«Здравствуй! Извини, что пришлось уйти. Возникли непредвиденные обстоятельства. Надеюсь, в скором времени нам ещё раз удастся встретиться и поговорить, как нормальным людям. Нам это нужно, не считаешь? Ещё раз извини, что так вышло. Мой мобильный остался в агентстве, так что я даже не смог тебя нормально предупредить. Заказывай всё, что приглянется — я оплачу (оставил официанту свои контакты), так что не переживай ни о чём и поешь по-человечески. До связи! КТХ»
Что ж, возможно он не такой и мудак. Но есть за чужой счёт Чонгук всё равно не планирует, как бы оправданно это не было. — Чонгук? Всё хорошо? — взволнованный голос матери вырывает из смятения, немного приводя в себя. Он видит, как из кухни выходит официант и направляется к нему. Всё же это не совсем похоже на «беззвездочный ресторан» — конкретный такой на три штуки точно, просто с ценами вменяемыми. — А, да, — Чонгук благодарит официанта и прячет записку в карман джинсов, чуть приподнявшись на диване на мгновение. — Мне просто заказ принесли, так что давай позже свяжемся, ладно? — Конечно, дорогой. Как встретишь своего альфу — кричи! — и завершает вызов. Чонгука немного кривит, потому что снова. Снова она сказала это и снова ему вообще об этом говорят. «Своего», блять, не «свою» даже. Когда он впервые после своего попадания в этот мир решил связаться с родителями в надежде, что всё в порядке и хотя бы они не изменились, хоть они не станут говорить про этих непонятных (тогда ещё) альф и омег, но… но конец любого разговора заканчивался одинаково. То, что вначале казалось нормальным при общении с семьей, становилось «типичным для этого мира», что дико не привлекало и напрягало. — Твой старший брат встретил свою истинную омегу, представляешь! Такая милая девушка! — По новостям сказали, что в этом сезоне у омег возможно усиление запаха и повышенная чувствительность, так что будь осторожен. И, о! Предохраняйся! Я ещё слишком молод, чтобы увидеть у тебя живот, как был когда-то у твоей мамы, когда… — У госпожи Ли, с которой мы вместе работаем, такой сын воспитанный, знаешь! И красивый такой, невероятно. Учится сейчас в Сеульском Национальном на архитектора. В Сеульском! Я уж спросила, по блату ли, но нет — сам, всё сам своими мозгами! Вот с такими альфами одно счастье. Вас познакомить? Каждый разговор каждый раз превращался в подобное, и Чонгуку хотелось, честно, провалиться сквозь землю от неловкости и раздражения. От этого разговоры с семьёй он ограничил до самого возможного минимума, прикрываясь чем угодно, лишь бы не общаться с матерью или отцом и не слышать каждый раз одно и то же: омега-Чонгук, когда ты встретишь своего альфу, сообщи мне (и мне — от отца) в первую очередь! Тяжело, когда твоя опора долгое время и дорогие тебе люди подвержены общему безумию и общей странности. Чонгуку от этого каждый раз становилось и становится достаточно больно и страшно. Панические атаки стали частыми его спутниками, но йога, чаи, бокс, работа, друзья — и по кругу, чтобы ни мгновения на расслабление и снятие защиты на мозгах. Чонгук сжимает с силой челюсти и принимается за еду, которая наконец остыла до съедобного состояния. И да, он не дул на неё, потому что неприлично. Левой рукой он держит свой телефон и печатает короткое:«Добрый день, учитель Кан. Не заняты сегодня? Это Чонгук».
К чёрту. Просто к чёрту всё. Может, хоть так отпустит. Ему в ответ спустя пару минут приходит лишь адрес, код от подъезда и этаж — ничего лишнего. Чонгук не знает, что испытывает, но какой-то неясной печали ощущается как-то больше.***
Сезон дождей накрывает Сеул в полную силу, снося ветрами зонтики и касаясь покрытой испариной кожи своими кислотными разводами. Никакой романтики в дожде, никакой. В Корее, с её разъедающими волосы дождями, романтика умерла. Не погуляешь со своей парой за ручку под дождём и не потанцуешь, напевая под нос что-то из Ла-Ла Ленда, с улыбкой глядя в глаза второго человека, на ресницах которого замерли кристаллические капли, похожие на стразы или алмазы. Нет. С этими дождями ты лишь увидишь однажды, как у человека напротив опадают ресницы, и единственным, что захочешь ты загадать на это, будет «Зонтик бы, пожалуйста!» или «Не опадайте, пожалуйста!». Никакой романтики. Романтика осталась в дорамах. В реальности всё хуёво. Всё. Сука. Отчаянно. Хуёво. Что там писали о пяти стадиях горя (горя, ха!) специалисты? Отрицание, злость, торг, депрессия и принятие? Что ж, у Чонгука объективно второе. Чонгук хватает зонтик из стойки с прокатными зонтами и с пышущими гневом глазами даже не запаривается уже о своём запахе, в какой-то мере даже надеясь на какого-нибудь индивида с раздутым самомнением и стальными яйцами, что не побоится подойти к разозлённому Чонгуку. Кому-то надо выпустить свой гнев. Драка была бы неплохим таким решением, вот только Чонгук не подросток с застилающим обзор гормональным переёбом, поэтому несколько решений представляются неплохим таким вариантом-альтернативой: Пойти в зал и избить грушу, пойти к юнминам, напиться и излить душу (опять), пойти в клуб как озабоченный зацикленный лишь на одном зверь сорваться на ком-то (что не поможет от слова ни-ху-я — как-то уже пытался и что-то стало лишь хуже, примерно как и от алкоголя), пойти за шмотками, как это делает Хосок, когда хочет взрывать планеты, пойти в салон за новым «стилем», как это делает Намджун и мать Чонгука, когда совсем перекрывает всё, что пиздец. Селфхарм отметается. Проблем с головой этого плана у Чонгука нет. Хоть он и хотел бы вернуться в салон к китаетайцам и набить ещё что-нибудь, но нет! Пусть заживёт хоть это. Как вариант — сделать себе пирсинг где-нибудь, где угодно, но это уже отчаянный шаг. Да и с ним может так-то Чимин помочь. Фея с жалом и иглой, чтоб его. Нет, не чтоб! Чимина не трогать! Чонгук бесится с самого себя и завывает в голос, чем пугает проходящую мимо девушку с запахом лимона, повысившейся кислятиной заставившую Чонгука скривиться и чихнуть на всю улицу. На этом моменте девушка что-то коротко пищит и быстрым шагом уходит как можно дальше от стоящего посреди пешеходной зоны Чонгука. Он фыркает и еле сдерживает себя от нелестного комментария в адрес её и её запаха. Настроение — дерьмо. Состояние — дерьмо. Погода — дерьмо (кто бы мог подумать?). Чонгука всё бесит. Первым делом, пышущий гневом, словно дракон с красным перцем в заднице, Чонгук отправляется в салон, чтобы свой белый цвет волос заменить хоть чем-то другим. Юнги ему как-то предлагал серый. И нет, Чонгук не проводит параллель серого цвета волос с пепелищем на месте его нервной системы и самоощущения в этом идиотском мире. У всех же бывало такое, что вроде ничего такого особенного не случилось, но это всё равно стало чем-то переломным, что довело до состояния нестояния? Кто-то в такие моменты начинает плакать без остановки, кто-то — истерично смеяться. Чонгук вот начинает злиться и мечтать набить кому-нибудь что-нибудь. Но и от рыданий он, честно, не отказался бы. Полезно иногда выпустить всё через слёзы, но какого-то чёрта не получается. Не помогли как катализатор срыва дамбы даже слезливые дорамы и — такое вообще бывает? — Хатико. Чего ждёт его организм, чтобы сорваться? Какого события в жизни? Врывается в свой любимый салон он мокрым от бега и не менее злым, чем был. Напугав администратора, он хрипит с максимально возможной в таком состоянии вежливостью, что ему срочно надо покрасить волосы в серый. К счастью, утром в будни его парикмахер оказывается свободна. Скептически оглядев отросшие темные корни, она чуть кривится, с силой усаживает снявшего верхнюю одежду Чонгука на кресло, приказывает администратору поставить его зонт сушиться и принимается за дело. По итогу Чонгук превращается в не меньше, чем айдола. Но состояние его это не меняет. Напротив парикмахерской мигает вывеска салона уже иного направления. Что ж, Чимин в пролёте. Через двадцать минут Чонгук выходит из здания с улыбкой на лице и двумя сверкающими серёжками в хряще. Это было не больно, что ж, и его отпустило. Но именно факт этого приводит Чонгука в недоумение. Значит ли это, что у него есть задатки мазохиста? Любителя отвлекать себя от внутренних взрывов причинением себе физической боли? Пора обратиться к врачу? Он уже планирует возвращаться в родную обитель, как чувствует вибрацию мобильного и пришедшее сообщение от «Учитель Кан», текст которого вмиг выводит Чонгука из равновесия и заставляет за секунды вспомнить пункты для отвлечения. Сука, сука, сука. Да какого чёрта в этом мире всё такое…. Чонгук думает с мгновение, после чего возвращается в салон и пробивает себе бровь. На этот раз не помогает. И это радует в той же степени, что и бесит лишь больше. Вариант остаётся один.***
