Brave New World

У Тэхёна невероятные губы. Настолько невероятные, что слёзы на глаза наворачиваются и живот сводит каждый раз, стоит лишь подумать о них: их идеальной полноте, чуть капризном изгибе, выступающей иногда в профиле верхней губе, их вкусе и ощущению на своих. Как Тэхён касается их кончиками указательного и среднего пальцев, в задумчивости глядя на сценарий и мысленно прогоняя его в голове. Как Тэхён выглядит, не думая о том, как он выглядит; как прикусывает свои губы в волнении и очерчивая их трещинками в лучах заходящего солнца. Чонгук готов весь свой мир разнести в щепки, всю скорлупу раздробить в крошку и выпустить последний выдох в них, чтобы они оказались последним его воспоминанием. Чонгук за сутки так соскучился по Тэхёну, что выть хочется и кричать во всю глотку и на весь Сеул с Инчхоном в придачу: чтобы самолеты тряслись ещё на земле, чтобы каждый окружающий прочувствовал, как может быть хреново от потери, чтобы... сам Тэхён услышал его, хоть узнал о нём в этом мире. Как там говорится? Что имеем — не храним, потерявши — плачем? Он искренне понимает эту фразу, хоть и осознаёт, что в его случае всё не так однобоко (а отвечать он может лишь за свою ситуацию). До него долго доходило, долго признавалось и принималось, а только озарившись — затянулось тучами ровно так же, как небо над его головой. И это странно, потому что он точно помнит, что тогда, когда он оказался в мире, чуждом и новом ему тогда, погода стояла ясная и жаркая — поразительно для конца марта. Здесь же небо серое и даже чёрное местами, словно вот-вот разразится ливень с грозами и осадками в виде конца света, а это — точно, весьма точно — не свойственно этому сезону. Чонгук даже подумывал, не оказался ли он ещё в каком мире после того и своего (что из них что?). В эдаком хорроре, мире апокалипсиса или пост. Но, кажется, лишь для Чонгука, потому что всё равно так, как могло быть тогда, далекие шесть месяцев назад, не очнись Чонгук в мире, где у каждого выразительный запах, где человека разделяют не по половому признаку и тому, что между ног, а тому, к какому типу (ли?) он относится: альфа, омега, бета. За одни чёртовы сутки Чонгук настолько успел соскучиться по вони от других людей, что едва не истерика берёт, ведь в этом мире (его, старом-родном) оглушительно пусто. Характеры и суть людей отныне не ясны по одному лишь их запаху. И это страшно до трясучки. Словно ты обдолбался подавителями и напичкал в нос тампонов, и теперь вынужден так ходить. Всю жизнь каким-то инвалидом, не способным на полноценное ощущение. Он вновь чувствует себя не на своём месте. — Ой, извините, — прилетает Чонгуку в спину от какой-то девушки, что ударилась в его спину и, судя по намокающей сзади толстовке, неприятно липнущей к спине, разлила на него какой-то напиток. Чонгук даже не разворачивается к неуклюжей девушке, а просто идёт дальше: она удачно подтолкнула его вперёд — к дому Чимина. Если они в этой жизни не друзья, то станут ими. И Чонгуку будет искренне плевать, нравится это и хочется ли юнминам. Если жизнь подкидывает пиздец, разреши эту проблему и иди дальше. И ничего, если придется начать заново. Главное — иметь шанс. Осознание одиночества душило его своей густотой, накрывшей вакуумом, когда на заплетающихся ногах он первым делом пошёл к дому Тэхёна, где жил, а встретил лишь собственное «Что ты делаешь?» и удивлённое «Его нет» от охранника, к которому Чонгук подошёл сразу после осознания, что он творит. Весь оставшийся день прошёл в тщательной склейке своего отчаянно разбитого нутра. Окончательная паника накатила на третий час возвращения домой на полу его квартиры с запахом чистящих средств и хлопкового дрессрума. Раньше так радующий запах теперь начал слышаться слабой пародией того, как идеально. Одиночество сжало сердце так сильно, что игнорировать его больше не представлялось возможным, сдавливая грудь. Чимин был настоящим другом тогда, а Юнги — практически соулмейтом с искренней ебанинкой, но такой родной, что дрожь брала. Здесь были помимо незнакомых с ним юнминов ещё Хосок с Намджуном и целый десяток пустышек, не являющихся друзьями, а только компаниями на то или иное. Чонгук уже скучает. По всем нужным. Чёрт возьми, ведь прошло всего ничего. Чонгук полночи хандрил, заедая свои неутешительные мысли пачкой чипсов с креветками, и проводил мозговой штурм с самим собой. Что делать? Вставать на следующий день было сродни разрушенной надежде на то, что всё вернётся, и он проснётся у себя в комнате с Тэхёном или котом под боком. В ванной комнате с дыркой в полу он посмотрел себе в зеркальные глаза и не смог узнать. Такой привычный некогда образ с настолько разным восприятием сейчас — словно призрак из прошлого, к которому не хочется возвращаться. Как же долго стоило Чонгуку осознать это. Как же много. На улице волосы мокрыми прядями чернили обзор, и Чонгук не придумал ничего лучше, как выбрать одну квартиру, хозяин которой точно будет на месте. С запозданием в день Чонгук познакомит его с собой. А после можно пойти дальше. Пока качелями его двигает на пути попыток исправления и мыслей сделать, как может быть, исправить всё, познакомиться заново, он плывёт по течению. Пока отчаяние не захлестнуло с головой.

***

Дом Чимина неизменно возвышается коробкой на десяток этажей вперёд. Чонгук глубоко вздыхает, прежде чем пройти по коду — даже в таком скромном здании на вид стоят электронные замки и это заметно упрощает задачу. Прогнать с порога сложнее, чем от домофона. Чонгук усмехается. Всё чётко, как в тот раз. За исключением отсутствия ржущего над какими-то своими шутками Юнги. Это заставляет остановиться. Как же он не подумал? Он мог пойти на то же место, где в тот раз познакомился с Юнги, и повторить сценарий. Он мог сделать так просто… Чонгук смотрит на часы и с сожалением понимает, что он убил бабочку — на место встречи с Юнги он опоздал на несколько часов. Даже к приближённому времени. — Идиот, идиот, идиот, — шипит себе под нос Чонгук, ступая по дому Чимина в надежде, что не всё потеряно. Что он ещё сможет исправить хоть что-то, вернуть, поменять. Создать? Его шаги стучат по кафелю буквально оглушительно, вынуждая вздрагивать каждые полметра — нервы ни к чёрту, это точно. Какая вероятность, что его хватит приступ или нервный срыв? Он, конечно, помолодел физически на шесть месяцев, но психологически он ощущает себя на все пятьдесят. Нужен ли Тэхёну будет пенсионер? Чонгук отгоняет эти мысли. Решать проблемы по мере их поступления. Сейчас он в доме Чимина, который его не знает, ему необходимо вернуть их дружбу, ведь навряд ли Чимин в этой жизни так уж отличается от того Чимина, верно? Разве что грушами, но это не критично — Чонгук при невозможности вернуться обратно (на этой мысли сердце колет с такой силой, что Чонгук прикладывает ладонь к груди, замирая на месте) подарит ему парфюм или палочки для дома. Господи, что же так больно? Намек даже не думать о том, чтобы остаться? Чонгук, честно, и не хочет. Его тянет назад, и дело даже не в том, что здесь нет Тэхёна — он сможет его вернуть при желании, Чонгук борец. Дело в том, что его тянет туда — в тот мир. Там словно его дом, не прикрытый, наконец, мыслями и страхами о неправильности происходящего. У кого там что неправильно — Чонгуку нет дела. У него, наконец, всё правильно. И от того, что там правильно, здесь — не так. Как же всё запутанно, как же он уже заебался. Он просто надеется, что его телепортнет во сне обратно. Не телепортнет — он попробует что-то сделать здесь. Займется эзотерикой, например, сходит в храм и помолится духам предков — или это не из этой оперы? В любом случае, он постарается собрать свое разбитое «я» вновь и продолжить попытки изменения жизни к лучшему. Правда, если через шесть месяцев здесь его телепортнет под цветущее дерево сакуры с воняющими прохожими с намеком начать заново… Он не уверен, что выдержит. Начинать всё заново, не вырастать физически, но стареть ментально — подобно кошмару. Он просто не выдержит начинать каждый раз заново. На этих безрадужных мыслях, что начинались достаточно воодушевляюще, Чонгук прибывает на лифте на нужный этаж. Что ж… Чонгук не верующий, но шепчет «С богом», прежде чем нажать на звонок. К горлу подступает ком, когда он слышит по ту сторону шарканье тапочек и видит в глазке мигнувший автоматический свет из коридора. Дверь сигналит о разблокировке и в следующую же минуту из квартиры высовывается лохматая голова Чимина. Он широко улыбается, хоть и выглядит несколько удивленным. — Здрасьте, — тянет он дружелюбно и машет ладонью в приветствии. Чонгук кланяется из вежливости. В этом мире они ещё не знакомы. В этом мире вчера они не напивались и не перекрашивали Чонгуку волосы. — Чем-то могу помочь? — мягко продолжает Чимин, улыбаясь. — Вы меня не помните? — прочистив горло, спрашивает он с надеждой, но встречает лишь искривлённую в неловкости улыбку и пожатие плеч. У Чимина чёрные волосы. Прямо как у Чонгука сейчас. — Извините, — он качает головой и улыбается. — Как Вас зовут? — Я, — голос подводит, и Чонгук едва не хрипит отчаянное: «Я, блять, твой друг, Чимин-хён, пожалуйста, скажи, что ты шутишь и помнишь меня, а я просто прибился головой», но говорит лишь: — Чонгук. Это прозвучит безумно, но мы, вроде как, друзья. Чимин забавно округляет губы и глаза и приподнимает одну бровь. Чонгук бы улыбнулся, но может лишь жмуриться и молиться на удачу, что однажды подсказала Юнги и Чимину довериться ему. — Неужели? Чонгук кивает и сглатывает, открывая глаза и поднимая взгляд на недоверчиво глядящего на него Чимина. — Чем докажешь? — он переходит на неформальную речь. И Чонгук выбирает самое логичное, что видится ему со всех точек и их переплетений самым показательным. — Я знаю, что твоего парня зовут Юнги и что он бурчащая беловолосая поганка с безгранично добрым и преданным сердцем, которая будет смешно пыхтеть на каждый косой взгляд и безмолвно бросать средние пальцы направо и налево. А ещё тебе нравится есть, а ему запах груш, а ещё… Чонгук замолкает, прерываемый взмахом небольшой ладони Чимина, смотрящего на него без прежней дружелюбности, а с полным серьёзности и внимания взглядом. — Мой парень? И Чонгук едва не падает, вместо этого часто хлопая глазами и кивая, в надежде, что, господи, хоть что-то должно остаться нерушимым. — Мин Юнги. Любитель поспать и готовить. — Расскажи ещё что-нибудь про него, — холодно требует Чимин и скрещивает на груди руки, опираясь плечом о косяк. — Ну, он… — и Чонгук сглатывает, прежде чем продолжить. — У него родинка на внутренней стороне бедра. Чимин приподнимает бровь, и его маска безразличия даёт трещину. — Даже так? — Он любит кретински короткие шорты и избивать подушкой тех, кто его будит. И Чимин расслабленно смеётся, кивая. В этот самый момент Чонгук готов поклясться, что он плачет, и если не физически, то внутри точно и навзрыд. — Значит, мы друзья? — и Чонгук часто кивает, делая шаг внутрь квартиры, когда Чимин отходит вглубь и кивает следовать за ним. Внутри всё неизменно с тем днём, когда Чонгук превратился в блондинку, а Юнги в принцессу Бабблгам. — Будь как… — начинает он, резко замолкая, когда видит уже разувшегося Чонгука, аккуратно снявшего с себя куртку и сложившего её в верхний отсек шкафа, где Чимин хранит тонкую верхнюю одежду. — Друзья? — догадывается он, и Чонгук снова кивает. — Это пиздец как странно, и я пока ничего не понимаю, но давай попробуем. На гомофоба или маньяка ты вроде не похож. Чонгук вздрагивает, заслышав слово, от которого отвык, и качает головой, шёпотом произнося «Мы друзья». Неизменно. Тем же вечером юнмины в полной комплектации на трезвую голову и добровольно решившему это Чонгуку красят волосы и вновь… решают довериться. Чонгук рыдает уже по-настоящему.

***

Чонгуку с детства говорили, что никогда нельзя сдаваться, и Чонгук добровольно слушался, вырываясь вперёд и двигая себя за победой. Он мог часами оставаться после дополнительных и продолжать тренировки, что угодно — лишь бы не сдаваться и не быть слабым. Но кажется впервые ему так отчаянно хочется. Он листает ленту инстаграм, в удивлении просматривая страницы друзей — настоящих друзей — и кривится с каждым взглядом лишь сильнее. — Хосок-хён, — зовёт он негромко. Тот мычит, намекая продолжить. — Как давно у хёна появилась эта... — Курица? — подсказывает Хосок, и Чонгук усмехается и кивает. Ну, хоть что-то неизменно — понимание. — Буквально неделю. То ли у них отцы друзья, то ли компаньоны, но единственное, что знаю — отношения фиктивные. И вряд ли долгие — Намджун же её нахрен не вынесет. С экрана смартфона и ленты инстаграм на него глядит довольная кукла с пухлыми губами и высокими скулами, напичканными филлерами по самое основание, придавая ей образ Барби подстать её выжженным волосам. Намджун рядом с ней выглядит крошечным при своём росте сто восемьдесят три и усталым, но для незнающего самого Намджуна взгляда это будет вид разве что крутого сурового бойфренда, по канону с машиной и квартирой в одном из престижных районов Сеула в подарок от родителей. Чонгук смотрит на обновление «час назад» и не может поверить своим глазам. Это та Вселенная, где всё противоположно (за исключением юнминов), и люди не с теми, кем им лучше всего? Иначе он ничего не понимает. Чонгук поверить не может, когда смотрит в потухшие на снимке глаза Намджуна, что когда-то хотел сюда вернуться. От настолько эгоистичной мысли его передёргивает. Снова желание сбежать туда, где легче, и бросить тех, кто этого не заслуживает. Чонгук грёбаный эгоист и прекрасно понимает природу, решившую преподать ему урок, перекидывая из стороны в сторону как мячик. Он бы сам себя побил за эти качели. Он такой ещё всё-таки незрелый и не готовый принимать серьёзные решения. Там от Намджуна родители остались в полном довольстве лишь после того, как в его жизни появился Сокджин с яркой улыбкой и медицинским за плечами и в будущем по допущению к практике. Перспективный омега для не менее перспективного альфы — мечта современных родителей класса А+. Кто-то просто не способен меняться в своих целях. Чонгук ставит себе задачу обязательно по возможности встретиться с Намджуном и поговорить по душам, передав номер того, с кем другу было бы хорошо хотя бы просто пообщаться. Но Чонгук ещё подумает, конечно, когда спросит у Намджуна касаемо его девушки. Может, тот счастлив, а Чонгук себе надумал? Это возможно за шатким психическим равновесием и скачками туда-сюда в пространстве и воспоминаниях происходящего. — Его отец все не теряет надежды вернуть компании былое величие? — спрашивает он, блокируя телефон и обращая всё внимание на Хосока. — Фу, бля, Гук. Что за высокопарность? — наигранно морщится тот и вздрагивает всем телом, как от электрического тока. — До свадьбы не дойдут точно — Намджун скорее пол сменит и в Америку укатит. Но для картинки повстречаются, и ладно. Хотя он всё равно выглядит как труп ходячий. — Он её вообще не выносит? — Да кто бы вынес? Она же как Лонг Айленд смешанный с Кровавой Мэри! Обоих передергивает, и от этой «солидарности» они добродушно усмехаются. Хосок скоро нарезает перец для резко приспичевшего пибимпаба и выглядит в фартучке с морковками, как настоящая хозяюшка, вызывая улыбку. Как Чонгук мог забыть про то, что у него есть такие друзья, переключившись вниманием на тех других, что были его друзьями в этом мире только неделей ранее? Он настоящий идиот, но осознание этого — уже шаг на пути к исправлению. Он приложит все силы на это. — Я просто удивлён, что не знал об этом ничего, — немного грустно признаётся Чонгук. Ему стыдно, на самом деле. Просто охренеть как стыдно, ведь они друзья — да, какие-то ещё в этом (блять) мире у него были, но не главными — эти места почётно занимали Хосок и Намджун. И Чонгуку откровенно хуёво, что он не знал об этом в этом мире, а в том — даже не догадывался. — Гук-а, всё окей, — ободряюще улыбается Хосок и бьёт его по лбу пальцем, чтобы не хмурился. — У тебя тоже свои заёбы были. Ты кстати бросил её? Чонгук вначале непонимающе хмурится, а после кивает. И усмехается. Даже поразительно — он ведь был в отношениях с девушкой ещё позавчера. В голове каша конкретная с этими перемещениями — словно привет из Интерстеллара и относительности времени (Чонгук не много знает об этом, но Намджун в другой-этой-блять-тойжизнисТэхёном рассказывал про это). — Ну и правильно. Мы с Джуном вообще темы этой не поняли: видно же было, что тебе на неё до фени, а ты просто играешь. Хотели уже спросить, не фиктивный ли брак вы надумаете заключить, но потом вспомнили, что для кого? — родители-то у вас не как намджуновы, — да и зачем? Не успели, ну и хорошо. Верно, что комедию прикрыл. Если ты в порядке, конечно. Чонгук вздрагивает. В порядке? Можно ли ему самому оценивать своё состояние как «в порядке»? Он в отчаянии, у него просто пиздец как болит внутри — так сильно, что кажется, разорвёт (если уже не — как ощущается внутреннее кровотечение?). Чонгук скучает. Безумно и до покалывания в груди и теле с желанием оказаться вновь рядом — где тепло, где объятия и запах лимонного шампуня, где мягкие волосы щекочут щеки, когда к нему наклоняются ближе с широкой улыбкой и хитрым прищуром, где... Господи, да где Тэхён. Со всеми составляющими. Его просто душит накатывающая паника и незнание что делать. Только, если раньше, он хотел вернуться из страха за себя в том новом мире, то теперь... Он хочет вернуться из страха потери другого в своей любой. Ему так чертовски хочется прямо сейчас обнять чёртового Ким Тэхёна, что в этой жизни всё тот же известный актёр и житель «верхов», который не знает его, что Чонгук немного не выдерживает. Примерно в это же мгновение к нему подлетает обеспокоенный Хосок и падает на колени рядом. Он видит стекающие безмолвно по щекам покрасневшего Чонгука мокрые дорожки, и в его глазах читается что угодно: забота, волнение, даже отчаяние — нисколько не отвращение чонгуковой слабости. И становится так стыдно — нет, не за слёзы, — за то, что в той-этой жизни, ещё неделю назад с Хосоком они считались друзьями, но по факту и не были. По вине одного Чонгука, которого тянуло на эксперименты. На новых людей. На нечто пустое, что пролетало мимо и забивало самого Чонгука как фильтр. И он даже не задумывался, что в той жизни, где Тэхён, он даже не думал о тех «друзьях», что поразительно есть здесь, но не вспоминаются (как и для них Чонгук) в минуты, подобные этой — когда невозможно, когда нужны рядом те, к кому есть доверие. Он в той жизни сразу же был с Хосоком и Намджуном — без мыслей о других. У него здесь лишь два друга — преданные и неизменные. Чонгуку стыдно, что он понимает всё лишь тогда, когда теряет. — Хён, прости, что я отдалился от вас, я, — он сбивается, сдавая голос на хрип, но Хосок не наседает, лишь затягивая Чонгука к себе на пол и обнимая. Чонгук отчаянно вцепляется в его руки ответно — не совсем те, но точно не чужие. — Не думай об этом, Чонгук-и, мы всё понимали и понимаем. Сами, может, через подобный период проходили бы, не столкнись с херней вроде моих загулов и намджуновых подзадников после каждой моей интрижки и их вылезающих из шкафов бойфрендов. Чонгук усмехается — он помнит эти истории, хотя и не был их участником или хоть каким-то, хоть сторонним, фигурантом. — Не переживай об этом, Гук-а, — снова говорит Хосок, поглаживая его по спине и, судя по голосу, улыбаясь. — Я так проебался. — Тебе плохо от того, что ты ее бросил? — Что? — непонимающе смотрит на него Чонгук, а после встряхивает головой, понимая. — Я вообще про неё забыл уже. — Тогда что? — Ты обещаешь выслушать меня и очень постараться мне поверить? Пожалуйста, — видимо, тон, которым Чонгук говорит эти слова, и его взгляд — небось, ещё и щеки красные, и глаза опухшие, и слёзы засохли, превращая его в какого-то обиженного ребёнка, которому не купили игрушку, — говорят уже о многом. Так что Хосок уверенно кивает. А Чонгук думает лишь о том, что это не ему не купили игрушку. Это он не купил игрушки-тапочки. И рассказывает. До самого утра и до момента падения Хосока с дивана, на который они в какой-то момент пересели. Вопросы про наркотики Чонгук отогнал (хотя и был на отходосе позавчерашнего, и эти мысли настолько страшили его самого, что он подумывал сдать самого себя в психо-наркологический диспансер). Господи, если окажется, что Чонгук словил под экстази какой-то приход, и никаких альф и омег не существует, и Тэхёна и их вместе никогда не было... Он просто вскроется. Он вырежется из этой жизни, и что самое страшное — проверить это никак нельзя: словил он белку, или же всё действительно было правдой. Ему так страшно не было ещё никогда в жизни. Хосок пытается отпроситься с подработки в студии не меньше часа — Чонгук видит, как трясутся его руки, когда он едва не кричит уже в попытках упросить администратора дать ему выходной. Он бросает время от времени взволнованный взгляд на обнявшего колени Чонгука и повышает тон сильнее — с мысленным смешком, Чонгук думает, как окрепла бы его «аура» давления настоящего альфы. Доминантные задатки. Наконец, когда Хосок решает сменить тактику и пригласить администратора на свидание — Чонгук сидит с выражением восхищения на лице, приоткрыв рот на воркующего хёна, — он с победной улыбкой сбрасывает вызов и гордо сообщает, что у него выходной, и раз уж Чонгук-и омежка — да будет ему банановое молочко и сопливые американские мелодрамы. Чонгук это никак не комментирует. А что ему сказать? Спасибо, это как раз то, что я любил всю жизнь, стереотипный ты еблан? Хотя примерно это он и говорит. И он никогда бы не подумал, что смех гиены его друга сможет для него стать таким ласкающим слух. В одиночку реально хреново. Тогда и теперь Чонгук в первый же день поделился с Чимином и Юнги, которых хочется поблагодарить за их неординарность и открытость до зуда по коже, но страшно. И неловко. Это точнее. Юнги же не изменился — ещё застебёт, а у Чонгука вообще-то расшатанная нервная система. Поэтому он сидит рядом с Хосоком и пинает его ногой в зад, громко смеясь над его попытками прогуглить волчью природу. Одни, чтоб его, собаки. Чонгук бесконечно благодарен за то, что у него есть такие друзья. Были, наверное. Это касаемо одного конкретного.

