Мне колдун предсказал печаль, Долгий путь в грозовую даль. Он словно зверь чуял дым беды, Закрыта дверь, ливень смоет все следы.
Собрание, вопреки ожиданиям, удовлетворения не подарило совершенно. Даже Нагайна не проявила привычной заинтересованности к пыткам и дознанию, переходящим грань жестокости. Змея лишь как-то лениво косилась на очередного Пожирателя, удостоившегося «Круцио», и отворачивалась. Все намерения в отношении мальчишки, принятые для действия только недавно, почему-то снова менялись на противоположный вектор. Вновь хотелось найти и объясниться, доказать любым способом свою непричастность и просто забрать, оставив рядом с собой навсегда. Очередное «Круцио» получилось даже слишком яростным. Он не мог тонуть в бесконечно переменчивых размышлениях, которые грозили довести до грани безумия даже вернее, чем когда-то крестражи. Он устал от бесконечных противоречий в себе. Вот только что делать в таком случае с осознанием, что рядом с мальчишкой мир менялся? И только рядом с ним. Он выбрал лучших для удовлетворения желаний тела, но получил лишь пустоту и разъедающий яд в груди. Эйфория была только с Гарри. Это раздражало. Это сбивало с толку, в чём он никогда и никому бы не признался, и заставляло чётко осознать — сейчас жизнь бесконечно делилась только одним определяющим фактором. Гарри Поттер. Одно досадное упущение в ритуале. Он забирал мальчишку в Министерстве, ведомый лишь одержимостью, жаждой подчинения и обладания. И стал от него зависим. Невыносимое чувство, потребность, больше не продиктованная наказанием отката, бороться с которой приходилось постоянно, но победить которую — не получалось. Мальчишку нельзя возвращать силой, даже если преодолевать это желание приходилось ценой невероятных усилий. Но тогда необходимо найти способ донести до него истину. И пусть пока рабочих вариантов достижения этого в голову не приходило — он найдёт решение. Нисколько не обретя желанного равновесия, а ещё лучше — привычного безразлично-ледяного спокойствия, от промежуточных тяжёлых мыслей, Том всё-таки заставил себя сосредоточиться на собрании и измученных уже к этому моменту Пожирателях. Вывернув память слуг едва ли не наизнанку и не найдя там ровным счётом ничего полезного или интересного, Том уже дошёл до намерения всё прекратить за отсутствием смысла, когда уловил в голове Малфоя, который уже даже стонать не мог, нечто любопытное. Никак не связанное со случившимся в Оттери, оно тем не менее было связано со Снейпом — предателем, которого Том всё ещё намеревался найти и подвергнуть единственному возможному наказанию — смерти. И это было весьма неожиданно, а могло и оказаться полезным. Немедленно распустив слуг, но оставив Малфоя, Том, нисколько не считаясь ни со своей головной болью, ни тем более с плачевным состоянием Люциуса, решительно применил легилименцию вновь. Он выяснит все здесь и сейчас. Не хватало ему ещё неожиданностей в виде предательства от Малфоя. Однако чем дальше он перебирал до этого более чем надёжно скрытые мысли и воспоминания, тем отчётливее ощущал ранее незнакомое чувство, которое отзывалось неприятной горечью где-то в горле. Впервые бесцеремонное вторжение в чьё-то личное и сокровенное не принесло даже удовлетворения. Люциус был верен ему абсолютно, сохраняя преданность сделанному выбору каждым мгновением. Временами срывался на злость или отчаяние, вызванные его действиями, особенно в промежуток времени между первым и вторым воскрешением, но от своей верности не отступил ни разу. А вот единственным, кому последние годы был верен Северус, оказался… Гарри. И это не желало укладываться в голове. Школьная дружба, переросшая в первое серьёзное увлечение, оказалась сильнее Дамблдора и самого Волдеморта, сильнее времени и любых клятв. Снейп сохранил верность Лили Поттер несмотря ни на что, перенеся её на единственного, кто остался её наследием — сына. Он разочаровывался в мальчишке каждый день, не находя в нём импонирующих ему самому качеств и силы, которую хотел бы увидеть, но оберегал его и защищал. Ещё одним неожиданным откровением стал тот факт, что Люциус и Северус много лет являются парой, не проявив этого никогда и ни в коей мере. Именно к Малфою направился разочарованный встречей с Дамблдором