. А в финале его поджидают  старый приятель Фистандатилус и сама Такхизис. Ах да, еще чудом уцелевший братец с компанией. Что поделать, приходится раздавать долги. И вновь всех спасать. А он грезит об одном − о покое, о месте, где мог бы совершенствовать свои знания и плавно двигаться к своим целям. И вот, наконец, он получает желаемое. Да, к врагам прибавился целый Конклав и ни много ни мало − богиня Тьмы со всеми ее приспешниками, но все же он жив, и вот перед ним Дом с большой буквы. На воротах висит труп двухсотлетней давности, в роще копошатся неведомые твари, в коридорах стонут духи, проклятиями пропитан даже воздух, но это все равно его дом.   Конечно, какое-то время Рейстлин привыкает к башне, создает себе условия для жизни. Потом зарывается в книги и читает, читает, не веря своему счастью. А потом…   Плохая новость, маг Маджере! Ты все еще человек. Безусловно, выдающийся, с колоссальным самоконтролем, склонный к уединению, к аскезе, способный долгое время находиться в одиночестве, но все же человек. А люди созданы стадными существами.   Как бы Рейстлин ни презирал себя за это, но все равно самыми счастливыми его воспоминаниями были выступления в Устричном перед толпой. И часы, минуты с книгами, они тоже были счастьем, когда они были украдены − в моменты, когда не надо было куда-то бежать, прятаться, спасаться. Когда все, наконец, оставляли его в покое. А теперь, когда у него только и осталось, что бесконечные часы в библиотеке, все уже как-то не так… Надо, что ли, время от времени шипеть на кого-то, чтобы убрались и оставили в покое.   Разумеется, поначалу Рейстлин все отрицает и еще больше зарывается в свои труды. Затем он, поди, уже начал радоваться своему внутреннему Фистандатилусу − какой-никакой, а собеседник…   Думаю, идея ясна. Даже у самого убежденного интроверта в какой-то момент поедет крыша в условиях тотальной изоляции. И я сейчас выскажу очень непопулярное мнение, но Рейстлин-то и интровертом не был. Экстраверсию вовсе не следует понимать как любовь к людям и уж тем более любовь к большим шумным компаниям. Экстраверт вполне может быть нелюдимым, угрюмым, не доверять никому − в принципе, наверное, у любого взрослого человека случаются такие периоды. Экстраверт может любить уединение − абсолютно всем время от времени оно нужно. Но где можно «спалить» экстраверта? Ответ − в определении себя в мире, в мечтах и целях, к которым человек стремится. Кстати, когда человека волнует в первую очередь не узкий круг из близких и друзей, а какие-то мифические «все», на которых хочется иметь влияние, это тоже экстравертная фишка. А теперь давайте вспомним, какое место в мире намеревался занять Рейстлин. И не нужно все сваливать на старину Фистандатилуса, который якобы задурил такому доброму и спокойному Рейсту мозги.   Вот времена «Кузницы души», и мальчик Рейстлин в свои шесть лет рассказывает о планах на жизнь. Что же он говорит? – А теперь, Рейстлин, м сказал Антимодес, – у меня есть вопрос к тебе. Почему ты хочешь стать магом? Голубые глаза Рейстлина загорелись: – Мне нравится ощущать магию внутри себя. И, – он оглянулся на Отика, хлопотавшего за стойкой, – и когда-нибудь настанет время, когда толстые трактирщики будут кланяться мне. И позже − уже Рейстлин-подросток, со слабым здоровьем, особенно в сравнении со своим близнецом, кем он мечтает стать? Нет, не кабинетным ученым, как в мюзикле, а боевым магом. Он представлял себя в гуще сражения, а вовсе не запертым в библиотеке. А тайная страсть Рейстлина к лицедейству? Ведь умирал со стыда, оправдывался необходимостью заработать себе на кусок хлеба, а все равно ему нравились публичные выступления. И получалось-то отлично с самых первых попыток. Не могло такого быть при абсолютном отвращении к этому занятию. И тут снова хочется вспомнить этот цирк в Устричном, где он еще и остальных приключенцев своим примером подбил показать таланты. Нашлись в компании сразу и певцы, и танцоры, и исполнители трюков...   