***

Чонгук сидит и уже битый час разглядывает проплывающие в лава-лампе розовые пузыри, чувствуя себя примерно таким же сгустком чего-то мутного и не способного двигаться по своему решению. Как малиновые тельца гоняет по лампе система, так и Чонгука, кажется, размазывает и телепортирует по мирам вне его желания, а по какой-то вселенской. — Блять. Он выдыхает это так неожиданно и так громко в преследовавшей квартиру Хосока тишине, что бедный ее хозяин подпрыгивает и звучно ударяется коленкой о стол, едва не опрокидывая его на бок. Он хватается за сердце и дрожащими пальцами другой руки отодвигает от себя подальше чашку с дымящимся растворимым кофе — из пакетика 3 в 1, — и Чонгук искренне не понимает, как эту бурду вообще можно пить. И он возмутился бы. Громко и искренне. Но сейчас не до этого. — Чимин и Юнги скрывают свои отношения и не собираются жениться, у Намджуна какая-то кукольная американка, а у Тэхёна, — раздаётся ещё один громкий вздох и следующий за этим удар головой о поверхность пола. — А Тэхён с девушкой и не помнит меня, считая своим фанатом. Они собираются вновь на следующий день — с подачи Хосока рискнуть поговорить со всеми из той жизни, ведь мало ли — тропы смешаются и переплетутся, но... Но нет. Его не помнят. Его не знают. Его не признают. Тэхён с девушкой. Той, сука, самой, от которой он прятался за его же задницей в кафе. Почти неделю назад. Господи, это было всего неделю назад. Ещё тогда у них все было прекрасно — если отгонять мысли про белку Чонгука и огромную галлюцинацию длинной в полгода. Но он же не в фильме, верно? Это же просто смешно, он ведь не в «Начало»! Хотя тоже... Перемещения меж мирами или реальностями — из того же жанра фантастики. Как же, блять, сложно. — Почему всё так? Чонгук игнорирует несколько лягушачий хосоков взгляд, когда ещё с несколько раз прикладывается головой к холодному отключенному полу и громко скулит, словно подбитая собака. — Он меня выгнал, представляешь? Хосок уже открывает рот, чтобы сказать что-то, но Чонгук не даёт ему и слова сказать, резко выпрямляясь и пугая тем самым друга. — А татуировка? — он смотрит на Хосока так, что тот нервно икает и падает на пол пятой точкой. — А экзамены? Я снова терпеть это не хочу, вот правда. — Чонгук-а... — Да что он вообще нашёл в этой идиотке? У неё же полипропилен вместо мозгов. — Гук-а... — А моя мать? Почему она спрашивает у меня про девушек? — язык заплетается, выдавая его по тупому, но достаточно логичному опьянению, развязывающему и отбирающему контроль. Неверное решение, но объяснимое. Даже родители — Бруты. — А про кого ещё она, блять, должна спрашивать?.. — себе под нос шепчет Хосок, упираясь взглядом в пространство. — А ты?! — вскидывается Чонгук и фокусируется широкими глазами на лице друга. — А я-то что?! — А ты ничего. С тобой все стабильно, — и падает обратно на поверхность паркета лбом, прикладываясь ещё трижды. — Даже не знаю: мне порадоваться или послать тебя? — Я сам себя пошлю, — воет во весь голос птеродактилем и с хныканием летит лбом в стену. — Пошёл нахуй, Чонгук. Пошёл и отвоевал его нахуй. — Это же не игра слов такая? — Ты слишком хорошо меня знаешь. — И что это значит? — Это значит, что ты не воняешь шоколадом, у меня со дня на день не начнётся течка, в которую кое-кто мне будет нужен в самом животном его виде, а Тэхён сейчас со своей девушкой. Как ещё тебе объяснить-то?! Хосок сидит с минут пять, часто моргая и не отрывая взгляд от Чонгука, и наконец встаёт с пола, подрываясь на кухню и выкрикивая уже оттуда: — Мне надо выпить! — Ты со вчерашнего дня пьёшь! — Мне, блять, мало! Мой лучший друг — собака! Чонгук кидает в стену по направлению кухни подушку и падает спиной на пол. Так хоть прохладней и не столь удушающе от веса собственных легких на желудок. Ему кажется, что он на самом деле может это прочувствовать — как его органы давят на другие. Невыносимо. Хосок возвращается с ящиком соджу с виноградом и грейпфрутом — в чистом виде не пьёт категорически, это, дескать, ссанина — и аккуратно ставит рядом с растекшейся по паркету фигурой друга, плюхаясь рядом, едва не пружиня на подушке (той самой). — Так значит, ты втюхался в парня? — он открывает первую бутылку с намерением пить прямо из горла, и бьет по крышке по очереди с опирающимся на локти сзади Чонгуком. — Тэхён не парень, — на автомате исправляет Чонгук. — Он исключение. Ты вообще видел его внешность? А голос его слышал? А говорил? — То есть погоди... Актёр Ким Тэхён? — Хосок замирает с поднятой до губ бутылкой (он отбил последним жестяной ободок). — Да-да, тот самый. — То есть... Ты вчера бросил девушку, с которой встречался несколько месяцев, а сегодня у тебя уже краш на актера Ким Тэхёна? Чонгук смотрит, наверное, слишком сурово, раз Хосок тут же прикладывается к бутылке и делает несколько крупных глотков — словно колу хлещет, ну в самом деле. — Да не на актера, хён, ты тупишь. На Тэхёна — на него самого. Хосок вновь бросает на него удивленный (в который раз за два дня?) взгляд, кривя губы. — Нихуя не понимаю, — и выпивает залпом пол бутылки соджу с грейпфрутом, закашливаясь. Чонгук не понимает тоже, но это уже его привычное состояние. Бьётся запертой в клетку птицей мысль о том, что можно попробовать всё исправить. И приложить к этому все силы.

***

Давайте вспомним, что Чонгук — любопытный экспериментатор. Немного отчаянный, вдохновлённый на поиск приключений на задницу. Порою безумный и непродуманный. Вспомнили? Запомнили? А теперь представим вот какую картину: заручившись поддержкой юнминов (заново обретенных в качестве друзей), Хосока и Намджуна (честно ответившего, что он за любой кипиш вдали от «этой змеи»), Чонгук гордой одинокой фигурой проходит мимо консьержа, приветствуя его по имени и спрашивая, как его кошка Мао, на что тот предсказуемо сначала приподнимается и открывает рот, чтобы задать вопрос, кто Чонгук, нахрен, такой, но удачно затыкается — чужой ли настырностью, осведомлённостью или в совокупности, но ура, пронесло — и лишь скромно переспрашивает его имя на будущее (Чонгуку бы в актеры с его открывшимся даром пудрить мозги). Уже со стороны лифтов Чонгук выкрикивает честно своё имя, а консьерж отвечает, что его котик сейчас у матери Джихана — второго консьержа (в другом мире они с Тэхёном их страстно шипперили) — и уже хочет сказать забежавшему в лифт Чонгуку что-то ещё, но тот выкрикивает уверенное «До встречи! Хорошего дня!» и звенит дверями с механическим женским голосом, оповещающим номер этажа. Его идея совсем малость незаконна. Малость. Но Чонгук отчаянный парень. Если коротко — ему в голову пришла идея рассказать обо всем Тэхёну в несколько неожиданной для того обстановке — его собственной квартире. Его логика: если в мире альф и омег Чонгук и Тэхён — идеально подходящие друг другу люди, то в этой неизменно это за исключением течек, гона и возможного деторождения со стороны Чонгука. Гарантии — Чонгук возьмёт в заложники котика. Не в прямом смысле, конечно. Он почему-то уверен, что кот и так к нему с охотой пойдёт (не то что к Тэхёну). Женский голос оповещает о прибытии на нужный этаж, и Чонгук задерживает дыхание. Он ни черта, если честно, не обдумал план, но ему до дрожи нужно поговорить с Тэхёном. О себе, о нём, о его девушке, обо всей ситуации — почему-то он отчаянно хочет верить, что Тэхён не посчитает его безумцем или, черт возьми, сасэном со сдвигом по фазе на своего кумира. Со стороны, Чонгук прекрасно понимает, все выглядит именно так. Именно в минус ему. Но может, он и правда обезумел. Чонгук звонит с несколько секунд в дверной звонок, в тайне надеясь, чтобы ни Тэхёна, ни, тем более, его девушки в квартире не было (хотя Тэхён как-то говорил ему, что никогда не приглашал её к себе в квартиру — в неё доступ был вообще лишь у Чонгука помимо семьи, и да, это льстило и льстит безумно). На тишину Чонгук показывает раздражение, закатывая глаза, и достаёт телефон, словно отправляя сообщение хозяину квартиры, а на самом деле Намджуну с коротким «Я ща обоссусь от страха хён это пиздец надеюсь меня не посадят». И убирает смартфон в задний карман джинсов. Кодовая панель открывается с щелчком крышки. Чонгук с надеждой на то, что Тэхён не менял тогда пароль, спокойно набирает цифры. Словно он и правда здесь не первый раз — он помнит про камеры и про наблюдающего за ним, скорее всего, охранника дома. Индикатор горит зелёным, и Чонгук уверенно (трясущимися руками) открывает дверь, заходя внутрь. Автоматический свет в коридоре озаряет нисколько не изменившуюся квартиру (за исключением чонгуковой обуви на полке и боксёрской груши в углу, а точнее — их отсутствия). Сигнал, оповестивший о закрытии двери, одновременно успокаивает и вынуждает сердце Чонгука броситься к пяткам, а кончики пальцев — поледенеть от волнения. Чем он думал?! В прихожую выходит кот, вальяжно прохаживаясь к Чонгуку мимо стеллажа и присаживаясь рядом с внимательным взглядом на незнакомца. Чонгук сглатывает. Ещё пару дней назад они с этим котом были едва не лучшими друзьями, а в этой... Кот громко мяукает и подбегает ближе, задирая лапы наверх, намекая Чонгуку его поднять на руки. И ластится, урчит. И Чонгук едва не выдыхает свои лёгкие. — Привет, мой хороший, — шепчет он в страхе нарушить тишину квартиры более громким голосом. — Чувствуешь, что я не чужой, да? Кот довольно мяукает и зарывается носом в темные чонгуковы волосы. От сердца (того, что подскочило на нормальное место) отлегает так стремительно, что Чонгук даже готов воспрять духом — кот его знает, помнит и принимает, — может, и с Тэхёном пройдёт всё спокойнее, чем может. Чем должно по нормам этого мира? Так забавно, Чонгук опять называет мир, в котором оказался — тот. Не «мой». Он, честно, не знает уже, какой из миров на самом деле его. Тэхён говорил не разделять на «моё» и «чужое», так что... Возможно, этот мир именно его. Как и тот. Думай настоящим! Чонгук решает чуть похозяйничать, вроде как доказать Тэхёну, что он не сасэн, а кто-то вроде... Пришельца? Пусть так. Он проходит с котиком на руках в спальню Тэхёна и достаёт из тайника за зеркалом бутылку красного полусладкого (кажется, того самого, что они пили в их первый поцелуй), и это, пожалуй, единственный плюс скачков во времени — можно насладиться редким вином дважды. На кухне он насыпает коту корм и открывает бутылку. Несколько раз глубоко вздыхает в попытке успокоить себя — ощущения странности того, что он чужой по факту в квартире, где живет и был на правах сожителя ещё пару дней назад — страшны. Доревновался, истеричка. В коридоре загорается автоматический свет и сигналит замок, когда Чонгук сидит с урчащим котом на коленях и пьёт из подрагивающего в его пальцах бокала вино короткими глотками. В проигрывателе крутится пластинка Леди Гаги ее лучших времён, и Чонгук знает, что это тайна Тэхёна — ему же нужно поддерживать свой образ зрелого мужчины со зрелыми вкусами, в которых нет места попсовым мелодиям про рождённых такими. Он, конечно же, знает местоположение этой пластинки, а следовательно — знает, какое удивление вызовет всё в совокупности на этого Тэхёна. Господи, даже не верится, что ещё несколько дней назад они стояли в этой самой прихожей, из которой сейчас испуганным смотрит на него Тэхён, и целовались, признавая друг друга и свои чувства рядом. Как же Чонгук по нему скучал. Даже по одному лишь его голосу. — Какого хера? — чеканит Тэхён, загораживая из коридора свет своей тёмной фигурой. Логичный вопрос. — Котик спит, не бейте. Тэхён переводит удивленный взгляд на довольно вздохнувшего на тёплых чонгуковых коленях кота и обратно на его лицо. — Что это значит? Опять Вы? Ох. Да, это была тупая ситуация, в которой Чонгук отчаянно орал на полтуалета тэхёновой съемочной площадки «Вспомни меня!», а его под руки вытаскивали на улицу. Тэхён тогда ни слова не вымолвил, а ведь Чонгуку так хотелось. Хоть чего-то. Но он видел лишь надменную ухмылку блондинки, что по-хозяйски обнимала замершего и глядящего на Чонгука во все глаза Тэхёна и целовала его в щеку своими пластическими губами. Швабра полипропиленовая. Чонгук никогда ещё так девушек не ненавидел, как в тот момент. Он даже жалеет, что тогда, в кафе на Каннаме, не вылил ей что-то на голову по классике всех дорам. Чонгук любит дорамы, хотя и понимает, что в его жизни за последнее время сценария типичной дорамы в избытке. Сейчас он, например, сидит не совсем как Крестный отец, но пытается себя мысленно убеждать в обратном — для уверенности. Попробуй быть не уверенным, будучи Крёстным отцом, ну? Ещё, как вариант, Бейонсе, но Чонгук не уверен, что не заиграется и в итоге тупо ну выдаст посреди гостиной all the single ladies now put your hands up. Это бы лишь убедило Тэхёна в чонгуковой неадекватности, что немного... не есть хорошо. — Мне очень жаль, что я ворвался — понимаю, как стремно это выглядит, но мне очень нужно, чтобы ты, — он запинается, видя удивленно изогнутую бровь стоящего со скрещёнными на груди руками Тэхёна, — Вы, — исправляется он, — выслушали меня очень внимательно. Я в отчаянии. Он с позором замечает, как вырываются последние слова и как повышается на них тон, но уже не успевает исправить — Тэхён тяжело вздыхает, выключает завывающую по кругу Born This Way Леди Гагу и присаживается на диван рядом. Чонгук заранее поставил для него один пустой бокал, так что Тэхён с нервным выдохом берет бутылку и наполняет его до краев. — И почему в моей квартире? — Чтобы у т... Вас не было проблем. Мало ли что подумают. Тэхён усмехается и подносит бокал к губам, делая маленький глоток. — Хороший выбор. — Вы про вино? — Ну не про идею же вломиться в мою квартиру и поджидать в темноте, чтобы я слёг с сердечным приступом от такой картины, — Тэхён всё ещё не смотрит на него, внимательно разглядывая перекатывающееся в бокале вино, и усмехается. — И уж точно не про Гагу. Чонгук не может сдержать смешка. — Не пизди. Ты все её песни наизусть знаешь. Ну, до альбома с Applause точно, — у него вырывается это так естественно, что он даже забывается на мгновение. Пока Тэхён не давится вином, а Чонгук на автомате не тянется погладить его по спине, успокаивая. Тэхён тут же замирает, задерживая дыхание, а Чонгук понимает что он только что сделал. — Ой, извините, я просто... — Откуда Вы знаете? Чонгук глупо моргает и прикусывает губу изнутри. Что сказать, что сказать, что ему сказать? — Вы мне как-то сами рассказали, — в итоге честно признаётся он и тут же встречает чужой недоверчивый взгляд. — Я вижу Вас второй раз в жизни. — Вы просто... Чёрт, это сложно объяснить, — он трёт устало кулаком глаза и делает ещё глоток вина, опуская вторую руку на шерсть кота, довольно мяукнувшего от этого. — Уж постарайтесь. У Вас как-никак мой кот в заложниках. Чонгук усмехается и с радостью понимает, что Тэхён тоже. Их руки касаются друг друга, когда Тэхён также тянется к животному. — Он сам, честно. У него походу Стокгольмский. Тэхён на это тихо смеется, а Чонгук с дрожью наблюдает за его расслабившейся фигурой. Как же он по нему соскучился. Прошло всего два-три дня (с бессонницей Чонгук ни черта уже не понимает в этих сменах дня и ночи) с их последней встречи в мире, где у них могло быть всё так просто, а в этом... Он скучает по нему даже сидя рядом. Хоть и чувствует, что Тэхён всё ещё свой. Неизменный. Просто не помнит его, а точнее — не знает. — Тэхён-щи, — зовёт он негромко, привлекая внимание, и Тэхён переводит на него свой спокойный кошачий взгляд с чуть разными веками. Тэхён пультом ранее включил освещение на кухне, так что гостиная залита тусклым, но всё же видимым светом. Безмолвно Тэхён намекает продолжить, и Чонгуку приходится с несколько раз глубоко вздохнуть. — Я очень хорошо знаю Вас, но Вы не помните меня, логично, — он снова делает глубокий вдох. Почему-то накатывает паника — он совсем растерял все слова, что готовил для встречи с этим Тэхёном. — Но мы были с Вами очень близки. Тэхён очевидно не впечатлён. Скорее разочарован. Почему-то от этого даже херовей, чем будь он разозлён. — Я могу доказать! — восклицает Чонгук, едва не скидывая кота. Но того, кажется, спугнуть не так просто. — Имя кота, — говорит Тэхён, на что Чонгук выдыхает. Он уж заволновался, что будет что-то о семье — Тэхён при нём мало о них рассказывал и вообще мало с ними говорил. Чонгук так и не набрался мужества спросить почему. — У него нет имени. — Имя моей жены, — он кивает головой на фото за спиной Чонгука. — Я не смотрел эту дораму, так что не знаю. Вы взяли с ней премию за лучшую кино-пару. — Мой любимый мультяшный персонаж, — Тэхён вскидывает бровь и продолжает. — Не уверен, но может быть, — Чонгук на мгновение задумывается, — Аид из Геркулеса. Тэхён в удивлении вскидывает уже обе брови и кивает. Чонгук не подаёт видимости, но он выдыхает. Боялся ошибиться. — Мой любимый запах. Чонгук сглатывает и закрывает глаза. На секунду задержав дыхание, он говорит едва слышно «Сакура», и с замиранием понимает, что Тэхён застывает тоже. — Как Вас зовут? — спустя, кажется, вечность, а по факту считанные секунды, спрашивает Тэхён. Его голос звучит тихо и неуверенно, и это заставляет Чонгука поднять глаза. Тэхён смотрит прямо, но весь его образ так и намекает на озадаченность. — Чон Чонгук, Тэхён-щи. Пожалуйста, не гоните меня. Он готов проклясть своё отчаяние, сквозящее в голосе, но ничего не может поделать. Не рядом с Тэхёном. — Почему Вы, Чонгук, знаете всё это, но я не знал даже Вашего имени? — он звучит напряжённо, но не отталкивающе. Чонгук решает рискнуть. — Мы с Вами были знакомы. Но немного не здесь. — Мультивселенные, как в Человеке-Пауке? — спрашивает хоть, хотя мог предположить от встречи в Париже и до собственной амнезии. Что угодно, кроме его любимого Человека-Паука. Чонгук смотрит удивленно, но кивает. Неужели всё будет проще, чем... Тэхён усмехается и допивает залпом бокал вина. Не верит. Чонгук в страхе понимает, что Тэхён не верит. Да кто бы, блять, ему поверил, оратор хренов? Кот, видимо, понимает его состояние, так что принимается урчать, а Чонгук отставляет свой полупустой стакан и вместо этого хватается двумя руками за волосы. Что ему делать? — Понимаю, что звучит как бред или как... Чёрт знает, сюжет дорамы, но я клянусь, Тэхён-щи, это правда. Я бы сам не поверил на Вашем месте, но прошу, — он не знает, о чем просит. — Чонгук-щи, — перебивает его Тэхён и кладёт руку на плечо, чуть сжимая. Чонгука прошибает таким током, что он вздрагивает, пугая кота и самого Тэхёна. Тот убирает руку, но Чонгук импульсивно укладывает её обратно себе на плечо. — И я не сумасшедший. Не под кайфом, не под вином — хотя, признаюсь, оно пьянит, — я бы не стал говорить всё это, понимая, что именно таким и покажусь — каким-то конченым, блять, сасэном, — он выплевывает это слово так яростно, что Тэхён усмехается. — Но я клянусь, это не так, — Чонгук заглядывает в глаза Тэхёну и на счастье не видит в них насмешки и недоверия. Легкое удивление, разве что. Но вовсе не неприязнь. Не полное отрицание. Смущение, может быть. — Тэхён-щи, мы с Вами были очень близки. Настолько, что мне очень тяжело сейчас совершенно не говорить с Вами. Не просто не видеть — это-то как раз и не невозможно — Ваша рожа, простите, лицо, у меня тупое чувство юмора, на половине баннеров и билбордов по всему Сеулу, — Тэхён закатывает глаза и наливает себе ещё вина; рука исчезает с плеча Чонгука, и тот едва сдерживается, чтобы не попросить вернуть её. — Вы бы на моём месте поверили? — наконец спрашивает Тэхён и смотрит на него исподлобья. Чонгук качает головой. «Вряд ли». — Но я бы из любопытства представил вероятность того, что парень напротив не двинутый, а реальный... — Путешественнец? — предлагает слово Тэхён, на что Чонгук с улыбкой кивает. — Именно. — Значит, предлагаешь мне поверить парню напротив, что знает о моём любимом запахе и любимом персонаже и утверждает, что мы с ним знакомы, хотя я и не помню его. Который вломился в мою квартиру, знал код от двери, влюбил в себя консьержа — не смотри на меня так, он успел рассказать про то, какой у меня милый друг, — Чонгук замечает, что Тэхён перешёл на панмаль. Он разглядывает вишневую жидкость, задумчиво вертя бокал в руках. — Поверить парню, к которому кот идёт охотнее, чем ко мне, а сам парень утверждает, что из другой какой-то вселенной, где мы с ним, понимаете ли, были близки. Ничего не упустил? — он переводит взгляд на задержавшего дыхание Чонгука. — В общем-то, нет, — тихо признаёт он и неловко почесывает ноготь на большом пальце. — Зачем? Зачем?! За тем, что я люблю тебя? — думает Чонгук и едва не давится. Он впервые признал это. Не вслух, не тому Тэхёну, а этому, которого в общем-то не отличает ничего кроме незнания Чонгука. Господи, он только что признал, что любит Тэхёна, с ума сойти. Стоп. А ведь и правда — зачем? Зачем Тэхёну верить ему? Зачем менять свою размеренную жизнь и впускать в неё Чонгука? Какого-то Чонгука — чужого, неизвестного, странного, не своего Чонгука? Зачем это ему? Чонгуку нечего ответить, что, видимо, отражается на его лице с вытаращенными в испуге глазами. Тэхён примирительно наливает ему бокал вина и открывает рот, чтобы сказать что-то, и Чонгук не уверен, что хочет это слышать. Он пошлёт его? Извинится и пошлёт? Скажет, что всё розыгрыш, и вообще Чонгук пахнет вишней, давай, Чонгук, встречаться, я уже бросил свою девушку! Зачем. Тэхёну. Чонгук? В этом мире (сука, да опять) у него нет никаких привилегий. Там у него был запах — мнимая истинность и их друг к другу предрасположенность. В этой же... Чонгук вламывается в квартиру не знающего его Тэхёна, говорит какую-то дичь про мультивселенные и пустое знание Тэхёна, и просит... что? Принять его? В качестве кого? Как там? В качестве пары, что даже не обсуждается? В качестве друга? Чонгуку будет мало, он уверен, но ради Тэхёна и при невозможности вернуться назад — он согласен и на это. Но надолго ли его хватит, когда он знает вкус губ Тэхёна и силу его рук на своём торсе, его кожу под пальцами Чонгука? Надолго ли Чонгук согласен стать ему другом? Надолго ли хватит? Ответа на эти вопросы у него нет. — Тэхён, я... — он переходит на неформальный стиль, сам того не замечая. И замолкает. Он не знает, что сказать, а Тэхён и не торопит. Он просто смотрит на Чонгука своими красивыми глазами и коротко пьёт из бокала вино. В прошлый раз на пробе этого вина они поцеловались. Это было словно в прошлой жизни. Чонгук понимает, что глаза щиплет, а это последнее, что он хотел бы показать Тэхёну — своё отчаяние. И понимание, что он Тэхёну, в принципе, никто, чтобы тот решил начать с ним хоть что-то. Даже просто знакомство. Чонгук — никто. Господи, как всё просто. Если бы не запах тогда, не истинность привязывающая и не общие друзья... Они бы познакомились — да. Но вот стали бы они общаться? Узнали бы, насколько они могут быть близки друг другу? Как же всё просто. Поэтому Чонгук аккуратно откладывает в сторону грустно мяукнувшего в тишине кота и встаёт с дивана. Тэхён прослеживает за ним взглядом, ожидая от него дальнейших действий, и хмурится. Наверное, дождаться не может, когда «этот парень» уже свалит из его жизни, думает Чонгук. Ещё пару минут. Ему нужно сделать последнюю хорошую вещь перед попыткой вернуться туда, где он нужен и больше подходит. Он достаёт из заднего кармана джинсов телефон и набирает по памяти сообщение контакту, айди которого помнит наизусть. Смартфон Тэхёна сигналит о новом сообщении, и Тэхён удивленно вскидывает взгляд на глядящего себе под ноги Чонгука. — Там телефонный номер. Передайте, пожалуйста, Сокджин-хёну, что моему другу нужна помощь в спасении от его девушки, — Тэхён изгибает брови, но кивает. Чонгук благодарно тянет уголки губ вверх, но больше не смотрит. Не за чем. — Чонгук-а, — зовёт тот, хватая его за запястье и заставляя Чонгука вздрогнуть. Его имя этим голосом, его руки на своих, его тон, он, всё, стоп. — У меня есть вопросы. — Вряд ли они имеют смысл, Тэхён-щи. Я пойду лучше. Извините, что вломился в квартиру и, — он прочищает горло, всё также неотрывно глядя себе на ноги, — переманил кота. Он Вас всё равно больше любит. Так что... не переживайте, да, — делает глубокий вздох и коротко смотрит Тэхёну в глаза; тот хмурит брови. — Я пойду. Больше не потревожу, извините. Чонгук вырывает руку из захвата — на самом деле, мягко расплетая чужое касание пальцев. И улыбается. Так, как улыбался бы, прощаясь. Черт возьми, это больнее, чем Чонгук думал. Тэхён не останавливает его, да и вообще больше ничего не говорит, и Чонгук может беспрепятственно покинуть эту квартиру. Квартиру Тэхёна. Тэ-хё-на. Замок пищит по громкости равно разбивающемуся о кафель этажа сердцу Чонгука. Игнорируя лифт, Чонгук вводит код на двери, ведущей к лестнице, и решает пройтись так. Оклик за спиной он успешно пропускает мимо.

