Я любил и ненавидел, Но теперь душа пуста
Гарри подавил глупое желание переспросить, подозревая, что он не так расслышал. Том попросил его остаться. Том. Попросил. На этом моменте сознание благополучно отправлялось на прогулку куда-то в иные измерения, не желая воспринимать что-либо для своего хозяина. Нет, просьба нисколько не являлась удивительной в подобной ситуации. Вероятно, кто-нибудь другой на месте Тома, зная, что виноват в случившемся, не просто просил бы, но и извинялся. Про себя, к примеру, Гарри мог сказать это наверняка. Но Том не умеет просить. Для него это также чуждо и фантастично, как для магглов существование магии — за гранью восприятия и возможностей. И хотя подозрительность упрямо поднимала голову, подсказывая, что Том мог сделать что-то подобное в своих целях, Гарри уже даже всерьёз не рассматривал подобное. Не в такой момент. Максимум, чего Том хотел добиться — чтобы сам Гарри действительно остался. И сейчас это, похоже, его единственная цель. Он просто изменился после ритуала. Даже слишком сильно. Даже если поверить в подобное непросто. Отголоски изумления ещё трепетали в груди, невольно подтолкнув Гарри поискать там и другие воскресшие чувства. Их не нашлось, но в голове неожиданно мелькнула идея. Да, он по-прежнему не чувствует ни любви, ни ненависти, но что если воспользоваться этим безразличием, а не бояться его? Именно пустота внутри позволила ему вести диалог с Томом. Не то чтобы совсем спокойный, но, по крайней мере, не включающий в себя обмен непростительными заклинаниями. Даже совершённое Томом в теперешнем состоянии Гарри воспринималось им через призму безразличия, не отравляя. Так почему бы это и не использовать, пусть даже и временно? Он может остаться рядом с Томом до тех пор, пока не поймёт, что чувствует по-настоящему. Возможно, именно это в итоге поможет ему простить. Не нести бременем ненависть, боль и обиду. Уйти можно в любой момент. Вот только не стоит, наверное, делиться своими размышлениями с Томом. Сейчас, когда беседа и без того их обоих измотала, а накопившаяся усталость брала своё, многим больше резона просто согласиться, не затевая очередной виток заведомо бессмысленного спора. — Просто пойдём спать, — несколько неожиданно даже для себя предложил Гарри, сокращая между ними расстояние до пары шагов. — Что? — машинально переспросил Том, обжигая его полным недоверия взглядом. — Ты это, конечно, не признаешь, но выглядишь ты смертельно усталым и немного больным. Подозреваю, и я не многим лучше, — Гарри вздохнул. — Учитывая наше взаимное недоверие, отдых вместе видится временным выходом. Ты получишь гарантии, что я не уйду тайно, я — что ты не полезешь в моё сознание. Конечно, относительные, а не абсолютные гарантии, но и это лучше, чем ничего. Том некоторое время смотрел на него, словно сомневаясь в том, что услышал, но так и не дождавшись отрицания или опровержения, протянул ему руку. Гарри вложил свою ладонь без раздумий, позволяя их пальцам переплестись. И только грустная мысль, не желающая покидать его голову, пока они поднимались по лестнице, находила едва заметный отклик внутри. Раньше он о подобном простом и уютном мгновении и мечтать не мог. Сейчас же совершенно не чувствовал радости, только пустоту. И весь невесёлый парадокс заключался в том, что именно эта пустота и сделала момент возможным. Гарри прикрыл глаза, даже не задумываясь, что доверяет Тому вести, и уверен, что не упадёт, пока тот его держит, устало признавая, что окончательно запутался в себе.Всё исчезло, не оставив и следа И не знает боли в груди осколок льда
