Brave New World

Тэхён лежит на кровати в полностью расстёгнутой рубашке, раскиданной по обе стороны от его торса; его волосы разметались по белой пушистой подушке, а его живот то и дело очерчивается, показывая линии брюшных мышц, когда грудная клетка Тэхёна опускается после очередного глубокого вдоха. — Чонгук, — хрипит он еле слышно, вызывая судорожный вздох и прострел в голову и куда-то в область солнечного сплетения, — я же просил тебя оставить меня сейчас. Я сейчас вызову что-то для… — он сбивается и делает глубокий вдох, откидывая голову назад, обнажив шею, и кладёт ладонь на живот, словно в попытке дорваться до раздражения внутри. — Для успокоения. Чонгук лишь непонимающе хмурится, присаживаясь на край кровати, и зачёсывает волосы Тэхёна назад, открывая покрытой испариной лоб — даже в таком состоянии Тэхён выглядит невероятно. Что-то для успокоения? Это к примеру? — О чём ты? Тэхён не отвечает и лишь стискивает сильнее зубы, издавая подобие рыка. Он выгибает спину и царапает кожу живота чуть длинными от маникюра ногтями, протяжно выдыхая с еле слышным хрипом. Он, словно одержимый, быстро машет головой из стороны в сторону и жмурит глаза, не желая встречаться с чонгуковыми. Кого бы это устраивало. — Тэхён, — зовёт он серьёзно и привлекает этим внимание старшего, немедленно распахнувшего глаза и вперившего взгляд в чуть блестящие в темноте от уличных огней глаза Чонгука. — О чём ты? — Не о проститутке, не переживай, — невесело хмыкает Тэхён и, не отрывая взгляда, тянет носом воздух, походя на какого-то помешанного или сбежавшего из психиатрической лечебницы, коими их показывают в фильмах. И Чонгук действительно уже открывает рот, чтобы ответить о том, насколько ему на это фиолетово и это дело Тэхёна, но тут же захлопывает со стуком, потому что вообще-то его это волнует. Вместо этого Чонгук протягивает Тэхёну свою футболку, которая точно чистая, но не менее старая и впитавшая его запах. — Так станет проще? — спрашивает он и надеется не звучать слишком взволнованно, но, судя по лицу Тэхёна, это не очень и выходит, потому что Тэхён судорожно тянет ртом воздух, открывая губы, словно выброшенная на берег рыба, и наконец поджимает их, еле заметно кивая. Кажется, в уголках его глаз блестят слёзы, и Чонгук просто надеется, что это не от боли. — Спасибо, Гук-и, — шепчет он, серьёзно глядя на Чонгука и жмурится, улыбаясь. — Но помощь всё равно скоро подоспеет. План Б, так сказать. — Я всё ещё не понимаю, о чём ты. Тэхён лишь усмехается и подносит к носу ткань футболки Чонгука, на что тот хочет отвернуться, правда, но не может, продолжая смотреть на поведение старшего. Он не знает, как это могло и может помочь, но что-то подсказало ему, что можно попробовать. Запахи ведь, животные инстинкты. Чонгук успевает мысленно предположить лишь нечто пошлое, но вместо этого Тэхён просто стягивает с себя свою рубашку, оставаясь обнажённым по пояс, и наскоро натягивает на своё влажное от пота тела чужую футболку. Точно пропахшую Чонгуком. Точно смешанную отныне запахом с Тэхёном. Не стыдно признать, что Чонгук бы хотел услышать этот аромат. И не стыдно даже то, что ему нравится видеть Тэхёна в своей одежде. И даже на мокрое тело. Просто потому что Тэхён? Или же дело в подскочившей температуре? Чонгуку плевать, если честно. По этой причине он и срывается в коридор, лишь заслышав звонок домофона. Следом за ним, пошатываясь, выходит Тэхён, сжимающий ткань на груди и расширяющий ноздри во время дыхания. Его грудная клетка поднимается и опускается, словно отработанным дыханием. — Чонгук, это, наверное, менеджер пришёл. Я забыл таблетки, — сипит Тэхён, облизывая губы, и смотрит куда-то в пол; Чонгук видит, как нахмурены его брови, но не знает, что сейчас может сделать. — Включи пока чайник, пожалуйста. Мне одну бурду заварить придётся, — словно читает он его мысли, подходя к двери и открывая её. Чонгук скоро ретируется на кухню, если честно, прекрасно слыша, что Тэхён обсуждает с менеджером, но не вслушиваясь. Но то единственное, что вылавливает его слух, заставляет Чонгука неприятно скривиться. «Тэ, как же хорошо, что ты сейчас не один. Наконец, не придётся тебя откачивать после, ну… Не измучай своего омегу хоть, ладно?» «Я буду в порядке, правда. Спасибо за заботу». И следующие за этим тихие переговоры с прощанием и сигналом срабатывающего замка на двери. Чонгук стоит с нахмуренными бровями прямо напротив чайника и вздрагивает, когда слышит шарканье тапочек позади себя. А чему удивляться? Чонгук не ребёнок и не первый месяц во всём этом варится. Успелось как-то поняться и даже приняться. Это нормально — подстраиваться под условия и окружающую среду. Да, это может не нравиться и даже пугать, но вот только проблема в том, что Чонгука это, если честно, не особо и пугает уже. И именно это пугает. Тэхён подходит со спины и на плечи Чонгука ложится мягкий жёлтый плед, который Чонгук облюбовал с первого дня своего прибывания в квартиру Тэхёна. Воздух застревает где-то в рёбрах, и Чонгук не может сделать и вдоха, просто поворачиваясь лицом к лицу к растрёпанным волосам, прилипшим кончиками ко лбу, к тёмным глазам с расширенными зрачками, как у обдолбанного наркомана. Он скользит взглядом по носу с раздувшимися ноздрями, по губам с пробегающим по ним языком, по влажной от испарины шее и вниз по плотно лежащей на чужой груди его футболке и возвращается обратно к глазам, глядя смело и спокойно. Пугает? Тэхён поджимает губы и делает шаг к Чонгуку, поднимая руку, и Чонгук уже приоткрывает рот, чтобы спросить, чем он может помочь, но молчит, потому что Тэхён мягко проводит ладонью по его волосам, открывая его лоб, и кладёт руку ему на кожу. Тэхён раскалённый, но его взгляд плавит, кажется, больше. — И когда ты только умудрился простыть, Гук-и, балда? — мягко спрашивает Тэхён, приподнимая уголки губ в слабой улыбке, и мрачнеет, захрустев пакетом в другой руке. — Может, в больницу? Чонгук поспешно качает головой и смотрит испуганно — действует быстрее мысли, но так живее. Только не в больницу, только не оставлять Тэхёна одного. — Я не хочу в больницу, — отвечает он вместо этого, и Тэхён смотрит на него с лёгким прищуром и взглядом, как на несмышлёного ребёнка. Но не спорит, за что ему спасибо. — Но врача я вызову всё равно. Увижу, что тебе стало хуже — кричу по всем связям. Чонгук коротко усмехается и кивает; Тэхён мягко скользит пальцами по контуру его лица и убирает руку. — Пошли в комнату пока, что ли. Потом заварю бурду эту. Только сейчас Чонгук обращает внимание на длинные упаковки с контейнерами для таблеток под рецепт. Видно, для Тэхёна подобное проведение гона не впервой, и Чонгук может лишь догадываться о том, насколько каждый раз это было тяжело. Он же говорил, что ему просто было плохо. Ведь так? Что-то изменилось? — Мне бы стоило переселиться в зал на пару дней, чтобы не сломать чего ненароком, или... — нарушает Тэхён тишину, облокачиваясь о косяк в своей спальне. Он выглядит вновь раздражённым, и его движения снова отдают защитой. Два пути решения проблемы и одно справление. — Или трахнуть меня до посинения? — предполагает Чонгук и шмыгает носом. Он чувствует, как состояние вновь ухудшается, и потому даже не замечает, как Тэхён укладывает его к себе в кровать и кутает посильнее в плед. — Или так, но нет, потому что ты болен, а я с ума сойду, если с тобой что-то случится, — игнорируя его, хрипит Тэхён и шумит лентой лекарств, которые ему наспех выписал врач и достал менеджер на период гона. Подавители, блокаторы и ещё что-то, но Чонгук не может понять назначение другого лекарства — в каждом контейнере по три таблетки, принимать которые по одной каждые восемь часов. Чонгук слышал, как Тэхён спрашивал у менеджера, когда тот сможет доставить схожие лекарства для омеги. На всякий случай. Какой такой «всякий» Чонгук не понимает, но предполагает, что идея неплохая. Температура скашивает стремительно, вынуждая провалиться в темноту и задремать ровно в момент, когда Тэхён с шёпотом «Я в душ» исчезает из спальни на всё время нестояния Чонгука. Если бы мог слышать запахи, он уверен, Чонгук бы задохнулся от того, до какой степени спальня Тэхёна пропитывается их смешанными ароматами. Сознательно, единственное, что Чонгук понимает — из заднего прохода вновь начинает течь, как тогда, когда ему пришлось вставлять в себя тампоны и ходить с давящими на узкие стенки затычками. Проблема лишь, что сейчас Чонгук не в состоянии даже рукой пошевелить, и это действительно страшно — осознание своей полной беспомощности и понимание, что Тэхён сейчас может делать с ним, на самом деле, что угодно, а Чонгук не найдёт сил сопротивляться. Но Тэхён никогда не сделает Чонгуку плохо — он уверен, — а сам Чонгук не уверен, что уже так категорично против этого «чего угодно». Разве что не сейчас? Почему-то в голову закрадываются мысли, что с тем, насколько ему хреново, Чонгук не доживёт и до утра, но лишь подумав об этом, Тэхён возвращается в спальню одновременно с пробуждением Чонгука и подставляет под спину подушки, помогая сесть. Он подносит к его губам чашку с бананами, которую Чонгук как-то смело назвал своей, и помогает аккуратно пить горячий напиток — Тэхён подсказывает, что это от простуды, и должно стать чуть легче, после чего уходит и говорит с кем-то по телефону из коридора. Где-то спустя минут пять рядом с Чонгуком на кровать падает пачка где-то найденных тампонов, и закрывается дверь, погружая спальню Тэхёна во тьму. Что ж, это позорно, но когда Чонгук вставляет в себя «затычку», он несдержанно стонет и слышит, как откуда-то с кухни раздаётся звук удара — головы ли об стену или ноги об ножку кресла — вопрос уже другой. Довольно открыто Чонгук чувствует за уступающей головной болью только тянущее чувство в животе и своё учащённое сердцебиение, отдающее где-то в глотке. Он замечает, что вся его кожа покрыта мурашками, а глаза слезятся уже от темноты. Ему нестерпимо хочется выйти до дрожи в руках, и он понимает прекрасно к кому — он читал, что это организм физически тянется к своему, и Чонгуку приходится огромными усилиями тормозить себя, потому что да — тянет, а Тэхён где-то нестерпимо близко и его хочется рядом. Без запахов, без сексуального влечения — его тело слишком ослаблено, как и в целом организм, — но быть рядом на каком-то сверх уровне хочется безумно. Буквально до стиснутых зубов и хрипов вместо дыхания. Он бы многое отдал, чтобы прямо сейчас уткнуться Тэхёну в шею и попросить никуда не уходить и быть рядом — позволить расслабиться и почувствовать себя под чужой защитой. Почему-то именно этого хочется так отчаянно. Но он держит себя и не выходит. Слышит лишь, как время от времени хлопает входная дверь и пиликает кодовый замок, когда Тэхён раз за разом выходит из квартиры покурить — наверное, на крышу. Чонгук знает, что у Тэхёна есть возможность выхода на самый верх, но пока там не был, потому что как-то не доводилось. От Тэхёна сейчас пахнет, скорее всего, его любимыми яблочными сигаретами вперемешку с естественным запахом и ароматом его геля для душа с лимоном, и это, Чонгук голову готов дать на отсечение, до мурашек охуенно. Он бы то и делал, что дышал этой мешаниной, но может лишь чихать и пить время от времени принесённый Тэхёном чай и горячую воду. После каждого его ухода обратно вглубь квартиры и последующим за этим уходом из квартиры вообще, Чонгук задохнуться хочет от того, как сильно ему хочется попросить Тэхёна остаться, потому что без него всё не так и вообще очень одиноко. Но выйти не может, потому что лекарства качелями то помогают, то нет, а Тэхёну сейчас, он понимает, отчаянно хуёво рядом с ним и без возможности быть ещё ближе. Чонгук не идиот и пока не эгоист, но в какой-то момент не выдерживает, заслышав чужой голос из коридора и тэхёнов хриплый смех с этими его нотками обольщения, которые он включает, когда перед камерами или когда... встретился с Чонгуком тогда в кафе. Чонгук выходит из спальни Тэхёна и поражённо зависает на привезённой огромной коробке агентом-девушкой с мелодичным смехом, спрашивающей Тэхёна, как старого знакомого, нужно ли ему что-нибудь ещё, и курьером (постоянным и с которым, видимо, соглашение, потому что он доставлял им и еду, и вот...), скрывавшую по итогу в себе боксерскую грушу, установленную тут же в коридоре, углу, подальше от всей мебели и стен, но с однозначно удобным расположением. Чонгук мысленно усмехается тому, что самое оно — только зайдя в квартиру, иметь возможность ебануть по груше в отмазку за весь рабочий день и доставучих людей. Например, эту кривляку, которую сам Тэхён буквально силой уже выталкивает за дверь, улыбаясь натянуто и стирая тон соблазнения. Когда девушка не понимает, что ей вообще-то пора, Чонгук выходит из-за его спины, широко улыбается и, встретив поражённо-разочарованный взгляд девушки, захлопывает прямо перед её лицом дверь. Тэхён его за это молча благодарит, утыкаясь на мгновение лбом в плечо, а за дверью раздаются возмущения курьера на что-то лепечущую девушку. — Кстати, — отрывает его от подслушивания происходящего за дверью Тэхён, привлекая внимание. Он уже натянул боксёрские перчатки и закатал рукава чонгуковой футболки повыше, и Чонгук солжёт, если скажет, что не залип на том, как перекатываются чужие мышцы под кожей, когда Тэхён делает выпад, и как красиво выделаются его линии вен на предплечьях, когда он напрягает руки сильнее. — М? — осоловело смотрит на него Чонгук, медленно моргая, и подходит к двери в спальню Тэхёна. — Ты как-то подозрительно спокойно сказал «Или трахнуть меня до посинения», — в перерывах между выпадами произносит Тэхён, не отвлекаясь от битья груши. Он переоделся в серые штаны, но, Чонгук подозревает, такими темпами Тэхёну вскоре придется вновь сменить одежду — его кожа покрыта испариной, блестя в полумраке прихожей, а футболку, на вид, уже можно выжимать. Чонгук переводит заторможенный взгляд на лицо Тэхёна, полностью сосредоточенного на ударах, и немного недопонимает. Он сказал что? — Я так сказал? — Слово в слово. Тэхён ударяет так сильно, что стойка груши жалобно скрипит, а он по звуку, словно... рычит? — Ты сейчас зарычал? — удивленно сипит Чонгук, шмыгая носом, и смотрит Тэхёну в глаза, встречаясь взглядом. — Мне странно, Чонгук, — серьезно выдыхает Тэхён и опускает веки, обращая внимание на боксёрские перчатки. — Меня словно разрывает от противоречивости. Чонгук непонимающе склоняет голову к плечу и чуть хмурится от вновь прострелившей голову мигрени. Он бы понял его и сказал, что понимает, но не уверен. — В смысле? — Гон знаешь что такое? — Тэхён смотрит на него внимательно и сглатывает; Чонгук прослеживает взглядом скачок чужого кадыка и заторможенно моргает — наверное, дело в усталости. — Да. Но ты говорил, что у тебя он иначе проходит. — Прошедшее время, — вновь хрипит Тэхён и поворачивается всем корпусом к груше, возобновляя удары. Непрофессиональные, но значимые, необходимые. — Они иначе проходили раньше, по всей видимости. Но, — он бьет с рыком и кажется, что груша сейчас сорвётся с цепи, — всё меняется. — Ты хочешь меня? — тихо спрашивает Чонгук и чихает, держась одной рукой за дверной косяк, чтобы не упасть. Он не уверен, что Тэхён услышал его, но судя по чужой реакции и едва слышному скулежу на грани — истина оказалась где-то близко. — Меня разрывает, Гук, — тихо произносит он в ответ и рывком снимает зубами боксерскую перчатку, откидывая ее куда-то в сторону и следом отправляя и вторую. Чонгук не признаётся вслух, но то, как выглядит Тэхён, смотрящий прямо ему в глаза исподлобья и зубами разматывающий перевязки на руки, выглядит достаточно... горячо. Да, это можно признать. Тэхён скидывает на пол ленту и все также, не отрывая взгляда, направляется в сторону Чонгука, снимая вторую уже на ходу. У Чонгука поджилки трясутся от вида такого Тэхёна. Ему не страшно, что Тэхён собирается сделать, ему скорее... волнительно? И Тэхён встаёт прямо перед ним, поднимая одну руку и касаясь тыльной стороной ладони щеки Чонгука, отчего тот удивленно приоткрывает рот. Тэхён молчит и смотрит серьёзно. — Почему мы такие с тобой дефектные, Гук? — шепчет он и проводит пальцами по скуле и выше по вискам; он медленно ведёт по его лицу, еле касаясь кончиками, и в конце кладет ладонь на раскалённый лоб, немедленно хмурясь. — Это же какая у тебя температура? — в ужасе выдыхает Тэхён, и в следующую же секунду на Чонгука наваливается вся слабость от болезни и он едва не падает, вовремя подхваченный за пояс руками старшего, немедленно перехватившего его покрепче и заводящего Чонгука в ближайшую к ним комнату — спальню Тэхёна. — Мне кажется, я сейчас в обморок упаду, — еле слышно произносит Чонгук, едва разборчиво выдыхая слова, и Тэхён перехватывает его под коленями, поднимая над полом. Даже в таком состоянии Чонгук успевает подумать, что это как-то и неловко, и даже приятно. А ещё Тэхён, оказывается, сильный. Даже очень. Почти тут же его опускают на кровать, вызывая довольный вздох от соприкосновения с холодной тканью постельного белья, и Чонгук стонет от головной боли. — Лекарства есть? Врача вызывал? — быстро спрашивает Тэхён, испуганно глядя на медленно отключающегося парня, по ощущениям раскалённого не меньше его самого. — Тебе оставили инструкции? — С-сокджи...н-хён, — сипит Чонгук неразборчиво и держит Тэхёна за руку, не отпуская. — Хён приносил. Н-на кухне. Тэхён тут же дергается по направлению к выходу, но удерживается резко усилившейся хваткой и недовольным бурчанием младшего. — Н-не уходи. — Я сейчас вернусь, Гук-и, ты только не отключайся, пожалуйста. Подумай про что-то яркое, — скороговоркой лепечет Тэхён, аккуратно распутывая держащие его пальцы, отцепляя по очереди каждый. — Т-ты красивый, — мычит Чонгук, хмурясь от головной боли, и машет рукой в поисках руки Тэхёна. — Хён? — зовёт он слепо, разрезая воздух ладонью, пока не натыкается на чужие пальцы, тут же сцепляющиеся с его в замок. — Хён, — Чонгук улыбается и послушно приоткрывает губы, когда чувствует обжигающе холодное к ним касание стеклянного стакана. Это насколько же время странно течёт? — Я рядом, малыш, — шепчет Тэхён, приоткрывая губы Чонгука стаканом и вкладывая едва ли не насильно ему в рот две таблетки, после же наклоняя стакан и вливая воду. Чонгук послушно выпивает лекарство и облизывает губы, всё ещё до дрожи и волнения горячий и взмокший. — Не уходи, — повторяет Чонгук неразборчиво и тянет Тэхёна за запястье на себя, призывая лечь рядом. Тот чуть помедлив, но не разрывая их сцепленных пальцев, всё же обходит кровать и ложится на вторую половину. Чонгук пугающе сипит и тяжело дышит ртом. — Я рядом, — повторяет Тэхён и ложится на спину, сжимая чужую ладонь крепче. Чонгук чувствует исходящую от Тэхёна неясную ему энергию и хочет уже, было, подкатиться ближе к нему и спросить, как он, но лишь устало хлопает глазами и приоткрывает несколько раз немо губы. — Всё будет хорошо, Чонгук-а. Поспи. Скоро станет лучше. И кажется, будто это было единственным необходимым для того, чтобы Чонгук сдался и поддался сонливости, закрывая глаза и спокойно засыпая. Долгожданно легко и будучи в безопасности, отдаваясь другому под защиту и отпуская себя. Ему снятся удары воды о волноломы и фортепиано, смешивающиеся воедино и помогающие выдохнуть, и кажется, даже почувствовать себя лучше. Где-то на периферии он слышит тихий голос Тэхёна, разговаривающего с кем-то по телефону и время от времени ударяющего с рыком боксёрскую грушу. И он не уверен, но ему ощущаются фантомные касания мягких подушечек пальцев к его лицу, поглаживающих успокаивающе. И словно... дуновение на шее? Как бы то ни было, Чонгуку не претит это, а даже заставляет улыбаться.