Чонгук врывается в квартиру Чимина, громко хлопая входной дверью; с несколько раз щёлкнув выключателем света в общей комнате (наощупь, не глядя на комнату), он орёт во всю глотку «Я дома!», призывая гнев Юнги, если он здесь, или же отвлекая обоих юнминов от того, чем, оказывается, они могут заниматься за закрытыми дверями своей квартиры. — Малой, ты не прихуел ли? — на шум выходит растрёпанный Юнги и с недобрым блеском в глазах приближается к резко замершему Чонгуку. — С каких это пор квартира Чимина стала твоим домом, м? — А где сам Ч… Ему прилетает со всей дури подзатыльник, переходящий в захват со спины и удержание локтём шеи, словно в попытке придушить. — Ты хоть знаешь, что такое не спать два дня из-за долбанных экзаменов в магистратуре, а, только добравшись до кровати, получить ор в ухо с криками мелкого пиздюка, что он, знаете ли, дома? Знаешь? — Юнги тянет его за уши, заставляя пригнуться откуда-то взявшейся силой. В итоге он заваливает его на лопатки, а сам садится на его живот своим немаленьким весом, заставляя приглушённо прокряхтеть. Хорошо, что Чонгук сегодня ничего не ел, однозначно. Злость сносит запахом сыра. Чонгук ни за что вслух не признается, но он уже влюблён в этот запах. — Пиздец ты пахнешь вкусно, хён. Чонгук в шоке от самого себя замирает с открытым ртом, а Юнги в мгновение выпускает его из захвата и не меньше самого Чонгука охреневает. Он быстро наклоняется к его шее и втягивает носом усиленный запах, распахивая в шоке глаза и выдавая еле слышное «Это же не то, о чём я думаю, верно?» Чонгуку не нужно спрашивать, о чём думает хён, потому что и без слов понятно, но, к счастью обоих, Чонгук прислушивается к своим ощущениям и лишь громко выдыхает, убеждая, что нет. Юнги, сверху на нём, заметно расслабляется, но не слезает. — Тогда какого хрена? Чонгук будто знает. — Мне просто нравится твой запах. Как чипсики. Юнги это не убеждает и он ладонью щупает Чонгука за лоб, бурча себе под нос что-то вроде «Температуры нет, обдолбался, что ли?» Чонгук лишь фыркает в ответ и дёргает руками, только сейчас понимая, что они сцеплены у него над головой и придавлены Юнги. Сам же старший восседает аккурат на его животе, навалившись по итогу всем весом на Чонгука. Какого-то чёрта Чонгук сглатывает. Юнги же, внимательно наблюдающий за каждым движением младшего и его бегающим взглядом, выпучивает глаза и приоткрывает в изумлении рот. — Ты точно уверен, что это «не то самое», а? Чонгук часто кивает, но смотреть на Юнги не перестаёт. В том числе и на оголённые бёдра из-за задравшихся шорт тоже. Блять. Нет-нет-нет. Он не смотрит. Не смотрит совершенно. Даже ни на секунду. — У тебя родинка на внутренней стороне бедра? Чонгук, ты опять проебался. — А ты можешь мне между ног не смотреть? — Юнги краснеет, а Чонгук этого пугается, потому что… чёрт, Мин Юнги покраснел? Из-за него? — А ты что, стесняешься? — это не то, что он хотел сказать. — Мне Чимину, что ли, позвонить? — Сам со мной не справишься, думаешь? — и это тоже совершенно не то, что он хотел говорить, и что, тем более, должен был. — Малой, у тебя температура? Гормоны шалят? — Юнги приподнимает брови и кривит губы, а Чонгук обращает внимание на то, какие они пухлые. — Чонгук, тебя головой приложили где-то? Ты ещё и бровь себе пробил? — И бедро забил, — бесстрастно сообщает Чонгук, не отрывая взгляда от губ Юнги. Тот, поняв, куда смотрит младший, спешно закрывает свободной рукой ему глаза. — Мы не виделись всего ничего, — не то восторженно, не то настороженно тянет Юнги, не убирая ладонь с его лица и не отпуская рук Чонгука из захвата. Не сказать чтобы тот вырывался (потому что вырвался бы, так как всё ещё был сильнее, хоть Юнги и начал ходить с ним вместе в тренажёрный зал), но действие это всё равно казалось необходимым и верным, потому что, Юнги чувствует, с мелким что-то не то. — Когда успел? — Недавно. Я просто забыл рассказать. Бровь вот минут сорок назад пробил. Ноет сейчас, — глухо сообщает Чонгук, чувствуя наваливающуюся меланхолию и общую усталость. Он сегодня, как-никак, с утра вчерашнего дня не спал. И на ногах, и на коленях весь день. И вот на этой мысли его клинит. — Почему я омега, Юнги? Почему именно омега? — тихо спрашивает Чонгук, зажмуривая глаза до боли в веках и ярких пятен. — Я уже не спрашиваю, как я тут оказался — бессмысленно, — но почему я… омега? Старший внимательно смотрит на него, убирает руки и слезает с живота, укладываясь рядом и принимаясь бездумно смотреть в потолок. Прямо в прихожей. — Не могу ничего сказать тебе, мелкий, правда, — Юнги тяжело вздыхает и тоже закрывает глаза, на ощупь находя руку Чонгука и чуть сжимая его предплечье пальцами. — До сих пор не понимаю, почему верю всей этой дичи с твоими перемещениями меж параллельных реальностей, да и, как бы то ни было, не знал тебя до всего этого, потому не имею понятия, каким ты был там, — он тяжело вздыхает, о чём-то на мгновение задумываясь, — но даже здесь у тебя от омеги лишь милое личико да запах, возможно. В остальном ты альфее даже Чимина, — наконец усмехается Юнги и Чонгук открывает глаза, переводя на него взгляд. Старший ему подмигивает и заговорщицки шепчет: — Только ему не говори. Чонгук на это приглушённо смеётся и чуть расслабляется. — Ну, ещё голос у тебя нежный слишком бывает для альфы, — на это Чонгук слабо бьёт его в плечо, а Юнги лишь хмыкает. Где-то на улице из приоткрытого окна шуршит усилившийся дождь. Зонт Чонгук благополучно оставил в «прокатке» у входа в здание. Где-то на затворках сознания гуляет мысль, что, скорее всего, придётся вызывать такси до дома, потому что силы совсем на нуле. Юнги на фоне что-то говорит, но его перебивает тихое: — Тогда я тем более не понимаю, почему из вас двоих альфа именно Чимин, а не ты. Всяко, у тебя и запах посильнее, и голос, так что… Юнги цыкает на чужую бестактность, но отвечает: — Ну, там другое нас отличает, — тянет он задумчиво и издаёт еле слышный смешок. — Не понял нифига, хён. Что? — Что между ног. — Задница? У Чимина её нет? — Чонгук смеётся и получает щипок в плечо. — Дебил, — Юнги фыркает, но заметив как дрожит от беззвучного смеха раскрасневшийся младший, начинает громко ржать, щуря глаза и откатываясь дальше от Чонгука, словно от прокажённого. — Я про член, придурок. — У тебя нет члена? Или у тебя вагина? — тут Чонгук начинает смеяться уже во весь голос, и не видит перед глазами ничего за мутной пеленой из набежавших слез. Юнги возмущённо пыхтит и что-то низко кряхтит в дополнение, пытаясь ухватить изворачивающегося Чонгука за руку, чтобы стукнуть прихреневшего младшего. — Какая тебе вагина? У тебя вот есть вагина? Ты ж тоже омега! Аргумент, конечно, но Чонгук начинает смеяться лишь сильнее. — Ну, я не знаю тогда. У Чимина вместо члена конский? — тут не выдерживает уже Юнги, издавая какой-то ультразвуковой