Гарри Поттер, неучтённый фактор и всё остальное. Часть вторая

Мои дорогие! Увы, вчера главу выложить не получилось, с сайтом творилось непонятно что. Но глава готова - ловите! — То, что ты просил, — ответил Сириус. — Подлинная история Хильды Стэнли. То, что удалось раскопать. Так что читать это следует с большой осторожностью. — Мммм… — мрачно протянул я, — вообще-то, мы с Джоуи в одной комнате живём, если что. — Не страшно, — ответил Сириус. — Я наложил на эту коробочку Чары Неприметности, так что её никто не захочет взять в руки, даже если и наткнётся случайно. А в развёрнутом виде это прескучнейшая книжонка «Старосты Хогвартса, достигшие власти». Так что если Джоуи увидит кого-либо из вас с этой книгой в руках, вряд ли он будет просить почитать её. Но… Флитвик, например, или Дамблдор смогут разглядеть, что это такое и сквозь чары. Поэтому читать всё-таки лучше в Выручай-комнате. Не нашли ещё? — Сири, когда? — горестно вздохнул я. — Столько дел, столько дел… — Занятой ты наш… — крёстный ласково взъерошил мои волосы. — Ты поосторожнее, Гарри. Директор, возможно, начинает терять хватку… но он всё ещё полон сюрпризов. Мы вот его в своё время недооценили — и что в итоге? Да уж, Сири прав. Золотое правило «Постоянная бдительность!» отменять нельзя ни в коем случае. Придётся всё-таки искать Выручайку, да и место для занятий нам нужно, об этом я уже раньше думал. Вот только как скинуть с хвоста Джоуи? Не общаться с ним мы не можем, а если он поймёт, что мы часто исчезаем неведомо куда, то непременно настучит Дамблдору. Вот же ж… Угораздило же заиметь под боком стукача. Мы бы ещё пообщались, но тут посреди комнаты появилась большая серебристая кошка и голосом Минервы Макгонагалл произнесла: — Лорд Малфой, Наследник Блэк, прошу вас вернуться в кабинет директора школы. Прибыла семья Макмиллан. Люциус, с энтузиазмом уничтожавший уже пятое пирожное, встрепенулся и хищно улыбнулся. Ну да, сладкое полезно для мозга, а ему ещё словесные кружева плести. Ох. Не сомневаюсь, что он и Макмилланам голову заморочит настолько, что они будут себя считать ещё и в долгу перед сиятельным Лордом, если им позволят просто наказать сына по-семейному. С другой стороны, ладно Финч-Флетчли, он в реалиях Магического Мира попросту не разбирается, но Макмиллан-то в нём вырос. Неужели не может объяснить приятелю, чем могут закончиться глупые наезды на детишек из Родов Малфоев и Блэков? Или сам настолько туп? Или его просто нужно проверить на зелья и закладки? В таком случае, это нужно делать как можно скорее, пока ментальная закладка не срослась с личностью… Если для взрослого это такого значения не имеет, сильный маг может сбросить заклятье или закладку, как это произошло с Сириусом в Азкабане, то ребёнка может покалечить непоправимо. Пример этого — Марджори Дурсль, которую не только магии лишили, но и закладку на лютую ненависть к оной сделали… И где сейчас тётушка Мардж? В психушке, корректно называемой пансионом, тётушка Мардж, и вопрос об её полном излечении попросту не стоИт, потому как закладка успела стать частью личности. Интеллектуально Мардж навсегда останется на уровне семилетки, тут даже Северус не смог помочь. Проще уж тотальный Обливиэйт провести и начать создавать личность с нуля, но такое тоже возможно проделать только со взрослым. Ребёнка Обливиэйт может просто превратить в дебила, без вариантов. Именно поэтому Обливиэйт и прочие заклинания и зелья (типа знаменитого Веритасерума), воздействующие на память и разум, по отношению к детям до четырнадцати лет запрещены абсолютно, а с четырнадцати до семнадцати — с кучей оговорок и при наличии специального постановления, принятого полным составом Визенгамота. Так что то, что в каноне никто Гарри на суде с Веритасерумом не допрашивал, — это не происки врагов, это общепринятая практика. И дело серьёзным назвать нельзя — детское колдовство на каникулах — частое нарушение, именно поэтому Обливиэйтеры и дежурят постоянно в Министерстве. А вот полный состав Визенгамота — это были уже точно происки. То ли Доброго Дедушки, то ли Фаджа… и у того, и у другого были причины перепугать мальчишку до уср… то есть, до полной невменяемости, а потом мягонько пожурить. Ну, или выступить в его