***

Весенний воздух печёт и остужает одновременно; всё тело буквально горит от холода внутри и пожара снаружи, когда Чонгук перебирает ногами и в ужасе смотрит на окружающую его привычность его реальности, в которой он рос и жил всю свою жизнь, не считая последние полгода. Обед, но уже темно так, что кажется, скоро настигнет ночь. Чёрная, густая, низкая и не дожив до рассвета. Погода, кажется, вылавливает серость состояния одного конкретного человека, омрачая ясный день с голубым небом и поющими птицами на набегающие тучи и такие несвойственные времени года грозовые тучи. Грязные, примерно как чонгуково состояние. Чонгука разрывает, его буквально растягивает на противоположности, противоречиями, непониманием ни своей реакции, ни его должной реакции, что спутывается в сознании, заставляя вместо радостного крика издавать лишь мысленные, полные ужаса, вопли отчаяния, потому что это именно то, чего он не хочет прямо сейчас — хотел когда-то, — может, даже недавно, но не сейчас. Только не сейчас. Подошва кед шуршит по шумному в любое время суток Мёндону, по которому Чонгук в точно такой же день позавчерашней давности иной реальности мчался сломя голову, но сейчас лишь отмахивается от рекламистов-промоутеров, слепо глядя перед собой и приобнимая себя руками, потому что накрывает лавиной чертовски сильное отчаяние, а рядом никого. Чонгук бредёт по первому адресу, надеясь на какое-то чудо, что его не встречает. В это время и при такой мрачной погоде в парке на удивление огромное количество народа: парочки, что держатся за руки и при взгляде на которых Чонгук едва сдерживается от позорного скулежа от того, что проебал, когда имел шанс; семьи с детьми, громко визжащими на раздражение более молодому их родителей поколению; пожилые люди, вышагивающие спортивной походкой по волнистым поверхностям холмов Намсан. И Чонгук. Он стоит напротив дерева, глядя на его тонкий ствол как на главного разрушителя, разделителя и предателя. Его бело-розовая крона, лепестками опадающая на освещенную уличными фонарями землю, вызывает отнюдь не благоговение или эстетический восторг. Лишь боль. Отчаяние. Раздражение. И понимание, что Чонгук больше никуда отсюда не уйдёт. Прикуёт себя цепями в защиту природы, объявит голодовку — что угодно. Но не двинется. Так что он присаживается безмолвно в его корнях, опираясь спиной о тонкий ствол сакуры, и закрывает глаза. Дежавю.

***

— Хён, ты спишь? Чонгук шепчет, в темноте зашторенных окон глядя на фигуру на кровати. Она укрыта по самую макушку и лежит спиной к Чонгуку, но свет от телефона мутно подсвечивает плечи и лицо, спрятанное под одеялом. Фигура молчит, продолжая пролистывать ленту инстаграм, и Чонгук предполагает, что у того могут быть в ушах AirPods. Он всегда затыкает свои мысли музыкой, когда у него бессонница. — Хён? — пытается Чонгук снова, делая несколько шагов и присаживаясь на вторую половину кровати. Фигура под одеялом вздрагивает и блокирует экран. Чонгук касается ладонью плеча, чувствуя, как тело под ладонью замирает, и чуть толкает на себя, заставляя перевернуться. — Притворяешься, что не слышишь меня? За окном ударяет молния, подсвечивая гардины снаружи, и Чонгук вздрагивает. Он, если честно, ненавидит грозу. Но он хотя бы её не боится, поэтому ложится рядом со вздрогнувшей от очередного удара молнии фигурой и приобнимает за плечи, притягивая к себе. — Я рядом, тише, — едва слышно выдыхает он на ухо и прижимается теснее. Взрослый хён кажется иногда таким маленьким. — Не бойся. — Я не грозы боюсь, Чонгук-а, — он качает головой и чуть щекочет кожу своими волосами. — Я боюсь потерять тебя, — шепчет он. — Я думал, что я уже, — он сглатывает и переходит на шёпот, — потерял тебя. Чонгук открывает, было, рот для ответа, но понимает, что может выдавить лишь жалкие хрипы. Все слова забиваются где-то в глотке, не покидая Чонгука и оставаясь не озвученными. И тогда он протягивает руку к плечу в попытке коснуться вновь, но ладонь... — Вернись ко мне. ... проходит сквозь. — Вернись ко мне, Чонгук-а, вернись, вернись, вернись, — повторы звучат роботизированно и механически, как у голоса из лифта, и Чонгук видит, как фигуру трясёт, словно она сейчас отключится или перегорит. Хочется крикнуть «Хён!» и обнять в поддержке, но выходит лишь окаменело пялиться прямо и не иметь возможности и вдоха выдавить. Шум за окном превращается в какую-то зловещую какофонию из бьющего до дрожи на стёклах грома и шелеста дождя, застилающего вид столбом воды, стучащей по окнам; гардины срывает с корнем. За окном снова океан. Чонгук переводит взгляд на хруст и видит, как по стёклам идут трещины, пуская тонкие струи воды снаружи. Чонгуку срочно нужно увести его отсюда. — Хён, пожалуйста, — пытается он, вновь и вновь разрезая ладонью чужое тело без возможности коснуться. Фигура замирает, поднимая глаза прямо на Чонгука. — Вернись ко мне, — и затихает, обмякая на постели и в одеяле, словно... растворяясь. — Хён! — его откидывает к двери так резко, что Чонгук давится, отчаянно хватая ртом воздух. И в секунду, когда шум с улицы и трещины по стеклу резко прекращаются, окно разбивается, затапливая помещение и унося фигуру с постели дальше от Чонгука, что не может сдвинуться с места. Вода достаёт и его, вынуждая вдохнуть сбившую дыхание сырость. Чонгук моргает. И закашливается от ледяных капель, попавших ему в приоткрытый рот с лепестков. Он чувствует, как что-то — кто-то — трясёт его за плечо, привлекая внимание. — ...гук! — сквозь дрёму пробивается знакомый голос, заставляя поднять глаза. — Вставай! Чонгук не понимает, почему он должен встать и что здесь делает Тэхён. И почему, чёрт возьми, в конце марта идёт дождь. Но его хватает лишь на один вопрос: — Что ты здесь делаешь? — хрипит он и надеется, что его вообще слышно — в ушах до сих пор вода, а руки бьёт дрожь, не давая возможности обхватить ладонь Тэхёна нормально. — За тобой ехал, ну же, вставай. Дойдём до машины, а то льёт как из ведра. — Ты на машине? — удивленно переспрашивает Чонгук, не без помощи поднимаясь с холодной земли. На небе сгустившиеся тучи, не дающие разобрать время суток. Он ушёл от Тэхёна где-то в два. Час добирался сюда чуть ли не бегом... А сейчас? Он не решается спросить. Какая, к черту, разница, который час? Тэхён кивает и ведёт, придерживая, на выход из парка, прикрывая их головы огромным прозрачным зонтом — Чонгук видел его у него лишь однажды, да и то в гардеробе. Его чёрная Audi припаркована совсем близко — на платной парковке, что не удивительно, но вот само её присутствие — уже да. Чонгук идёт на автомате до машины, приходя в себя лишь на моменте, когда слышит хлопок двери с пассажирской стороны и видит за пеленой, застилавшей обзор лобового стекла, фигуру Тэхёна (всё в той же одежде, в которой Чонгук видел его пару часов назад). Тэхён ехал прямо за ним? — Да, ехал. Пристегнись, — Чонгук вздрагивает, но слушается, хоть руки едва двигаются. Кажется, от холода. Тэхён молча следует его примеру и заводит мотор, выезжая с парковки. С его кончика носа и ладоней, напряжённо вцепившихся в руль пальцев, капает вода, и Чонгук не может остановить себя разглядывать его. Искать различия? — Пиздец ты меня напугал, конечно, — недовольно произносит Тэхён, сворачивая на большую дорогу. — Почему? — Тупой вопрос. Даже отвечать не буду. Чонгук хочет спросить «почему?» снова, но помалкивает. Злить Тэхёна не хочется. Он и так какой-то напряженный. Хотя — ха! — и правда, почему же? Может, потому что Чонгук на него свалился? — Куда мы едем? — вместо этого спрашивает он, и вздрагивает, поймав на себе внимательный взгляд. На секунду, не более, но всё же. — К врачу. Чонгук хочет рассмеяться. Врачу? Это логичное заключение. Он бы себя, может, тоже сдал. Он шмыгает носом — забит в очередной раз. Кажется, он отключился под деревом и в этот момент начался дождь. Ещё и сон этот и... Тэхён. — В дурку меня сдашь? Тишина салона нарушается лишь шорохом шин по мокрому асфальту и тихим гулом двигателя. Дворники со скрипом работают без остановки. — Законодательством Южной Кореи запрещено, — Тэхён усмехается, на секунду скашивая взгляд с дороги на Чонгука, — так что к простому терапевту — у тебя температура минимум тридцать восемь. Кстати, — он хмурится и тянется одной рукой к мобильному, прикреплённому к панели магнитом. Чонгук смотрит на его профиль, подсвеченный от проезжающих впереди машин, и не может насмотреться. Как до него доходило так долго? Как он вообще мог держаться так долго? — Не смотри на меня так, мне неловко, — тихо произносит Тэхён, нажимая на вызов абонента. Из колонок раздаётся первый гудок. На третьем вызов принимают со знакомым Чонгуку «Да?». — Доктор Мин, я смогу сейчас подъехать? — Снова бессонница? — Мне не для себя. Мой друг с температурой слёг, насидевшись на холодной земле, так что... — Я понял, — он усмехается, — жду. И вызов завершается. Тэхён возвращает внимание на дорогу, а Чонгук — не отводит от него. Кто знает, может, это их последняя встреча? Он уже ожидает, что между ними зародится молчание, но Тэхён удивляет его, когда идет на контакт. — Откуда ты знал мой айди в какао? — спрашивает Тэхён с непроницаемым лицом. Чонгук пожимает плечами и слабо улыбается. — Ты сам мне когда-то его дал. Тэхён на это задумчиво поджимает губы, но не отвечает. Чонгук тихо усмехается и переводит взгляд за окно со своей стороны. Очертания Тэхёна разбиваются десятками проносящихся мимо огней темнеющего Сеула. Такая поразительность… Чонгук вспоминает, как они с Тэхёном сидели в окружении бутылок колы два литра и грозно (на самом деле наигранно) смотрели друг на друга. Кот где-то по квартире гонял очередную крышку от очередной бутылки, но они с Тэхёном не обращали на него никакого внимания, сосредоточенно глядя друг на друга. — Твоя очередь, — тянет хрипло Тэхён, на что Чонгук лишь фыркает и щурит глаза, показывая одним взглядом жест «я перережу тебе глотку за эти слова». — Я в прошлый раз ходил. Тэхён смотрит грозно и ещё грознее, и наклоняется ближе. — Тебе что, сложно? — шипит он. — Мне — нет, а вот моему мочевому пузырю — весьма, — Тэхён наклоняется ещё ближе. — Даже не рассчитывай на мою жалость. — Гук-и, я умру без этого, — он понижает тон и включает свои альфьи штучки вроде ментального давления. Но Чонгук не так и прост, а ещё не тот, кто забывает чужие уроки. Он приподнимает бровь, бросая вызов, и тоже наклоняется ближе, занижая голос. — Сам тащись за своей колой, хён-и, — он специально играет с последним словом голосом, произнося его нежнее нужного, и это поразительно эффективно работает на тут же выпрямившегося с обиженным видом Тэхёна. — Ты заплатишь, — недовольно бухтит он, вставая с пола и глядя теперь сверху вниз на довольно улыбающегося Чонгука. — Переведу на карту, — кивает он с неизменной улыбочкой. Тэхён кривит губы и выдаёт шепотом что-то смахивающее на «Пелевиду на кальту», и заставляющее Чонгука громко рассмеяться и ущипнуть Тэхёна за бёдра. Те у него не бог весть какие накаченные, но крепкие и при этом поразительно «лапательные», как называет их Чонгук — мягкие и сильные. Такие, что хочется или стукнуть, или ущипнуть. Тэхён смешно ойкает и отбегает в сторону прихожей за пальто, и Чонгуку остаётся лишь с улыбкой прослеживать за его бурчаниями и обиженным искривлением рта. Это становится последней каплей. — Вот ты задница, — устало вздыхает он, и, видимо, слышится совсем уже старым дедом, так как взгляд, брошенный в его сторону со стороны старшего, заставляет самого Чонгука поперхнуться воздухом. — Ну что?! — Я с тобой не разговариваю, — он отворачивается и принимается с особым усердием поправлять на плечах длинный чёрный плащ. На улице снова дождь. Чонгук подходит ближе и с кряхтениями принимается натягивать на носки с авокадо свои тяжёлые кроссовки. Кто бы мог подумать, что под чёрной кожей его едва ли не шипованных ботинок скрываются желтые носки с зелёными авокадо. Тэхён, когда это впервые увидел, сказал, что весь Чонгук такой — лицо ебалом, а в душе душка. Душка с ебалом. Картина маслом. — И вот не мог сразу спокойно согласиться? — Тэхён цокает языком и скрещивает на груди руки, глядя за переодеванием Чонгука из худи в дождевик. — Это ты собираешь бонусы с бутылок колы ради плюшевого белого медведя — не я, — отбивает Чонгук, довольно растягивая губы в улыбке, когда слышит недовольное «Все хотят выиграть что-то бесплатно» себе под нос и видит насупившееся выражение лица. Очередная чонгукова слабость. Он подходит и бьёт Тэхёна по складке между бровей. — Ты такой ребёнок иногда. — Это что, плохо? Чонгук качает головой и улыбается. — Пошли за твоей колой. Выиграем тебе плюшевого мишку. Звук, который издаёт за этим Тэхён, смахивает на писк, и это вообще-то поразительно — так-то у Тэхёна баритон, но ноты он может брать такие, какие сам Чонгук с его более высоким на постоянке голосом взять бы не смог. — И коту не отдадим! — радостно восклицает тот, прыгая рядом со смеющимся Чонгуком. — Ни в коем случае, — кивает Чонгук, открывая входную дверь. Первым к лифтам выбегает Тэхён, а Чонгук в это время подозрительно оглядывается по сторонам и оборачивается назад на вышедшего с недовольным видом кота. — Мы так пошутили, — шепчет он животному, на что тот гордо вскидывает хвост и разворачивается в обратном направлении вглубь квартиры. Кажется, катастрофа миновала, думает Чонгук, выключая свет в гостиной и выходя за дверь. Миновала. А вот от Тэхёна, когда он узнает об их сговоре, — вряд ли. Но до этого ещё жить и жить. И почему вообще компания запустила розыгрыш новогодних медведей летом? Тем же вечером они лежат в окружении десяти бутылок колы не в состоянии даже сесть, и стонут в голос и в потолок от давления на мочевой пузырь. На их лицах розовые увлажняющие маски с запахом персика, а в мышцах буквально ноль силы сдвинуться с места. Они ноют наперебой «Мы умрем прямо здесь», но упорно продолжают вставать по очереди и идти дружными пингвинчиками к туалету. Кольная зависимость даже хуже алкогольной, Чонгук уверен. — Чему улыбаешься? Его вырывает из воспоминаний так стремительно, что он едва не дергается от неожиданности. Надо же, как накатило: реалистично и даже с запахом персика, заставляющим нос чесаться. Хотя лучше так, чем ощущение, как щипит в глазах от осознания, что он снова здесь. С Тэхёном, но не своим. — Воспоминания, — просто выдыхает он, сглатывая, и закрывает глаза. Машину чуть трясёт, и Чонгук догадывается, что они выехали за город — куда-то, где нет асфальтированных дорог и где потряхивает даже дорогую машину Тэхёна, на которой обычно ехать как на зефирках. — Настолько приятные? Чонгук согласно мычит и усмехается, открывая глаза. Он встречается взглядом с Тэхёном и улыбается. — Да, настолько. Тэхён на это поджимает губы и тяжело выдыхает, возвращая внимание к дороге, но Чонгук все равно замечает, как тот время от времени бросает на него внимательные взгляды. Спустя пять минут таких переглядок он уже не выдерживает. — Если ты хочешь что-то спросить, то давай. Тэхён, кажется, рад этому предложению, потому что в следующий же момент громко выпаливает: — Почему я не могу даже предположить о том, что ты всего-навсего чокнутый и так привлекаешь к себе моё внимание? Почему мне кажется, что ты мне не врёшь? Чонгук пожимает плечами и переводит взгляд за окно со своей стороны. Он был прав, они уже где-то за городом или за пределами центра — мелькают деревья в гораздо большей концентрации, чем это оказалось бы возможным среди каменных стен. — Потому что я не вру. Тэхён это никак не комментирует, хотя, вероятно, хочет. Вместо этого он включает радио и останавливается на рок-волне. — Будем слушать Led Zeppelin? — со смешком спрашивает Чонгук, растирая в попытке согреть ладони друг о друга. — Знаешь эту песню? — Тэхён не сводит глаз с дороги, держа руль двумя руками. — Ramble On, — сразу же отвечает он, не задумываясь. Он часто слышал эту песню. — У тебя есть пластинка. Тэхён усмехается. — Ты прав. Зря я удивляюсь, что ты знаешь, да? Чонгук кивает и тоже усмехается, опуская взгляд на свои ледяные руки. Печка в машине жарит так, словно сейчас январь-месяц, а не ранняя весна, но это не помогает ладоням хоть сколько-то прибавить в температуре. Тэхён, видимо, замечает его манипуляции, потому что в следующий же момент делает температуру выше и чуть приоткрывает окно со своей стороны. Если честно, от этой жары уже пот стекает по спине, но рукам хоть бы хны. Такое чувство, что и в костёр их засунь — потушат. В голове проскакивает мысль, что в том мире Тэхён скорее всего обхватил бы его ладони своей одной и сжал покрепче: чтобы кровь прилила и от его собственного тела передалось тепло в ущемление его собственному. Этот же Тэхён сделал бы так вряд ли. Не для этого Чонгука. Но он всё ещё достаточно заботливый, чтобы быть Тэхёном. Это так запутанно, что голова начинает болеть. А впрочем, может, это всё от накатывающей простуды от лежаний под холодным дождём, не свойственному этому сезону. В этом году вообще рекордное количество осадков выпало. Только теперь не повыходишь с Тэхёном за ящиком колы под искривлённое удивление на лице кассира или не посидишь дома с пледиком, котом на ногах, с кружкой какао и Тэхёном под боком, весьма активно обсуждающим восхитительность Мулан как персонажа. Здесь они едут в больницу к Доктору Мину. Тэхён как-то говорил, что он работает в хуево-кукуево, поэтому его ждать с визитом на дом достаточно долго. А впрочем, Чонгук просто надеется, что Тэхён везёт его не в психушку. Хотя в этом случае даже легче — по закону Республики Корея никто не запихнёт тебя в дурдом без твоего на это полного согласия. Чонгук ещё никогда не был так счастлив от существования этого закона. А хотя, вдруг это та реальность, где всё так же, но этого закона нет? Ощущение, что визит к психотерапевту Чонгуку бы уже не помешал. Свихнёшься с этими прыжками, ничего не скажешь. Как бы то ни было, кажется, что нет, и Тэхён действительно везёт его к простому терапевту, а не психо. Тэхён же говорит, что не может допускать отчего-то мысль о чонгуковой невменяемости? Чонгук тоже не может отчего-то допускать предположений, что Тэхён намеревается сдать его врачам дурдома за кругленькую сумму. Подсознательное доверие? — Мы к Доктору Мину? — не может не спросить. Тэхён бросает на него очередной полный удивления взгляд, но кивает. — Это уже стрёмно. — То, что я слишком много про тебя знаю? — Тэхён кивает, заставляя Чонгука усмехнуться. — Я никогда не сделаю так, чтобы у тебя возникли неприятности. Тэхён на это не отвечает ничего, возвращая всё своё внимание дороге. Между его бровей залегает складка.