А стоило кому-то заговорить с Рейстлином? Если он не был занят с книгами, то разговаривал вполне охотно, не отделывался общими фразами. Просто с ним обычно мало кто выказывал желание пообщаться, кроме брата, который вызывал раздражение своей неумной заботой. Вот он и носил маску нелюдимого мрачного мага, точно щит.   Магам вообще нужно было казаться интровертами − по роду деятельности. Им требовался большой пласт времени для работы с заклинаниями, требовалось и много покоя для того, чтобы восстановить свои силы. У Рейстлина все это усиливалось в несколько раз слабым здоровьем, сильным даром, который тело выносило с трудом, проклятием Раэланны, которое не позволяло долго смотреть собеседнику в глаза, ну и пресловутым интеллектом, за которым мало кто мог угнаться, что тоже служило барьером в общении.   Зато послушать речи мага − какой великолепный драматический актер скрывается за всем этим шипением, надвинутым капюшоном и презрительным взглядом!   Любого, кто прикоснется к оружию или вещам, пожрет ужасный червь Катирпелиус. Он поднимется из Бездны и будет медленно пить кровь святотатца, пока от того не останется ничего, кроме пустой оболочки! И чуть позднее, когда ему еще припоминают этого червя: – Да, – прошептал он с горькой улыбкой. – Великий червь всегда к нашим услугам. Твой меч, как и жизни тех, кто остается под нашей защитой, в безопасности… Если вообще есть в этом мире безопасность… Прощайте же, друзья, – прошипел он, блестя странными золотыми глазами, зрачки которых напоминали песочные часы. – Долгой будет наша разлука. Иные же из нас никогда более не встретятся в этой жизни… И с этими словами он поклонился и, подхватив долгополое одеяние, стал подниматься по ступенькам. «Уж этот мне Рейстлин – не может без театральных эффектов!» – подумал Танис с раздражением.   Примеров блестящих речей много, их можно найти в любой из книг. Тут я тоже вижу демонстративность − свойство, имеющееся и у его ученика, к отношениям с которым хотелось бы все-таки вернуться. В этой демонстративности они были похожи, и это отчасти объясняет их успех как тандема ученик-учитель. Нет ничего лучше для такой пары, как некая схожесть нрава и манеры общения. О том, чем именно был успешен их союз, чуть позже, а пока все же продолжаем искать мотивы Рейстлина.   Медленно подбираемся к выводу, что заключение среди пыльных талмудов все-таки не выглядело более абсолютным счастьем. И что не такой уж был и затворник этот маг Маджере, ведь хотел богом стать и на весь мир греметь, а вовсе не прятаться от мира. Дискомфорт все увеличивался. Не думаю, правда, что Рейстлин осознавал растущую проблему и как-то думал над ее решением. Представляется, что он все агрессивней пытался уйти в работу. Но будущему богу все-таки требовались почитатели. И Конклав заботливо предоставил такого, раньше, чем Маджере успел окончательно свихнуться в своей башне и тем самым избавить мир от проблем. Хотя кто знает, чего мог натворить обезумевший Рейстлин?   К сожалению, неизвестны детали появления Даламара в Палантасской башне. Единственный книжный источник показывает его уже на пороге:   Он вошёл в пределы Палантасской Башни Высшего Волшебства так же смело, как мог бы войти в свой собственный дом. Неосвещённый внутренний двор, большие двери, неожиданно распахнувшиеся перед ним и даже мягкий, почти нежный голос, проговоривший «входи, ученик», не смутили его. Но теперь, здесь, без своей магии, Даламар чувствовал страх.   Опять какая-то двусмысленная цитата, но иначе у них и не бывает. Что можно понять: прохождение Шойкановой рощи тоже было испытанием для Даламара. Сомневаюсь, что его, как и жрицу, снабдили «печатью». Вряд ли также Конклав сопроводил его какой-то протекцией − как это наверняка делалось в обычных случаях, когда за начинающим волшебником закрепляли наставника. В этом случае это выглядело бы как признание в шпионаже. Тогда какова была легенда Даламара? «Шалафи, я пришел к тебе втайне от Конклава?»   