Whiteout

– Вы совсем рехнувшиеся, да?! Дазай нахмурился и состроил недовольное лицо, отрываясь от тетради с записями Джуничиро. Сегодня дом проснулся рано: директор отдал приказ, что к приходу второго доктора все основные приготовления должны быть закончены. Эта цель была вполне себе выполнима, но требовала определенных усилий – поэтому, как только каждый из них получил своё четкое задание, все тут же разбежались по разным уголкам дома, словно тараканы, и похватались за порученную работу. Осаму и рад был бы задремать под чьей-либо кроватью, пока все не поутихнет, но Куникида капал на темечко надоедливее снова протекающей крыши на чердаке и ходил буквально по пятам, умудряясь постоянно напоминать о возложенных обязанностях и по ходу дела ещё и успевая разбираться со своими, наиболее многочисленными из всех – от него, постоянно находившегося одновременно везде и нигде, невозможно было ни убежать, ни спрятаться. Оставалось лишь сидеть здесь, в самой холодной комнате первого этажа их убежища, пытаться разобрать кривой быстрый почерк Танизаки и свои нечитаемые заметки, успевшие когда-то поместиться на полях альманаха и явно игравшие какую-то очень важную роль… Ещё бы он помнил, какую именно. Единственными двумя людьми, которым удалось избежать участи быть подключенными к подготовке экспедиции, оказались Чуя и Элис – директор с привычной для него твердой заботой сослался на травму первого и возраст второй, предложив им воспользоваться моментом и поднабраться сил. Предложи кто подобное Дазаю, он непременно бы со всем присущим ему энтузиазмом согласился, раскланялся в благодарностях и растворился в воздухе до самого обеда. Увы, ни Элис, ни Чуя подобных взглядов на ситуацию не поддерживали. Девчонка второй день не находила себе места. Восторг от знакомства с новым местом и новыми людьми отпустил её быстрее, чем ожидалось – поникшая и погрустневшая от долгой разлуки с родителем, Элис пыталась занять себя хоть чем-нибудь, лишь бы не сидеть на одном месте. Её детская неусидчивость и энергичность слишком выматывала занятых делом ребят. Даже самых бойких: Тачихара и Танизаки уводили девочку гулять в лес минимум три раза за последние два дня, пытаясь отвлечь от плохих мыслей, но с каждым разом прогулки надоедали ей всё больше – ходить по одному проверенному и абсолютно безопасному кругу около озера становилось скучнее и начинало напоминать ей про беззаботные вылазки в заповедник с Мори, ещё тогда, когда вместо снега можно было разглядеть яркую свежую траву, а вместо тяжелого пальто надевать яркие кружевные платьица. Не было ничего плохого в том, что она бегала по дому, вызываясь помочь всем желающим. Этого же нельзя было сказать про Накахару. Ещё тогда, когда директор только закончил свою громкую, ровную и внушительную речь, пересохшие губы Чуи плотно сжались, а глаза сощурились в подозрении. В нежелании Фукудзавы слишком близко подпускать подчиненных Мори Огая к организации похода была более глубокая причина, чем выраженная в словах опека над младшим поколением, и Чуя, не такой уж и твердолобый, как казалось на первый взгляд, сразу же уловил это между строк – Дазай не был уверен, приводит его это в восторг или же начинает настораживать. Никто из пришедших с той стороны озера не был прост. Начиная от слишком проворной Элис, которая по возрасту едва ли уступала Кёке и понимала пусть не всё, но все же очень многое, заканчивая Коё, которая наравне с Куникидой умудрялась хоть краем глаза, но следить за каждым из происходящих процессов, и явно не из желания сделать всё идеально. Установленный союз ощущался ещё слишком непрочным для прозрачных доверительных отношений, а они находились на чужой территории, их желание контролировать всё видимое вокруг было оправдано; другие дела обстояли с тем, что они настойчиво и нагло лезли