***
— Хочешь сказать, ты не помнишь, как выходил посреди ночи из квартиры и как тебя в отключке притащили на порог? — Хосок переспрашивает это уже в третий раз, без конца переглядываясь с задумчиво смотрящим на Чонгука Сокджином, встречающим его взгляд с выражением полнейшего непонимания на лице. — Вообще ничего не помню, — серьёзно отвечает он тихим голосом, тщательно копаясь в своей памяти в надежде на хоть какое-то осмысление происходящего — того, что поведали ему друзья, умолчав, однако, про самого человека, что принёс его на руках в квартиру Чонгука и передал бессознательное тело удивлённому этим Намджуну. Чонгук не помнит ни-чер-та. Лишь запах. — Я помню запах. Он произносит это вслух, и все сидящие тут же оборачиваются на него. Чонгуку кажется иногда, что он для них как забавный подопытный с редкой реакцией на что-то введённое ему. — И? — нетерпеливо спрашивает Чимин, наклоняясь корпусом вперёд инстинктивно, словно, чтобы слышать чётче. Юнги уехал на учёбу, а у остальных — выходные. В данный момент Чонгук понимает, что комфортнее бы ему было именно в компании Юнги, чем кого бы то ни было из остальной компании, но ничего не поделаешь. Не бежать же к нему в универ, ну в самом-то деле? — И я не могу словами его описать, — отрезает Чонгук, хмуро глядя на свои руки: на правой ладони у него написан номер и айди, состоящий из одних бессвязных букв и цифр, и Чонгук искренне не знает, что ему с этим делать. Он сидит, сгорбившись, на краю кровати, подперев локтями колени и нескончаемо разминая свои запястья — чтобы хоть как-то занять своё тело и успокоиться. Он действительно не знает, что ему делать. И что делать с успокаивающим его горящее тело запахом, который пропитал всю квартиру и домашнюю одежду. Кажется, его слышит только он.***
Когда Чонгук был ребёнком, любопытным маленьким крольчонком, как называла его мама, он любил убегать с друзьями до самого заката, возвращаясь в полной темноте домой после очередного дня, богатого приключениями и исследованиями. Он мог часами сидеть в «засаде» или в «наблюдательном пункте», выслеживая и подмечая детали, новую информацию о насекомых, о соседях или же о шипящих на него каждый раз уличных кошках. В то время он не был обременён мучениями со своим обонянием, да и вовсе мечтал стать искателем приключений или детективом, как в тех сериалах, что так любила его бабушка. Его желание поддерживалось семьёй то ли от понимания того, что скоро всё это пройдёт, то ли от того, что до этого Чонгук хотел стать криминальным авторитетом или самураем, опять же насмотревшись кинематографа из коллекции его бабушки. Лучше ведь полицейский, чем криминальный авторитет, не так ли? В этом идентичном мире, так отличном от привычного Чонгуку, проблемы и расстановка авторитетов была схожа. С одной лишь разницей, что здесь лучше было родиться альфой, нежели омегой, кем «переродился» Чонгук. Ни самураем не стал, ни альфой хотя бы для уравновешивания обидного стечения жизни. Провал по всем фронтам. Здесь омег могли не допускать ко многим должностям и во многие фирмы принимались лишь в качестве секретарей низкого класса — в престижных компаниях должность секретарей зачастую занимали именно альфы. Утрированно, громко на форумах недовольных омег (в мире Чонгука нечто схожее было от феминисток), но толика правды есть — омег не считали способными справляться с тяжёлой работой. По стереотипному видению, их приравнивали к женщинам — физически сложенным и психически стабильным менее, чем мужчины или же, как здесь, конкретно альфы. Женщины-альфы в этом мире сродни чуду: сильные и способные двигать за собой. Какая ирония, что с каждой беседой на эту тему с Юнги или Чимином, Чонгук всё больше и больше не видел разницы между «его» миром и этим. Умудрившись оказаться омегой, в природе которой заложено всё чуждое Чонгуку, первой мыслью после «Как мне отсюда выбраться?!» стала «Как стать этим альфой?», удачно выбитой подзатыльниками с лёгких рук четырёх друзей: Намджуна, Хосока, Чимина и Сокджина. Юнги же пнул пяткой по заду, зло шикнув, что так Чонгук всё здоровье себе похерит. Почитав информацию о последствиях «сокрытия сущности омеги» на услужливо предложенном Намджуном ноутбуке, Чонгук лишь сглотнул, дёрнув кадык, и прикрыл крышку, отодвигая «этот пиздец» подальше от себя. Каждое побочное действие от каждого препарата по созданию из омеги представителя «сильного пола», каждое изображение жертв фармацевтических маньяков, каждое описание симптомов каждого негативного воздействия на организм — всё в подробностях и с картинками поэтапного разложения созданного природой. Один за другим сайты норовят прикрепить ссылку на «службу экстренной помощи омегам» и на сайты, кричащие о любви к себе и том, как здорово быть омегой. На форумах любое восклицание чего-то положительного, однако, встречалось историями из жизни различных омег и их рассказами о том, какую ересь все в чате несут своим позитивом. Кому верить? Чонгук решил не верить никому. Разговор вообще шёл о его любопытстве. Как бы ни было в детстве, нынешний повзрослевший Чонгук не отличался от себя дошкольного от слова «никак». И в его любопытстве ему помогал гугл от того же самого слова «никак», отчего Чонгук взял себе в привычку проверять всё самому. Слишком опрометчиво. Как источник и базу для знаний Чонгук берёт во внимание слова друзей, а как подтверждение — однозначно лишь свой собственный опыт, чтобы понимать что и как, и с чем приходится и придётся иметь дело. Что такое течка он так и не понял, к слову. Лишь узнал, что носить тампоны — это пиздец. А ещё боль в животе — пиздец. А ещё, и самое главное, пиздец — это беспомощность. Чонгук всю жизнь привык полагаться во всём на самого себя, а не на других, а тут природа вынуждает его становиться зависимым. И заставляет его остерегаться. Чонгук никогда никого не остерегался так часто и так много, как за последнее время. Но к счастью, всё более-менее утихло с добрым Сокджином, подсказавшим нормальные блокаторы запаха без лишнего вреда здоровью. Практически. С одним побочным эффектом. Усиление обоняния. Первый раз выйдя из дома, накидавшись таблеток, Чонгук с улыбкой прошёл не более двух этажей в здании университета, скривившись как от зубной боли только почувствовав это — запахи альф, усилившиеся в десяток раз, что казалось, было и так уже невозможным. Возможным. Ему тогда казалось, он тонет. И задыхается в придачу. Один лишь плюс был и спасение — про него действительно все забыли, не оборачиваясь на него и не втягивая носом воздух каждый раз, когда он проходил мимо них. И благополучно на него перестали обращать внимание представители одного с ним пола. Почти. С нынешним его состоянием это было спасением в первую очередь для них самих, потому что то, в каком раздражении пребывал Чонгук, могло стоить этим запахососам пары зубов и ровного носа — Чонгук не забросил тренировки, а лишь участил их, поставив себе задачу укрепить себя внешне хотя бы так, чтобы ни мысли не было у остальных тянуть к нему руки, что успелось уже пару раз. Кажется, у одного теперь вывих. Чонгук — парень. Крепкий и здоровый парень — не хиляк и не слабак, коими почему-то считали омег мужского пола. Когда Чонгук слышал у проходящих мимо однокурсников разговоры о женственных пропорциях омег-парней и об их нежных характерах, он не выдерживал и принимался громко ржать на весь коридор, заставляя всех окружающих подпрыгивать. Женственные пропорции — посмотрите на него или на Сокджина. Нежный характер — обратите внимание на Юнги, если вы бессмертны. Даже девушек Чонгук в своём мире часто встречал никак не подходящих под этот стандарт нежных и женственных, то что уж тут говорить про парней. Не важно, в этом мире или старом. Стереотипное мышление вызывало лишь громкий смех как у ребёнка, подверженного демоническому влиянию, который Чонгук не привык скрывать или же хоть как-то его делать тише — пошло нахер. Любопытство коснулось ещё одного. Однажды Чонгук застал юнминов в их квартире, от которой у него — господи, за что? — был код, за юнминнием — идиотское название от заоравшего на полрайона Чонгука, который застал Юнги на коленях Чимина с откинутой назад головой и приоткрытым ртом, из которого он выдыхал имя второго и часто облизывал губы, приподнимаясь и опускаясь на чужих бёдрах. Крик Чонгука был благополучно проигнорирован, а они меж тем не отрывались от своего действа: их глаза были закрыты, а в ушах обоих были воткнуты наушники из разветвителя на телефоне Юнги. Они были в своём мире. На диване, на котором частенько накрывали Чонгуку постельное бельё, когда он оставался у них ночевать. Чонгук решил, что больше никогда не ляжет на том диване. Да и вовсе ночевать у них больше не останется. Никогда. Правда, спустя несколько дней и один поход в клуб, Чонгук находит себя с тяжёлой головой и с уткнувшимся носом в ту самую подушку, на которой тогда сидел Чимин с Юнги на коленях. На этот раз крик Чонгука всё же привлекает внимание его друзей, а рассказ — заставляет одного громко рассмеяться, а другого — скрестить руки на груди и закатить глаза. Так Чонгук узнаёт, как происходит секс у альф и омег. Во всех подробностях и в привязанном к стулу состоянии. В прямом смысле. Как выяснилось, Юнги ходил на курсы щибари и умеет справляться с верёвками. К чему было Чонгуку это знание, он не понял, но состояние от этого было сродни истерике. Снова.***