юный Северус после гибели Поттеров и развоплощения самого Волдеморта. И нашёл там не только понимание и поддержку, но и то, что быстро вылилось в партнёрство, продолжающееся и по сей день. И помочь мальчишке бежать он действительно хотел руководствуясь исключительно своими личными приоритетами, а не навязанными стариком. Том покинул рассудок Малфоя слишком резко, едва не застонав вслух от разрывающей боли в висках. Впрочем, пепельно-бледному Люциусу пришлось многим хуже — он находился в полуобморочном состоянии и просто повалился прямо на каменный пол, пытаясь обнять себя дрожащими руками. Том прикрыл глаза, чувствуя что-то сродни отвращению к самому себе. Он перешёл грань, даже если признавать это было противно. Даже если раньше никаких граней не существовало для него в принципе. Открыв глаза, Том глубоко вздохнул. После двух собраний и только что осуществлённого вторжения в разум Малфоя он и сам находился далеко не в лучшей форме, но оставить всё так как есть определённо не виделось возможным. Вызвав домовика и велев ему принести зелья, он присел на корточки возле Люциуса и прижал пальцы к его вискам. Тот слабо дёрнулся, похоже, в попытке отползти подальше, но быстро затих, не имея достаточно сил для осуществления движений. Том усилием воли отогнал настойчивые мысли, что стань Гарри свидетелем этой сцены, он бы выступил в защиту даже ненавистного ему Малфоя. — Не двигайся, Люциус, — холодно, но абсолютно спокойно приказал Том, не в силах скрыть нотки усталости. — Тебе станет легче на этот раз. Напряжённая, кропотливая работа по восстановлению серьёзно повреждённых волокон памяти и почти до основания разрушенного ментального барьера далась не легко, но результат, мгновенно закреплённый зельями, того стоил. Люциус задышал многим ровнее, в серых глазах появилось выражение полной осмысленности, а на щеках — едва заметный румянец. Том окинул его пристальным взглядом, выпил ещё одно зелье сам и, выпрямившись в полный рост, отошёл к заколдованному окну, за которым сейчас царила ночь. — Мой Лорд… — начал было Люциус с опаской, совершенно несвойственным ему обычно неуверенным тоном. — Вы… — Лучше молчи, — глухим голосом без особой интонации перебил его Том. — Просто отвечай на вопросы. Как и когда ты узнал обо мне и Поттере? — Но… Вы разве не видели?.. — Люциус явно неподдельно растерялся, но, вероятно, тут же осознал, что сейчас неудачный момент, чтобы прекословить или пытаться что-то выяснять. — Вы прислали эльфа за шкатулкой. Через некоторое время я прибыл с докладом, которого вы ждали, но вы в саду… с Поттером… Голос Люциуса медленно затих, не нарушая теперь идеальную тишину. Том едва подавил желание ударить стену кулаком или сжечь что-нибудь. Сцену, которую, вероятно, застал Люциус, он помнил слишком хорошо. А что делать теперь с Малфоем и Снейпом — определиться не мог совершенно. Убить Северуса, который оберегал Гарри от любых опасностей много лет, рискуя жизнью — не виделось сейчас возможным бескомпромиссно. Как выяснилось — Северус даже от намерения отомстить ему, Тому, отказался, когда узнал о подлинном отношении мальчишки к своему вчерашнему врагу в настоящем. Люциуса стоило бы поощрить за безоговорочную преданность, которую он сохранил несмотря на то, что сам Том позволял себе попирать самое дорогое для Малфоя — честь Рода. И наказать за передачу информации в полном объёме своему партнёру. Который теперь даже казни не подлежал. Том сжал зубы до судороги в челюстях, понимая, что окончательно теряется в своих размышлениях. Сейчас он скучал по холодному безэмоциональному вакууму, которым упивался до общения с Гарри и его последствий. — Допустим, — запоздало отозвался он на объяснения Люциуса ледяным тоном, почти неуловимо морщась от не до конца ушедшей из висков ноющей боли. — Северус знает, где мальчишка сейчас, — фраза прозвучала утверждением. — Он поддерживает с ним общение, — подтвердил Малфой уже частично вернувший себе привычный тон — уважительный, но уверенный. — Но, мой Лорд, я не осведомлён о местонахождении Северуса… — Да, я видел, не трудись объясняться, — вновь перебил Том, не желая тратить время на выслушивание бесполезных повторений. — Вы перестраховались на случай вроде сегодняшнего. Люциус замолчал, видимо, ожидая