каркающий писк вместо смеха, и принимается кряхтеть и выть как подстреленный. — Почему мы вообще обсуждаем член Чимина?! — А у тебя пипирка с мизинец своего альфы? В этом у вас связь, да? — продолжает Чонгук, не слыша чужих слов. Нормальные мужики обсуждают нормальные члены, в этом нет ничего такого. А нормальные ли? Это уже вопрос. — Охуел, что ли? Какая ещё пипирка с мизинец Чимина? Во-первых, никто не смеет оскорблять мизинец Чимина, а во-вторых, мой член — не пипирка. Я идеален! На это оба взрываются смехом старой выхлопной трубы, переходящим в продолжительное вороньей оперой «бля-я-ять, харе ржать, я не могу уже» — и лишь больше утопают в какую-то истерику со слезами на глазах. Хотя всё это изначально походило на истерику, если на то пошло. — Пиздец бы вышло, подбирайся истинные по членам в размер мизинцев их пары, — Юнги воет, судорожно вдыхая воздух и хрипло кашляя. — «Дорогой, мне кажется, мы истинные! Снимай-ка штаны, я примерюсь!» — прямо кадры из артхаусной дорамы. — После всего того, что со мной было, я бы уже ничему не удивился, — в тон ему отвечает Чонгук, пытаясь отдышаться. Сюда же можно отнести и запахи истинных под первое, чем выблевали на студенческой вечеринке или тусовке по случаю совершеннолетия… Или это уже не из этой оперы? — Ну, тогда твой член точно бы был как конина, — не обращая на него внимания, Юнги продолжает всхлипывать попеременно со смешками, в один момент, правда, понимая, что стало как-то слишком тихо вокруг. — Блять, — он широко распахивает глаза и поворачивает голову к смотрящему на него во все глаза младшему. Впервые, кажется, проебался не Чонгук. — Хён? — нарочито медленно тянет он, присаживаясь и заглядывая в глаза вмиг замершему Юнги. — Я ничего не знаю, я просто с ним оказался немного знаком! — он быстро хлопает глазами, морща нос как котик, и понимает окончательно. — Блять. Следующей секундой Юнги уже подрывается на ноги и вылетает из прихожей в спальню с криками чайки. На счастье, ни одной подушки словить у него так и не выходит. А вот в углу зажаться — да. — А ну-ка поподробнее, — шипит на него Чонгук, когда не даёт путей к отступлению приставленными с двух сторон от головы Юнги руками. — Когда это вы успели? — А ты прям так сразу понял всё, да? Запомнил его руки с той ночи? А то всё жаловался, что не помнишь ничего! Плохая позиция. — Мы с ним после виделись, не уходи от вопроса. Ещё одна плохая позиция. — О, — Юнги даже выпрямляется, в удивлении глядя на возвышающегося над ним Чонгука. О том, что было до истерики в коридоре, никто из них старается не думать. Ну, так предположил Чонгук. — Ты поэтому вломился в квартиру Чимина с криками, а до этого пустился во все тяжкие с татуировками и пирсингами? Знает же, что сказать, хён хренов. Ну и ладно. Чонгук изначально был готов сдаться и не имел сил вовсе, если так думать. — И с девушками, — он кривится и делает шаг назад, плюхаясь на кровать, подпрыгивая. — То есть, нет. К чёрту. Всё к чёрту. — То есть, что, Чонгук? — Юнги выпучивает глаза и присаживается на кресло у компьютерного стола напротив упавшего спиной на матрас младшего. — Какими девушками? — Теми, что стали причиной — прошу прощения, «той, что стала причиной», — моего сегодняшнего психоза, — он закрывает лицо ладонями и глухо стонет. — Ты признаёшь, что это был психоз — это уже успех. Давай дальше. Что за девушка и что случилось? — Юнги серьёзно щурит глаза, глядя на вздрогнувшего от этого вопроса Чонгука. Картинки промелькнули перед глазами, вынуждая сжать кулаки и побиться головой о матрас — лишь бы вытряхнуть их. Не помогло. — Она в меня вибратор вставила. Он произносит это так глухо, что Юнги даже на мгновение думает, что ему послышалось, но если бы. Чонгук понимает, что нет смысла долго тянуть. Если зуб надо вырвать, то надо его рвать, а не дробить кусками — лишь больнее. Хотя молочные смысл вообще держать при себе, будучи взрослым человеком? Коренные же есть смысл спасать – современный мир с лучшей медициной за все прошлые годы. Его же зубы лечить — чёрт его поймешь как. Какого хрена он думает, блять, про стоматологию? Что вообще он несёт? — И? — решает продолжить Юнги, привлекая внимание Чонгука. На улице проезжает машина с громко орущей в колонках музыкой и это чуть отвлекает Чонгука от идиотских ассоциаций в его голове, позволяя сконцентрироваться на голосе друга. А что он там спросил? Ах да. — И? — Чонгук отнимает ладони от лица и возмущённо вспыхивает, смотря на Юнги во все глаза. — Ты издеваешься? — Нет, не издеваюсь, — спокойно качает головой Юнги и скрещивает на груди руки, задумчиво глядя на Чонгука. — Что именно случилось, объясни. Что именно тебя вывело? То, что девушка вставила в задницу парня, натягивающего её на свой член вибратор? То, что девушка вообще додумалась до этого? То, что… Рвать зуб. Ты ребёнок-переросток, Чонгук. Просто скажи это. Чонгук скрипит зубами, жмурит глаза и резко выдыхает, словно избавляясь от икоты. Повторив эти манипуляции с пару раз, он собирается с силами и отвечает: — То, что мне понравилось, доволен? — он выдавливает это из себя со злостью, но чувствует ком в горле, предвещающий о накатывающей истерике, которой нет. Чувство подбирающихся слёз, которые застряли где-то в глотке. Юнги на это молчит и смотрит, не моргая. — Вы с ней это обговаривали? — наконец спрашивает он серьёзно. — Нет, конечно, — Чонгук лишь сильнее вспыхивает и вновь откидывается на спину, закрывая ладонями глаза. — Я бы не позволил. — Она альфа? Чонгук лишь кивает и сжимает челюсти, вспоминая случившееся несколько часов назад. Блядский мир. — Было что-то ещё? — догадывается Юнги, лишь подтверждая это, когда Чонгук судорожно вдыхает и замирает. — Что ещё? Ничего, хён, честно. Ничего. — Я не могу… — еле слышно шепчет Чонгук, чем вынуждает Юнги сесть на кровать рядом с ним и потянуть его за руки, отрывая их от лица. Они встречаются взглядами, и, Юнги кажется, он догадывается, что могло случиться ещё. — Ты можешь мне сказать, Чонгук. Кому, если не мне? Знал бы только Юнги, как сильно Чонгук хочет сказать, но как это, чёрт возьми, тяжело. Саморазрушающе. — Не могу, — он хмурится и сжимает напряжённо челюсти. — Я словно себя теряю. Юнги понимает, что выговориться младшему надо и потому ободряюще сжимает его плечо и в знак поддержки мягко улыбается. Как с ребёнком, ну в самом деле. Хотя Чонгук такой и есть, по большему счёту. Ещё открывать и открывать себя и мир. — Это не так. Скажи, пожалуйста, — Юнги проводит рукой Чонгуку до предплечья, параллельно с этим поглаживая его по спине и кивает, давая понять, что он слушает и ему нужно это услышать. От него самого, а не от «додумок». — Я услышал его голос перед тем, как… — Чонгук еле выдавливает это из себя и жмурится, издавая еле слышный стон усталости. — Блять, это так… — Что «так»? — Юнги продолжает вытягивать, понимая, что это нужно в первую очередь самому Чонгуку. Сейчас же важно лишь, чтобы Чимин не вернулся раньше домой и не сбил настрой. — Неприятно? Странно? — Больно. Выдавив это, Чонгук затихает, открывая глаза и уставившись хмуро на потолок, словно на нём написаны сложнейшие судоку всех времён. — Почему? — Потому что я не чувствую себя собой, хён, — Чонгук переводит на Юнги осмысленный взгляд и прерывисто вздыхает. — Я не чувствую себя прежнего.***