Омеги-парни вставляют себе в задний проход не только тампоны. Это озвучил со смешком Юнги, заставив Чонгука покрыться испариной и напрячь мышцы на руках, чтобы попытаться если и не выпутаться — грёбаный Юнги реально умеет пользоваться верёвкой, — то разорвать эту удавку на всём теле, иначе к чему вообще мышцы, если ты не умеешь ими спасать себя от каких-то извр… слово не успело вылететь изо рта Чонгука, удачно встретившись с лимоном, заткнувшим его от потока истеричных высказываний. Лимон — не яблоко, — не раскусишь без омерзения. Лекцию с привязанным Чонгуком проводят юнмины, не стесняясь деталей, подробностей и еле удерживаясь мычаниями со стороны Чонгука от конкретного показа на примере. Своём, разумеется. Ограничиваются лишь включённым «гей-порно» с двумя омегами и двумя альфами (один из которых парень, а другая — девушка для более спокойного восприятия этого Чонгуком, неожиданно заинтересованно смотрящим на экран ноутбука). Чонгук никому не признается, но его всегда привлекала идея подчинения другому, что он всегда умалчивал, не желая создавать впечатление какого-то неправильного парня. Теперь же в этом не кажется ничего такого. Здесь это норма в каком-то смысле. Когда Юнги под умоляющие взгляды и шёпот Чимина, просящего не делать этого, включает Чонгуку третий вид порно с альфой-парнем и омегой-парнем, Чонгук думает, что не против чем-нибудь ёбнуть хёна по голове, потому что «какого хрена он делает?» — удачно заглушаемое влетевшим в голову действом на экране. Юнмины в этот момент затихают и во все глаза смотрят на замершего Чонгука, ведущего носом, словно втягивая воздух рядом. Помещение на видео светлое, укутанное вуалью утреннего солнца с видными в полёте пылинками. В кадр попадает лишь большая кровать с бежевыми простынями, огромное панорамное окно с видом на утренний Каннам и реку Хан, приглушённый тёплый свет от лампы на тумбочке и две прижатые друг к другу в объятиях фигуры. Мужские. У них на вид одинаковый рост и фигура. Оба крепкие и достаточно высокие, что сплетаются телами и языками, зарываются пальцами в волосы друг друга. Чонгук не помнит, чтобы хоть раз видел такое порно. И «такое» в значении не «гей-порно», а такое… реалистичное? Юнги говорит, что эти актёры — истинные, встретившиеся на очередных съёмках и какое-то время ведущие одно «шоу». Ещё он что-то говорит про то, что они друг у друга не первая любовь, а лишь такая, что зажглась много после их знакомства. Хоть и по истинности. Чонгуку нравятся истории про истинность, потому что это красиво. Но Чонгуку не нравится совершенно, когда все после той ночи начали шептаться о том, что Чонгук встретил своего истинного. Ключевое здесь — окончание. Оно всегда ключевое, а порою лучше и будучи начальным. Чонгук еле сдерживается от желания закрыть глаза и не смотреть на происходящее дальше. В голове сам по себе пробегает тот самый запах, словно заставляя его успокоиться и не принимать близко к себе. С недавних пор Чонгук начал воспроизводить воспоминания той ночи в надежде вспомнить хотя бы лицо того человека, хоть что-то, но мозг подкидывал лишь запах, засевший в голове, обволакивая все мысли приятным спокойствием, и низкий мягкий голос, что-то говорящий, но не сумевший задержаться словами в памяти. Лишь тембр и набор звуков, которые даже при ужасном напряжении никак не хотели обретать смысл. Ужасное чувство потерянности внутри своей головы. Встряхнувшись от накативших резко воспоминаний, Чонгук решает сменить одно худо на другое, обращая всё внимание на экран, где уже началось то, что в иной ситуации Чонгук бы точно захотел избежать от лицезрения: альфа сжимал в объятиях тело парня-омеги и покрывал его тело поцелуями. Вдох-выдох. Что естественно, не должно быть безобразно. Красивая картинка, красивые участвующие в кадре, красивые звуки… возможно слишком красивые звуки. Чонгук — аудиал. Ему важны звуки намного сильнее, чем даже картинка, а тут соединение красоты и реалистичности. Чонгуку становится немного неловко, потому что с каждой минутой чувство, что он смотрит на чужую личную жизнь и лезет не в своё дело, лишь усиливается. Давно он такого не испытывал. Как и странную внимательность по отношению к людям на экране. У альфы тёмные шоколадные волосы и крепкая спина, низкий мягкий голос и красивые пухлые губы, которыми он покрывает грудь откинувшего назад голову с ярко-алыми волосами парня с достаточно высоким чуть охрипшим голосом. Указательный, средний и безымянный пальцы альфы попадают в наведённый кадр, показывающий, как они входят достаточно скорыми движениями в уже разработанный вход, вынуждая парня «внизу» несдержанно стонать от удовольствия (Чимин объясняет шёпотом, что здесь альфа попадает на каждом толчке по простате, отчего парень получает удовольствие). Чонгук честно думал, что массаж простаты — это что-то для стариков, но никак не для полового акта. Век живи, век учись, Чон Чонгук, верно? Когда три пальца сменяются медленно входящим в плотно обхватывающее его кольцо мышц членом, с хлюпающим звуком проникающем в течного парня, как понял это покрасневший от смущения Чонгук по вытекающей из заднего прохода жидкости, Чонгук начинает с особым усердием пытаться развязаться, чтобы не слышать ничего, и бросает злой взгляд на внимательно смотрящих на экран юнминов, видя, как Юнги облизывает губы, что заставляет Чонгука немедленно отвернуться и замереть. Он перестаёт смотреть на экран буквально на минуту, но его голову тут же насильно поворачивают обратно к экрану и держат веки открытыми, чтобы смотрел и запоминал на будущее. На этих словах Чонгук протестующе мычит и чуть не прокусывает лимон, вкус которых ненавидит даже больше запаха жасмина из сада недалеко от дома его матери. Меж тем Юнги делает звук громче, а Чимин не перестаёт сжимать голову Чонгука, вынуждая смотреть на залитое утренним светом действо. Квартиру разрезает громкий надрывный стон омеги, когда парень за его спиной крепко перехватывает его за бёдра и делает толчок. Альфа целует его в шейные позвонки, прежде чем прижаться губами к линии челюсти и начать толкаться чуть чаще, хриплым шёпотом выдыхая на ухо парню фразы, заставляющие Чонгука мечтать о том, чтобы прикусить губу и придвинуться ближе к экрану. И нет, Чонгук не странный. «Я схожу с ума от твоего запаха». «Он заставляет меня задыхаться». «Ты заставляешь меня забывать обо всём на свете». «Я так люблю тебя». Чонгуку кажется, он смотрит дораму с высоким рейтингом, на автомате запоминая сайт и название канала. Это действительно больше похоже на дораму, чем на порно, но… Проблема в том, что Чонгук обожает дорамы. Даже больше, чем какие бы то ни было видео для взрослых. Темноволосый парень ускоряется, не прекращая крепко держать за плечи второго, порывистыми толчками выбивая с каждым ударом с губ надрывные приглушённые стоны и самостоятельное движение тазом навстречу чужим бёдрам. Альфа губами прижимается к покрытой испариной шее, приоткрывая рот, и усилив удары кожи о кожу, заставляя второго выгибаться дугой и прижиматься плечами и тазом вплотную, прокусывает кожу на плече, практически у самой шеи, отчего парень вскрикивает, обессиленно откидывая голову на плечо покрывающего место укуса поцелуями партнёра. Чимин шёпотом говорит, что это метка — знак нерушимой связи между альфой и омегой, привязывающей их друг к другу, как к паре. Чимин говорит что-то ещё, но Чонгук, честно, не слушает, засмотревшись на кровавый след от чужих зубов на смуглой коже парня, который так нежно целует обнимающий его за талию, укладывая их обоих на кровать, но не отстраняясь. Оба немного подрагивают. Голос Юнги объясняет, что у них сцепка — завершающий этап, соединяющий их тела воедино и дающий возможность после этого омеге забеременеть. Чонгук даже пропускает непонимающий шёпот в своей голове, так и кричащий «В смысле «забеременеть»? Он же парень!» — Чонгуку откровенно сейчас плевать. Запись прерывается, как только свет за окном белеет, а альфа выходит из мягко улыбающегося ему парня, целующего его пальцы и с нежностью смотрящего прямо в глаза, и касается его губ своими. И всё. Занавес и тёмный экран. Хорошо. Возможно, это было охуенно красиво, ладно — Чонгук признаёт про себя, внешне, однако, не меняя выражение вселенского спокойствия на лице. Как бы то ни было — Чонгука не возбудило происходящее на экране, но оно его и не оттолкнуло. Так он узнал, что омегам нравится, когда у них что-то в заднем проходе. Как минимум — пальцы. Как максимум — член другого парня, «именуемого» альфой. И да, Чонгуку проще сказать «задний проход», нежели «задница», потому что так ему менее непонятно и менее неловко. Уже обсуждалось, что Чонгук никогда до этого не видел гей-порно? Что ж, теперь увидел. И он не сказать, что бы остался с неприятным***
