Среди зеркал тебя искал, Боясь узнать и потерять…
Гарри проснулся резко от пронзительной боли в шее, отдающей в плечо. С тихим стоном он поднялся на ноги, пытаясь сориентироваться. Получалось, что он так и уснул возле стены, сидя на холодном полу. Просто отлично. И чем он, спрашивается, только думал? Хотя… он не думал. Он захлёбывался в чувстве боли и, в тот момент, ему было безразлично абсолютно всё. Но секундочку. Откуда тогда подъём сил и весьма приемлемое настроение сейчас? Гарри прислушался к себе и с недоумением моргнул. Не считая боли в шее, он чувствовал себя просто отлично. Хотелось действий и свершений. И плотный завтрак. Там, где вчера в груди чудился едва ли адский котёл, сейчас разливалось уютное тепло. Гарри глубоко вздохнул и прислонился лбом к стене. Нет, это определённо никуда не годится. Так он лишится рассудка даже скорее, чем думал. У таких эмоциональных перепадов должно быть хоть какое-то объяснение. В голове неожиданно отчётливо прозвучали объяснения Тома о возвращении. Он говорил о возможности вернуться в качестве крестража в самом Гарри. И о силе, которую может ему дать для уничтожения того, что осталось от Волдеморта. Гарри вздрогнул. Похоже, он — феерический глупец. Как он мог забыть об этом? Искал Тома везде, едва не коснулся грани безумия, уверившись, что потерял его навсегда, и даже не подумал об их обсуждении. Почему? В голову приходило только одно объяснение — он был уверен, что должен почувствовать присутствие Тома в себе. Так или иначе. Но, собственно, с чего он это взял? Предполагаемо, он прожил носителем крестража Волдеморта шестнадцать лет и даже не подозревал об этом. Не чувствовал ничего особенного, никак с ним не контактировал. Почему же сейчас должно быть как-то по-другому? Настроение резко улучшилось. Косвенные, но всё же надежды — сила и спокойствие, обретённые чудесным образом всего за несколько часов сна после вчерашней истерики; тепло в груди, в котором упрямо мерещится что-то родное по ощущениям. Всё вовсе не так плохо, как ему казалось. Гарри решительно направился в ванную комнату, попутно вспоминая свои собственные рассуждения и их рассуждения о Волдеморте. Он же сам предположил, что осколок души не может или по каким-то причинам не хочет покидать поместье. Конечно, он мог ошибиться, но и вероятность, что Волдеморт всё ещё здесь и выжидает подходящий момент для реализации своих планов, без сомнения, имеющихся, определённо существовала. Гарри машинально надел чистые вещи и направился на кухню. К столовой не хотелось даже подходить. Размышления о дальнейших действиях сегодня чудесным образом не загоняли в тупик и не вызывали истерику. Итак, в принципе, перед ним стоят не такие уж и сложные задачи: найти дух Волдеморта в поместье либо окончательно наверняка убедиться, что его здесь нет, и найти какую-либо форму контакта с Томом. С радостным удивлением отметив, что эльфы никуда не делись и исправно подали ему завтрак, Гарри накинулся на еду, размышляя, что он может предпринять. Настроение потихоньку успокаивалось, нотки практически эйфории улеглись по мере осознания информации. Да и не стоило радоваться раньше времени. Предположение о Томе — это только его догадки, которые могут и не подтвердиться. А бесплотный дух Волдеморта может оказаться многим опаснее, чем хотелось бы надеяться. — Гарри-и, — холодный, словно намеренно приглушённый голос раздался неожиданно, заставив Гарри выронить тост и вздрогнуть. Он резко обернулся, уже наверняка зная, что увидит. Что-то определённо меньшее, чем привидение; видимое глазу, но абсолютно нечётко. И даже в таком состоянии Волдеморт умудрялся источать злобу, которая ощущалась почти физически. Гарри резко вскочил на ноги, сам толком не понимая, что