19:34

Ты ему не подходишь. Ты для него – гибель. Но ты его любишь, и это самая несправедливая вещь, которая когда-либо случалась с тобой. Казалось бы, куда больше? Куда сильнее бить? И так судьбой потрепан, наелся за много лет и сыт по самое горло, но нет же, она считает иначе. Она считает, что в твоей жизни не хватает мальчика, чьи глаза светлые и прозрачные, добрые и невинные. Судьба считает, что в твоей жизни не хватает мальчика, который сторонится сумасшедших людей. Мальчика, который не знает, что почти каждую ночь ты проваливаешься во тьму и купаешься в ней, задыхаясь. Ты смеешься, когда не нужно, ты на эмоциях, когда лучше бы нет, и ты карабкаешься на свет ежедневно. Карабкаешься, ногти ломаешь в кровь, потому что ты – те самые люди, которые мальчику чужды. Ты сумасшедший. Но ты его любишь, и с каждым днем это чувство обнимает тебя всё сильней, душит тебя, подчиняет. Ты любишь его всем своим сердцем, ты хочешь его, ты в нем потерян. И ты, почему-то считает судьба, должен его спасти. Это кажется шуткой, потому что рядом с тобой Луке будет плохо. Ты же знаешь прекрасно, ты знаешь себя – твои будни, как маленький домик на минном поле, из которого страшно ступить. Ты живешь первой минутой, ты привык с огромным страхом смотреть в будущее, ты не хочешь Луке такого мнимого счастья. Поэтому уходишь молча, в памяти сохраняя все ваши встречи, как электронный фотоальбом. По вечерам ты вспоминаешь субботу, когда всё было прекрасно, переводишь взгляд на фортепиано, и поневоле вспоминаешь пятницу. Ты вспоминаешь его пальцы, так ловко скользившие по клавишам, вспоминаешь эти пальцы на своем теле, в своих волосах, на губах, а потом закрываешь глаза, потому что боль становится невыносимой. Ты ему не подходишь. Ты для него – гибель. Но сердцем ты каждый день с ним. Ты ищешь его в толпе, ты строчишь дурацкие письма, ты прокрадываешься в класс физкультуры и осторожно кладешь свои мысли в карман его куртки. И убегаешь. Незаметно. Чтобы не видел, чтобы не знал. А потом наблюдаешь за ним из окошка учебного класса, наблюдаешь за ним из-за угла, наблюдаешь за ним в столовой и мечтаешь, чтобы Лука хоть что-нибудь поел. Ты смотришь, как он сидит на лавочке, ты смотришь, как он разговаривает с девочками, ты просто смотришь. Потому что тебе безумно хочется быть частью его жизни – неважно, каким способом. Пусть даже невидимым другом у него за спиной – похрен. Ты уже решил окончательно, что рядом с Лукой для тебя совершенно нет места, ты почти смирился и тебе чертовски паршиво от этой мысли, но надо жить дальше. Надо жить с этой болью, надо оберегать свою душу, потому что она и так в руках дьявола. А ты одинок. Ты без Луки – до бесконечности один. И ты потерян. Новый день приносит тебе новые мысли, а солнце практически не греет, потому что прячется за тучами в этот промозглый весенний день. На улице ветер гуляет по закоулкам, на школьном дворе – слухи гуляют по грязным рукам, и ты, опираясь плечом на стену, невзначай ловишь короткое: «Лука, кажется, гей». Оборачиваешься на голос – девочки с первого курса шепчутся робко, оглядываясь по сторонам, и осторожно ловят твой взгляд. Наверное, они думают, что ты заинтересован, что смотришь на них с какой-либо целью, и ты бы с радостью сказал им, что цель у тебя действительно есть – подойти как можно ближе и заткнуть руками их рты. Чтобы молчали. Чтобы исчезли и больше ни слова. Они косятся на тебя с подозрением, потому что ты, словно помешанный, не отводишь в сторону взор. Почти не моргаешь. Опасно молчишь. И через пару секунд ты снова один в радиусе нескольких метров. Ты усмехаешься и покачиваешь головой, понимая, как же всё сложно и в какую глубокую бездну вы оба залезли. На протяжении многих лет ты учился не принимать близко к сердцу все слухи, что преследовали тебя по пятам в старой школе, и однажды ты смог. Ты стал сильнее. Ты стал умней. Ты наконец-то привык к мысли, что внешнее окружение не имеет ничего общего с твоим внутренним миром. Ты научился защищать себя. А потом появился Лука, который вновь сделал тебя слабым и уязвимым, но пугает не это. Пугает то, что ты будто смотришь назад в свое прошлое и видишь там прежнего себя – в страхе, в поиске, в обиде на всех. Лука не умеет быть сильным. Он и не должен. И в этом частично – твоя вина. Поэтому ты прячешься за углом, плечом подпирая стену, и наблюдаешь, как Лука о чем-то рассказывает Яну, сидя на лавочке посреди школьного двора. Он говорит быстро и неразборчиво, с таким явным волнением, что ты при всем желании не можешь прочесть по губам. Изредка поглядывая на Яна, будто с опасением, Лука замирает. И слушает. А потом остается один, сиротливо ежась от промозглого ветра. Время для тебя становится тягучим. За мгновение в твоей голове документальным фильмом мелькают картины: ты вспоминаешь его поведение в столовой, ты вспоминаешь этот наполненный слезами взгляд, ты вспоминаешь его боль и пропускаешь её через себя, по своим венам, а потом делаешь глубокий вдох. Ты будто бы рядом, одна душа на двоих, и ты почему-то уверен, что твой мальчик через секунду заплачет. Ты оказываешься прав, и от этого не становится легче. Ты разбит вместе с ним. Ты раздавлен и выброшен. Поэтому, наплевав на собственные правила и переступив через границу, где заканчивается его безопасность, ты делаешь решительный шаг. Ты убеждаешь себя, что хуже Луке уже не будет. Ты ему не подходишь. Ты для него – гибель. Но сейчас для Луки куда опасней быть одному, нежели с тобой, и эта мысль жидким теплом растекается по твоим венам. Нужно спасти, нужно обнять, нужно сказать, что рядом, что не забудешь, что любишь сильно, что ты полностью, всем своим существованием принадлежишь Луке. Ветер будто подгоняет тебя в спину, а солнце, которое еще недавно дремало за тучами, вдруг просыпается медленно и пригревает макушку. Ты чувствуешь силу. Ты всё делаешь правильно. Подходишь уверенно и, не раздумывая, присаживаешься рядом с Лукой, да так близко, чтобы плечом коснуться его плеча. – Я тебя люблю, – говоришь ему, глядя куда-то в пространство перед собой. Лука давится воздухом и резко оборачивается к тебе. – Что? – выпаливает он с неприкрытым удивлением в голосе; шмыгает носом и смаргивает с глаз ненавистные слезы. – Я говорю, что люблю тебя, – повторяешь без каких-либо сомнений и смотришь на него со всей теплотой и нежностью. – Пожалуйста, больше не плачь. Ты ему не подходишь. Ты для него – гибель. Но ты его любишь всем своим сердцем и улыбаешься мягко, слыша в ответ: – Ты, блядь, серьезно? – Я очень серьезно, Лука.