***

В больнице, расположенной на возвышении где-то на востоке Сеула, тихо и пахнет чистящими средствами от сверкающего от недавней уборки пола. Никто не обращает на них какого-либо внимания, когда они проходят мимо стойки регистрации сразу дальше по коридору, и Чонгук даже не успевает этому удивиться, потому что в следующий же момент из одной из палат выходит знакомый ему доктор в белом халате размера на два больше положенного. Чонгук задумывается, оттого ли это, что Доктор Мин заметно прибавил в весе к моменту их знакомства в том мире или же у самого Чонгука что-то с памятью. Хотя он поклясться может, Доктор Мин казался ему чуть крупнее того, что он видит сейчас — лишь в положительном смысле «крупнее». Здоровее. Хотя улыбка на коснувшимся временем лице неизменно яркая и тёплая. — Здравствуй, Тэхён. Полагаю, раз ты приехал лично, то дело срочное? — он уважительно кланяется тут же согнувшемуся в приветствии Тэхёну и переводит взгляд на пошатывающегося Чонгука, что старательно делает вид, что он в порядке и держится на своих двоих достойно. Если бы ещё это было так. — Не представишь нас? — Доктор Мин, это Чонгук, — Тэхён тянет того за рукав толстовки ближе к себе и подталкивает к мужчине. — Он провалялся под дождем несколько минут, но я почувствовал у него температуру, так что решил перестраховаться. Мало ли, воспаление схватит. Осмотрите? — его ладонь опускается Чонгуку между лопаток, и тот едва не давится воздухом от подобного контакта. Этот Чонгук этому Тэхёну никто. Чонгуку Тэхён всё ещё безграничная фигура всех его мыслей. Врач усмехается, с прищуром заглядывая в глаза старающегося держать себя в руках и не вздохнуть позорно слишком громко или сглотнуть слишком не вовремя Чонгука. По его виду кажется, что он все понимает — каждое метание в мыслях. За это-то Чонгук врачей и побаивается. — Палата номер четыре, — мужчина показывает за свою спину, делая шаг в сторону. — Я сейчас подойду. Надо карты сдать, — только сейчас Чонгук замечает в его руках стопку документов, почему-то не заметных ранее. Хотя, может, всё дело в ладони Тэхёна на его спине, что как-то магически привлекает всё его внимание и концентрирует именно на этом. Завернув за угол, врач исчезает из поля зрения. Чонгук выдыхает — только сейчас он понимает, что всё это время стоял, задержав дыхание. — Ты в порядке? — тут же спрашивает Тэхён, заглядывая в глаза. Чонгук, конечно, кивает, но в мыслях кричит примерно о том, как он может быть вообще в порядке последние полгода жизни, если ему, наверное, в психиатричку ложиться уже пора? Но молчит, лишь растягивая губы в слабой улыбке. Тэхён на секунду опускает взгляд, но тут же возвращает его чонгуковым глазам. — Тогда пошли. Картина родом из сериала Доктор Хаус. Палата (видно, недешевая — хотя бы потому, что одиночная) представляет собой небольшое светлое помещение с одной кушеткой и большими окнами, из которых виднеется подъездная дорога и целое ничего на небе цветом с грязный снег. Кажется, утихший сейчас дождь не планирует прекращаться в ближайшее время, и это странно. Такого не было. А впрочем, может, Чонгук и в самом деле уже поехал крышей, а окружающее его пространство подстраивается под душевное состояние его хозяина. Тогда логично — тучи и дождь с грохотом на периферии. — Может, воды принести? — ради вежливости спрашивает подошедший Тэхён, не глядя на Чонгука, и тоже устремляет взор на горизонт. — Погода что-то с ума сходит. «Прямо как я», — хочет сказать Чонгук, но вовремя прикусывает себя за язык. Никакого смысла. Он качает головой, не задумываясь, что Тэхён этого не увидит. Все кажется нереальным. Это Чонгук чувствует ярче всего. Не сумев удержаться, он пальцем касается прохладной поверхности стекла на окнах и чуть надавливает, с полной уверенностью, что декорации сейчас распадутся, как карточный домик. И вот тогда, открыв стены от этой постановочности... А что тогда? — Чонгук, посмотри на меня. Почему-то голос Тэхёна слышится как из бочки, а сам Чонгук ощущает своё тело тяжелее, чем когда-либо. Может, он под водой? Настоящий он. Пока этот в этой картине не его жизни медленно сводит брови к переносице и прилагая все силы по секунде на градус поворачивает голову на девяносто, чтобы посмотреть Тэхёну в глаза. Если Чонгук когда-то думал, что он не на своём месте, то в те моменты ошибался. Действительная нереальность происходящего ощущается им только сейчас. Наверное, его тело где-то тонет наравне с ощущением себя на полу этого Чонгука. Тэхён открывает рот и что-то говорит, но Чонгук всё слышит безмолвным, а чужое выражение лица скользит кожей изменениями так медленно, будто Тэхён — настоящий гигант. А Чонгук... блоха-попрыгунья или одинокий таракан, случайно забежавший на чужую кухню. Сейчас его, наверное, ударят и убьют. Тэхён приподнимает свою ладонь с той скоростью, при которой Чонгук при желании убежал бы. Но вот парадокс: тело ощущает окружающее замедленным, а себя внутреннего и вовсе — неподвижным. Он не сможет убежать. Он себя-то не чувствует стабильно. Меж тем, Тэхён подносит руку, чтобы раздавить его окончательно. И давит. Мягко костяшками пальцев на лоб, проверяя температуру. Шальная мысль, что стоит попросить Тэхёна измерить её не ладонью, а своими губами. Он очень скучает по ним. У него якорь и ориентир на тепло тэхёнова тела, не судите строго. Ориентир для тела — тело; ориентир для души — чужое притяжение со взаимным желанием держать за руку и переплетать пальцы, сидя в тишине огромной квартиры, недостаточно живой без Чонгука (по скромному мнению самого Чонгука). Он расклеивает слипшиеся губы и хрипит (он надеялся сказать): — Т...хён. И взгляд Тэхёна с примесью испуга и непонимания бросается на его сухие губы, тут же перескакивая к глазам, что Чонгуку так хочется закрыть. — Ты ледяной, — взволнованно шепчет Тэхён, отступая назад, верно, за помощью или хоть единым откликом, но Чонгук его опережает, толкая своё тело к его и буквально заваливаясь. Тэхён ловит с готовностью. Скорость и размеры тела восстановились. Постановочность и ирреальность — нет. Чертова философия. Чонгук почти жалеет, что когда-то сдал ее на девяносто баллов. Тэхён держит крепко, ладонями прижимая к себе давлением на спину, и Чонгук почти распадается — вот так самое правильное. Тэхён пахнет собой. Без лишнего, без чего бы то ни было ещё, а только — собой. Сырость от промокшей одежды, чуть горьковатый лосьон с лавандой, лимонный гель для душа и мятный шампунь — Тэхён и без прочих запахов очаровывает своей восхитительной красочностью. — Чонгук, что я могу сделать для тебя? — раздаётся на ухо мягкий шёпот, от которого Чонгука пробивает мурашками и заставляет слабо улыбнуться. — Вспомнить меня? — его тон похож на предположение, не рассчитанное на положительный ответ, поэтому Чонгук нисколько не удивляется, когда чувствует усилившуюся хватку на своей спине и окрепшие объятия. Тэхён не произносит «Прости», но подразумевает точно. Виском он прижимается к виску Чонгука, и вот так, в подобной близости, Чонгук чувствует, что может простоять вечность. Что вот так, даже будь всё нереальностью, Чонгук готов проплыть и отыграть ещё множество и множество раз. Их прерывает тихое покашливание, вынуждающее Чонгука открыть глаза и бросить взгляд на тактично отвёдшего глаза Доктора Мина в белом широком халате на исхудавшее тело. — Когда я проверю, что с твоим температурившим другом, можете хоть уснуть в обнимку на этой широкой и мягкой больничной койке, ну а пока, — он делает шаг ближе, вынуждая их разорвать объятия. Тэхён выглядит не менее расстроенным этим под ещё большее непонимание Чонгука, — вам обоим нужно снять с себя мокрую одежду. Ничего хорошего она не принесёт. Сейчас Чонгук чувствует, как их натянутые от воды ткани футболок и джинсов равно мокрые под их куртками, прилипают друг к другу и к их телам. Тэхёну нельзя болеть. — Я попросил менеджера привезти сюда два комплекта одежды, так что он скоро будет здесь. Когда он успел? Но вопрос Чонгук задать не успевает, в прямом смысле затыкаемый вставленным в рот одноразовым градусником. Спустя минуту зелёные точки темнеют у отметки в тридцать пять. — Тэхён, ты говорил, что у него повышенная температура, верно? — задумчиво тянет гласные врач, бросая на Чонгука заинтересованный взгляд. — Не меньше тридцати восьми было. Сейчас же... будто наоборот. Доктор Мин кивает, всё ещё пребывая в раздумьях, когда в палату заходит молодая девушка с двумя пакетами. — Одежда. Словно кому-то были нужны её комментарии. Но как бы то ни было, вот это оперативность. Хотя менеджер Тэхёна всегда ей отличался. Чонгук усмехается, привлекая к себе внимание всех находящихся в помещении. Без объяснений, он прячется за мокрыми тканями своей одежды, которую он стягивает сразу до обнажившейся кожи груди. Ему настолько всё равно, что даже смешно. Вероятно, это нервное. За окном слышится гром. Чонгук замирает с вытянутыми над головой руками с запутанной в них футболкой и курткой. — Вы не могли бы выйти? — спрашивает он, не обращаясь ни к кому конкретно, и смотрит лишь на окно, за которым вновь начался дождь, напоминающий, если честно, скорее столб воды, а в отдалении видны вспышки молнии. Странно до дрожи. И почему-то толкает на нерациональную идею. — Тэхён, палата напротив сейчас свободна, так что можешь пока там переодеться, — врач мягко улыбается (Чонгук видит это в отражении) и подталкивает смотрящего на Чонгука через фантом на зеркале Тэхёна в грудь, намекая выйти из помещения. Пусть только быстрее, думает Чонгук, опуская глаза и чувствуя дрожь по всему телу. Совершенно необдуманно и глупо. Совершенно бессмысленно. Совершенно неразумно. Но как только стучит щелчок на двери, показывая, что ее закрыли, а Чонгук остается в палате один, он натягивает ледяную одежду обратно на тело, вздрагивая, и проходит в угол комнаты, прикрытый низкими тяжелыми шторами. Сейчас или никогда. Он заметил это окно как только зашёл в палату. Неприметное, полузастеклённое и прикрытое тяжелыми гардинами. Никто бы не заметил. Никто, кроме того, кто отчаянно хочет сбежать, и если не от себя, то из места его нахождения точно. За дверью в коридор слышатся чужие стучащие шаги каблуками по кафелю, и Чонгук хочет уже припереть чем-то дверь, но скоро оглянувшись и осмотревшись, понимает, что катастрофически нечем. Значит, дело за временем. Он бьёт по ручке небольшого окна, с замиранием наблюдая, как рама поддаётся и плавно скользит внутрь палаты. На улице настоящий конец света: вода заливается в помещение, а гром раздаётся, кажется, в самых барабанных перепонках. Чонгук собирается с силами и подтягивается. Ноги он проталкивает между напряженных рук и сразу же чувствует ледяные капли, окутывающие его ноги. За спиной распахивается дверь. — Что ты делаешь?! — кричит Тэхён, но Чонгук уже не отвечает, вылезая в окно и спрыгивая. Хорошо, первый этаж. Чёрт, и как он не подумал, что в тихой больнице с великолепной слышимостью из коридора будет не так уж незаметно открыть окно, когда на улице творится настоящий апокалипсис? Непродуманно, глупо, бессмысленно. Чонгук на секунду оборачивается на смотрящего на него из окна Тэхёна с испуганными глазами, и кривит губы в безмолвном извинении. В следующую же секунду ноги сами несут его как можно дальше. Отчаянно игнорируя голос Тэхёна и его просьбы вернуться. На Тэхёне теперь широкая толстовка темно-серого цвета. Чистая и сухая. Чонгук надеется, тот за ним не последует. Ему надо попробовать. Ему кажется, что надо. Ну и возможно... Чонгук просто заебался не понимать. «Дальше будет лучше». «Это надо пережить». Так вот Чонгук уже заебался переживать. Он хочет стабильности, спокойствия, понимания, в конце концов. А что он имеет? Бросок в антиреальность, месяцы принятия нового себя и долгожданное понимание своего места: кем и с кем, — и вдруг опять скачок с возвращением не просто в его прошлый мир, а за долгое время до. Повторение, параллельность, чёртова сакура и никакой фиолетовой луны за мрачными небесами, низвергающими на землю водные завесы с раскатами грома в отдалении. И это не нормально. Такого не было. Такого не могло быть. А значит, думает Чонгук, велика вероятность, что всё просто сон. Как в фильмах вроде Дивергента. Сон — нереален. Действия в нем — нереальны. Проще одного лишь осознания во сне — выброс адреналина от надвигающейся опасности. Чёрт возьми, да. Именно к такому выводу приходит Чонгук, насквозь промокшей обувью хлюпая по влажной земле по направлению к краю. Больница в горах, на возвышенности с окружающими край зеленеющими деревьями, сейчас опустившими ветви из-за веса дождевой воды. Чонгук прекрасно их понимает. Он также внутренне припадает к земле от тяжести сверху. В воздухе слышен озон, гремит накаляющееся всё сильнее небо, готовое вот-вот обрушить на землю очередной ряд ударов. Дождь стихает так же неожиданно, как и начался, — рекламная пауза или затишье после и перед; Чонгук стоит на самом краю пропасти, неотрывно глядя восхищёнными глазами на чёрное, местами сереющее и проблескивающее молниями, небо, не в силах отвести взгляд или хотя бы сделать шаг назад от обрыва. Вдали раздаётся треск, громом отражаясь спустя секунды, но Чонгук не делает и шагу. Вечернее время такое затягивающее. Особенно чёрными, как кое-что чертами. Кое-чьими. На очередной вспышке, проскочившей ближе и прозвучавшей в разы громче, Чонгук не сразу замечает первые капли вернувшегося дождя, окропившие его насквозь мокрую куртку. Одолженную, снова и снова напоминающую, что он не там, где должен быть, и всё неправильно. Сзади него хрустят камни, почти неслышимые за набирающим силу ливнем. Он сейчас задохнётся. — Чонгук! — слышит он голос того, кого вот точно не должно быть здесь. Только не он, нет, нет, нет. Хруст за спиной слышится громче, а Чонгук позорно всхлипывает. Предательски, чёрт его дери, а он ведь так не хотел. Вероятно, во всём виноват склон, полный деревьев и камней, и отправляющийся домой Сеул после тяжелого рабочего дня... От земли метров триста. ...Чонгуку тоже пора. — Уходи, — сипит он простуженным голосом. Кто бы ещё хоть раз послушал этого совета. — Чонгук, какого хрена? Что ты делаешь? — человек за его спиной повышает голос. В нём слышится какое-то беспокойство, или что это? Паника? — А ты? Тебя не должно здесь быть, так почему ты здесь? — Чонгук оборачивается и видит. Его лицо. Того, кого он не хочет видеть прямо сейчас. Не так. Не с тем. Потому что слишком. — Почему ты всегда там, где быть не должен? Чонгук орёт эти слова ему в лицо и увидев перед глазами вместо чёткого изображения блеклую поплывшую картинку, стыдливо отворачивается, стискивая зубы и опуская голову. Кулаками он зло стирает с глаз влагу. Никто не должен видеть его слабым. — Потому что ты здесь? Он произносит это тихо, и Чонгук не понимает, верно ли расслышал или же это была игра его воображения. Вокруг всё до поразительного притихло, отступившей волной накрапывая по камням. Когда Чонгук оборачивается, то первое, что видит — как тот человек в свете дальних молний кажется испуганным. Нерешительным и словно боящимся сделать хоть шаг. Это Чонгук так пугает его? — Ты боишься меня? — задаёт он вполне логичный вопрос, напрашивающийся сам, но ответ заставляет его судорожно вздохнуть короткими глотками воздух. — Не тебя, Чонгук, — Тэхён смотрит серьезно, пронзительно глядя ему в глаза, словно пытаясь передать этим что-то. Но только что, чёрт возьми? — А за. Чонгук на это сглатывает и хочет уже, было, отвернуться обратно, но вдруг нога его начинает скользить на влажном от воды камне, и Чонгук стремительно падает всё ближе к самой пропасти. Он не успевает испугаться, как его за считанные мгновения подхватывают за пояс и тянут на себя, роняя за землю и тут же откатывая их обоих как можно дальше от края. Сердце бьётся о грудную клетку под сто пятьдесят ударов в минуту. Но это ничего. Легко отделался. А ведь так стремился. Напугал свидетель? Привязал к возможному отсутствию необходимости? Паника накатывает с опозданием, заставляя Чонгука сжать в пальцах чужую толстовку — дорогую, вероятно, но промокшую и испачканную в грязи — и позорно прижаться к этому запаху, к этой тишине и источающем спокойствие и правильность телу. Чонгук так много не ревел с восьми лет. Так много, как за последние недели. А сегодня он и вовсе, видимо, наверстает упущенное от накопленного. Он чувствует, как в его волосы вплетаются тонкие идеальные до последней детали пальцы и принимаются мягко массировать ими кожу головы, пропуская тёмные пряди Чонгука. — Почему? — он еле слышно сипит это в чужую шею, покрываясь мурашками от горячего дыхания прямо на ухо. Не надо объяснять, о чём он. — Потому что мне стало страшно за тебя, — произносит Тэхён ему в макушку, заставляя ещё крепче схватиться за чужую одежду и с большим рвением приняться втягивать носом запах тэхёновой кожи. Так пахнет дом. Он понял, что это за запах. Так пахнет у него дома. И без примесей. И без дополнений других миров — естественно. До мурашек лишь лимонным гелем для душа и чуть вспотевшей кожей. Восхитительно. — Я не могу это контролировать, — Тэхён шепчет это еле слышно, а Чонгук чуть отстраняется, чтобы заглянуть ему в глаза. В них неожиданность от собственных же сорванных с губ слов. Что он имел в виду? Что добрый человек, а Чонгук, так вышло, отчаянный идиот без границ и разумности? Так это верно, бесспорно. Чонгук даже кивает и тянет невесело уголки губ вверх. Потому что, как бы ни было желанно, вероятность, что нитями судьбы их связало даже в этой жизни — смешна. Ментальная связь, родственные души, разделённые Вселенной путники по межгалактическим нитям. Но, кажется, это уже перебор. — Чонгук, посмотри на меня, — раздаётся над ухом вкрадчивый голос Тэхёна. Твёрдый и точно не сулящий ничего хорошего или ничего согревающего где-то внутри — примерно в сердце. А впрочем, может это от холода. — Посмотри на меня, давай же. Я не кусаюсь. Зато Чонгук кусается. И под конец уже не хочет сдерживаться. Только не смотреть. Чонгук плотно сжимает веки, резко отстраняется на пару сантиметров от чужой шеи и тут же впивается губами в раскрытые и чуть подрагивающие в изумлении губы Тэхёна. Ему надо понять. Чонгук зарывается пальцами в его волосы, сжимая почти до боли, и сам едва не скулит от того, как внутри всё сжимается от осознания и от ощущений, вызванных тем, что он прямо сейчас делает. Ни шанса на спасение. Вслух бы он произнёс это шёпотом. Тэхён сидит без движения ровно четыре секунды, после чего, Чонгук готов скулить, отвечает. Чонгук старается не думать, что тот просто отыгрывает роль для видно поехавшего кукухой Чонгука. Такое не выдержат даже натренированные месяцами к подставам сердце и нервная система. Он тоже человек и тоже хочет надеяться, что после ночи будет рассвет. Пока, отчего-то, время текло в обратную сторону. Его спины касаются широкие ладони Тэхёна, и Чонгук чуть ли не плачет от того, как внутри всё замирает от этого. Он должен ненавидеть себя за это, ведь это практически измена, и не важно, что с тем же самым человеком — мир Чонгука достаточно сумасшедший, — но не может и мысли пустить в голову, чувствуя лишь чужое горячее дыхание, чуть шершавые пухлые губы и зубы, которые умеют так выглядеть в улыбке, что колени подгибаются. Предательство. Чёртово предательство всего тела. Тот Тэхён, этот, он изменяет тому или связывает их обоих воедино? Чонгук был искренне уверен, что из него должен вырваться очередной всхлип. Рёв, скулёж — что угодно, но точно не грёбанное мычание, тоном переходящее в тихий стон, когда Тэхён легко прикусывает его нижнюю губу, тут же втягивая и проходясь по ней языком. Так нежно, что хочется раствориться. И умереть прямо на месте. И, господи, продлить на вечность. Вдали слышится очередной раскат грома, и Чонгук, честно, не уверен, что это был именно он, а не его сошедшее с ума сердце. Тэхён еле слышно стонет, и Чонгук солжёт, если скажет, что остался равнодушным, услышав и почувствовав это вибрацией по всему телу. Скажи ему кто, что чертов поцелуй может совмещать в себе невероятную, необъятную нежность и полный разврата трах губами — Чонгук бы засмеялся и ответил, что они не в книге. Скажи ему кто, что почувствовав это однажды — поцелуй с нужным человеком, — его перекроит и станет не важен никто кроме — он бы закатил глаза. К чёрту чужие слова. Чонгук уже умирает. Тэхён прижимает его спиной к чуть влажной каменной поверхности земли, вдавливая его в холодное изваяние, и так нежно проводит вдоль его тела своими нереальными руками, музыкальными пальцами пробегаясь по его рёбрам, что Чонгук несдержанно выдыхает и отодвигает одну ногу в сторону, чтобы прижать ей Тэхёна ближе к себе. Когда он успел превратиться в такую размазню? Что это вообще за... — Бля-я-ять, — Чонгук громко стонет, надрывая и без того охрипший голос, и изгибает позвоночник, прижимая себя вплотную к торсу Тэхёна. Что же он с ним творит и сколько у Чонгука времени, пока тот или он сам не одумаются? Это не похоже на игру. Не похоже. Не похоже. — Повторить? Вместо этого Чонгук прижимается к его губам вновь, сразу же углубляя поцелуй и сплетаясь языком с чужим. Он чёртов изменник. Камень больно впивается в его спину, но он ни за что не подставит Тэхёна под холод камня в угоду себе. И точно не попросит того остановиться. Ещё хоть пара минут. Он уверен, что дольше момент остановиться не сможет. Тэхён несдержанно вздрагивает над ним, слыша тихое мычание со стороны Чонгука и чувствуя вибрацию собственным языком, и прижимается ещё ближе. Он носом потирается о щеку Чонгука и чуть отстранив бёдра назад, ударяет ими промеж ног, вырывая ещё один несдержанный полустон-полускулёж и хрипы о том, чтобы ещё, ещё, ещё. — Нам надо, — шепчет между влажными короткими поцелуями по челюсти Чонгука Тэхён, — возвращаться. Дождь холодный. Ты замёрзнешь. — Перестань быть таким заботливым, иначе я не выдержу. Тэхён отстраняется, и Чонгук с удовольствием замечает его расширенные зрачки и едва видное в темноте низкого неба лицо с опухшими губами. Лучшая картина. Тэхён потирается о его нос своим, словно они не незнакомцы. Словно всё в порядке. Словно... Словно его Тэхён сейчас с ним, а Чонгук не пользуется от одиночества чужим. — И что, если нет? — Тэхён склоняет голову набок игриво, а Чонгук едва не спрашивает, о чём он. От холода и боли в спине, отдающей в голову тяжестью, он не может ясно мыслить. — Я пока не знаю, но, — он судорожно втягивает ртом воздух, чувствуя на ключицах укус и тут же извиняющийся поцелуй. — Ты просто задушишь меня. Тэхён перекатывается на спину, вынуждая Чонгука оседлать себя, и с ухмылкой щурит глаза. — Ты дорам пересмотрел? Чонгук невесело усмехается. — Нет. Возможно. — Это из какой-нибудь Легенды синего моря? — не успокаивается тот. — Нет, и ты это знаешь. Не думай, что я не в курсе того, как ты залипаешь по актрисе Чон Джиён. Перед ним не стояло цели как-то того смутить или поддеть, он сказал это на автомате, но стук — Тэхён сталкивает коротко их губы вместе; стук — задумчиво смотрит в глаза; стук — выстреливает молния в небольшом отдалении и дождь заходится с новой силой. — Ревнуешь? Чонгук отгоняет мысли о том, что это ему что-то напоминает. — Ревнуешь, Чонгук-а? — повторяет тот, не дождавшись ответа. Равно с его вопросом хрустит раскалённый воздух, привлекая внимание Чонгука и вынуждая его выпрямиться на чужих бёдрах. Не сказать, что удобное положение, но весьма впечатляющее зрелище снизу. Лицо Тэхёна освещает вспышкой молнии. Неожиданно Чонгук осознает, что дождь прекратился. Лишь гром и треск разрезающих небо вспышек. Ощущение дежавю невыносимо и побуждает Чонгука встать на ноги, игнорируя голос Тэхёна. Должно что-то случиться, знает Чонгук, и в ту же секунду отступает дальше от также поднявшегося с земли Тэхёна, спиной двигаясь к краю. Должно что-то случиться. — Чонгук, отойди от края, — полным ужаса голосом просит Тэхён, делая шаг ближе, но останавливается, завидев вытянутую в останавливающем жесте руку. — Что ты удумал? Что-то должно случиться. — Защищаю тебя. Ощущение накаляется подобно видению надвигающейся на тебя лавины или движущегося поезда, когда привязан к путям. Что-то должно случиться. И что-то случается. Очередная вспышка ударяет равно сквозь него, выбивая, кажется, не только из сознания, но и собственного тела. Последним, что слышит Чонгук оказывается запах палёных ткани и волос и истошный крик Тэхёна. Мысленно Чонгук перед ним извиняется. Всё у него будет хорошо. Просто не именно с ним. У Чонгука другой Тэхён. И да, это столь же запутанно, сколько причиняет физическую боль. Больше он не видит ничего.

