Vitae

Что может быть прекраснее лета? Наверное, только его начало. Когда ты босиком с утра бегаешь по холодной и бодрящей росе, которая затаилась между травы, и ничего больше не нужно для счастья. Маленький мальчик четырех лет сидел в кустах старой английской розы и старался не заплакать от боли. Коленки содраны в кровь, а по периметру всех крошечных рук и ног кровоточат царапины от этого злосчастного куста. Больно и неприятно до невозможности, ну, а что ему еще остается делать? Родители уехали неизвестно куда и невесть когда вернутся, а малыша оставили на уж больно безответственную и недоброжелательную няню. Нельзя сказать, что няня была очень нелицеприятной женщиной, но такие вещи, как постоянные пятиминутные перекуры, полностью чумазый дом, подгорелая манка с комочками по утрам и непричёсаный ребёнок, не делали её хорошей (не говоря уже о лучшей) няней. Мальчик её не ненавидел, нет. Он всегда пытался найти в людях хотя бы причину того или иного поведения, поэтому скорее боялся, боялся ее гнева. А ещё он очень не любил постоянный запах перегара и перекура из ее рта, особенно тогда, когда она его очередной раз за что-то отчитывала. Но, несмотря на все это, единственное в ней было прекрасно, — это её голос. Даже долгие годы курения не смогли испортить его. А что остаётся малышу? Правильно, только давиться подгорелой манкой с комочками и ждать своих родных. И вот, он сидит в этой розе уже минут с двадцать и — о чудо — женщина всё-таки соизволила поднять свой старый зад от просмотра очередного тупого шоу на их телевизоре и постоянного поедания сладкого, запивая его при этом пивом, и выйти посмотреть, где же делся ребёнок, за которым она должна следить. Ну, в принципе, почему её должно что-то волновать? Полную плату она получила наперед, и отдавать так просто не собиралась, так что главной её задачей было, чтобы это чадо было живое и чтобы себя нигде не убило, и на этом, пожалуй, все. Мальчик же был просто прикован к этой несносной. Он мог делать, что угодно, но только в радиусе трех метров от нее, иначе… Ну один ожог от сигареты уже красовался на его левом плече, а он всего лишь заснул на веранде дома вплоть до самого вечера, а няня вышла «искать» его только когда все пиво уже покоилось в ее желудке, а душа требовала продолжения рандеву с сим занимательным напитком, но ребенка она не могла оставить (хотя до этого времени не очень было видно, что он её хоть как-то заботит). Ну вот её самая любимая поза за последние дни: руки в боки, надменный взгляд и сигарета, зажатая между зубами. Она осматривает периметр двора таким взглядом, что сразу становится понятно, что она это делает только ради приличия к полученным деньгам. А мальчику всё равно страшно. Страшно, что его план провалится, и на его плече будет красоваться ещё один ожог от недокурка. Он боится даже вздохнуть лишний раз или расплакаться от боли в разбитых коленях (чертова трухлая доска в лестнице) и располосаных руках и ногах. Няня еще раз обходит периметр ленивым взглядом и, решив обнаглеть, окончательно просто разворачивается и заходит обратно в дом, видно, подумав, что к вечеру похолодает или если мальчик захочет есть, то он сам вернётся. Сейчас бы возмутиться, сказать: «Как так можно откровенно забить на ребенка, за которого ты же отвечаешь и получаешь деньги?», но малышу сейчас всё равно — это его шанс выбраться на свободу подальше от этого изверга. За то время, что он находился в кустах, роза успела будто окутать его с головы до ног без возможности выбраться, а только связать в своих колючих ветвях и дать задохнуться от пьянящего запаха цветка. Ещё раз пройдясь шипами по царапинам и сделав с десяток новых, мальчик все-таки сумел выбраться из плена. И всё же бездомные собаки — иногда очень хорошо, потому как эти же псы вырыли небольшую яму под забором (видите ли, им пришлось по вкусу место для сна возле той злополучной розы), под которой он и собирался пролезть на