Девушка выгибается, вплотную прижимаясь к вспотевшему телу Чонгука, и хрипло стонет достаточно низким голосом. Она принимается подмахивать бёдрами в такт быстрым движениям, сопровождаемыми громкими шлепками влажной кожи о кожу, и на очередном сильном толчке спускается руками на ягодицы Чонгука, с силой сжимая их и словно направляя его, призывая к более резким действиям. Чонгук на это едва ли не рычит и ускоряется до онемения нижней части его тела, чувствуя, как пропадает чувствительность в голенях. Скорость до безумия, во время которой девушка кончила уже дважды, когда у него не выходит до сих пор. Увеличение скорости скоро доведёт лишь до мигрени и судороги в ноге, потому что чувства подступающего оргазма нет уже более сорока минут безостановочного скольжения внутри горячего женского тела. Чонгук, конечно, никогда не считал себя «скорострелом», но чтобы до такой степени? Ему уже плевать и на девушку, и на сам секс, ему просто хочется уже, блять, кончить. Невыносимо. До черноты перед глазами и гула в ушах. Просто. Наконец-то… Тут Чонгук несдержанно выстанывает в наполненную звуками частых ударов спальню и едва не падает, чувствуя непривычное во всём теле, источник которого где-то в районе поясницы. Перейдя на рваный ритм с замедлением, но более чётким попаданием вглубь девушки, Чонгук едва не падает на прижимающее его к себе тело, когда чувствует не меньше, чем электрический удар, в поясницу и область паха. Он даже не может набраться сил, чтобы хоть как-то узнать причину, отдаваясь процессу на максимум. Удары током внутри него лишь учащаются, пробивая Чонгука на несдержанный высокий стон на каждом его ускорении внутри девушки и её усиливающейся хватке на его заднице, сжимающей, кажется, до синяков и красных царапин на смуглой коже. Теперь он точно на грани, не имеющий ни понятия, ни сил на её переход. Если не сейчас, то… Его простреливает в поясницу с утроенной силой, отчего он едва не падает, чуть сгибая руки в локтях и зарываясь носом в шею девушки, не в силах держать на весу даже собственную голову. Что б его, как же охуенно. Окутанную тьмой и тяжёлым воздухом комнату оглушает очередной хриплый стон Чонгука, вмиг погрузивший его же самого в подобие вакуума. В ушах звенит, пространство словно замедлило свой ход, и Чонгук только и слышит, что частые удары своего сердца, видит собственные движения, не в состоянии даже чувствовать нечто большее, чем сводящее истомой наслаждение в районе поясницы и какой-то еле слышный гул на заднем плане, по ощущению словно приближающийся. У гула знакомый тембр. Чонгук в предобморочном состоянии жмурит глаза, приподнимаясь на вытянутых руках, и, ориентируясь на ощущения внутри своего тела, распространенные локально, ускоряется до прежнего безумного ритма, с каждым ударом слыша, как гул начинает звучать громче, приобретая нотки чего-то знакомого. Мягкого и с именем Чонгука на осознании. Чонгук распахивает глаза, видя, как девушка особенно сильно выгибается, прижимаясь к нему всем телом, и как внутри Чонгука разносится пламя, вынуждающее его стиснуть зубы в надежде не выпустить ни звука. Он не чувствует девушку совершенно, ощущая меж тем пожар внутри себя от чего-то иного. Очередная вспышка бесчувственности и вакуума накрывает Чонгука с головой, окуная его словно в воду без границ для отражения хоть единого звука. В голове звучит мягким баритоном имя Чонгука, проносясь дрожью по всему телу и вызывая громкий глухой стон меж стиснутых зубов и вспышку в теле и сознании, ослепляющую его и глушащую вновь вернувшимися звуками. Во тьме кричит будильник, вырывая из объятий Морфея. Чонгук подлетает на кровати вверх, откидывая простынь куда-то ко входной двери, и хватается одной рукой за грудь, надеясь скорее отдышаться. Тот голос и ощущение прикосновений чуть прохладных пальцев к шее, крепкая хватка на плечах, удерживающих от падения, щекочущие щёку чужие волосы и ни намёка на запах, что затерялся где-то на периферии, не отсвечивая маяком, как путеводная нить. Всё, помимо запаха. Всё в совокупности, доводящее до дрожи одним только воспоминанием секундного представления в момент особенной беззащитности сознания, вечно охраняющего территорию от посягательств нежелательного. Утомлённое излишней напряжённостью и не уходящим возбуждением даже в разрядке тело, обмякшее за одну секунду и один мгновенный образ, узнающийся даже от «незнакомости». Воспоминания той ночи не дают ему покоя уже неделю. Чонгуку кажется, что он сходит с ума. В частности, безумствует его тело.***
— Хён, я правда не хочу. Он повторяет это в который раз, но его игнорируют, дёргая за руку и вынуждая всё же отлипнуть от подушки и с глухим стоном встать на ноги. — На улице же льёт, как из бочки, — Чонгук хнычет, словно маленький ребёнок, в надежде достучаться до совести Сокджина и воспользоваться тем преимуществом, что он вообще-то самый младший в их компании. — Очень надо, Чонгук-а, очень, — старший пыхтит и тянет его своей немаленькой силой к коридору, на ходу открывая дверцы шкафа и скидывая на Чонгука первую выпавшую с полок одежду. — И не бочка, а ведро. Молодёжь пошла, блин. — Ну не бурчи, ну хён, — Чонгук тянет последнее слово так жалостливо и канючно, что ещё одна секунда «йо» — и Сокджин точно сорвётся и выкинет Чонгука прямо из окна. — Не беси и одевайся, если не хочешь, чтобы я набрал дождевой воды в ведро и вылил тебе на голову. Хочешь лысеньким походить? Я бы полюбовался! Чонгук на это не то каркает, не то хрюкает и тут же стягивает с себя всю домашнюю одежду, нисколько не стесняясь наблюдающего за ним с недобрым прищуром Сокджина, прислонившегося плечом к дверцам шкафа с пылесосом. Интересно, а Чонгук вообще его хоть раз доставал? — Ты завис? — его загрузочный процесс прерывает удар по затылку, подгоняющий работу процессора, как на старых кирпичных компьютерах серого цвета. Чонгук точно помнит, что на них были самые классные клавиатуры, да и вообще… — Ты издеваешься, что ли, блять? Еб. Твою. За голову. Сокджин сматерился. Осознание этого обрушивается мгновенно, прибивая шоком размером со Сверхновую, и Чонгук замирает столбом и смотрит на старшего во все глаза. Тот же, кажется, тоже осознаёт произошедшее, чуть тушуясь. — Тебе показалось. Чонгук на это лишь кивает и, не закрывая рта, натягивает на ноги что-то (джинсы?), вжикая молнией, и накидывает на плечи мягкую ткань с пуговицами (рубашка?). Он даже не уверен, что надевает, потому что, блять, Сокджин-хён сказал «блять». Блять. Со следующим ударом зонтиком в лицо он понимает, что сказал это вслух. — Ауч, — Чонгук шипит и потирает пострадавший нос; хён смотрит на него с безразличием и тут же мягко улыбается с коротким «Поторопись». — Куда мы хоть? — он спрашивает это уже раз в третий, отчаянно надеясь на ответ, но получает лишь хитрую ухмылку и очередное «Давай в темпе». В темпе кого, для чего и куда. Но это так и остаётся без ответа. Хотя лучше бы оно так, наверное и оставалось, потому что спустя недолгие (долгие на самом деле, что пиздец, потому что пробки, ведь они с Сокджином самые умные попёрлись на машине) полтора часа они паркуются на стоянке в окружении автомобилей высшего класса, у некоторых из которых стоят и переговариваются, судя по виду, личные водители, а может и охранники. Уже на подходе ко входу в бизнес-центр с каким-то рестораном на первом этаже, хён с ухмылкой на губах пригвождает к месту, обронив чёткое «У нас сегодня двойное свидание и ты от него не отвертишься». На вопрос же «с кем?!», который Чонгук выкрикивает на всю улицу, Сокджин обворожительно улыбается и благополучно игнорирует его, за руку затягивая в дорогой (на вид так очень дорогой) ресторан. Вот это он, блять, попал. За столиком, лицом к ним с Сокджином сидит весь при параде Намджун, в чёрном смокинге и идеально завязанном галстуке, а прямо напротив него, затылком к едва не вспыхнувшему (не едва — как размазавшийся по асфальту грузовик томатов) Чонгуку, изящно вскинувший левую руку с красующимися на тонком запястье часами с горчичным ремнем, сидит не кто иной, как его «динамщик». — О, — Намджун замечает их, переводя взгляд с Сокджина на едва не раздувшего ноздри Чонгука, одними глазами умоляя извинить его. Чонгук не извинит. Точно нет. — Здравствуй, Чонгук, — раздаётся