***

Чонгук лежит на кровати, едва ли не ноя вслух, насколько ему хреново. Лекарства перестали действовать, и температура вновь заиграла в полную силу, вызывая к чувству полной беспомощности и головной боли ещё и тошноту от недавно съеденного обеда. От Тэхёна идёт волнами не меньший жар, но он всё равно, не переставая, переворачивает вымоченную тряпку прохладной стороной и остужает горящий лоб Чонгука, время от времени опуская ткань в таз с водой, наполненным льдом. Он говорит, что пока нельзя пить ещё жаропонижающее, потому что иначе Чонгук полночи будет мучиться от жара, а сейчас его состояние не столько от простуды, сколько от самого Тэхёна, но на все предложения им разделиться, Чонгук сам чётко посылает его в далёкое нахуй и в противоречие словам жмётся ближе. После того, как Тэхён в очередной раз переворачивает тряпку на лбу Чонгука и проводит ладонью по его волосам, он встаёт с кровати с тяжёлым выдохом и медленно выходит из спальни. А может, и не медленно, но у Чонгука сейчас всё слегка заторможенно. — Хён? — хрипит он, когда слышит тихую поступь тапочек Тэхёна по паркету и шорох рядом с половиной кровати, на которой Чонгук лежит. У Тэхёна тапочки в форме «чёрных чернушек», и почему-то представление их на чужих ногах заставляет Чонгука улыбнуться. — Почему улыбаешься? — мягко спрашивает Тэхён, проводя ладонью по чужим волосам, и вновь переворачивает тряпку. Его руки кажутся совсем немного прохладней, что сознанию Чонгука подсказывает, какая температура, должно быть, у самого Тэхёна. — Вспомнил, как выглядят твои тапочки. Тэхён усмехается и тянет понимающее «м-м», после чего опускает на плечи Чонгука что-то тяжелое и мягкое, мерно вздохнувшее на касании пальцами к шерсти. — Слышал, животные лечат, — поясняет шёпотом Тэхён и вновь шуршит одеждой и тапочками, выходя из комнаты. Чонгук отчаянно хочет посмотреть на него, но голова, как и глаза, болят до невозможности. За шорохом по паркету и промявшейся половиной кровати следует тихое «Я врача вызвал», на что Чонгук лишь кивает и тихо благодарит. — Ты как? — спрашивает он хрипло, не переставая гладить кота, заурчавшего над ухом. — Неважно, но потерплю. Чонгук хмурится, и Тэхён тут же касается пальцем морщинки меж бровей, разглаживая, и переворачивает тряпку холодной стороной. — Что я могу сделать, чтобы тебе стало лучше? — Скорее поправиться, — хмыкает он в ответ и берёт Чонгука за свободную руку, переплетая их пальцы и приобнимая так за пояс. Чонгук на это устало улыбается и отвечает на касание. — Лекарство принял какое-то? — Не работают. Пытался уже. Чонгук вновь сводит брови и поджимает губы, приоткрывая глаза, чтобы посмотреть на Тэхёна. Тот этого пока не замечает, мягко улыбаясь и глядя на их переплетённые пальцы, покоящиеся на животе Чонгука. У Тэхёна испарина на коже и потрескавшиеся губы, которые он часто облизывает, и взгляд Чонгука падает на них. Интересно, что Тэхён сейчас испытывает? Чонгук скользит по лицу Тэхёна, слабо видном в темноте спальни, нарушаемой лишь светом из кухни, и опускает взгляд вниз, замечая как часто Тэхён дышит и сглатывает. Свободная рука Тэхёна напряжена, и он чуть пошатывается — не то от своего тяжёлого дыхания, не то от общего состояния, — пальцами цепляясь за простыни. За температурой Чонгук не успевает себя остановить и случайно вниманием проходится по животу Тэхёна и ниже, замечая видное даже за тканью домашних штанов возбуждение. Очередь Чонгука сглатывать и молиться, что Тэхён не заметил гулящий по его телу взгляд. Есть такое состояние, когда ты логично понимаешь, что сейчас самое время сделать шаг назад и отвернуться, разорвать зрительный контакт и просто закрыть глаза, перевести взгляд — что угодно! — но не можешь, словно примагниченный. Чонгук не чувствует запаха Тэхёна, но только может представить, как он сейчас пахнет, если судить по статьям из интернета и литературы и их пояснению состояния альф в тот период, что сейчас у Тэхёна. Наверное, невозможный. — Чонгук? — шепотом зовёт его Тэхён, взволнованно учащая дыхание, и накидывает на себя тонкую простынь. Чонгук заторможенно моргает и поднимает взгляд на лицо Тэхёна, встречаясь с извиняющимся взглядом. — Я могу помочь тебе? — спрашивает он, и его глаза едва не слезятся от того, как тяжело Чонгуку где-то внутри от противоречивости чувств. — Я... — хрипло начинает Тэхён и прочищает горло. — Я не знаю как. Ты болен, Чонгук, а будь ты даже в полном порядке, то не сделал бы то, что вообще-то делают альфы и омеги в этот... период. — А ты, значит, хотел бы, как принято? Тэхён выглядит в этот момент настолько уязвимым, что Чонгук не сдерживается и сжимает его ладонь сильнее. — Я... Это не важно. — Тэхён, я адекватно приму, если ты скажешь, что да. У нас разные нормы в мирах, а в твоём нет ничего такого в том, чтобы хотеть этого. — Но в твоём всё ещё есть. По этой причине я и не говорю тебе этого. — Значит, ты хочешь? — Перестань, пожалуйста. Это бессмысленно. — Ты хочешь это только из-за того, что мы истинные, из-за того, что я омега, или из-за того, что у тебя гон? — резко выговаривает Чонгук и смотрит прямо в глаза. Тэхён вздрагивает от каждого произнесённого слова и пытается расцепить переплетенные с Чонгуком пальцы. Чонгук лишь сжимает их крепче и не отпускает. — Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? — тушуется он в ответ и закрывает глаза, словно ослабевая всем телом. — Правду? — судя по тону, Чонгук словно предполагает, хотя и хотел сказать это твёрдо. Может, всё дело в простуде. — Тогда четвёртый вариант. Доволен? — раздражённо отвечает он и открывает глаза. Чонгуку на мгновение кажется, что в них он увидел боль. — Вне зависимости от? — Вне зависимости от, — выдыхает он и снова опускает веки, сдаваясь. — Будь ты хоть с сотню раз бетой или альфой, а у меня будь какое-то нарушение развития, голову даю на отсечение, ничего бы не изменилось. А сейчас, в данный момент, из-за третьего пункта я не могу своё тело держать под контролем. — Хён, я не хочу, чтобы тебе было плохо, — шепчет Чонгук и гладит его ладонь большим пальцем. — Не поверишь, но я тоже не хочу, — мягко улыбается он в ответ и двигается чуть ближе — настолько «чуть», что его голова теперь покоится на подушке Чонгука, что вызывает короткую улыбку. — Я вроде не великомученик. Чонгук расцепляет их пальцы, встречая тут же вскинутый взгляд, и двумя руками аккуратно перекладывает кота со своего плеча на ноги. Тот, кажется, даже не просыпается от чужих манипуляций. Пригладив шерсть с пару раз, Чонгук вновь находит пальцами ладонь Тэхёна и возвращает прошлое положение, вызывая тихий смех старшего и уткнувшийся в его шею нос. Температура Тэхёна действительно не намного ниже Чонгука, что не может не вызвать беспокойство. — В интернете написано, что можно сделать помимо «того самого»? — спрашивает он, второй рукой принимаясь гладить Тэхёна по предплечью. — Помимо самого контакта лишь лекарства, но они не помогают, — невесело признаётся и вздрагивает, когда его локтей касаются пальцы Чонгука. — Контакта обязательно с проникновением? Тэхён давится воздухом и резко отстраняется, заглядывая, по всей видимости, в его лицо, но Чонгук этого не видит, так как держит глаза закрытыми. Так словно спокойнее? Будто страус, прячущий голову в песок. — Что ты имеешь в виду, Чонгук-а? — низко выдыхает Тэхён, и у Чонгука по телу проходит дрожь. — Если без проникновения, но с разрядкой, — чётко произносит он каждое слово шёпотом, надеясь уравнять дыхание, — тебе станет лучше? — Если ты про мастурбацию, то я пытался, но лучше мне не стало. — А если мастурбацию не твоими руками? Тэхён вздрагивает всем телом и едва слышно мычит Чонгуку в шею, пуская табун мурашек. — Тэхён, — повторяет он тверже. — Если тебя касаться буду я, то есть вероятность, что тебе станет лучше? Тэхён молчит, сильнее сжимая пальцы, и дышит тяжелее прежнего. — Тэхён, — вновь зовёт Чонгук, открывая глаза и пытаясь заглянуть в чужие, сокрытые на его шее. — Не знаю, — наконец выдыхает в ответ старший, оседая на коже Чонгука легким касанием потрескавшихся губ. У Чонгука чувствительная шея. И чувствительная натура — не стоит забывать. — Но мы можем попробовать, верно? — словно ребёнка, упрашивает он, и это должно быть стрёмно, но в той ситуации, в которой они оказались, стремнее, кажется, быть и так происходящего ничего не может. — Я не хочу, чтобы ты заставлял себя из-за меня, серьёзно. Я буду в порядке. И Чонгук не выдерживает, расцепляя пальцы и опуская их на место, где под тканью простыни должен находиться пах старшего. По громкому выдоху прямо в шею и ощутившей чужую эрекцию кожей, Чонгук понимает, что не ошибся. Он закрывает глаза и слепо откидывает скрывающую тело Тэхёна ткань куда-то в сторону. Судя по недовольному фырканью кота и его скорому побегу, его случайно зацепило. Тело Тэхёна дрожит, и он что-то бессвязно бормочет Чонгуку в ключицы, касаясь их губами, и Чонгук не даёт себе времени на лишние надумки, просто стягивая чужие штаны ниже, неудобно зацепившиеся за ягодицы Тэхёна, и касается рукой чужого члена. Крупной дрожью пробивает уже обоих, и Тэхён инстинктивно делает движение бёдрами вперёд, заставляя Чонгука сглотнуть, а задышать — тяжелее. Себе дрочить, другому — какая разница, да? Можно пофантазировать, представив, что касается он себя, или это — что-то из теста, а он — охуенный повар. Или он в деревне с коровами, или... Вот только проблема — представлять не хочется. И это какой-то пиздец, но Чонгук еле сдерживает себя от порыва посмотреть вниз. Потому что Тэхён тихо скулит ему в шею, потому что он делает толчок бёдрами вперёд, потому что он горит сильнее прежнего и греет и так раскалённого Чонгука, потому что Тэхён низко выдыхает «Чонгук-а», вызывая мурашки, и обнимает его пояс в момент, когда Чонгук поворачивается на бок и касается чужого члена двумя руками, одной массируя яички, а другой скользя по стволу, распределяя по всей длине предэякулят. Чонгук жмурится и открывает рот, принимаясь дышать чаще подстать держащему его за пояс Тэхёну, по ощущениям, сильно сдерживающего себя от... Чего? И Чонгук бесконечно вовремя сбивается, наталкиваясь на воспоминания, какие губы Тэхёна на вкус. Как вообще можно было поверить, что человек, который даже после наркотика и втрое большего количества алкоголя, помнит едва ли не секс с незнакомым человеком, на которого Чонгуку было, по большей части, плевать, но за двумя-тремя бутылками качественного вина, забывает поцелуй с Тэхёном, на которого не все равно, который красивый и заботливый, который друг и словно часть жизни... как кто-то мог поверить в это так просто? Тем более, сам Тэхён. Чонгук, может, и не блещет часто памятью после алкоголя, но его мозг не до конца ещё и атрофирован, чтобы забывать подобное. Чонгук помнит. И он специально сказал, что нет, из-за необходимости подумать. Алкоголь помогает и подталкивает, но на трезвую голову потом приходится многое осмысливать. В очень сильной степени — какие у Тэхёна губы и как бесконтрольно их хочется касаться, как самого Тэхёна хочется обнимать и как хочется слышать этот низкий шёпот в самую шею и едва различимое «Чонгук-а», слетающее с чужих губ. Чонгук не знает, дело в нём, в его болезни, в гоне Тэхёна или самом Тэхёне, но он совершенно не сдерживается и не жалеет о том, что делает, и что следующее за высоким скулёжом Тэхёна следует. — Ты боишься заразиться? — выдавливает он между тяжелыми вздохами. — Что? — жарко дышит Тэхён ему в шею и хрипит на каждом выдохе. — Боишься заразиться? — повторяет Чонгук, уже едва сдерживаясь, и одной рукой хватает старшего за волосы, отстраняя от себя и заглядывая ему в глаза. — Хён, ответь. — Нет, — сипит он, словно тонущий, хватаясь за футболку Чонгука на груди. — Заразиться — это последнее, чего я боюсь. И Чонгук с несколько мгновений смотрит в глаза Тэхёна по очереди, после чего, так же грубо, за волосы притягивает его к себе и касается его губ своими; Тэхён тут же издаёт протяжный стон и кладёт ладонь на чужую шею, большим пальцем гладя его по линии челюсти. Чонгук наверное сошёл с ума, но ему никогда прежде так не сносило голову и не заставляло, словно отчаянному, раз от разу набирать полную грудь воздуха и вновь, и вновь припадать к красным припухшим губам напротив. Даже когда Тэхён незаметно для обоих спускает в ладонь Чонгука, а сам Чонгук даже не думает убирать руку с чужого члена, они не разрывают поцелуй, отрывисто касаясь губ друг друга и втягивая языки до сбитого к чертям дыхания и необходимости отрываться, чтобы припадать с лишь нарастающей страстью. Примерно в таком состоянии — с растрёпанными волосами, красными губами и глазами, температурой под тридцать девять и со спущенными штанами одного и испачканной в сперме другого рукой второго — их встречает звонок домофона от прибывшего врача, вынуждая их оторваться друг от друга и с часто вздымающимися грудными клетками заглянуть в глаза напротив. Чонгук не сдерживается первым, опустив взгляд на влажные губы старшего и тут же накрывая их своими с коротким, но громким чмоком. — Мне, — хрипит, запыхавшись, Тэхён и смотрит на него безумными глазами, — надо открыть дверь. Чонгук лишь кивает и вновь касается его губ своими, вызывая у Тэхёна тихий стон. — Чёрт возьми, Гук, мне надо открыть эту чёртову дверь, зачем? — хнычет он и целует снова, всасывая его язык и вызывая горячий выдох. — Нахрена я его вызвал, напомни, пожалуйста? — Ты умираешь. Или я. Не помню. Тэхён часто кивает, после чего снова целует Чонгука в уголок рта, слизывая ниточку слюны, и со стоном разочарования отстраняется. Рука Чонгука соскальзывает с чужого члена, вызывая разочарованный вздох у двоих. — Пойду открою, — выдыхает Тэхён, натягивая штаны обратно и оглядываясь по сторонам. — А давай ты скажешь, что он ошибся? — предлагает Чонгук, падая спиной на матрас и часто дыша. — Надо тебя осмотреть, Гук-а, — мягко выдыхает Тэхён и садится на кровать, приподнимая чужую ладонь, покрытую спермой. — М, — мычит согласно Чонгук, сознанием понимая необходимость этого, но. Но. — Тебе стало лучше, хён? Тэхён на этот вопрос вздрагивает, на что Чонгук лишь вздыхает и переплетает их пальцы чистой рукой. В следующий же момент его губ касаются коротко губы Тэхёна. — Да, — выдыхает он, играючи проходясь кончиком носа по его. — Но ещё лучше мне станет, когда ты поправишься, а мы, желательно, это повторим. И обсудим, — добавляет он шёпотом. Чонгук лишь кивает, не в силах сказать хоть что-то большее за ударившим о рёбра сердцем, и улыбается, отпуская Тэхёна к выходу. Безумие какое-то. И это довольно волнительно, что из этого безумия не хочется сбегать. То ли дело в одной лишь температуре, то ли… — Ну как тут наш болеющий? — весёлым голосом спрашивает врач, заходя в окутанную мраком спальню; в этот момент Чонгук как никогда радуется тому, что успел вытереть хоть как-то ладонь о салфетки после… Тэхёна. — Ох, ну и запахи, молодые люди. Это чем вы тут оба занимались, скажите, пожалуйста? — беззлобно возмущается он и смеётся, обведя обоих взглядом: что Тэхён, что Чонгук — красные, словно раки. — Доктор Мин, пожалуйста, давайте к проблеме. И так неловко, — бубнит Тэхён, опуская глаза на пол и надувая губы; Чонгук, глядя на такого похожего на провинившегося ребёнка Тэхёна, улыбается, но в следующий же момент сухо кашляет, привлекая внимание вмиг нахмурившегося врача. — Вы правы, Тэхён-щи, Вы несомненно правы, — задумчиво тянет он и присаживается на принесённый Тэхёном стул у кровати, начиная осмотр. В итоге Чонгук с простудой, рецептом на лекарства, красным как рак Тэхёном из-за нескончаемых комментариев врача об их смешанных ароматах и советов по контролю себя в период гона с невозможным к «помощи» омегой. На совете врача с принятием совместно горячей ванны, недолго думая, лицом в подушку зарывается уже Чонгук, скрывая неожиданно раскрасневшуюся кожу. Это всё от температуры, которую удачно сбил врач принесенными лекарствами. Нос отчего-то не работает всё ещё, и Чонгук впервые с момента его усиления обоняния чувствует по этому тоску. Возможно, по запаху Тэхёна. Есть вероятность и закравшееся подозрение. — Гук-и, не хочешь поесть? — проводив врача и получив целый перечень необходимых действий (в двух ситуациях и их общей), спрашивает заглянувший в комнату Тэхён, мягко улыбаясь и жмуря от этого глаза. Он словно ребёнок. Взрослый и высокий такой малыш с мышцами, видными в просвет белой тонкой рубашки (и когда успел переодеться?), широкими плечами и задницей, что прости… Господи. — Хён, у меня кажется температура вновь подскочила, — жалуется Чонгук тут же, поймав себя на скольжении взглядом по фигуре Тэхёна. Красивая фигура. Чонгук ради такой сколько лет уже в зале на регулярной основе. Интересно, насколько он потеряет форму, пропустив неделю занятий? — Быть не может, не ври, — удивляется Тэхён, подходя ближе, и его фигура очерчивается светом из-за спины, и Чонгук буквально зависает, не в силах отвести взгляд от его походки и образа. Хреновые были лекарства. И врач тоже. И… Тэхён опускается на край кровати и касается лба Чонгука ладонью, обжигая кожу, на что тот шипит, бросая полный недовольства взгляд. — Давай ещё повозмущайся мне тут, — фыркает Тэхён, глядя на него с кривой ухмылкой, и пальцами обводит контуры лица Чонгука, оставляя их на щеке, а большим проводя по уголку губ, рефлекторно приоткрывшимся. — Давай ещё пособлазняй меня тут, — в тон ему отвечает Чонгук, смотря прямо в глаза и даже не думая отводить взгляд. Тэхён лишь усмехается и наклоняется ближе, касаясь губами мочки уха и выдыхая низко: «Я ещё даже не начинал». Чонгуку хочется позорно ответить, что «Уже и не надо», но он стойко молчит, скрещивая на груди руки в защитном жесте. Его ничего не способно покоробить. Он — скала. Камень. Кремень. Сила духа и воли. Он и есть сама воля и сама сила. Он… — Я купил Ritter Sport с мятой, — шепчет Тэхён ему на ухо и отстраняется, лукаво заглядывая прямо в глаза. Чонгук пищит, но это ничего. Он всё ещё скала, камень, сила, кремень, но теперь без защитной позы и без серьёзности во взгляде, потому что… шоколад с мятой же, ну? Чонгук набивает себе щеки, словно хомяк, и Тэхён на это громко смеётся, называя беззлобно его извращенцем за любовь к мятному шоколаду. Чонгук даже не пинает его ногой — лишь шмыгает носом и пьёт с улыбкой на пол-лица чай из огромной чашки Тэхёна, которую он ему купил, кстати, в подарок на «просто так» и с изображением Железного человека. Запоздало Чонгук понимает, что находится всё ещё в постели и спальне Тэхёна, но это настолько запоздало, что Тэхён обнимает его за пояс и сопит в шею, а Чонгук как-то и не против.

***

У Чонгука с десяток причин не открывать глаза, но он не может себя пересилить, поддаваясь любопытству. Из ванной комнаты он слышит тяжёлое дыхание Тэхёна, и это должно смущать и вызывать желание не нарушать личное, но когда эти звуки не прекращаются, а за место просто дыхания идёт мычание и последующий злой рык, Чонгук не выдерживает и зовёт Тэхёна, слыша немедленную тишину. Почему-то хочется рассмеяться, но тогда Чонгук точно предстанет, как долбоёб, а ему этого как-то не хочется. — Иди сюда, я тебе помогу, — кричит он с зевком и резко замирает, понимая, что голос прорезался и даже кашлять больше не хочется. — Отстань, — раздаётся из ванной чужое бурчание, на которое Чонгук громко фыркает и ноет: — Ну, хён, ну иди ко мне. Ему кажется из-за двери приглушённый стон, но следующие за этим слова заставляют чуть усомниться. — Отстань от меня, извращенец! Чонгук смеётся и ноет, лишь попробовав втянуть воздух носом. Хорошее настроение чуть убавилось. — А если поцелую? Чонгук сам не понимает, что с ним, но заткнуть себя не может. — Поцелуй дверь. Мои губы тебе не игрушка! — Я тебя ещё уламывать должен? — Нет. — Тогда иди сюда и не еби нам обоим мозги. Чонгук ожидает гневного пыхтения и ещё с десяток контраргументов, но слышит лишь шорох открывающейся двери и щёлкнувший в ванной выключатель. Тэхён выходит из комнаты мокрый, тяжело дышащий с едва не дрожащей губой; он склоняет голову вниз, закрывая чёлкой глаза, и еле слышно бурчит что-то неразборчивое. — Ты можешь погромче сказать? Я нихрена не… — Чонгук не успевает договорить, встречая злой взгляд из-под чёлки и раздувшиеся ноздри. — Я сам не справляюсь, и мне хуёво, Чонгук. Так понятней?! — практически рявкает он, на что Чонгук пакостливо растягивает губы и разводит в стороны руки, словно приглашая в объятия. — Я к твоим услугам. Тэхён удивлённо пучит глаза и часто моргает, приоткрыв рот в немом вопросе. — Температура подскочила? Чонгук пожимает плечами и касается своего лба тыльной стороной ладони. — Сильно, — кивает он с улыбкой, и ничего, что самостоятельно бы он не смог померить её рукой. Тэхён на это лишь фыркает, но всё же улыбается, послушно укладываясь рядом с Чонгуком и громко выстанывая ему на ухо, когда тот тут же опускает руку ему на скрытый одеждой член, сжимая через ткань. — Звездец. Кто ты и что сделал с Чонгуком? — У него перекур, — шепчет он ему прямо в губы и припадает к ним своими, жадно втягивая в поцелуй и проникая на очередном несдержанном стоне языком внутрь, проезжаясь по нёбу и вылавливая звук, напоминающий всхлип, когда на этом движении Тэхён жмётся ещё ближе, отвечая на поцелуй, а Чонгук проникает ладонью под кромку чужих брюк. Всё на благо других и никакой адекватности восприятия, да и к чёрту. Тэхён под ладонями горячий, а его кожа до одури мягкая даже когда волоски встают дыбом от пробегающих мурашек, и Чонгук ловит несравнимый кайф от осознания, что именно он причина этому (а факт гона удачно упускается). И он жмётся и жмётся ближе, оттягивая резинку чужих трусов и ладонью соскальзывая так знакомо, но так нет, на твёрдый член, большим пальцем проходясь по уретре с выступающей каплей и обхватывая ладонью ствол, принимаясь мучительно медленно и до тэхёнова рыка в самые губы водить по всей длине немаленького члена. Тэхён одуряюще мычит куда-то в область шеи, и Чонгук честно не может вспомнить, когда он с его губ спустился ниже, но плевать. Тело реагирует на каждое прикосновение и тяжёлый вдох, от поцелуев выгибаясь дугой, и Чонгуку никогда не было так крышесносно, как сейчас, когда губы Тэхёна впиваются в его ключицы, засасывая до скорых отметин, которые Чонгук на себе не выносил, но сейчас — ох, блять — он мысленно умоляет Тэхёна не останавливаться. — Какого же хрена ты делаешь, Чонгук? — мычит в перерывах между касаниями губ по всей длине его шеи Тэхён, и Чонгук на это лишь довольно тянет губы в улыбке, откидывая голову и открывая шею сильнее, и зарывается пальцами в чуть отросшие и всё ещё невероятно мягкие на ощупь волосы Тэхёна, прижимая его к себе ближе. — Прости, — усмехается он хрипло, но резко прерывается, издавая протяжный стон, когда Тэхён с рыком кусает его за плечо и одновременно с этим опускает ладонь на его пах, достаточно напрягшийся от их совместных манипуляций. — Я же сейчас не сдержусь, ты понимаешь? — пытается Тэхён обратиться к его голосу разума, но Чонгуку так похер в данный момент, что он просто сжимает чужие волосы на затылке сильнее и, оторвав с силой их обладателя от истерзанной шеи, впечатывает его губы в свои, с удовольствием вытягивая довольное мычание. Что Тэхён говорил? Что не сдержится? Есть подозрение, что он опоздал. Чонгук чувствует, как чужой член, медленно ласкаемый пальцами Чонгука, едва не дрожит от передаваемого Тэхёном по всему телу напряжения, и в этот момент Чонгук резко зажимает его у основания — Тэхён стягивает чужие штаны и принимается с силой ему надрачивать, и Чонгук буквально теряется в чужих руках и губах. Тэхён отстраняется лишь на мгновение, замирая, и от их губ тянется друг к другу ниточка слюны, от ощущения которой Чонгук уже готов кончить, но не так быстро. Потому что Тэхён закидывает ногу Чонгука на свои бёдра и заставляет его оседлать себя — с тяжёлым вздохом Чонгук ощущает чужое возбуждение аккурат между своих обнажённых ягодиц, и это заставляет его волнительно сглотнуть. Лицо Тэхёна всё ещё безумно близко, а его глаза смотрят тяжело и внимательно, затягивая в полностью чёрную радужку от почти закрывших её зрачков. Рука Чонгука зажата между их телами, а домашние брюки Тэхёна — честно — пиздец мешают, из-за чего, не сдержавшись, Чонгук приподнимается на коленях и вытаскивает ладонь из чужих трусов, чтобы в последующее же мгновение и громкий стон Тэхёна, заставивший кожу покрыться мурашками, стянуть его одежду до икр и опуститься практически на. Но резкое движение Тэхёна вверх вынуждает Чонгука сесть чуть ниже — на бёдра, и так, что наклонись он вперед — и их головки аккурат соприкоснулись бы. И да, Чонгук наклоняется к Тэхёну за поцелуем и всхлипывает от сжавших оба их касающихся члена пальцев Тэхёна. Это пиздец как непривычно, но пиздец. Просто пиздец. Ему хочется кричать о том, насколько руки Тэхёна охуенны и насколько его пальцы идеально обхватывают оба ствола, но молчит. Потому что переплетает с Тэхёном пальцы и на пару принимается отдрачивать им двоим с удушающими поцелуями и стонами прямо в губы друг друга и скользящей коже о кожу, их предъэякулята вместе и смешиваясь до одури и такого запаха, что крышу может снести напрочь. Чонгук подмахивает бёдрами, проезжаясь по члену Тэхёна своим, и чувствует, как с каждым толчком его всё больше и больше трясёт, пока, наконец, он не кончает, громко выстанывая в рот Тэхёна его еле разборчивое имя, и мысленно всхлипывает, чувствуя, как по его опадающему органу скользит твёрдая плоть, на особо размашистом толчке выстреливая на живот Чонгука и вынуждая его практически упасть всем весом на Тэхёна — его голос и собственное имя Чонгука на пике наслаждения едва не заставили его вновь возбудиться, но видимо, силы совсем оставили его, потому что он только и может, что тяжело дышать, уткнувшись носом в тэхёнову шею, и практически мурчать, словно кот, от того, насколько ему охуенно и насколько тепло и правильно чувствуются ладони Тэхёна на его пояснице и ямочках на ней. — Гук-и, — тихо зовёт Тэхён в самое ухо, и Чонгук улыбается только подумав о том, как красиво Тэхён сейчас, должно быть, выглядит — с растрёпанными волосами, покрытой засосами шеей и красными от поцелуев губами. Он не может себя сдерживать и отстраняется, с улыбкой открывая глаза и встречаясь с мягким взглядом старшего. Почему-то на нём нет ни одного укуса, а губы выглядят подозрительно сухими. — Гук-и, ты стонал во сне. Всё хорошо? И в этот момент Чонгук переводит мутный взгляд вбок и понимает, что лежит он не на Тэхёне, а на своей половине кровати. Взгляд скользит ниже на свою грудь и ноги, плотно закрытые спальной одеждой, но они также не представляют из себя то, что могли бы. За одним исключением. За одним неосторожным движением Чонгук чувствует стягивающую в трусах влагу и с громким стоном падает на подушку, закрывая ладонями глаза. Сон. Это был блядский сон, и Чонгук не выносит ту часть сознания, что жалеет о нереальности произошедшего. — Я в порядке, хён. Извини, что разбудил, — и не получает на это ответ, но чувствует, как его лба нежно касаются тонкие пальцы, оглаживая лицо и в успокаивающем жесте зарываясь в волосы. Но что-то Чонгуку подсказывает, что хрена с два Тэхён так просто ему поверил. Вот же ж блять. Вся оставшаяся ночь проходит в каком-то мрачном ощущении приближения пиздеца, но Чонгук не может точно понять, какого именно. То ли расспросов Тэхёна, то ли окаменелости в трусах, то ли мыслей о Тэхёне и о них вместе, то ли чёрт поймёт, чём ещё. Чонгуку не то чтобы не снились сны эротического содержания, но: а) не с парнем; б) не с другом-парнем; в) не такие реалистичные; г) даже никогда до позорного оргазма внутри сна, отразившегося на реальности засохшей спермой в штанах. Чисто проёб по всем фронтам. Высший пилотаж. Утром Чонгук сбегает в душ с такой скоростью, что ошарашенный взгляд Тэхёна преследует его всё время под струями воды. У Тэхёна классные ванные комнаты — по одной в каждой спальне и с разными дизайнами. В тэхёновой больше бежевых оттенков и деталей вроде картин в рамах под дерево с какими-то абстракциями, а чонгуковой — неон и больший контраст. Обе потрясающие. Только у Тэхёна ещё и джакузи есть. За рассматриванием интерьера Чонгук яростно оттирает руками тело, достаточно упревшее после температуры и после всякого ночного. Наверное, ещё никогда не хотелось на час засесть в ванной за стиркой самого себя. И поливанием себя гелем для душа, которым постоянно пахнет Тэхён в добавление к своему естественному. Потрясающая смесь. Медовый запах шампуня, гель для душа с нотками лимона зелёного чая и Тэхён. Опять началась эта дичь, пора завязывать. Встряхнув головой до капель на зеркале и кафеле по всей площади комнаты, Чонгук, недолго думая, надевает халат Тэхёна и с улыбкой от уха до уха выходит из душа. Тэхён встречает его с полнейшим игнором, продолжая зависать в телефоне в крякающий Crossy Road. Почему-то Чонгуку охота возмутиться, но он молчит. И спокойно уходит на кухню за завтраком, ничего к которому не оказывается. Чонгук раздражённо поджимает губы и случайно делает вдох носом, закашливаясь. Очень слабо и словно через стену до него доносятся запахи мяты, лаванды, аромат чистого постельного белья с цветочным кондиционером, и моря — свежести, лёгкости. Такой запах, которым хочется дышать полной грудью, не выдыхая, и Чонгук медленно, смакуя, тянет забитым носом эти нотки, жмурясь от наслаждения и издавая мысленно стон удовольствия. Так вот, как, значит, Тэхён пахнет в гон. Сознательно он даже благодарит организм, что он подвёл его и заблокировал пути для чужого запаха, но ох, блять, подсознательно… Чонгук оседает на барный стул, приоткрывая рот, и глубоко вдыхает. Снова и снова, практически скуля. На его странное поведение приходит кот, смотрит, и поняв, что мелкий поехал кукухой, убегает с громким «мяу» к хозяину жаловаться. Это он зря. Когда запах раздаётся сильнее, Чонгук падает лбом в столешницу, даже не издавая звуков от боли, и дышит, дышит, наполняя из раза в раз грудную клетку. Ему даже плевать, что халат совсем промок и разъехался в разные стороны. Чонгуку сейчас, извините, не до халатов. Ему бы вновь заболеть. — Гук-и, ты в порядке? И Чонгук едва не воет от всего разом: запахи, голос Тэхёна, обращение — всё как-то сверх, да ещё и жарко так, что хоть убей, и организм… Реагирует. Прям как заведённый до одного конкретного. — Мне вот прямо сейчас надо, чтобы ты облился какой-нибудь химозной дрянью и принёс мне пачку этих, как их там, — хрипит он, мысленно ударяя себя по лбу, но Тэхён понимает. Он убегает в тот же момент из комнаты обратно в спальню, после чего его запах перебивается какой-то сладкой мутью, а сам Тэхён возвращается с прилетевшим Чонгуку в голову пакетом. — Проводить до ванной? — орёт из-за двери Тэхён, и Чонгук бы посмеялся комичности происходящего, если бы не упал со стула прямо на пол и не застонал на всю квартиру от того, как ему по заднице пролетело ударом от касания с паркетом — он соскользнул от вытекающей из него смазки и словил приход от того, как старый тампон, про который он забыл, въебался ему прямо внутрь, когда он упал. Вот это жизнь, конечно. Вот это приключения. — Ближайшие пять минут не смотри сюда и даже не подходи, пожалуйста, и не слушай! — воет с пола Чонгук и еле-еле перекатывается со стоном на бок, вытаскивая один тампон и аккуратно, но быстро, вставляя новый. Это было проще, чем в первые разы. И даже тихо. — Всё ок? — продолжает кричать Тэхён и его сладкая вонь сходит на нет, вызывая новый приступ желания позорно закричать и влететь головой в стену. — Нет! — рявкает он и вставляет в нос по тампону, вдыхая ртом всё ещё идеальный воздух, но хотя бы не сводящий до такой степени с ума. Чонгук на дрожащих ногах поднимается с пола и с нотой сожаления дорогому халату Тэхёна замечает на нём следы его «протечки». Оглядевшись по сторонам, он берёт с гарнитуры рулон бумажных полотенец и принимается вытирать мутную слизь со стула и пола — всё ещё «дожили, блять». — А теперь? — не сдаётся тот, и Чонгук, наконец, фыркает. Кризис миновал. Он вновь контролирует себя. — Я изгадил твой халат, — ничуть не жалея, кричит он в ответ, и встречает испуганный взгляд тут же прилетевшего на кухню Тэхёна, перемазанного в шоколаде. Блять. В шоколаде. С ног до головы. Все открытые участки кожи. Чонгук не выдерживает и заходится громким смехом, оседая на пол. — Фу, ну и навонял ты как духи моей бабули, которые я пролил на её любимый ковёр, фу-фу, — причитает Тэхён, игнорируя икающего от смеха Чонгука, и топает за отлетевшей в другой конец кухни пачкой тампонов, чтобы в следующий же момент последовать чужому примеру и воткнуть их себе в нос. — Ну, я хоть не как шоколадная фабрика, знаешь ли, — кряхтит задушено в ответ Чонгук, поднимаясь, и, недолго думая, мажет пальцем по шоколадной щеке Тэхёна, отправляя его себе в рот на пробу. Тэхён смотрит на него с лицом «какого хрена?» и закатывает глаза, складывая руки на груди. — Это неэкономно. Чонгук кивает и размашисто проходит языком ему по щеке под ахуй вселенского масштаба со стороны Тэхёна с ровной линией слизанного с кожи молочного шоколада. — У тебя температура?! — подрывается он, но Чонгук уворачивается и слизывает ещё дорожку уже с шеи. — Ты собака, что ли?! И Чонгук едва не крякает от воспоминаний того, как сам он когда-то давно задал этот вопрос Юнги, когда тот описывал течку. Собака, значит. — Есть хочу, — и, игнорируя доставляющий мало комфорта тампон в заднице, бросается за убегающим по квартире Тэхёном по пятам, со смехом пытаясь поймать его и иногда успевая налететь на него в рваных мазках языком по шоколаду-коже. Возможно, у него действительно уже крыша едет, но он давно так не смеялся — до слёз и боли в щеках. И ржущий впереди него Тэхён, он знает, тоже.