наказания. Том не хотел поворачиваться, чтобы убедиться в этом наверняка. Предстояло что-то решить прямо сейчас. То, что Малфой даже не попытался лгать, прикрывая партнёра в незначительных мелочах, неожиданно импонировало. Предусмотрительность этих двух и вовсе воспринималась нормой, даже если косвенно можно было счесть её направленной против него. Можно, конечно, преподать Люциусу урок просто в назидание. Убивать его не стоило ни в каком случае, а вот «Круцио» можно и применить. Или даже больше резона использовать его, чтобы добраться до Северуса и Гарри. Даже с полным осознанием, что ничего личного между ними нет и быть не может, Том словно наяву ощущал Адское пламя, едва думал о том, что они где-то вместе. Недопустимо и абсолютно отвратительно. Они оба посмели уйти от него. Но в мыслях Люциуса нашлось и свидетельство, что Гарри до сих пор не знал, как обстоят дела на самом деле. Первая мысль — донести до мальчишки правду о лжи Северуса и тем самым прекратить их общение раз и навсегда, была быстро отброшена. Слишком низко и абсолютно недостойно Тёмного Лорда. Как он вообще мог настолько запутаться — в происходящем, себе, жизни? И какой смысл сейчас изобретать кары для Северуса и Люциуса, если ни малейшего удовлетворения это не принесёт? — Мой Лорд, если вы позволите обратиться… — неожиданно заговорил Люциус, удивив Тома самоубийственной смелостью — с учётом ситуации. Он резко обернулся, чуть прищурился и кивнул в знак согласия, окидывая уже стоящего на ногах слугу внимательным взглядом. — Маль… Поттер. Он очень юн и порывист, импульсивен. После случившегося сегодня, он может… натворить бед. Если вы пожелаете, я найду способ доставить его вам. Том не мог определиться — злиться ему или смеяться. Сначала Белла, теперь вот Люциус, желающие угодить и доставить ему Гарри — это казалось уже почти забавным. Хотя подобное ощущение однозначно являлось неуместным. Малфой, конечно, прав. Что взбредёт в голову мальчишке и что он успеет надумать — предсказать невозможно. Вот только если привести его насильно — это действительно сотрёт любые шансы в чём-либо его убедить. А при мысли о ментальных внушениях Тома внутренне передёргивало. Голова заболела сильнее, и он как-то запоздало осознал, что уже глубокая ночь. Отдых виделся если и не искренним желанием, то определённо необходимостью. Он разберётся с Люциусом, Северусом и даже Гарри завтра. Найдёт самый верный вариант решения в свежести мысли. — Не желаю, Люциус, — холодно отрезал Том. — Тебе не приходило в голову, что если бы я считал это необходимым действием — Поттер уже находился бы здесь? — Люциус вздрогнул и склонил голову, то ли признавая несостоятельность своего предложения, то ли просто выражая согласие. — Но желаю, чтобы ты с утра связался с Беллой и присоединился к поиску виновника в случившемся в этой несчастной деревушке. — Я всё сделаю, мой Лорд, — мгновенно ответствовал Люциус, так и не подняв головы. — Мне нужен результат в кратчайшие сроки, — холодно уточнил Том. — Свободен. Люциус слишком резко вскинул на него взгляд, в котором на неуловимое мгновение мелькнуло изумление услышанным, а потом медленно начал отступать к двери, словно опасаясь, что это лишь насмешка или уловка, и сейчас его остановят. Том спрятал усмешку — вероятно, Люциус ожидал кровавой расправы над собой немедленно. Чувство неоправданности чьих-то худших ожиданий в положительную сторону неожиданно понравилось. Разбираться в собственных несвойственных ранее реакциях уже не осталось сил. Пристально следя за Малфоем, отступающим к двери, понимая, что ему стоит дать уйти спокойно, Том неожиданно не смог сдержать какой-то запоздалый и немного нелепый вопрос, который сам рвался с языка и казался всё же важным. — Почему, Люциус? — Мой Лорд? — вздрогнул тот, замерев на месте. — Что именно вы хотите узнать? — Ты мог уйти с Северусом. Мог просто уйти. Мог затеять свою игру. Всё происходящее к этому только располагало. Но ты выбрал хранить мне верность. Почему? Я хочу услышать правду. — Малфои не отступают от своего выбора и данного слова, мой Лорд. Это вопрос чести, — Люциус странно сверкнул глаза, словно преисполнившись отчаянной решимости. — Когда-то вы дали надежду чистокровным магам, в том числе — и моему отцу. Вы открыли новые глубины магии и подарили веру, что мы ещё можем изменить нашу несовершенную консервативную страну. Ваше поведение последнего времени вызывает некоторые опасения — я не стану лгать. Но их недостаточно, чтобы убить подаренную надежду. Вы учили меня в юности, что уметь признавать собственные допущенные ошибки и исправлять их — это сила, а не слабость. Возможно, я до сих пор верю, что вы найдёте выход из вашего заблуждения сейчас. Том моргнул, чувствуя искреннюю растерянность. Он никак не ожидал, что Люциусу хватит духу ответить действительно правдиво. Похоже, он сам слишком забылся, сбрасывая со счетов, что большая часть его слуг — чистокровные, с присущими им гордостью и чувством достоинства, которые способны пересилить даже страх. В серых глазах на этот раз отчётливо читалось понимание неизбежности наказания за слишком нелицеприятную — как очевидно предположил Люциус — для самого Тома речь. Он подавил тяжёлый вздох. Над словами Малфоя он намеревался серьёзно поразмыслить. — Можешь идти, — холодно кивнул Том, показывая, что принял ответ, хотя и не собирается его комментировать. На этот раз Люциус разве что не испарился из зала, вероятно, решив не испытывать пределы терпения своего Лорда. Том машинально отошёл обратно к окну, хотя пойти стоило, без сомнения, в спальню. Но едва ли он сможет уснуть. Гарри действительно мог натворить бед. Удивительно верное предположение Люциуса не шло из головы совершенно, требуя внимания и обдумывания. Что-то странное мелькнуло в памяти, когда сознание зацепилось за упоминание возможной беды. А потом картинка вдруг стала слишком чёткой. Том вздрогнул. Он не вспоминал об этом слишком много лет. Случайная встреча во время его странствий в 1955 году на Тибете. Встреча, которая снилась ему впоследствии несколько месяцев, игнорируя любые зелья и ментальные установки. Он поехал на далёкое горное плато, желая проверить — есть ли хоть крупицы правды в легенде об артефакте, именуемом «Ось алхимии». Тогда он искал древние значимые предметы, достойные стать его крестражами, помимо уже имеющихся. Согласно преданию, которое не особо внушало доверие, ось была подарена Морганой — основательницей алхимии как науки, в обход известного уже тогда Фламеля, Парацельсу — великому, но странному магу и настолько выдающемуся алхимику, что он нашёл известность даже в мире магглов. Как утверждала легенда, он спрятал легендарный артефакт, желанный для обладания слишком многим, незадолго до своего загадочного исчезновения где-то в районе широко известной в обоих мирах — и магов и магглов — горы Кайлас. Том никогда не верил в легенды, но ось представляла собой слишком заманчивую цель. Её взаимодействие с философским камнем нейтрализовало зависимость от эликсира, даруя бессмертие единственным употреблением. Это вызывало недоверие, но представлялось прекрасным запасным вариантом Тому, который желал иметь гарантии достигнутого бессмертия и помимо крестражей. А в случае, если артефакт не обладает свойствами, указанными в легенде — его всегда можно присоединить к коллекции достойных хранить части его души. Руководствуясь подобными размышлениями и предполагая заодно и возможность обретения новых знаний, Том отправился на Тибет, покинув Албанию, где провёл немало времени и нашёл даже больше, чем искал изначально. Но трёхдневные поиски не привели абсолютно ни к чему. Окрестности горы были перенасыщены магглами, которые считали её своеобразной святыней и тщательно оберегали, а никаких магических тайников не было и в помине. Раздосадованный неудачей, Том принял решение направиться в Индию, куда и собирался до того, как наткнулся на легенду, в которой даже конкретных указаний о тайнике не было. Старик, выглядевший древнее смерти, остановил его прямо на горном плато, вцепившись в его запястье слишком худыми, но сильными пальцами. Странные глаза, затянутые белой плёнкой, казалось, всё равно видели насквозь. Его магии странный старец ничуть не испугался, обратив её в сизый дым и мгновенно заставив Тома напрячься ещё больше осознанием, что перед ним маг, а вовсе не сумасшедший. — Ты пройдёшь не девять, но семь кругов ада. За свою искалеченную душу. Познаешь боль, страх, печаль, смятение, отчаяние, лишения