С девушками трудно. С ними и так довольно тяжело было, а в последнее время особенно. Омег-девушек омега-Чонгук не привлекает, а альф-девушек он почти и не видел, что, если честно, как-то... плевать? На них плевать. Элементарно не до них. Проблема только в том, что впервые на зрелой памяти Чонгука, его это не волнует. Проблемы со здоровьем, как проще всего это называть, благополучно сошли на «нет» после встречи с обладателем… успокаивающего испарителя? Так это можно назвать? Чонгук не знает, но мысленно обзывает это так. Окутанная шлейфом блокирующего иные запахи квартира стала убежищем на ближайшие пару дней, которые он провёл почти без неприятных ощущений, с адекватным восприятием внешних раздражителей и достаточно легко. Словно квартиру обнесли сеткой, не пропускающей сигналы извне, позволяя Чонгуку спокойно, тихо и мирно пережить такое странное и, честно признаться, весьма неприятное явление как «течка». Хотя Юнги и Сокджин сказали, что Чонгук ещё просто отделался. На вопрос испуганного Чонгука «а как тогда сложно?» они лишь натянуто улыбнулись и похлопали его по плечу с выражением сочувствия на лице. Идея фикс «вернуться обратно» вновь замигала сломанным светофором в голове Чонгука, позабытая на период «затишья» и пробудившаяся от представления того «как же тогда хуже?», намешанная с воспоминаниями первой юнминовской пьянки и его собственной шутки про собак, обращённой к котику-Юнги. Погуглив течки собак, Чонгук покрылся холодным потом и понял, что да, он ещё легко отделался. Прекрасно просто. Благо, его успокоили (ну наконец, хоть что-то хорошее), что до следующей «течки» (Чонгук каждый раз вставляет после этого слова мысленно «прости, Господи»), ещё несколько месяцев. Спокойное существование ближайшие месяцы — хорошо. Ближайшие месяцы в том мире, где у него через несколько месяцев вновь может начаться явление на «т» — не очень хорошо. Вообще не хорошо. Ни разу не хорошо, если честно. Особенно, если на этот раз он огребёт все симптомы и все последствия явления на «т» (течка, Чонгук, течка, давай привыкай!), что совершенно не радует, а если точнее, то и вовсе пугает до дрожи. Чонгук не из трусливых, но в последнее время ему как-то пиздец стрёмно, без малого, от всего. На признание этого вслух Хосок поржал и сказал, что раз Чонгук межгалактический или межмультивселенский путешественник без права выбора, то держится он ещё хорошо. Чонгук на это задумался и признал, что, наверное, друг прав. Сам-то он, окажись в подобной ситуации, орал бы ультразвуком на каждую огромную бабочку и розу без шипов — дикость же! Это немного успокоило Чонгука, ведь да — он держится ещё неплохо. Молодец, Чонгук. А теперь возвращайся в реальность. А в реальности у него начинаются экзамены, к которым он готовится и днём и ночью, и на улице по аудиокнигам, и в перерывах на работе. Обеих работах, потому что Чонгуку резко понадобились деньги (или отсутствие лишнего времени, дабы не забивать голову мыслями) и ему захотелось проверить себя на прочность. «На прочность», потому что знатоки мира, где выдалось проснуться Чонгуку, не раз повторяли ему, что омеги в их мире (а Чонгук именно омега) слабее альф и даже бет, они более приближены к «слабому полу», а это, уж извините, никак не устраивало привыкшего брать всё на себя (и нередко силой) Чонгука. Потому теперь он работает помимо кафе и должности бариста (редко, и кассира), ещё и в баре, ужираясь, что иначе никак и не назвать, блокаторами запаха по рецепту доброго Сокджина, обливаясь истинно «мужским» парфюмом, который здесь является не одеколоном от Армани, а небольшими, но очень дорогими бутылочками в отделе «всё для усиления запаха альф». Чонгук не альфа, но обливается он усилителями так, что кажется, будто да. Это не дешёвое удовольствие. Очень не дешёвое, но Чонгуку всё равно – ему так спокойнее, а в последнее время это многого стоит. Спокойствие нынче бесценно. Хорошо хоть, тратить эту дорогую вонь, а это именно вонь, надо лишь на работе в баре — недружелюбная атмосфера, набитая подвыпившими альфами, коим лишь бы найти свою добычу (читать как «дырка»). Чонгук играет с огнём и знает это, но опять же — это его собственная проверка на прочность для себя же. Внешне он не омега — это все признали, разобрались. В этом мире его выдаёт (выдавал то бишь) лишь запах — теперь и он не проблема. В агрессивной среде нет лучшей проверки для себя, чем существование в этой среде в спокойном внутреннем состоянии. Чонгук собой гордится. На самом деле. И он бы засмеялся, что для того, чтобы начать гордиться собой впервые в жизни, ему потребовалось оказаться в безумном мире альф и омег, да из слабой омеги не показывать свою слабость, представая альфой перед другими альфами. Нет бы что стоящей и раньше? Сессию закрыл — красавчик! Девушку нашёл — умница! Но нет. Он гордится лишь тем, что, будучи омегой, научился достойно держать себя представителем силы и доминантности. Доминатор Чон Чонгук, знакомьтесь! Из рук выпадает ручка, которой он старательно выписывал конспект с лекции профессора по коммуникациям, пропущенной по «состоянию здоровья». Раньше Чонгук сам за собой не наблюдал такого стремления к знаниям, но почему-то сейчас как-то хочется. Нет желания тратить время на то, что теперь хочется делать лишь с определённой компанией, а не так, как раньше — со всеми подряд. Ну к чёрту. Как оказалось, без пропивания своей молодости в клубах и перепихов по системе «лишь бы присунуть и лишь бы не страшиле», времени на самосовершенствование появляется немало. Да и курсы, выбранные Чонгуком в начале года, оказались не такими скучными, как казались по мигрени и похмелью. Нет худа без добра, верно же говорят? Чонгук наклоняется под стойку, чтобы достать из-под кофемашины укатившуюся ручку, и забравшись почти полностью, слышит чуть приглушённый звук колокольчика, оповещающий о новом посетителе. В тщетной попытке найти потеряшку, Чонгук хочет уже, было, выбраться и обслужить, скорее всего, успевшего подойти к стойке человека, но запинается о чёртов запах. Не может же быть таких совпадений. Не может же? — Это случайно не Ваше? — раздаётся сверху низкий голос, заставляющий Чонгука замереть, потому что он точно его где-то слышал. Запах и голос — уже два пункта, намекающие на конкретного человека. Чонгук притворяется, что он — не он. Какой же позор. Если это тот самый человек, то как же стыдно-то… Сердце начинает отбивать нестройный бой, а в горле резко пересыхает. Точно тот запах, точно тот голос, точно Чонгука в его квартиру занёс именно их обладатель. Чонгука в отключке и с т… течкой, да. Именно с ней. Как же стыдно. Чонгуку кажется, что ему никогда прежде не было так неловко. А хотя к чёрту. — Эй, — снова зовёт голос с коротким смешком, заставляя Чонгука собраться с силами и попытаться вылезти из-под стойки. Попытаться — хорошее слово, потому что только схватившись двумя руками за столешницу и намереваясь выползти навстречу с «запахом» лицом к лицу, Чонгук, как беспросветнейший долбоёб и героиня типичной дорамы, спотыкается и грохается на пятую точку, так и не выглянув из своего убежища, зато смачно выматерившись. — Да ебучий ты пол, блять. Вспомнив, что как бы то ни