***

Примерно спустя два дня, одну пачку тампонов и сорванный от смеха голос, гон Тэхёна сходит на нет, оставаясь лёгкой дымкой по квартире и на его коже, спокойно выдерживаемой и без лекарств. Уже испились. Оба. И на вопрос врачу, могут ли блокаторы вызывать помутнение рассудка и неконтролируемые приступы смеха, доктор лишь что-то крякнул и с хихиканьем намекнул, что это от связи, куда более прочной, чем простая «истинность». Но здесь встала другая проблема — с «выздоровлением» Тэхёна и Чонгука (он тоже болел, как-никак, и иногда болеет до сих пор — мозгами и мыслями), встал вопрос о возвращении к съёмкам, но Тэхён выпросил себе ещё полтора дня «окрепнуть». Чонгук прекрасно слышал фразу менеджера «Просто скажи, что хочешь ещё побыть со своим омегой, я пойму», на которую Тэхён фыркнул, но ответил «Раскусил». Чонгук тогда соврал вернувшемуся Тэхёну, что улыбается от зуда в носу, но Тэхён лишь достал из-за пояса плитку шоколада и, поиграв бровями, спросил, стоит ли ему снова обмазаться. Чонгук уверен, что в то утро их ржач слышал весь район. Ебанутый ебанутому, все дела. Но, как бы то ни было и как бы что не хотелось, их телефоны сорвали друзья, с криками спрашивающие наперебой, живы ли они. Оба. По этой причине планы на спокойный вечер за китайской едой и каким-нибудь чёрно-белым фильмом обломались и было решено созывать совет друзей на мини-вечеринку. Все довольные, все удовлетворённые, Чонгук с шоколадкой, а Тэхён без сыпи на лице перед съёмками. Идиллия. И поэтому сейчас поедающий шоколадку Чонгук покоится головой на коленях читающего сценарий Тэхёна, мягко поглаживающего его по волосам. Чонгук довольно жмурится, чувствуя себя ребёнком, а Тэхён вслух проговаривает реплики, изредка поправляя на носу очки. Чонгук отметил. Тэхён в чёрном свитере и с чёрными очками похож на того самого идеального по всем фронтам гендиректора «вне офиса» из дорам: с мягкими чёрными волосами, распределёнными по лбу на две равные стороны, в мягком кашемире и вообще весь такой идеальный и домашний из списка Форбс. Чонгук улыбается и мысленно отмечает, какой же это кайф, когда вот о таком идеальном все мечтают, мечтают, а он ради него, Чонгука, даже шоколадом кожу обмазывает и грушу бьёт, чтобы не навредить, в случае чего. — Чего улыбаешься? — раздаётся сверху голос, заставляющий вскинуть взгляд и хитро прищуриться. — Да просто думаю: как бы отреагировали твои фанаты на новость о том, что ты ради какого-то Чонгука весь в шоколаде ходил. Тэхён хмыкает и поправляет на носу очки — Чонгук даже не уверен, что они с диоптриями, но Тэхён кайфует от подобных устоявшихся образов, как «чтение книг в очках» или «стоять, прислонившись бедром о капот машины, и выпускать в небо дым сигарет», и потому молчит. Тэхёну разрешается подобная картинность. — Ты не «какой-то». Нас уже давно как пару расценивают, так что… — Даже до официального заявления? — удивлённо спрашивает он. Чонгук всегда думал, что фанаты в последнюю очередь будут терпеть подобных «конкурентов», да ещё и воспринимать их всерьёз до заявлений агентства. И не то чтобы Чонгук конкурент, конечно же, но… Почему-то это даже приятно. Подобное значение и общее видение Чонгука в жизни Тэхёна. — Да кому оно сдалось, я тебя умоляю, — Тэхён хрипло смеётся и возвращает ладонь на чонгукову голову, перебирая пальцами волосы. В этот момент Чонгук откладывает шоколадку, чувствуя, что хватит, и достаёт из-под дивана планшет, вбивая в поисковик: «сколько можно сожрать шоколада, чтобы не превратиться в слона?» — под короткий смешок Тэхёна и гордый средний палец от Чонгука. — Знаешь, как я проебался по графику за эту неделю? И ем всякую дрянь, и спорт забросил, и вообще… Превращусь в пончик, и вот смеху-то будет. В тот же день с моста прыгну, — злобно бурчит он, вбивая свои данные для входа в инстаграм, чтобы написать тренеру, касаемо усиленных тренировок. — Ты слишком зациклен на своей фигуре, Гук. Ты прекрасен будешь и будучи пончиком, — спокойно убеждает Тэхён, не отрываясь от текста. — Это потому что ты меня пончиком не видел, — цокает он и ищет список диетических блюд и их рецепты. — А ты себя? — Нет. — Вот и всё. Я тебя каким только не видел. Пончика не побоюсь. — Вот и ничего! — злится Чонгук и закатывает глаза, упираясь языком в щёку. — Так ещё и если с тобой рядом нас теперь расценивают. Вот пиздец позор будет, когда идеальный Ким Тэхён будет ходить с пончиком «Гук-и», — он завышает голос, кривляясь, и дёргается в отвращении. — Ну уж хрен. Тэхён на это ничего не говорит и лишь молча улыбается, продолжая перебирать чужие локоны. Он не хочет поднимать снова за это утро одну тему, но понимает, что надо. Иначе его просто разорвёт. И ничего, что буквально полчаса назад он уже пытался, и получил лишь: — Гук, давай, может, обсудим ту ночь, когда?.. — Хён, оладьи. Хочу оладьи. — Чонгук, не будь как ребёнок, пожалуйста. Нам нужно обсудить. — Ну, поцеловались. Ну, мне понравилось. Ну, всё. Хочу шоколадку. Нечего обсуждать. И знал бы кто, как сложно ему вновь поднимать эту тему. — Чонгук-а, — тихо зовёт он, на что тот крупно вздрагивает, напрягаясь всем телом, и выдаёт лишь приглушённое «м-м?». — Я про тот поцелуй. Чонгук молчит, не двигаясь, но вскоре откладывает планшет на пол, поднимая голову наверх, и поддерживает зрительный контакт. И не говорит ничего, лишь смотрит, размеренно дыша носом. Его обоняние вернулось, и это плюс в копилочку, потому что теперь для него всё ещё более «сверх», и потому Тэхён не торопит. Если честно, как придурок какой-то из дорамы, невыносимо. Может, он просто переиграл уже во всех этих сериалах, а может, просто Чонгук такой хрустальный и с ним не хочется и не представляется возможным поступать иначе. Да и ситуация вся… несколько особенная. — Хён, — наконец, начинает он, чуть хмуря брови. — Я не называю всё «ошибкой» или ещё как, потому что я действовал сознательно и я нисколько не жалею ни о чём, но мне… непривычно, понимаешь? Очень и очень странно, и я боюсь того, что творится со мной и происходит между нами с тобой, потому что я тобой дорожу. Но, — он прокашливается, — мне всё ещё очень странно. Я не понимаю себя. — Хочу, чтобы ты знал: всё, что было, также для меня было совершенно сознательно. Но у нас разные ситуации и знания нормальности, так что я в какой-то степени представляю твою запутанность. И хочу лишь сказать, что я рядом и не причиню тебе боль. Ну и, — Тэхён сглатывает, делает глубокий вдох и замирает пальцами в чужих волосах, — поддержу тебя, несмотря ни на что, ладно? У нас с тобой всё не как у людей, так что тут ничего не поделаешь. Чонгук мягко улыбается и закрывает глаза, поддаваясь навстречу касаниям. — А ты… — снова начинает Тэхён, но Чонгук его перебивает. — Но в тот раз с вином было круче, ты уж извини. Тэхён тут же откидывает куда-то в другой конец комнаты сценарий и дёргает Чонгука несильно за волосы. — Так ты всё помнишь?! — возмущённо пыхтит он, вынуждая раскрыть глаза и лукаво ухмыльнуться. Чонгук солжет, если скажет, что соврал тогда про потерю воспоминаний отчасти не именно ради этого момента. — Извиняться не буду, — усмехается он, вновь опуская веки и отдаваясь на волю тонких пальцев, нервно дёргающих его за пряди, привлекая внимание. — А за то, что уснул?! Чонгук тут же возмущённо подскакивает, распахивая глаза и приоткрывая рот, и фыркает. — Это не я, а твой дурацкий алкоголь! — Но я-то не вырубился посреди романтического вечера! Практически свидания, Чонгук, ну нихрена ты обломщик! — возмущается Тэхён, хлопая ртом, как рыбка, и Чонгук смотрит на его губы как-то заторможено, вроде и слыша каждое слово, а вроде и не воспринимая адекватно. Он сидит прямо напротив также развернувшегося к нему корпусом Тэхёна и смотрит ему то на глаза, то на губы. Да, возможно, Чонгук и правда запутался. Что он там говорил? Свидания? — Ты не говорил, что это свидание! — соображает он причину для того, чтобы упереться глазами в чужие и волнительно сглотнуть. У Тэхёна всё ещё нереальные глаза, а Чонгуку всё ещё сводит внутренности каждый раз, когда он смотрит в них. Прямо магия, не иначе. — Тебе что, заранее говорить?! — Да! Тэхён возмущённо фыркает и округляет губы. — Тогда прямо сейчас до магазина! — Свидание до магазина?! — У нас нечего есть, к нам вечером придут гости, а тебе, знаете ли, нужно заранее всё говорить, а то не поймёшь, — в конце Тэхён показывает язык и дует губы, отворачиваясь и скрещивая на груди руки. И Чонгук в ахере ровно столько же, сколько в желании притянуть к себе Тэхёна и поцеловать. И это страшно. Всё ещё страшно и непонятно, но хочется так, что аж живот болит, отчего он стонет и падает головой Тэхёну на колени. — Чё ноешь? — фыркает Тэхён, обиженно дуясь. — Хочу тебя поцеловать. И это честность на столько, на сколько Чонгук краснеет, закрывая горящее лицо руками. — На первом свидании не целуюсь, пошляк, — завышает он голос на добрые две октавы, подражая голосу, видимо, какой-то девушки, и всё ещё капризно гипнотизирует стену. Чонгук отрывает ладони от лица и возмущённо фыркает. — Ты так мстишь? Ещё даже не свидание! — А ты что, согласен? — всё ещё пищит он хрипло, напоминая не то уточку для ванны, не то свисток для собак, но Чонгук не смеётся, а зло щурится. — Иди собирай свою задницу в магазин! Угощу тебя на «свидании», — он выделяет, передразнивая тон Тэхёна, последнее слово, — рамёном. — Я не такая! Сам жри свой рамён или сними на ночь согласную! — продолжает пищать он, взмахивая руками и прикладывая их к сердцу в притворном возмущении, и Чонгук наверное придурок, но он улыбается, беззлобно хмыкая, и встаёт с дивана, протягивая «несогласной» руку. — И это я ещё пошляк? Тэхён цокает, но ладонь вкладывает, поднимаясь следом и вставая вровень — в этот момент Чонгук понимает, что ему приходится чуть приподнимать голову, и это сбивает дыхание. — И давно ты меня выше? — Давно. Ты просто не замечал, — Тэхён пожимает плечами и как ни в чём не бывало взъерошивает ему волосы, широко улыбаясь. Его вернувшийся низкий голос приятно оседает на слуху. — Но не пугайся — всего на сантиметр-два. — Да я не пугаюсь, — закатывает он глаза, опуская взгляд вниз, где в его ладони всё ещё лежит рука Тэхёна, и задумчиво моргает. — У тебя и руки больше. — И плечи, — довольно лыбится тот, заставляя Чонгука возмущённо вскинуть взгляд и уже, было, приоткрыть рот, как Тэхён коротко чмокает его в щёку и отстраняется, всё ещё улыбаясь. — Но ты всё ещё красавчик-качок, не переживай, — и уходит вприпрыжку в свою спальню, не закрывая дверь. В этот момент Чонгук понимает две вещи: Первая, что его ладонь всё ещё горит от соприкосновения с кожей Тэхёна, как и его щека — от поцелуя. Вторая, что его, кажется хитро развели на свидание. До магазина. Что ж, почему бы и нет? Не в ресторан же переться? Скука, да и только… *** Солнце слепит примерно так, словно глобальное потепление уже наступило, озоновый слой разрушен, и наступает конец света ровно в минуту пребывания под палящими лучами. Пожалеть успели о выходе из дома оба, но гордо молчали вплоть до сдавшегося Тэхёна, начавшего вначале под нос, а после и вслух практически в полную громкость материть район, в котором расположен его дом, потому что, ха, кажется, богатые люди за продуктами не ходят. — Накоплю себе на квартиру как у тебя и съеду нахрен, невыносимо, — не то рычит, не то бурчит укутанный в десять слоёв тонкой белой одежды Тэхён, чтобы солнце не попадало на кожу, а то — о ужас! — случится загар. А Тэхён же азиат, а не африканец, а значит никаких солнечных лучей, чтобы не дайте!.. — А я бы подал в суд на градостроителя или планировщика, где на сто тысяч квартир и десять небоскрёбов лишь один макдак у SM и лавочка с пирожными, — протирая взмокший под чёлкой лоб салфеткой вторит ему Чонгук и обмахивается какой-то взятой у промоутера листовкой, словно веером. — Нахрена мы вообще вышли из дома днём?! — И не спрашивай, это… — Тэхён резко замирает и вдруг подпрыгивает на месте, хватая Чонгука за руку, и стремительно тянет его в сторону. — Там кафе! Не знаю, как ты, а я сдохну, если температура не упадёт прямо сейчас хоть на градус. Чонгук лишь подхватывает чужой темп и бежит со всех ног вместе с Тэхёном в небольшое двухэтажное кафе, полностью обвитое плющом с одной стены и выглядящее очень уютно внутри. Но честно, если бы это был какой-то подпольного вида бар или бордель, но с кондиционером… Сошёл бы и он. — Иногда я хочу оказаться летом на севере, а зимой — на юге, но увы и… Прикрой меня, — вдруг шепчет Тэхён, забегая за спину Чонгука и подталкивая его в лопатки вперёд. Колокольчик приветствующе звенит и девушка за стойкой громко тянет «Добро пожаловать!», на что Чонгук лишь натянуто улыбается, кланяясь, и, подталкиваемый сзади Тэхёном, как придурок семенит на второй этаж. Тэхён разворачивает его корпусом туда-сюда, видимо, чтобы не попасть в поле видения кого-то, но выглядит, по видимости, даже более приметно, чем если бы он спокойно зашёл в кафе и, как все, прошёл за столик. На каждом попавшимся на их пути человеке Чонгук кланяется в извинении и не устаёт шипеть на сидящего на корточках сзади Тэхёна. — Ты, блин, можешь хоть поаккуратней?! Объясни уже, наконец! Но его удачно игнорируют прямо до столика, окружённого с обеих сторон высокими растениями. Само помещение очень светлое, а попадающее через окно солнце, должное нагревать к хренам все старания кондиционера, удачно блокируется чуть опущенными жалюзи. Так сразу и не скажешь, что Каннам. Больше подходит, например, Мёндону, но — увы и ах — Чонгук на Мёндон ни ногой. Один — точно. Тэхён плюхается, словно тупой шпион, на кресло и тут же отскальзывает в самый угол, закрывая лицо меню. Чонгук на всё это смотрит сверху вниз с приподнятой бровью, но молчит, присаживаясь на другую сторону. Он не отводит взгляда от то выглядывающего из-за меню, то обратно закрывающегося им, Тэхёна, не понимая, что испытывает больше: желание рассмеяться над неловким поведением старшего, закатить глаза и ударить лоб ладонью или забить и спокойно сделать заказ. На его сожаление, что-то не холодное из-за недавней простуды. — Она меня не узнала? — шепчет на всё кафе Тэхён, на что Чонгук выбирает второй вариант действий. — Кто, она? — смачно приложившись головой о меню, спрашивает он. — Блондинка такая у стойки. В голубом платье. Чонгук смутно понимает про кого он, но делает вид, что да. Наверное, Тэхён про ту пафосного вида мадаму с хвостом стиля Гранде, внешности которой Чонгук внимания уделил целое нихуя. — Вряд ли. Ты всё время просидел за моей задницей, так что… — Уверен?! — шёпотом кричит он, перебивая. — Мне пойти спросить? — без интереса спрашивает Чонгук, глазами проходясь по десятку наименований напитков. Всякие «красный бархат», «сапфировый фрутти»… Нельзя было по нормальному написать? Тэхён хочет уже открыть рот, но резко подрывается и прячется под стол. К их столику подходит официант-альфа (судя по внешности — типичный) с широкой улыбкой на пол-лица. Сместив взгляд вниз, где торчат лишь туфли и тонкие щиколотки, его улыбка чуть меняет форму на удивлённое «о», но быстро приходит в первоначальный вид. — У моего друга редкая форма ОКР, не обращайте внимания, — миролюбиво объясняет Чонгук, поглаживая сидящего в его ногах Тэхёна по голове. Тот бурчит что-то неразборчивое и стучит Чонгука по голени. — Друга? А, — парень улыбается ещё шире, и Чонгук едва не давится от того, как сильно ударяет его Тэхён по колену. Чонгук бьётся другой ногой об стол, и с грохотом его примеру следует ещё и Тэхён, влетая головой вверх. Головой, на которой лежит ладонь Чонгука. — Охренел?! — вопит он, поджимая пострадавшую руку к груди, и пыхтит, заглядывая под стол, где, словно Пеннивайс, из темноты на него сверкают в улыбке зубы и глаза. Тэхён шепчет «Сорички» и принимается гладить Чонгука по бёдрам, на что тот вздрагивает, но успокаивается. — Вы в порядке? — обеспокоенно спрашивает официант, глядя с улыбкой, и Чонгук совершенно не задумываясь улыбается в ответ, кивая. Под столом раздаётся злобное пыхтение. — А Ваш друг? Тэхён на это шипит и, кажется, пытается ударить пяткой официанта, что должно выглядеть ужасающе, но Чонгук смеётся так, что на них начинают оборачиваться. — Хён, угомонись, — через смешки выдавливает он, и вновь кладёт ладонь на чужие волосы, слыша бурчания, но чувствует, как руки на его ногах заметно расслабляются, заставляя улыбнуться. Как кот, ну в самом деле. — Ой, извините! — спохватывается официант. — Вы уже готовы сделать заказ? — Мне вот этот непонятный «красный бархат», а… Хён, тебе что? — он заглядывает под стол, и оттуда ему раздаётся бурчание «Мне то же самое». Официант уходит, и Тэхён уже собирается выползти из-под стола, как тот возвращается и кладёт перед Чонгуком записку с выведенным айди от какао. — Пока Ваш друг не видит, — тихо произносит официант себе под нос и краснеет под взгляд расширенных в удивлении глаз Чонгука. — Ну и чтобы не смущать его, вот… В этот момент стол резко приходит в движение и едва не подскакивает вверх вместе с вылезшим из-под него Тэхёном, зло уставившимся на замершего в шоке официанта, и шипит: «Не друг, а парень, свали», — и комкает лежащую на столе записку, запихивая её себе в рот. В этот момент Тэхён походит на хомяка, официант — на рака, а Чонгук — будто сейчас сдохнет: не то от смеха, не то от смущения. Бедный парень лепечет что-то наподобие «Извините, ваш заказ скоро будет готов, извините» и стремительно убегает от столика. Тэхён выплевывает размякшую бумажку и щурит зло глаза. Похож на котика, но Чонгук молчит. Снова возвращается переизбыток котиков. — И что это было? — спрашивает он у недовольного Тэхёна, скрестившего руки на груди, и вскидывает бровь. — Подкат к тебе и сцена ревности от меня, — просто отвечает он и пожимает плечами, принимаясь избавляться от слоёв тонкой одежды, пока не остаётся в одной белой футболке. — И у нас всё ещё свидание. Чонгук лишь открывает рот, чтобы спросить «Какого хрена?», но тут же захлопывает. — Я думал, ты во время «сцен ревности» выглядишь иначе… — Например? — Ну, хоть не как хомяк, сожравший лист бумаги с чьим-то какао, — Тэхён на это усмехается и чуть краснеет ушами. — Сам удивлён. Думал, буду действовать поэлегантней. — И польёшь записку хотя бы соусом терияки? — с лукавой ухмылкой предполагает Чонгук и заходится на пару с Тэхёном смехом. Если их из кафе не выгонят, то это будет однозначно не за их финансовое в заказ вложение. Кофе им приносит уже другой официант под широкую улыбку Тэхёна и фырканье Чонгука. Не удивительно, но Тэхёна просят сделать «полароид» на «доску тех, кому у нас нравится» — при случае, если ему действительно у них понравится, конечно. Непонятный «красный бархат» оказывается даже вкусным: гранат и что-то шоколадное, что подсевшему на сладкое Чонгуку кажется практически райским напитком. Поэтому он заказывает ещё один. И наконец спрашивает у Тэхёна про ту девушку. — Моя бывшая. Встречались со школы и долго. Расстались не очень радостно и не очень давно, так что… Встретиться бы с ней не хотелось, — Тэхён кривится и громко хрюкает соломинкой по пене. Чонгук пожимает на это плечами и задумчиво склоняет голову к плечу. — Так, может, она и зла не держит, и не придётся больше вот так шарахаться. Я вот недавно свою встретил, и ничего — она при новом парне и даже спасибо сказала, что я тогда всё оборвал. Тэхён задумчиво поджимает губы и неоднозначно дёргает плечами. — Я подумаю. Всё равно это как-то неловко. — Ну, это… — Так, — он взмахивает рукой, прерывая, — никаких разговоров о бывших на нашем первом свидании! — А оно разве началось? Я думал, у нас свидание до продуктового, а не в кафе. — Фу, ты что, плэннер? — притворно ужасается Тэхён, закрывая рот ладонью, и Чонгук громко фыркает, цокая языком. — Наше свидание началось с выхода из дома и вплоть до возвращения домой. — Тогда это самое тухлое свидание в моей жизни. Тэхён натурально возмущается и открывает рот, чтобы сказать что-то, как тут у Чонгука звонит телефон, привлекая внимание обоих. — Я извиняюсь, это Хосок-хён, — Тэхён на это кивает и откидывается на спинку дивана, складывая на груди руки и дуя губы. Чонгук слабак, наверное, но это вызывает у него улыбку, и он принимает вызов одновременно с закидыванием ноги на чужую сторону дивана, под удивлённый взгляд и упрямое фырканье. — Привет, хён. — Гук-и, я надеюсь у вас в доме много алкоголя, — «у вас в доме» удивляет Чонгука, но он молчит. — Всё так плохо? — Моё сердце разбито, вокруг меня одни парочки, а алкоголь нынче дорогой. Пусть Тэхён раскошелится одному из хёнов Чонгук-и, — плаксиво тянет Хосок, и на фоне Чонгук слышит просьбу Сокджина перестать ныть и что у Тэхёна всегда алкоголя больше, чем продуктов в холодильнике. — Передавай Сокджин-хёну привет. И да, хорошо, мы купим. Тэхён молча просит передать от него привет и спрашивает, что надо. — Вам от Тэхёна привет, — произносит он в микрофон и на секунду закрывает его, отстраняясь. — Хосок-хён просит купить его разбитому сердцу пару бутылок чего покрепче. Тэхён пару раз кивает и подзывает официанта, заказывая себе горячий шоколад. — Ему тоже привет, а от Сокджина приказ не жрать одно сладкое — цитирую, — смеётся Хосок и ойкает, ноя, что ударился о ручку машины. — Передай хёну «окей», но сам знай, что это невозможно, потому что мы с Тэхёном на пару сладким обжираемся, как заведённые, — на фоне Тэхён стонет «Боже, как охуенно», выпивая залпом полчашки (горячий шоколад в чашке, неужели кто-то додумался?!). — Ой, понимаю. Меня тоже в последнее время накрыло. Вчера, представляешь, купил Брауни и съел в одну харю! Целый торт! Чонгук смеётся и едва не закашливается, чувствуя пальцы Тэхёна на своей лодыжке, обхватившие её в кольцо. Тот, ни о чём не думая, с удовольствием смакует напиток, изредка постанывая и сжимая пальцы сильнее, отчего Чонгук всё сильнее и сильнее наклоняется вперед, почти ударяясь животом о стол. На очередном движении чужой ладони по ноге Чонгука, тот несдержанно выдыхает, привлекая внимание Тэхёна. Он поворачивает к нему голову с шоколадными усами над губой, и это должно быть смешно, но скорее как-то… мило? Но вот его руки всё ещё не милые, а у Чонгука мурашки по всему телу от каждого касания. — Пожалуйста, хён, убери руки с моей лодыжки, — практически шепчет он, отстраняя телефон от лица, и встречает лишь чужой шальной взгляд и хитрющую улыбку. И пальцы Тэхёна, которыми он соскальзывает под тонкую ткань спортивных штанов и забирается ими выше — на голень, вторую руку опуская на место первой. И Чонгук выгибается в спине, расширяя глаза в удивлении. — Что ты там говорил про самое скучное свидание в твоей жизни? — тянет довольно Тэхён, мягко водя двумя руками по правой ноге Чонгука вверх-вниз, как по… Блять. — Если вы там трахаетесь, то хоть отключись, — обиженно возмущается Хосок, слышный, словно из бочки, потому что всё внимание Чонгука направлено лишь на Тэхёна, и на фоне что-то шутит Сокджин, весело заводясь в смехе и громком гудке машины. — Короче я не отвлекаю. Купите мартини. Поки! — и отключается. Тэхён смотрит, не отрываясь, и слизывает с одной стороны шоколадную пенку. Чонгук проводит взглядом движение его языка и сглатывает — невыносимо. Ещё и руки сводят с ума. — Никогда бы не подумал, что это лодыжки, — низко произносит Тэхён, глядя прямо в глаза с тёмным прищуром, и Чонгук единственное, что сейчас может — сжимать со всей дури челюсти в попытке отрезвить себя, но как-то не работает. — А ещё задница и уши, но я этого не говорил, — сипит он и откидывает назад голову, потому что Тэхён давит большим пальцем под косточкой и массирует едва не до стона. Чонгук уже говорил, что обожает руки Тэхёна? Он их обожает. А ещё у него, кажется, начинается проблема. — Буду знать, — и скидывает «случайно» салфетку со стола, опускаясь к ней, чтобы в следующий же момент прижаться губами к щиколотке, прикусывая её и зализывая. В течение нескольких секунд, но Чонгук чувствует, словно это длится вечность, и какого хрена Тэхён творит — их же спалят?! — но молчит, сжимая челюсти и отворачивая голову с зажмуренными глазами. В голове кричит мысль, что Чонгук сейчас на подавителях, как и Тэхён, из-за предостережений врача о «рецидиве» в виде вернувшегося гона Тэхёна от переизбытка гормонов (вблизи с истинным, ну конечно), а пидорасит его от Тэхёна как-то совсем не по альфа-омежьему, а Тэхён подкатывает к нему совсем не от гона, потому что прошло же? — У тебя вкусные щиколотки, — сообщает с ухмылкой выпрямившийся Тэхён, и в этот момент Чонгук понимает, что пиздец, потому что ногу он свою не вырывает, а в штанах у него уже появилась неплохая такая проблема. Щиколотка, лодыжка, голень, да пиздец — Тэхён с довольной улыбкой на пол-лица убирает руки, складывая их на столе, и гордо улыбается; а Чонгук прямо сейчас решает, чего ему хочется больше: вдарить ногой хёна по бедру или поцеловать эти грёбаные губы и попробовать тот горячий шоколад, привкус которого, по всей видимости, остался на его щиколотке в месте, где Тэхён его укусил. Ах, ну и ещё. Чонгук, кажется, хочет Тэхёна до дрожи и без всяких запахов.