хочет сделать. Дух мгновенно отлетел к двери. Гарри машинально сделал шаг вперёд, едва удерживаясь от того, чтобы вскинуть руки и попытаться схватить. Но хватать было некого — сущность не являлась материальной. — Ты поможешь мне вернуться, Поттер. Или я найду того, кто поможет. Но тогда та часть моей души, что теперь в тебе, никогда не получит воплощения, — мерзкий осколок расхохотался и вылетел в коридор. Гарри побежал за ним машинально, холодея от сказанного. Откуда-то дух Волдеморта узнал то, о чём сам Гарри только догадывался. И теперь, похоже, собрался его этим шантажировать. Конечно, он не собирался поддаваться. Он что-нибудь придумает. Хорошее настроение испарилось без следа. Дыхание сбилось от быстрого бега по коридорам, когда дух, остановившись в гостиной, просто нырнул в ближайшее зеркало в старинной раме. Гарри выругался вслух. Просто прекрасно! И как с ним общаться? Как его ловить? Позабыв про незаконченный завтрак, он растерянно опустился в ближайшее кресло. Голова снова взрывалась от количества мыслей. Нет, он должен успокоиться. Какой бы напрягающей ни была ситуация, он за полчаса нашёл подтверждение двум своим догадкам. Этому стоило порадоваться. «Но да, просто для уточнения, я осознаю, что отказываюсь от тела, жизни и даже духа в пользу существования в тебе, с тобой. Возможно, я сошёл с ума. Но это никак не отменяет факта добровольного согласия». Слова, сказанные Томом в их диалоге, который они вели, находясь в странном нигде, всплыли в голове как-то резко, словно отдаваясь звучанием наяву. Том понимал, что может навсегда остаться чем-то вроде крестража в Гарри и не получить воплощения. Вот только именно этого Гарри допускать и не собирался. Несмотря на истерику, вчерашние мысли не были всплеском эмоций. Ему очень важно, чтобы Том жил, а значит, он этого добьётся. Только теперь всё осложняется шантажом Волдеморта. Гарри, не усидев на месте, вскочил с кресла и нервно начал мерить гостиную шагами. Как вообще всё дошло до такого абсурда? Семь восьмых живой души нашли временное пристанище в его теле, одна восьмая — той же души! — летает в непонятном состоянии по поместью и требует возрождения. Мерлин. Почему-то он был уверен, что даже умница Гермиона, знающая, казалось, всё на свете, сочла бы, что он немного не в себе, расскажи он ей эту историю. Или не немного. Однако от его невосприятия факты иными не становятся. Он не станет договариваться с озлобленным осколком. Он должен найти способ его уничтожить. Колени неожиданно охватила дрожь. Уничтожить. И не оставить Тому шансов на воплощение. Он не знает о крестражах ничего. Возможно, Волдеморт блефует. Может быть, есть возможность возродить не его, а ту часть души, что в Гарри, тем более она больше и сильнее. Мерлин, он вообще никогда не задумывался, что душу можно как-то мерить. Оказывается, можно — частями. Всё ещё пытаясь усвоить новую информацию, Гарри твёрдо решил отправиться в библиотеку. Он должен попытаться найти хоть что-то. Он не простит себе, если позволит Волдеморту снова себя обмануть. Он должен поискать способ возвращения физического тела Тому. О том, что будет после, он не хотел даже задумываться. Проблемы стоит решать по мере их поступления. Или пытаться решать. Бессмысленно поизучав своё отражение взглядом с минуту и не найдя в зеркале ничего, кроме него, он с тяжёлым вздохом направился к выходу.Бесплотный дух — ты слеп и глух К моим мольбам, к моим слезам…