мягкий баритон, и сидящий спиной поворачивается в профиль, приподнимая уголки губ и склоняя голову в приветствии. Почувствовал, всё же. Глупо было надеяться, что заметит знакомые нотки лишь Чонгук. Что же… Рано или поздно, но они бы и так встретились, верно? Любопытно же лишь то, при каких обстоятельствах это происходит. Ведь Сокджин… Подождите-ка! Какое ещё нахрен двойное свидание?! С языком у него сегодня точно не лады, ведь тщательно строящий из себя само изящество с шоколадным затылком давится — это что, апельсиновый сок? — и начинает смеяться, склоняя голову над столом. — Двойное свидание? — еле кряхтит он и поворачивается, глядя в глаза с хитрым прищуром. — Вот как, значит, называется наш ужин, да? — Иначе бы вы оба не согласились, — просто пожимает плечами Сокджин и подталкивает Чонгука ударом (больным, на самом деле — хён не кисейная барышня с ручками-веточками) в спину, от которого младший едва не падает. — Не убей ребёнка, — Намджун с вонючкой (ну а как ещё? Имя-то он его до сих пор не знает!) произносят это одновременно и бьют кулаками, как настоящие бро. Чонгук старательно отгоняет идею сбежать, вспыхнув от обиды и непонимания, как какой-то ребёнок, разведённые родители которого пришли на такое же двойное свидание с представлением своих пар, но ещё и с Чонгуком. Не супер приятное чувство. — Сядь, Гук-и, ну же, — шепчет ему на ухо Сокджин, с мольбой глядя на чуть нахмурившегося Чонгука, который, всё же, перестаёт тупить и направляется к месту рядом с другом, но Сокджин за руку оттягивает его весьма удачно и весьма точно по соседству (по правую руку!) с опёршимся о стол локтем шатеном, с любопытством и небольшой смешинкой во взгляде разглядывающим тяжело вздохнувшего рядом с ним Чонгука. Он подпирает щёку ладонью и смотрит, смотрит, смотрит, оглядывая с ног до головы и не переставая действительно расслабленно вести себя рядом. Никакой наигранности сегодня? Никакой излишней утончённости и картинности на грани с флиртом? — Меня зовут Ким Тэхён, Чонгук, — произносит он с улыбкой, встречаясь с удивлённым взглядом младшего. — И я старший брат этого засранца, которого ты из вежливости называешь хёном. — Ты старше меня всего на одиннадцать месяцев, — Сокджин смешно возмущается, начиная активно жестикулировать, и чуть не сносит рукой проходившего мимо официанта. — Мы даже родились без одного дня в один год! — Самый, что ни на есть, — Тэхён смотрит лукаво на покрасневшего от негодования брата и, поймав момент, когда Сокджин отвернётся к ржущему Намджуну, чтобы в следующую же секунду заехать ему кулаком по бедру, поворачивается к Чонгуку и подмигивает, растягивая губы в весёлой улыбке. Чонгук моргает, и Тэхён уже смотрит обратно на вновь обратившего на него внимание брата. — Сокджин-и, не кричи, будь добр. Люди же смотрят. Они не привыкли встречать шоу-программу в самом начале ужина, знаешь ли. — Я тебе клоун, что ли?! Чонгук поджимает губы и отводит взгляд, лишь бы не заржать прямо в лицо хёна, но не выдерживает, когда его под столом пинает Намджун, красный, как рак, и со слезами на глазах. После Чонгука не выдерживает своей игры уже Тэхён и едва не падает на Чонгука всем телом, начиная задыхаться от возмущений (наигранных — это понимают все) Сокджина, начавшего едва ли не рэп читать грозно ругающимся попугайчиком. А ведь Чонгук почти поверил, что его хёна так действительно обидело это «я его старший брат» устами Тэхёна. Подождите-ка. Значит, выходит, Сокджин теперь не главный хён? Стоп. А сколько вообще лет Сокджину? Он отчётливо чувствует, как мягкие шоколадные волосы начинают щекотать его шею, а запах мяты чётко оттеняется нотками чего-то ещё, ведь эмоции, ведь критичная близость с телом и обострение обоняния, хотя сегодня он… Ну, заебись. Он без блокаторов. — Уже определились с заказом? — к их икающему за столом и под столом (Намджун всё же скатился) столику подходит серьёзный официант и с дежурной улыбочкой кланяется. Чонгук уверен, мысленно он их если и не расчленил, то глаза закатил и зафейспалмил с десяток раз точно. Тэхён всё также лежит на только сейчас обратившим на это внимание Чонгуке, и жестом намекает официанту подойти попозже. Белый пиджак Тэхёна заметно смялся на боках, но его это, кажется, не волнует совершенно. Снова смокинг. Сколько у него их вообще? Солидный с виду мужик, а ржёт сейчас, как долбоёб какой-то, придавливая Чонгука к мягкому дивану. Решив не заморачиваться на этот счёт, Чонгук решает заморочиться по другому — он в ресторане. Все они в ресторане, но почему-то доходит до него это только сейчас, потому что, чёрт, Сокджин-хён и до этого был в костюме? Или он аки фея винкс современного мира с высотками вместо замков и машинами вместо карет? Потому что, если нет, то Чонгук, кажется, проебался. Как же жаль, что феи винкс — лишь чёртова сказка, а Чонгук так любит лажать. Все трое в приталенных костюмах, одетые и собранные по дресс-коду подобных заведений, когда Чонгук… Ну, для начала он в разных носках: один из закромов его шкафа с потерянным собратом железным человеком, а второй — с бананами, купленный, кажется, на Хондэ. Кроссовки точно не подходят для того, чтобы ступать ими по глянцевому мрамору, а его клетчатая рубашка с рваными на коленях чёрными джинсами создают образ скорее характерного подростка, чем взрослого человека, коим является Чонгук. Сокджин-хён, конечно, молодец. — … определился? Чонгук крупно вздрагивает, когда его предплечья едва касаются длинные пальцы с тонкими кольцами, и поднимает взгляд на глядящего на него в ожидании. Тэхён снова в своих янтарных линзах. И — ох, вау, — Чонгук видит в них своё отражение. Он никогда не был романтиком, но всегда был ценителем прекрасного, а это… Без преувеличения выглядит красиво. — Зачем ты их носишь? Он не успевает профильтровать свою речь, так что говорит достаточно прямо, но немного не то, что ожидали. Сильно не то. — Что? Кольца? — Тэхён непонимающе вздёргивает густые брови, отчего на лбу появляются складки, и смешно округляет губы. Чонгук едва сдерживается от звонкой встречи ладони со лбом. — Линзы, — он приподнимает подбородок, намекая на то, что имеет в виду. Тэхён удивляется лишь больше. — Так я же в них охуенен. Сокджин закашливается водой, выплескивая её фонтаном изо рта на громко каркнувшего от подкатывающей истерики Намджуна, а Чонгук лишь хмыкает и отводит взгляд на начинающего снова сползать под стол друга. Интеллигенция, н-да уж. Но в словах Тэхёна нет чего-то ошибочного — это правда. — Мы в приличном обществе, Тэ, ты е.. — договорить Сокджин не успевает, наполняя рот водой, дабы сдержать едва не вырвавшееся «ебанулся?» (спасибо, Намджун), прохрипевшее в окончание из-под стола голосом задыхающегося друга. — Нас сейчас выгонят, — устало сообщает им Чонгук, делая глоток воды и кивая остальным собравшимся на недовольно глядящего на них администратора, стоящего у другого столика. Все тут же быстро хватают со стола меню, принимаясь пролистывать его и обсуждать блюда. Чонгук же смотрит лишь на первую страницу широко распахнутыми глазами, не вдупляя, почему какой-то самгёпсаль стоит, как его недельная зарплата. — Так, — Тэхён громко хлопает, привлекая внимание, и нажимает на кнопку вызова официанта. — Начинаем с младшего. Чонгук, что ты будешь? — Воду, — три пары глаз обращаются на него, на что он просто пожимает плечами и, даже не глядя в раскрытое меню перед собой, кивком головы указывает на него. — Слишком непонятные названия и слишком дорогие цены. Вы едите, а я сегодня на диете. Тэхён рядом с ним ударяет себя по лбу. — Можешь заказать самое дорогое — не стесняйся. Тэхён сегодня проставляется, — довольно тянет с противоположного конца стола Сокджин и тут же делает глоток воды из бокала, словно это самое дорогое вино из