***

Выходят они из кафе где-то под вечер: не то из-за «проблемы Чонгука и мсти Тэхёна», не то из-за засиживания в кафе бывшей Тэхёна (да, Чонгук спускался проверять), не то из-за погоды, не то из-за чего-то ещё. Заставляют они себя выйти лишь на звонке от Юнги и его уведомлении, что все уже приехали, а Тэхён засранец, раз не говорил, что у него такой кот. Как-то очень незаметно и за разговорами на грани между дружеской посиделкой и перебрасыванием фраз, смахивающих на флирт, проходит несколько часов, и вот, неожиданно, уже вечер. И у них вечеринка перед отъездом Тэхёна и во упокой недолгих отношений на курорте Хосока. А впрочем, зачем вообще искать причины для встречи с друзьями? Дурацкая привычка. Словно «просто так» уже недостаточно. — Ты о чём там задумался? Всё о моих руках грезишь? — поддевает его локтём Тэхён, задорно смеясь, и получает пинок под зад от вспыхнувшего Чонгука. — Философствую, а ты всё со своими руками. Ты на них дрочишь, что ли? — Скорее ими, малыш, — ржёт Тэхён и убегает вперёд — дальше по улице — под громкий крик Чонгука и его угрозы засадить Тэхёна головой в мусорный бак. Вернувшись в их район, они с полнейшим шоком на лице замирают посреди дороги и открывают рты, по очереди щипая предплечья друг друга. Как-то так вышло, что они идеально прошли мимо все круглосуточные (Тэхён же свой район не знает, как выяснилось) и один огромный супермаркет, что расположены буквально в соседнем доме и около него. — Мы слепые, блин? Или их открыли час назад? — неверяще произносит Чонгук, мысленно затаивая на магазины обидку. — Я за то, что их открыли час назад. Чонгук на это лишь кивает и со вздохом идёт к пиццерии — Сокджин с приветом послал их за готовой едой, потому что продукты закупил уже Хосок в благодарность за обещанный алкоголь. Его, кстати, они накупили на год вперёд. — Подожди тут, а я заберу пока. Сокджин написал, что заказ сделал на моё имя, — цокает Тэхён со вздохом и неловко улыбается, оборачиваясь и натягивая на лицо маску. — И встань где-нибудь, где поосвещённей, а то запах прорезался, а сегодня был праздник, так что могут поддатые докопаться. Чонгук лишь закатывает глаза и упрямо встаёт чуть поодаль от входа у кирпичной стены. Он как бы и сам до кого хочешь докопаться может. Но что? Закон подлости? Только Тэхён заходит в пиццерию, из соседнего здания и какого-то внутридворового щиктана вываливается пара молодых парней, выходя из-за поворота с криками и громким ржачем. Чонгук бы и не обратил внимание, если бы эти мимо проходящие не воняли так, что его едва не вывернуло. Смесь жасмина, его «любимой» гвоздики с лилиями и горький привкус табака и виски словно в смесь с коньяком. От этой какофонии Чонгук едва подавляет рвотный позыв, но, конечно же, блять, всё не может быть так просто. — Ой, а кто это у нас такой одинокий в подворотне стоит на Каннаме? Это кто же потерял такую красоту? — тянет ровно так же блевотно, как и его запах, высокий крашеный блондин с уёбски наложенной подводкой на глазах, и Чонгук еле сдерживается от того, чтобы не закатить глаза. Лучше не провоцировать. — Никто не терял и удачной дороги туда, куда шли, — занижает он голос, выдавая с максимальным спокойствием то, от чего вообще-то от дискомфорта автоматически сжимаются руки. — Да зачем нам уже туда, когда тут такая красота? — рифмует второй, и они оба разражаются громким лающим смехом. Некрасивым и раздражающим. — Вам что, проблемы нужны? — холодно спрашивает Чонгук, даже не смотря в их сторону. Он переводит взгляд на наручные часы и считает, сколько примерно нужно времени Тэхёну, чтобы вернуться. Чисто на всякий случай. Он уверен, что «если что», то и сам справится, но мало ли — он недавно болел, да и в зал не ходил сколько, так что… безопасно подстраховаться. — Только если «проблема» — это твоё имя, котёнок, — снова лает один из них смехом и делает шаг ближе, вынуждая Чонгука напрячься. Он всё ещё надеется, что те одумаются и просто отвалят. Вроде и плевать — себя он защитить сможет (эти дебилы туповаты и не бог весть, какие по телосложению), но вообще неохота, потому что мало ли — царапины будут или синяк, а он даже косметикой пользоваться толком не умеет. Он же не Тэхён. Но, кажется, парни не планируют отставать, а Чонгук уже и сам начинает подумывать о том, что «выпустить пар», как подросток, на этих двоих не будет так уж совестно. Не он же первый полез, верно? Стоял себе никого не трогал. Сами виноваты будут. — Ты так сладко пахнешь, что прямо сил нет удержаться, — урчит второй, пьяно улыбаясь и на этот раз точно вынуждая Чонгука закатить глаза, и продолжает уже с рыком: — Омега омегой сахарная. И вот где-то здесь Чонгука клинит до заходивших желваков и едва не вырвавшимся из груди рыка. Он вспоминает случай, когда шёл когда-то… давно уже в компании Юнги и Чимина по парку, а мимо них прошёл парень, брезгливо обернувшийся на всю их компанию и сказавший «Ну и вонь», глядя прямо в глаза Юнги. Тот на это лишь показал ему средний палец, а вот Чимин несдержанно рванул вперёд и, не много не мало — разбил уроду губу. Нос же ему сломал уже Чонгук. Юнги тогда стоял поодаль и спокойно курил, притворно стирая с глаз слёзы, но обнял их обоих крепко всё равно. И как-то так и пошёл клин, что запахи — несколько больная тема Чонгука и незажившая рана касаемо его собственного. Они уверены, что тот парень и его внешность будут в порядке, но, может, хоть мозги на место встанут. На счастье, тогда их от штрафа спасло отсутствие камер в округе и фонарей вблизи, но воспоминания и адреналин от них остались нерушимые. И как бы… ну зря ему сказали про запах. Чонгук же предтечный и с чёрным поясом по тхэквондо. Но где-то там с коробками пиццы скоро выйдет Тэхён, которому Чонгук скинул смс с просьбой выйти поскорее и не пугаться, и этот Тэхён — такая проблема, если честно, что сорваться на ком-то не слабо так хочется. Зря они доебались именно до Чонгука. Очень и очень зря. Хотят омегу? Пусть отожрут. И с улыбкой Чонгук с ноги выбивает блондину бутылку виски из рук, немедленно вставая в стойку. Мысленно Чонгук перед ним даже извиняется, но вообще нет. И камер тут нет ровно так же, как и в том парке. На сожаление того и этих. — Да омега с огоньком попалась, ты гляди! А какая растяжка! — восхищённо лает блондин, присвистывая и делая шаг вперёд, и укладывает руку на плечо охуевшего от чужой реакции Чонгука, с силой приобнимая, но тут, как по мановению палочки, его руку с силой отталкивает вышедший из-за спины Тэхён, немедленно вставший рядом с равной Чонгуку улыбкой, и наигранно ласково тянет: — И что это мы тут устроили? Эти гиены на его слова лишь заходятся очередным приступом смеха и скалят зубы. Шансов на мирную беседу без мордобоя остаётся всё меньше. — А ты бы свалил по-хорошему, — рыкает блондин, вынуждая Тэхёна тоже напрячься и сжать кулаки. — Герой хренов, даже выйти перед омегой не можешь, — ржёт второй и сплёвывает. Только сейчас Чонгук обращает внимание на то, что Тэхён действительно не делает шагов вперёд, стоя неизменно рядом — как с равным — и это заставляет кровь вскипать сильнее, и Чонгук ловит какой-то кайф, потому что Тэхён рядом, а не где-то ещё. Они равные, и Тэхён даёт ему это, не становясь защитником, а становясь помощником, и это восхищает так, что Чонгук прямо сейчас поцеловал бы его, не будь они вообще-то в ситуации пред «драки». — А ты в каком стереотипном мире вообще живёшь, недалёкий? — совершенно не стесняясь, смеётся над его словами Тэхён и чуть поворачивает к Чонгуку голову, еле слышно усмехаясь и спрашивая: — Надерём им жопки? В воспитательных целях. — Ты прям Дэдпул, хён, — усмехается Чонгук, но кивает, с довольным прищуром глядя на взбесившихся парней, зарычавших, словно звери. Но Тэхён лишь подмигивает и обращает всё внимание на стремительно подорвавшихся к ним «гиен». Примерно в ту же секунду Чонгук уворачивается и ударяет одного в челюсть, а Тэхён другого — в живот, из-за этого пропуская удар, прилетевший ему в скулу. И Чонгук заводится, потому что, блять, лицо Тэхёна неприкосновенно. И ударяет блондина кулаком в нос так, что от фирменного Чон-удара он с криком чайки отлетает к противоположной стене переулка и вырубается. Его дружок за честь друга с пару минут крякает матерными посылами всех и вся со всей их родословной, но удачно затыкается, когда Тэхён, словно в фильме, надевает ему на голову мусорный бак и стучит по металлу, начиная на каждый удар зачитывать ему права омег из гражданского кодекса. Выглядит комично, но Чонгук лишь широко улыбается и потирает костяшки, которые обязательно надо будет обработать. Что ж, это было быстро. Когда второй усаживается рядом со своим отключившимся товарищем у стеночки, Тэхён присаживается к ним, дожидаясь осоловелого взгляда очухавшегося блондина, и разом бьёт их обоих лбами друг об друга, с улыбкой спрашивая: «Ну и нахрена всё это было?», — на что те лишь ноют и держатся за пострадавшие головы. Когда Тэхён поднимается с колен и с кривой улыбкой спрашивает у Чонгука, в порядке ли он, Чонгук может думать лишь о наливающемся синяке на скуле Тэхёна и о его глазах, что в противоречие весёлой улыбке отражают волнение и едва ли не страх. На это Чонгук лишь коротко улыбается и берёт старшего за руку, сплетая их пальцы и спрашивая, куда он дел их ужин. Домой они доходят так же, не разрывая рук, на что Чонгук почему-то лыбится, как дебил, а Тэхён смущается, время от времени с волнением глядя на их переплетённые пальцы. Очень тепло и мягонько. Но Тэхён всё ещё какой-то скрытный, потому что теперь Чонгук вновь замечает этот взгляд — тоскливый и тяжёлый, который Тэхён научился прикрывать за улыбками и вот таким флиртом, но он всё ещё какой-то… грустный. И у Чонгука кончики пальцев подрагивают от того, как ему не хочется, чтобы Тэхён это «плохое» чувствовал. А «зависать» тот стал лишь чаще, и Чонгук как-то уже не верит, что ему просто кажется.