в сокрытое. Эта девчонка с длинными черными волосами, Гин Акутагава, старательно прощупывала почву во всех направлениях и словно ящеркой проскальзывала в каждый видный просвет – Тачихара Мичизоу, не слишком отличающийся навыками бесшумной ходьбы и вообще тихого поведения, в свою очередь умело заговаривал зубы всем, кто попадался ему на пути – и, судя по тому, какие взгляды на него бросала исподлобья Озаки, даже среди своих имел статус подозрительной личности, с которой стоило бы быть максимально осторожным. Они сошлись на том, что за пришедшими с той стороны озера просто нужно тщательно приглядывать – и, несмотря на единогласно принятый альянс, сейчас лишь просто ходили вокруг дружелюбных незнакомцев, вглядываясь в лица и пытаясь разглядеть хоть малейшие проблески недоверия в чужих глазах. К счастью, Чуя читался легче легкого, словно оставленная на столе раскрытой книга: любая его мысль тут же отображалась на его до трогательного выразительном лице, не оставляя никаких шансов чтобы схитрить или утаить правду, вряд ли от Осаму, от Рампо – точно никакой. Тем не менее, все, чем он пока что занимался – отвлекал Дазая от работы, полностью переманивая все внимание на себя. Что же, если в этом и состояла его секретно порученная миссия, он справлялся с нею на отлично. Не то чтобы Осаму сильно тяготел к выполнению своих обязанностей, конечно... – О, надо же, ты нашел Карла! – Дазай попытался изобразить наивное удивление, но легкое дрожание губ в ухмылке выдало его с головой. – Он весь в хозяина, немного стеснительный, не любит большие скопления людей. Видать, заметил новые лица и решил притаиться на время – я его три дня уже не видел. – Это и есть ваш Карл? – Чуя медленно моргнул, и наклонился, заглядывая в темные большие глаза, полные чистоты и невинности. Енота, не Дазая. – Вообще-то, он не наш, а принадлежит По и Рампо, но да, это Карл, – Дазай закивал головой. – Другой живности здесь, слава богу, нет. Разве что слизняка одного знаю… Чуя одним точным движением здоровой ноги ударил по подкошенной ножке скрипящего стула, на котором расположился Осаму, резко выбивая её из расшатанного крепления, и Дазай с грохотом полетел на пол. Накахара дернулся от боли – так внезапно переносить вес тела на все ещё перебинтованную ногу было рискованной штукой – но результатом остался доволен и тут же весело ухмыльнулся. – Завались, скумбрия. Чуя оценивающим взглядом окинул массивное кресло, боком приставленное к столу. Старое и пыльное, обтянутое сильно затертым бежевым замшем и украшенное подертыми временем и животными лакированными вставками из темного дерева, оно все равно имело довольно презентабельный и достаточно комфортный вид – по крайней мере для того, чтобы просто кинуть на него свои гремящие кости и немного поваляться, пока ноющая боль в ноге не пройдет. Карл, смиренно свернувшийся клубочком на животе, немного давил своей объемной тушкой на мочевой пузырь, но довольно приятно согревал густым серым мехом. Чуя с любопытством осмотрел его со всех сторон, на пробу легонько почесал шерстку на спинке, но не получил никакого результата и быстро сдался, лениво свесив руку вниз и повернувшись лицом к снова взявшемуся за работу (отчаянно блефующему) Дазаю. – Вам самим есть нечего, а вы енота в доме держите, – пробормотал он, негромко фыркнув. – Конец света на дворе, вы в курсе вообще? – Первое – к твоему сведению, он способен сам обеспечить себя едой и, кстати, питается объедками, поэтому на твоем месте я бы не сильно с ним ласкался. Второе – это вы, материковые, не привыкли, – Осаму отмахнулся. – На острове такое каждую зиму случается. – Каждую зиму наступает стихийное бедствие, уносящее жизни тысячи людей только потому, что их дома оказались недостаточно крепкими и теплыми? Отрезающее остров от цивилизации и всех мирских