всех самых дорогих на планете вин — Сокджин умеет подавать даже херню какую-то так, словно это изыски. И чего только не стал какой-нибудь моделью? Вот сдалась же ему медицина. Тэхён отнимает ладонь от лица ровно в тот самый момент, когда к ним подходит серьёзный официант, однако, тут же натянувший на лицо дежурную почтительную улыбочку. Чонгуку кажется, что с таким лицом скорее убивают людей голыми руками, чем приносят еду. А вместо вина уж точно наливают кровушки из недавно почивших жертв маньяка. — Определились с заказом? Чонгук едва не кряхтит на полузадушенных нотах про то, что он до конца жизни карму не очистит, если сейчас сделает «заказ». Хотя почему же «едва»? Четыре пары удивлённых глаз, направленных прямо на красного, словно рак, Чонгука, подсказывают, что никаких «едва», а вот какие «заказы» — озвучены. Тут Тэхён издаёт какой-то пронзительный крик, напоминающий ор чайки, и едва не влетает лбом в стоящие перед ним на столе тарелки. Его придерживает за лоб Чонгук, за мгновение рассчитавший траекторию полёта головы этой шоколадной башки, и отталкивает подальше от стола ладонями, вынуждая откинуться спиной на диван. Тэхён с несколько раз, как рыба, втягивает ртом воздух, смешно хлопая губами, и закрывает глаза, начиная практически плакать от сдерживаемого смеха. — Принесите пока Шардоне, ради всего святого, а то мы этот ужин точно не перенесём, — умоляюще едва не скулит Сокджин, старательно удерживаясь от фейспалма. Намджун, кажется, опять под стол заполз, икая там и оттягивая прорези на джинсах Чонгука до неприятного зуда на коже. — Джун, да ёб тебя за ногу, а ну вылезь из-под стола! — рявкает шёпотом Сокджин, когда едва скривившийся в подобии улыбки официант с вежливым поклоном отчаливает от их столика. Намджун кашляюще смеётся и на выходе из своего «домика» бьётся головой о стол, звеня посудой. Чонгук перестаёт держать Тэхёна за голову, не давая ей упасть на тарелки, и валится на него всем телом, начиная ржать ему куда-то в плечо. Тэхён, кажется, действительно уже плачет, ответно утыкаясь лбом Чонгуку в волосы и что-то кряхтя на языке инопланетян — не иначе. За полузадушенными всхлипами троих и старательном контроле за собой одного (который точно знает, что если засмеётся ещё и он — полягут все в ресторане, а не только их столик; он объективен), Чонгук ловит себя на мысли, что, кажется, знает вторую ноту, идущую за нежной мятой. Свежий базилик.***
Мутного вида дрожащая сопля пару раз прыгает, потрясываясь на тарелке, и замирает. Внутри неё плавают кусочки какой-то еды, добраться до которых не представляется возможным, просто потому что. Лишь бы не присоединить к этому гастрономическому чудовищу супец из воды и чего-то недельной давности. — Нахер вот я вас послушал и заказал самое дорогое? Чонгук громко возмущается и кривит губы, в отвращении глядя на непонятную субстанцию, стоящую как его квартплата. Пару раз тыкнув в неё палочками, он очень удивляется, когда она не начинает от него убегать, подпрыгивая попрыгунчиком или уползая осьминогом. Извращение какое-то, а не еда. Тэхён рядом с ним заинтересованно склоняется ближе к тарелке и тянет носом, тут же брезгливо морщась и отстраняясь. — На запах как ссанина скунса, — сообщает он, кривясь и вздрагивая всем телом от забившего рецепторы аромата еды. — На вкус тоже самое, поверь, — Чонгук поджимает губы и отталкивает от себя тарелку, сдвигая её по итогу ближе к тэхёновой части стола. Тот издаёт какой-то ультразвуковой писк и удерживается от подлёта на своих двоих из-за столика только за счёт лежащего на его плече локте Чонгука. — Хочешь попробовать? — премило тянет младший, растягивая губы в улыбке (оскале, точно оскале) и подхватывает палочками желеобразную субстанцию, поднимая её на уровень губ в страхе расширившего глаза Тэхёна. — Давай за Сокджини-хёна. — Да я скорее собственный палец сожру, — Сокджин на это заявление старшего брата возмущённо давится своим нормальным ризотто с белыми грибами и вспыхивает, как светофор. Намджун фыркает, но тут же успокаивающе сжимает ладонь старшего в своей, не глядя на вмиг разгладившееся лицо Сокджина. Следующим жестом они уже переплетают пальцы, но Чонгук обращает на это внимание лишь сильнее после. — Тэхён-и-хён, ну давайте за панд, ну кусочек, — не успокаивается он, едва ли не касаясь мягкой желешкой самых губ старшего. Тот сглатывает, но всё же приоткрывает рот, поднимая глаза на внимательно следящего за ним Чонгука. Не стоило пить так много, не стоило делать этого на голодный желудок. Кретин. Тэхён приоткрывает пухлые губы, неотрывно глядя прямо в глаза Чонгука, сейчас чуть расфокусированные от выпитого алкоголя, и послушно берёт в рот заботливо положенный ему в рот кусочек той субстанции, что на вкус-запах, словно моча скунса. Какого чёрта Чонгук знает, какая на вкус моча скунса — тайна. Тэхён смыкает чуть поблескивающие губы (на них бальзам, что ли, или это от воды?) и медленно жуёт, сам же загипнотизировано всматриваясь в глаза Чонгука. Он едва заметно втягивает носом воздух и замирает, проглатывая эту непонятную субстанцию, дернув кадыком. — Ну как? — Кра… — глаза Тэхёна расширяются и он вытягивает лицо, переводя взгляд на чуть опустевшую тарелку с экскре… (ладно, не будем больше это повторять). — Ты мне сколько скормил?! — Совсем чуть-чуть, — Чонгук растягивает губы в коварной улыбке и отстраняется, закрывая глаза и не видя, как от разорвавшегося физического контакта (Чонгук сам не заметил, как взял кое-кого за запястье), Тэхён едва не давится воздухом, пропитанном теперь запахом того, что он только что… — Чон Чонгук, а ну иди сюда! — рявкает он шёпотом и за рукав резко тянет расслабившегося младшего к себе ближе, чтобы в следующее же мгновение сжать его правой рукой за плечо и уткнуться носом в растрепавшиеся лишь больше волосы. — Сбивай вонь теперь, сам виноват, — шепчет он так, что, Чонгук уверен, это услышит лишь он. — Нам не уйти? — где-то на периферии слышится спокойный голос Намджуна и короткий смешок Сокджина. Чонгук не знает (он когда-то успел закрыть глаза — возможно, когда глубоко вдохнул спасительный от вони со стороны стола запах), но он уверен, что эта парочка хитро улыбается и едва сдерживается от громкого «хайфайв». — Позовите лучше официанта, — вибрирует откуда-то сверху Тэхён, не отпуская Чонгука из объятий, на которые Чонгук благополучно забивает и ответно приобнимает. Потому что так же действительно удобнее, нет? И не важно, что этого Тэхёна он не знает от слова «совсем». Чонгук всегда был довольно тактильным, просто не говорил никому об этом. Ведь он же серьёзный, ведь не пристало зрелому человеку подходить к, скажем, тому же Хосоку со словами «давай обнимемся, хён?» — нет. Но сейчас прям хорошо. Сейчас прям можно расслабиться. Чонгук чувствует, как его веки тяжелеют (всё же он совсем алкоголь пить не умеет — брал бы пример с потягивающего апельсиновый сок Тэхёна и был бы в порядке), отчего он приваливается виском к плечу в белом пиджаке и на макро-режиме сконцентрированного на вороте взгляда рассматривает структуру дорогой (сто процентов, без вариантов) ткани с волокнами льна или хлопка в тесном сплетении друг с другом. Ему думается, возможно ли, что между ними существует отдельный мир или город с микроскопическими жителями как в Хортоне, и тогда он, скорее всего, убил с десяток невинных жизней одним своим неосторожным движением головой. Может быть, он даже истребил целую планету. — Чонгук, ты что, плачешь? — слышит он взволнованный голос Тэхёна откуда-то сверху, но уже не отвечает, окончательно отключаясь. Ему снится картина «Последний день Помпеи» в оживлённом виде, где за извержением вулкана наблюдает зло хихикающий он сам. Чонгук, ты сумасшедший.***