***

Из квартиры раздаётся приглушённая музыка — какая-то поп, смешанная с рэпом — и Чонгук краем глаза замечает вытанцовывающего на барной стойке тверк Чимина, поддерживаемого криками и аплодисментами со стороны Юнги (ну, конечно), Хосока и, что удивительно, Намджуна. Сокджин замечается на полу в позе эмбриона с красным лицом и уже плачущий от смеха. Чонгуку хочется сказать, что их друзья долбоёбы, но тогда их с Тэхёном заметят, и вопросов не оберёшься. Поэтому они, словно ниндзя, крадутся вдоль стеночки, провожаемые спереди котом, в надежде, что их не заметят на пути к спальне Тэхёна. А там и душ, и одежда, и медикаменты, и прочее, и прочее. Кот с гордым видом стоит возле проёма, наблюдая с видом опытного консьержа за их едва ли не кувырками (стиль ниндзя же) внутрь тёмной комнаты, и с гордым «мяу» лапой подтягивает за ними дверь, прикрывая. На этой секунде Тэхён и Чонгук смотрят на образовавшуюся щель с таким видом, словно увидели не то пришествие, не то магию вне Хогвартса. — Надо бы ему имя дать, — задумчиво произносит Тэхён, медленно моргая для привычки к свету. — Знаешь, — задумчиво тянет Чонгук, поворачиваясь к нему лицом, — мне кажется, скорее он тебе имя новое придумает. Тэхён на это не моргает, в ужасе искривляя губы, и крупно вздрагивает, видимо представив себя питомцем у кота. — Я же хорошо с ним обращался, верно? — Ты выкинул его игрушку. Тэхён возмущённо ахает и шёпотом возмущается: — Это был фантик! И оба смеются, закрывая рты друг друга ладонями, чтобы — не дайте боги! — силы кота по их сокрытию не оказались напрасны. Это существо на обычное «нассать в тапки» размениваться не будет. Отсмеявшись, Чонгук выбивает себе поход в душ, а Тэхён — выполнять опасную миссию по забегу в спальню Чонгука за его одеждой. Можно бы было и одежду Тэхёна, но оба понимают, что тогда вопросов не оберёшься. А, он уверен, их и так доебут за всё хорошее. Наскоро забежав в душевую (потому что иначе им могут позвонить друзья с вопросами, где они потерялись, и они спалятся), Чонгук с особой тщательностью и аккуратностью отмывает ноющие костяшки, уже догадываясь, как потом будет жалеть, что просто не сбежал от тех придурков. Полудурок хренов и Тэхён такой же. На мыслях о Тэхёне, Чонгук делает пометку, что тот мог сходить в душ у Чонгука в комнате, но тогда велика вероятность, что их найдут, потому что у Тэхёна-то супер звукоизоляция в комнате, а вот у Чонгука… несколько хуже. Впрочем, он просто надеется, что Тэхёна никто не заметит раньше времени. Детсад какой-то, но почему бы и нет. Иногда ведь нужно себя разгружать дуростью, верно? А загруженность в голове у Чонгука повышена в последнее время просто галактически. Касаемо себя, касаемо Тэхёна, касаемо всего, потому что многое непонятно. Он не то, что «теряет себя», как выражался раньше, но что-то неумолимо меняется точно. Может, дело в мире этом, а может в Тэхёне, но факт фактом — Тэхён днём отсосал лодыжку Чонгука, а тот не то, что не выдернул её и не наехал, так и едва не кончил. От поцелуя. В ногу. А ещё они несколько раз с Тэхёном целовались, Чонгук ему отдрочил, Тэхён приснился ему во сне эротического характера, и Чонгук уже перестаёт себя как-то контролировать рядом с Тэхёном, потому что — ну, пиздец — его губы так и тянут. Что как бы конец, потому что до этого Чонгук не замечал в себе поползновений на гомо-сторону, но и достаточно неплохо, потому что Чонгук никогда ещё не испытывал такого тянущего внутри чувства к другому человеку, что вообще-то приятно, когда не является позорным и «ненормальным», как скажем, в обычном «родном» мире Чонгука… так ещё и Тэхён вроде как не против чужих поползновений. А это… ну приятно, да. Пока минусов не наблюдается. Но запутанность и незавершённость в решениях и мыслях остаётся. Может, к психологу записаться? Может, у Чонгука реально уже кукуха поехала? Почему-то в этот момент в голову влетает мысль, что если врач что-то скажет ему про то, что да, или что «если он сомневается, то лучше этого не делать» (Чонгук не знает — он не был у психолога), то его переклинит и он разревётся. Это, кстати, очень желанная штука, потому что внутри всё бурлит и взрывается, а кулаками не выплёскивается. В такие моменты, он невероятно счастлив, что его родители не запрещали ему это и не попрекали за слёзы. Никогда. По этой причине он и вырос достаточно беспроблемным в плане своего ментального здоровья, если можно так сказать. И как же с возрастом он благодарен становится родителям — словами не описать. Проблемы себе Чонгук сам часто находит — это да, — но родители его поддерживают и только держат кулаки. Почему-то на этой мысли Чонгук улыбается и смотрит на резиновый коврик с рыбками с улыбкой, отмечая, что, наверное, хотел бы познакомить родителей и брата с Тэхёном. И его родителей узнать, чтобы понять, в кого Тэхён такой духозахватывающий. Господи, да он даже мысленно звучит как Белла с её вечными вздохами по Эдварду. Так, стоп. Чонгук реально до сих пор помнит их имена? Закрыть тему, немедленно закрыть, не то опять загонится. У него в голове и так внутренний голосочек нашёптывает прикольным открытием, что Чонгук слишком заванилился и засахарился. И к квартире привык, и к Тэхёну ближе хочется, и не страшно от него, и «и». Очень много «и», которые перечислять можно раз за разом, а потом залипнуть на профиле Тэхёна и понять, что начинать надо заново. Может, всё из-за тэхёновой внешности? Она идеальная, симметричная, такая, что дух захватывает своей аристократичностью и благородностью. Здесь разговор не о цвете кожи, который у Тэхёна карамельный, а не «благородный белый», потому что кожа Тэхёна — один из самых сексуальных оттенков, который Чонгук когда-либо видел в своей жизни (или Тэхён в целом, ладно), а разговор о том, что деталями внешности и поведения Тэхён напоминает какую-то императорскую, королевскую особу — наследного принца или начальника службы охраны королевской семьи, или воина, или Чонгук, успокойся, ты пересмотрел дорам. Дурацкий домашний Тэхён с самыми идеальными улыбками и такими тёплыми глазами, что в них хочется смотреть не моргая, как нездоровый фанат. Чонгук уже ни черта не понимает в себе и своём поведении, а в такие моменты его начинает клинить на подозрениях влияния на него мира, заставляя его быть ведомым, что он вообще-то не выносит. Ну, за редкими исключениями. Чонгук выходит из душа, задумчиво поджимая губы и хмурясь. Ему необходимо прямо сейчас убедиться в кое-чём. Немного слепо и маниакально, но нужно. Но он не знает, что делать с итогом. — Ну и какого чёрта тогда? — шепчет он себе под нос, глядя в зеркало, стоящее в спальне, и осматривает себя в полный рост. Полотенце он скинул где-то на кровати, чтобы показаться полностью. И это сложнее, чем казалось, потому что… Всё его: лицо, плечи, талия, бёдра, рост, мышцы да даже член — всё его неизменное. Волосы другого цвета, а не как полгода назад, но это ерунда — мелочь совершенно. Его тело, его голос, он сам — неизменно ничего, он тот же, но почему тогда он чувствует, словно в нём что-то появляется? Словно зарождается нечто большее? Юнги бы точно сказал, что это «мозги», но Юнги вне зоны доступа, потому что он ржёт из гостиной с Чимином на пару. Потому что с Чимином им сейчас хорошо. В той же ситуации и Намджун, и Хосок, который нашёл себе на Чеджу какую-то девушку и они успели расстаться сразу после «того самого». То, что ожидает и Чонгука. И то, что он вообще-то должен провести с Тэхёном. То, во время чего Тэхён будет в нём, а Чонгук — с ним. Во всех отношениях. Чонгук сжимает челюсти и бьёт кулаком себя по животу, ударяясь о пресс — почему-то внутри стало как-то странно. Не боль, но нечто знакомое, желаемое быть отогнанным. Чонгуку страшно. И это, собственно, всё, что стоит знать о его чувствах на данный момент. Чонгук разжимает кулак и кладёт ладонь себе на татуировку, оглаживая гладкую кожу почти зажившей работы, и медленно ведёт вверх — взгляд скользит по отражению в зеркале, отслеживая движения. Юнги с Чимином, Хосок и та девушка, Намджун и Сокджин, он и Тэхён. Сердце сбивается с ритма, вынуждая сделать глоток воздуха, судорожно выдыхая. Сумасшествие и безумие. Он и Тэхён. Чонгук стискивает зубы до скрипа, но не отрывается от отражения самого себя, заглядывая прямо в глаза. — Кто ты? — беззвучно шевелит он губами, вздрагивая, когда его собственная рука проезжается по привставшему члену, а в двух метрах от Чонгука раздаётся шорох двери. Он всё ещё без одежды, но постараться прикрыться почему-то он даже не думает, продолжая смотреть на себя, пытаясь узнать, пытаясь хотя бы понять, кто это и точно ли это он сам. Полное копирование его действий убеждает, что собственной персоной. Отражение касается своей левой груди и Чонгук чувствует под правой рукой отбивающее в кожу сердцебиение. Это всё он. За этим его застаёт Тэхён, незаметно вернувшийся из чонгуковой спальни, где он собрал ему стопку одежды и провёл н-ное количество времени за нанесением консилера. Заскоки знаменитостей? Скорее дурацкая привычка и нежелание волновать друзей своим фингалом. — Ты чего подкрадываешься? — тихо спрашивает Чонгук, чувствуя, как по всему телу бегут мурашки от пронзительного взгляда Тэхёна, который стоит и совершенно не переставая осматривает его с ног до головы и обратно. Чонгук видит этот бегающий по нему взгляд в зеркале, и это… смущает. — Так и будешь пялиться? — Чонгук выдыхает, ненароком напрягая мышцы, и поворачивается к Тэхёну полубоком. Тэхён тут же прилипает взглядом к его бедру с, ох, точно… — И давно у тебя татуировка? — он сипло выдыхает это и тут же прокашливается, делая шаг ближе. — Месяца два уже вроде. Тэхён на этом удивлённо вскидывает взгляд и натыкается на внимательно смотрящего на него Чонгука. У Тэхёна запах, что ли, усилился? Или это только кажется? Оу, вернулись запахи. — Можно поближе посмотреть? И вроде обычный вопрос — да, но заставляет Чонгука нервно сглотнуть и что-то промямлить в разрешение. Не монашкой же ему скрывать свою татуировку, верно? Да и нечестно это как-то, что его вроде как друг-Тэхён узнаёт и видит его тату даже после набежавших в салон к «китатайцам» клиентов, купившихся на рекламу с использованием бёдер Чонгука. Это как-то нечестно? Тэхён же с ним всем делится, так что… Пусть смотрит? Лишь бы не так испепеляюще. Чонгук стоит перед Тэхёном совершенно голый — не стоит забывать этот факт. И Чонгуку было бы и плевать, потому что — не привыкать ему, что ли? — но почему-то совершенно как-то не плевать. Он выпрямляет спину и, честно, не специально, напрягает мышцы на всём теле. Словно он какая-то модель на показе. Всё дело в Тэхёне и том, что он знаменитость, перед которой не хочется выглядеть дерьмом? Или лишь первый пункт? Или всё дело в его запахе, в котором примешалось нечто сливочное и сладкое? Очень нежное и очень желаемые быть услышанным ярче и ближе. Тэхён снова сглатывает и делает один шаг ближе, плавно оказываясь близко настолько, что вытяни он руку хоть на сорок пять градусов — коснулся бы пылающей кожи точно. Горит тело от душа или от неловкости — вопрос хороший. Тэхён меж тем присаживается на край кровати и самостоятельно поворачивает Чонгука боком, приближая к себе на доступный максимум. — Невероятно, — шепчет он с улыбкой и еле ощутимо касается пальцами крыла дракона, заходящего Чонгуку на ягодицу; он медленно ведёт вдоль стройной, но крепкой фигуры животного, останавливаясь на пасти, из которой дракон извергает лепестки сакуры, на кончиках которых замерли алые капли, капающие сверху с острых зубов; лапы животного и его крылья обвивают ветви, отводимые от перепонок дымчатой рукой неизвестного фантома. Чонгук знает. Но ему всё равно до сбитого дыхания приятно, что Тэхён считает так же. Тэхён приближает лицо к бедру Чонгука так близко, что он может чувствовать кожей его дыхание, и не перестаёт касаться, пробегаясь по перепонкам, острым когтям, каждой чешуйке и по каждой капле, задерживаясь на светло-розовых лепестках. Чонгук смотрит на него сверху вниз и, на самом деле, их поза довольно компрометирующая, но прервать он бы не смог. Его словно держит. Возможно, волнение и определённая нервозность от важности чужого мнения и его действий. Тэхён важен. Его слова и мнение важны. Он не абы кто по очень многим пунктам и причинам. — Больно было? — спрашивает он, выдыхая прохладу на горячую кожу. Чонгук лишь мотает головой и убеждает, что нет. Тэхён поднимает взгляд, проскальзывая им ненароком по телу Чонгука, и так замирает — глядя ему в глаза с закинутой головой, в расстёгнутой на верхние пуговицы серой аляпистой рубашке и с покоящейся на бедре Чонгука ладонью. Стоило бы смутиться, ведь это точно за гранью дружеских норм физического контакта, но как-то не смущается. Лишь дыхание сбивает к чертям, но это всё от перепада температур. Чонгук видит, как Тэхён хмурится и уже приоткрывает губы, словно собираясь сказать что-то, но поспешно расслабляет лицо и убирает руки, складывая их себе на колени. Будто ничего и не было. Будто так и должно быть и всё верно. С какого-то чёрта Чонгуку больше нравилось то повисшее между ними напряжение секундой назад, чем эта натянутая улыбка Тэхёна и его выражение «Всё охуенно», хотя Чонгук — не долбоёб, и он прекрасно видит, что у Тэхёна дрожат пальцы. Это не круто. Ему это не нравится. Он не знает, что с Тэхёном, и он с десяток раз успевает перекричать самого себя в сомнениях, стоит ли ему лезть и стоит ли ему узнавать, что именно, но, в конечном счёте, он не выдерживает. Достало. — Тэхён, что с тобой происходит? Тэхён на это чуть кривит свою улыбку, словно надеясь не упустить её, и качает головой. — Не хочу тебя напрягать, всё в порядке. Я буду в порядке, — произносит он с улыбкой и уже надеется встать, но Чонгук рукой надавливает ему на плечо, задерживая на месте. Второй рукой он нашаривает на краю кровати ледяное мокрое полотенце и повязывает его на пояс. Иначе как-то не очень. Тэхён на его манипуляции заметно расслабляется и даже искренней начинает улыбаться. — Тэхён, мне важно это, — он произносит это чётко и глядя Тэхёну в глаза. Вторую руку он кладёт на второе плечо, начиная нависать над, словно школьный вымогатель завтраков. — Мы не чужие. И можем доверять друг другу, окей? Тэхён зависает, судорожно вздыхая и чуть дёргается; Чонгук не уверен, но, кажется, у него мелко дрожат ресницы. — Правда, лучше не надо, Чонгук-а. Это неправильно всё, серьёзно. Я буду в норме. — Что это такое, что ты не можешь мне сказать? Да ты мне даже то, как дрочил в школе на свою одноклассницу под партой рассказывал. Я же ничего не сказал! Не бойся меня, ну же, — они поменялись местами, и теперь Чонгук упрашивает второго довериться ему и не бояться. Приятное чувство. У них всё же неплохо так укрепились отношения. Тэхён невесело хмыкает и переводит взгляд куда-то на окно. — Жалеть будешь. Чонгук бессовестно залипает на его профиле и идеальной коже, прикрытой тонким слоем косметики. Профессионально, что и комар носа не подточит в поиске следов недавнего удара. Чонгук стискивает зубы и мысленно рычит. У Тэхёна очень красивая кожа — гладкая и невероятного оттенка, напоминающего солнце и карамельный шоколад. Буквально сбивает дыхание. Чонгук бы запретил законом использование косметики и наказал за каждое осквернение чужой внешности. Чужой? Чонгук бы запретил законом всё, как-то перекрывающее истинность Тэхёна. И — о господи — как много в этом значений. — Мне не всё равно на то, что тебя беспокоит. Давай уже, — Чонгук сжимает крепче его плечи и медленно разминает их. Он принял решение, и он не пожалеет. Всё будет в порядке. Что такого ему может сказать Тэхён, что заставит его пожалеть? В убийстве признается? Тэхён закрывает глаза, считает шёпотом от пяти до нуля и поднимает взгляд вновь. В глазах читается сожаление и ещё что-то неясное — страх? — Прости меня, — Тэхён хрипит это так, что ему приходится прокашляться и вновь заглянуть Чонгуку в глаза. Он сдерживается и пытается оттянуть момент — Чонгук его не торопит. Он вот с признанием и объяснением своей «неместности» тоже тянул. И ничего. Его ведь Тэхён принял? И Чонгук его примет. Любым. Они ведь не чужие. — Да не тяни ты уже. Никуда я не денусь, гово… — Ты мне нравишься. Точка невозврата. Тэхён смотрит прямо в глаза и чуть расширяет свои глаза от волнения, вскидывая домиком брови, и шепчет еле слышно следом: — Очень. Прости меня за это. Сбивает дыхание и сводит внутренности; Чонгук перенимает чужую дрожь, ощущая каждый клеточкой, как потрясывает Тэхёна под его руками, и чёрт, блять, ему не стоит так реагировать, но он реагирует — он, не убирая рук, присаживается рядом с Тэхёном на кровать и обнимает его, прижимая к себе и чувствуя, как тело рядом с ним каменеет. Это не здорово. Ему так не нравится. — Тэхён, выдохни, пожалуйста, и не извиняйся передо мной, — тихо просит он, самому себе выкрикивая это мысленно. Тэхён, может, и актёр, но Чонгук тут за адекватность. По крайней мере, должен быть. Хоть в чём-то ему стоит быть определённой опорой. — Ничего страшного не случилось, слышишь? Я после этого убегать от тебя не собираюсь. Хотя вот то, что ты меня голым увидел — немного смущающе, окей, — он тихо произносит это ему в макушку, поглаживая по спине и надеясь, что Тэхёна, наконец, отпустит — ему надо расслабиться. Так — неправильно. Тэхён коротко хмыкает, опуская плечи и ответно сжимая Чонгука в объятиях. Тот на это заметно выдыхает. Что-нибудь придумают. Как-нибудь что-нибудь. — Спасибо, — шепчет Тэхён ему на ухо, сжимая крепче и касаясь ладонью лопаток: так — кожа к коже — очень обжигающе. Чонгук на это судорожно вздыхает, и Тэхён понимает это неправильно — он убирает руку и опускает голову, собираясь, наверное, отстраняться. Чонгуку это не нравится, поэтому он крепче обхватывает его корпус руками, щекой прижимаясь к его шее. Его глаза широко раскрыты, а пальцы мелко дрожат, потому что на грани. Тэхён спрашивает, всё ли с ним в порядке, а Чонгук думает уже открыть рот, чтобы убедить в своей спокойности, как позорно всхлипывает прямо Тэхёну на ухо, пугая его и себя не на шутку, и буквально повисает на нём, пряча лицо в изгибе плеча. Рубашка точно намокнет. Чонгука трясёт, и Тэхён в панике прижимает его к себе ближе, поглаживая по голове и зарываясь пальцами в волосы, массируя кожу. Когда Чонгук так делал ему — это помогало. Но возможно дело просто в Чонгуке было всегда. Чонгука, наконец, прорывает, и он отпускает себя, давая волю эмоциям, впервые за всё время пребывания здесь. Тэхён что-то шепчет ему успокаивающее на ухо, но Чонгук не слышит это, потому что в голове лишь голос Тэхёна и его «Ты мне нравишься», «Ты мне нравишься» на повторе, бьющее набатом по голове. Почему-то впервые Чонгуку так неистово страшно слышать это от другого человека, и он так этому верит до боли в животе. Ему так важно это слышать, и он просто надеется, что это не очередной сон, но волнение окутывает с ног до головы, и Чонгука буквально разрывает. Ему впервые так не болезненно больно, а пугающе.

***

Когда Чонгук с Тэхёном выходят к друзьям — Чонгук с красными глазами и перемотанными костяшками на правой руке с приложенным к ним льдом, а Тэхён с просвечивающимся через слой консилера фингалом и также приложенным сухим льдом из аптечки к пальцам (на всякий случай) — первое, что спрашивают их друзья, становится: «Вы, блять, в гон морды друг другу били, что ли?» Что забавно, потому что у них едва не вылетевшая из крепления под потолком груша, но далековато от правды, потому что у них всё чинно-мирно и с дружным хуком по ебалу двум кретинам в подворотне. Кстати, Чонгук подумал, что если Тэхёна с его отсутствием реальных попыток мирно окончить стычку с теми парнями вполне оправдывает недавний гон, то вот у самого Чонгука, видимо, реально детство в жопе играет, что не сказать, очень круто. Но правду они им всё равно не говорят. Как-то обоюдно, потому что лишние нервы друзьям и дополнительный повод посчитать Чонгука (в частности) долбоёбом. А он так-то и сам это знает. В итоге все просто машут на них рукой и начинают первое массовое застолье и упокой отношений Хосока, на которые он возлагал такие большие надежды. Чимин усаживается прямо на барной стойке вместе с Сокджином (под недовольный взгляд Тэхёна и высунутый язык второго — что за дети, ну в самом деле?), которого обнимает бережно за пояс Намджун, молча уткнувшийся в чужое плечо; Хосок притаскивает из холодильника мартини с колой и апельсиновым соком (для начала), усаживаясь на диване в позу лотоса, а Юнги хватает в одну руку кота, а в другую — пакет с коробками пиццы. Тэхён усаживается рядом с Хосоком и начинает о чём-то тихо с ним переговариваться под смешную мимику второго и короткие смешки старшего. Чонгук решает сесть аккурат возле панорамного окна, прислонившись к нему спиной. Прохлада стекла и полумрак гостиной навевают какое-то тепло, так что он просто молчит и следит за всеми взглядом. То, как все «парочки» нежно контактируют друг с другом и то, как Чонгук улыбается, видя друзей такими счастливыми. Тэхён с котом, Чимин с Юнги, Намджун с Сокджином, а Хосок… ну, он с бутылкой. Чонгук надеется, пока. Спустя какие-то считанные минуты все немного перемещаются и вот уже Сокджин без конца шутит под громкий смех Чимина и вид «пристрелите меня» стоящего рядом Намджуна, а Хосок в качестве бармена бегает от одного к другому со стаканами, наполненными на выбор мартини с соком или колой (Тэхён и Юнги единственные, кто выбрал колу), напоследок болтает в бутылке жидкостью, довольно улыбнувшись, и наливает сок прямо в неё, тут же присасываясь к горлышку. Когда с громким криком Тэхён начинает пинать Юнги под зад, а тот на это на всю квартиру смеётся, Чонгук едва не выплёвывает свой мартини (и да, у них без специальных бокалов и оливок, но так даже вкуснее), потому что Юнги какой-то слишком добрый, и вот попробуй сам Чонгук сделать ему так же. Временами Тэхён бросает взгляд на наблюдающего за всеми молча Чонгука, и тот делает максимально отрешённый вид, словно он это не замечает и вот — просто говорит с подсевшим к нему Сокджином, потому что Чимин отошёл ответить на звонок с работы, а Намджун решил нажраться за горе друга, отчего притащил из бара виски, чтобы кола не пропадала. Юнги на эту картину называет его деревенщиной и говорит, что лишь кретины подзаборные пьют виски не в чистом виде. На это в голос ржёт уже Чонгук, привлекая внимание всех, а спустя пару мгновений — довольный вздох облегчения и радостное восклицание вернувшегося Чимина: — Ну хвала богу кимчи! Я уж за тебя успел переволноваться! — и вприпрыжку подлетает и укладывается ему на колени. Чонгук чувствует при этом внимательный взгляд Тэхёна, но не отвечает на него. Почему-то сейчас сложно. И Чонгук понимает, что это некрасиво, но ему всё равно сложно. Их вечеринка (и все, что проходили в этой компании до — не считая Намджуна и Хосока) настолько спокойная, что стоило бы начать считать себя стариком и думать, что молодость прошла, но как-то негатива не вызывает, потому что это оказывается так комфортно — быть в компании знакомых тебе людей, друзей, и не слушать басы электронной музыки, а лишь приглушённый поп из колонок, чтобы не приходилось орать для поддержания беседы. Кто бы сказал Чонгуку чуть больше полугода назад, что тихая вечеринка с пиццей и в компании шести близких друзей без кого-то лишнего может быть такой приятной — он бы, наверное, засмеялся. Потому что тогда и компании подбирались по другим «хотелкам», и сами вечеринки. Тогда всё было очень шумно и активно, с множеством незнакомцев и жутким отходосом поутру в компании чьей-то обнажённой спины (и такое бывало) или же лежащим на кафеле рядом с унитазом. Почему-то тогда не тошнило от всего этого, а сейчас одни лишь воспоминания заставляют нахмуриться. Впрочем, может, он просто вырос и сделал переоценку ценностей. Например, того, что отдать пиццу не какому-то левому чуваку с его барышней на ночь, а другу — не жалко. Потому что Хосок хнычет, что ему мало, а пеперони остался последний кусочек, а Чонгук хороший друг. Кстати, судя по довольному виду Намджуна, увлечённо разглядывающего коллекцию пластинок Тэхёна и периодически спрашивающего у него об очередной, и Хосока, играющего с котом кусочком пиццы, его старым друзьям тоже приходится по вкусу такой стиль вечеринок. Взрослеть иногда здорово. Но где-то на игре в ладушки с Сокджином, Чонгук отключается, а просыпается, наткнувшись на шесть пар перепуганных глаз, глядящих на него сверху вниз. — Я, кажется, вырубился, да? — прочистив горло, сипит он, и Юнги тут же протягивает ему стакан. Логично, что с мартини, но даже это помогает. — И часто такое бывает? — обеспокоено спрашивает Намджун, трогая его лоб ладонью. Чонгук натянуто улыбается, чувствуя себя на самом деле, словно перекрученным в мясорубке, и качает головой. — Это от усталости просто. Я же недавно болел. — При мне раза четыре точно. За последний месяц, — не даёт ему договорить низкий голос Тэхёна, вынуждая посмотреть на его обладателя снизу вверх. Тэхён смотрит обеспокоенно и так, словно единое чонгуково слово — и он сорвётся выполнять пожелание. Но Чонгук лишь взглядом спрашивает, нахрена вот он это сказал, и Тэхён отворачивается. — Доктору Мину не говорил? — спрашивает Сокджин и, посмотрев на него, Чонгук понимает, что тот говорит даже не с ним. Словно Чонгук ребёнок. — Сказал. Он предположил, что это может быть из-за меня. Тэхён выглядит настолько напряжённо, что Чонгук впервые чувствует в его запахе нотки горечи, и это, если честно, поразительно, потому что сколько вообще в Тэхёне запахов, но и стоп. В смысле, из-за него? — Не понял, — озвучивает за него Хосок, поглаживая Чонгука по голове. В его запахе тоже добавилось что-то иное, но не настолько отчётливо рядом с Тэхёном, так что Чонгук не может почувствовать. Наверное, это тоже от напряжения или волнения. — Доктор Мин сказал, что из-за меня его гормональный фон сходит с ума. Потому что мы вроде как истинные, кому по законам природы логично быть вместе, но Чонгук это блокирует по понятным причинам, потому нам с ним обоим и хреново. Из-за друг друга. Мне легче, но ему труднее. Из-за того, что он себя блокирует. На его слова раздаётся молчание, и лишь Чонгук вслух озвучивает мысли всех. — Нихуя не понял. В смысле? — Твой организм перестраивается, — прокашлявшись, объясняет Сокджин, стараясь добавить в голос мягкость, но Тэхён как-то весь сжимается под серьёзным взглядом Чонгука, и поворачивает к нему голову, встречаясь глазами. — А точнее — подстраивается. Под меня. Так же, как и мой — под тебя. Но если мой ещё может нормально функционировать из-за… — он сглатывает, пропуская фразу, которую Чонгук понимает и так. «Из-за того, что я влюблён в тебя». Он, блять, читал об этом на днях. — … и я признаю это, понимаю. То твой со временем лишь больше и больше слабнет, Чонгук. Потому что я проебался. — Тэхён, перестань, пожалуйста. Это может быть просто от приближающейся течки. Но Чонгук уже не слышит, погружаясь внутрь себя и мысленно абстрагируясь от происходящего извне. Тэхён смотрит на что-то настоятельно говорящего ему Сокджина, и в его глазах столько боли, что хватит на большую трагедию сильнее пьес Шекспира, а его вид так и кричит: «я виноват», «это всё из-за меня». Потому что вот, за что Тэхён извинялся. Не за чувства. А за то, что из-за них организм Чонгука должен ответить взаимностью или боить* рядом. Потому что из-за того, что Тэхён влюблён в Чонгука безответно, то плохо становится именно тому, кто не любит в ответ. Такой вот сюрприз от природы. Потому что не будь у них чувств к друг другу одинаково — всё было бы в порядке. Потому что в этом случае даже истинные — могут быть с кем-то другим. В том случае, если хоть один из них не влюбится по уши в своего истинного. И как Чонгук только сразу не понял? Ему-то стало тяжело от того, что он не может ответить взаимностью дорогому человеку. Или что мог бы, но пока боится как. Или ещё, блять, за что, но не от мысли о том, что ему хуёво рядом с Тэхёном, которому он не отвечает взаимностью, и что по логике — ему нужно уехать от него как можно дальше, чтобы сделать проще себе. Вдали от влюблённого в него Тэхёна, — Я думал, ты понял. И поэтому… — «расплакался» — понимает Чонгук, и на тихий шёпот Тэхёна лишь сжимает челюсти, чувствуя, как болит в сердце. Так, словно внутри мышцы качают не кровь, а камни, что больно до безумия, но несколько отвлекает на себя. Чонгук концентрирует внимание на ударах болеющего сердца и мысленно считает каждый, словно физически ощущая каждый «камень», что проходит через клапаны. За этим он не замечает, как Сокджин о чём-то просит Тэхёна, вынуждая того выйти из гостиной. Чонгуку бы стоило выдохнуть, что он оставил его сейчас одного, но отчего-то не успокаивается. И Чонгук чувствует лишь то, как с болью в сердце приходит давление где-то ниже яремной впадины, вынуждая прижать к грудной клетке ладонь и сконцентрироваться на этом. Тэхён признался ему, что Чонгук ему нравится. По-настоящему нравится. И Чонгук солжёт, если скажет, что ему это было не приятно. Ему часто говорили это, но прежде все эти признания оставались лишь в голове на потеху самолюбия, но ещё ни разу — в глотке, мешая сглотнуть. Ни разу ему ещё так не долбило в виски осознанием этого, а сердце ещё никогда не превращалось по ощущениям в качающий кашу с камнями орган, который хочется вырвать. Ещё никогда Чонгуку так не ныло где-то внутри и ещё никогда не сжималось в животе, словно в предвкушении. Словно замирающее на грани неясное чувство, что вот ты стоишь на обрыве, а внизу — пелена тумана, через которую ты ничего не видишь, но оттуда тебя мягко зовут по имени, зазывая к себе. Господи, да Чонгуку никогда ещё не хотелось так спрыгнуть в обрыв к неизвестности, но земля не отпускает, привязывая к себе страхом. Может, дело в том, что ему никогда прежде не признавались в симпатии парни (что ложь, потому что и такое было) или что это от признания от друга. Но что-то подсказывает, что эти варианты стоит отмести за неверностью. Когда Тэхён возвращается, тихо и незаметно для всех присаживаясь в углу дивана, и забирает на колени кота, Чонгуку хочется кричать от осознания того, что запаха Тэхёна он снова не чувствует. А ещё от того, насколько неуютно себя ощущает по виду Тэхён в собственной квартире. И Чонгук бы обнял его, но его не отпускает обнимающий за плечи Намджун и лежащий на коленях Юнги, что-то говорящие ему. И Чонгуку правда жаль, что он их не слушает, но Тэхён привлекает всё его внимание. И его грустный взгляд, и его подрагивающие пальцы, пока он гладит кота, и его в целом понурый вид. «Господи, да почему никто больше этого не замечает?!» — хочется кричать ему, но он молчит и лишь смотрит, не моргая, на осунувшуюся фигуру, словно уменьшенную в жалкую копию того, кого он знает так недолго, но так хорошо. И как же страшно подойти или хоть вытянуть руку, хоть позвать по имени, потому что в Чонгуке всё ещё слишком много тараканов и слишком много «стопов» самому себе. Один из них, что отстранившись он от друзей, чтобы подойти к Тэхёну и без слов обнять его — друзья тут же закидают их тупыми смущающими вопросами, а Чонгук к ним не готов. Когда они в глазах остальных лишь друзья с Тэхёном — как-то спокойнее, но, чёрт его подери, как же ноет от желания плюнуть на всё и просто оказаться рядом и сказать, что он ни в чём не виноват. Потому что да, Чонгук уверен, прямо сейчас Тэхён проклинает себя, весь мир и саму их встречу с Чонгуком, что неправильно, потому что Чонгук не жалеет. Хотя именно Чонгуку со временем всё хуже и хуже. Здесь звенит первый звоночек с мыслью о том, что ради Тэхёна он готов вернуться назад, если действительно существует параллельная реальность, в которой есть ещё один Чонгук, рождённый омегой, что точно сможет сделать Тэхёна счастливым. Не ради себя уйти. Ради него. Почему-то чувствуется лишь так. И если Чонгук никогда не был бесчувственным, то вот по большей части эгоистом был всегда, не привыкая думать о других в приоритете над собой, но сбой — один за другим — Чонгук опять может думать лишь о Тэхёне, хотя ему — честно и объективно — без Тэхёна будет, скорее всего, хуже, чем с ним. Духовно. — Давайте все успокоимся, пожалуйста, и завтра напишем доктору Мину об этом. Может, он что подскажет. Мало ли, с кем обмороки не случались, верно? — пытается призвать всех к адекватности Чимин, держащий за руку зависшего взглядом на виде за окном Юнги, но Хосок лишь безрадостно хмыкает и отрезает: — Например, с Чонгуком. Он же спортсмен. Медалист. У него здоровье, как у космонавта. Но Намджун на это бьёт его по бедру и приказывает заткнуться. Поговорят об этом завтра. И не догадками, а с опытным врачом. Сокджин лишь с улыбкой поглаживает Чонгука по спине и просит не загоняться плохими мыслями, говорит, что они все вместе что-нибудь придумают, а ещё что-то говорит, что у него для Чонгука сюрприз, но тот не может нормально реагировать и лишь смотрит на молчаливого Тэхёна, выглядящего так, словно он человека убил. — Хён, пожалуйста, угомони свои флюиды Пьеро и подойди уже к Чонгуку — он в тебе минут десять уже безотрывно дыру сверлит, — отмирает Юнги и тут же бросает в Тэхёна лежащую до этого на полу подушку, привлекая расфокусированный взгляд. Поняв, о чём ему сказали, тот как-то испуганно смотрит в чонгукову сторону, и Чонгук, наконец, отмирает и протягивает к нему руки. — Не беси и обними меня, — что Тэхён воспринимает с расширенными в несколько раз от удивления глазами, но послушным болванчиком кивает и передаёт кота Юнги, чтобы тут же подойти к Чонгуку и присесть рядом с ним на колени, заключая в тёплые объятия. Никто это никак не комментирует — лишь Хосок нарочито весело восклицает, что сейчас забацает коктейль с Блю Кюрасао. Но Чонгук, если честно, плохо слышит, потому что одно его ухо закрыто плечом Тэхёна, к которому он прижимается, а другое — его ладонью, которой тот бережно притягивает к себе его голову. И да, Чонгуку хочется скулить в голос, потому что мысль о возвращении пустила свои корни, и, о господи, как же он будет скучать по Тэхёну. Одна лишь надежда, что в том мире время шло равно этому, и они с Тэхёном знакомы и дружат без течек, гонов и неясных проблем внутри и в мире. Где всё проще. Потому что иначе… какая-то тьма.