благ? Заставляющее диких тварей покидать леса и выбегать на трасы в поисках пропитания? – голос его сквозил желчью и сарказмом, но Дазай лишь незаметно закатил глаза, оставив эмоциональную речь без ответа. – Раздражает, когда каждый встречный готов плевать мне в лицо лишь потому, что я жил на материке. – У многих это личная обида, – в спинку кресла над Чуей прилетел газетный сверток – парень успел поймать его до того, как он потревожил чуткий сон комочка на животе. – С тех пор, как шахты закрылись, а Ричард Картер прогорел на своей идее построить на острове гидроэлектростанцию, главным источником местного финансирования остался туризм – поселения, располагающимся в непосредственной близости к заповедным зонам и водным источникам, процветали куда успешнее тех, что находились в пустынных глубинках, а населенные пункты у железных дорог и вовсе подвергались постоянным разорениям из-за мародеров, охотящихся на торговые поезда, сам понимаешь; да и туристические точки со временем стали пустеть – не каждый путешественник готов был отвалить кругленькую сумму за то, чтобы недельки две посидеть в хлипком домике и послушать завывания ветра за окном, мочась в ведро лишь потому, что туалет на улице, а двери снегом завалило. Осаму развернулся к нему лицом, и, упершись локтем в стол, положил подбородок на ладонь. Шоколад карих глаз его в теплом свете настольной масляной лампочки влажно блеснул. – С приходом инвестиционной ассоциации «Брейерхауз» и их инициативным проектом по восстановлению плотины, была начата программа по возрождению экономической ситуации на острове. Согласно ней, местные фермеры, хозяева крупных угодий и предприниматели обязались воспроизводить достаточное количество электроэнергии и пищевых запасов для обеспечения острова всем необходимым в обмен на материальную поддержку континента; план откровенно походил на те программы, которые принимали в Англии и Канаде во время военного положения или крупных кризисов, и уже тогда начали ходить слухи, что материк хочет бросить остров барахтаться в своих проблемах самостоятельно. Несогласные плевали на все и уезжали в крупные города, чтобы искать рабочие места и лучшие условия жизни, предприятия и турбазы закрывались, мародеров становилось все больше, сейсмическая активность повышалась – возведенная «Брейерхауз» радиовышка была разрушена мощным землетрясением, связь с материком была оборвана, остались письма и дроны. Поступления с континента редели, погодные условия ухудшались – урожаи становились скуднее, магазины ждали новых партий месяцами, и если они приходили в полных объемах и до первых снегов, это было невероятным везением. Со временем почтовые машины перестали завозить корреспонденцию, застревая в сугробах или сошедших с гор лавинах, техобслуживание безвалютных программно-технических комплексов было прекращено, деньги обесценивались… Чуя вжал голову в плечи. Было в зачарованном взгляде Дазая, направленном в глухую пустоту, что-то дикое, пугающее своей глубокой и непроглядной темнотой. Он не говорил – словно читал по памяти, бегая глазами по появляющимися перед глазами строкам, сухо, тихо, выразительно, так, что если бы комната была наполнена гомоном тысячи людских голосов, его речь все равно ложилась бы выше всех, была отчетливо слышна во всех уголках комнаты, заползала в уши, полонила сознание. Осаму не двигался, ни разу не взмахнул рукой, не дернул подбородком в характерном жесте, – точно заведенная игрушка по памяти читал факты и с каждым мгновением все больше пугал своей пластмассовой искусственностью, лишенным эмоций лицом, потухшими глазами. Окно со скрежетом полоснула колыхнувшаяся ветром когтистая ветвь. Пламя в лампе взволнованно качнулось, готовое вот-вот погаснуть, и в этот момент Дазай опустил свои глаза ниже, прямо на лицо напрягшегося всем