было, а рядом с ним клиент, когда Чонгук тут под столом матерится на бедный невиновный пол, Чонгука прошибает холодным потом, ибо… ну пиздец. Однако встречает его вместо возмущения и слов о том, что у них ужасно медленное обслуживание, ручка, вытянутая на руке прямо над головой Чонгука, и приглушённый смех. Кажется, Чонгук пока не уволен. — Извините, — кряхтит он, скользя подошвами по мокрому полу в попытке встать, и отрывает руку от стойки, забирая лайнер из чужих длинных пальцев. Красивые пальцы, действительно. Не признать сложно, — и спасибо. — Да не за что, — всё ещё посмеиваясь, произносит голос, по звуку чуть приблизившись к стойке. — Вам помочь? — Да я сам, один момент, — возможно не один, и возможно не момент, но Чонгук опять с несколько раз скользит обувью, поскрипывая подошвами, прежде чем встать на корточки и прошипеть себе под нос: — Нахрен я купил эти дебильные кеды, дебил. Над его головой снова раздаётся смех, но заметно громче. — Руку дать? — Да не надо, спасибо. Извините за… — Чонгук напрягает руки, опираясь на них и поднимаясь, и наконец встаёт в полный рост, — ожидание. Ебучие мартовские ж кошки. — Здравствуйте, — человек перед ним чуть сужает глаза и держит уголки губ приподнятыми — не улыбка, но мягкое обращение к собеседнику. — Добрый день, — прокашливается Чонгук, отряхивая форму от невидимых пылинок, и кланяется в вежливом приветствии. — Ещё раз приношу свои извинения за ожидание. Уже определились с выбором? Нормально, Чонгук, нормально. Ты молодец, ты профессионал, ты не смущён, ты красавчик. — Один момент, — мужчина — нет, не так — парень — перед ним переводит внимательный взгляд с Чонгука на меню за спиной кассира (сегодня Чонгук за кассира, вот повезло-то!) и принимается водить по нему задумчиво глазами. И нет, его ноздри не раздуты еле заметно, втягивая запах (и кого же?), и нет, Чонгук не смотрит на него во все глаза, так же еле заметно втягивая этот практически позабывшийся за достаточно долгое время аромат. С того дня прошло более двух недель. Сердце колотится, как бешенное до сих пор. Это всё это чёртово смущение и неловкость. Теперь ещё и видно всё в деталях. А посмотреть есть на что с любой точки зрения. У парня перед ним практически чёрные волосы, смуглая карамельная кожа и кошачий разрез глаз с длинными ресницами, отбрасывающими тень на небольшие круги под глазами. У него двойное веко лишь с одной стороны, что придаёт взгляду этим глазом большую открытость и какую-то лёгкость, а с другой… а с другой пугающая мгла, и Чонгук искренне не понимает, почему у него пошли мурашки от этого. Словно видишь перед собой какую-то знаменитость — не следишь, но влияние на себе ощущаешь, иное преподношение себя. Это примагничивает. У парня родинки на скуле, на кончике носа и губе. Чонгук не уверен, но кажется, под глазом тоже есть. Это красиво. Густые брови человека перед ним чуть нахмурены, а пухлые губы сжаты в немного капризном жесте, челюсть его чуть напряжена, отчего выраженные скулы проявляются сильнее, делая лицо более мужественным. Спускаясь взглядом вниз (Чонгук не может себя остановить), он видит крепкую шею с серебряной короткой цепочкой на ней и острые ключицы, выглядывающие из-под расстёгнутой на верхние пуговицы белой рубашки. На широких плечах идеально лежит светло-серый пиджак (Чонгук уверен, подстать брюкам), с чуть закатанными рукавами от легко касающихся стойки запястий: на правом тонкие часы, а на левом — с несколько серебряных браслетов разных стилей. Длинные ухоженные пальцы чуть постукивают подушечками по дереву. Чонгук еле сдерживает себя от вопроса, играет ли этот человек на пианино, потому что… Нет, не сдерживает. — Вы случайно не играете на пианино? Вопрос вырывается прежде, чем Чонгук успевает себя одёрнуть, но забирать слова обратно не в его стиле, поэтому он просто прячет вспотевшие от собственной невоспитанности ладони под стойку, в надежде, что этот человек не оскорбится. Он переводит на Чонгука заинтересованный взгляд и опускает его на собственные руки. Его губ касается улыбка, чуть расслабляя образ. На мгновение Чонгуку кажется, что не ему одному сейчас неловко. — Да, играю. Это не то, к чему был готов Чонгук, но понимает он это лишь тогда, когда ответ ему дан, а парень вновь поднимает взгляд и смотрит ему в глаза. У него янтарные радужки, и Чонгук уверен, что это линзы. Слишком пронзительный и неестественный цвет. Заставляет задержать дыхание. Действительно, словно со знаменитостью столкнулся. — Это ведь линзы, верно? — он опять не успевает себя остановить, позже в страхе расширяя глаза и готовясь уже извиняться, как парень перед ним улыбается, показывая верхние зубы, и щурится. — А что, страшно? Неправильный вопрос. Неправильный, потому что Чонгук расслабляется и тоже улыбается. — Немного, если честно. — Почему? — парень выглядит довольным этим ответом и хитро щурится, словно лиса. — Они словно магнитные бури. Он произносит это и тут же испуганно замирает. Это что он сейчас сказал? Магнитные бури? Глаза? Блять? Ты дебил? Парень перед ним тоже перестаёт улыбаться и задумчиво смотрит прямо Чонгуку в глаза, склоняя голову и хмуря брови. — Любопытно. Чонгук от стыда готов провалиться под землю. Ему никогда в жизни так неловко ещё не было. Не взгляд, а уничтожитель всех нервных клеток — только глянет и уже хочется упасть и начать извиняться за свою тупость. Где он этому только научился? — Извините, я просто… — Всё в порядке, Чонгук. Это действительно любопытно, — парень хмыкает и вновь переводит всё внимание на табличку за его спиной. — Не в плохом смысле. — Вы знаете моё имя? — это нормальный вопрос! Ведь верно же, откуда он только может знать, если только не… Перед глазами встаёт образ его друзей и Чонгук хмурится. — Бейдж, — не глядя на Чонгука, спокойно отвечает он, но Чонгук видит, как уголки его губ дёрнулись, словно в попытке скрыть улыбку. — Вот я дебил, — шепчет он себе под нос и бьёт ладонью по лбу под короткий смешок со стороны парня, вновь посмотревшего на него. — Но я знал твоё имя и до этого, Чонгук, это так. Медленно отстраняя ото лба ладонь, Чонгук смотрит в глаза смотрящего на него с внимательным прищуром парня, до сих пор не перестающего еле заметно раздувать ноздри. Губы его плотно сжаты, значит верно. — Да, я дышу носом и да, я узнал тебя, — отвечает он на его безмолвный вопрос с не исчезающим и никуда не собирающимся уходить серьёзным взглядом, направленным, казалось, в самую душу. Куда-то вглубь точно. — Как ты себя чувствуешь? Чонгук с запозданием понимает, что парень перешёл на «ты». — Уже лучше, спасибо, — и замолкает, не зная, что сказать дальше, но всё решают за него. — Ты боишься меня? — он произносит это привычно серьёзно и спокойно, однако глаза его заинтересованно чуть сужаются. — Нет. А точно ли нет? Руки продолжают дрожать, Чон Чонгук, подумай ещё раз. — Я скорее чувствую стыд перед Вами. Парень на это удивлённо вытягивает лицо, приподнимая брови и складывая губы в букву «о» (Чонгук на мгновение смотрит на них и отмечает в голове, что да, они очень пухлые). Видно, не ожидал. — Чего ты стыдишься передо мной? — его голос прозвучал мягче, чем до этого, от удивления, заставляя Чонгука чуть расслабить плечи и разжать кулаки. — И ты можешь говорить менее формально, всё в порядке. — Я на работе, поэтому не могу позволить себе этого, извините, — Чонгук коротко улыбается и не глядя закрывает под стойкой конспекты. — А на первый вопрос? — А на первый вопрос — мне стыдно, что я показался перед незнакомым мне человеком слабым и беспомощным, а Вы помогли мне, хотя и не должны были. Мне неловко за то, что я обременил Вас, но я благодарен Вам. Спасибо, что помогли. — Я не мог не сделать этого, Чонгук, — парень расслабленно улыбается и звучит так, словно всё действительно в порядке. Но всё не в порядке. — Ты можешь обращаться ко мне, когда тебе нужна будет помощь. Мне важно это. — Почему? — он не понимает этого и он не понимает это уже две недели — ничего, если честно, что связано с этим человеком. Ни свою реакцию на него, ни его как… просто его. — Тебе ведь стало лучше после нашей встречи? — Да, — Чонгук кивает и поджимает губы в попытке скрыть улыбку. — Сильно полегчало. — Я рад этому. Мне тоже полегчало, когда мы увиделись, — за его спиной слышится колокольчик, оповещающий о приходе новых посетителей. — Ты сохранил мой номер? Чонгук не хочет признавать, но да, сохранил. Он кивает, встречая тут же довольно