свободу. Быстро добежав до той ямки, маленький, решив не медлить ни одной драгоценной секунды, полез между забором и сухой землей. Не сказать, что все прошло гладко, ибо, как оказалось, его попа оказалась больше поп собак и, как следствие, у него немного порвался кармашек на комбинезоне. Но это все уже пустяки, главное — он на свободе. Его ноги сами понесли его как можно дальше от этого дома. Бежать, куда глаза глядят и куда маленькие ножки несут, было единственной заданной целью. Конечно, он не смог далеко убежать в силу своего возраста, конечно, он был с изорваным карманом на попе, конечно, он был до жути голодным, но зато счастливым — впервые за последние дни. И это чувство эйфории окатило его незаметно: такая приятная легкость, в перемешку с усталостью, чувствовалась в теле, что мальчик даже на некоторое время забыл про ноющую боль в коленях и чешущиеся царапины. Малыш и не заметил, как добежал до старого толстого клёна, который в начале лета так красиво и приятно переливался солнечным светом, пуская приятную прохладную тень на свежую зеленую траву. Солнце как раз было на своем пике, и, если он продолжит так бежать, то наверняка схлопочет солнечный или тепловой удар, а никто спасать его не придет, пока мама с папой не вернутся, разве что бездомные собаки спустя пару дней найдут труп мальчика, который уже начнет разлагаться. Поэтому, самым верным решением на тот момент было скрыться под густой листвой и хоть немного отдохнуть от этой плохой няни. Как только до тени оставалось каких-то пару метров, малыш заметил чьи-то ноги, выглядывающие из-за угла дерева. Немного его обойдя он увидел мальчика, возрастом примерно лет восьми, смачно поедающего яблочное мороженое. Сам он был очень даже миленьким: тонкие руки и ноги, немного длинноватые черные волосы и, что ни на есть, красивые невинные глаза. Такие односторонние гляделки продолжалось минуты две, пока старший не закончил с поеданием мороженого и не захотел посмотреть по сторонам, утыкая свой взор на маленькое зачуханое недоразумение. Перед ним предстал маленький мальчишка с ещё не совсем пропорциональным телом, царапинами по всем рукам и ногам, раздертыми коленками, миндальными глазками и волосами цвета терпкого кофе. Так, ничего не говоря и не отводя взгляда, малыш подошел ближе и сел напротив любителя яблочного мороженого. Первым решился заговорить малыш: —Привет, меня зовут Ким Тэхен, но мама меня называет Тэтэ, — говорит мальчик, глядя прямо в глаза и так наивно протягивая руку для рукопожатия. Было видно, что ему неловко, но он держался молодцом. Любитель мороженого явно не ожидал такого резкого выпала от младшего лишь скромно кивнул и ответил: —Привет Ким Тэхен. Меня зовут Чон Хосок, но для мамы я Хоби, — в ответ пожимает он пухленькую руку пока что незнакомого, но такого чистого и невинного малыша. Честное слово, если бы не такой зачуханый вид, то можно было бы подумать, что это ангелочек случайно попал на нашу грешную землю. —О, Хоби… Красивое имя. —Я не разрешал тебе называть меня так, как зовёт меня мама, — возмущённо сказал Чон. —Но мне так легче запомнить. Я ещё маленький, чтобы запоминать сложные имена. — Немного даже с упрёком было сказано, что вызвало у старшего маленький смешок умиления. —Ну раз так, то я тоже буду называть тебя так как зовёт тебя мама, Тэтэ. И вообще, какой же ты маленький, сколько тебе лет? —Зимой было четыре. А тебе сколько? —Ммм, так ты ещё совсем маленький. Мне вот например осенью будет одиннадцать, — с некой гордостью за вид старший. —Э, я не виноват, что родился позже тебя! И вообще, не выглядишь ты на десять, тебе максимум восемь! —Эй, ты чего? Я не хотел никак тебя обидеть. И это вообще-то было обидно, все мне говорят, что я выгляжу старше. Ты лучше скажи: где ты так замазался и где твой дом? Может я отведу тебя. —Не нужно домой, там плохая тетя. Родители оставили ее присматривать за мной, пока они уехали, а я даже не знаю когда они вернутся, — надув