Сумерки сменились ночью, когда Гарри устало поднял глаза от очередного фолианта и помассировал рукой затёкшую шею, которая и без того болела ещё с утра. В плане информации всё оказалось даже хуже, чем он себе представлял. Нет, книги нашлись — библиотека всё-таки принадлежала Волдеморту. Вот только ничего толкового в них не было. Повторение определения крестражей и предупреждения об опасности и необходимости совершения злодеяния — убийства; в каждом трактате встречались упоминания некоего Герпия Злостного, который и создал первый крестраж. В трёх фолиантах описывался единственно возможный ритуал возрождения — тот, который Волдеморт уже провёл однажды на кладбище. И он подразумевал участие действующего остатка души, а не какого-нибудь из латентных крестражей. Впрочем, упоминаний о разделении души больше чем надвое не было вообще. Гарри едва подавил стон отчаяния. Чёртов Волдеморт! Возможно, в книгах было не всё. Но другого источника информации Гарри просто не видел. А если исходить из прочитанного — у него нет выбора, и придётся возрождать этот злобный дух. Вот только он категорически не понимал — как в таком случае получит воплощение Том. Гарри вскочил на ноги, игнорируя усталость и голод. Он должен найти то, что осталось от этого маньяка, и поговорить с ним, даже если сама мысль вызывала отвращение. Однако после часа изучения зеркал в доме энтузиазма у него сильно поубавилось. Опустившись на ступеньку лестницы, он устало прислонился к перилам. Во что превратилась его жизнь? Он бегает по поместью Волдеморта и ищет его же дух, чтобы договориться. Гарри хотелось кричать. И не хотелось признаваться, что в глубине души ему страшно узнать, что захочет Волдеморт в рамках сделки. Он не мог не помнить, кто послужил причиной его развоплощения. А ещё больше он боялся, что, не выдавая своего присутствия, дух видел его происки и выполнил свою угрозу, отправившись искать содействия в другом месте. С другой стороны — ждал же он всё это время. Сам пошёл на контакт. А значит, ему почему-то важно добиться содействия именно от Гарри. Он прикрыл глаза. Мелькнула соблазнительная мысль, которую, впрочем, сам Гарри счёл трусливой — бросить разборки с разорванной душой Волдеморта к чертям и найти возможность покинуть поместье. Забыть всё произошедшее, как страшный сон. Вернуться к своим, так сказать. Вот только свои ли они ещё или уже? В груди неожиданно разлилась грусть. Секунду Гарри анализировал, что именно кажется ему странным, а потом понял — чувство словно не полностью принадлежало ему. Озарение оказалось мгновенным и логичным — Том. Значит, он воспринимает происходящее хоть как-то, возможно, через мысли самого Гарри. А он сам улавливает сильные эмоции Тома. Не то чтобы это можно было назвать контактом, но это было хоть что-то. А потом почему-то вспомнилось всё, что толкнуло его на применение третьего непростительного — заклинания, которое он ненавидел всей душой. Нельзя было считать, что Том не имел к этому отношения. Одна душа — тот сам это подтверждал. Мерлин, кого он спасает?! Но может ли не спасать? Да, ему удобнее считать главным врагом всё того же Волдеморта, от которого остался лишь призрачный дух в данный момент, сознательно или нет при этом оправдывая Тома. Потому что мысль, что они — одно целое, была невыносима. Потому что информация до сих пор не уложилась в голове до конца. Он всё ещё не понимал — взаимодействуют ли между собой как-то разделённые частицы души? Имеют ли какую-то связь? Том, появившийся из дневника, казался самостоятельным. Он, конечно, осознавал себя Волдемортом, но воспоминания имел только до момента своего создания, если Гарри всё правильно помнил. Мерлин, ну почему он об этом думает? Это что-то меняет? В данной ситуации — точно нет. И ничем не помогает. А он всё ещё хочет найти для Тома настолько веские оправдания, чтобы позволить себе любить его и не ненавидеть себя при этом. Он должен прекратить это делать. Если уж он не может преодолеть желание помочь Тому обрести тело, значит, он должен искать