приподнявшиеся уголки губ. — Звони, если захочешь увидеться, — почему ему должно этого хотеться? — Или если понадобится помощь, — почему он должен обращаться за этим к нему? — Или чтобы узнать моё имя, — почему ему… оу, — Я буду мятный макиато с вишнёвым сиропом. Чонгук заторможено кивает и пробивает заказ, нажимая на кнопку вызова бариста, который сейчас, как и он, сидел и готовился к концу семестра. Везёт, что ему хоть можно спрятаться в каморку ради тишины, а Чонгуку… Парень оплачивает картой свой заказ и отходит к месту выдачи, не забыв окинуть Чонгука очередным непонятным, но напрягающим взглядом и улыбнуться в качестве прощания. Только когда бариста выдаёт тому его заказ и высокая фигура в сером джинсовом костюме скрывается, звеня колокольчиком, за дверью, ведущей на улицу, а Чонгук на автомате обслуживает двух зашедших девушек, он в задумчивости упирается взглядом в собственные лежащие на стойке руки. Мятный макиато с вишнёвым сиропом. Кто вообще так пьёт? Мятный макиато. Вишнёвый сироп. Вишня. Чонгук в кафе без блокаторов. Минус один. Мятный макиа… мята. Чонгук замирает, переводя взгляд на дверь, где скрылся несколько секунд назад тот парень, и в удивлении приоткрывает рот. Мята. Это была подсказка. Одна из ноток его запаха — мята. Чонгук бы усмехнулся подобному квесту, но может лишь в задумчивости грызть изнутри щёку, не выбрасывая из головы мысль, что мята. Чёрт возьми, мята. Плюс один к разгадке?***
Чонгук выходит из аудитории, где только что сдал досрочно важный доклад и тест по статистике, получив за экзамен девяносто четыре балла, с улыбкой подходя к высокому окну, ведущему во внутренний дворик университета. Минус один экзамен — минус одна проблема. На улице перелетают с ветки на ветку сороки, общаясь между собой квакающими перекрикиваниями, и это заставляет Чонгука искренне, счастливо улыбаться. В последнее время всё хорошо. Улыбающегося солнцу с закрытыми глазами Чонгука находит Намджун, спрашивая про сдачу и довольно хлопая его по плечу как раньше (словно ничего не иначе), и приглашает его на выходных в бар, чтобы отметить закрытие сессии и успешную сдачу всех экзаменов. У Намджуна, Хосока и Чонгука три общих дисциплины, одна из которых — экономика, — самая последняя по датам сдачи. Как обычно, по экономике вся надежда на Хосока, потому что ни Намджун, ни Чонгук в экономике не понимают ничерта и меньше. До экзамена три дня, а у Чонгука какое-то странное предчувствие: он не понимает его и не понимает, чем оно вызвано или что вызовет. Намджун говорит, что пригласил Сокджина на свидание, а Чонгук старается делать вид, что искренне счастлив, а не в полнейшем ахере от происходящего и от того, что его «Смотри, какая красотка! Я пошёл!» друг на днях предложил другому парню пойти на свидание, и говорит это хоть и смущённо, но счастливо. Намджун, правда, его конвульсию вместо улыбки понимает и бьёт себя по лбу, вспоминая, что новый Чонгук — чутка не в теме Чонгук. Младший ему за это благодарен, но всё равно извиняется, что так и не может привыкнуть ко всему. Он, кстати, тонировал волосы в пепельный блонд, обновив цвет. Если бы он пах ванилью — это было бы символично. Как жаль, что Чонгук ненавидит запах ванили.***
Пятничный экзамен подкрадывается незаметно. Все три дня Чонгук сидел с учебниками на сменах, в общественном транспорте и на улице, отвлекаясь лишь на телефон с открытым контактом и пустующим чатом. Приземляющая константа, выводящая из странного состояния во время подготовки. Он так и не написал, отговаривая себя раз за разом, но любопытство... По пути в аудиторию Чонгука несколько раз окликают с пожеланием удачи, а он в ответ лишь натянуто улыбается и мысленно просит всех заткнуться и не отвлекать его. Хосок подбадривающе улыбается и берёт его шею в захват из рук, принимаясь костяшками пальцев тереть Чонгуку макушку, на что тот отбивается и ударяет друга несильно в живот; Хосок на это сгибается и сипит, что ему жаль будущего альфу Чонгука. Чонгуку тоже его жаль. Потому что у этого альфы не будет омеги. Когда двери в аудиторию, где будет проходить экзамен, открываются и все входят внутрь, Чонгук мысленно кричит, потому что: а) он чувствует, что забыл всё, что учил всё это время, и б) экзамен принимает другой преподаватель, а не их обиженный жизнью брюзжащий старик. Чонгук пока не уверен, хорошая это новость или нет, но морально себя успокаивает. В рукавах джинсовки шуршат шпоры, и Чонгук думает, что это слышат все. Он не любит списывать, но ещё больше он не любит заваливать экзамены. Идти на повтор семестра не хочется никому. Тем более к экономику. Молодая преподавательница с запахом бергамота выкладывает итоговые тесты на столах, с бесстрастным выражением лица глядя в лица перепуганных её грозным видом студентов. Чонгук понимает, что она альфа. Это заставляет его задумчиво проследить за ней взглядом, отмечая гордую осанку и истинно азиатский разрез глаз с чуть опущенными уголками, придающими её взгляду немного хитрое, но благородное выражение. Чонгук с неохотой отрывает взгляд от её выглядывающих из расстёгнутой на верхние пуговицы рубашки ключиц, переводя его на лицо, и встречает ответный прищур лисьих глаз. Он не смущаясь смотрит на неё, чуть приподнимая уголок губ, и видит, как девушка тоже еле сдерживается от ухмылки, отчего она отворачивается и возвращается к учительскому столу. Чонгуку кажется, его давно так никто не привлекал с первого взгляда. Возможно, он действительно не изменился? Когда все берут свои экзаменационные листы и садятся по местам, то видят, что некоторые ответы уже обведены чёрной ручкой. Они непонимающе переглядываются, а Хосок, сидящий впереди на два ряда, удивлённо смотрит на лист с заданиями и обратно на бланк с ответами, поражённо охая на всю аудиторию. Он оборачивается на Чонгука и одними губами произносит «Они верные», заставляя того закашляться и поражённо посмотреть на бланк с заданиями, чтобы сверить хоть с одним из тех, в котором он уверен. Со стороны учительского стола скрипит мел по доске и все тут же поднимают голову на спину преподавателя, крупным почерком выводящего: «Проходной балл вы уже получили. Посмотрим, на что вы способны своей интуицией и знаниями». Проследив, чтобы все взгляды были направлены на доску, а студенты прочитали написанное, она скоро стирает это и пишет на доске на этот раз уже время начала экзамена. По аудитории проходит шёпот удивления и множественные косые взгляды на не изменившуюся в лице преподавательницу по фамилии Кан. Чонгук заканчивает тест одним из последних, усердно читая вопросы и думая над каждым из них, параллельно с этим проверяя уже выставленные ответы. Всё точно. С ума сойти. Когда он на пару с одним из своих однокурсников сдаёт тест, ему в руку незаметно вкладывается записка с телефонным номером и айди в KakaoTalk. Плюс один новый контакт. Из аудитории Чонгук выходит с видом победителя, встречая счастливых друзей, отбивающих друг другу «пять» и крепко обнимающих задержавшегося Чонгука. Следующая остановка — бар. Про блокаторы Чонгук благополучно забывает.***
Как из тихого бара они оказываются в шумном клубе, Чонгук уже не помнит. В ушах гремят басы какой-то электронщины, под которую дёргается, как выброшенные на берег рыбы, заведённая алкоголем и возможно чем-то ещё толпа, прижимаясь телами друг к другу и смешиваясь запахами в единую какофонию, которую Чонгук уже и не пытается разобрать. В глазах ноет от обилия светомузыки, а голова нещадно болит от раздающихся тут и там ароматов альф и омег, вынуждая Чонгука взглядом скользить по одинаковым в таком свете макушкам, в надежде найти хоть кого-то из своих друзей. Он даже не пил ничего кроме пива, но как они умудрились потеряться — до сих пор не понимает. Его это состояние не привлекает совершенно. К нему подходят какие-то девушки, которых он бы и рад встретить с распростёртыми объятиями, но те, лишь услышав его запах, натянуто улыбаются, делая вид, что они просто шли мимо. Мимо в угол, где стоит Чонгук. Пару раз к нему подходят полупьяные парни, воняющие, как пивной фестиваль в Германии, но благополучно встречают убийственный взгляд Чонгука и напрягающиеся под кожей мышцы на скрещенных руках. Отбивает каждого. Потеряв счёт времени, Чонгук решает выйти на воздух, чтобы хоть как-то освежить голову. Друзей найти он не может, дышать — тоже. Вариантов не много. Ночной Сеул встречает его летней духотой и накрапывающим дождём. Скоро начнётся сезон