Мои непутёвые заметки...

За окном не то осень, не то лето. С самого утра с неба сыплется мелкая изморось. Её и дождём-то назвать нельзя – только напрасно раскрывать зонт: ни от влаги не спасёт, ни от промозглого, нагло лезущего под одежду холода не защитит. Серые здания, серые лица, серые почти пустынные в этот час улицы. Мелькают вывески магазинов за стеклом, хлещут отсыревшие, отяжелевшие под напоенным досыта сыростью воздухом ветки деревьев с ещё зелёной листвой, хотя на земле уже тут и там расцветают яркой желтизной опавшие листья. Осень… но всё же лето. Мысли кружатся тяжёлой каруселью, устраивая в голове чехарду и неразбериху. Голову ломит неимоверно. Инстинктивным движением в который раз касаюсь пальцами виска, почти тут же вспоминая, что этим себе не поможешь. Разве можно так унять всё сильнее разыгравшуюся боль, что острыми иглами впивается в мозг. С лёгким потрескиванием мигает отживающая свои последние мгновения лампа на округлом потолке. Надоедливо жужжит попавшая по своей же собственной глупости в ловушку и теперь пытающаяся выбраться на волю, тупо бьющаяся об оконное стекло трамвая муха. - Мяу! На сидениях впереди началось какое-то движение. Две сидящие передо мной женщины склонились над огромной пластмассовой то ли клеткой, то ли псевдодомиком – переносным контейнером, в которые обычно заточают на время путешествия поездки любимых питомцев, яростно пытающихся из него выбраться. Невольно моё внимание притягивается к этим двоим. Наблюдаю за ними от нечего делать – ехать ещё долго, а заняться абсолютно нечем. Та, что помоложе, протягивает руку и просовывает сквозь пластмассовую решётку пальцы. Жду, что вот-вот она отдёрнет руку, укушенная разъярённым котом… Ничего не происходит. Женщина постарше – скорее всего, мать (внешне они чем-то похожи) – повторяет жест дочери. Уже собираюсь равнодушно отвести взгляд и вновь вернуться к созерцанию серости за окном, как впереди сидящие неожиданно снимают с контейнера решётку и… На волю выбирается шикарнейший рыже-серо-чёрный полосатый котяра. Огромнейший, пушистый, просто обалденный! И снова жду от него свойственного в такой ситуации чисто кошачьего поступка, но нет же – шельмец не торопится ринуться наружу. Осторожно, очень важно, мягко перебирая лапами, он встаёт на руку старшей хозяйки и вытягивает мордочку в её сторону, как бы вопрошая. Младшая хозяйка треплет его за ушком, чешет под подбородком. Из пасти показываются острые, словно лезвия, сантиметровые, идеально белые зубы. Вот сейчас! Он точно вцепится в руку либо той, что ластится к нему, либо, что удерживает рукой, не позволяя слишком сильно высовываться из клетки. И снова не угадала. Кот смотрит с некой нежностью на хозяек. Отвечает на ласки. Заглядывает в глаза. Чуть опешив, продолжаю наблюдать, открыто любуясь на это чудо. С трудом сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку и попытаться погладить мохнатое создание. Пассажиры на передних сидениях начинают оборачиваться и с улыбками смотрят на питомца этих двоих. Трамвай трогается с очередной остановки. Мелькает пейзаж за окном. Новая ветка-плеть ударяет о стекло. И вот тут-то и проявляется натура обычного домашнего животного: кот прижимает острые (были бы ещё на кончиках кисточки, и мог бы сойти за рысь) ушки, приседает к «полу» контейнера, всем телом вжимаясь в него. В глазах мелькает страх. Мгновение спустя живность скрывается совсем в своём таком надёжном домике-укрытии, где ему не страшны ни дождь, ни посторонний шум, ни любопытные взгляды. Пластмассовая решётка вставляется на место. Вагон снова погружается в дремоту. Тихо крутятся колёса, неслышно отбивая свой ритм: тук-тук, тук-тук, тук-тук… При желании можно представить себе, что едешь в поезде, качаясь в уносящем тебя куда-то вагоне. Где-то в груди тёплым солнышком расправляет свои крошечные крылышки что-то нежное, такое знакомое и такое новое. Маленькая ещё, неуверенная, робкая надежда начинает зарождаться в душе. Мягкий, пушистый белоснежный мех, что покрывает это чудо, светится в лучах вдруг проглянувшего неожиданно сквозь свинцовые тучи, что затянули небеса, солнышка. Вот крошечное создание раскрывает свои неповторимые, безумно прекрасные глазки и смотрит на мир с лёгкой долей испуга от неизведанного, интереса от непознанного и любовью ко всему окружающему. Может быть, вот такая она и есть эта надежда? И не суть, что носки в ботинках совсем влажные от слякоти, а куртка насквозь промокла от измороси, и время от времени начинает бить дрожь и становится зябко от сырого воздуха. Всё это мелочи. Ведь на них можно закрыть глаза. Так тепло-тепло и уютно в душе. А из сердца с лёгким свечением даёт о себе знать ОНА, пульсируя под одеждой, незримая для посторонних взглядов, подстраиваясь и не всегда попадая в отбиваемый им ритм… моя НАДЕЖДА…