***

Звуки возвращаются волнами, и почему-то первым, что Чонгук слышит, становится тихий мотив Deep River Альберта Эйлера из проигрывателя, хрустящего винилом. Собственное тело, словно налитое свинцом, путается в одеяле, тяжестью оседающим на кожу. Следом наступает осознание чьего-то присутствия и его мягкой поступи босыми ногами по ламинату, и следующим за ним звонком в дверь и скорыми шагами дальше от Чонгука. Он не может точно определить, откуда слышатся голоса, но вот кому они принадлежат — проблем определить не составляет. Тэхён. Чонгук делает глубокий вдох ртом и с замиранием пытается вдохнуть и носом, но понимает, что пути перекрыло что-то пластмассовое и ощущаемое инородным. Чонгук проводит ладонями по простыням и зарывается пальцами в мягкий ворс тэхёнова пледа — горчичного цвета и точно самого приятного на ощупь из всех известных Чонгуку. Он не открывает глаз, но воспроизвести картинку может до последней детали. Пожалуйста, проносится в голове, вернись на свои места. Желание без контроля и точного определения деталей, но самое чёткое и стучащее в голове, словно барабанный бой. Пожалуйста, удар, пусть, удар, всё, удар, вернётся, удар, на, свои, места. Чонгук жмурится сильнее, услышав звук захлопнувшейся двери. Пожалуйста. — Чонгук-а? — шепчет Тэхён, и Чонгук умереть готов от желания открыть глаза и посмотреть на него. Может, увидеть разницу? Может, обрадоваться возвращению, а может, думать, что делать дальше с ощущением предательства его Тэхёна. Не имея возможности заставить себя открыть глаза, он кивает. И тут же чувствует, как рядом с ним проминается матрас, что достаточно жёсткий, но сейчас кажется самым зефирным из всех возможных. Состояние несколько подвешенное. — Гук-и, открой глаза. Голос Тэхёна дрожит. Волос аккуратно касаются прохладные пальцы, откидывая челку, и тут же опускаются на лоб Чонгука. Без малого, хочется задохнуться. Он снова пробует втянуть носом воздух, сталкиваясь со стеной и твёрдостью трубок. Содрать бы их побыстрее. — Хён, — пытается выдавить он звуки, но издаёт лишь хрип. — Ты сильно головой ударился и долго пролежал без сознания, так что тише, — почему-то Тэхён шепчет, а Чонгуку хочется узнать, лишь... Да хоть что-нибудь. Спросить, какая дата, какой у него запах, кто они друг другу, как он ударился головой и когда... Но спрашивает он почему-то иное. Выпускает после длительных попыток прочистить горло. — Тэ, — наконец выдавливает он на своё счастье и открывает глаза, в тот же момент закрывая их вновь от прострелившей боли. Не хило он ударился, раз его так скрючивает, видимо. — Тш-ш, давай без экстремизма. У меня чуть сердце не остановилось, когда я тебя без сознания тащил, так что полежи пока с закрытыми глазами, — Чонгуку под спину аккуратно подставляется небольшая подушка, а лба касается влажная тряпка. Что-то ему это напоминает. И почему он вечно в роли... жертвы обстоятельств? Беспомощной фигуры на кровати. Что ж, в этом есть некий намёк на дежавю. — Какой, — снова начинает он, касаясь запястья Тэхёна пальцами, приостанавливая попытки утопить его лицо в воде. От неё легче, да, но невовремя. В этот момент он ощущает инородный предмет ещё и на своём предплечье. Кажется, капельница? Он снова пытается сделать вдох носом, но тщетно, и это раздражает его внутреннюю панику и без того расшатанной нервной системы. Он не бог весть какой сдержанный по жизни, но в последнее время как-то приходится, и Чонгуку это совершенно не нравится. — На что, — снова пытается он и открывает глаза, выдерживая набежавшую влагу и прострелившую боль, — у меня, — он находит взглядом Тэхёна и задерживает дыхание: ему надо закончить и собраться, иначе никак, — аллергия? Бесконечно тупой вопрос, но ему важен не ответ. — Без понятия, — Тэхён хмурится и несколько раз хлопает глазами, в недоверии глядя Чонгуку в глаза. «Давай же. Давай же, скажи. Продолжи мысль». — Но, — пожалуйста! — Чонгук практически готов молить, — ты чихал рядом с розами, которые мне как-то подарили, так что, — но Тэхён не успевает договорить; его дыхание сбивается обхватившим его за плечи и притянувшим к себе со всей вырвавшейся силой Чонгуком. Это он, это он, он, только он, правильный и настоящий. Его. Чонгук сейчас задохнётся, и это даже не фигурально. Трубки давят ему на ноздри, с дрожью в пальцах вынуждая вытащить их. И почему он раньше этого не сделал? Из страха не услышать ничего? А есть ли разница? Дело в памяти, дело только в ней. — Тэхён... Тот одной рукой зарывается Чонгуку в волосы, носом прижимаясь к виску, а губами мягко касаясь скулы; другой же он помогает аккуратно отложить в сторону кислородный катетер. Чонгук делает резкий выдох и немедленный резкий вдох. И роняет голову Тэхёну на плечо. Бесконечная снежность прохладного чистого белья с запахом его любимого кондиционера для белья, что ложится ровной хрустящей плотностью на кровать с жёстким матрасом, расслабляющим мышцы после долгого рабочего или учебного дня; настоящая теплота вперемежку с ароматом мятного арома масла, пара капель которого темнят угол мягкой подушки, так и манящей прижаться к ней щекой и вдохнуть сладкий запах глубже, позволив ему раскрыться свежестью трав от стоящего на прикроватной тумбе чая. Сбор трав: лёгкая горечь шалфея, ноты мелиссы, вновь мята — запахи сплетаются заставляющей задержать дыхание густотой. Послевкусием ощущается свежий базилик, собирающий во рту слюну. И тёплый, почти неосязаемый, дым от только погашенной спички. Запах деталей чонгукова безграничного наслаждения, собирающиеся воедино с самым главным образом. Чувствуется мягкость утреннего дождя с одежды, скреплённая лимоном и лавандой любимых средств по уходу самого важного элемента картины, а также почти незаметным яблочным привкусом сигарет. Тэхён — буквально центр чонгукова дома и самой желанной мечты после прошедшей тяжести. Рассвет после самой тёмной ночи. — Гук-и, не пугай меня, — голос Тэхёна звучит так мягко и взволнованно, что Чонгук чувствует невозможность сдерживаться более. По его щекам медленно стекают слёзы, и чёрт его подери, это совершенно нормально. Чонгук всхлипывает, зарываясь лицом в изгиб плеча Тэхёна. Ему даже не стыдно. Не может быть после страха потери и возвращения домой. И прямо сейчас, именно в этот момент, он ощущает себя как никогда дома, в родном месте и с самым бесценным для него человеком. На тумбочке позади бережно обнимающего его, словно хрустальную вазу, Тэхёна начинает вибрировать телефон, привлекая внимание и заставляя чуть вздрогнуть от неожиданно громкого звука в тишине комнаты, нарушаемой лишь шорохами одежды и сбитым дыханием. Тэхён аккуратно отстраняется, одной рукой дотягиваясь до едва не падающего мобильного, и тут же нажимает на «принять» с громкой связью. — Ну что, он там не проснулся? — Чонгук слышит голос Чимина. Он звучит достаточно приглушенно из-за шума улицы на фоне и самих динамиков, но даже так можно различить заметное волнение. Чонгук никогда бы не мог подумать, что будет так рад этой детали. Тэхён проводит по его плечу рукой, останавливая Чонгука в его бессознательном намерении содрать со внутренней стороны локтя трубки и воткнутый шприц, и шепчет: «Я позже помогу снять, потерпи». Чонгук, на самом деле, и сам не заметил, как потянулся к одной свободной от объятий руке. Дай только повод. — Только что глаза открыл. Позвонишь Сокджину и Доктору Мину? Из динамиков раздаётся нечто, напоминающее выдох облегчения. Почему-то Чонгуку так кажется. Из знания Чимина? Или же из подсознательной необходимости и поиска в небезразличии к нему. — Мы с Юнги сейчас всех обзвоним. Ждите гостей. Тэхён коротко усмехается, обнимая Чонгука крепче, и кивает — та ещё привычка, будто это кто-то увидит. — Устроим пижамную вечеринку? — С горстями успокоительных и парой пачек сигарет, обязательно, — голос Юнги раздаётся так неожиданно, что Чонгук практически падает с кровати, отчего-то вздрагивая сильнее обычного. Он слишком отвык слышать друга. Тем более, когда знает, что они не незнакомцы. Теперь. Наконец-то. Черт возьми, как же он соскучился по всем за несколько дней. — Я написал Намджуну, — к разговору вновь подключается Чимин, щелкая кнопками телефона. — Он сказал, что приедет к вам через пять минут — он где-то близко, — а ещё напишет Джексону и Бэму, а то они испсиховались и, цитирую, «заебали уже писать мне каждые три минуты с вопросом в порядке Гук-и или нет, а так как Чонгук провалялся в отключке, сколько, сутки?» — Намджун, судя по звукам, что-то разбил, пока говорил это, — Чонгук думает, что Чимин сейчас закатывает глаза. — «Они мне мозг выели знатно». На мой вопрос, а не передал ли он эстафету Сокджину, доставая его каждую минуту, — я привлекаю внимание! — минуту, отчего он убежал жить к нам с Юнги, хён лишь промолчал и такой «Ну я не знаю». А потом он кого-то или что-то ударил, обозвал кого-то ебланом и сказал, что скоро будет. Надеюсь, он не сломал ничего в такси, а то от него не удивишься. С какой стати посвящены вообще Джексон и Бэм? Чонгук сам не замечает, как начинает улыбаться. Щёки чуть стягивает, но это не странно нисколько. Попробуй столько прореветь, а потом резко сорваться в искренние улыбки. Всё же на кого-то и правда лучше действует отвлечение для борьбы с некоторой степенью истерики? Чонгук не уверен, что это можно назвать истерикой, он не психолог, но точно знает, как ему помогают шутки в такие моменты. Не то чтобы они бывали часто, конечно. Ну и Тэхён. Тэхён тоже, разумеется, помогает. Чонгук не издаёт ни слова, пока жмётся носом к чужой шее, втягивая запах полной грудью. Так глупо, наверное, ведь он так сторонился этой привязанности и концентрации на запахе, но сейчас так всё равно. Потому что это не концентрация. Это единение. Полная картина, собранная из кусочков пазла одного человека по отношению и для другого. Что может быть проще? — Чонгук-а, ты там не уснул? — Тэхён шепчет так, что Чонгук едва слышит его даже в сознательном состоянии. Это заставляет его оторваться от тэхёновой белой футболки с надписью celine, которая стоит примерно пятьсот тысяч вон, потраченные зря силами слезных желёз Чонгука. Позднее ему, скорее всего, станет стыдно. Тэхён мягко касается его лба тыльной стороной ладони, наконец переставая хмуриться, и приподнимает уголки губ. — Температуры нет, это уже хорошо. — А была? Тэхён ненароком напрягает челюсти, когда кивает, и едва заметно в полумраке от задёрнутых темных гардин морщит лицо, словно от непонимания. — Под сорок. Доктор Мин предлагал положить тебя на госпитализацию, но мы с Юнги уговорили его оставить тебя дома, чтобы по пробуждении не белые стены ждали, а хотя бы знакомые стены. Чонгук не может сдержать улыбку, наползающую на лицо, от слова «дома». Значит, Тэхён принимает Чонгука? Обратно? — Почему ты так смотришь? — он садится в позу лотоса, полностью обращаясь в сторону Чонгука. Его профиль красиво подсвечивается розовым. Уже рассвет? Чонгук облокачивается о спинку кровати, с удовольствием опускаясь на подушки корпусом. — Я был там, где должен был проснуться полгода назад, — Тэхён смотрит непонимающе, побуждая продолжить. — В другом мире, где нет альф, омег, и где я родился. Тэхён замирает всем телом и кажется, даже не дышит. Смотрит широко распахнув глаза, и Чонгук уже хочет броситься объяснять, что он с ним — полностью и всем телом, и хотел вернуться, — но прикусывает язык. — Я не понимаю, как это работает, потому что ты всё это время был рядом со мной, — наконец отвечает Тэхён спустя добрую минуту, за которую Чонгук изгрызает себе половину внутренней стороны щеки. Чонгук, если на то пошло, тоже ни черта не понимает. Просто плывет по течению и разбирается с проблемами по мере их наступления. Ну и до Тэхёна домогается. Это неизменно. Не всегда умно и логично, но давайте честно — все мы люди. Кто не ошибается? Тем более, прыгая по параллелям с откровенным непониманием, что есть правда, что с ней делать, а что — уже игра воображения и возможная улетевшая кукуха. Всё же стоит будет записаться к психологу. И неврологу. Чисто на всякий случай. Он просто надеется, что его не запрут на принудительное лечение (хотя в Южной Корее это и не допустимо законом, он знает, да, и повторяет себе это в успокоение), или не сдадут на опыты маленькому и пугающему ученому, образом родом из мультфильмов Чип и Дейл, такому как Профессор Нортон Нимнул. Да извинит его этот персонаж, у Чонгука травма детства. — Я тоже не понимаю. Но я всё время там думал о том, что хочу вернуться к тебе. Тэхён заметно расслабляется, хоть и пытается это скрыть. Чонгук слишком хорошо изучил его. — А там меня не было? — Был, — Чонгук кивает, глядя прямо на Тэхёна, и старается не дать голосу подвести. — У тебя полгода назад была девушка? Тэхён так резко кривится, что Чонгук не сдерживает смешка. — К сожалению, — он передёргивает плечами. — Если ты её видел, то понимаешь, почему в том кафе я шарахался от неё? Ох, Чонгук понимает. — Оппа, тут какой-то мальчик пришел за автографом. — Я не мальчик, а ты старше своего «оппы», — Чонгук косит лицо в попытке улыбнуться, но получается, вероятно, какой-то оскал, потому как единственное, что хочется — спросить у Тэхёна, где были его мозги, когда они с этой барышней начинали встречаться. Девушка натурально изображает известную картину Мунка, открывая рот и часто хлопая глазами — красивыми, это Чонгук отмечает, но она всё равно его подбешивает, не судите строго. — Да кт... — Сядь, пожалуйста, в такси и едь на свою встречу. Я сам справлюсь, — Тэхён, словно рыцарь в доспехах (это достаточно символично, ведь на Тэхёне всё ещё грим и костюм, оставшиеся со съёмок), оттаскивает свою пассию в сторону, не особо джентельменски подталкивая пыхтящую девушку в сторону охранника, удачно подхватившего её и выпроводившего за двери съёмочной площадки. — Я Чонгук. — Тэхён. Чем-то могу помочь? — и улыбается мягко, как всегда, и Чонгук не выдерживает. Идиот. — Чем ты думал, когда начинал с ней отношения? — он даже не скрывает презрения к той девушке в голосе и искреннего недоумения. Тэхён громко смеётся, наклоняясь вперёд. Чонгук едва сдерживает себя от первого желания зарыться в его сейчас волнистые волосы пальцами, вспомнив их шёлковость. — Деньгами, — просто отвечает тот, и Чонгук выдыхает. Деньги — это логично. К сожалению, иногда имидж играет не первостепенную роль, а вот материальная составляющая — часто бывает центровиком. — А так долго провстречались из-за того, что мне было стрёмно и непонятно после стольких лет отношений оставаться без них, понимаешь? Чонгук не понимает. Ему было лишь в удовольствие разорвать то, что было лишним и не с тем человеком. Ох, как же много в этом. — И почему расстались? Тэхён цокает и закатывает глаза. — Она начала давить, намекая, что хочет от меня настоящего внимания, хотя и знала прекрасно, насколько я в принципе далёк от такого, — Чонгук изгибает бровь, с удовольствием чувствуя легкий укол дискомфорта в области прокола. Во-первых, как же приятно чувствовать себя в своём теле, что уже сотворено своими руками, а во-вторых, каким это местом Тэхён далёк от «настоящего внимания»? Меж тем, Тэхён продолжает: — Потом ещё сказала что-то про романтику, про букеты, и я психанул. К счастью, — Чонгук мысленно с ним согласен и, судя по смешку Тэхёна после брошенного на Чонгука взгляда, и своим видом. — Это было незадолго до нашей встречи. За неделю, может. И вот тут я неплохо так понял, что, кажется, не зря всё с ней разорвал под её дешёвые наигранные рыдания, ведь нашёлся человек, кому я сам захотел таскать и цветы, и медведей, и мандарины, и блокаторы. Вот так перепрошивка. Сердце сходит с ума со времён «за неделю» до их знакомства, если его таковым можно назвать, в подъезде и полной расфокусировки от боли и дыхания от успокаивающего эффекта появления в его жизни Тэхёна, и давит на грудную клетку расплавленным золотом, прогревающим даже кончики пальцев на взгляде Тэхёна после. Он улыбается одними глазами и выглядит при этом так открыто и честно в своём признании и лёгком смущении, окрасившим в союзе с рассветным оттенком кончики ушей. Чонгук еле сдерживается от очередного порыва прижаться ближе. Чёрт возьми, да почему он вообще сдерживается? — Обними меня. Это должно было звучать скромной просьбой, но прозвучало скорее приказом, отчего сам Чонгук смущается и хочет уже, было, начать извиняться, но Тэхён на его слова лишь смеётся и тут же подсаживается ближе, не очень удобно для него и очень желанно для Чонгука касаясь ладонями его плеч и прижимаясь щекой к чонгуковой. Впрочем, Тэхён не выглядит тем, кто сильно против оказать эту небольшую услугу. — Хён, — Чонгук зарывается одной рукой в спутанные волосы на затылке Тэхёна и поджимает губы, чтобы не вырвалась улыбка или смешок. Тэхён в ответ что-то мычит, показывая своё внимание. Чонгук сдержится. Он не засмеётся. — Ты специально плейлист подбирал? Тэхён на мгновение затихает, словно прислушиваясь, и сразу же начинает смеяться, понимая, в чём дело. — Это всё кот. Чонгук кивает, проводя носом по чужой щеке с небольшой щетиной. В этом есть свой шарм. Как и в играющей из гостиной Stand By Me. Чонгук не особо силён в английском, но даже его скудных познаний хватает, чтобы расслышать неплохо подходящий текст. К этой сцене, к этой жизни, к их с Тэхёном отношениям? — Я думал, у тебя на пластинке музыка играла, — он говорит только чтобы слышать ответы Тэхёна. Без точной причины, ему просто это необходимо. — Так и было, — он кивает, проезжаясь щекой по чужому носу, — но потом я включил на колонках плейлист «на рассвет, если нагрянет бессонница». — Хорошая подборка. Тэхён смеётся. — Спасибо, я знаю. Самоуверенный выпендрежник Тэхён с нежными песнями про любовь на предрассветное время для бессонницы. Это нисколько не странно. Это очень тепло и понятно. И кто Чонгук такой, чтобы не испортить этот момент? — Я целовался с тобой в том мире, — скороговоркой сообщает он, тут же замолкая, и жмурит изо всех сил глаза, ожидая какой угодно реакции, кроме... Это что, восхищенное «вау»? — Значит в другом мире другой я тоже с тобой, — судя по голосу, Тэхён улыбается. Чонгук на этом настолько удивлён, что отстраняется и смотрит прямо в глаза тянущего широкую лыбу Тэхёна. — Горжусь, — шепчет он и снова растягивает губы, как Чешир. Чонгук что-то не понимает в этой жизни? Тэхён разве не должен был разозлиться или обидеться на него? Назвать предателем? Изменником? — И каково это было? — продолжает он. — Что? — голос Чонгука даёт петуха, и он даже не исправляется, во все глаза уставившись на непонятно чему довольного Тэхёна. — Целовать того меня, конечно. Большая разница? Я не облажался? У Чонгука рассинхрон адекватности Тэхёна с Тэхёном, которого он знает. — Это шутка такая? — Мне же интересно! — канючит он, и Чонгук резко начинает сомневаться, а не закинуло ли его за эти секунды ещё куда-то, где Тэхён ведёт себя как... Тэхён. И чему он вообще удивляется? Непредсказуемости? Вот смешно. — Нормально, приятно, ты — всё ещё ты. Доволен? Он не должен смущаться подобным разговорам, ведь он взрослый человек, но смущается. И да, это смущает ещё больше. То-то бы отстал Тэхён так просто. — А я классный? И целоваться со мной приятно? Мозг и нервная система Чонгука сейчас взорвутся. Он чувствует себя идиотом. Где вообще Намджун? — Я вроде не жаловался ни разу, знаешь, — он прячет лицо за ладонью и тут же мысленно бьёт себя по лбу томиком русской классики. Омега омежная, Чонгук, ты такой всё-таки омега. Тэхён издаёт хихикания и пробегается пальцами по чонгуковым бокам, вызывая мурашки. — Значит, другой ты не пропадёшь, как и другой я, — заключает гордо Тэхён. В щёлочку через пальцы Чонгук видит его довольную улыбку и взгляд за окно. Его профиль вновь освещается коралловым оттенком, и господи-боже, как это красиво. Чонгук даже забывает причины своего былого смущения, опуская руку. Как всё у Тэхёна просто. Это Чонгук, видимо, фанат раздувать проблему из ниоткуда. А впрочем, подобный контраст достаточно неплох и даже разумен (в рамках нормы, конечно), чтобы с разных точек и вариантов рассматривать вопрос. Или же Чонгук просто себя защищает. Также логичная реакция.

***

Квартира греет знакомым уютом и деталями известной Чонгуку привычности, приправленной его вещами и какими-то вставками в прошлую картину (которую он удачно лицезрел только вчера): новая книжная полка с учебниками для университета, что Чонгук купил за пару недель до начала семестра, кактус с розовыми углами, который передала с курьером мама, когда узнала, что Чонгук живёт с другом (который в её видении сразу же преобразился из просто друга в «друга», которого можно знакомить с матерью). Тогда она никак это не прокомментировала, но на кактусе была записка «С нетерпением ждём знакомства! Будущая тёща ;) хохо!». Чонгук усмехается. Его мать, конечно, тот ещё экземпляр. Записку, кстати, Тэхён так и не увидел. Помимо забитой баночками и средствами для ухода ванной, благодаря Чонгуку все шкафы увешаны ароматическими мешочками и уставлены спреями для одежды. Чонгук немного нездорово любит запахи. Но эти детали также разливают тепло внутри, заставляя тянуть губы в улыбке и отмахиваться от приехавшего Намджуна с его «Что ты улыбаешься? Температура? Так сильно головой ударился?!» и умолять спустя всего десять минут увести причитающего наседкой друга куда-нибудь подальше, а то Чонгук не хочет ссориться со старшими, а тем более — бить подушкой прямо в лицо. Он сегодня добрый. А ещё от Намджуна пахнет жареной курицей, и Чонгук безгранично счастлив слышать от него этот запах. Как же много меняется в приоритетах, когда видишь альтернативу со склоном в негатив. Когда из прихожей слышатся сигнал открывшейся двери и быстрые шаги прямо в обуви по серому паркету, Чонгук не может пересилить себя и поднять взгляд на вошедших. Как-то резко в нём отключились все силы и эмоции. Из него словно выкачали энергию. А впрочем, это не так и безосновательно. На кофейном столике напротив его замершей фигуры, глядящей, кажется, не моргая на утренний город, озарённый пастельными тонами салатового и персикового цветов по стёклам небоскребов, дрожит ароматическая свеча с запахом сандала. Слишком сильным для Чонгука, но почему-то удерживающим его сейчас в каком-никаком сознательном состоянии. Чонгук подогнул одну ногу под себя, умостив в подобие гнезда мягкую тушку кота, которого Чонгук без остановки гладит, и теперь чувствует лишь, насколько его голень затекла. Тэхён на кухне с Намджуном о чём-то тихо переговариваются, когда в квартиру влетает Сокджин с юнминами на буксире. Судя по звуку за спиной, они резко тормозят едва не до скрипа по чистому полу. — Ну нихера себе нуар ты устроил, — присвистывает Юнги, и тут же рядом с Чонгуком падает с кряхтением его фигура, заваливаясь прямо с ногами. Чонгук даже отмирает от такой наглости. А впрочем, это значит, что всё у них наконец в порядке. У него. И на своих местах. Юнги тянется одной рукой к шерсти кота, а другой принимается аккуратно поглаживать Чонгука по волосам. Столь незамысловатое, но бережное касание бередит что-то внутри Чонгука, словно срывая какую-то плёнку, освобождая его дыхание. Он делает глубокий вдох как можно медленнее и опускает голову Юнги на плечо. Тот даже на это не реагирует, всё продолжая гладить его по волосам и о чём-то переговариваясь с вышедшими из кухни Тэхёном и Намджуном. Тэхён помешивает в большой прозрачной чашке любимый чонгуков чай с летающими в центре лепестками цветов и кусочками клубники и бесстрастно отвечает на каждый вопрос Сокджина о здоровье Чонгука. Почему нельзя спросить это у самого Чонгука — вопрос хороший. Но как бы то ни было, сам он не уверен, что смог бы ответить. У него очередной шок, но кто возьмётся его судить? Запах Юнги успокаивает и пробуждает аппетит, если обращать внимание на забурчавший на всю квартиру желудок, намекающий на то, что Чонгуку пора поесть. Физически он не ел всего пару дней, подкармливаемый одними только лекарствами, а морально(?) — около недели. Может, от этого его такое несколько пришибленное состояние отходоса и доходоса до реальности. К психологу сходить всё же надо будет. Сокджин тут же замолкает и резко бьёт Тэхёна по губам, призывая заткнуться, и поворачивается к в испуге прижавшемуся к боку Юнги Чонгуку с таким выражением лица (примерно как у призрака из Ju-On), что даже Юнги нервно сглатывает, приобнимая крепче и словно выказывая свою поддержку в борьбе со злом. В данный момент, зло — это заметивший чужой голод Сокджин. — Намджун-а, — тянет он, не поворачиваясь к названному, а все продолжая гипнотизировать взглядом сжавшуюся фигуру Чонгука. — Еда. — Уже поставил в духовку греться. Стоит отдать должное, Намджун на фоне всех остальных — ойкающего и фыркающего Тэхёна с дымящейся кружкой в руках, фанатично на заботе о других выглядящего Сокджина, в шоке стоящего в углу Чимина и жмущихся друг к другу Юнги и Чонгука — выглядит самым спокойным или скорее бесстрастным. После его слов Сокджин заметно расслабляется, словно выполнив свой долг привлечь внимание к проблеме, и мягко улыбается, нисколько не искренне извиняясь перед братом за то, что треснул его по губам. Вообще-то, губы Тэхёна неприкосновенны. Но, если честно, в момент такого дикого вида старшего Чонгук сказать это не решился. Ему стоит научиться большему контролю и умению стоять за себя и других. Не только за случайных встречных, но и за своих тоже. — Гук-и, ты себя как вообще чувствуешь? — подаёт голос молчавший с момента прихода Чимин, подходя ближе и присаживаясь на корточки напротив. Реакция Чонгука не сказать чтобы очень быстрая, но он старается, перетекая с одного предмета на другой, с одного лица на Тэхёна, а с него медленно на Чимина. Приходится чуть наклониться и подождать фокусировки, и это тоже занимает некоторое время. Он будто выпил. И немало. — Состояние как после бутылки виски, — честно признаётся он, выдавливая звуки с ворочающегося рта с языком впридачу. Всем весом он лежит на хрупком с виду Юнги, но сейчас он даже не в состоянии обдумать, как ему встать. Помогает Тэхён, подсаживаясь рядом и перетягивая Чонгука на себя. К губам настойчиво прижимается тёплая грань полной чая кружки. — Это после долгого сна, тебе надо поесть, но для начала хоть чай выпей, — Чонгук послушно приоткрывает рот, позволяя в себя влить тёплую жидкость, и мысленно благодарит Тэхёна, что он не забыл о необходимости разбавлять чай холодной водой (Чонгук слышал, если так не делать и жечь дёсны кипятком — можно заработать неплохие проблемы). Аромат гибискуса приятно щекочет ноздри, немного оживляя ослабшее тело. Все между делом рассаживаются рядом по длинному изогнутому дивану; Намджун отходит на кухню выключить просигналившую духовку. Спустя какую-то минуту в дверь звонят, и за сходившим открыть Сокджином врывается Хосок, подлетающий к Чонгуку и начинающий щупать его за щёки и лоб вплоть до толчка Тэхёна ему по заднице с приказом оставить человека в покое, у него чай. Намджун из кухни их удачно игнорирует, видимо, подавшись в творчество, громыхающее посудой в своём воплощении. Хосок падает на стул у фортепиано, раскидывая ноги с широтой шпагата балеруна, и громко вздыхает, подхватывая общее настроение. Между ними не царит напряжения, как может показаться, но волнение на лицах всех (даже играющего с котом Чимина) заметно отягощает атмосферу в комнате. Пока Юнги не сдаётся и не воет, привлекая всеобщее внимание. — Мы как на похоронах или у друга, которому смертельный диагноз поставили, ну в самом деле. Давайте хоть в карты сыграем? Или включим что-то? Совсем же стремота какая-то, к другу пришли, называется. Тэхён на его недовольное высказывание усмехается, пуская некую цепочку из по одному расслабляющихся парней, и когда в комнату возвращается самый спокойный Намджун с противнем, полным картошки фри, курицы и со стоящей в центре этого натюрморта тарелкой супа, между всеми (даже с Чонгуком, допившим чай) зарождается какая-никакая беседа. Как-то отпускает, что ли. Чонгук тянется к подогретой картошке фри, но тут же получает по рукам сразу тремя, и быстро одергивается, переводя взгляд с Хосока на Юнги и на Тэхёна, что с полным игнором на лице берёт тарелку и подталкивает её к Чонгуку. Ладно бы лишь подтолкнул, так ещё и тянет улыбку, пока медленно, по одному, заставляет Чонгука обхватывать пальцами гладкие края зелёного фарфора. — Как насчёт Пушек Акимбо? — вдруг спрашивает Сокджин, набив щеки курицей и еле выговаривая слова. — Это порно какое-то? — через секунды молчания предполагает Юнги, изгибая бровь. — С африканцами? — подхватывает Хосок не менее неразборчивым голосом, чем остальные. Тэхён усмехается, поднося к губам недовольного Чонгука глубокую ложку с супом и едва не жужжа на манер самолётика. Чтобы избежать дальнейшие комментарии, Чонгук молча открывает рот пошире, послушно принимаясь за еду. Видимо, по мнению Тэхёна, Чонгук совсем о себе позаботиться не может. Далеко ли это от правды? — Групповуха? — раздаётся голос Чимина. Чонгук, честно, уже забыл про них. Сокджин взвывает. — Это фильм с Гарри Поттером. Где ему пушки на руки прикрутили. — Ты уже смотрел? — Чонгук за воем собственного желудка не разбирает, кто это был. — Могу ещё раз. Так что не обсуждается. Тэхён на это просто закатывает глаза, кивком указывая под диван, где в очередной раз спрятан ноутбук. Пульты от проектора и плотных жалюзи на окнах находятся прямо под задницей Юнги. Стоит ли говорить, что Гарри Поттер навсегда Гарри Поттер? А что вкус у Сокджина специфичный? А что все разделили между собой роли из фильма? Разумеется, Чонгук теперь Майлс без штанов и с видом обдолбанного порошком наркомана. Справедливости ради, Юнги вообще досталась роль бомжа, натягивающего на Чонгука штаны и подсказывающего, как лучше стрелять себе в голову. Удивительно ли, что Тэхён — Никс? И что предложил это сам Чонгук, после того, как Тэхён запульнул ему половину ложки супа с водорослями (нет, сейчас не праздник, но да, водоросли полезны) прямо в глаз, ослепив на долгие и громкие пять минут, в которые друзья громко смеялись, падая с дивана (благодаря подаче им под зад окрепшего Чонгука), а Тэхён благородно сбежал на кухню якобы за чайным пакетиком для промывки глаза. Чонгук не уверен, но сдаётся ему, хрипящий ультразвук и удар шкафчика о что-то глухое — были не поисками чая. Хосоку дали роль сидящего рядом с резиновой куклой мужика на диване. Кто бы мог подумать? Нет, Чонгук не утверждает, что его друзья — долбоёбы, но вообще да, ладно, он утверждает. Но любимые. И незаменимые. Он старается много не думать хотя бы прямо сейчас, когда Намджун орёт динозавром над пустившим носом из-за какой-то тупой шутки Тэхёна колу Сокджином (как у Тэхёна не может не быть ее целых запасов? даже больше вина), а Чимин с Юнги и Хосоком кидают в рот друг друга картошку фри, ведя подсчёт и игнорируя фильм, а кот подхватывает зубами курицу с противня, утаскивая дальше от шумной компании. Чонгук обожает этих идиотов. Хотя бы за то, что они помогают отвлечься и ведут себя как ни в чём не бывало. Ведь для них и правда ничего не было. Он просто пролежал в отключке чуть больше суток из-за удара головой и вновь подскочившей температуры от недавней болезни. Он не исчезал, не подменялся. Он просто... был всё это время здесь и пару часов назад благополучно проснулся. Он не гулял в междумирье несколько дней, не перескакивал, он был физически всё ещё здесь. Физически он даже не целовал другого Тэхёна. Или этого? Или он в принципе физически не здесь, а ещё на горе? Это всё так запутанно, что может поехать крыша. — Гук-и, думай меньше, пожалуйста, — раздаётся над ухом тихий шёпот Тэхёна, незаметно подкравшегося сзади и прильнувшего к спинке дивана за Чонгуком. — Так громко? — Очень, — и перепрыгивает спинку, плюхаясь слева и перекидывая ноги через чонгуковы бёдра. Все собравшиеся старательно делают вид, что ничего не замечают. Кроме Юнги и Чимина. Они улыбаются как Гринч и смотрят не моргая. — Я уже жду момента, когда мы друг друга настолько выбесим, что разговаривать не будем неделями, — честно признаётся Чонгук шёпотом, указательным пальцем царапая свою открытую от одежды кожу на щиколотке. Тэхён на его слова заметно тушуется, не понимая их причину, и замирает на несколько секунд. — И почему ты думаешь об этом именно сейчас? — наконец спрашивает он. — Всё слишком хорошо. Тэхён давится воздухом и бьёт Чонгука по плечу. — Я уже испугался. У нас непонятные пиздовехрения всё время нашего знакомства, во время которых ты то от меня бегаешь, то прикидываешься, что ничего не помнишь, то помогаешь мне, — он выделяет слово совершенно незаметно для других, привлекая внимание всех и вызывая понимающие хихикания. Все уже в курсе? — Чонгук, я конечно, всё понимаю, но ты то с температурой валялся, то под деревом с черепно-мозговой. Тебе что, приключений мало? Он не находит ответа, вместо этого усмехаясь. Да, ладно, он любит повыносить себе мозг. Кто этого не любит? — И давай без будущего периода, когда мы притрёмся настолько, что начнём бесить друг друга, ладно? Придумаем стоп-слово на такие моменты. Тэхён так забавно пыхтит и фыркает, как раздражённый кот или старый паровоз, что вызывает широкую улыбку. — Если мы мешаем, то так и скажите, — подаёт голос Юнги, хрустя чипсами. Откуда он вообще взял чипсы? Чонгук кидает в него кость от куриной ножки и тут же получает рёв на всю квартиру. — Это надругательство над умершими! Хосок заливисто смеётся и бьёт того по бедру. — Ты только что надругался над тремя мёртвыми курицами, как минимум, сожрав их, хён. Юнги это никак не комментирует, а просто шипит и колотит его по плечу со всей дури и скидывает с ноги икающего от смеха Намджуна на пол. Чимин где-то ползает кверху задом по полу в поисках кота, а Сокджин пытается (единственный) смотреть фильм. В общей суматохе Тэхён скоро приближается и мягко касается губами к скуле в поцелуе. Чонгук, благодаря этому жесту, заметно расслабляется, опуская ресницы и позволяет себе прижаться теснее. С Тэхёном привычно комфортно, и Чонгук больше не волнуется, отпуская себя и давая свободу своим действиям. Тэхён обнимает его за талию и ведёт кончиком носа по щеке. Чонгук не уверен, но кажется, Тэхён улыбается. Чонгук улыбается тоже и совершенно не обращает внимание на тактично помалкивающих на своих местах друзей, старательно делающих вид, что ничего не видят. Спасибо им за это. — Между вами что-то изменилось, или мне кажется? — не выдерживает первым Хосок и тут же получает от Намджуна подушкой в лицо и грозное шипение. — Не лезь, а то спугнёшь. Чонгук смеётся и, честно, не может даже подумать о том, чтобы смутиться. Это настолько не имеет смысла, что даже смешно, как раньше его это волновало. — Успокоилось, — отвечает он и смотрит с улыбкой Тэхёну в глаза. — Всё, наконец, успокоилось. Друзья выпускают вздох облегчения и дружно предлагают отметить такое событие, за которое они держали кулаки и верили в лучшее. Чонгук не смеет их останавливать. Сейчас, пока его плечи мягко сжимают пальцы своего человека, мир несколько отходит на второй план. Между ними штиль, к которому стоило идти через бури несколько месяцев. Чонгук больше не убегает.