Гарри, к собственному удивлению, спал слишком беспокойно. Он открывал глаза почти на любое движение или даже шевеление со стороны Тома, интуитивно всё-таки ожидая подвоха. А когда Том, даже не пробуждаясь, обнял его собственническим жестом, Гарри проснулся окончательно и едва сдержал тяжёлый вздох. Идея отдыха вместе себя явно не оправдала. Но вставать и уходить из собственной спальни казалось глупым. Прикрыв глаза, он честно попытался уснуть, но в итоге лишь немного подремал до рассвета, когда Том проснулся и, тихо поднявшись, покинул комнату. Гарри устало возвёл взгляд к потолку. Почему-то он не ожидал, что Том уйдёт вот так просто, словно бы сбегая. Хотя, возможно, он просто пришёл к выводу, что всё в порядке и стоит заняться делами. У него же Пожиратели и, вероятно, масса нерешённых вопросов, требующих его внимания. Покрутившись в кровати с полчаса, Гарри констатировал, что уже не уснёт, несмотря на почти бессонную ночь, и заставил себя встать. За окном медленно вступало в свои права утро, заливая сад лучами неожиданно яркого солнца. Идеальная погода для прогулки. Не думать ни о чём, забыть, хотя бы временно, всё, что случилось, и сделать вид для самого себя, что всё отлично. Это было легко в своеобразной прелести безразличия. И лишено смысла в своей сути, ибо не изменит ровным счётом ничего. Приняв душ, Гарри отправился бессмысленно бродить по поместью. Зачем он остался? Только чтобы разобраться — что будет чувствовать, когда окажется на это вновь способен? Кому на самом деле он хотел дать шанс: себе, Тому или им, которых быть не может? Ноги принесли его к залу собраний сами. Осознав это, Гарри огляделся с долей недоумения и уже собирался всё-таки пойти на кухню и попросить у эльфов чай, когда услышал голос Тома. Заглянув в щель — дверь, как и всегда, была закрыта не полностью — он убедился, что был прав в своём случайном предположении. Вероятно, Том действительно успокоился или просто опомнился и решил провести собрание. Всё возвращалось в привычную колею даже быстрее, чем хотелось. Сам не понимая — зачем это делает, Гарри остался наблюдать, прислушиваясь. Ничего особо интересного не звучало, Том завуалировано узнавал новости последних пары суток, раздавал какие-то приказы, которые, на первый взгляд, могли показаться бессмысленными, но почти наверняка имели под собой общую далеко идущую перспективу. Больше всего Гарри удивило, что не прозвучало ни одного «Круцио», не говоря уже о чём-то похуже. А некоторые из Пожирателей явно при этом не радовали Тома ответами на его вопросы. Гарри вздохнул и всё-таки направился в сторону кухни. Всё и впрямь стало просто. Тот же дом, те же люди, даже те же цели. Немного изменившийся Том. И никому нет дела до маленькой драмы между Повелителем и его личной игрушкой. Ещё пару дней назад подобное бы расстроило. Наверное. Что он забыл здесь и кого пытается обмануть на самом деле? Зачем оставляет себе возможность, которая ему заведомо не нужна? Ноги сами свернули в коридор, ведущий в библиотеку. Ему не нужна очередная кружка чая. Ему нужна свобода от всего этого и одиночество. Письмо Тому писалось даже слишком быстро. Гарри мимолётно поймал себя на мысли, что если Том вдруг после окончания собрания направится его искать и застанет за написанием этого прощального послания, которое давалось неожиданно легко, в отличие от несчастных школьных эссе, к примеру, то непростительные заклинания вернутся в их общение быстрее, чем хотелось бы. Хотя, собственно, в данный момент вообще не хотелось даже продолжения этого самого общения в принципе. Да и, наверное, Тому не позволит навредить ему добровольно данная клятва, но проверять пределы терпения Реддла почему-то совершенно не хотелось тоже. Закончив письмо слишком резко, Гарри бегло перечитал его, равнодушно пожал плечами, не найдя явных ошибок и не испытывая подлинного интереса узнать — почувствует ли Том хоть что-то при прочтении несколько суховатого текста, и отнёс пергамент в комнату, которую занимал всё это время. Том станет искать его в первую очередь