Темный эльф, изгнанник, только прошедший Испытание, тут же решает «кинуть» заодно и совет магов? Надо же, какой отчаянный!   Нет, с какой стороны ни посмотри, и так понятно, почему Даламар появился в Башне. А уж тем более это ясно Рейстлину. Это видно − в обманчиво мягком голосе, которым он обращается к ученику, в издевательском поклоне, которым он его приветствует. На самом деле он доволен, пусть и не признается в этом себе − какое-то разнообразие среди унылых будней. Он, наверное, был удивлен − как-то слишком грубо действовали маги, нельзя ли было выбрать кого-то менее приметного? Более опытного? Даламар ведь был еще очень молод по меркам своего народа и только-только прошел Испытание. Нельзя ли было получше замести следы? И тотчас понял: а больше никто не согласился. Этот зеленый юнец оказался смелее всех. И то, что он надеялся получить здесь, тоже Рейстлину было понятно − знания. А уж это стремление он не мог не уважать.   Эльф и стал и тем самым легким раздражителем, которого не хватало для полного счастья − руки к запретным книгам так сами и тянулись, неуемное любопытство так распирало. На него не очень часто, но приходилось отвлекаться: расставлять границы, что-то объяснять, раздавать ежедневную порцию кнутов и пряников, а затем с наслаждением возвращаться к своей работе.   Раздражитель был не слишком сильный − ученик, конечно, где-то косячил в силу возраста, но все же это был не кендер какой-нибудь, свое место знал, его легко можно было заставить умолкнуть или исчезнуть куда-нибудь. И все же живое существо, не безропотный страж… Как Рейстлин отреагировал на пресловутый эпизод с книгами Фистандатилуса? Улыбкой понимающей − мол, сам таким был когда-то. Ну да, к девяноста годам можно было бы и поумнеть, но что делать, все по-разному взрослеют…   Почему-то еще представляется, что роль сыграл и перфекционизм Рейстлина. Было видно, что подходил он к обучению со всей серьезностью. Даламар впоследствии постоянно вспоминал, что то тому, то иному приему он научился у своего шалафи. А зачем было так стараться ради шпиона? Одно дело – воспитать себе грамотного лаборанта, но нет, тут шло обучение на архимага. Тут отчасти видится желание исправить несовершенство − ведь Даламар был обладателем довольно сильного дара, а вот что касается знаний − нахватался по верхам отовсюду подряд, как еще Испытание-то прошел.   Не могла не подкупать и преданность ученика магии. У Рейстлина не было так уж много знакомых магов, тех, которые бы полностью разделили его страсть. Был некий приятель Файкус, о котором упоминает Тас в «Часе Близнецов». Были Мастер Хоркин и Лемюэль − товарищи, бесспорно неплохие, но занявшие твердую обывательскую позицию − ни один из них не решился на прохождение Испытания. Была Иоланта, которая скорее пользовалась своим женским обаянием, чем магией. А Даламар за магию принес жертву − свою родину, право называться эльфом. Это тоже была высокая плата за искусство.   Но это скорее так, штрихи к портрету. Маловероятно, что Рейстлин долгое время размышлял, какой он, его ученик, что движет им. Он просто видел в Даламаре те качества, которые были и в нем самом: честолюбие, высокий интеллект, преданность делу. Видел, разумеется, и неловкие попытки эльфа хитрить, что-то выгадать для себя. Чтобы успокоить свой разум, привычно возопивший «не хочу никого видеть в моей башне», он тут же прикинул, где Даламар сможет быть ему полезен: в качестве лаборанта, ассистента, местами − чернорабочего. Предположил, что в нужный момент он при помощи ученика удачно поставит на место Конклав…   Но уж больно благодарными оказались эти уши, в которые он вливал знания. В принципе, в каждом высокообразованном индивиде есть такая потребность − передавать знания другим, обучать. Рейстлин, может, и не планировал устраивать Даламару этакий ускоренный курс высочайших темных искусств, но слово за слово и… Как можно было удержаться от бесед о том, что любишь больше всего на свете?   