и разочарование. В долгом пути к тому, что будет видеться тебе силой в грозе и действием в бездействии, ты обретёшь потерянное. Познаешь то, чего был лишен ещё при вхождении в мир земной. Любовь и исцеление. Твоё раскаяние станет началом твоей бесконечно длинной дороги. Я слышу запах дыма беды на ней. Но беды во избавление. Голос старца неожиданно прозвучал словно наяву, и Том резко вернулся в реальность, машинально почти потянувшись к запястью с желанием растереть его. Он пришёл в неописуемую ярость тогда и готов был применить далеко не только «Аваду». Но старец словно бы растаял в воздухе, оставив только настойчивое ощущения преследования взгляда. Пронзительного, вызывающего озноб и какое-то непонятное тогда, но отвратительное чувство взгляда странных незрячих глаз. Слова показались полной бессмыслицей, околесицей очередного пророка, которым Том никогда не верил, считая предсказания абсолютно бесполезной областью магии. Но старик снился ему и в Индии, и в Албании, которую он вновь посетил перед возвращением в Британию. И только годы стёрли омерзительный сон, вызывающий тогда невыносимые раздражение и ярость. Впоследствии забылась и сама встреча, затёртая новыми событиями и неизбежным течением жизни. Много лет он не вспоминал даже о своей кратковременной и бесполезной поездке в тот край. Почему же теперь слова всплыли в голове сами, лишая ещё и возможности выспаться? Том мало сомневался, что старец не объявится в его снах сегодня, как и когда-то. Но даже если и нет — там будет Гарри, что внушает ещё меньше желания отдыха. Это в реальности сожжены все мосты и мальчишка ненавидит его, желая стереть всё, что было, вероятно, даже из памяти. Это в реальности есть закрытое от всего мира поместье и неожиданно начавшийся холодный дождь за окном. А во сне будет Гарри — в этом Том был уверен. Как и не будет при этом ничего хорошего. Только не после всего, что успело произойти. Ненависть мальчишки, вновь направленная на него — это было невыносимо. И как это исправить — он до сих пор не понимал.Так хочешь ты.
Окинув зал каким-то отчаянным взглядом, Том позволил себе слабость, прислонившись лбом к холодной стене. Он в одиночестве в поместье. Никаких свидетелей. Силы закончились как-то слишком резко. Признавая смертельную усталость слишком долгого и насыщенного негативом дня, он даже не почувствовал привычного омерзения. Просто совсем немного когда-то так ненавидимого покоя. Просто небольшая передышка в хаосе, в который превратилась его жизнь. Он не хотел думать. Не хотел помнить. Но теперь слова мерзкого старика воспринимались в каком-то новом свете. Он говорил о раскаянии. И о семи кругах ада и искалеченной душе, тогда как в тот момент крестражей было только пять. Но с Гарри и Нагайной… Конечно, странный путник не мог быть пророком, не мог знать. Вот только происходящее слишком странно сопоставлялось с тем, что могло трактоваться как предвидение. Холод камня неожиданно показался невероятно приятным. Поместье, где он совершенно один и волен проявить слабость. Поместье, которое он начал ненавидеть с тех пор, как ушёл Гарри. А теперь Гарри ненавидит его. Мысли путались слишком сильно, воздух казался почему-то обжигающе горячим, и Том не заметил, как опустился прямо на пол, прислонившись к ледяной стене. Гарри не вернётся никогда. Конечно, Белла или Люциус могли бы его привести, но это никогда не станет правдой. Лишь принуждением, от которого веяло противностью. Пламя. Гарри наколдовал между ними пламя. Но ведь сам Том мог потушить его водой. Забрать своё сокровище и даже эту девочку, раз уж она так важна для Гарри. Почему он об этом не подумал тогда? Он бы обязательно смог ему всё объяснить… Ведь это же его Гарри, который растворялся в нём, прощал, любил… Реальность ворвалась в затуманенный измученный рассудок слишком резко, напоминая, что Гарри ничего этого больше не хочет. Вообще ничего не хочет, и меньше всего — видеть его, Тома. Главного врага и источник всех бед и страданий в своей жизни. Веки вспыхнули жаром, а в затылке резко угнездилась боль. Том попытался подняться на ноги, смутно понимая, что что-то очень сильно не так и что ему нужно зелье и сон, но измученное сознание лишило его шансов на это, милосердно покинув хозяина.