***

Спустя где-то два часа и три бутылки на полтора литра колы (спрайта для Хосока) и одну виски, все потихоньку начинают собираться домой. Разве что Сокджин с Намджуном пока остаются с ними (Тэхён предлагает остаться на ночь, но они ни в какую). Пока Хосок пытается отлепить Чимина от бутылки вина какого-то до одури дорогого и старого, Чонгук пытается забрать у Юнги кота, убеждая его, что тот не может быть их с Чимином сыном, потому что он кот Тэхёна. С помощью самого Тэхёна, шипение и материнский инстинкт к коту удачно подавляются, и ничего, что только после его фразы про то, что их с Чонгуком сын не может быть сыном ещё и Юнги с Чимином. Юнги это успокаивает, Чонгука — до странного вгоняет в ступор. Хотя ладно. После чтения статей и форумов, после общения с другими людьми, Чонгук согласен иметь семью и детей в свои двадцать с пипиркой, если эти самые дети — кот. — Не забывай лечиться! — напоследок проговаривает Хосок, оттаскивая юнминов за шкирку из квартиры. — Следи за самочувствием! — Чимин скользит подошвами по кафелю коридора. — И не падай нигде больше! — Юнги уже не видно, но слышен звук удара и сигнал подъехавшего лифта. Когда за ними закрываются двери и входная в квартиру, Чонгук с короткой улыбкой поворачивается на голоса из кухни и следует на них. Словно ничего и не было. А может, и впрямь лучше забыть? — Надо дать ему Омеракс и Иксотропил*, окей? Я врачу звонил, уточнял, потому что сам он подъехать не сможет из-за какой-то срочной конференции, но если что — передал тебе промыть мозги, чтобы обращался в больницу. Сокджин стоит спиной к двери, так что Чонгук не видит его лица, но видит Тэхёна и его закатанные глаза и выражение буквально кричащее «И кто здесь хён? Он издевается?». Намджун втихую (на самом деле с грохотом и на пару с котом) роется в холодильнике, согнувшись почти на девяносто градусов. — И не забудь померить температуру! — Да, конечно, мам, Намджун, забери его, — Тэхён поворачивается к другу, что оглядывается с набитыми сосисками щеками и смешно пытается прожевать их быстрее для ответа. Чонгук не сдерживается, громко прыская. На него тут же обращаются три пары глаз. Ох, извините, четыре — кот смотрит тоже. — Гук-а, честно говори о своём состоянии и не забывай принимать таблетки, — переключается Сокджин уже на него, и улыбка с лица Чонгука слетает почти так же быстро, как налетает и приклеивается ухмылка к Тэхёну, который смотрит и одними только глазами говорит «Сам выкручивайся». — Да, мам, хорошо, мам, — повторяет он под громкий смех Тэхёна и звуки удушения с кряканьем на перебор Намджуна, кажется, долбанувшего дверцей холодильника так громко, что кот в панике запрыгнул ему на спину и применил её как свою персональную карету. — Моя школа, — гордо сообщает Тэхён, забирая у Сокджина из рук листок с инструкцией. — Ты про кота? — Нет, братик, я про умение тебя выпроваживать, когда ты начинаешь доводить. Тэхён отдаёт подошедшему Чонгуку «пять» и закидывает ему руку на плечи. Сокджин выглядит мало сказать, просто обиженным. В его глазах словно всё разочарование мира, когда он пару раз медленно моргает, оставляя веки полуопущенными для эффекта Юнги в его худшие времена и расположение к людям. — Джун, прихвати-ка из их холодильника клубничный торт, — медленно тянет он, а Тэхён тут же вспыхивает, надуваясь, как воздушный шарик. — Это мой торт! — А я — твой любимый брат, который может дать Чонгуку такую антирекламу для родителей, что они переедут к тебе, — неизменно в глазах, на губы Сокджина наползает широкая улыбка, как у Джокера, и это выглядит, если честно, жутковато. Кот аж завывает, спрыгивая с Намджуна и убегая подальше из кухни — цепочка сосисок летит за ним, как шарф. — Ты мстительная жопа, Сокджин-и, знаешь? — притворно возмущается Тэхён и звучит при этом настолько комично, что Чонгук не выдерживает и громко выкаркивает от смеха. Это что-то нервное. — Горжусь этим, — когда улыбка доходит до его глаз, образ становится ещё стремнее, из-за чего смех от забавности перетекает в какой-то истеричный. Тэхён рядом утешающе поглаживает его плечо, трагично качая головой. Намджун сзади чем-то чавкает из холодильника. Лишь бы не тортом. — Никакого торта, родителям можешь говорить что угодно — они и так про Чонгука прекрасно в курсе. На этом моменте замолкает даже грохочущий откуда-то из дальних комнат кот, что уж говорить о чонгуковой истерике. В смысле, родители Тэхёна в курсе? Это с каких пор? Чонгук переводит на него шокированный взгляд, понимая, что Сокджин удивляется тоже. — И с каких пор? — дуэтом спрашивают они, не отрывая взгляда. — С самого начала, — просто отвечает Тэхён и скользит рукой вниз по плечу, наконец, приобнимая за талию. — Ещё с того дня, когда я впервые услышал запах, — Чонгук распахивает рот и несколько раз моргает, глядя на довольную вызванной реакцией улыбку Тэхёна. — Когда ты успел?! — восклицает Сокджин, выглядя, на самом деле, не лучше Чонгука. У него чуть ли не тик нервный начинается. У Чонгука такой же вопрос, в принципе, потому что он ни разу за всё их знакомство не видел, чтобы тот говорил с родителями по телефону. Или друзьями помимо их общих, хотя те у Тэхёна должны были быть точно. Лишь с менеджером на телефоне его видел. И всё. Это же ненормально, так? В голове раздаётся голос Намджуна с его «А что вообще есть нормальность?», и Чонгук даже поворачивается проверить, действительно ли это только в его мыслях прозвучало, или Намджун сказал это вслух. Но увы, у того слишком забит рот для хоть каких-то изречений. И почему он со всеми не поел? Весьма неожиданно в голове начинает завывать Кеша с ее песней Cannibal, и Чонгук добрые пару секунд пытается врубиться, с чего вообще ему слышится в голове текст, где девушка ест мальчиков и размешивает пальцами чай, пока до него не доходит, что это рингтон на телефоне Сокджина. Вот значит, какой вкус у друга, любопытно. — Животинкой питаемся? — подкалывает Тэхён и получает от доставшего из джинсов мобильный брата средний палец. — Одной конкретной. Намджун на заднем плане снова давится, а Тэхён с довольной улыбкой подмигивает Чонгуку, что ответно обнимает его за пояс. Выглядят они, наверное, конкретно по-гейски, но вот здорово-то — здесь они даже не геи. А мозг свой Чонгук перепрошьет. Уже почти. Сокджин смотрит на экран и тут же сбрасывает вызов, отходя Чонгуку за спину и что-то быстро печатая. Деловой какой. Почему-то хочется хёну сказать «ути-пути», но Чонгук себя сдерживает, переключаясь на Тэхёна. Лучше уж ему «ути-пути», если что. — А что у тебя стоит на звонке, брат любителя мальчиков? — со смешком спрашивает Чонгук, лукаво щуря глаза. Тэхён притворно возмущается и нахохливается, выставляя вперёд грудь; Чонгук автоматически опускает на неё взгляд, сглатывая. Он, честно, не хотел так реагировать и не думал, что будет, но... черт. Его Тэхён намного лучше любых других, как бы грубо это не звучало. Его взгляды Тэхён успешно игнорирует, хоть Чонгук и уверен, что прекрасно их замечает. Вместо этого он выдаёт: — Конечно же опенинг из Тетради смерти, — как само собой разумеющееся. — Второй? Тэхён фыркает. — Я бы уже свалился с сердечным приступом. Первый. Чонгук кивает, поворачиваясь корпусом и вжимаясь в его тело, и с удовольствием чувствует, как его мягко притягивают к себе ближе и опускают голову на плечо. Чонгук улыбается и следует его примеру. За спиной раздаётся тактичное покашливание, которое, если догадываться по исчезнувшей с его талии одной руки, удачно затыкается самым проверенным способом. Сокджин их простит. Наверное. Тэхён практически шипит, что если Намджун тронет его торт, то Тэхён его самого превратит в торт и поставит в качестве ходячей рекламы к кондитерской его школьного друга. Чонгук не берётся утверждать, но кажется, это действует. Из гостиной мелькают вспышки от невыключенного фильма, поставленного на беззвучный. — Лекарства, — грозно напоминает Сокджин, когда Намджун дочавкивает сыр-косичку и тянет его на выход из кухни, вставляя напоследок принявшемуся, было, возмущаться Сокджину, остаток косички в рот. Неплохой такой кляп выходит. И действенно, и можно разжевать при желании. Надо запомнить. Не важно для чего. — Валите уже, такси приехало, — Тэхён на его недовольное выражение лица закатывает глаза и выпускает Чонгука из объятий, не отпуская, однако, его руку из мягкого захвата в замок. Чонгук сам не замечает, как начинает улыбаться, глядя на их переплетённые пальцы. Интересно, а Тэхён был бы в Тетради Смерти Элом или Лайтом? Он отмахивается от этого вопроса. Спросит потом. В гостиной их встречает убранные посуда и крошки с великолепной воспитанностью их друзей, и это вызывает улыбку снова. На экране мелькают вспышки от происходящих в фильме активных действий. Кажется, взрываются зомби. Кот укутался сосисками и, объевшись, урчит на всю квартиру, улёгшись набитым брюхом кверху. Они его с Тэхёном так доведут. — Спрячьте от Монстра еду на ближайшие несколько недель, мой вам совет, — еле произносит это с набитым ртом Сокджин, впрыгивая в ботинки и игнорируя Намджуна и его вой «Хён, да замудохал мозги уже выносить, угомонись». Чонгук свободной рукой показывает ему большой палец и одними губами просит крепиться. Намджун взывает громче, получая от Сокджина красноречивое «Не нуди», от чего Намджун аж икает, затыкаясь. — Напишите, как доедете, — напоследок просит Тэхён, стоя рядом с Чонгуком уже у входной двери и разговаривая с друзьями, ждущими лифта. Их руки всё ещё крепко сцеплены и отведены за спины. Сокджин кивает. — Я сегодня с кошельком, так что вначале Джуна до дома подброшу, а там уж с родителями разговаривать о том, сколько они уже про Чонгука знают и почему ничего мне про это не говорили. Тэхён закатывает глаза и делает слишком явно раздражённое лицо, чтобы оно действительно было таким. — Ещё скажи, что у друзей моих спросишь, давно ли они знают. — Всенепременно, — ничуть не смущаясь, кивает Сокджин одновременно с сигналом прибывшего лифта, и с Намджуном на буксире заходит внутрь. — Но у родителей в самую первую очередь! — и не дожидаясь ответа Тэхёна, быстро нажимает на минус первый этаж, заглушаемый механическим голосом. — Мы напишем! — напоследок выкрикивает Намджун, выставляя руку из лифта и помахивая. — Доброй ночи! — и двери закрываются, отрезая друзей от них. Чонгук со смешком закрывает дверь и поворачивается к хитро улыбающемуся Тэхёну лицом, склоняя голову к плечу и с прищуром заглядывая в глаза напротив. — И что теперь? — приглушенно спрашивает он, поглаживая большим пальцем ладонь Тэхёна. Тот смотрит с неприкрытой улыбкой и принимается двигаться ближе, тесня Чонгука к двери, пока тот не упирается в неё спиной. Он медленно ведёт взглядом по телу Чонгука вниз, второй рукой проводя по его талии вверх к рёбрам, и поднимает взгляд к глазам. Чонгук задерживает дыхание, ненароком двигая лицо ближе пока между их губ не остаётся считанных сантиметров, а кончики носа едва не касаются. Тэхён не перестаёт улыбаться, когда опускает веки, откидывая ресницами тени на щёки, и чуть наклоняет голову вбок, сокращая расстояние сильнее. Чонгук несдержанно закрывает глаза, приоткрывая губы. И тогда Тэхён шепчет: — А теперь мы дадим тебе лекарство и уложим спать. Чонгук аж отшатывается, запоздало вспоминая, что сзади него дверь, отчего влетает затылком в твёрдую поверхность и едва не задыхается от прострелившей боли. Его сгибает так быстро, что близкое положение к нему Тэхёна как никогда вовремя. Старший подхватывает его за спину и опускает горячую ладонь на место ушиба, удивительно точно укладывая ее прямо на самое больное место. — Да что за херня-то со мной вечно? — Чонгук бы заскулил, но может лишь сипеть, хватаясь руками за плечи Тэхёна. — Завтра уже легче станет, — взволнованно произносит Тэхён тихим голосом, за что ему огромное спасибо. Звуки слышатся как при сильнейшей мигрени. От яркого света Чонгук закрывает глаза, позволяя себе уткнуться в чужую шею, скрываясь от света, и даёт вести себя, как он думает, в комнату Тэхёна. Но нет. Открывает глаза он уже в своей спальне с тщательно задернутыми шторами и будучи под тонким одеялом мятного цвета. Его любимым. Тэхён, коротко сжав его ладонь напоследок, выходит из комнаты за лекарствами и возвращается спустя считанные секунды, присаживаясь на кровать рядом и подталкивая к Чонгуку три таблетки в аккуратной чашечке с бирюзовой каймой. — Снотворное, для укрепления сосудов после легкого сотрясения и от мигрени. Врач сказал, что ничего страшного в принятии их одновременно нет, и предупредил на случай, если начнётся головная боль, дать именно так. Самолечением заниматься над тобой не буду. У Чонгука прямо сейчас нет сил даже подколоть Тэхёна. Ни за его сокджинов эффект, ни за обломанный поцелуй. Хотя за поцелуй вот обидно, и Чонгук непременно начал бы возникать, но прямо сейчас может лишь медленно кивнуть и взять лекарство в руку. И замереть, широко распахнув глаза и принявшись часто дышать. — Чонгук? — спрашивает Тэхён взволнованно, и Чонгук поднимает на него испуганный взгляд, глядя прямо в глаза. Как он мог не подумать об этом? — Что случилось? —Хён, — сипит он и быстро прочищает горло, игнорируя головную боль. — Я не хочу засыпать. — Что? Почему? — А вдруг я... — он не может закончить, принимаясь ртом ловить воздух и медленно моргать, глядя по очереди в глаза Тэхёна, словно в поисках чего-то. Возможно, понимания? Возможно, убеждения, что всё будет в порядке, и Чонгук будет в порядке тоже. — Ты со мной, слышишь? И будешь со мной, — Тэхён берет его руки в свои, сжимая крепче обычного, и смотрит прямо в глаза. Чонгук не может отвести взгляда. — Ты никуда не возвращался, ты всё это время лежал рядом со мной, а я промакивал твой лоб влажной тряпкой, встречая Доктора Мина каждые шесть часов, чтобы тот проверял твоё состояние и капельницу. Ты никуда не возвращался, а просто с недавнего времени боишься этого, и потому мозг подкинул тебе такое приключение. Окей? Услышал меня? Я никуда от тебя не денусь, как и ты от меня. Чонгук чувствует никуда не уходящую панику. — Я и тогда думал, что никуда не вернусь. И что могу не вернуться. Тэхён берёт его лицо в ладони. — Расскажи в ближайших подробностях, как прошло время, когда ты вернулся в тот мир. И Чонгук моргает. И понимает, что помнит... почти ничего? Кроме поцелуя с тем Тэхёном. — Я не... — пытается он подобрать слова, чувствуя, как его собственное сердцебиение бьёт прямо в голову и через грудную клетку. — Я не помню. — Ничего? — допытывается Тэхён, смотря со всей внимательностью. — Лишь тебя и как было страшно остаться одному, — шепчет он наконец и чувствует, как паника отходит на второй план. Тэхён мягко ведёт большими пальцами ему по щекам, приподнимая свои губы в улыбке. — А теперь вспомни тот день, когда ты ушёл из дома и пошёл к Намсан. Тот день, когда ты споткнулся, а потом, видимо, проснулся в своём старом мире. Помнишь детали? Чонгук напрягает мозг, игнорируя боль и сосредоточив чувства на тёплых руках Тэхёна на его щеках, и вспоминает. Каждую деталь. И его мысли, и запахи, и чувства, и поцелуи, и касания, и холод по коже, и боль при ударе от падения, и голос Тэхёна, и... Видимо, его взгляд говорит достаточно, из-за чего Тэхён улыбается и кладёт одну руку Чонгуку на затылок, аккуратно поглаживая. — Вот и не бойся. Чонгук кивает и опускает взгляд на свою ладонь, в которой крепко зажаты три таблетки, сейчас представляющиеся ему едва ли не прямой дорогой на тот свет. — Ты будешь рядом? — всё спрашивает он, медленно разжимая пальцы вокруг маленьких круглых блинчиков. Ему кажется, от этих путаниц у него однажды точно съедет крыша. Особенно, если он будет один. — Всегда, — кивает Тэхён, а Чонгук несдержанно улыбается. — Мы не в Гарри Поттере. — Зануда, — и прыскает, не убирая рук от его головы. Чонгук мысленно благодарен ему за это. Те чувствуются как ничто уместными. Таблетки проскальзывают в горло одна за другой, и Чонгук задерживает дыхание, закрывая глаза. Словно прямо сейчас случится что-то. Тэхён просит Чонгука пока прилечь, а сам уходит отнести стакан с водой на кухню и выключить свет. На ноги запрыгивает кот, принимаясь активно урчать. Чонгук сдерживает себя от вновь нарастающей паники, когда Тэхён не рядом, опуская руку на мягкую шерсть животного и принимаясь медленно поглаживать. — Поесть не хочешь? — спрашивает Тэхён, заглядывая в проём, и тут же ловит испуганный взгляд оленьих глаз. — На ночь вредно, — выдыхает Чонгук, чувствуя, как тонет в подушках. Тэхён приподнимает одну бровь и фыркает. — Да и пофиг. Но Чонгук качает головой, хлопая левой рукой по свободному месту рядом с собой. Пустовать оно остаётся недолго, тут же занимаемое юркнувшим Тэхёном, уже полностью переодетым в пижаму. Чонгук так и остался в простой домашней одежде, но кого бы это волновало. — Попробуй расслабиться и поспать, Чонгук-а, ладно? — мягко просит Тэхён, поворачиваясь к нему и опуская руку на живот. Чонгуку хочется попросить обнять его по-настоящему, но тогда они спугнут их самостоятельного кота, чего хочется в последнюю очередь. Поэтому он просто переплетает их пальцы и поворачивает лицо к спокойно смотрящему ему прямо в глаза Тэхёну. Тот нежно улыбается и немного двигается ближе, почти соприкасаясь носами. Зачем им две подушки, верно? — Добрых снов, хён, — шепчет Чонгук и закрывает глаза, запоминая момент. Он чувствует как его губ касается чужое дыхание, вынуждающее приоткрыть губы в подстегивающем движении, в просьбе чужих действий, и когда он чувствует на них мягкое касание, то несдержанно выдыхает прямо в поцелуй. Тэхён медленно ведёт кончиком носа по его и прижимается к верхней губе своими в лёгком касании. Чонгук чувствует щекотку, когда Тэхён улыбается прямо в поцелуй и выдыхает «Сладких снов, Чонгук-а», и улыбается в ответ, сжимая его пальцы вновь и отвечая со всей нежностью, на которую способен. На безграничную. И тогда его мягко укутывает сон с привкусом губ Тэхёна и тихим урчанием лежащего на ногах кота. Он дома.