телом Накахары. Казалось, что он сейчас дернется вперед, выхватит со стола лежавший в чехле охотничий нож и безо всяких раздумий вонзит его в мягкую плоть лежавшего перед ним человека. Такая пугающая пустота, подумалось Чуе, бывает в глазах лишь у двух типов людей. У солдат, идущих в последний бой, и у смертников. Он незаметным движением скользнул ладонью к собственному бедру, беззвучно расстегнув кнопку на кармане с припрятанной заранее заточкой. – Не думай, что всё, что ты видишь, свалилось на остров в одно мгновение. – Дазай не сводил своего хищного совиного взгляда, и зрачки его глаз, отвернувшихся от света, расширились, почти поглотив радужку карих глаз до самой каёмки. – Разруха пожирала Большого Медведя долгие годы – начала с самого сердца, но слепые от собственных мелких проблем люди смогли заметить это лишь тогда, когда она добралась до легких и дышать стало нечем. Он прикрыл глаза и устало вздохнул, закрыв лицо ладонью. – Белая Мгла стала последним ударом, который остров уже был не в силах выдержать. Мы все были слепы и глупы – и теперь спим вечным сном под метрами снега или из последних сил пытаемся спасти собственную жизнь и расплатиться за совершенную оплошность. Когда он поднял голову снова, на лице его больше не было этой убийственной решительности – только легкая тревога и что-то еще беспокоящее, нечитаемое. Он почесал подушечками пальцев едва заметную щетину на щеке, озадаченно оглянулся на лежавшие на столе записки и грустно улыбнулся. – Я не виню тебя за то, что ты прибыл с континента. Ты такая же жертва обстоятельств, как и каждый здесь, на тебе нет вины в случившемся… просто, от греха подальше – не говори никому незнающему, что ты с большой земли, окей? Чуя тяжело сглотнул застрявший в пересохшем горле горький ком. Он смело поднял глаза, приоткрыв рот, собираясь сказать – он не знал, что именно, но любые слова сейчас были бы уместнее неловко повисшей в воздухе тишины – но дверь распахнулась, и свитая в едкий клуб гнетущая атмосфера тотчас распустилась на тонкие нити. На пороге стояла Элис. Хлопала очаровательными большими глазками, дула покрасневшие щеки и гулко стучала ножкой по просевшей древесине пола. – Поиграйте со мной, – ноюще протянула она, с сердитой гордостью прошествовав к ошарашено охнувшему Дазаю. Чуя окинул её взглядом, мысленно прикидывая, насколько промелькнувшая в его голове идея безобидна для Элис и какова вероятность того, что за неё Коё потом открутит ему голову. Когда девочка повернулась к нему, требовательно выставив ручки вперед, все просчеты мигом выветрились из головы, оставив один-единственный очевидный вариант для бегства. Он протянул сонного Карла вперед так, будто он был жертвенным подношением какому-то очень кровожадному богу. У малышки восхищенно блеснули глаза. – Хочешь поиграть? – он интригующе подергал бровями, – с Карлом? – Это енотик, – девочка восхищенно взвизгнула и обхватила пушистый комочек руками. – Настоящий, живой енотик! Дазай посмотрел в глаза Чуи с немым упреком – и хорошо, что молчал. Еще бы он, говнюк, посмел открыть свой грязный рот в тот момент, когда Чуя пытается спасти их от неминуемых мучений. – Только не мучай его сильно, – сжалившись над зверушкой, тоскливо протянул Накахара, – он может укусить. Умчавшаяся в неведомом направлении Элис вряд ли уже слышала его слова. – Ты абсолютно безжалостен, – Осаму в театральном жесте приложил ладонь к собственному лбу и откинулся на спинку стула. – Теперь вся стирка ляжет на мои худощавые, явно непредназначенные для таких физических нагрузок плечи! Вы все там такие? В вашей этой… Почтовой Мафии? Чуя снова закинул ноги на подлокотник кресла и беззлобно фыркнул. – Тоже мне, – он прищурился, с раздражением наблюдая, как по лицу Дазая расплывается глупая ухмылка. – Лесное детективное агентство.