здесь, а значит — найдёт письмо сразу. Возможно, разозлится, но для самого Гарри это уже значения иметь не будет. Сейчас безэмоциональность являлась идеальным подспорьем. Да и, собственно, вчера случилось более чем достаточно обсуждений. По садовым дорожкам, исхоженным бессчетное количество раз, шагалось даже слишком легко. Ворота едва слышно скрипнули, открываясь без малейшего протеста. Гарри позволил себе обернуться, только когда кованые створки сомкнулись, отрезая его от территории поместья. Величественный особняк, холодный и мрачный в отделке — идеально под стать его хозяину. Его своеобразная тюрьма последних месяцев. Надежда и отчаяние, ненависть и радость, боль и любовь. В груди ощущалась подозрительная лёгкость. Гарри казалось, что он оставил любые чувства и даже воспоминания в поместье, куда не собирался возвращаться никогда. Безразличие — это не так уж и плохо. По крайней мере, холод в груди не был способен ощущать боль и тоску. И это давало возможность уйти без сожалений. Наложив на себя дезиллюминационные чары, Гарри уверенно зашагал вперёд, ни разу больше не оглянувшись. А, отойдя на расстояние, которое счёл достаточным и найдя пустынную улочку, взмахнул палочкой с чётко выраженными намерениями. Автобус «Ночной рыцарь» материализовался перед ним почти мгновенно, затормозив с визгом тормозов. Отменив чары, Гарри решительно шагнул в распахнутые перед ним двери, машинально доставая из кармана прихваченные с собой кнаты. — Куда? — угрюмо спросил немолодой мужчина, очевидно, сменивший Стэна Шанпайка на посту кондуктора. — В Хогсмид, — твёрдо отозвался Гарри, успев бросить последний взгляд на ещё видимое вдали поместье Реддлов, прежде чем автобус сорвался на безумную гонку, унося его навстречу свободе.Пусть каждый сам находит дорогу Мой путь будет в сотню раз длинней Но не виню ни чёрта, ни бога За всё платить придётся мне
Едва дождавшись окончания собрания, Том распустил Пожирателей, получивших заданий с лихвой, и позволил себе помассировать виски, где неожиданно угнездилась боль. Верная Нагайна тут же подползла ближе, обвивая его ногу и обиженно шипя что-то о недостатке внимания. Том предпочёл пропустить ворчание любимицы мимо ушей, до сих пор удивляясь, что избавление от крестража, похоже, вообще никак не сказалось на змее. Это, без сомнения, являлось положительным моментом, но и давало пищу для размышлений. Вот только времени на них пока не находилось. — … нет больше противного мальчишки… — неожиданно донеслось до него шипение. Том прищурился, мгновенно насторожившись. Мальчишкой Нагайна называла Гарри, переняв привычку у него самого ещё во времена своей слежки за Поттером в Хогвартсе. И она так и не перестала ревновать. А сейчас в её шипении отчётливо слышалась радость. — Нагайна, что значит — нет мальчишки? — прошипел на парселтанге Том, недобро прищурившись при этом. — Противный мальчишка ушёл, и больше хозяин не будет уделять ему много внимания, принимая другой облик, — прошипела Нагайна в ответ, словно сообщая что-то хорошее и само собой разумеющееся. Том вскочил на ноги так стремительно, что голова ощутимо закружилась, а Нагайна обиженно зашипела, отлетев в сторону. Не обращая на это ни малейшего внимания, Том быстрым шагом направился к спальне, которую постоянно занимал Гарри. Нет, Нагайна просто что-то перепутала. Гарри не мог уйти, они всё выяснили вчера, и он сам признал, что изначально хотел остаться — пусть не словами, но действиями. Он, Том, всё собрание параллельно обдумывал — как лучше всё устроить для них. И даже пара вполне здравых идей нашлась. Нет, конечно, Гарри не мог уйти. Нагайна просто обижается, ревнует и поняла что-то неправильно. Том резко распахнул дверь комнаты, наконец достигнув своей цели. Она была пуста. Идеальный порядок. И ни следа чьего-то присутствия. В груди