***

Когда уже достаточно наклюкавшийся Хосок и Юнги начинают на перебой завывать опенинг из Леди Баг и Кота Нуар, а Тэхён тихо посапывает у Чонгука на коленях, сморенный алкоголем и какао, к Чонгуку подсаживается Намджун с телефоном и говорит, что от обилия информации о перемещении между мирами, у него скоро взорвётся голова, а оттого он нашёл новую игрушку на телефон. Сокджин в это время подсаживается с другого бока и молчит. Лишь сидит рядом и изредка гладит Тэхёна по голове, словно он здесь старший, а не Тэхён. Чонгука это умиляет. Но в этот момент Намджун что-то активно трясёт в телефоне, отчего тот вылетает из рук и падает прямо на лицо Тэхёна, и вся теплота момента испаряется. Тэхён подскакивает и хватается за щёку, Чонгук — за его ладонь, лежащую на щеке, а Сокджин — за шиворот скороговоркой извиняющегося Намджуна. Не отошедший до конца от дремоты Тэхён расстроенно вздыхает и садится рядом с Чонгуком, приваливаясь головой к его плечу. Чонгук всё ещё держит руку у чужой скулы, подбитой в начале придурками из подворотни, а потом придурком с телефоном и детскими фотографиями Чонгука в семейном альбоме его родителей, и кладёт подбородок на тэхёнову макушку, закрывая глаза. — Чонгук-и, — шёпотом зовёт его Тэхён, и Чонгук, не раскрывая глаз, мычит, показывая, что слушает. — Мы что-нибудь придумаем, ладно? Я это надумал просто, черта у меня такая — драматизировать. Но Чимин прав. Мы что-нибудь придумаем, и всё будет хорошо, — и, судя по голосу, улыбается. Чонгуку ещё никогда так сильно не хотелось пробить головой окно и вылететь с небоскрёба вниз. Потому что он-то точно всё придумал. Рядом друг с другом им плохо — Чонгуку физически, а Тэхёну ментально, а значит выход один. Но это уёбский выход. И как по идеальному стечению Намджун заводит разговор про возвращение Чонгука в другой мир. — Это такая интересная тема оказалась. И не совсем бредовая! — он поднимает вверх указательный палец, игнорируя шипение Сокджина с просьбой заткнуться. — Знаете игру настольную «Сенет»? Египетская такая. Так вот я начитался околонаучных статей и пару учебников по астрофизике, где хоть как-то затрагивалась тема этого, и! — вновь орёт он, да так, что Хосок вскрикивает от неожиданности и, упав с дивана, хватается за сердце. — И теория перемещения походит на игру в Сенет, где попав на определённое поле, ты рискуешь отскочить назад к самому началу, сменив свои позиции с фишками противника. Понимаете, да? В ответ ему следует дружное «Нет» и «Заткнись уже» от Сокджина, начинающего закипать над развязанным языком нетрезвого Намджуна. Но тот игнорирует его и продолжает: — Это как теория, что при желании игрока попасть именно назад (что редкость, но может стать хитрым ходом), он намеренно ходит на это поле, когда мог сходить другими пешками (это при условии, что пешки ещё остались), и попадает назад на поле защиты и неприкосновенности. В самом начале, но с перезапуском поля, понимаете?! — Намджун, если это твоя очередная философская хуйня, то закрой уже рот, будь добр, ладно? — серьёзно просит Хосок, совершенно не выглядящий как тот, кто ещё несколько минут назад пьяным фальцетом орал заставку из мультика. — Учёный, блин, ты на градостроительном учишься, — раздражённо тянет Юнги и кидает в него подушкой, которую тот отбивает, едва не влетая кулаком Сокджину в нос. — Эй! Я столько времени на это потратил, а вы!.. — То есть, верно ли я понимаю, — спрашивает тихо Чимин, привлекая всеобщее внимание, — что, чисто теоретически, попади Чонгук в нужное место по своему желанию и задумавшись о чём-то связанном с этим, то его может типа «рокирнуть» с той реальностью? Намджун громко вскрикивает и подрывается на ноги. — Да! И Чонгук не псих, потому что теоретически это возможно! — Но я не загадывал тогда что-то такое. Просто подумал о ерунде какой-то на пьяную голову и отрубился. А проснулся уже здесь, — Чонгук пожимает плечами и обводит взглядом задумчивые лица друзей. Всех, кроме одного. Потому что Тэхёна нигде не видно, и даже запах его услышать он не может. — Может, судьба? — спокойно предполагает Юнги, зевая, и все тут же смотрят на него. Юнги в тот же момент давится орешком, который успел закинуть в рот, и удивлённо смотрит в ответ. — Что? — Может, и судьба, — устало произносит Сокджин, потирая кончиками указательного и большого пальцев переносицу. — Почему вы вообще это начали обсуждать? Не кажется, что это не главная тема должна быть для обсуждения? — Это ты говоришь от того, что не хочешь раскрывать при всех, что смог по базам нарыть на историю болезней Чонгука, — фыркает Намджун и тут же за свой язык получает удар по бедру. А удар у Сокджина не слабый. — Ну вот и зачем ты это при всех сказал? — Да что такого-то?! — непонимающе восклицает Намджун, потирая ушибленную ногу. Над этой картиной не ржут разве что Чонгук с Сокджином. Ну и Хосок, потому что всё ещё испепеляет Намджуна недобрым взглядом. И в этот момент рядом с Чонгуком прогибается диван и ему вперемешку с запахом улицы и яблочных сигарет прилетает тихое: — Что уже успело случиться? — голосом Тэхёна, на что Чонгук лишь машет рукой и укладывается тому головой на плечо. Если не естественный запах, то хоть сигареты. Кто бы мог подумать, что Чонгука когда-то так будет от них крыть. — Ой, Гук, а ты вообще уверен, что стоит возвращаться? — раздаётся весёлый голос нетрезвого Чимина, и Тэхён тут же каменеет. — Что? На этом Хосок пинает уже Чимина под «А что я такого сказал?», за что получает грозное «А ну не трогай его» от Юнги, и начались бы разборки, скорее всего, если бы Намджун не очухался и не приказал всем успокоиться. Меж тем Тэхён за волосы достаточно грубо отстраняет Чонгука от себя и заглядывает ему в глаза, по очереди всматриваясь то в один, то в другой, словно ища в нём что-то. Наверное то, что Чонгук не сможет ему дать. — Ты думаешь вернуться? До сих пор? — шепчет он так тихо, что слышит лишь Чонгук, но для него это равно крику, заставляющего сердце болезненно сжаться. Но он кивает, так же тихо отвечая: — Так нам обоим будет лучше. Если теория Намджуна верна, то возможно в моём старом мире сейчас живёт Чонгук из этого мира, и он, вернувшись в этот, сможет дать тебе то, что не могу я. И вы вместе будете счастливы, — он говорит это так тихо, но почему-то кажется, что слышат его всё равно все в той тишине, что окутала гостиную. Тэхён лишь больше и больше мрачнеет лицом на каждое слово, на последней фразе со злостью сжимая его предплечье, и кажется, словно едва сдерживается, чтобы его не ударить. — Да не нужен мне, блять, другой Чонгук! Как ты не понимаешь?! — взрывается он, отталкивая его от себя и стремительно поднимаясь на ноги. — Ни у кого здесь сигарет нет?! — и на его тон, напоминающий скорее рык, все крупно вздрагивают и испуганно сглатывают. Юнги приходит в себя первый и, встряхивая головой, поднимается следом. — Пойдём. Мне тоже надо, — и они быстро выходят из квартиры, обувшись наспех. Их провожает оглушающая тишина, давящая на перепонки. Вернулся минуту назад, чтобы Чонгук вывел его и тот ушёл вновь. Охиренно. — Чим, следи за мыслями и языком в следующий раз. Тем более рядом с Тэхёном, — прокашлявшись, просит Сокджин, серьёзно глядя прямо в лицо недоумевающему Чимину. — Я не думал, что он не знал. Мне очень жаль, — это он говорит уже Чонгуку, приоткрывая губы словно рыба, выброшенная на берег. И Чонгук, честно, не знает, что сказать прямо сейчас, потому что план был такой себе, на самом деле. Ему даже рассказывать об этом неприятно было, так что уж говорить о выполнении. — Гук, можно спросить? — Хосок медленно садится прямо, словно настраиваясь, и смотрит серьёзно прямо в глаза. — Какая главная причина того, что ты до сих пор думаешь о возвращении? И Чонгук даже не задумывается над ответом, потому что думал на протяжении четырёх месяцев ежедневно. — Потому что меня пугает, что из-за этой «истинности» я теряю то, кем был всю жизнь. Перестраиваюсь под этот мир, и я словно не я уже, понимаете? — друзья не смеются над ним и не перебивают, за что Чонгук им безмерно благодарен. — Эти запахи, альфы, омеги, гоны и течки — меня пугает обязательность выполнения каких-то установленных вашей природой норм, не обижайтесь. Я запутался уже, где я, а где не я. Вы все вроде мои друзья, но по теории этих параллельностей, такой ли я друг вам? — он смотрит на Намджуна и Хосока, на что те порываются что-то сказать, но он лишь взмахивает рукой, прося их пока молчать. — И с Тэхёном. Я понимаю, что в вашем мире «истинность» — это нормально и даже здорово — я же смотрю на вас и вижу, как вы счастливы, — но мне сложно принять самому, что из-за того, что я однажды уснул под каким-то волшебным деревом в фиолетовую луну, меня теперь вашей этой природой привязывает и перестраивает к другому парню. Правда. Тэхён потрясающий, невероятный, но с каждым взглядом на него я словно теряю себя прежнего. Тупо из-за нашей истинности. Тупо из-за того, что в этом мире я омега и мне нормально и природой поставлено хотеть быть с ним. Мне сложно принять это. — То, что ты хочешь быть с ним? — Да. — Чонгук, ты хуй знает, какой чуши себе надумал, но «истинность» у нас так не работает. Ты не влюбляешься в мгновение ока в человека лишь от того, что вы истинные. «Истинность» определяет лишь то, как вы с человеком действительно подходите друг другу. Она не влюбляет, — Сокджин делает акцент на этом и хмурится. — И истинных за всю жизнь может встретиться не один и даже не два. Как тебе такая новость? — Что? — непонимающе лепечет Чонгук и хмурится так сильно, что ему от Чимина прилетает пальцем по лбу, разглаживая складку. — То, что истинность не значит беспросветную влюблённость, дурачок. Она может притягивать — это правда. Но она не связывает обязательной и мгновенной влюблённостью истинных. По этой причине один из истинных может быть влюблён в другого, или же оба из них могут иметь счастливые отношения с кем-то другим. Истинность предполагает совместимость. Вот и вся «навязанность» природой. — А Тэхён?.. — А Тэхён не договорил тогда. Причина, по которой тебе может быть хреново в том, что вы оба влюблены друг в друга, но если Тэхён это никак не сдерживает, доверяя своим чувствам и признавая их, то ты… — Я влюблён в Тэхёна? Сокджин пожимает плечами. — Со стороны это ещё очевидней, чем в твоей голове, полагаю. Подумай об этом. И подумай, отходя от своих стереотипов, почему тебя это пугает. И после этого замолкает, жуя губы изнутри. — И твоё обоняние, Чонгук, кстати, — вновь начинает он, но замолкает, заслышав хриплый смех Тэхёна из коридора и пиликнувшую блокировку двери. Юнги что-то активно рассказывает, изредка вставляя «увы и блять», и все немного расслабляются, потому что у Юнги, кажется, получилось успокоить Тэхёна. Чонгуку чудится, что запах Тэхёна возвращается, но он настолько незаметный, что хочется попросить подойти ближе, но он молчит. Потому что вновь страшно. Намджуну кто-то звонит, на что он, выматерившись, уходит в спальню Чонгука, где тихо, и тогда Тэхён присаживается на диван, глубоко вздыхая. И шепчет на ухо тихое «Извини, пожалуйста, что вспылил». Чонгук вздрагивает, но кивает. Он и не думал обижаться. Себе бы он врезал точно. — Так, Чонгук, — вновь привлекает его внимание Сокджин, когда на стойку рядом с ним присаживается Юнги с бутылкой колы в руках — без всего. Просто газировка. Кажется, им всем на сегодня хватит. — Тебе рассказать, что я узнал из твоей медкарты? Чонгук, честно, и забыл, что просил об этом, потому думает отказаться, но кивает. Сокджин же время потратил. Хреновое это дело — игнорировать чужой труд. — Никакой комы и галлюцинаций у тебя нет, — со смешком сообщает он, забирая протянутую Юнги бутылку и делая короткий глоток. — Но в пятнадцать-шестнадцать тебе делали операцию на носу. Планировалась несложная работа, но из-за ошибки хирурга, врачи были вынуждены применить экспериментальное… — Клянусь, хён, я не пойму умные словечки. Давай попроще. — Короче, из-за этого у тебя увеличилась выработка обонятельных волокон. Когда у остальных они по норме с возрастом атрофируются — у тебя их больше нормы и они постоянно обновляются. Как регенерация у Росомахи. От количества этих обонятельных волокон зависит наше восприятие запахов, а у тебя оно, — Сокджин присвистывает, — просто сумасшедшее. Даже представить не могу, как ты живёшь вообще. А от этого уже дефектнулся гормональный фон. Потому и течка началась сильно позднее нормы. — Звучит как что-то из жанра фантастики, — со смешком произносит Чонгук, но чуть расслабляется. Он старается не хмуриться, хотя от чего-то разболелась нещадно голова. — Ты, блин, прыгун по вселенным, — смеётся Чимин, взъерошивая его волосы, когда проходит мимо и садится рядом с Юнги. — Тут всё словно из жанра фантастики. И Чонгук не находит, что ответить, лишь усмехаясь. И где-то на моменте, когда Тэхён пальцами зарывается ему в волосы на задней части головы и начинает мягко массажировать, Чонгук, ни о чём не задумываясь, откидывается спиной на чужое плечо, и Тэхён тут же разворачивается удобнее, укладывая Чонгука на грудь. Да, так однозначно удобнее. Но в момент, когда он от удовольствия почти закрывает глаза, в свете ламп над барной стойкой блестит что-то на руке Юнги, и да, Чонгук тут же выпрямляется, округляя глаза. — Да ладно?! — орёт он во всю глотку и хочет уже подорваться на ноги, но покоящаяся на его груди рука Тэхёна прижимает крепко, так что шансов никаких. Чонгук всё ещё с головной болью, да и вообще не особо-то и обязан подниматься. Поэтому он восхищённо ахает и смотрит прямо в глаза хитро прищуренного Юнги, практически приказывая: — А ну сюда! И Юнги спрыгивает с кряхтением со стойки и походкой от бедра какой-то ужратой в хлам модели подходит к дивану, протягивая Чонгуку левую руку с — о, да — широким кольцом с красными и белыми кристалами на безымянном пальце. Очень похоже на… — Блять, да ладно?! — неверяще тянет он и поднимает на довольного Юнги взгляд. — Серьёзно?! Тэхён тихо смеётся ему в плечо и крепко сжимает в объятиях. — Ах да! — восклицает, словно очухавшись, Чимин, поднимая вверх руки. — Мы с Юнги собираемся пожениться. И теперь в ахере сидят уже все. Кроме Тэхёна, которому, Юнги признаётся, он уже рассказал, и Сокджина, который вообще-то лучшая подружка Чимина. — Родители настояли, на самом деле. Нам-то это до фени. Мы живём почти вместе, любим друг друга, доверяем друг другу — нам эти документы нахрен не сдались, — честно признаётся Юнги, играясь кольцом на пальце, когда возвращается на место на стойке рядом с Чимином. — Но родители очень уж хотели нашей свадьбы, так что мы просто пошли — и купили кольца. Правда, Чимину придётся другое обручальное купить, а то его сваливается, — на это все смеются, а Чимин лишь фыркает, когда Юнги с довольной улыбкой целует его в нос и сцепляет их руки в замок. С радостными воплями все делятся новостью с вернувшимся из спальни Намджуном, тут же завывшим, словно кит, и бросившимся обнимать обоих юнминов разом. Все смеются и радостно поздравляют их, и Чонгук чувствует, как он счастлив за друзей. Они, конечно, знакомы не сказать, что очень долго, но Чонгук настолько уже привязался к ним, что даже не думает, как было до — они его семья: духовная, ментальная — называйте, как знаете. Чонгук действительно очень и очень счастлив сейчас. Хоть и далёк от признания института брака, случай этих двоих — совершенно исключителен. Намджун отлипает от объятий так же стремительно, как и начал их, и быстро подходит к дивану, плюхаясь у Чонгука в ногах, Тэхён свои чуть поджимает, освобождая место, но в конце плюёт и просто закидывает их на пояс Чонгуку. На подсунутую Намджуном бумажку в самый нос с немой просьбой в глазах, Чонгук вскидывает бровь, но Намджун просит поговорить с неким Югёмом касаемо истинности. Якобы, его ситуация сможет Чонгуку многое решить. Возможно, окончательно. Меж тем Хосок говорит, что после его неудачного романа он настроен на концентрацию на себе, но точно не на отношениях, и все лишь согласно кивают, мысленно делая ставки, как долго тот продержится. Где-то в три часа ночи, когда алкоголь решают послать далеко и надолго, все возвращаются к простым беседам с переходящими собеседниками. Чимин с Намджуном обсуждают рабочие детали, и Чимин делится идеей преобразования одного заброшенного здания на востоке Сеула под арт-пространство с акцентом на рекламе, как на Таймс Сквер. Намджун эту идею поддерживает так бурно, что предлагает Чимину партнёрство в этом проекте, как только он через полгода приступит к работе. Кто бы мог поверить, но Намджун уже и в самом деле без шести месяцев выпускник. Тэхён сидит за фортепиано и расслабленно горбится, когда играет, как Чонгук может судить, очередную импровизацию. Он уже соскучился по его игре. Сокджин увлечённо разговаривает с Юнги о кошках (видимо они оба кошатники до мозга костей, но если от Юнги ещё можно было это ожидать, то вот у Сокджина это, видимо, семейное, потому что в тот же момент он сообщает, что в доме их родителей живет шесть котов и два попугая). Тут же выясняется, что Юнги с Сокджином и Тэхёном, присоединившемся к разговору, родились и выросли в одном городе, и переключаются на диалект, от которого Чонгук удивлённо открывает рот. Он и не знал, что Тэхён говорит на диалекте. Он-то думал, что тот Сеулец от и до, но поглядите-ка. Хочется подозвать Чимина, чтобы начать баттл «на словах», и Чонгук даже приоткрывает рот, чтобы окликнуть Чимина, но его руки мягко касаются пальцы Хосока, привлекая внимание. Он неловко улыбается, и приглашает чуть отойти от общей шумихи — к панорамному окну, откуда всё когда-то началось. Хосок подходит издалека — Чонгук понимает это сразу, потому что знает Хосока слишком хорошо, а уж когда тот нервничает — и подавно. — Хён, давай говори. Я же понимаю, что ты не пиццу позвал меня обсудить. Хосок на это громко смеётся, но никто не обращает внимания, продолжая свои внутригрупповые беседы, но тут же серьёзнеет, опуская взгляд на свои руки. Чонгук его не торопит, хотя и не знает пока, что такого Хосок никак не может сказать вслух. Но он всё же решается, набрав полную грудь воздуха. — Что у вас с Тэхёном? По настоящему. Я смотрел на вас весь вечер и у вас словно конфетно-букетный период похлеще Намджуна с Сокджином, и это здорово! Я рад! Но между вами всё равно будто стена, как в Атаке Титанов, и вы ходите по краю, не решаясь на какие-то действия. Хосок лепечет это так быстро, что Чонгук еле успевает соображать, что тот ему вообще говорит, но смысл остаётся понятен. К ним с Тэхёном в отношения опять пытаются лезть с разбирательствами. Что да как: что между вами, как вы друг к другу относитесь, и тд. И Чонгука это так неожиданно бесит, что он встаёт на ноги и с едва не рычанием просит друга не лезть не в своё дело. Он бы не хотел грубить, правда, но он заебался уже от этих: «а как Тэхён?», «что у вас?» или «вы пара?». Какое всем нахрен дело? У них своих забот мало? Поэтому он уходит от тяжело вздохнувшего Хосока, проводившего его грустным взглядом, и подсаживается к Намджуну с Чимином, включаясь в разговор о будущей арт-площадке. Он ляпает про сцену — первое, о чём он подумал — и они так загораются этой идеей, что Чимин тут же принимается в телефоне рисовать планировку. В четыре часа утра все решают ехать домой. На предложение Тэхёна остаться у них и его «да какого хрена?» друзья лишь машут руками и спрашивают, зачем, если они в состоянии доехать на такси до дома. Первыми уходят юнмины, ещё раз поздравленные, которые перед выходом сдавливают в объятиях каждого так крепко, что потом все минуты две ещё скулят. Чимин с Юнги ржут, пока ждут лифт, а остальные недовольно ворчат, что они два сапога пара. Хосок уходит сразу после, поняв, что он забыл забрать у Чимина ключи от своей квартиры (да, Хосок живёт в доме, где ещё используют обычные ключи), и вслух молится успеть до приезда чужого такси. Намджун ржёт и набирает номер Чимина, еле успевая того притормозить и напомнить про хосоковы ключи. Через минуту и позвонившего с первого этажа Хосока, выясняется, что ключи у него в рюкзаке, и он просто смотрел не в том кармане. Намджун уходит долбануть друга по заднице, а Сокджин чуть задерживается, обнимая вначале сонного Тэхёна, а потом — Чонгука. Он шепчет ему, что тот всегда может ему звонить, если что, после чего треплет по волосам и под недовольный возглас Чонгука убегает к вновь прибывшему вместе с Намджуном лифту. Только оставшись в квартире в одиночестве — с Тэхёном — Чонгук под предлогом «надо в туалет» скрывается в своей спальне, закрывая за собой дверь. На замок. И это вообще-то очень некрасиво, но ему это сейчас необходимо. Тэхён и так проводил его стремительный побег тяжёлым взглядом — больше Чонгук сейчас не вынесет. А потому, словно какой-то подросток (что вообще-то неверно так судить), скатывается по стене вниз, в страхе жмурясь. В квартире раздаётся тихий щелчок другой спальни и Чонгук лишь убеждается в этом. Что да — надо подумать. Он ложится в постель, даже не расправляя её и не переодеваясь, и тупо пялится в потолок, сложив руки на животе. Почему Сокджин считает, что Чонгук влюблён в Тэхёна? Отложим разговор про то, как, он же парень, и тд., потому что заебало, и подумаем шире — почему Сокджин так считает? Почему все друзья лишь кивнули на его слова, а сам Чонгук не отрицал это? В голове проскакивают десятки мыслей, но все они лишь роем воют в голове, вызывая большую головную боль и совершенный ноль разъяснения ситуации. Он влюблён в Тэхёна? Как вообще влюблённость проявляется? Что сердце долбится о грудную клетку, что кончики пальцев покалывают от желания прикоснуться, что мысли вьются вокруг лишь одного человека — это влюблённость? Тогда у Чонгука для себя хорошая новость. Или плохая. Тут зависит от его дальнейшего отношения к этому. Или его отношения к их дальнейшим в этом случае отношениям. Он может признать, что Тэхён ему нравится — правда. С этим он определяется. Симпатия есть точно, потому что, ну, Тэхён буквально идеален. И за эту мысль Чонгук цепляется, потому что идеальных людей не существует. Где-то тут он думает, что недостаточно знает Тэхёна, чтобы решать для себя, что он действительно влюблён в него. Слишком сильное чувство, как ему кажется. Из минусов Тэхёна он знает лишь то, как тот ненавидит проигрывать. Настолько ненавидит, что готов мухлевать (да ещё и бездарно, потому что врёт не ахти, что странно, ведь он актёр). Ещё Тэхён очень много думает о себе и своей внешности — дорожит ей и уделяет много внимания. Но такой ли это минус — вопрос хороший, потому что внешность Тэхёна стоит того, чтобы уделять ей бесконечно внимания. Но Чонгук опять уходит не туда. И словно подслушивая его мысли, Тэхён даёт о себе знать тем, что Чонгук замечает подкинутую под дверь записку. Во всю светящее рассветное солнце окутывает комнату в тёплый свет, и Чонгуку даже со своим зрением не трудно понять, что на записке написано.

«Извини за моё поведение. Этого больше не повторится».