***

Чужие пальцы мягко путают волосы, и в первое время Чонгук даже не может заставить себя открыть глаза, просто наслаждаясь. Его щеки касается кончик носа, вызывая лёгкую дрожь и несдержанную улыбку. В воздухе витает аромат свежего кофе с коричным сиропом, но в носу очевидно зудит от слышной заварки с запахом лекарств, вероятно, достаточно кислого для того, чтобы пить это добровольно. Благодаря нежному запаху Тэхёна, Чонгук даже не возмущается пониманию своей участи и причины, по которой Тэхён вообще так (садистски) приятно будит его. Уголка губ касаются чужие, растянутые в улыбке, и прямо сейчас Чонгук меньше всего хочет открывать глаза. — Первый и последний приём этой вонючки, и можешь продолжить притворяться спящим дальше, — на губы опускается шёпот и дыхание Тэхёна, и Чонгук, наконец, не сдерживается, поднимая веки. По его кончику носа проезжается родинка на кончике чужого, и от осознания этого, Чонгук тянется и на мгновение прижимается к губам Тэхёна своими. — Доброе утро, — выдыхает он ответно прямо в губы и совершенно игнорирует маячки в голове, сигналящие занудством про утреннее дыхание. Плевать. Тэхён нависает сверху и улыбается до формы сердечка; в его тёмных волосах путается тонкая линия солнечного света на самой макушке, придавая Тэхёну образ поистине тёплый. — Доброе утро. Проснуться Чонгук хотел определенно именно так. Его мысли разложены по полочкам, и от подобной систематизации он чувствует себя как никогда раньше счастливо. Он там, где и должен быть, и с кем хочется больше всего. — Давно хотел спросить, почему блонд? — со смешком спрашивает Тэхён, заглядывая ему в глаза, и задорно щурится. Таким, как хочется. — Спроси юнминов, — Тэхён на это смеётся, соприкасаясь лбом с чонгуковым. — Скажу им спасибо. Чонгук притворно ужасается, скашивая глаза на губы Тэхёна. — Они мне жизнь, может, сломали, а ты им спасибо говорить? Назло перекрашу волосы в чёрный, так и знай. — Это похоже на флирт, Чонгук-и, да ты растёшь прямо на глазах, — и закрывает глаза, не убирая с лица улыбку. Чонгук обвивает его талию руками, прижимая ближе почти до полного соприкосновения. — Тебе стоит готовиться к худшему, хён. — Жду не дождусь. С момента чонгукова пробуждения из мира-не мира-там-здесь проходит почти неделя, и наступает последний этап его лечения. Не самого приятного. Лекарство на вкус как корки лимона, перемолотые с лакрицей, и Чонгук пьёт отвратительную на вкус и запах жижу, сидя на краю ванной, чтобы быть ближе к туалету, если что, и смотрит на Тэхёна как на врага народа и главного предателя. Тот поджимает губы с самым трагичным видом и опирается плечом о дверной косяк, скрестив руки на груди. Чонгук бы вообще отметил то, как красиво он выглядит прямо сейчас в этих узких домашних штанах тёмно-серого цвета и в чёрной футболке с закатанными рукавами, показывающими его окрепшие под кожей бицепсы, но пока он кидает обидки. — Не смотри на меня так, — говорит Тэхён, не меняя позы, и Чонгук смеряет его суровым взглядом, вызывая у старшего улыбку. — Какой ты милашка. — Иди в задницу, — бубнит Чонгук и отпивает ещё отвратительной жижи, быстро проглатывая её и тут же кривясь и скуля. Тэхён над ним тихо смеётся, привлекая внимание, и приподнимает одну бровь под раздражённый взгляд Чонгука. — Даже не думай шутить об этом. — И мысли не было. Врёт, конечно, нагло, но Чонгук игнорирует это, отворачиваясь и набирая полную грудь воздуха, чтобы в следующую же минуту залпом выпить всё содержимое кружки, тут же откладывая её на пол и закрывая рот руками. Тэхён присаживается рядом и принимается гладить по голове в одобрительном жесте. Чонгук даже не может должно отреагировать, едва сдерживаясь от объятий с белым другом. Жидкость патокой стекает по пищеводу, проникая, кажется, в самое чонгуково нутро нутрее даже внутренних органов. Он прокашливается, едва не давясь собственным кашлем, и да, это была бы самая тупая смерть в мире. Но Чонгук — парень везучий, он и не такое может. — Ну вот и всё, Гук-и, всё закончилось, — Тэхён звучит немного по придурошному, завышая голос и подражая разговору с ребёнком, но пока Чонгук давится самим собой, он не может ответить ему по достоинству. Какому достоинству? Чонгука? Прямо сейчас это даже не актуально, так что он лишь отмахивается. — У нас есть что-то перебить эту дрянь? — сипит он между приступами кашля и еле сдерживается от судьбы Рона Уизли со слизняками. — Чипсы? Чонгук вскидывает взгляд и часто кивает. — И побольше. Тэхён что-то пытается бурчать про «херовый какой-то завтрак», но игнорируется нытьём Чонгука, подорвавшегося на ноги и полным сил добежавшего до кухни в рекордные секунды. Все ящики и дверцы распахиваются с грохотом, на пол валятся пачки рамёна и орео, отлетая под вопли Тэхёна к его ногам. — Они же поломаются! Он отстраняет Чонгука за талию, толкая к барному стулу, и усаживает с напором, глядя так обижено то на него, то на лежащие на полу пачки, что Чонгуку даже стыдно становится. Тэхён меж тем поднимает рамён и печенье, аккуратно убирая обратно в ящики, и лезет вниз, где по логике должен находиться бар с алкоголем, но у Тэхёна всё не как у людей. Его оттопыренная пятая точка лишь подтверждает это, эффектно натягивая тонкую ткань брюк. Чонгук не может остановить себя от рассматривания, даже забывая про его первоначальную цель и не прошедшее во рту отвратительное послевкусие. Он чуть склоняет голову вбок, подпирая её кулаком, и буквально любуется. — Тебе с луком или осьминожки? — всё ещё недовольно спрашивает откуда-то снизу Тэхён, шурша пакетами. Такая задница вообще законна? — Однозначно и то, и другое. И поищи что-нибудь ещё, — тянет Чонгук лениво, нисколько не отвлекаясь от лицезрения столь приятной картины, и следит взглядом, как загипнотизированный. Тэхён что-то бурчит, наклоняясь ещё ниже, и Чонгук сглатывает и едва не стонет. Вот это гибкость, хочется сказать ему. Тэхён, наверное, тайком от него ходил в какие-то классы на растяжку после их совместных тренировок. Или он от природы такой? — Тут лишь персик, — отвечает тот спустя несколько секунд шуршания. Н-да, персик просто отменный. — Что? — Тэхён удивленно поворачивается к нему лицом, прослеживая траекторию чужого взгляда, и тут же выпрямляется, становясь в полный рост. Это, конечно, хорошее решение, но у Чонгука сейчас не очень хорошая реакция, что упирается взглядом прямо Тэхёну в пах. — Персик, — медленно повторяет Чонгук, наконец, отмирая и поднимая взгляд. Тэхён выглядит слишком комично с приоткрытым ртом и часто моргая, так что Чонгук не сдерживается от смешка. И тут же жалеет, почувствовав из собственного рта запах лекарства. Он падает лицом в стол и тянет руку вперёд, воя что-то нечленораздельное. Ему в ладонь укладывается уже открытая пачка, прекрасно перебивающая запах луком. Да благословят боги лейс. Чонгук стонет одновременно с хрустом, наслаждаясь долгожданным перебитым привкусом лакрицы и корочек лимона. Одна только мысль об этом сочетании уже отвратительна. — Не подавись, — настаивает из-за спины Тэхён, подхватывая у него из пачки пару чипсинок. Чонгук уже поднимает на него обиженный взгляд, как натыкается на белый махровый халат, который Тэхён накинул себе на плечи, плотно повязав талию поясом. Чонгук несдержанно прыскает. — Я всё равно там всё разглядел. Тэхён давится то ли воздухом, то ли чипсами, глядя так напуганно, будто Чонгук ему признался в каком-то своём диком грязном секрете. — Точно не всё, — наконец произносит он осипшим голосом и сглатывает на нисколько не скромное выражение лица Чонгука и его полуулыбку. — Хочешь показать больше? Тэхён так громко ахает, что Чонгук чуть не подвисает, удачно скрывая своё удивление набитым ртом. Тэхён меж тем быстро подбегает к нему и опускает ладонь на лоб, проверяя температуру. — У тебя бред? Это точно ты? Ещё не долечился? Чонгук смеётся и кивает. — И правда, не могу же я залипнуть на твою задницу во вменяемом состоянии, да? Тэхён громко возмущается и скидывает с себя халат прямо на барную стойку. Чонгук смеётся ещё громче и поворачивается всем корпусом к стоящему руки в боки хёну, довольно улыбаясь. — Залипай, — приказным тоном говорит Тэхён и вскидывает в вызове брови. А Чонгуку-то что до его вызовов? Он сам кого хочешь, так сказать. — Требую левел ап, — и хрустит очередным чипсом, закидывая одну ногу на другую. — Чего тебе левел ап устроить, Чонгук-а? — перенимает он его игру, щура глаза и приоткрывая губы. — А ты уже готов перейти на левел ап? — А ты? Чонгук замирает, пристально смотря Тэхёну в глаза и прослеживая дорожку света вниз по его скулам и ниже до острых ключиц. Он отмечает каждую родинку, цепляющую взгляд, и не понимает, почему вообще когда-то мог не чувствовать того, что ощущает сейчас. Вселенское спокойствие и уверенность в человеке напротив на каком-то подсознательном уровне, рефлекторном, и Чонгук не может сдержать сытую улыбку. Тэхён — самая бесконечная восхитительность на этом свете, и всё равно, что, может, такого слова и вовсе не существует. Сколько бы Чонгук не смотрел и не думал, выискивая минусы, которые хочет найти побыстрее и разрушить эту картину идеального для него Тэхёна, пока не выходит. Он спотыкается о чужие прикусанные в сдержанной улыбке губы, о голос, смех, серьёзный, но завораживающе тёплый карамельный взгляд, о чужую походку, его отношение к тем, с кем работает, о его отношение к жизни и самому Чонгуку. Мысли заполняют его сознание так скоро, что он не успевает проследить за ними, взять их под контроль, несдержанно захлёстываясь с головой. Он хочет узнать минусы Тэхёна, чтобы заранее знать и быть готовым к разрешению возможных в будущем конфликтов. Это поразительно, как при встрече со своим человеком, тебя быстро перепрошивает изнутри, подталкивая к желаниям защищать и оберегать то, что есть уже, и то, что только будет. А то, что у них с Тэхёном будет и очень многое — Чонгук как-то уверен. Он сам приложит немало усилий к этому, а Тэхён вряд ли пойдет наперекор. Наконец, их цели по отношению друг другу соединяются в единое. И это заставляет в сердце теплиться разрастающимся и пускающим корни счастьем. — Я влюблён в тебя, Тэхён, — открыто говорит он, внимательно следя за чужой реакцией. Губами он прикусывает нижнюю губу, сдерживая улыбку. Тэхён никогда еще не был так обнажён перед ним духовно. Он опускает руки, выглядя уязвимо, и быстро моргает. Кажется, он хочет сказать что-то, ведь его рот то открывается, то закрывается, но Чонгук не торопит его, продолжая мягко улыбаться и откладывая в сторону пачку чипсов. Неприятное однозначно ушло дальше далёкого. Непонятно, как Чонгук вообще держался так долго, не признавая себе, что уже давно и по самое сердце в чувствах к стоящему напротив него парню со взлохмаченными тёмными волосами, сейчас завитыми, и мягким миндалём в разрезе глаз. Одна только внешность способна заставить всё внутри трепетать, душой же (что под этим бы ни подразумевалось), характером, жестами обрамляя каймой без возможности коррекции или предположительного статуса «отмены». Так и не дав ответ, Тэхён коротко выдыхает и, развернувшись на носках, исчезает в коридоре. Чонгук усмехается. Вот он довёл парня, как так можно? Сигналит входная дверь, и это означает, что Тэхён, скорее всего, пошёл на перекур. Жаль, Чонгук себе такое позволить не может, после чистосердечного, а потому просто спрыгивает со стула и шаркает тапочками по паркету в сторону своей спальни. Ему срочно нужен душ. У всех свои методы очищения.