дождей, а пока что тридцатиградусная жара подготавливает Корею к нескончаемому потоку воды, периодически нападая на город муссонами. Чонгук любит грозы и ливни, на самом деле. Только вот в Корее ходить под дождём, как показывают это в мелодрамах — не круто. Если не хочешь облысеть в свои двадцать с лишним, конечно. У клуба прокатных зонтиков, разумеется, не обнаруживается. Чонгук снимает с пояса взятую ради сокрытия шпор толстовку и накидывает капюшон себе на голову, выходя из-за навеса и отходя дальше от скопления миазмов (он решил называть этот зловонный пиздец, окружающий его, так). Он завязывает рукава узлом на плечах, не продевая в них руки, чтобы не запариться окончательно, и идёт вдоль дороги по направлению к метро. По крайней мере, в том направлении, где он был уверен, находится метро. Не находится. Как и Чонгук, понимающий, что он немного заблудился. Не сказать, что в Сеуле это так уж сложно сделать, потому что дома большинство одинаковые, как и улицы, отчего даже местные не редко встречаются с навигатором в руках. Что уж говорить про Чонгука, способного заблудиться даже в собственном университете, где он учится не первый год. Вдали слышатся пьяные голоса, а Чонгук никак не может дозвониться до Намджуна и Хосока, решив, спустя семь минут бессмысленных попыток связаться с друзьями, отфотографировать всю местность вокруг себя и его местоположение в навигаторе на фоне всего района. Какого-то чёрта место, где остановился Чонгук, никак не хочет прогружаться на карте, чтобы можно было хоть попытаться вернуться назад. Убедившись, что сообщения успешно отправились обоим контактам, Чонгук сохраняет в черновиках еще два сообщения с теми же вложениями для контактов «Чиминка» и «неизвестный абонент», так и названный в телефонной книге. Чужие голоса слышатся громче, а Чонгук взглядом пробегается по домам, надеясь найти хоть что-то, где можно скрыться от усилившегося дождя и пьяной компании, голоса которой звучат громче с каждой минутой. Чонгук не слабый, чтобы не справиться с нападающими, но он и не тупой, чтобы не попытаться избежать этого. Он переключает телефон в режим «Не беспокоить» и отключает звук, чтобы не привлечь внимание, если что. За поворотом на выходе из переулка мигает неоновая вывеска какого-то тату салона, к которому Чонгук и направляется, натягивая капюшон ниже на глаза. За спиной слышится первый пьяный оклик, когда он находится всего в метре от долгожданного укрытия. К одному голосу прибавляются ещё, среди которых Чонгук не без удивления слышит женские. Район без камер полон криминала — так ему всегда говорили и так он всегда знал. Сейчас же он надеется, что хоть в салоне ему не грозит участь хуже, чем на тонущей в дождях и пьяной пятничной ночи улице. Алкоголь благополучно выветрился где-то на второй минуте гуляния по свежему воздуху. Чонгук спускается куда-то в подвальное помещение, молясь всем известным ему богам, чтобы не умереть этой ночью, и ступает на подсвеченные фонариком с телефона ступени. Внизу его встречает тяжёлая железная дверь с кодовым замком, сейчас услужливо приоткрытая от подпирающего её камня. Выключив фонарик и оказавшись в полутьме, нарушаемой лишь светом из щелочки у двери, Чонгук несколько раз глубоко вздыхает и входит внутрь. Громко звенят китайские колокольчики, мягким перезвоном раздаваясь внутри пустого светлого помещения, пахнущего единственно чем — мятным ароматическим маслом из подожжённого светильника на стойке в центре комнаты. Стены окрашены в мятный цвет, а пол покрыт чёрным ламинатом. Потолок низкий, но полностью зеркальный, что создаёт впечатление, будто помещение высоченное. По периметру расставлены горшки с разнообразными растениями, а на одной из стен висит огромный стенд, напоминающий билборд: на нём каждые десять секунд меняются фотографии с различными моделями, показывающими свои татуировки. Фотографии чёрно-белые и выполнены более, чем профессионально. За спиной Чонгука закрывается дверь, оповещая об этом тихим звуковым сигналом, заставляя его от неожиданности вздрогнуть. Из дальней комнаты показывается удивлённая физиономия какого-то парня. Пахнет по прежнему лишь мятным маслом. — О, клиент? — хриплым голосом спрашивает парень, сразу переходя на неформальный стиль общения, и показывается полностью, выходя в прихожую. Это помещение так можно называть? Чонгук не знает. Он неловко улыбается и чуть кланяется в извиняющемся жесте. — Нет, извините. Я здесь случайно оказался. Набрёл в этот район, а как выйти — не знаю. Интернет не ловит совершенно. А тут за мной вдобавок пошла компания какая-то, так ещё и дождь, — в доказательство он снимает практически насквозь мокрую толстовку, оглядывая её и поджимая в недовольстве губы. — У Вас случайно нет… — Вай-фая? — перебивает его парень, широко улыбаясь. — Пять сек. Пароль только найду. Чонгук готов кричать от счастья, но в ответ лишь улыбается и садится на чёрный диван из искусственной кожи, на который кивком указал ему парень, приглашая подождать. — Я Джексон, кстати, — хрипит он откуда-то из-за стойки, после того, как уносит толстовку Чонгука в ту комнату, откуда выглянул, с кряхтением поднимаясь на ноги и задумчиво оглядываясь по сторонам. Он чешет макушку и хмурится, пытаясь, видимо, вспомнить, где роутер. — Чонгук, — он неловко растягивает губы в улыбке, но скоро её убирает, поняв, что Джексон её не видит, склонившись над какой-то тумбочкой. — Красивые фотографии. — А? — парень поворачивает к нему голову, приоткрыв в удивлении рот и приподняв брови. — Фотографии, — Чонгук кивком головы показывает на «билборд» во всю стену. — А! — забавно восклицает в ответ Джексон, часто кивая. — Это Бэм-Бэм всё. Ты бы видео ещё его посмотрел — закачаешься. Со стороны двери раздаются громкие удары, вынуждая Чонгука расширить в ужасе глаза и встать с дивана. Возможно ли, что та компания пошла за ним? Он, конечно, теперь не один, а у этого Джексона мышц даже больше, чем у Чонгука, но какой смысл ему вступаться за проблемного ночного посетителя? Меж тем, удары повторяются, привлекая на этот раз и внимание Джексона, до этого завывающего себе под нос песню какой-то девичьей группы, которая недавно дебютировала, и громыхающего ящиками с чем-то металлическим. Он выпрямляется, бросает взгляд на напряжённого Чонгука, закатывает рукава, чтобы показать выделяющиеся под кожей вены, и тяжело вздохнув, подходит к двери, открывая её сразу нараспашку. Чонгук весь подбирается, когда видит замершего Джексона, и уже готовится к драке, сжимая кулаки, как случается то, чего он ожидал меньше всего — Джексон начинает неистово ржать, сгибаясь пополам и оседая на пол. За дверью стоит злой и насквозь мокрый парень с розовыми волосами, сосульками спадающими ему на глаза. Его пухлые губы придерживают потухшую сигарету, из которой только и делать, что воду выжимать. Под глазами и вокруг расплылись чёрные разводы, делая из парня не то панду, не то какого-то панк-рокера. — Какой, блять, гений закрыл дверь снаружи и внутри? — на удивление достаточно высоким и мягким голосом произносит недовольно парень, с раздражением глядя на катающегося по полу Джексона, начавшего похрюкивать. — Ебать ты дива, Бэм, — еле выговаривает между приступами смеха он, вытирая руками слёзы с глаз. — Иди ты нахуй, — «Бэм» закатывает глаза и переводит взгляд на смотрящего на них во все глаза Чонгука, еле сдерживающегося от смеха. — Ой. — Это был я, извините, — кланяется он, поджимая губы, чтобы не засмеяться. — Да ничего. Клиентам простительно, — парень смягчается и широко улыбается. Чонгук замечает за ним тайский акцент, похожий на акцент одного из его однокурсников. — По записи? — Ох, нет, — Чонгук качает головой и достаёт из джинсов мобильный, показывая его. — Я… — Он по вай-фаю, — снова перебивает его Джексон и с прыжком поднимается на ноги, вытирая оставшиеся слезинки с глаз. — Его Чонгук зовут. — О, кореец! — удивлённо восклицает Бэм-Бэм, широко распахивая глаза и создавая ещё более комичное зрелище, чем раньше. Чонгук на этот раз не выдерживает и издаёт смешок сквозь плотно стиснутые губы. — Ой, очень смешно, — бурчит он и поворачивается на только проморгавшегося Джексона. — Ну вот и что он ржёт? Встречает его громкий смех Джексона, свалившегося рядом с Чонгуком на диван. — В Корее не должно быть корейцев? — сипит Чонгук, скуля от свалившейся на него туши Джексона. — Это просто редкость в нашем салоне, — Бэм дует губы и раздражённо закатывает глаза