губки и чуть ли не плача сказал Тэ. —Тише, не нужно плакать. Ты мне лучше скажи, она тебя что, обижает как-то? — пытаясь говорить как можно спокойнее, говорил Хосок. С одной стороны, его умиляла эта детская открытость, но с другой стороны волновала, ибо его искренностью может воспользоваться кто угодно и навредить ему. Стоп, почему он думает так о нем? —Да, вот. В следующие секунды Тэ приспускает свою лямку комбинезона и воротник желтой футболки, где красуется явно на всю жизнь шрам. У Чона в этот момент в голове лопаются перепонки, а пальцы сжимаются в кулаки. Да откуда такое волнение за малознакомого мальчика?! —Это она сделала? — он правда старается держать самообладание, но выходит, отнюдь, плохо. —Да, и похоже, что сегодня у меня их будет уже два потому, что я сбежал из дома от нее, — опустив голову прошептал малыш. Его губы задрожали и было видно, как он изо всех сил старается не заплакать в голос, но мокрые дорожки уже успели усыпать его пухлые щеки. Нет, это точно просто детская ненависть к несправедливости и подлым людям, а еще полный души альтруизм, который в наше время, по-моему, присущий только детям. Иначе как можно объяснить то, как в следующее мгновение маленький Хосок притянул к себе крошечного Тэ и мертвой хваткой обнял, как-будто его сейчас куда-то заберут надолго. Губы предательски дрожали, глаза тоже норовились налиться слезами, но он же старше, он не должен показывать себя слабаком, хотя бы ради этого ангелочка, что так доверчиво жмется к нему и сжимает в кулачках футболку старшего. И разница в возрасте не сильно уж так и смущает. —Не волнуйся, я тебя защищу. Ты главное перестань плакать, хорошо? — Чон бережно отстраняет от себя Тэтэ и аккуратно вытирает дорожки от слёз и смотрит в глаза напротив так доверчиво и с некой нежностью, что этот взгляд так и кричит о том, что он его в обиду не даст. —Зачем тебе меня защищать? Ты же меня первый раз видишь… — недоверие так и читалось во взгляде, но Хосок поспешил извлечь все плохие мысли из этой маленькой головы. — Ведь я старше, а ты ещё маленький. Маленьких нужно защищать, поэтому если тебя опять будут обижать, то ты сразу, не раздумывая, беги сюда, я тут каждый день с утра до вечера. Иногда даже ночью. — Спасибо, — Тэ засмущался от таких фраз, ибо до этого никто, кроме мамы и папы не хотели его защищать потому, как считали слишком странным и не от мира сего. — Но, а почему ты тут так часто, тебя что, тоже дома обижают? — было слышно, как волнение проскользнуло в голосе, на что Чон засмеялся. —Нет, я просто рисую. Готовлюсь к экзаменам в художественную школу. —Правда?! — Вышло громче, чем планировалось, а в глазах было видно, как загорелись огоньки интереса. — А можно посмотреть? —Не сегодня. Сегодня я решил отдохнуть и не рисовать, а просто поесть мороженого под деревом. Вот, даже сумку-холодильник взял, — он показывает на небольшую синюю сумку возле его. —Мороженое, а… А можно и мне? Просто сегодня очень жарко и мне уже нужно что-то холодное. Блин, как же все это до жути смущает. —Да, конечно, бери. Тебе какое: ванильное или бананово-клубничное? —Второе. Я просто очень люблю бананы. —Вот, держи. Только аккуратно, не заляпайся. Чон отдает мороженое Тэхену и тот начинает его уминать с таким наслаждением, как-будто это самая вкусная еда в его жизни. Губы Чона искривились в еле заметной ухмылке, отмечая про себя, что этого малыша нужно будет научить нормально есть, а не так, будто его никто не кормит. А если и правда никто не кормит? Немой пир продолжаться минут пятнадцать с редкими звуками чавканья и причмокивания, за которые Хо заметил, что Тэ довольно милый, когда ест. После своеобразного обеда они еще некоторое время болтали ни о чём, сдували оставшиеся одуванчики и наблюдали за летним теплым солнечным закатом, впервые за последнее время Тэ был счастлив и на душе было непривычно спокойно, но он даже не догадывался, что за такие проделки его ожидает дома…