разлилась уже знакомая кислота, ставшая, казалось, ещё более едкой. Взгляд зацепился за пергамент на прикроватной тумбочке. Не мог же Поттер оставить ему жалкое послание?! Злость вспыхнула мгновенно, а почему-то едва заметно дрожащая рука уже схватила ни в чём неповинный кусок бумаги. Наверное, самое глупое, что можно было сделать — написать Волдеморту письмо. Наверное, только я и мог оставить тебе послание, Том. То, что ты пытался меня оставить, не дать мне уйти, говорит о том, что в тебе больше человеческого, чем хочешь видеть ты сам. Может, виной тому ритуал, может, я сумел поделиться с тобой возможностью чувствовать. Не разбираюсь в этом, да и не хочу разбираться. Просто подумай об этом. Ты волен принять любое решение в отношении списка, остающегося у тебя в руках, но я надеюсь, что ты не станешь убивать этих людей. Твою злость это не успокоит, а между нами ничего не решит и не изменит. Наверное, я слишком наивен, думая, что ты поймёшь. Но я не умею по-другому. Я хотел найти в себе чувства, чтобы написать хотя бы что мне жаль, но… Пока есть только холод — и панацея, и проклятие. Я не знаю, что будет дальше, хотя и верю, что смогу чувствовать вновь. Но быть в этот момент рядом с тобой я не хочу, Том. Ты никогда до конца не поймёшь, что на самом деле сделал со мной. Для тебя случившееся — рядовое событие, досадное происшествие. Что-то, сделанное для достижения цели и не заслуживающее особого внимания. Ты никогда не поймёшь, что такое верить и любить, а потом не находить в себе сил собрать что-то, разбившееся на мелкие осколки в груди безвозвратно. И дело не в юности, чем, вероятно, ты хотел бы оправдать моё поведение. Предательство оставляет свой след в любом возрасте. Я больше не хочу искать виноватых. Может — Дамблдор, который не пытался меня спасти или помешать моему уходу с тобой в Министерстве. Может — ты, который просто был собой: жёстким бесчувственным Лордом Волдемортом, добивающимся своего любой ценой. Может — я сам, который недостаточно боролся и оказался слаб. Я не виню никого. Я вернул тебе жизнь и знаю, что и за это мне придётся расплатиться. Хотя бы перед собой. Как и за апатию, слабость и трусость действовать, а не просто плыть по течению и подчиняться внушениям. И я даже хочу этой расплаты. Потому что я её заслужил. Я не знаю — могло ли что-то сложиться по-другому. Я не знаю, что было в том треклятом пророчестве. Я не знаю, какой злой ангел связал наши жизни когда-то… Может, мы сделали это сами. Но единственное, что я вижу верным сейчас — отойти от стены и направиться в разные стороны. Возможно, я никогда не смогу простить себя до конца за то, что вернул Британии её главного злодея. Возможно, меня никогда не простят за это другие. В этом варианте, случившееся со мной безразличие — панацея, пусть и временная. Я не знаю — как ты распорядишься своим очередным и, возможно, последним шансом на жизнь. Я не знаю, что буду делать дальше я сам. Но я абсолютно уверен, что нам стоит искать свои дороги по отдельности. Мы действительно проклятие друг друга, Том. Ну вот, сумбурно, запутанно и бессмысленно для тебя. Я не умею писать письма. И, возможно, мне стоило просто уйти, ведь всё и без того сказано… Вероятно, ты сожжёшь этот пергамент едва дочитав, а может, и не дочитав. Вероятно, это глупо и по-детски. Но не оставляю мысли, что ты услышишь то, что я хотел сказать, и просто вычеркнешь меня из памяти, словно меня никогда и не было. Физическая смерть рвёт любые привязки, кровь на ритуале я отдавал в этот раз добровольно, так что теперь мы не связаны ничем. Я просто пытаюсь поверить, что ты не станешь мстить. И где бы я ни находился, я не узнаю, что ты утопил Британию в крови. Я малодушно пытаюсь в это поверить. И даже не знаю, зачем тебе это пишу. Тебя ведь это не остановит. Но, чёрт, я хочу, чтобы