Vitae

      Приятно так на душе, прям жить хочется, как хорошо. Это был лучший день за последнее время, не считая, конечно, ужасного утра, о котором до сих пор кидает в холодный пот. Хотя, по сути, няне вообще наплевать, где малыш и как он, как и всем остальным. Кроме этого невероятно привлекательного мальчика с кроличьей улыбкой, что сейчас просто не хочет расставаться с его новым солнышком и музой (да, такие уж творческие люди, — если им понравился кто-то или что-то, то они ни за что это не отпустят и сделают своим, чего бы им это не стоило). — Может мне всё-таки лучше проводить тебя до дома? А то по твоим рассказам и шраме на руке не сильно верится, что все будет хорошо, — может тревога из-за того, что он младше, может просто наследственная ответственность за все и всех, но боязнь чего-то неизбежно плохого так и затаилась в маленькой неокрепшей душе. — Нет, все будет хорошо. Обещаю, что завтра приду целым и без новых царапин, — мальчик, положив руку на сердце, смотрел своими слишком большими для четырехлетнего ребёнка на Чона, как бы говоря, что если что-то и случится, то мне не впервой, и не с таким сталкивался.       Чон хмурится, но все же с тяжелым камнем на сердце машет рукой, как бы иди, даже мертвого уговоришь. — Ладно, иди домой. Но смотри мне, будь осторожным. А если эта старая клешня опять будет тебя обижать, то ты всегда знаешь, где я. А если вдруг меня здесь не окажется, то видишь тот большой дом с большими окнами? — Чонгук смотрит влево, и там открывается вид на последние лучи солнца и кровавый закат, а вмести с тем и на нереально большой и красивый дом, прямо как с обложки про какие-то сплетни для домохозяек, мечтающих о красивой и богатой жизни, но все, что и остается, — это покупать вот такие журналы и дальше мечтать о счастливой жизни и богатом принце на белом Шевроле, попутно гладя рубашку для своего горе-муженька, у которого самая большая радость, — это выпить пива с друзьями в пятницу вечером, а не то, что его сын сделал первые шаги или сказал первое слово. — Вот это мой дом. Если дело будет совсем туго, то не раздумывая беги сюда. Мои родители сейчас тоже уехали, в командировку на месяц, так что единственной преградой тебе может стать лишь мистер До, наш охранник. Он хоть на вид злой и недружелюбен к незнакомцам, но, скажу по секрету, что он очень хорошо вяжет крючком, а особенно хорошо у него выходит вязать носки для своей крестной внучки, — они оба прыскают со смеху: Чон в руку, а Тэ же смеется во весь голос и рот. Вот тут-то Хоби и заметил, что даже улыбка у него необычная, — квадратная. И это настолько… Мило? Да, определенно это очень нравится Чону, хоть он и сам еще не совсем понимает чувства, что начинают зарождаться в нем при взгляде на этого мальчика. — Хорошо, я обязательно прибегу к тебе, если няня будет меня обижать, — и улыбается так солнечно, что это на момент, кажется, даже слепит. — Точно не нужно тебя провожать? — Точно-точно, не надо переживать, — Тэ разворачивается и убегает со всех ног в сторону своего дома, попутно всё время оборачиваясь и махая своими маленькими ручками Хосоку. Хосок же никак не может сдержать улыбку и одаривает ей малыша.       Только когда Тэхёна уже не видно за горизонтом, сумка собрана Хо приложился рукой о лицо: —Эх, а я ведь даже не спросил где он живёт. Дурак Хосок, ты чертов дурак. А если эта старая корчма опять будет к нему лезть, то как ты ему поможешь? Да как ты вообще об этом узнаешь? Айщ, блин… Да с чего я вообще о нем беспокоюсь, я его знаю от силы часов шесть, но… Почему меня так к нему тянет? Он так хорошо пахнет… Так Хо, мысли явно перешли не в то русло. Соберись. Так, какого хрена я вообще стою под кленом и говорю сам с собой? Да Хосок, приплыли, пора лечиться, — ещё раз взглянув на несуществующую тень мальчика, он наконец-таки собрался и поплелся медленным шагом в сторону своего дома, раздумывая над тем, что щечки у этого Тэтэ всё же само очарование, и ставит галочку в скором времени затискать эти щеки до состояния красоты и нытья со стороны их хозяина.       Мимолетное счастье малыша, которое всю дорогу, пока он идет домой, медленно, но уверенно испаряется, ибо то, что его ожидает дома только сам Дьявол знает. И эти ожидания не напрасны. Стоит. Стоит возле калитки, со своей ненавистной дешевой сигаретой между зубов (нет, действительно, за те деньги, которые ей заплатили родители уже можно было и раскошелиться на хотя бы нормальное курево), руки в замке и смотрит очень не хорошо. —Где ты был, засранец? Я тут уже вся извожусь, переживаю, а оно где-то ходит, — врет и не краснеет, а ещё медленно наступает, как-будто хищник к своей добыче. —Я просто хотел немного прогуляться, мне было скучно и я решил… — но договорить ему не дают, а по ветру разносится дикий свист и звук удара, — удара по лицу со всего размаху. —Что ты захотел, повтори? Да ты ещё на горшок не разучился ходить, а уже сам гулять захотел. Скучно ему видите ли. Ну сейчас я покажу тебе веселье, — она хватает его за шкирку, прям как нашкодившего котенка, и с салом заталкивает его на территорию дома.       Тэ пытается упираться, но в этой перепалке и так уже виден исход, — он проигравший. Няня же со всего размаху принимается лупашить маленький комок, которому только и остается, что стиснуть зубы и терпеть, терпеть, терпеть. Терпеть, пока родители наконец приедут и закончится этот ад. Но когда она начинает бить по местам, на которых есть синяки и царапины по нескольку раз, то сдерживаться попросту не выходит и снизу раздается жалобный полувой-полувсхлып. —Ну и с хрена ты ревешь, тряпка? Тебе бы бабой родиться, а не такой пародией на мужчину. Твоему отцу должно быть очень за тебя стыдно, раз ты даже терпеть не можешь. Вы с ним как небо и земля, но самое смешно, что ты не земля, — а жалкий земляной червь, которого растопчешь — и не жалко, — на этом моменте няня берет в руки садовые ножницы и с особым удовольствием проводит по лицу малыша. Алая кровь тут же выступает и можно поклясться, что в глазах женщины плясали черти вперемешку с безумием. Непонятно, как такая красивая на лице и фигуре женщина может оказаться настолько неоправданно жестока. —Зачем вы это делаете? — с болью в глазах сказал Тэ, — Я же ничего плохого вам не сделал. Мои родители скоро приедут, я им все про вас расскажу, вас обязательно накажут, — уже срывается на крик. —Ну в этом я уж точно сомневаюсь, — и ухмыляется недобро, а потом опять хватает за шкирку и волочит по траве. — Посидишь немного в подвале, подумаешь о своем поведении. Думаю, двух дней тебе будет достаточно? — улыбка точно как у Джокера, от чего ещё страшнее. —Папа так этого не оставит! Он вас накажет! — но его уже никто не слышит потому, что двери подвала не пропускают ни единого звука. И всё, что остается, так это скрутиться калачиком (ночью тут очень холодно) и ждать приезд мамы и папы, а ещё вспоминать сегодняшнюю встречу с мальчиком по имени Хосок, ибо это единственное, что будет греть его эти два дня.