Волдеморта и пытаться провести переговоры. А не сидеть и придумывать — почему Том не имеет отношения к моральному надругательству над ним. Через пару часов Гарри всей душой возненавидел зеркала просто за факт их существования. Удивительным образом, их оказалось в поместье слишком много. И далеко не все были безобидными. Одно едва не откусило ему руку, вогнав Гарри в ступор на некоторое время — с таким в магическом мире он ещё не сталкивался. Духа Волдеморта не было и следа. Спускаясь на уровень подземелий и уже абсолютно ни на что не надеясь, Гарри машинально осматривался по сторонам. Не то чтобы он тут не бывал — только вчера он обошёл поместье трижды. Но, как показала практика, он просто не замечал то, что не представляло для него интереса в данный момент. И за последние часы поисков несколько раз искренне удивлялся, обнаруживая зеркала в доме на самых видных местах, где он даже не обращал на них внимания ранее. В камерах было пусто, а вот в какой-то непонятной небольшой комнатке неожиданно обнаружилось старинное зеркало, накрытое простынёй. Гарри сделал стойку мгновенно. В груди возникло волнение, принадлежащее явно Тому, а интуиция уверенно толкала идти вперёд. Засветив «Люмос», он как-то запоздало осознал, что так и пользуется палочкой Люциуса Малфоя, которую ловко вытащил, толкнув Эйвери. Впрочем, слушалась она его сносно, и сейчас это не являлось приоритетом. В слабом свете он подошёл ближе, изучая настороженным взглядом край рамы, выглядывающей из-под простыни. Что-то казалось смутно знакомым и почему-то подозрительным. Словно он когда-то видел не такое же, но очень и очень похожее. Решительно сдёрнув мешающую тряпку, Гарри сначала растерянно замер, а потом резко отступил на пару шагов назад. Зеркало Еиналеж. Не идентичное внешне тому, которое он видел на своём первом курсе в Хогвартсе, но подобное. Характерная надпись на раме.Что-то внутри отчаянно воспротивилось даже мысли заглянуть в него. Гарри замер в нерешительности. Ребёнком он видел там родителей. Но что увидит сейчас? Любопытство боролось с осторожностью, пока в мозг не проскользнуло холодное понимание, что это в первую очередь зеркало, а значит, в нём может быть искомый дух. Пересиливая себя, Гарри сделал несколько шагов вперёд и повернулся к зеркалу лицом, открывая глаза. Лёгкий туман развеялся в зачарованном стекле мгновенно, и Гарри оцепенел, изучая открывшуюся ему картину. Он стоял на берегу океана или какого-то крупного водоёма — наверняка сказать было сложно, похоже, любуясь закатом. Со спины его обнимал черноволосый мужчина, заметно выше и навскидку немногим старше. Том Реддл. Гарри стало нехорошо. Зеркало отображает заветные желания… Он не может этого хотеть после того, что Волдеморт с ним сделал. Но сознание уже удивительно спокойно подсказывало ответ. На берегу с ним был именно Том. Которого не было или был, который вёл себя невозможно человечно на призрачном вокзале. Не монстр. Даже если это только образ. Мысли уже как-то привычно спутались. Но только ли образ? После наложения ментальной реальности было немало моментов настоящего общения, и пусть Волдеморт лишь использовал лик Тома, но общался он… нормально. Даже играл в снежки. У Гарри вырвался истерический смешок при этом воспоминании, а потом он мгновенно помрачнел, вспомнив вечер пыток магглов. У него не желало укладываться в голове, как это в принципе возможно — вести себя так полярно разно. — Гарри-и, наконец, ты пришёл ко мне, — ледяной голос с шипящими нотками донёсся до слуха Гарри на этот раз ещё более приглушённо. Он резко встряхнулся, мысленно давая себе подзатыльник — нашёл где и когда предаваться тяжёлым думам. Дух смотрел на него из зеркала как-то странно: с торжеством и предвкушением