до видных белков, чем вызывает вой со стороны восседающих на диване. — Не знал, что в Тайланде панды обитают, — кряхтит Джексон, смеясь Чонгуку на ухо, вызывая приступ хохота с его стороны, а со стороны Бэм-Бэма — возмущённое пыхтение и громкий топот до двери, из которой недавно вышел Джексон. Откуда-то с той стороны секунды спустя слышится смешок, а потом шум воды. Видимо, он понял, почему они так смеялись. — Бэм, подскажи пароль от вай-фая, а то я найти не могу! — кричит ему через какое-то время Джексон, когда в соседней комнате всё стихает, а он опять принимается греметь ящиками. Джексон и Бэм-Бэм оказываются бетами, что объясняет возможность Чонгука находиться здесь с полным комфортом. — Нет тату — нет вай-фая. Он говорит это с таким спокойным видом, когда выходит, вытирая полотенцем голову, что Джексон громко восклицает о том, что он жадина и не бережёт братьев младших. Чонгук на это фыркает, что он не домашний питомец, а потом дважды фыркает, когда узнаёт, что Бэм старше его всего на четыре месяца, да и выглядит без косметики даже младше. — Мы не благотворительность и не проходной двор, а ты ржал над моим панк-панда образом, — Бэм пожимает плечами и хитро смотрит Чонгуку в глаза. Джексон кидает в розоволосого подушкой в форме эмоджи какашки, обзывая мелким засранцем. Чонгук кривит губы и встаёт с дивана, намереваясь идти на выход, но его сдерживает за руку Джексон, сажая обратно на диван. Чонгук подпрыгивает на пружинах и смотрит снизу вверх на переглядывающихся между собой и бросающих на Чонгука внимательные взгляды бет. Они же не думают о том, о чём думает Чонгук? — Не хочешь бесплатную татуировку? — Джексон склоняет голову к плечу и смотрит прямо в глаза. — Да я как-то… — Чонгук мямлит, удивлённый таким неожиданным предложением, и поражённо прокашливается. Вообще-то, он давно хотел что-то, но никак не мог решить что. — Чем ты пахнешь? — подаёт голос Бэм-Бэм, заставляя Чонгука напрячься. К чему им знать его запах? — Мы по нему подберём что-то из готовых эскизов, чтоб не херня была бессмысленная, — объясняет он, беззлобно хмыкая, когда видит направленный на него серьёзный взгляд. — Сакурой, — прочистив горло, спокойно произносит Чонгук. Ему всё равно, что они подумают про него. — О, — Джексон округляет губы, и Чонгук уверен, что он сейчас скажет что-то про его омежью суть, но, — охиренный запах! — восклицает он восторженно, хлопнув в ладоши и отходя к стоящему поодаль серому шкафу, и открывает его нараспашку. Чонгук видит в нём множественные стопки альбомов с кожаными обложками и еще с несколько коробок. — Это всё эскизы? — спрашивает он восхищённо и переводит взгляд на довольно кивнувшего ему Бэма. В следующий момент на стол напротив дивана, где сидит Чонгук, падает толстый альбом со страницами формата А4. На открывшихся ему листах раскидываются просторы эстетики без преувеличения. Он восхищённо ахает и немного выпадает из реальности. Потрясающе. Джексон падает на диван рядом с Чонгуком и начинает рассказывать про значение каждого из представленных эскизов. Их им чаще всего делает старый школьный приятель, но многие выполнены и самим Джексоном. Хотя, как он признаётся, больше ему нравится уже переводить на кожу, нежели изначально на бумагу. Бэм говорит, что в последнее время бизнес не идёт вообще, и они готовы даже на бесплатную работу в тех случаях, когда потом возможно рекламирование их салона с использованием фото выполненных проектов в социальных сетях. И при удачной модели, что сможет привлечь внимание. Фотошоп тут не прокатывает. Чонгук на это хмыкает, а Бэм смущённо признаётся, что и самому ему пришлось на какой-то момент стать моделью для привлечения внимания к салону. Джексон пожимает плечами и говорит, что Бэму пришлось брать руки в ноги и с помощью магии вне Хогвартса набивать ему скелет дракона на спине, потому что опять же — были нужны модели, а храбрецов в Корее хрен найдёшь. К тому же привлекательных, что смогли бы быть полезными. Почему-то, чем привлекательнее человек, тем он более стеснительный. Джексон перелистывает страницы альбома со свободными эскизами и останавливается, когда Чонгук кладёт руку на гладкий файл с каким-то сложенным вдвое полупрозрачным листом с намеченными линиями, замирая. Бэм говорит, что она большая и её бесплатно сделать не выйдет. Джексон на это отмахивается от него и аккуратно достаёт тонкую бумагу с переводкой. Всё в единственном экземпляре. Когда он разворачивает эскиз, Чонгук не может сдержать восхищённого выдоха, глядя во все глаза на оригинальную графику с редкими красными вставками. Бэм приносит ещё один альбом и протягивает его в открытом виде на странице с этим рисунком. Невероятно красиво. — И сакура есть, как раз, — задумчиво тянет себе под нос Джексон, подперев голову кулаком. Локтями он упёрся в стеклянную поверхность стола, чуть смещая вбок альбомы с эскизами. — Нравится? — заинтересованно спрашивает у Чонгука Бэм-Бэм, встречая широкую улыбку и восторженный взгляд. Они с Джексоном переглядываются и о чём-то молчаливо переговариваются. — Если цену поделить пополам, то сколько это выйдет по цене? — Чонгук спрашивает, ни сколько не сомневаясь в своём решении. Он давно хотел сделать себе татуировку, но никогда прежде он не был ещё так уверен в своём выборе. — Что? — поражённо спрашивает Бэм, отчего его голос от волнения звучит выше, и промаргивается, глядя во все глаза на Чонгука, влюблённо касающегося пальцами рисунка в альбоме. — Ну, это зависит от места, — прокашливается он, стараясь настроиться на серьёзный лад. — Бедро. — Чёрт, а ведь это будет круто выглядеть на бедре, — поддерживает его Джексон и прикладывает переводку к ноге Чонгука, присматривая местоположение. — Реально очень горячо. — И если выбрать нормальные площадки для рекламы, это сможет стать вашей жемчужиной, — кивает на это Чонгук, нисколько не смущаясь чужих комментариев. — Блять, — Бэм задумчиво выдыхает и прикусывает губу, смотря то на Джексона, то на Чонгука, склонившего в ожидании голову к плечу. — Это значит сколько? — повторяет вопрос Чонгук, улыбаясь. — Это значит, с тебя лишь оплата расходных материалов, — он счастливо смеётся и даёт Джексону «пять», поднимаясь с колен, на которых сидел у стола, и чуть ли не вприпрыжку подходит к стойке регистрации, доставая из ящика книгу, где скорее всего, как думает Чонгук, записаны данные по поставкам и затратам. — Если твой приход не судьба, то я не китаец, — Джексон толкает Чонгука в плечо и хрипло смеётся на всё помещение. — Посмотрим, сработает ли реклама, — он на это лишь хмыкает, еле сдерживаясь от счастливого смеха, потому что да. Потому что одной несбывшейся мечтой меньше. — С такими бёдрами, парень? Ты шутишь? Ещё как сработает. Если и не на татуировку придут, то хотя бы на то, чтобы позалипать на нашем билборде на твои ножки. А там уж привлечём и к татуировкам, — Джексон бьёт его ладонью по спине и громко восклицает, что пошёл готовить помещение. Чонгук запоздало предупреждает обоих, что этой ночью он выпил, на что парни задумчиво переглядываются, а потом Бэм куда-то уходит, возвращаясь спустя считанные мгновения (не то, что Джексон с его бесконечными поисками) с… алкотестером. На вопрос Чонгука, откуда у них алкотестер, они со смешком рассказывают, что один блюститель порядка однажды забыл его в машине Джексона, а вернуть его оказалось не понятно куда. Так и остался на подобные случаи. На удивление, показатели Чонгука более, чем минимальные. Джексон счастливо выдыхает, а Бэм рассказывает про одного из их клиентов из числа тех, кому не отказывают, и как у него, по показателям, алкоголя было, как у накаченного вином бочонка, но татуировка всё равно вышла совершенной и даже спустя год не требует никакой коррекции, хотя место для неё достаточно подвижное. Спустя десять минут Джексон приглашает Чонгука за ширму из шуршащих шариками шторок, и вот тогда начинается волнение. Он просит Бэма хоть на этот раз дать ему пароль от вай-фая, и тот запоздало вводит его на телефоне Чонгука. Переведя взгляд на экран мобильного, Чонгук в ужасе сглатывает от количества звонков от друзей и от количества сообщений в общем чате. Последнее: «Если через пять минут ты не объявишься, я бужу Юнги», — отправленное Намджуном четыре минуты назад, вынуждает Чонгука едва ли не взвизгнуть. Он никогда ещё так быстро не пользовался телефоном. Друг принимает вызов через три гудка, будто то и делая, что ожидая его звонка. — Ты, блять, где?! — орёт