***

Долгожданная свежесть во рту приятно холодит дыхание, и Чонгук открывает рот, наполняя его водой с задранной кверху головой. В мыслях так много Тэхёна, что страшно становится, но тепло при этом в груди до желания прикоснуться ладонью, словно в проверке, не испепелит ли его изнутри. Чонгук задерживается в душе дольше положенного, достаточно вычистив каждую клеточку своего тела в качестве определённой релаксации, которую он открыл для себя совсем недавно. Вода имеет свойство обновлять не только тело, но и мысли. Это Чонгук понимает, когда слышит такой родной запах, проникающий в самое нутро, и понимает, что последует за этим. И как сжимаются органы от того, что он хочет прямо сейчас. Слышится звук отодвигаемой дверцы внутрь ванной, и Тэхён прямо в одежде заходит внутрь, задвигая её за собой вплотную. — Я могу подойти ближе? — спрашивает он едва слышно, привлекая внимание. Сердце заходится неравным боем, когда Чонгук смотрит на Тэхёна чуть снизу вверх, прижимаясь спиной к кафельной плитке, и чувствует, как его органы сводит в спазме от вида намокающей одежды старшего. В голове набатом бьёт единственное чёткое «Я доверяю тебе»; и Чонгук сдаётся, кивая и опуская взгляд. Тэхён не успел даже переодеться, преодолевая разделяющее их с Чонгуком расстояние в одну-две комнаты. Кажется, их мысли текут в одном направлении, как и желания. — Чонгук-а, ты ведь не боишься меня? — тихо спрашивает он, вынуждая поднять взгляд и встретиться глазами с нахмуренным Тэхёном. На дне его радужки плещется нежность, приправленная горечью серьёзности. Но почему-то именно это заставляет Чонгука почувствовать себя ещё увереннее, чем до этого. Его дни и их ощущение, восприятие действительно проходят один к тридцати, в противном случае, Чонгук не представляет, как так скоро он мог переоткрыть себя и переосознать до той степени, в которой он существует сейчас. Относительность времени, все ощущают его по-своему. — Нет, — хрипит, откашливаясь, и качает головой с мягкой улыбкой. С ресниц Тэхёна и волос ему на губы падают капли тёплой душевой воды. — Но есть некоторое опасение того, что со мной в последнее время происходит. — Никакой теории заговора нет, — напоминает с улыбкой Тэхён и поднимает две руки, ладонями к Чонгуку, намекая коснуться их своими. Он, не раздумывая, подчиняется. — Никто из правительства как в какой-то антиутопии не вкалывал тебе ничего. Это просто... случилось? — Я не про не наступающую течку. — Я тоже. Чонгук фыркает, максимально незаметно шмыгая носом от заливающейся воды, и сплетает их с Тэхёном пальцы, замечая небольшую, но всё же видную разницу. Хотя с руками Тэхёна любые будут казаться меньше. Хотя он как-то не обращал на это внимание раньше. — Это всё, просто, — Чонгук не договаривает, облизывая губы. На них сверху из душа льётся вода, и Чонгук всё ещё голый со стекающей по телу пеной, отчего, от контраста, по телу бегут мурашки. Тэхён горячий, когда сползающая по их телам вода, словно медленно скользящая вниз невидимая вуаль, ледяная до стука зубов, почему-то не проходящего, яркой полярностью покрывает тело мурашками. — Что? — спрашивает подбадривающе он, предлагая продолжить. — Ново и немного страшно, — выдыхает Чонгук и тянет на себя еле ощутимо руки Тэхёна, намекая ему подойти ближе. Он в ответ мягко улыбается и без слов проходит под струи воды, вздрагивая от холода. В следующей момент Тэхён уже хочет разомкнуть их руки, чтобы переключить воду на более тёплую, но Чонгук лишь протестующе сжимает пальцы сильнее, не давая отстраниться. Вместо этого он поднимает ногу на высоту переключателя и чуть сбивает его вбок до более высокой температуры. На этом он видит, как взгляд Тэхёна вздрагивает на миг и едва не соскакивает ниже по телу со стекающей вдоль крепкого торса водой. Не такого, как раньше, за болезнями Чонгука, что в последнее время решили навалиться одна за другой, но все ещё с видными мышцами. В комнате полутемно от неоновой вставки в душ, оставляющей свет лишь внутри кабинки и погружая остальную комнату в полумрак. Чонгук скользит взглядом по Тэхёну и сглатывает, замечая, как прилипла к телу тонкая ткань его футболки, очерчивая в неоновом свете, сейчас переключённом на синий, его едва очерченные, но всё же заметные линии пресса. Не камень, но красиво безумно — словно стройная крепкая фигура с идеальными пропорциями может выглядеть как-то иначе. Тут никакие кубики и перекаты мышц не нужны. Хоть у Тэхёна на руках они и проявляются, когда он сжимает пальцы сильнее, вынуждая глаза Чонгука неясно и позорно слезиться. Тэхён заставляет задыхаться. — Одно истекает из другого, — тихо произносит Тэхён, вынуждая Чонгука вскинуть взгляд и встретиться с ним глазами, не понимая, о чём он. — Новое всегда страшно, — подсказывает, заметив недоумённый взгляд напротив. Чонгук всё ещё прижимается тазом к кафелю, чуть согнувшись, и от этого ему приходится смотреть снизу вверх. Вызывает дрожь. Сверху льётся едва тёплая вода, обжигая кожу, но Чонгук не обращает на это никакого внимания, вглядываясь в лицо Тэхёна, в мыслях увидеть в них хоть что-то. Хоть крупицу. Не своего. Или же просто рассмотреть получше от разлуки в недолгие минуты. — Гук-а, — мягко зовёт его на выдохе Тэхён, одаривая тёплым взглядом чуть суженных от улыбки глаз, и делает шаг ближе, вставая почти вплотную — ткань его штанов касается оголенных коленей Чонгука, вызывая определенный трепет. — М? — мычит он, с неясной даже ему надеждой заглядывая в чужие тёмные радужки. Тэхён расцепляет их руки, но не отстраняет, всё также касаясь ладонями с Чонгуком. — Я хочу обнять тебя. Ты мне позволишь? Он произносит это так тихо и неуверенно, что Чонгук действительно едва не задыхается и не начинает позорно реветь от нахлынувших эмоций, и беспрекословно часто кивает, отстраняя ладони, чтобы в следующий же миг оказаться притянутым к мокрой одежде старшего, прижавшего его к себе за талию до ярких кругов перед глазами и боли в ответно окольцевавших чужой торс пальцах. Какой же Тэхён невероятный. У Чонгука слов нет, чтобы описать степень его восхищения и влюблённости в этого человека. — Я скучал по тебе, — выдыхает Тэхён на ухо, вынуждая спрятать лицо на его плече и часто-часто закивать, потому что он тоже. Хоть и прошло всего ничего. — Мы не виделись десять минут. Чонгук не знает, слышал ли его Тэхён за шумом воды, но по усилившейся хватке может предположить, что да. — Ты понял, о чём я. Я про каждую минуту. — Прости. — Не извиняйся. Тэхён не знает, но Чонгук извиняется не столько за свой жалкий трусливый побег днями ранее, сколько за проскочившую на мгновение мысль «наконец, всё будет как прежде» во сне, в котором ничего бы уже не было как прежде. И лучше тоже. Потому что прежде не было ничего. У всего своё место. — Я не хочу без тебя, я словно зависим стал, — шепчет он в чужое плечо, не расцепляя рук, и чувствует, как от воспоминаний его недавнего сна накатывает та возникшая в минуту паника и отчаяние. Он надеется, за шумом воды его вообще слышно. Больше не видеть Юнги и Чимина и не знать их, никогда не сидеть в их квартире за просмотром глупых реалити-шоу, не напиваться до перекраски волос и истерики над котиками из ютюба, не знать их вместе и не быть их другом; больше не знать Сокджина и его заботу старшего над младшим, его несмешные шутки, над которыми все всё равно смеются до боли в животе, не знать, как Намджун счастливо выглядит рядом с ним и как полноценно они выглядят вместе... Не знать Тэхёна и видеть его жизнь без Чонгука в ней. — Тш-ш, Чонгук-а, я рядом, — обеспокоенно шепчет Тэхён, зарываясь пальцами в волосы Чонгука и принимаясь массировать кожу головы в успокаивающем жесте. Где-то здесь Чонгук понимает, что плачет. Опять. — Я не знаю, что со мной и почему я постоянно рыдаю, не знаю, — качает он головой, словно отгоняя непрошенную истерику, и всхлипывает. — Потому что ты запутался и тебе страшно. Тебе иногда кажется, что ты один и даже ты сам больше не можешь себе доверять, — мягко произносит Тэхён, щекой прижимаясь к виску младшего и не переставая гладить его по голове. — Но ты не один. Не в произошедшей ситуации, а в её истечении. Ты не один, — по словам проговаривает он, губами касаясь его виска в нежном поцелуе. — Мне надоело бороться, — признаётся Чонгук, переставая дрожать и чуть расслабляя напряжённое тело. — С собой, с жизнью, со всем. Не могу больше. — Тогда перестань? Попробуй идти не против течения, а по нему, и ты заметишь, что вдали нет водопада и той опасности, что ты себе представил. Чонгук хмыкает и делает глубокий вдох и выдох, успокаиваясь; Тэхён гладит его в поддержку между лопаток. — Ты хочешь сказать, что ты — не водопад? — спрашивает Чонгук, отстраняясь, и заглядывает прямо в глаза старшего, становясь с ним вровень. — Я хочу сказать, что я не опасность тебе, — выделяет он последнее интонацией, глядя серьёзно и уверенно. Чонгук успокаивается и сам, видя в глазах напротив спокойствие и полную уверенность в своих словах и действиях, возможность защитить и помочь, что важнее. Потому что Чонгуку сложно справляться в одиночку даже с самим собой. — Будешь со мной рядом? Тэхён кивает и кладёт ладонь ему на щёку, заглядывая прямо в глаза с твёрдой уверенностью. Подушечкой большого пальца он принимается гладить его по скуле, и в этот момент Чонгуку кажется, что его сердце остановится. Тэхён вызывает дрожь. Может, дело и не в запахе и не в мире альф, омег и бет. Может, всё лишь в одном только взгляде напротив, пробирающем до мурашек и спазма в животе. Не бабочки, но драконы — их общие, на двоих — точно. — Я буду рядом с тобой, Чонгук. И улыбается так, что сбивает дыхание окончательно. Он сокращает между их лицами расстояние, коротко касаясь губ Тэхёна с неконтролируемой нежностью и чувственностью, подхватывая верхнюю и мягко втягивая ее, вызывая у Тэхёна тихий выдох и немедленный ответ. Чонгуку кажется, ему никогда ещё не было так бесконечно чувственно от кого-либо и чего. И так неконтролируемо желанно. Он склоняет голову вбок и смотрит в глаза Тэхёна несколько томительных секунд, видя, как язык проходится между губами, слизывая капли душевой воды. А затем подхватывает его своим ртом, тут же углубляя поцелуй. Тэхён на вкус как мята, и это кружит голову ещё сильнее, вызывая неконтролируемое желание целовать глубже и с большей отдачей. Чонгук кладёт руки на плечи Тэхёна, сжимая их, и с удовольствием отмечает бархат кожи и крепкие мышцы. Он чувствует, как обе ладони Тэхёна медленно ведут по его спине, останавливаясь в районе поясницы, и чёрт, как же Чонгуку хочется, чтобы его сердце не билось так сильно от воспоминаний его воображения и от понимания, насколько больше он с Тэхёном хочет. Чонгук не рассчитывал на подобную реакцию своего тела, но оно решает за него и льнёт ко всё ещё сокрытому одеждой напротив. Чонгук разочарованно мычит в поцелуй, прикусывая нижнюю губу Тэхёна, и руками заползает тому под мокрой футболкой, задирая. — Снимай её, — шепчет он с отдышкой между частыми вздохами в чужой рот, и льнёт, как изголодавшийся. Тэхён лишь судорожно кивает, начиная послушно стягивать липнущую ткань через голову, вынуждая прерваться и переключиться с губ Тэхёна на его открывшуюся грудь. Когда старший остается без верха, Чонгук едва сдерживает себя от желания свалиться на колени прямо перед ним и уткнуться лицом в его напряжённый подтянутый живот с невероятно сексуальной линией пресса, уходящей за кромку домашних штанов. Почему он до сих пор настолько одет? Чонгук несдержанно прикусывает его бусинку соска, вызывая дрожь и заставив Тэхёна застонать и зарыться пальцами в его спутанные водой волосы. Он бы никогда не подумал, что чужой голос, доказывающий наслаждение, которое Чонгук принёс его обладателю, может иметь настолько сбивающий дыхание эффект. Член практически полностью возбуждён от одних только поцелуев. Но Тэхён всё ещё перед ним в одежде, а вода мочит её, оставляя на коже мокрые дорожки и липнущую ткань. Чонгука это совершенно не устраивает. Он отпускает губами набухший сосок и с жадностью переключается на открытую для него шею, немедленно втягивая за ухом чувствительную кожу. Придвинувшись ближе и коснувшись живота Тэхёна своим, Чонгук с удовольствием отмечает, как не он один здесь возбуждён настолько, что, скорее всего, даже сердце с ритма сходит. Это смущает и восхищает одновременно. Когда Чонгук уже хочет отстраниться, Тэхён наоборот притягивает его ближе, толкая к себе за ягодицы, на которые кладёт свои широкие ладони, вызывая довольное мычание и немедленную попытку приглушить стоны в чужом рту. У Чонгука чувствительная задница, он предупреждал. Здорово, что Тэхён это запомнил. Короткий жест, когда Тэхён влажно проводит языком по его нёбу и несдержанно всасывает верхнюю губу, заставляет что-то щёлкнуть в голове и вцепиться в чужие плечи до побелевших отметин. Ему срывает тормоза и пока те не встали на место, Чонгук впопыхах развязывает насквозь мокрый шнурок на тэхёновых штанах, с замиранием стягивая их вниз. Он знает, что под ними у Тэхёна ничего, и прямо сейчас Чонгуку хочется разрушить последний барьер между ними. И да, всё чертовски непривычно, но не плохо и не отталкивает. Скорее наоборот. Тэхён выглядит запыхавшимся, когда на момент отрывает Чонгука от себя за плечи и смотрит подёрнутой плёнкой возбуждения прямо в глаза; его грудная клетка вздымается так же часто, как у Чонгука. — Что? — Или мы останавливаемся сейчас, или я за себя не отвечаю, — охрипшим голосом отвечает Тэхён и смотрит по очереди в оба глаза, словно в попытке разглядеть в них хоть что-то… сознательное? Зря ищет. Чонгук толкается бёдрами ему в пах и шепчет прямо в ухо. — Если мы остановимся прямо сейчас, то уже я за себя отвечать перестану. И Тэхён больше не спорит, страстно сплетаясь с его языком и делая ответный толчок бёдрами, проскальзывая членами по основаниям друг друга. Чонгук хрипло стонет прямо в его рот, не сумев сдержаться, и чувствует, как Тэхён растягивает губы в улыбке прямо в поцелуе. Сердце пропускает удар, а дыхание спирает где-то в груди. Чёрт возьми, Тэхён улыбается прямо в поцелуе с ним, и это непередаваемо сексуально и томительно нежно осознавать. Для Чонгука всё сейчас впервые. Они одновременно тянутся к ручке регулирования напора воды в душе и также одновременно опускают комнату в темноту от всё ещё не включённого верхнего света и полного мрака от выключенной лейки. Наощупь они выбираются из ванной, что-то скидывая по пути, и вся сцена со стороны выглядит до нелепого киношно (хотя будто это кого-то вообще волнует). Чонгук отрывается от губ Тэхёна и зубами цепляется за острую линию ключиц, слыша судорожный вздох. Задом Тэхён ударяется о дверь на выход в спальню, поэтому, к сожалению самого Чонгука, ему приходится на секунды оторваться, пока их обнажённые влажные тела, пахнущие смесью тэхёнова шампуня и его же геля для душа, тесно сплетаясь с усилившимися своей насыщенностью и густотой ароматами самих Тэхёна и Чонгука, горят от тесного соприкосновения. Теперь он слышит, как пахнет, когда Тэхён пропитывается его запахом так правильно и естественно, что живот сводит от возбуждения и удовольствия осознанием. Чонгук не успевает отреагировать, как его уверенно толкают на кровать, заставляя подпрыгнуть, и тут же валятся сверху, проезжаясь каждой частью тела. Вода с волос капает на глаза и не сдержавшись, Чонгук притягивает Тэхёна, отчего-то желая слизать хотя бы каплю. От этого зрелища глаза Тэхёна выглядят по-настоящему дико, его зрачки расширяются прямо на глазах, заполоняя радужку, бывшую карамельной в свете из окна. Устроившись между разведённых бёдер, он припадает губами к кадыку Чонгука, вынуждая того несдержанно задрать голову кверху, сглотнув и почувствовав кожей чужой рот, влажно целующий вдоль всей шеи, останавливаясь у ключиц в коротком, дразнящем укусе. Бёдрами Тэхён неизменно потирается о пах Чонгука, отчего их твёрдые от возбуждения члены соприкасаются. Это так дико странно, но равно тому охуенно контрастно на противоречивости чувств, что Чонгук впервые в своей жизни настолько громко стонет, когда Тэхён прикусывает его сосок и одновременно с этим сжимает его бедро одной рукой, направляя самого Чонгука к верному наклону для следующего с этим толчка прямо длина по длине. Если Чонгук кончит раньше времени, то не судите его строго. — Чёрт возьми, — шипит Тэхён, поцелуями проходясь по линии шеи до челюсти и припадая коротко к губам. — Ты меня с ума сводишь. Чонгук слышит его голос, словно через какую-то призму, открывая глаза и старательно промаргиваясь, чтобы зацепить взгляд Тэхёна, и глубоко вдыхает через нос густой насыщенный запах. Не контролируя своё тело, он трётся пятой точкой по матрасу, с удивлением отмечая влажность между ног. Он хочет уже спросить, когда успел кончить, как Тэхён ловко задирает одну его ногу, забрасывая себе на плечо, и опускает руку Чонгуку под ягодицы. Между. И тогда Чонгук выгибается, широко распахивая глаза. — Блять, твою мать. Ему по заднице прилетает смачный удар, который организм Чонгука воспринимает не так, как надо. Поэтому на тэхёново «Никаких упоминаний матери, это богохульство какое-то» Чонгук громко скулит «Бля-я-ять» и подмахивает бёдрами, словно в попытке получить наказание снова. Тэхён на это коротко усмехается и сжимает его бедро пальцами до побеления. — Минуту терпения, — шепчет он прямо в ухо, и Чонгук чувствует себя как никогда жадным до чужого тела и внимания. Веса, потому что Тэхён резво соскакивает с кровати и выбегает с подпрыгивающим членом из спальни, оставляя Чонгука наедине с собой и своей проблемой. Хочется кричать и материть Тэхёна всеми известными ему словами, но он так искренне влюблён в него, что просто не смог бы. Старший возвращается в спальню бегом, едва не падая, споткнувшись о раскиданные по обе стороны тапочки Чонгука, и падает прямо на его тело с вытянутым в одной руке телефоном. На подушку рядом падают три тюбика лубриканта с разными запахами и лента презервативов, почему-то учащая дыхание волнением. Запасливый. Тэхён что-то стучит в телефоне, заставляя обернуться на себя в непонимании. — Ты что делаешь? — Гуглю. Чонгук от неожиданности закашливается, едва не давясь собственными слюнями, так не вовремя попавшими не в то горло, и приподнимается на локтях, едва не ударяясь с носом Тэхёна своим. — Ты, прости, что? — Гуглю, — как ни в чём не бывало повторяет Тэхён, хмурясь над чем-то в телефоне, но заметив обращённый на него шокированный взгляд, неловко тянет губы в улыбке и оправдывается: — У меня никогда с омегами-парнями не было. Хочу освежить теорию и не облажаться. Чонгуку кажется, что он в каком-то шоу розыгрышей, и прямо сейчас на него выпрыгнут из-за угла с камерами и криками «Вы в телевизоре!». Почему-то он уверен, что затеватором этого стал бы какой-нибудь Юнги. — Хён, — тот на его подозрительно мягкий тон заметно напрягается, глядя во все глаза и часто моргая. — Ты лажаешь прямо сейчас. Я для кого столько читал? Для тебя, который сам не знает, что со мной делать? Он на самом деле не злится, но подольше задержать это выражение на чужом лице хочет до мурашек: невинный мягкий ребёнок с дрожащими от волнения пальцами. Взрослый хён, что боится навредить или не доставить достаточно удовольствия. Вот только примечание: Чонгук получает удовольствие уже, хотя Тэхён ещё ничего толком и не сделал. Почему-то секс и полное осознание того, к чему идут все их зажимания и поцелуи прямо сейчас, нисколько больше не пугает. Смущает, вероятно, потому что не каждый день ты добровольно ложишься под другого человека с полной готовностью подарить ему всё доверие и при этом знать, что тот отдаст тебе то же безвозмездно. Ну или как. Взаимный обмен с полной отдачей и принятием. Так чего же он волнуется, глупый? Чонгук не может сдержать влюблённую в растрёпанное чудо над ним улыбку, обращающую внимание Тэхёна, тут же замершего в непонимании. Телефон убирается за ненадобностью мягким толчком руки младшего, отстраняющего смартфон. — Главное, расслабься. Вместе разберёмся по ходу дела, ладно? — шепчет он, нежно притягивая к себе Тэхёна за пояс и вынуждая опуститься вплотную к телу. Атмосфера вокруг них сменяется подстать разбавившимся запахам их тел, отныне не оседающими, а легко окутывающими, словно морские волны в ясную погоду. Тэхён не спешит, заставляя Чонгука медленно распадаться на части, когда целует его, проводит ладонью от груди, задевая соски, и животу, останавливаясь в сантиметрах от достаточно ноющего от возбуждения члена, не касаясь его, но сводя истомой все внутренности определённо. Томительно сладко — так бы Чонгук описал это состояние, спроси у него кто-то. Он зарывается пальцами в волосы Тэхёна и притягивает к себе, задавая поцелую свой ритм. Он мягко втягивает верхнюю губу и нижнюю по очереди, языком проходя по кончику чужого, и чувственно, до мурашек проникая в его рот, медленно углубляя. Безумно томительно, но с той же нарастающей приятной болью чувственно. Тэхён пальцами скребёт его низ живота, словно сомневаясь в чём-то, но в следующую же секунду плавно опускает ладонь на налитую кровью головку младшего, еле сжимая. Это заставляет Чонгука всхлипнуть, рефлекторно подбрасывая бёдра вверх. — Тэхён, — шепчет он на выдохе и тут же получает в подарок скольжение по всей длине его члена, выбивающее приглушённый стон. — Позволишь мне коснуться тебя везде, Чонгук-а? — Тэхён наклоняется к самому его уху и опаляет дыханием. По телу бегут мурашки, задающие собственные реакции организма. Чонгук кивает и тут же чувствует поцелуй на своей щеке и палец, обводящий по кругу его сочащуюся естественной смазкой дырочку. Чонгук теряется в том, находится ли ещё в сознании, или уже нет. — Не тяни, — несдержанно просит он и тут же получает поцелуй в уголок губ. Чонгук уверен, Тэхён улыбается, но не может найти в себе сил проверить это предположение. — Я не тяну, — шепчет старший, зубами прихватывая нижнюю губу. — Я растягиваю, — и в этот момент первый палец без лишних проблем проникает внутрь по самое основание, вызывая удивленный вздох у обоих. Чонгук не может сбить мысль, что прямо сейчас идеальные руки Тэхёна касаются его, а его длинные пальцы внутри него поглаживают влажные стенки. Это настолько сексуально, что Чонгук едва не скулит, вместо этого самостоятельно насаживаясь на средний палец Тэхёна. — Давай больше, — еле произносит он, находясь на границе между сознанием и бессознательностью, когда к первому присоединяется ещё и второй, не вызывая пока ровным счётом ничего, но Чонгук знает, как может быть, а оттого не расстраивается. Он лишь ждёт подходящей точки отсчёта. Каждым скольжением внутрь его тела у Чонгука закатываются глаза, потому что случайно, едва, но Тэхён проходит по заветному комку нервов, заставляя пальцы на ногах сжиматься в приятной истоме. Тэхён покрывает поцелуями его линию челюсти и шепчет, какой Чонгук красивый, а у самого Чонгука уже слезятся глаза от того, насколько ему запредельно хорошо. С тем количеством естественной смазки, которая выделяется у Чонгука, тюбики лубриканта благополучно забываются, случайно откидываясь на пол неосторожным движением взметнувшейся прикусить ребро ладони руки, когда Тэхён в очередной раз томительно медленно ведёт внутри по чувствительной точке и закидывает одну ногу Чонгука себе на плечо для лучшего доступа. Тэхён принимается покрывать грудь Чонгука укусами, что на следующий день точно расцветут алыми отметинами, но будто хоть кто-то против. От его губ тянется ниточка слюны, когда он отстраняется, а Чонгук осоловело смотрит ему прямо в глаза, умоляя его мысленно понять, что он хочет. Тэхён разрывает тонкую дорожку языком и тут же припадает к его губам своими, добавляя третий палец и мягко разводя их в стороны. Не резко, не неожиданно, но Чонгук начинает чувствовать замирающий дыхание кайф, окутывающий его на каждом хлюпающем звуке от движений тонких длинных пальцев Тэхёна внутри. Кажется, тот просто проверяет границы его выдержки, пока Чонгук не начнёт умолять его. И он добивается своего, когда очередное верное касание выбивает весь воздух из груди и подкидывает вверх бёдра, изгибая позвоночник. Чонгук не может отдышаться всё то время, которое Тэхён ни на секунду не даёт отдышаться, продолжая двигать пальцами и влажно задевать стенки. — Тэхён, — едва слышно сипит он, подтягивая дрожащими пальцами его за волосы к себе и заглядывая прямо в глаза. — Я хочу тебя. Тэхён не моргая смотрит долгие секунды, пока, наконец, не вытаскивает влажные от смазки пальцы. Он прижимается губами к его и выдыхает: «Вначале будем пробовать медленно. Говори, если что не так». Чонгук не может сдержать улыбки от чужой заботы. Раздаётся шуршащий звук разрывания пакетика с презервативом, и у Чонгука всё внутри сжимается от предвкушения: волнения и ожидания. Он доверяет Тэхёну. Иначе бы его здесь не было. Есть что-то до боли сексуальное в том, как Тэхён трогает себя, раскатывая по члену презерватив и смазку по всей длине, и едва слышно стонет от этого, распаляя сильнее. Чонгук подхватывает свои ноги под коленями и прижимает к себе ближе, получая в подарок мягкую одобрительную улыбку, заметно, не меньше его взволнованного Тэхёна. Опуская взгляд вниз на его член, Чонгук старательно гонит от себя любые сомнения и страхи. Он хочет этого, ему интересно это, и ничего Тэхён не сделает во вред, ведь Чонгук доверяет ему больше, чем себе. Тэхён прослеживает его взгляд и тут же возвращается к глазам, смотря со всей серьёзностью. — Я буду очень медленно входить, но даже при малейшем дискомфорте ты должен сразу давать мне знать, хорошо? Чонгук может только кивнуть, призывно виляя задницей по тёмным простыням, что придётся стирать или даже выкидывать. Тэхён пристраивается ближе, касаясь горячей головкой влажной дырочки вплотную, и Чонгук идёт ему навстречу, двигая бёдрами ближе и чувствуя, как чужая плоть медленно проникает внутрь его тела. До мурашек странное ощущение, но он старается себя расслабить, сжимая предплечья нависающего сверху Тэхёна руками. Он сжимает веки, чувствуя боль, смешанную с приятным давлением на чувствительные стенки, и в который раз за сколько? Пару дней? Радуясь тому, что он омега, и он может почувствовать до деталей каждый изгиб члена Тэхёна даже в презервативе, медленно проникающего в него с пошлым хлюпающим звуком. Сантиметр за сантиметром Тэхён наполняет его, утешающе касаясь его губ своими и что-то нашёптывая. Чонгук, к сожалению, не разбирает, отдаваясь ощущениям, и когда Тэхён входит полностью, поражённо вздыхает. Странная мысль, но Чонгук искренне рад, что у Тэхёна нет ни единого волоска на пахе, потому что ему бы это, вероятнее всего, доставило заметный дискомфорт. Он никогда не любил их ни на себе, ни в порно в те далёкие гет-не гет времена. Когда спустя несколько томительных минут привычки Тэхён всё же начинает медленно двигаться, Чонгук не может сдержать восторженного вздоха. Все его нервные окончания словно накаляются, вынуждая открываться сильнее и всё чётче чувствовать своё наслаждение. Он смотрит прямо в глаза Тэхёну, когда тот с туманной плёнкой возбуждения на глазах делает первый толчок на пробу, выбивая из них обоих сиплый стон. Чонгук не может отказать себе наклониться вперёд и украсть у Тэхёна влажный поцелуй, встреченный с не меньшим запалом. Чонгука не слабо ведёт от чужой отзывчивости при вообще-то их положении прямо сейчас. Выходя из него, Тэхён оставляет внутри лишь головку, прежде чем снова войти на всю длину. Каждое такое движение заставляет Чонгука чувствовать себя как никогда близко к самой грани. — Не хочешь сверху? — вдруг предлагает Тэхён, вызывая у Чонгука трепет и немедленное подчинение. Старшему приходится выйти из него, откатываясь на спину рядом, и Чонгук тут же седлает его бёдра, глядя сверху вниз на часто вздымающуюся влажную от пота грудь со смуглой кожей, на разлетевшиеся по подушке тёмные волосы, и не может сдержать восхищённой улыбки. — Чего улыбаешься? — со смешком спрашивает он, прикусывая губу и медленно проводя ладонями по его бёдрам. — Не могу поверить в реальность происходящего, — честно признаётся Чонгук и усмехается, подползая ближе. — Поверь, я тоже, — Чонгук ему в ответ снова улыбается и аккуратно опускается на член Тэхёна до основания, открывая рот в немом стоне, когда его ягодицы соприкасаются с чужими бёдрами. Тэхён откидывает голову, сжимая его ноги до побеления костяшек. — Чёрт, Чонгук-а, — стонет он, когда младший на пробу качает бёдрами, вздыхая от собственной чувствительности. Своё имя голосом стонущего от наслаждения Тэхёна, кажется, навсегда останется его самым любимым звуком на всём белом свете. Как же эротично это звучит именно от Тэхёна и именно в таком контексте. Это заставляет его чувствовать себя желанным. Чонгук на пробу качает собственным весом, насаживаясь на член снова, а потом вновь оставляет внутри лишь головку, падая по самые яйца до громкого шлепка и прямого попадания до верной точки, выгибающей спину едва не до хруста. — Блять, — не сдерживается он, руками опираясь о грудь Тэхёна, присевшего удобнее для них обоих и согнувшего колени для удержания Чонгука на весу, когда того в прямом смысле выгибает. Тэхён не даёт ему оправиться, ударяя вновь, отчего Чонгук начинает шататься, а после обхватывает его ягодицы ладонями, сжимая и задавая их общий темп, толкаясь внутрь и встречая мягкие стоны. Чонгук жмурит глаза так сильно, что у него пятна идут перед глазами, но это волнует его в последнюю очередь. Когда они наращивают темп, а Тэхён начинает вбиваться сильнее, разнося по комнате громкие звуки ударов кожи о кожу, Чонгук, словно заведённый, шепчет «Быстрее», подпрыгивая равно сжимающему его бёдра в руках Тэхёну, и откидывает назад голову, открывая вид на шею. Ему нравится до дрожи, но мало, хочется, чтобы его било изнутри как электрошоком, хочет слышать за их дыханиями и его сердцем как можно громче шлепки распалённой влажной кожи и хлюпающего в нём члена. Чонгук никогда за собой не наблюдал таких желаний, но прямо сейчас он хочет, чтобы Тэхён трахнул его так сильно, чтобы Чонгук не смог сидеть ближайшие сутки точно. — Хочешь быстрее? — низко произносит Тэхён, и Чонгук стонет от восхищения и часто кивает. — Никакой с тобой нахрен романтики, — рычит он напоследок, прежде чем сжать его бёдра сильнее и начать натягивать, вбиваясь каждые треть секунды со всей силы. Чонгук едва может держать себя на ногах, прекрасно понимая, что долго они так не продержатся, а потому отчаянно подпрыгивает, сжимаясь и расслабляясь как-то рефлекторно, и чувствует, словно внутри него что-то растёт, надавливая изнутри, и в этот же момент Тэхён останавливается, крепко удерживая его за бёдра. Чонгук переводит на него расфокусированный взгляд и медленно моргает. — Хочешь узнать, что такое «узел»? — хрипит он, а у Чонгука уже шарики за кукухи и полный рассинхрон с мозгами. Он просто кивает, чувствуя, как его тянут и укладывают сверху на себя, а потом вновь начинают двигаться, редко, но ювелирно точно ударяя по нужной точке, доводящей до исступления. Тэхён урчит, словно довольный тигр, и это поразительно ярко действует на Чонгука, вынуждая его стонать и вести себя не как всегда, получая так много удовольствия, что кажется, его разорвёт изнутри от каждого толчка и каждого влажного поцелуя в губы, щёки, нос, брови или уши. Каждая клеточка его лица покрывается поцелуями-бабочками, а его задница буквально горит от точных и сильных шлепков, очередной из которых сгибает пополам и выбивает протяжный хрип с именем Тэхёна на губах, сваливая оргазмом прямо на тело ещё двигающегося внутри него Тэхёна, каждый толчок которого отдаётся во всём теле сладким мучением, слезящем глаза. И тогда Тэхён стонет его имя и кончает в презерватив, замирая глубоко внутри Чонгука. Дух выбивает прострелившей судорогой в области поясницы, когда вокруг члена Тэхёна начинает разрастаться узел, сцепляя их на ближайшие минут пятнадцать. Чонгука простреливает оргазмом, пачкая животы. Ярче не бывало. — Я думал, — сипит Чонгук спустя несколько минут, в которые они перекатываются плечами на матрас лицом друг к другу и переводят дыхание, даже не пытаясь прочистить горло, — что узлы только в течку могут завязаться. Тэхён на его слова качает головой, болезненно жмурясь и прижимая его за талию ближе. — Недавно прочитал, что нет. Ох, чёрт, — выдыхает он, когда новая волна давления сжимает их органы, поразительно быстро возбуждая снова. Любопытный эффект, о котором Чонгук и не подозревал. — Такое чувство, что от этого мне потом захочется ещё, — честно произносит Тэхён, невинно заглядывая в глаза Чонгука и вызывая у него смех. — Посмотрим, смогу ли я сидеть. Тэхён тут же вскидывается и с неприкрытым волнением заглядывает прямо в глаза, беря его лицо в ладони. — Я переборщил? Чонгук на это лишь мягко улыбается, лениво жмуря глаза, и целует Тэхёна в нос. Старший от его действий покрывается лёгким румянцем, нежно оттеняющим его кожу на лице, и Чонгук не может сдержать своего очередного влюблённого взгляда. Тэхён бесконечно восхитительный. — Это было идеально, — шепчет он спустя несколько секунд и улыбается, отражая смущённую Тэхёна. — Но в следующий раз снизу будешь ты. Тэхён смотрит на него неотрывно долгие несколько минут, после чего всхрюкивает и принимается в полный голос смеяться. Чонгук смотрит на него слишком как на дебила, так что Тэхёну приходится всё же ответить. Не сразу, конечно, а лишь после минутного приступа смеха. Он кивает. — Кто бы спорил, малыш, кто бы спорил, — и Чонгук одаривает его такой ослепительной улыбкой, что, кажется, лицо может треснуть, а Вселенная сломаться от того, насколько довольно чувствует себя Чонгук прямо сейчас. Полным, равным, влюблённым и любимым. Его спину мягко поглаживают широкие ладони Тэхёна, выводя пальцами одному Тэхёну известные узоры, и когда свет из окон окрашивается в рыжий, они, закутавшись одеялами и влажными после душа телами друг друга, желают доброй ночи и засыпают, как давно уже не засыпали, рано и сладко, улыбаясь и встречая закат и желанный рассвет во сне вместе.

***

За окном столбом стоит дождь, омывая дороги водой и задерживая в домах, добавляя выходных к перенесённым парам Чонгука и тэхёновым съёмкам, отменённым из-за погодных условий. Всё это так далеко прямо сейчас, что совершенно не важно. Время шесть вечера и скоро зайдёт закат, но от накрывшего город дождя, тучи застилают небо, серостью укрывая его, но не отягощая — лишь укутывая домашним теплом. Тэхён прижимает Чонгука за талию к себе ближе, и тот улыбается в поцелуй, потому что приятно и нисколько не грустно — на душе лишь уютное спокойствие и знание, что всё правильно. Сегодня у него день рождения, и вот так — в вынужденной изоляции с человеком, обнимающим за талию и пускающим щекотку на каждом касании о верхнюю часть ягодиц — как никогда раньше идеально. И весь мир, кажется, подождёт, оставленный за дверями на беззвучном режиме. В колонках играет Break my broken heart, и, чёрт возьми, её атмосфера как ничто кстати. Чонгук виляет на чужих бёдрах и зарывается пальцами в спутанные им же самим густые волосы Тэхёна, не отрываясь от него ни на дюйм. Тэхён смеётся и шепчет, какой младший, оказывается, маньяк на оставленные им следы на других. Но Чонгук и не спорит, оставляя на шее Тэхёна ту самую временную метку — уже третью за сутки после изучения, что это. Он льнёт всем телом и мычит прямо в поцелуй «кто бы говорил», намекая на свои алеющие следы на рёбрах и пасти дракона на бедре — «Тэхён, ты что, дикий?!» — но ничуть не противится. У них всё очень на двоих. Даже зеркально расположенные временные метки. И это нисколько не огорчает. Шумит тайфун, ударяясь каплями о стёкла, но это станет важно лишь завтра, потому что пока... у Чонгука есть место, где он сокрыт от всего. Есть человек, рядом с которым всё отходит на второй план. Есть чувства, в которых хочется жить прямо сейчас, обнажаясь. И как же безгранично приятно знать, что это взаимно.

♥