И Чонгука это выбешивает. Потому что Тэхён опять себе что-то надумал и всё решил за двоих. Замудохал извиняться. Вообще поводов не было. И Чонгук встаёт с кровати с чётким намерением поговорить. Он ещё раз перечитывает тэхёнов корявый почерк и раздражённо пыхтит, открывая дверь. Он не знает, спит ли уже Тэхён и когда вообще подкинул записку, но в данный момент ему плевать. Так что он просто открывает нараспашку дверь чужой спальни, понимая, что хозяин в кровать даже не ложился. Из ванной тишина, и, уже порядком напрягшись, Чонгук обходит гостиную с гардеробной, понимая, что Тэхёна в квартире просто… нет. Поэтому он звонит ему на мобильный, который вне зоны доступа, и вот тут подкрадывается уже другое чувство. Чонгук помнит, что за последние несколько часов, Тэхён выпил столько блокаторов, что, помня слова врача о том, что лишний раз пить их сейчас, после гона, Тэхёну нельзя, Чонгуку в голову заползает мысль о том, что организм старшего мог сбойнуть. И за это Тэхён и извинился. Это вероятно? И свалил из квартиры за этим же? Что вернулся гон, а Чонгук при обонянии и вообще у них отношения с непонятными «один влюблён, а другой долбоёб», а значит… мог ли Тэхён уйти из дома в гон, чтобы провести его где-то ещё? И на этой мысли Чонгук громко истерично смеётся, желая, по меньшей мере, разбить плазменный телевизор, а по большей — сжечь нахрен всю квартиру. Его настолько топит этим чувством, что он практически задыхается в нём, ведь — вау — оказывается, Чонгук умеет быть собственником. И, кажется, ревновать так, что искры из глаз сыпятся и челюсти уже болят от того, как сильно он их сжимает. Забавно, что раньше Чонгук не замечал за собой таких собственнических замашек. До раздражения к Тэхёну и всеобъемлющего желания оторвать голову каждому, кто только посмотрит в его сторону. Ох, вау, Чонгук, полегче. Но хуй там с два Чонгук успокаивается, раз за разом набирая за эти минут десять чужой номер. Да, он на быстром наборе. Да, Чонгук знает его наизусть. Когда Тэхён придёт, ему лучше не пахнуть вовсе. Или точно не кем-то, блять, чужим, потому что Чонгуку перекрыло сознание напрочь, и он надумал себе столько всего, что впору бежать от него как можно дальше. Но Тэхён не бежит, а медленно пиликает кнопками на кодовой панели, кажется, чувствуя, что что-то не то. И когда заходит в квартиру, он понимает, что именно. — И где ты был? — это последнее, что Чонгук хотел спрашивать, но что сделано, то сделано. Тэхён стоит в одних майке и джинсах, скидывая с ног сандалии, и смотрит так испуганно, словно Чонгук его сейчас придушит голыми руками. — За кошачьим… — от волнения его голос повышается на две октавы, и Тэхён поспешно прочищает горло. Чонгук всё ещё стоит в прихожей со скрещенными на груди руками и сверлит его взглядом. — За кошачьим кормом ходил. Чонгук проверяет, глядя на стоящий у стены пакет из круглосуточного. — А извинялся за что? — Так ведь, — снова хрипит он и прочищает горло. Он топчется у двери и не делает шагов вперёд, если честно, напрягаясь от такого Чонгука, что давит ментально так сильно, что Тэхёну очень хочется развернуться и убежать из квартиры на крышу, — я психанул тогда. Ну, когда ты сказал, что думаешь, мне другой Чонгук подойдёт вместо тебя, что бред какой-то… вот. Зря я психанул. Ты ведь это сказал, не обдумав хорошо. И неловко переминается с ноги на ногу, словно нашкодивший ребёнок. Чонгук чувствует, как всё разжигающее внутри него пламя медленно затихает, оседая теплом где-то в районе грудной клетки. — И всё? — А есть что-то ещё?! — натурально пугается Тэхён, поднимая взгляд. И Чонгук несдержанно вдыхает полной грудью чужой вернувшийся запах. Чистый и без чего-то лишнего. До этого он сдерживал себя, боясь услышать что-то чужое, но сейчас… Расслабляет настолько, что Чонгук отпускает себя и подходит к Тэхёну вплотную, касаясь его щёк ладонями, и тянет на себя, чтобы в следующий же момент прижаться губами к его. И Тэхён на это так громко выдыхает, что Чонгук лишь углубляет поцелуй, касаясь тэхёнова языка своим. И улыбается. Потому что Тэхён тоже обнимает его, обвивая руками за пояс, и притягивает к себе ближе, вынуждая практически вплотную прижаться к себе. И отвечает. Настолько мягко и нежно, что Чонгук улыбается в поцелуй и наклоняет голову вбок для удобства. Он гладит большими пальцами его линию челюсти и касается волос, то зарываясь и оттягивая назад, то мягко убирая с лица, чтобы ничто не закрывало обзор на тэхёново лицо, и смотрит. Открывает и закрывает глаза, впитывает в себя то, что видит, и кайфует так, как никогда в жизни от обычного поцелуя. Потому что сейчас всё иначе. Сейчас не ночь и не полумрак — солнце оседает на карамельной коже Тэхёна радугой от стоящей на стенде декоративной вазы, и Чонгук не сдерживается, целуя его в шею — где ярче всего запах. Тэхёна выгибает на этом так сильно, что Чонгук сползает ладонями по чужой спине и оставляет их на талии, не давая отстраниться. И целует, несдержанно проходясь по чужой чуть солёной коже языком, ощущая её шероховатость, когда Тэхёна пробивает мурашками и он откидывает голову назад, ударяясь затылком о дверь. А Чонгук не может себя сдерживать и отстраняется, открывая глаза и смотря на такого Тэхёна. У него растрепались волосы, а губы покраснели от чужих покусываний; взгляд откровенно шальной, но, чёрт возьми, как же это красиво выглядит. Чонгук замечает, что его футболка съехала на одно плечо, открывая вид, где на шее наливается красным — ох — чонгуков порыв. — Прости, — шепчет он, вновь прижимаясь губами к чужим, и мягко касается, не углубляя. Но Тэхён лишь непонимающе мычит и смотрит расфокусировано, на что Чонгук целует его в нос — в родинку, которая каждый раз манила коснуться — и смотрит в глаза. Симпатия, это просто симпатия. Словно обдолбанное энергетиками сердце ничего не понимает. Это просто симпатия. — За что простить? — Тэхён часто дышит, словно пробежал стометровку, и тянется за ещё одним поцелуем, даже не думая перенимать инициативу. А то испугается ещё и сбежит. Пусть уж сам ведёт. — У тебя тут на шее, — нисколько не чувствуя свою вину, Чонгук ладонью касается места с красным пятном и улыбается так широко, когда лбом тычется в щёку Тэхёна, что стоило бы напрячься, но Тэхён сейчас слегка не в адеквате. И потому тихо выдыхает лишь короткое «Ага» и целует Чонгука в ухо, вызывая тихий стон. — Уши, задница, лодыжки — я помню, — выдыхает Тэхён ему в шею и смеётся, когда Чонгук бурчит что-то неразборчивое и оттягивает за волосы, отстраняя. — Не торопись. — Я не тороплюсь, — беззлобно фыркает Тэхён, пальцами оглаживая контур лица Чонгука, и улыбается, чуть склоняя голову набок. — Это ты на меня налетел с утренними поцелуями. — Не сдержался, — признаётся Чонгук и ищет в глазах напротив насмешку или какое-то подобие надменности, но видит лишь тепло и искрящуюся в радужках нежность. И смешинки, словно Тэхён что-то задумал нехорошее для Чонгука. — Да я не против, — и облизывается, словно приглашает продолжить. Но Чонгук лишь смотрит в чужие глаза, медленно растворяясь, и глубоко дышит его запахом — свежий, словно прохладная вода в жажду, и нет, Чонгук не устанет сравнивать запах Тэхёна и давать ему ассоциации. — О чём задумался? — О том, как люблю твой запах, — честно отвечает он, вызывая у Тэхёна короткую смущённую улыбку и кивок. — Я тоже твой люблю. Но от него постоянно хочется есть сладкое, — смеётся он и получает пинок коленом по бедру, от которого ловко уворачивается. — Правда, больше я люблю твою улыбку. Безумно. И серёжку в брови, — Тэхён тянет губы в улыбке и пальцем играется с пирсингом под фырканье Чонгука и его покрасневшие уши. — И теперь ещё татуировку. Она прекрасная. Но пугающая. Почему именно она, Чонгук? И Чонгук, честно, не знает, что ответить, потому что в ней слишком много. Настолько, что словами даже трудно описать. — Мне нравятся драконы, — Тэхён кивает и гладит по лопаткам, — а сакура окровавленная, словно… — Ханахаки? — подсказывает он и Чонгук в удивлении вскидывает бровь. Но оставляет вопрос на потом. — Потому что сакура является моим определённым клеймом, а ветви дерева меня душат, сдерживают от спасения и возможности взлететь. Рука же без причисления её кому-то одному… помогает мне. Семья, друзья — она их, потому что продолжает помогать мне, хотя сама же режется о ветви, но всё равно не останавливается. Это очень моя татуировка. Очень важная. В понимание себя и благодарность. — Потрясающе, — тянет Тэхён с нескрываемым восхищением и смотрит с едва ли не глазами-звёздами. Словно эмоджи. Серьёзно. — Так откуда ты знаешь? — с прищуром спрашивает Чонгук и изгибает бровь в ожидании. Тэхён неловко смеётся. — Про ханахаки? Ну, однажды я читал фанфик про меня, где я был безответно влюблён в какую-то девушку и умирал от ханахаки, — и, предугадывая дальнейшую реплику Чонгука, быстро отвечает: — Да, один раз я читал про себя фанфик ради интереса, но это была какая-то школьная мыльная сопля, так что я больше не начинал. Ладно, вру. Ещё начинал один раз неделю назад, но он пока только выходит, — и Чонгук заходится таким громким смехом, что Тэхён хочет его оттолкнуть, но может лишь бурчать о том, что главное разделять себя от персонажей, а ещё ему было грустно, а это могло быть забавно. — И про кого же был этот фанфик? — со смешком спрашивает Чонгук, игриво вскидывая брови. — Про нас с тобой, — и отворачивается под удивлённый взгляд Чонгука. Значит, про них уже фанфики пишут? Даже так? — Он кстати ничего так, но я какого-то хрена человек, когда ты — вампир. И это нечестно. — Почему? — Чонгук искренне веселится над чужим недовольным видом и царапает кожу, выглядывающую из-под задравшейся футболки. — Классика же, Чонгук! У меня тёмные волосы, а у тебя светлые, а значит тут я тёмный вампир, а ты — человек. Логично же! — Фу, стереотипы. Ты слишком зациклен на классике. — Иди в задницу, Чонгук. Я хочу быть вампиром, — и дует губы, как будто здесь он — младший, а не Чонгук, и это так… мило, что Тэхён не успевает даже отреагировать, как его целуют в щёку и просто крепко обнимают. В противоречие своему бурчанию Тэхён обвивает руками чужую талию и укладывает на плечо голову, вздыхая, словно в смирение. — Не уходи больше без телефона и предупреждения, ладно? — тихо просит Чонгук, щекой прижимаясь к чужой шее, и улыбается, когда чувствует на своей лёгкий поцелуй и кивок. — А ты почаще не сдерживайся, — и смеётся, как дурак, но Чонгук его не винит. Ему можно. Вроде как всё?

***

Утром Чонгук едва сдерживает себя от просьбы Тэхёна не уезжать. Не то интуиция, не то простое нежелание его сейчас отпускать, когда у них хрен поймёшь что, и то поцелуи в шею до темнеющих засосов, то дрочка в помощь при гоне, то поцелуи в коридоре и крепчайшие, просто наитеплющие, объятия. И Чонгук тает. На самом деле тает, потому что если раньше он мог кайфовать от одних только разговоров с Тэхёном и прогулок то тут, то там в качестве бро и дружбанов, то попробовав на вкус, каково это — когда больше… Чонгук уже не хочет обычных разговоров ни о чём. Нет, хочет, конечно, потому что они всё ещё очень расслабляют (кроме их споров, кто круче — Спайдермен или Железный человек, потому что, конечно же, Тони, но Тэхён стоит горой за своего Питера, чем бесит Чонгука просто пиздец, но не об этом). Просто теперь к общению прибавился ещё и жуткий скиншип. Тэшип. Возможно так. Потому что у Тэхёна оказывается такая кожа, что просто крышу сносит, а ещё такие волосы, что он даже на мгновение словил себя на мысли, что хочет отрезать прядь и повязать себе, словно какой-то фанатик, на палец, чтобы всегда рядом и он мог это гладить и вспоминать оригинал. Нездоровая какая-то штука, но Чонгук ничего не может с собой поделать. Как и с тем, что прямо перед отъездом Тэхёна он вгрызается в его губы так, что ему кажется, ещё чуть-чуть — и он возбудится. Что вообще-то будет крах, потому что Чонгук всё ещё ловит в себе мысли по типу: «Ну да, мне нравится его целовать. Ну да, мне он нравится. Но я же не хочу с ним трахаться, верно? Значит, я не гей?» Но вот только проблема, что кажется, уже хочет. Потому что его впервые возбуждают даже обычные поцелуи (ладно, не обычные). Сон с Тэхёном снился? Снился. Эротический? Будьте здоровы, весьма. И как бы ладно, потому что здесь это не порицается, да и сам Чонгук это никогда не порицал, но, чёртблять, стрёмненько признаваться, прежде всего, себе самому. Что привет, его впервые возбуждает парень. Потрясающий, невероятный, красивый, но парень. Крепкий, с широкими плечами и низким голосом. С шеей, как бедро Чонгука (а он их качал полжизни, между прочим), и руками такими, что извините, Чонгук всё. Он бы, честно, воздвиг рукам Тэхёна памятник по типу статуи Gangnam Style, но кто его вообще спрашивает. Надо будет с Намджуном поговорить, кстати. За эту мысль Чонгук цепляется, отправляя Тэхёну сообщение, что «блябота ждёт», на что тот кидает кучу смайликов с кофе и желает удачного рабочего дня. Тэхёну пока ехать и ехать, а потом ещё столько же готовиться к вечерним съёмкам. Почему-то мысль о том, что, выйдя из дома, Чонгук опять столкнётся с кучей чужих запахов, а тэхёнова рядом не будет, так сильно огорчает, что Чонгук, не долго думая, идёт прямиком в гардеробную, чтобы в следующий же момент с довольным видом надеть на себя от и до пропахшую Тэхёном рубашку. Белую такую с кучей карманов — для Чонгука она слегка туповата, но Тэхён её буквально боготворит, так что выбор был очевиден. Стоит, наверное, как месячная зарплата Чонгука, но он не переживает. Надеется лишь, что не испачкает её на работе, но даже не думает снимать. Блокаторы же ему пить всё ещё нельзя. И Тэхёну. И нет, не по этой причине Чонгук пишет ему каждый час, отправляя то мемасик, то фото, то смайлик, то какую-нибудь фигню типа «Кот спит с закрытыми глазами и бегает, прикинь», на что Тэхён, стоит отдать ему должное, исправно отвечает. И отправляет нечто схожее по тупости, но Чонгук всё равно смеётся. Пока есть время, почему бы и нет. С гордым видом доходя до работы, Чонгук прямо на рубашку накидывает форму — благо, в кафе кондиционер под минус десять — и лишь спустя часа три замечает, как на него с любопытством смотрят. Коллега за кассой хихикает и говорит, что о нём, о Чонгуке, с утра уже все новостные порталы пишут, узнав рубашку Тэхёна. И пытается узнать что-то «по секрету», но Чонгук лишь отмахивается и сбегает в перерыв в подсобку, доставая телефон.

Тэ: тебе идёт :р

И у Чонгука улыбка до конца смены под хихиканья клиенток и понимающие смешки других работников — да, штат у них из-за популярности кафе увеличился в пару-тройку раз. Но не может быть всё так чинно, наверное. А может, просто у Чонгука вожжа под копчиком на постоянке. Иначе как ещё объяснить маниакальное желание, зудящее в теле, попробовать «опробовать» что-то новое. И он решается. На полочках один за другим ярко блестят практически новые тюбики от шампуней, масел для волос и даже краски. Чонгук ведь даже не обновил цвет, как хотел. На фиолетовый. Потому что всё ещё «новый цвет волос — новый я», но Чонгук оставляет это на потом. Сейчас руки трясутся от другой надумки. Не зря же он достал все отданные Тэхёном «за ненадобностью» бутылочки со средствами ухода. Больше всего привлекает кокосовое масло. И пахнет вкусно, и, вроде как, штука даже полезная. Нахуй теорию, да, сразу в бой. Поэтому Чонгук включает неоновые лампы по периметру, включает розовый светильник на зеркале и душ, задумчиво наблюдая за потоками воды, вырывающимися из лейки разными цветами, потому что да, на лейке тоже насадка неоновых ламп. Чонгук ещё не включал его, так что сейчас всё немного в новинку. Чёрт, Чонгук, что же ты делаешь? И скидывает с себя одежду, аккуратно откладывая рубашку Тэхёна на вешалку на двери. Его слегка потряхивает, но нет, останавливаться он не будет, потому что когда, если не сейчас? Когда он вроде как в душевном равновесии и эмоциональной симпатии к другому человеку. Чонгук уже говорил, что никогда прежде, кажется, не испытывал симпатии ни к кому? Забавно да, ведь у него были oneside недоотношения и даже школьная влюблённость на полгода. Но симпатии не было. Именно её. Вода ударяется о кожу с тёплым оседанием на ней до маленьких подсвеченных неоном капель, и Чонгук с несколько раз глубоко вздыхает, прежде чем зайти в кабинку полностью и задвинуть стеклянную ширму, словно отгораживая себя от остального мира. С этим действием появляется ощущение некого вакуума, приглушающего остальные звуки. Словно был мир, было окружающее — звук гудения машин с улиц, шума воды, тихого шороха ламп — и вот их нет, отрезая его от пространства. Это заставляет в волнении облизать губы и приступить. Пока не передумал. Чонгук закрывает глаза и глубоко дышит, выравнивая дыхание и настраивая себя. Сейчас он чувствует лишь моросящее волнение, заставляющее его сердце громко биться о грудную клетку изнутри, и Чонгук концентрируется на нём. Раз, два, три, четыре, удар и удар. Дун-дун, дун-дун, отдаваясь в затылке и висках. Чонгук медленно ведёт по своему телу правой ладонью, левую положив на кафельную стену, и медленно, едва касаясь даже, оглаживает каждую мышцу чуть размякшего без усиленных тренировок тела, собирая с него влагу, что немедленно скатывается вниз под давлением его рук. Так бы со всем было, на самом деле, ведь прямо сейчас давящее чувство ожидания чего-то не покидает ни на миг, и Чонгук просто себя успокаивает. Тем, что гладит своё напряжённое тело, что дышит глубоко и ровно, что контролирует себя, когда стоило бы попробовать отпустить. И он отпускает, с выдохом заходя себе пальцем за спину и ниже, соскальзывая между ягодиц. Дрожащими руками Чонгук, не глядя, за спиной набирает на палец большое количество кокосового масла, тут же откладывая баночку куда недалеко, но подальше, и возвращает левую руку перед собой. Он медлит. Действительно медлит, потому что даже не уверен, что на самом деле ждёт. Удовольствия? Не понимания прикола и почему на форумах и в яой аниме так ссутся радугой от анальной стимуляции? Понимания, почему анальный секс так кого-то восхищает? Чонгук не знает, что он ждёт, но страха не испытывает. Сейчас он в полной гармонии с собой и своими мыслями, он там, где омегам это естественно — принимать в себя. Почему-то эта мысль не заставляет внутри зажигаться раздражению и очередной волне недовольства и «какого хера?», а теплит… возбуждением. Да, кажется, Чонгуку нравится идея некого подчинения и полного доверия себя другому, вот это новость. Где же раньше это гуляло? Поэтому, недолго думая и цепляясь за это чувство, Чонгук вновь касается ладонью своих ягодиц, вздрагивая, и со спины заводит руку между — при касании его пальца к сфинктеру колечко предсказуемо сжимается от волнения, но Чонгук старательно успокаивает себя, дышит ровнее и думая приглушённей. И поэтому тогда, когда первый палец входит внутрь, легко соскальзывая маслом глубже, он делает выдох. Словно уже всё, и всё страшное позади, но нет, потому что Чонгук помнит, как было с тем же тампоном. Было глубже — намного глубже — и явно крупнее одного его пальца. Поэтому целью Чонгука сейчас является возобновление чувства, что было тогда. Или с вибратором, потому что да, тогда тоже было весьма неплохо. До искр из глаз неплохо. Чонгук медленно проводит глубже, смазывая всё сильнее, и пока не чувствует ничего. Ни удовольствия, ни боли, ни чего-то ещё — ничего. Ну, палец в заднице. Ну и что? На смех, пока единственным, что он чувствует, является голод. На форуме в советах к «настоящему сексу» с проникновением дали совет не есть за сутки до самого процесса, если хочется без защиты в виде презервативов. Ещё выписали список слабительных, но честно, Чонгуку было бы стыдно идти за этим в аптеку: что за клизмой, что за таблетками, — так что проще ему стал вариант не есть вовсе. Такая «голодовка перед пиром», что заставляет лишь усмехнуться и толкнуться глубже, пока палец не проходит так глубоко, что костяшки касаются ягодиц у самой щели. И тогда он медленно, с волнением крутит палец внутри, словно растягивая, и медленно расслабляется, потому что, оказывается, это не так страшно, как можно было надумать. Смахивает на некую расслабляющую терапию. Кто-то вот грабельками песок декоративный перебирает, а Чонгук стоит с изогнутой спиной и выставленным задом, в котором орудует собственным пальцем. У всех своё ведь. И со вздохом разочарования Чонгук добавляет второй палец, чувствуя, как его встречает сопротивление и неприятная узость. Он мягко гладит смазанные маслом стенки, чуть растягивая на глубине одной фаланги, и выходит, чтобы снова зайти. Очень мягко и медленно, Чонгук никуда не торопится, и да, чувствует в этом некую релаксацию. Вперёд, назад, потрогать одну стенку, соскользнуть к противоположной. Чуть развести пальцы на манер ножниц и тут же мягко провести глубже, мягко и даже несколько лениво трогая себя внутри. Тело Чонгука настолько расслабляется от его манипуляций, что Чонгук теряет некий контроль, выгибаясь сильнее и раздвигая ноги шире для более удобного входа. И ничего страшного, даже успокаивает. Не пробирает мурашками и не сводит судорогой все мышцы от наслаждения, а просто — тепло, уютно, вкусно пахнет. От одной стенки к другой, глубже двумя пальцами с мягким закручиванием их и разведением в стороны. Это настолько расслабляет, что Чонгук не замечает, как начинает довольно урчать. Чувства несколько непривычные, потому что, если на вход пальцы проходят гладко и без принесения особо ярких чувств, то вот на выход — от давления появляется ощущение, словно ты вот-вот, извините, обделаешься, но нечем, а чувство расслабления доходит до самых кончиков пальцев, заставляя не заканчивать, а наоборот — двигать глубже, мягче разводить, чувствуя небольшой зуд внутри и слыша, ощущая, как кокосовое масло смешивается с теми естественными выделениями, которые Чонгук затыкал тампонами сколько раз. На ощупь они как слизь, но не сказать, что противная. Чонгук не может слышать свой запах, но уверен, что зайди прямо сейчас, в эту самую минуту, Тэхён в квартиру — его бы снесло к чертям тем, насколько он яркий. И это заставляет усмехнуться и практически выскользнуть пальцами изнутри. Чонгук вновь кружит почти у самого выхода и ради интереса — с силой вгоняет их внутрь, кажется, попадая куда надо, и замирает. Он стонет так громко, что едва не глушит себя собственным голосом. Его лоб пробивает кафельную панель и, наверное, на нём останется шишка, но кого бы это сейчас волновало. Чонгук распахивает глаза и загнанно дышит через рот, потому что — вау — кажется, теперь он понимает. Чонгук на пробу, еле-еле, вновь касается того места и тут же едва не всхлипывает. Потому что, блять, да, он понимает теперь, что это такое. Попадание по этой точке даже нежными поглаживаниями проходит такой судорогой по телу, что Чонгук едва не падает коленями на пол душевой, старательно удерживая себя на ногах пока на очередной пробе повторить первый удар, он всё же не возвращает стон в полную громкость, с замиранием понимая, что так он никогда не стонал. Ни с кем и никогда. Ноги подкашиваются, и Чонгук медленно, хватаясь левой рукой за кафельную стену, сползает вниз, вставая раком. Скажи ему кто, что он попадёт в такую ситуацию и что однажды добровольно и ради себя же будет делать это — ну, минимум, Чонгук бы заржал в голос. Но сейчас он может лишь тихо всхлипывать и прижиматься лбом к полу, касаясь и касаясь без лишних мыслей точки внутри себя. Скопление нервов, что приносят уже не релакс — скорее наоборот. И когда Чонгук добавляет третий палец, с дрожью отмечая, как ему хочется прямо сейчас запихнуть в себя даже что больше, он чувствует, с какой лёгкостью он проходит внутрь. Он про это тоже читал. У омег-парней это естественная реакция организма, и ох, Чонгук никогда ещё не был так ей благодарен и так доволен тем, что он омега. Когда в него входит с хлюпающим от смазки звуком уже три его пальца, а член до боли ноет, прижатый головкой к животу и время от времени касаясь холодного кафеля, на чём Чонгука подкидывает от контраста, в голову приходит мысль заменить пальцы на что-то другое. Потому что пальцы начинают ныть, а удовольствие всё не находит, накрывая с головой. Словно чего-то не хватает. Словно тишины в мыслях ему не нужно. И потому ровно с мыслью взять подаренную Тэхёном зубную щётку — с резиновым широким корпусом и изогнутой формой — мысли простреливает именем и каждой связанной с ним картинкой. Чонгуку кажется, что он никогда ещё так быстро не подрывался с колен и не вылетал на дрожащих ногах из душевой кабины, чтобы в следующий же момент подлететь к раковине с тремя ящиками по левую руку (господи, храни дизайнера). Чонгук молится, что Тэхёну не взбрело в голову забрать именно эту щётку именно сейчас, потому что он, вроде как, её подарил, а значит, она должна быть здесь. И ох-блять, он её находит. Чонгук зубами разрывает упаковку, всё так же, не вытаскивая пальцев из себя, и даже не смазывая, понимая, что внутри достаточно, со всхлипом вытаскивает пальцы и правой рукой твёрдо держит зубную щётку, хватаясь за саму щетину, потому что… это, конечно, любопытно, но Чонгуку хочется эту большую резиновую и изогнутую… щётку. Внутрь себя. И Чонгук проскальзывает ей сразу на всю длину и несдержанно стонет. Он не находит в себе сил, чтобы вернуться обратно в душ, поэтому он просто хватается левой рукой за края раковины и смотрит прямо перед собой. Из зеркала на него глядит он сам, но с настолько ошалелым видом, словно он сбежал из сумасшедшего дома, где находился на самых низких этажах вместе с критически опасными для окружающих. Только с Чонгуком иначе. Ему кажется, единственный, для кого он опасен — это Тэхён. Чонгука выгибает от одного лишь воспоминания имени так сильно, что он головкой проходится по краю раковины, всхлипывая от удовольствия, и смотрит на себя, отмечая и запоминая. Потому что да, Чонгук никогда не думал, как он выглядит вот в таком состоянии, но дело в другом. Он чувствует по спине табун мурашек, когда изогнутая форма проходит вглубь, цепляя стенки и соскальзывая по той самой точке, и ему тут же вспоминается голос Тэхёна, его частое дыхание, опаляющее кожу шеи, его руки, что сжимают в объятиях до желания растечься в лужу и просто больше не существовать — чтобы эти воспоминания, эти руки, стали последними в его жизни и заполнили её всю. Чонгуку вспоминается собственное имя, произнесённое его голосом, как Тэхён умеет играть интонациями и проигрывать его имя на разный лад, до мурашек. Как Тэхён стонет его имя в самое ухо, когда Чонгук касается его. Как Тэхён целует, о господи. В глазах собираются слезинки и вид с обезумевшего принимает какой-то слишком уязвимый. Светлые волосы откинуты назад, но несколько прядей пускают влажные дорожки по тёмной коже, а губы настолько красные от частых прикусываний, что Чонгук себя не сдерживает и переводит взгляд за свою спину. Там в ванную заходит Тэхён и тут же встречает его взгляд — умоляющий, он может быть уверен. Он медленно расстёгивает свою рубашку — ту самую, в которой Чонгук днём выходил из дома — и тянет полы в стороны, обнажая вид на стройную фигуру. Изящную, с идеальными пропорциями и такую желанную, что Чонгук с силой вгоняет в себя щётку и едва не падает головой на зеркало. Пробить его ещё и об него был бы пиздец, конечно. И тогда Тэхён улыбается. Да так улыбается, что Чонгуку сбивает дыхание и он всхлипывает. Он видит, как в зеркале отражается темнеющий всё больше и больше взгляд Тэхёна, как его скулы выделяются чётче, а на шее вздувается вена. Он видит, как Тэхён делает шаг вплотную и как наклоняется к его уху, слышит его низкий голос и тихое, но отчётливое «Полагаю, теперь моя очередь», и закрывает глаза всего на мгновение. На следующем же взгляде он чувствует внутри себя распирающий жар и протяжно стонет, потому что стенки внутри расходятся под давлением растягивающего его твёрдого члена, а его плечи осыпают влажными поцелуями, вынуждая откидывать голову, открывая шею. Тэхён обнимает его со спины и чуть давит на поясницу, и Чонгук в зеркале видит, что тот смотрит. Не моргая, прямо в глаза до щемящего чувства в груди и нытья в животе. Тэхён входит в него медленно и так горячо, что Чонгук чувствует, как задыхается, потому что его члена касаются длинные пальцы, принимаясь лениво дрочить подстать тянущим толчкам. И Чонгук искренне хочет попросить его ускориться, но проглатывает звук, когда Тэхён подхватывает его за талию одной рукой удобнее и наклоняет сильнее, выбивая громкий стон. Тэхён тихо шепчет на ухо, какой Чонгук красивый и это практически сводит с ума. То, как его руки нежно, но сильно держат, как он смотрит — мягко и тепло. Как ему хочется, чтобы Тэхён ускорился, потому что дольше так — невыносимо, и сердце Чонгука просто не вынесет этой щемящей нежности. И Тэхён ускоряется. И Чонгук тут же жалеет об этом желании, потому что его голос ещё никогда не звучал во время секса так громко и надорвано. Потому что никогда ещё он сам не подмахивал бёдрами так, чтобы проникновение было глубже, а хлюпающий от смазки звук — громче. Сука, это пиздец. Тэхён из зеркала смотрит своими тёмными глазами так пронзительно, что Чонгук скулит, словно животное, и сжимает руки крепче, впиваясь пальцами одной руки в края раковины со всей дури. Чонгук уверен, что на его теле останутся синяки. Волосы Тэхёна растрепались и придают ему даже более безумный вид, чем у самого Чонгука, когда он откидывает голову назад и всё так же, неразрывно, смотрит в зеркало — на Тэхёна и на то, как его руки держат Чонгука крепко, насаживая на себя. Член размашисто сжимают и скользят по всей длине до искр в глазах, и Чонгук не сдерживается, громко выдыхая имя Тэхёна, когда он проезжается по той самой точке внутри. Тэхён улыбается и ускоряет движения настолько, что Чонгука прибивает к раковине и он упирается лбом о зеркальную стену. Он больше не может видеть Тэхёна, зато чувствует, а это оказывается настолько безумно, что Чонгук кончает буквально через несколько особо сильных и глубоких толчков внутрь себя и пару движений рукой по члену. Он кончает так бурно, что дрожь проходит вдоль тела табуном мурашек, и он чувствует по тому, как ускоряется Тэхён внутри него, что он тоже близко. И это так смущающе, но так горячо, что Чонгук буквально воет имя Тэхёна, ударяясь лбом о зеркало, и насаживается сам, желая помочь старшему. И тогда Тэхён сжимает его в объятиях сильнее и стонет на ухо задушенное «Чонгук-а», вынуждающее Чонгука застонать. Потому что да, кажется, у него определённый кинк на своё собственное имя, когда Тэхён произносит его так. В руках стоит дрожь, а ноги поразительно, как вообще ещё не разъехались в напоминание, что Чонгук умеет садиться на шпагат. Грудь часто вздымается от тяжёлого дыхания, но Чонгук не может думать ни о чём, кроме того, как только что было охуенно. Его глаза закрыты, а на губах играет широкая сытая улыбка, потому что вау. Это было настолько охуенно, что ещё пару минут, и Чонгук готов повторить. Тэхён что-то шепчет еле разборчиво, но Чонгук особо не пытается разобрать, потому что прямо сейчас ему просто хочется, чтобы он его обнял. И поцеловал. Или Чонгук его. А потом он не против, довести до того же самого Тэхёна. И когда чужое имя оседает где-то в пространстве ванной комнаты, приглушаемое шорохом невыключенного душа, Чонгук открывает глаза и отстраняется от зеркала, чтобы в следующий же момент увидеть в отражении… лишь себя. А чужая рубашка всё там же, где он её и оставил, висит ровно на двери, не тронутая и не надетая Тэхёном. Без Тэхёна и с щёткой в заднице. Чонгук медленно моргает, осоловело глядя вниз, где на раковине и до самого зеркала стекает его собственная сперма, сгустками капая вниз с крана и кафеля. И Чонгук смеётся, честно. Потому что он, кажется, жалеет, что тогда не остановил Тэхёна и не попросил его задержаться ещё на день. И что ж… Возможно, он действительно хочет его. Да так, как никого прежде.

