19:34

Темнота внутри, а снаружи – свет. Нехотя приоткрыв глаза, Элиотт щурится от надоедливых солнечных лучей, что проникают сквозь тонкую портьерную ткань, и переворачивается на другой бок. Голова как будто не своя. Мысли не свои. И тело. Элиотт без каких-либо эмоций смотрит в стену и читает стикеры, которые приклеил туда еще несколько месяцев назад. «Не сдавайся» – написано на одном. «Открой глаза» – чуть выше первого. «Там не страшно» – третий стикер висит в стороне. Маленькие желтые квадратики рассыпаны хаотично, но на каждом из них – истинное спасение. Элиотт читает их в моменты особо густой темноты, что накрывает его без предупреждения. Его жизнь, в принципе, один сплошной сюрприз: тьма приходит незванно, когда её совершенно не ждешь. Она очень сильная. Она безжалостная и холодная. Она затягивает, подобно дыре, и медленно съедает тебя по крупинке. Элиотт уже сбился со счета, сколько за все эти годы от него осталось крупинок и как скоро его не станет совсем. Ему кажется, что он безнадежен. Что темнота однажды протянет к нему свои костлявые руки и, закрыв Элиотту глаза, молча поведет за собой. И Элиотт пойдет. Он привык за ней идти. Чуть выше глаз, на одном из стикеров написано: «Ты справишься». Апатия, крепко обнимающая за горло, не позволяет в это поверить – такая сильная хватка, такая мощная. И с каждой секундой она душит всё больше, потому что Элиотт ей позволяет. «Какой сегодня день?» – написано на стикере слева. «Какой сегодня день?..» – проносится в мыслях, и тут его накрывает. Элиотт зажмуривается, сильно поджимает губы и борется с желанием удариться головой о стену. Сегодня четверг. Сегодня. Четверг. А если он вторые сутки в кровати, значит, это пиздец. Элиотт проводит ладонями по лицу, и в последний момент, когда его накрывает окончательно и бесповоротно, пальцами зарывается в волосы и тянет их в разные стороны. Ему больно. Но эта боль перекрывает другие эмоции. Например, отчаяние. Грусть. Сожаление. Стыд. Он проглатывает собственный крик и, чувствуя, как к горлу подступают слезы, переворачивается на спину. Не читать стикеры. Просто не читать. И не вспоминать, пожалуйста, какой сегодня день. Но это не работает. Мысли о Луке стреляют в него слишком метко, слишком четко попадают в грудь и разламывают её пополам. Элиотт представляет, как в пустом кабинете, среди кучи хлама и банок с красками, он сидит в одиночестве и покорно ждет. Элиотт представляет, как Лука пристально смотрит в экран телефона и поглядывает изредка на дверь. Элиотт представляет, как Лука просто ждет. Сам не зная, чего. Сам не зная, зачем. Но прекрасно зная, кого. Элиотту становится по-настоящему паршиво. И, если в другой ситуации он бы провалялся в кровати до вечера или до следующих выходных, наплевав на лицей и на ворчащих преподавателей, то сейчас всё иначе. Сейчас смысл есть. И желание всё исправить. Выждав еще несколько секунд, Элиотт ударяет по матрасу сжатым кулаком и где-то внутри себя открывает двери. Темнота улыбается криво и тянет к нему свои костлявые руки. Она не согласна с такими правилами и мотивация для нее – губительна. Поэтому, раз за разом, она дает Элиотту всё меньше времени. Никаких поблажек и никакой возможности впустить в свою душу свет. Темнота улыбается криво и тянет к нему свою черную душу. Но Элиотт глубоко вдыхает и распахивает где-то внутри себя окна. Прозрачные лучи, которые совсем не похожи на солнце, растапливают мрак – его мелкие крошки блестят, словно космос, и это дает небольшую надежду. На какое-то время Элиотт снова спасен. Он поднимается с кровати и, взглядом найдя брошенные на пол футболку и джинсы, быстро натягивает их на себя и спешит в коридор, где обязательно должен лежать его школьный рюкзак. В кармане ветровки жалостливо пиликает телефон. Элиотт понимает, что рано или поздно ему придется взять в руки эту чертову трубку и посмотреть на чужую грусть, прочитать её, впустить к себе внутрь. Поэтому, выждав несколько секунд и вздохнув, Элиотт накидывает ветровку на плечи и достает из кармана мобильник. Уведомления мигают в углу экрана фиолетовым огоньком, будто еле заметный маяк в огромном бушующем море. На часах – двадцать минут четвертого, а это значит, что уроки закончатся через полчаса. Элиотт плевать на это хотел, сейчас беспокоит другое – во сколько заканчивает учебу Лука. Привычка наблюдать за ним никогда не переходила в желание выучить наизусть расписание, однако, сейчас бы эти знания не помешали. Элиотт всё равно решается. Кончиком пальца он снимает блокировку с экрана и пролистывает уведомления вниз: несколько звонков от Люсиль, один от мамы и три сообщения. Имя адресата приятным теплом отзывается в сердце. Элиотт улыбается, а потом глазами пробегается по написанным строчкам: «Я в студии», «Ты где, чувак?», «У меня от этого граффити кровь из глаз». И убирает в карман телефон. Еще немного, и мелкие схемы валялись бы по всему коридору, потому что рука так и тянется расхерачить его об стену – никакого сомнения. Никакого сомнения и никаких оправданий. Элиотт резким движением дергает входную дверь и, достав ключи из бокового кармана рюкзака, закрывает её на три оборота. Автобус приходит быстро, но улицы за окном мелькают медленней, чем хотелось бы. В какой-то момент Элиотт думает, что надо выскочить на тротуар и бежать со всех ног, бежать быстро и без оглядки, бежать к нему, как можно скорее, пока не ушел. Но, пока эта мысль зреет у него в голове, водитель сообщает о нужной остановке. Узкая, мощенная плиткой дорога. Ворота лицея. Лука. Элиотт слышит его из смежного коридора и останавливается, собираясь с духом. Он слышит этот раздражительный тон, он буквально кожей ощущает его обиду, и желание обнять, защитить, извиниться – теперь невыносимо. «Ты меня спасаешь» – так хочется прямо сказать. Но рядом стоит Хлоя, и это проблема. Красивая, влюбленная по уши проблема. – Мы можем поговорить? – спрашивает Элиотт, затаив дыхание. Он хочет наедине, он хочет близко и без свидетелей. Он хочет сказать, как сильно любит его, как сильно падает, как ему паршиво, и как ему жаль, что вчера у них ничего не вышло. Элиотт столько слов подготовил, столько признаний, у него в голове один свет, и это чудесно. «Ты спасаешь меня» – просится на язык. Но Лука демонстративно обнимает Хлою за плечи. Обижен. Расстроен. Назло. «Ты меня спас» – будет следующий стикер висеть над кроватью. А пока слишком коротко: – Извиниться хочу за вчерашнее... Темнота снаружи, а внутри – свет.