в красных глазах. Гарри насторожился. — Ты хочешь вернуть жизнь другой части моей души, так, Гарри-и? — Волдеморт не отводил от него взгляда. — Тебе всего лишь нужно осознать это своим самым большим желанием на данный момент и зеркало покажет тебе — как этого добиться. Гарри лихорадочно размышлял. Ложь? Ловушка? Волдеморт хотел заманить его сюда? Но зачем? Что страшного он может увидеть в зеркале? Что это невозможно? Что-то было не так, но Гарри совершенно не чувствовал в себе сил ломать голову в очередной раз. Зеркало ничего ему не сделает, оно всего лишь показывает картинки. А узнать — почему Волдеморт так хотел, чтобы Гарри увидел ответ, который был важен и ему самому — просто. Он сделал глубокий вдох, сосредотачиваясь на осознание возвращения жизни Тому своим самым большим желанием. Дух отступил в глубины зеркальной глади, становясь почти невидимым и лишь красными мимолётными бликами напоминая о своём существовании. Гарри открыл глаза и решительно всмотрелся в поверхность зеркала. На секунду он подумал, что ничего не получилось. А потом увидел. Он проводил ритуал прямо в саду поместья, как когда-то на кладбище Петтигрю. Всё происходило почти так же, и даже новое тело Волдеморта очень походило на уничтоженное самим Гарри. А потом Волдеморт протянул руки к груди Гарри, словно вытягивая оттуда что-то… свою душу. Черты его начали незначительно меняться, добавлялось что-то от облика Тома Реддла, однако изменения не были особо существенными. А когда процесс завершился, по-прежнему красные глаза сверкнули. — Вот и всё, Гарри. Ты вернул мне душу. Но хвалить тебя за уничтожение моих крестражей, я не стану. Круцио! Гарри шарахнулся от зеркала машинально, мозг ещё обрабатывал увиденное, а он каким-то шестым чувством уже понял главное. То, что отчаянно отрицал, не желая признавать. Он хотел, чтобы Том жил. Вот только Том и Волдеморт одно целое, одна душа. Он может делать что угодно, но любые попытки вернуть Тома в этот мир приведут лишь к усилению Волдеморта, который, возможно, станет немного адекватнее. Но Томом Реддлом, навеянным образом, он не станет никогда. Их нельзя разделить. Грудь обожгло кислотной болью. Гарри съехал по стене, даже не отдавая себе отчёта, когда успел к ней прижаться. Вероятно, Том на призрачном вокзале понял, что не сможет совладать с тьмой в себе после возрождения и решился даже на жертву, чтобы оградить от этого его, Гарри. Усилившаяся боль в груди — к его собственной добавилась и чужая — давила на рёбра так, что казалось, они треснут физически. Он никогда не сможет получить желаемое. Он не сможет вернуть к жизни своего Тома, только Волдеморта. И этот монстр будет жить, возродившись в любом случае. Возможно, даже окажет милость и снова станет для самого Гарри Томом, которого тот хотел видеть. Вот только в этом никогда не будет ни капли правды, только фальшь. В безумной, ненормальной одержимости Волдеморта никогда не будет ничего искреннего, нормального и человеческого. — Я ненавижу тебя, слышишь? — крикнул Гарри красноглазому призрачному уродцу, выглядывающему из зеркала. — Я буду ненавидеть тебя вечно. — Какая досада, — в ледяном голосе слышались только безразличие и откровенная насмешка. — Так мне поискать кого-то другого, кто поможет мне с ритуалом, или ты рискнёшь ради призрачного шанса улучшить меня? — дух зловеще расхохотался. — Я тебя ненавижу… — обессилено повторил Гарри, закрывая лицо руками и чувствуя выступающие на глазах слёзы. Он не сможет спасти Тома. Того никогда и не существовало. Всё, что он пытался сделать и исправить за последние сутки — бессмысленно и напрасно. Даже убийство Волдеморта и то оказалось напрасным — он вернётся к жизни, так или иначе. Гарри отчаянно хотелось завыть.