Вспомнить и слабое здоровье Рейстлина − в определенные моменты ему требовалась помощь. Но все помнят, какие вспышки раздражения вызывала у него забота брата. Даламар же мог помогать в ненавязчивом режиме, практически фоновом. Ему бы в голову не пришло считать шалафи слабым − как маг, он прекрасно понимал, что чем больше дарованная тебе сила, тем сильнее расплата. Как понимал и то, что такое откат после заклятий, понимал, какие действия требуются от него. Бегать, причитая или хлопоча, он тоже не стал бы. Зато в нужный момент под рукой будто сами появляются кружка с настоем, теплый плед или… верховный жрец Паладайна… Ох, все же до чего интересно, что было бы, узнай Рейстлин об этом визите.   В общем, Даламар действительно стал обладателем уникальнейшего опыта − несколько лет он прожил рядом с Маджере. Не просто прогулялся в поход до Бездны, не просто наблюдал его издали, гадая, что же замышляет там этот колдун, а именно находился рядом. О том, чем был для него учитель, было в прошлых главах. Но чем же сам Даламар был для Рейстлина?   Сложный вопрос. Рейстлина, особенно Рейстлина времен «Трилогии Легенд», мало волновали окружающие − все мысли его были направлены на Цель с большой буквы. И любые, малейшие признаки привязанности к тем, что должны были стать средствами для достижения этой самой цели, он старался вырывать с корнем. А они все же были, эти привязанности, потому что Маджере тоже был человеком, пусть и усердно стремящимся к тому, чтобы исправить сию несправедливость.   С Даламаром он не церемонился в особенности, потому что регулярно напоминал себе – я его обучаю, я делаю из него сильного мага (и, верно, переспрашивал сам себя: а зачем, собственно, я это делаю?). Но все же в их разговорах виднеется некая снисходительность, даже мягкость со стороны Рейстлина. Мягкость обманчивая, опасная − ведь кровавой пятерней на груди учитель наградил его именно после теплого разговора по душам с вином, но тем не менее.   Чувствовалась и ирония: Рейстлин коснулся ее руки своими тонкими, обжигающе горячими пальцами. – Это всего лишь мой ученик, Посвященная, – сказал он мягко. – Даламар сделан из плоти и крови и обитает среди живых, во всяком случае – в настоящее время. Крисания не поняла последнего замечания мага, но, расслышав в голосе Рейстлина сдерживаемый смех, решила не уточнять.   И этот момент никак не показывается в книгах, но, думаю, со временем маг все-таки привык к своему ученику. И испытывал удовлетворение − как от проекта, который сделал собственными руками. Ведь все привязываются хоть немного к собственным творениям. А отрицать огромное влияние, которое оказал Рейстлин на Даламара, невозможно.   Бывают такие люди, которые оставляют в твоей жизни неизгладимый след… Да, это снова о наказании Даламара, о пяти ранах на груди. Повторюсь, в этом жесте больше видится не гнев на ученика, а выпад в сторону Конклава. Небольшой воспитательный момент тоже имел место быть − не зарывайся, не бесплатно достались тебе мои знания. А если задуматься, какой жестокий, но изящный жест. На всю жизнь запомнится, но при этом − не откровенное уродование, не тяжкие увечья. Даламар и сам говорит, что мог поплатиться куда сильнее. Банально − Рейстлин мог и к лицу ученика ладонь приложить, основательно попортив красоту… И, оставляя этот отпечаток, он знал, что Даламар не только примет это наказание, но и останется верен ему. Вот что действительно имеет значение, вот что заставляет Даламара по-настоящему страдать.   − Он знает меня, − печально откликнулся Даламар. − Он понимает, что поймал меня в капкан. Он ранил мое тело и высосал душу, но я все равно вернусь в его паутину.    А что Рейстлин? В нужный момент он просто уходит и не оглядывается. Этот проект завершен. Уж это он умеет делать мастерски − отрекаться.   Так первый этап отношений учителя и ученика завершился − уходом Маджере в Бездну. Казалось бы, на этом все. Но точка еще не поставлена. Об этом − в следующей части.