— Просыпайся, вишенка. Честно, он слышит это уже третий раз, но открывать глаза и не планирует, старательно расслабляя дыхание и выдыхая максимально размеренно. Ему слишком тепло и слишком спокойно. И пахнет приятно. И тихо вокруг. И его, кажется, обнимают и смеются хрипло в затылок. Чонгук нагло соврёт, если скажет, что ему не комфортно. Вот, знаете, бывают такие люди, которых ты вроде только встретил, только познакомился, а они окутывают тебя ощущением чего-то едва ли не домашнего — своего до максимума. Чонгук редко встречал таких людей, но каждым дорожил, как самым ценным сокровищем и драгоценностью. На его удивление, больше всего таких людей он встретил именно после своего пробуждения в этой «параллельности», улыбаясь при мыслях об этом, потому что удивительно, но «на минусы приходятся неизменно плюсы» — кажется, и правда, не чушь. Вот Ким Тэхён — вонючка, запах которого хочется слышать всегда и везде, и купить себе парфюм с этим ароматом, чтобы обрызгать подушку, и облить себя заодно со всем домом, и втягивать, и зарываться, и утопать — именно такой человек. С ним хочется быть рядом, потому что он тёплый (хоть у него и холодные руки, что придаёт контрастности) и очень, очень живой. У него приятный голос, аура своего в доску парня и внешность айдола — такие люди притягивают. Это нельзя отрицать. Он умеет подавать себя, любит привлекать и, словно мастер, влюбляет в себя окружающих, что все сразу начинают улыбаться ему, уважительно кланяться и желать быть ближе. Такие люди, как Тэхён, всегда являются центрами в магнитной буре чужого внимания, но очень и очень редко идут на встречу, по знанию своей цены отталкивая других равным полюсом. Добиться от них противоположности, притягивающей ответно, почти невозможно, но Чонгуку, кажется, это удалось (об этом говорит чистый запах Тэхёна, слышимый единственным, и ощущение холодных пальцев, убирающих со лба непослушные волосы), что не может не льстить. С такими людьми, как Тэхён, хочется водить дружбу — хоть это. На ощущении чего-то влажного и шершавого у своего уха и острого укуса прямо в недавно проколотый хрящ Чонгук широко распахивает глаза и сильно дёргается в удивлении. — Ну наконец-то перестал актёрствовать, недо-оскароносец, — раздаётся за спиной насмешливое, после чего с плеча Чонгука исчезает что-то тяжёлое, заставляющее перевести взгляд к источнику звука. Это же не Тэхён его за ухо укусил и облизал, верно? Оу… нет, точно не Тэхён. — Приветик, — он машет лапой тёмно-серого кота, которого держит на руках, и широко улыбается, возвышаясь над Чонгуком, по всей видимости, лежащем на каком-то диване. — Как голова? Чонгук прислушивается к своим ощущениям, вспоминает последнее до его отключки и оглядывается. — Всё окей, но... А где я? Он почти уверен, что никогда не был в такой квартире, но, вау, мечта однажды увидеть такую у него точно была. Словно картинка из икеи — всё в лучших традициях идеального дизайна интерьера из тёмного дерева и приглушённого света лаконичных светильников. Синие стены, множество рамок с фотографиями, несколько картин – видно, что настоящих, — с десяток растений тут и там, аляпистые детали, создающие ощущение… уюта. — У меня дома, — Тэхён пожимает плечами и коротко целует тут же начавшего брыкаться кота в нос. Он с цыканьем отпускает его на пол и только сейчас Чонгук замечает внешний вид стоящего перед ним парня — оу, кажется он в шаге от ещё одного «вау». Похожий на суперзвезду, читать как «айдол», Ким Тэхён в огромном растянутом свитере и повидавших жизнь тренировочных штанах — картина действительно невероятная. — Что такое? Я соус, что ли, капнул? — айдолсуперзвездаТэхён начинает оглядывать свою одежду на присутствие в ней недочётов, на что Чонгук не сдерживается и говорит уверенное «Всё идеально. Ты просто очень простой». Тэхёна это, кажется, не особо успокаивает, и он чуть кривит в недовольстве губы, фыркая себе под нос что-то вроде «Вот так и делай добро людям», и уходит в неясном направлении. Чонгук бьёт себя по лбу ладонью и вскакивает с дивана (да, это всё же был именно он), направляясь вслед за старшим. Чонгук вообще-то не любит грубить, правда, а тем более — обижать кого-то ненароком, — но проблема в том, что Чонгук довольно часто и совсем на чуточку бывает малость долбоёб. — Хён, хён. — Он скоро выбегает вслед за старшим и едва не врезается в него всем телом, успев притормозить в последний момент, и неловко улыбается, когда тот поворачивается к нему с выражением полнейшего недоумения на лице. — Я не это имел в виду. Я не хотел тебя оскорбить, правда. Ты просто на такого супер-айдола вечно похож, что увидеть тебя сейчас в образе обычного человека — оказалось очень непривычным, вот, — Чонгук резко выдыхает, переводя дыхание от потока слов, и улыбается уже спокойнее, заглядывая старшему в глаза и кладя руку ему на плечо в подтверждение серьёзности своих слов. — Я, честно, ничего плохого не хотел сказать. Тэхён вдруг широко улыбается — как кажется Чонгуку, впервые настолько искренне и ярко, — и тянется к нему одной рукой, взъерошивая волосы. Чонгук на это наигранно возмущается и убирает ладонь с чужого плеча. Тэхён же убирать руку с его головы не собирается. — Так что случилось? Почему я здесь? — Вопрос неплохой, потому что вариантов, почему Сокджин с Намджуном кинули Чонгука в объятия его истинного, немного, и многие из них — совсем чуть-чуть не очень. — Давай я пока поесть закажу, а ты осмотришься, ладно? — Тэхён убирает руку и достаёт из кармана домашних штанов мобильный — последняя модель, — принимаясь листать ленту контактов. — Только не как то отвратительное желе, ладно? — Оба на этих словах крупно вздрагивают и кривятся; Тэхён с несколько раз быстро кивает и замирает на мгновение. — Курица или пицца? Спасибо Всевышний, Ким Тэхён нормален! — Пиццу с курицей, — просто отвечает Чонгук и смеётся, когда Тэхён щёлкает на это пальцами и растягивает губы в улыбке, словно ребёнок, получивший на Рождество заветный подарок. Иногда этот взрослый парень может выглядеть поистине очаровательно. И да, Чонгук может спокойно это признать. У него вообще тут может быть похмелье или алкогольное отравление, окей? И ничего, что у него даже голова не ноет. Видимо, алкоголь был не мозгодробящий, а Чонгук просто слишком устал. Он наскоро уходит в хозяйскую спальню, начиная с неё обход, потому что когда ещё у него выдастся возможность побывать в таком месте? По квартире разносится негромкий звук музыки, а в следующее мгновение Тэхён уже шуршит чем-то на кухне, напевая себе под нос и гремя ящиками. Он кричит что-то вроде «Не знаю, пьёшь ли ты горячий шоколад, но придётся!», и это заставляет Чонгука усмехнуться себе под нос и начать оглядываться по сторонам. Это позволяет ему понять, что у Тэхёна не квартира, а сокровищница. Возможно, как и сам Тэхён, если узнать его получше. Чонгук хватается за эту мысль и подумывает как-нибудь пригласить поговорить вонючку помимо сегодняшнего вечера ещё и за игрой в приставку или обычной прогулкой – без ресторанов и прочей херни. Они в них всё равно вести себя, как выяснилось, не умеют. Значит ли это отсутствие и толики изысканности? Хотя касаемо одного из их компании — предположение сомнительное, потому что он весь словно соткан из изящества и принадлежности к искусству. Даже в растянутых домашних трениках и с шухером на голове — в нём всё равно было что-то такое, что хотелось запечатлеть на камеру. То, что имело значение запомнить на будущее. Чонгук обходит все комнаты в небольшой, на самом деле, квартире с улыбкой отмечая многие детали их владельца. Завораживает. Словно раскрытие сюжета книги по иллюстрациям к ней. И в этом есть своя логика, что картинки обычно есть лишь к сказкам. Ким Тэхён любит оркестровую музыку, старый рок, Bon Jovi и хрипит It’s My Life так, что по спине бегут