***

– Ты знаешь, что твои дети успели натворить?! – громкому возмущению Коё, казалось, не было предела. – Я не ясновидящий, но твоё лицо говорит мне о том, что ничего хорошего, – отрывками проговорил запыхавшийся Мори, стягивая с себя начинающий уже душить шарф и расстегивая высокий черный воротник плаща. Фукудзава тенью скользнул на периферии его зрения, но Огай успел приметить его появление, и как только сковывающий движения плащ был расстегнут, приветственно протянул руку, которую Юкичи тут же невозмутимо пожал. Озаки позади него эмоционально хлестнула себя ладонью по лицу. Мори запоздало сообразил, что на его руках все ещё промокшие едва ли не насквозь холодные перчатки, и виновато прикусил губу. Вышло… немного неловко. – Как проходят приготовления к экспедиции? – тут же резво поинтересовался он, оставляя неудобный момент позади. Вопрос, в общем-то, адресовался Коё, но она ловко сделала вид, будто не расслышала – и Юкичи поспешил ответить за неё: – Почти все готово, – он мягко кивнул пробегающему мимо Куникиде и продолжил, – буду рад, если вы свежим взглядом оцените проделанную нами работу и дадите свои рекомендации. – Непременно оценю, – Мори натянуто улыбнулся и сделал шаг влево – стоявший по правую руку Тачихара начал нервно отряхивать шапку от крупных каплей медленно тающего в теплоте дома снега, забрызгивая ледяными каплями всех вокруг. – Можем ли мы немного побеседовать с глазу на глаз по этому поводу? По коридору за спинами Юкичи и Озаки пронеслось три панически верещавших друг другу что-то человека, один из которых умудрился на бегу выронить из рук коробку, за которой почему-то не вернулся. Высокий блондин в очках, сердито протопавший вслед за ними и яростно отпинавший коробку дальше по коридору, был этому отличным объяснением. Мори показалось, что в одном из них ему узнался Акутагава. Почему это Рюноске бегает по чужим коридорам, ещё и на кого-то крича – этому он рационального довода уже найти не мог. – Конечно же, – Фукудзава устало вздохнул и прикрыл глаза, все ещё сохраняя непоколебимое спокойствие и абсолютно игнорируя все только что произошедшее, – мы все обсудим после того, как вы отдохнете с дороги. – Благодарю за заботу, но я совершенно не устал, – елейным голосом возразил Огай. – Нам некуда спешить, в запасе ещё целая неделя, – пожала плечами Коё, с интересом разглядывавшая коробку в коридоре. «Предательница», – обиженно пронеслось в голове у Огая. Ничего, они еще поговорят об этом. – Абсолютно верно, спешка нам ни к чему, – задумавшийся Юкичи мгновенно ухватился за сказанные ею слова. – Мне надо еще решить пару вопросов со своими подчиненными, познакомить вас с нашим медицинским специалистом и найти место, где можно было бы уютно разместить. – Мне хватит и стула в коморке, – шутливо отмахнулся Мори. Коё демонстративно цокнула языком и прищурилась, вглядываясь в его лицо – видимо, сравнивала, насколько увеличились мешки у него под глазами за время её отсутствия. Фукудзава взгляда с него не сводил. Впрочем, Мори этот взгляд едва ли нравился: строгий, гордый и пронзительный, по нему сложно было понять что-либо больше того, что Юкичи порой строит из себя невыносимого выпендрежника; Огай всеми силами боролся с собой, чтобы не взять и безосновательно уставиться в ответ – просто потому что ему так хочется, потому что он тоже очень упрямый и тоже много кого умеет из себя строить. Было приятно видеть перед собой того самого Юкичи, про которого говорил весь Милтон и с которым имел честь по-настоящему близко общаться лишь Мори, абсолютно не изменившегося за долгое время разлуки, даже если и смотрящего совершенно по-другому – тогда, заставший Огая врасплох в его собственном убежище, Фукудзава казался абсолютно иным, чужим человеком. Возможно, Мори сможет использовать это в своих целях... – Директор, свободно место только в комнате Ацуши и Рюноске, По и Рампо, и, если считается, в вашей, – показавшаяся в дверном проеме брюнетка с черным каре заставила его отбросить все свои мысли к чертям и нервно сглотнуть. – Считается, – твердо кивнул Фукудзава, и ярко накрашенные губы Коё расплылись в хищной улыбке, явно не предвещающей Мори ничего хорошего. Он уже мысленно молил Создателя, чтобы эта неделя подошла к концу как можно скорее.