ты каждый раз, убивая кого-то, помнил, что я буду считать это своей виной — ведь я стал тем, кто провёл для тебя ритуал, возвращая тебе тело. Наверное, я смогу тебя когда-нибудь простить… Наверное. Хотя тебе это и безразлично. Прощай, Том. Том сжал пергамент в руке, безжалостно сминая жёсткую бумагу и прорывая её слишком резким движением. Поттер действительно ушёл. Ушёл после того, как он попросил его остаться. Он пошёл ради мальчишки на то, что считал недопустимым, а тот оставил ему жалкую бумажку. И хочет какого-то понимания. Нет. Он вернёт его. Пойдёт по трупам, перевернёт остров, но найдёт Гарри, его сокровище, и заберёт. Потому что он должен быть рядом с ним. Кислота в груди стала обжигающей. Горечью вспомнились собственные клятвы, добровольно данные мальчишке. Только слова, не магия, но обещания больше не причинять зла и боли. Обещания, которым Гарри поверил. Том опустился на кровать, чувствуя странную нехватку кислорода, хотя дыхание и не было ничем затруднено. Отпустить мальчишку и дать ему желанную свободу будет неправильно для него самого, но правильно для Гарри. Это будет проявлением большей силы, чем устроить очередной террор. Он ведь добровольно хотел всё исправить для его сокровища… Только это абсолютно не даёт ответа на вопрос — как избавиться от отвратительной обжигающей кислоты внутри и желания уничтожить всё живое, если мальчишки не будет рядом. Том устало закрыл глаза, продолжая сжимать пергамент до скрипа и абсолютно не понимая, что ему делать теперь.***
Гарри смотрел по сторонам и словно бы и не узнавал некогда привычный и знакомый Хогсмид. Нет, деревушка осталась всё той же, но успела стереться из памяти, как что-то абсолютно незначительное. Слишком мирное, слишком обычное. Он вздохнул и перевёл взгляд на виднеющийся вдали Хогвартс. Добраться оказалось даже проще, чем могло бы показаться. Всё оказалось проще. Вот только заставить себя идти к школе не получалось, даже несмотря на безразличие. Что он скажет тому же Дамблдору? Что он скажет друзьям? Имеет ли он вообще право возвращаться к ним после того, как своими руками вернул жизнь монстру? Но куда ему идти, если не в Хогвартс? Вернуться к Дурслям, в маггловский мир? Отправиться бродить и скитаться? Только это не поможет стереть совершённое. Хотя, как знать, возможно, поможет найти исключительно свою тропу в жизни, не связанную с прошлым. Гарри так и стоял на безлюдной сейчас дороге, пытаясь принять не то чтобы единственно верное, но хоть какое-то решение, когда до него донесся хорошо знакомый голос: — Гарри? Очень рада тебя видеть, — Полумна говорила так спокойно, словно он и не появился больше чем полгода спустя своего отсутствия, словно и не провёл всё это время у Волдеморта. — Жаль, что ты получил свободу ценой такой боли. Гарри вздрогнул. Сама по себе неожиданная встреча с подругой выбила из колеи уже привычного спокойствия, заставив растеряться и не сразу понять — как вообще реагировать. Но Полумна терпеливо ждала его ответа, глядя, как и всегда, чуть потусторонним отрешённым взглядом, и он попытался выдавить улыбку. — Привет, Луна. А я вот… да. Думаю пойти в Хогвартс. И я тоже рад тебя видеть. — В Хогвартс? — Полумна наградила его странным взглядом. — Пойдём лучше прогуляемся. Это не займёт много времени. А после решишь — куда действительно ты хочешь направиться. Глядя в прозрачно-льдистые голубые глаза, где неожиданно отразились серьёзность и какая-то странная грусть, Гарри машинально кивнул, уже подозревая, что разговор с Полумной изменит для него что-то важное в очередной раз. Но, возможно, это окажется к лучшему. Внутри всё ещё царило безразличие, которое определённо позволит принять любые новости спокойно. Вежливо предложив подруге руку, он уверенно повёл её к окраине деревушки.Я любил и ненавидел, Но теперь душа пуста…