мурашки даже у такого мнепохер Чонгука, потому что хрипит Ким Тэхён действительно круто, а вкупе с низким голосом звучит это без малого – потрясающе. Наверное, хорошо, что Ким Тэхён не рок-звезда, потому что это было бы слишком. Что именно «слишком» Чонгук не знает, но это слово само проскочило в его голове, так что слишком — это просто слишком, — и закрыли на этом. В его квартире — небольшой, но какой-то правильной и комфортной для нахождения в ней — дизайн выполнен в тёмно-синих и серых тонах, что успокаивает, а успокоить Чонгука сейчас очень даже надо, потому что мурашки всё ещё бегают по спине, а песня уже закончилась, как и вибрации голоса Ким Тэхёна — да, он именно Ким и именно Тэхён, потому что так и никак иначе. Его иногда хочется так называть, потому что… Просто потому что «Ким Тэхён» — как отдельное наименование, охарактеризация. Отдельный образ и личность. Да, он действительно умеет завораживать. Пластинка в проигрывателе шуршит иглой по винилу вместо звуков музыки, но, чёрт, даже это звучит как-то уместно и в стиле Ким Тэхёна — Чонгук, честно, не знает, что в стиле этого Ким Тэхёна, но что-то ему подсказывает, что нечто такое. — Ты можешь поставить что-то другое по своему вкусу, если хочешь, — раздаётся баритон откуда-то слева, из ванной, заставляющий Чонгука вздрогнуть — когда он успел переместиться в ванную?! — Я пока что-нибудь посмотреть найду. Ты же не против? Не люблю в тишине и без общего занятия общаться. Ким Тэхён спрашивает, а Чонгук лишь что-то мычит (наверное, согласно) и зависает, потому что пластинок слишком много и, господи, кто до сих пор их слушает? — но не сопротивляется, потому что Чонгуку всегда нравились атрибуты уходящих времён, но он никому об этом не скажет, потому что неправильно и вообщенекруто, а Чонгук вообще-то крутой. Да нихуя он, кажется, не крутой, да и плевать ему на это. По крайней мере, сейчас, когда он с приоткрытым ртом достаёт сингл Procol Harum “A Whiter Shade of Pale” и меняет в проигрывателе пластинки, подключая. Из колонок тут же раздаётся шуршащий, живой звук. Чёрт. И как вот это может быть не крутым? — Хороший выбор, — подаёт голос Ким Тэхён, а Чонгук подходит к стенду с наградами — только двумя, но всё же. Любая награда важна — так считал сам Чонгук и так его воспитывали в школе, мотивируя на получение новых. Но Тэхёну однозначно не нужна была такая награда как «Золотая малина», которой в его коллекции не было, и быть не должно было ни в коем случае. Вместо неё были две другие — довольно значимые и поразительные. Так Чонгук узнаёт, что Ким Тэхён — актёр. А ещё Чонгук узнаёт, что кажется, тому это подходит, и самому Чонгуку это очень нравится. — Чонгук-а, — голос Тэхёна заставляет едва ли не выронить из рук зажатую в них стопку пластинок и чуть заметно затрястись. И как же он, блять, забыл это? — Чонгук, всё в порядке? — Тэхён вытягивает в удивлении лицо и перехватывает его ношу, забирая и откладывая на стойку под проигрывателем. Очень некстати следующим своим действием Тэхён приближается к Чонгуку почти вплотную и накрывает его лоб ладонью, кажется, проверяя температуру, а Чонгук почему-то не моргая смотрит в тёмные глаза. Они без линз, а в комнате в дополнение ещё и полумрак. У Тэхёна всё ещё аура магнетическая. — Температуры нет. Хорошо себя чувствуешь? Ты какой-то красный, — задумчиво отмечает он, опуская глаза и встречаясь взглядом с серьёзно глядящим на него Чонгуком, который в голове решает самую сложную в своей жизни дилемму «попросить Ким Тэхёна не называть его больше никогда по имени или же честно признаться в…» — вторую мысль он отгоняет немедля. — Хён, ты не мог бы не называть меня по имени? Ну ебать ты охуенное решение принял, чувак. Просто ебать. Вполне предсказуемо Тэхён недоумённо выпучивает глаза и с несколько раз глупо хлопает глазами. Это вот у этого-то аура силы и знаменитости? Да хрена с два! И с чего вообще Чонгук нашёл что-то особенное в нём. Обычный парень, никакая не притягивающая личность. — Чонгук-а… Чонгук едва не отлетает в другой конец комнаты от того, каким тоном Тэхён произносит его имя. Он забирает свои слова назад. А ещё готов написать в примечании пункт с «ебучий сатанюга», потому что кажется, Ким Тэхён всё понял. — Чонгук-а… — он занижает голос, выдыхая его имя на хрипотце, с которой разве что стонут, а не говорят, и тянет длинно последний звук. Чонгук от этого позорно сглатывает — реально, блять, сглатывает, потому что знакомо и когда-то слышалось, — и делает шаг назад, как кретин из дорамы, которую недавно смотрел по настоянию Хосока (про альф и омег, конечно), спотыкаясь и заваливаясь спиной на диван. По классике жанра, Тэхён должен был, словно главный обольститель всей этой жизни, перелезть спинку и завалиться прямиком на Чонгука, устраивая колено прямо между его ног и чуть надавливая на святое. Чонгук бы не мог сказать ни слова, потому что Тэхён бы задушил его своим запахом и влиянием альфы на омегу. Он бы смотрел пристально в глаза испуганного Чонгука, нелепо замершего в объятиях старшего, и... В реальности же не меняется от «классики» лишь взгляд, с которым Тэхён смотрит на него, когда обходит диван и останавливается прямо у упавшей с дивана ноги Чонгука, касаясь мягкой тканью его колена; он наклоняется к лицу Чонгука, в ужасе расширившего и без того немаленькие глаза — Чонгук-а, — ему кажется, или Тэхён чуть завысил последний слог, придавая его произнесённому бархатным голосом Тэхёна имени большую — да что тут мусолить, блять?! — кончабельность и ощущение, как от асмр-записи и аудио-порно вместе взятых. Чонгук соврёт, как последний Пиноккио, если скажет, что его не накрыло даже на миллиметр. Тэхён умеет творить какой-то пиздец — это вот в дополнение к «привлекать людей» и так далее. Наконец, уже касаясь губами ушной раковины Чонгука, замершего истуканом без возможности пошевелиться от близости и густоты сводящего с ума запаха, Тэхён шепчет еле слышно, с придыханием: — Нам, — он носом втягивает воздух в районе челюсти и едва касается шеи Чонгука губами, улыбаясь и заигрывающе прикрывая глаза с густыми ресницами, заставляя дыхание и сердцебиение участиться до повода обратиться к врачу. — Привезли, — Тэхён ведёт носом ему по виску, выдыхая на раскалённую кожу прохладный воздух. Его запах уплотняется, сжимая пространство и взрывая внутри атомы. И Чонгук даже не преувеличивает — он практически физически это ощущает, чувствуя, как его тело подводит его, едва не подстраиваясь под чужие касания для удобства (кого?) и большей открытости. Он так больше не выдержит, и плевать, что знакомы они первый день нормально. Какой-то двуликий сумасшедший, а не человек, какой-то… — Еду. Всё, к чёрту этого парня. — Ну ты и придурок, блять, — стонет во весь голос Чонгук, наконец отталкивая от себя ржущего во весь голос Тэхёна и накрывает ладонью лицо, тоже начиная смеяться. — Я чуть не умер. — От воздержания? — подтрунивает его Тэхён, вставая на ноги с пола, на который свалился, начав ржать с красного лица Чонгука, когда слышит звонок, оповещающий о наконец доехавшем до них ужине. Точно ёбнутый, тут слов просто нет. Настоящий сумасшедший. Это Чонгук про себя? — Дебил. — А ты — фантазёр-извращенец, — кричит ему уже из прихожей Тэхён и открывает доставщику дверь, в тот же миг что-то дружелюбно ему отвечая. Чонгук же лишь фыркает, улыбаясь, и отводит взгляд. Он спокойно оглядывает комнату, но резко спотыкается о яркое пятно в центре стены на противоположной ему стороне гостиной, тут же переставая улыбаться. Вау. Даже так. На подвесной полке стоит свадебная фотография, на которой изображён широко улыбающийся Ким Тэхён в чёрном смокинге и красивая смеющаяся девушка в белом пышном платье. Ким Тэхён, оказывается, женат. А Чонгуку будто не очень это спокойно.