***

Четыре дня спустя, он, как и прошлые ночи после отъезда Тэхёна, просыпается в поту и со стояком, потому что организм, кажется, понял, что его владелец ослабил защиту и вполне принимает факт того, что и парней Чонгук может хотеть. Все дни от чужого отъезда и до настоящего времени, они переписываются урывками, потому что у Тэхёна ускоренные съёмки и «Снимаем это с первого раза или все уволены!» криком режиссёра, а у Чонгука подготовка к началу учебного семестра, перемешанного занятостью с работой. Тэхён звонит каждый день ближе к ночи и лишь сонно ноет, как режиссёр заебал психовать из-за поджимающих сроков, и Чонгук советует ему попросить психолога побеседовать с ним. Через день Тэхён слёзно благодарит Чонгука за совет, на что Чонгук лишь усмехается и тяжело дышит, старательно прогоняя мурашки, которые идут от чужого голоса и не ушедшего из воспоминаний сна, что Чонгук успел увидеть за те десять минут, на которые уснул. От Тэхёна к Тэхёну, это даже забавно. В один вечер он даже хочет рассказать ему про весь тот пиздец, в котором Чонгук живёт в царстве Морфея, но пока молчит. Нечего Тэхёна так сильно поражать. Мало ли, как отреагирует вдали от него. И если каждый вечер Тэхён неизменно звонит, то утром — отвечает на ежедневное сообщение Чонгука «Хорошего дня!» кучей смайликов и пожеланиями доброго утра. Кроме этого утра, в которое Чонгук особенно ждал ответ от Тэхёна, но тот подозрительно молчал, но Чонгук успокоил себя тем, что тот вообще-то работает, так что все в порядке. И ничего, что он до обеда в свой выходной ждал этого ответа, нуждаясь в нём после застилающих обзор картинок сегодняшнего сна, где Чонгук втрахивал Тэхёна в панорамное окно. И как назло же работы нет, а эта чёртова стекляшка так и норовит попасть на глаза. На часах всего шесть вечера, но Чонгук уже принимает душ перед сном (в спальне Тэхёна, потому что в свой он теперь ни ногой, а ещё у Тэхёна в спальне всё пахнет Тэхёном, а окружающие воняют). Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед сам пойдёт к горе. И потому он укладывается в спальне Тэхёна на его уже изрядно помятом постельном белье (да, возможно, Чонгук вообще больше в свою спальню не заходит) с чётким намерением зацеловать Тэхёна и изобнимать его хотя бы во сне. Это уже какое-то помешательство. Но Чонгук не против, потому что даже во сне губы Тэхёна просто нереальные, а его голос способен свести с ума. Чонгук просыпается по будильнику, с удовольствием потягиваясь, и только поднявшись, чувствует, как после его ночных приключений в заднице знакомо хлюпает, что заставляет лишь раздражённо зарычать и уйти в душ промывать себя изнутри. В такие моменты он чувствует себя какой-то девушкой, но потом включает напор сильнее и ему уже плевать — будь он хоть с десяток раз девушкой. Даже давление воды помогает чуть успокоиться, потому что зудит. Реально, физически, отчего Чонгук набирает номер Сокджина, на радость слыша бодрый голос друга, и спрашивает про симптомы течки. Но Сокджин лишь спокойно объясняет, что это естественная реакция, никак не связанная с течкой, но если Чонгуку так будет спокойнее — уже прошло достаточно времени и Чонгук может принять блокаторы, которые врач прописал на течку. Они должны и чужие запахи заблокировать, и его, чтобы всё было хорошо и на работе нервяк не настиг. Чонгук с радостью выпивает необходимую дозировку, должную заблокировать запахи на двенадцать часов, и прощается с Сокджином, желая ему хорошего дня. Где-то на фоне слышится голос Намджуна, так что Чонгук передаёт привет ещё и ему, и с хорошим настроением собирается на работу, натягивая очередную футболку Тэхёна и свои достаточно широкие джинсы. Из зеркала на него смотрит вроде и он, а вроде и кто-то другой, потому что на губах зависла глупая улыбка, в глазах стоит блеск и слегка надменные нотки, а волосы с отросшими корнями Чонгук даже решает чуть уложить, делая косой пробор и открывая лоб с объёмом у корней волос. Довольный результатом, Чонгук кивает себе и выбегает на работу с ощущением, что ещё вот одна такая ночь в компании воображаемого Тэхёна, и он признается настоящему в каждом, что они вместе проживали. И как именно. В лифте он с кучей подмигивающих смайликов желает ему хорошего дня и не перетруждаться. Рабочий день наполнен довольными им клиентами, каждая кружка украшается индивидуальным рисунком, и Чонгук вообще вдохновлён так, что едва не ржёт придурком над каждой шуткой заглянувших к нему на весь день Юнги с Хосоком. Те предлагают пойти в бар отметить такое хорошее настроение Чонгука, но тот лишь отмахивается и говорит, что хочет домой. Девушка за кассой смеётся, что, кажется, у Чонгука случился долгожданный секс, а тот и не говорит ничего под удивлённые взгляды друзей. Лишь перед выходом с работы они взволнованно просят его честно признаться, с кем Чонгук спит, если и спит. И Чонгук честно отвечает, что с Тэхёном. И уходит под ошарашенный вид друзей, которые прекрасно знают, что тот на съёмках в другом городе. Но молчат. Потому что Чонгук не ребёнок и сможет сам разобраться, если что, а таким счастливым они оба его не видели уже целую вечность. А может, всё дело всего лишь в том, что Чонгук начал высыпаться? Да нет, бред какой-то. И когда в коридор его выходит встречать радостный кот, Чонгук лишь подхватывает того на руки и несколько раз громко целует в нос. Потому что в голове у него играют песенки эльфов, а ещё очень хочется обниматься. До чихающего кота и его попыток вырваться. И тут в прихожую выходит с широкой улыбкой Тэхён и здоровается. И Чонгук немного забывает как дышать, когда прямо так — в обуви — бросается к нему и со всей дури сжимает в объятиях, не известно, что намереваясь сделать — не то задушить, не то слить с собой воедино. Отстраняется лишь когда Тэхён кряхтит, что задыхается, но и то — не до конца, всё равно обнимая и прижимаясь холодным с улицы носом (сегодня прохладно) к чужой шее. Он так жалеет, что выпил те подавители, что буквально хнычет от переполняющего его огорчения и желания услышать запах Тэхёна прямо сейчас. Но чувствует лишь его лимонный гель для душа, которым пахнет сам, и приглушённый аромат яблочных сигарет. Как вообще его среди фанатов не порицают за курение? Ах да, это же Тэхён. И Чонгук урчит под удивлённый вид отстранившего его Тэхёна. — Я что-то пропустил? Чонгук хочет ответить, что много, но лишь хитро улыбается и вновь обнимает. Тэхён смеётся и целует его в висок с тихим «Ну ладно», и Чонгук улыбается, как помешанный, сжимая чужое тело в объятиях и почти осязаемо вспоминая, как это тело лежит в его руках без одежды. Когда спустя минут десять они укладываются на любимый раскрытый диван и раскидывают повсюду подушки и пледы для уюта, Чонгук втягивает Тэхёна в объятия и прижимает к своей груди спиной. Тэхён в этот момент удивлённо косится на него и фыркает, что ему надо почаще уезжать, чтобы его всегда так встречали, но Чонгук лишь выдыхает ему на ухо «Нет» и укладывает голову на плечо. Тэхён включает Корпорацию Монстров, и это настолько идеально, что Чонгук вспоминает один забавный факт. Что идеальности не существует. К нему возвращаются запахи медленно, по ноте, заставляя растягивать губы в улыбке и сжимать объятия всё крепче и крепче, насыщаясь ими и наслаждаясь. Пока к полностью раскрытому запаху Тэхёна не добавляется запах чего-то отвратительно приторного, напоминающего финики с карамельным сиропом. И Чонгук едва не давится от отвращения. Он отстраняется и смотрит внимательно в глаза развернувшегося к нему лицом Тэхёна, почувствовавшего, что что-то не то, и выглядящего при этом так невинно, что у Чонгука щемит сердце. Но не спросить он не может. — Хён, чей это запах? Он солжёт, если скажет, что не заметил на мгновение в чужих глазах проскочивший страх. Словно застукали за чем-то запрещённым. — Актрисы из сериала, — тихо отвечает он, не отводя взгляда и словно пытаясь что-то донести до Чонгука. — Она забыла о блокаторах из-за течки, которые все незанятые актёры принимают для спокойных съёмок, — Чонгук с неверием во взгляде смотрит в чужие глаза и чувствует, как к нему медленно возвращаются звуки, которые он не слышал за своим счастливым сердцем. И вот на улице едут машины, вот из колонок раздаётся шипение из-за того, что их забыли выключить, вот в мультфильме сцена с появлением в городе Бу, вот Тэхён дышит и смотрит на него внимательно. Не извиняется, не чувствует стыд. Просто смотрит. Наконец, Тэхён качает головой и словно выдыхает, когда с облегчением произносит: — Ничего не было, — но Чонгук не улыбается и не расслабляется, потому что да, ему не спокойно ещё. У него вообще состояние нестабильное — не стоит забывать. — Чонгук, ничего не было, — повторяет серьёзно Тэхён, но тот молчит и ждёт продолжения. Он знает, что просто от нахождения рядом чужие запахи не цепляются. Если не жить вместе или не спать. — Запах прицепился ко мне из-за того, что она не сдержала себя рядом со мной и налетела, когда её омега почувствовала единственного свободного альфу рядом. Но она лишь в шею поцеловала, её тут же в чувства привели. Она извинилась и всё. Ничего не было. Она на психотропных сейчас, так что эмоции у неё слегка не стабильны из-за… — Тэхён говорит что-то ещё, пытаясь вдолбить в чужую голову, что ничего не было. Но Чонгук молчит и переводит взгляд на шею Тэхёна, где да, он видит еле заметный след — словно даже не укусили, а так, присосались пиявкой на секунду. Видно, недавно. И значит, пока Чонгук самозабвенно целовал шею Тэхёна во сне, какая-то левая девушка касалась его шеи в реальности. И не на съёмке. А от блядской течки. — Объясни, в каком это смысле: «её омега почувствовала единственного свободного альфу рядом»? Типа у меня запаха нет, чтобы намекнуть её омеге съебаться? — и Чонгук не хотел злиться, правда, но это ещё одно, дополнительное новшество этого мира буквально разносит его изнутри. Сколько ещё здесь деталей, которые он не знает? Что ещё выяснится позже? — Гук, выдохни, пожалуйста, — к Тэхёну опять возвращается этот сраный тон старшего, словно Чонгук тут ребёнок. Чонгук ненавидит этот тон. Ох, как же он его, блять, ненавидит. — Да я вроде дышу, хён, — практически рычит он, заставляя дышать ровнее в успокоение. — Хотя мне знаешь, как неприятно вот чувствовать эту вонь от тебя? — Я понимаю, — Тэхён кивает и поворачивается всем корпусом. — Но это не во мне дело. И Чонгук взрывается. — Значит, опять во мне, блять, да?! Что на этот раз я сделал не так?! Что я сделал, чтобы эта ваша актриса полезла к тебе со своими гормонами? Не к кому-то ещё, а именно к тебе? Что такого нет в тебе от меня, что есть у других? Тэхён пробует коснуться его руки своей, но тот отстраняется, понимая, что вот сейчас Тэхёну лучше открыть рот и ответить. Потому что иначе Чонгук за себя не отвечает. — Что вообще между нами, Чонгук? — Ты сейчас издеваешься? — Нет, я серьёзно. Ты спросил, что такого во мне нет от тебя, что есть у других с их, — Тэхён делает акцент голосом, — парами. И поэтому я спрашиваю тебя: что между нами? Потому что если я уже говорил, что чувствую к тебе, то ты — нет. И лишь говорил про возвращение в свой другой мир. Так, словно тебе плевать на меня и вообще нас с тобой хоть в каком виде отношений. Я, как альфа, свободен, потому что мой омега не хочет даже попробовать ответить мне взаимностью. Чонгук хочет сказать ему, что он отвечает, и тогда какого хуя вообще он несёт про свободного альфу, если сам Тэхён ну точно не свободен с точки зрения… Не слов, нет. Самих чувств. — Вы что, раздельны? — спрашивает он, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и ему понадобится выйти подышать от того, какой давящий воздух их окутал. И как воняет засос той бабы. — Не совсем. Просто, — Тэхён, видно, старается подбирать слова, чтобы не вывести Чонгука ещё больше, — если сознательно и сердцем я знаю, что чувствую к тебе и кому принадлежу, то физически, — он делает акцент, как бы намекая, чтобы Чонгук понял без продолжения. И Чонгук понимает, конечно. И бесится, подрываясь на ноги. — Почему в вашем блядском мире всё сводится к сексу? — раздражённо выплёвывает он, чувствуя себя какой-то истеричкой, но ничего не может с собой поделать. — Я не про секс, нет, — Тэхён тоже вскакивает и машет руками, как бы оправдываясь. — И в нём, конечно. Но ещё в метке. Или временной, или постоянной — она не только омегу же отмечает. Альфу тоже. Просто на уровне гормонов. — И типа, — Чонгук смеётся и видит, как от его смеха Тэхён вздрагивает, распахивая испуганно глаза, — ты свободен для других лишь из-за того, что твой альфа не вцепился мне в шею и не пометил меня, сделав своим? Так? И Тэхён сглатывает, медленно кивая. — Значит, и я свободен для других от того же? — продолжает Чонгук, заставляя Тэхёна хмуриться. — Да, но, — но Чонгук его обрывает взмахом руки. Он смотрит внимательно в глаза напротив и медленно выдыхает. — Мне надо на воздух. Подальше от этой вони. — Чонгук, я сейчас выпью лекарство, и он пройдёт, подожди, — и подрывается на кухню, но Чонгук ловит его за запястье и останавливает, внимательно заглядывая в глаза по очереди. — Мне нужно время подумать и проветрить голову, — повторяет он и Тэхён, кажется, понимает. — Не забудь блокаторы и ветровку. Вечером холодно, — тихо произносит Тэхён, и Чонгук искренне хочет прямо сейчас никуда не уходить, но понимает, что это необходимо. Ему надо подумать. Очень серьёзно. Потому что опять какая-то херня происходит.

***

Забавное стечение, но ноги сами его приводят к парку близ Намсан, где всё так же, неизменно, стоит в небольшом отдалении пень, бывший некогда в прошлой жизни прекрасным деревом. Деревом, под которым уснув, жизнь Чонгука закрутилась калейдоскопом красок и событий. Встречами и знакомствами, заставляющими едва не падать на колени перед скромным пнём в благодарности. Но присаживается Чонгук всё равно на землю, как тогда. Это место поразительно успокаивает, заставляя мысли течь легче. Чонгук вспоминает про номер, данный Намджуном, чтобы поговорить касаемо истинности и её влияния на взаимоотношения. В наушниках раздаются гудки, и Чонгук просто надеется, что этот Югём не спит в восемь вечера в августе. Но ему, кажется, везёт. — Алло? — раздаётся мягкий голос, и Чонгук чуть расслабляется: хоть не бас, напоминающий кое о ком. — Здравствуйте. Югём-щи? — Да, — по голосу слышно, что собеседник улыбается. — А вы?.. — Чон Чонгук. Ваш номер дал мне Намджун-хён. Сказал, Вы можете мне помочь. На том конце понимающе а-кают и спрашивают возраст. На счастье, Югём оказывается ровесником Чонгука, так что они решают не ходить вокруг и сразу перейти на «ты». И Югём рассказывает о том, как всю жизнь мечтал встретить своего истинного альфу, как думал и фантазировал, что влюбится с первого взгляда, и будут они счастливы — обязательно вместе и непременно навсегда, а по итогу… Он встретил истинного в шестнадцать, когда у него уже прошла первая течка и запах проявился ярче. Он почувствовал приятный запах сразу, но вот незадача — сердце оставалось спокойно и не как в дорамах или книгах. Ему было всё равно. И чем больше они общались, тем больше Югём понимал, что природа облажалась. И всё их общение осталось лишь на уровне дружбы. Потом Югём встретил ещё одного (одну) истинную. И опять никакой любви и нежных чувств. А после он познакомил своих истинных между собой и с радостью замечал, как их отношения стремительно развиваются. Схожие запахи, оба альфы, но настолько подошли друг другу, что буквально спустя полгода объявили о своей свадьбе на счастье Югёма. Так он остался без обоих истинных, что нашли истинных друг в друге. На этом моменте Чонгук хочет его утешить и убедить, что всё будет хорошо, но не успевает, потому что Югём говорит, как на их свадьбе встретил старшего брата его истинной — бету — и как-то начал с ним общаться. А потом унесло. Вначале с дружбы, а потом с тем, что начал ловить себя за невозможностью оторвать взгляда, за желанием касаться чаще, за влюблённостью, что сейчас, спустя три года со дня их знакомства, переросла в любовь. И без истинности. А просто, потому что они есть друг у друга и для. Чонгук честно признаётся, что сейчас разрыдается, а Югём называет его слабаком и подкалывает, что Чонгук, наверное, и на Алых сердцах Корё рыдал. Чонгук признаётся, что да, и Югём заливисто смеётся. Потому что его парень тоже, и он искренне не всегда понимает, как вообще природа поделила их на омегу и бету. В следующий же момент они посылают природу нахер и смеются, потому что — вау — не один Чонгук её недопонимает. И необязательно быть прыгуном по вселенным. Договорившись обязательно встретиться как-нибудь лично и устроить истинно омежий заход в тренажёрный зал, Чонгук отключает вызов и с улыбкой убирает телефон в карман, поняв, что он разрядился. Его слегка разгрузило. На самом деле, не слегка, потому что в голове не слышен бывший гул и лишь тепло разливается спокойствие. Значит, не истинность. Значит, Чонгук не из-за гормонов чувствует такое безумие рядом и при мыслях о Тэхёне. Чужой опыт действительно помогает мозг работать адекватней, так что Чонгук решает не дурить больше и поговорить. Признаться, может. Хотя бы о снах, хотя бы в том, что чувствует физически (и не в заднице, а в целом). Поговорить с Тэхёном и постараться не закатывать больше настолько тупых сцен ревности человеку, которому сам же на чувства и не ответил. Ну, вслух. Будем честны. И решив слушать сердце, Чонгук мягко улыбается и поднимается на ноги, отряхивая одежду от травы. Тэхён ведь такой нежный по своей натуре, каким бы не хотел казаться. С ним нельзя так, как ведёт себя Чонгук со своими дебильными качелями. С ним надо мягче, чтобы он чувствовал, как и что значит для Чонгука. Чтобы он доверял ему, как Чонгук доверяет, и не пытался строить из себя или контролировать себя. И слушал свой любимый рэп на всю квартиру, почему-то стесняясь при Чонгуке. Словно Чонгук сможет его за это пристыдить как-то. И надо купить Тэхёну новые тапочки. Просто так. Потому что свои он случайно закинул в посудомойку, когда был сонным из-за гона, а новые так и не купил. И с чётким намерением перед возвращением домой зайти на Мёндон и купить Тэхёну тапочки, Чонгук делает шаг вперёд и, зацепившись ногой о корень дерева, не видный в темноте, падает на землю. Ударяясь головой о сруб дерева, единственным, о чём думает Чонгук, является «Вот бы магазины ещё не были закрыты». Потому что Тэхёну нужны тапочки, не то он замёрзнет. Или ударится об угол мизинцем, или перестанет мило шаркать ногами по паркету чёрными чернушками. Но открыв глаза, Чонгук видит над собой голубое небо и падающие на лицо лепестки сладко пахнущей сакуры. Потому что где-то в мире, кажется, его ненавидят. Потому что Чонгук, кажется, вернулся в свой мир. И на мыслях о Тэхёне, что останется без тапочек, он впервые в своей жизни кричит так громко, что сидевшие недалеко на иве сороки взмывают вверх с громким квакающим «Добро пожаловать домой».