он в трубку так, что Чонгук едва не откидывает в сторону телефон. Однако Бэм, услышавший это тоже, роняет на ногу альбом с эскизами, громко взвизгивая и скуля, когда подтягивает к груди ноги и падает на диван, прижимая к себе повреждённую конечность. — Чон Чонгук! — Не ори ты так, хён! — ответно повышает он голос, прижимая плечом к уху телефон и снимая с ног ботинки и джинсы, оставаясь в одних трусах. На это Джексон качает головой и кивком указывает на оставшуюся часть одежды. — Что, и трусы тоже? — спрашивает он, забыв про собеседника по телефону. — А как я, по-твоему, должен бить-то? — Джексон на это лишь фыркает и надевает перчатки с громким шлепкой о кожу. — Чон, блять, Чонгук! — снова раздаётся в динамике, на что Чонгук испуганно сжимает одной ладонью телефон, а другой рукой принимается стягивать с себя трусы. Чего ему, собственно, стесняться, верно? — Ты где и кто тебя бить собрался?! И какого чёрта ты снимаешь трусы?! — На, накинь это, — Джексон меж тем бросает Чонгуку повязку на бедра и приглашает лечь на кушетку. — Не меня, а мне, — он хмыкает с выводов друга и завязывает подобие фартука, ложась правым боком на укрытую одноразовой скатертью койку. Похожа на больничную. В этой комнате поистине больничная стерильность, так что такие ассоциации не удивительны. — Тебе? Ты что, в тату салоне? Ты там ебанулся? — голос в динамиках возмущённо фыркает, а второй начинает ржать, крича в трубку, что Чонгук красавчик. — Намджун-хён, успокойся. Если вы сейчас в том переулке, где был я, то оглянитесь по сторонам и обратите внимание на единственную неоновую вывеску там. Подвальное такое помещение. — Подвальное, неоновые вывески, — Намджун бухтит что-то ещё, но его приглушает громко чихнувший из вестибюля Бэм-Бэм. — Пиздец. — Что такое? — Чонгук удивлённо распахивает глаза и переводит взгляд вниз, когда к его бедру Джексон начинает прикладывать крупную по размерам переводку. Начало он отмечает на подвздошном гребне (проще — тазовых косточках), а конец намечает на внутренней стороне бедра почти у самых коленей. Он маркером выделяет границы и смотрит выжидающе на Чонгука, часто закивавшего ему, подтверждая, что всё идеально. Когда Джексон переводит на кожу эскиз, Чонгук лишь восторженно распахивает глаза и подтверждает в десятый раз, что всё идеально. Джексон говорит, что планирует этого гиганта закончить за один сеанс, потому что может. Намджун и Хосок колотят в дверь в момент, когда Джексон уже начинает работу, предварительно добавив деталей на кожу и перепроверив аппаратуру и самого Чонгука. За работой машинки слышится звон колокольчиков и удивлённый голос Бэма, не верящего, что сегодня такой аншлаг, но понимающе засмеявшегося, когда те говорят, почему они здесь. Следующим раздаётся шорох раздвигающихся шторок в помещение, где работает Джексон. — Ну нихуя себе! — восклицает Намджун, и Чонгук уже хочет приуспокоить его, как слышит следующую реплику: — Джексон Ван, вот это встреча, конечно! Чонгук удивлённо распахивает глаза и переводит взгляд на вошедшего Намджуна широко улыбающегося его новому знакомому, большая часть лица которого закрыта маской. — Джун-а, я бы тебя обнял, но я работаю. У меня тут цель сделать невозможное, — Джексон тянет звуки, сосредоточенно работая и не отводя взгляда ни на лишнее мгновение. — Так это ты друг этого потеряшки? — Да уж, — Намджун фыркает и падает на кресло в углу комнаты, утягивая рядом с собой и Хосока, удачно плюхнувшегося на соседний. Хосок восторженно восклицает и начинает громко смеяться, после заговорщицки двигая бровями и спрашивая: — Ну и что бьёшь, алкашня? Чонгук на это закатывает глаза и хочет уже, было, ответить, но его опережают. — Сакуру. Намджун с Хосоком ударяют себя по лбу со всего разлёта и одновременно стонут от боли. — И ещё кое-что, но там потом такое — незначительное, — судя по голосу, Джексон улыбается. Взглянув Чонгуку в глаза, он подмигивает и возвращается к работе. — Нихрена себе «незначительное» на всё бедро, — Хосок присвистывает и тянется вперёд, надеясь подсмотреть, но Намджун его останавливает, придерживая рядом с собой. — Ты чего это? — Чонгуку бьют татуировку, — спокойно произносит он в ответ, тяжело вздыхая, поражаясь непониманию друга. — Я в курсе. Я и хочу посмотреть, — Хосок снова порывается вставь, но безуспешно — Намджун не просто так в зале торчит едва ли не больше Чонгука. — На бедре, — продолжает меж тем тот. — Я в курсе! — На голой коже. — Ну, это логично, как бы, — тут Хосок замирает, ударяя себя по лбу ладонью и снова выстанывая от боли. — Чонгук, сорян. Я забыл, что ты омега, — обращается он уже к смеющемуся про себя Чонгуку. — Хорошо, — кивает на это Намджун и отпускает расслабившегося друга, откинувшегося на спинку кресла. — А то я подумал на мгновение, тебя совсем уж недотрах с ума свёл. Хосок уже хочет возмущённо высказаться, когда в их сторону с ноги прилетает пустая коробка из-под чего-то небольшого. — Закрылись оба. На голос Джексона раздаётся идеальная тишина, нарушаемая лишь гудением машинки. Через какое-то время его пополняют ещё и тихие переговоры Намджуна и Хосока, практически не слышные. Негласно они решают дождаться завершения, чтобы стать первыми, кто увидит первую татуировку Чонгука. Выходят из салона они, однако, уже в районе обеда, без сил вваливаясь в квартиру младшего, благополучно втроём засыпая на недостаточной для них по размеру кровати. В тесноте, да не в обиде? В обнимку и чулан — хоромы? После суток без сна и пяти часов в позиции «лёжа на одном боку», плевать даже на пол, на который Чонгук и скатывается, распластываясь звездой по прохладному с ночи паркету. Спать — охрененно. Даже больше, чем чувствовать лёгкий зуд на бедре, обёрнутом специальной дышащей плёнкой. Чонгук нисколько не жалеет о том, что сделал. Он вообще решил не жалеть больше, ведь, как выяснилось, жизнь — штука максимально нестабильная. Никаких сожалений и сомнений. Остаётся ещё один пункт в череде волнующего.***
Со дня встречи с обладателем «частично-мятного» запаха проходит три недели, в течение которых, Чонгук соврёт, если скажет, что не вспоминал его. И он соврёт, если скажет, что редко. Что там ходить вокруг да около — даже ждал его в кафе ещё хоть раз, но он не приходил. Ни разу. Хотя Чонгуку и хотелось этого. Ему действительно любопытно. А Чонгук, как уже говорилось, очень любопытный. На часах всего 16:10, а голова уже гудит от желания отключиться где-нибудь, где угодно. Весь режим сбит этими «завершениями сессии» с ночным образом жизни. Даже татуировка уже начинает заживать, как кажется Чонгуку. Времени прошло на самом деле дохрена. Так недалеко и до следующей т-течки (Чонгука всё ещё коробит это слово), прогнозируемой врачом Сокджином и омегой Юнги без малого «пиздецовой» и «настоящей». Настоящая течка — настоящий стыд после, потому что во время неё немного хочется того, что Чонгук в сознательном и разумном состоянии не сделал бы. Он бы никогда не хотел, чтобы ему засаживали по самую селезёнку, выбивая из него дыхание. Если на то пошло — ему привычней делать это самому с кем-то, но тут… Его пугает это, но он всё ещё имеет в запасе время. И всё ещё имеет в знакомых человека, один запах которого в прошлый раз ему помог. Да, человека… На него последняя надежда. Чонгук грызёт щёку изнутри и вертит в руках телефон, задумчиво глядя на открытый контакт с пустым чатом. Он зажмуривается, глубоко вздыхает и, собравшись с мыслями, набирает короткое «Так как твоё имя?» с несколько раз перепроверяя контакты с теми, что он нашёл в то утро и записал на листочке, и теми, что сохранил в телефоне. Всё верно. Он видит это уже пятый раз, но не может заставить себя успокоиться и всё же отправить сообщение. Ему всего лишь интересно имя этого недо-айдола. Ничего сверх. Лишь имя. Да и ошибись он номером, такая ли это трагедия? Напишет ему своё имя какая-нибудь девушка и завертится у них, как в какой-нибудь дораме, верно? Успокоив себя этим, Чонгук улыбается, кивает сам себе и нажимает на «отправить». И всё? Он откидывает телефон на подушку и уходит принять душ. На его вопрос приходит короткое «Жду в 19:05 по адресу в скрине. Если так интересно — приходи к самому дальнему от входа столику около окна», — и сиди думай: ошибся он номером или нет. Чонгук видит это сообщение только в 18:45. И нет, он не несётся в панике по адресу, расположенному в сорока минутах нормальным ходом от его квартиры. Успевает он, однако, вовремя.