глазах спасителем. Дамблдору это удалось. Фаджу — нет, но судя по топорности работы канонной Амбридж в Хогвартсе, он вообще переизбытком умственной деятельности не страдал. — Лорд Малфой, — обратился я к уже собравшемуся уходить Люциусу, — мне кажется, что ваш совет семье Макмиллан проверить сына на ментальные закладки и зелья будет оценён по достоинству. — Не думаю, Гарри, — вздохнул Люциус. Что не так? Почему? — Макмилланы — весьма своеобразная семья, — добавил Сири. — Они всегда поддерживали Дамблдора и вряд ли усомнятся в его непогрешимости. Странно… А в каноне я такого не помню. Хотя теперь мне всё меньше стоит вспоминать канон. Теперь расхождения этой версии мира Поттерианы и канонного слишком велики, и моё послезнание тут уже не поможет, увы… разве что в отдельные моменты. Так что остаются анализ и логика. Не так уж мало, если призадуматься. Но так куда опаснее. Сири и Люциус распрощались с нами, Сири при этом с тоской покосился на Сева, но Ужас Всея Хогвартса был непокобелим. Непоколебим… Впрочем, и так, и этак. Но всё-таки, интересно, сумеет ли Сири проникнуть в Хог в облике ворона? Драко вместе с вернувшимся из Хогсмида Маркусом Флинтом проводили нас до выхода из подземелий, причём, при виде улыбающегося Флинта встреченные нами слизеринцы до сих пор получали когнитивный диссонанс. Хм, уж больше года прошло с его преображения, видимо, прошлый Флинт здорово всех впечатлил. А уж когда вполне мирно улыбавшийся Маркус протянул нам троим по шоколадной лягушке, да ещё и поклялся при этом, что шоколад без добавок, только что из «Сладкого королевства», то проходивший мимо Пьюси вообще выпал в осадок. Мы же с удовольствием угостились, предварительно разыграв на пальцах, кому какая лягушка достанется. Мне досталась любимая — из горького чёрного шоколада, Драко — из молочного, Конни из белого. — Заходите, если что, — напутствовал нас улыбающийся Флинт. Мы распрощались вполне сердечно, Маркус и Драко отправились обратно в подземелья, и только когда отошли на порядочное расстояние, я спросил: — Слушай, а чего Флинт такой довольный, он же чуть ли не как нянька с Драко возится. — Не, не как нянька, — усмехнулся Конни. — Как вассал. Ты ведь сам знаешь, в каком Маркус положении находился. Если бы не леди Вальпурга, ещё неизвестно, что бы с ним сотворил его опекун. А теперь всем понятно — он не сам по себе, находится под покровительством Блэков и Малфоев, сам Избранный с ним общается. Так что каждая такая прогулка ему только авторитета добавляет. — Ох уж эти статусные игры… — проворчал я. Конни в ответ только улыбнулся и просто взял меня за руку. Когда мы вернулись в родную гостиную, то сразу в спальню проскользнуть не удалось. Старшекурсники — из тех, кто уже вернулся или вовсе не ходил в Хогсмид — уже знавшие о том, что произошло, из рассказов наших девочек, Томми-Ника и Джоуи, чуть ли не овацию нам устроили. Как выяснилось, мадам Трюк в школе не любили куда больше, чем Сивиллу Трелони. И это понятно — ведь если на Прорицаниях ничто жизни студентов не угрожало, разве что кофейной гущей подавиться, а к регулярным обещаниям страшной погибели все как-то попривыкли, однако то, что мадам Трюк регулярно проводит уроки в неподобающем для педагога состоянии и не слишком заботится о безопасности детей, знали все. И жаловались все. Студенты — деканам, деканы — директору, а директор… Директор задумчиво блестел очками-половинками, вещал о втором шансе и о том, что бедная мадам Трюк чувствует себя одинокой и нуждается в поддержке. — А родителям писать или в Попечительский совет вы не пробовали? — спросил я. — Пробовали, — мрачно ответил Вуд. — Только письма почему-то не доходили. Все прочие — пожалуйста, а эти — нет. — А на каникулах родителям рассказать? — ненавязчиво спросил Томми-Ник. — Мэннинг, ты что думаешь, один такой умный? — проворчал Ли Джордан. — Многие пытались. Только вот ни у кого не получилось. — В смысле? — удивился я. — В том, — мрачно заявила Алисия Спиннет, — что, выйдя на Кинг-кросс, мы прочно забывали… некоторые моменты. И вспоминали о них тогда, когда возвращались с каникул. Мы с Томми-Ником переглянулись. Это какой масштаб ментального воздействия должен был быть использован, чтобы почистить память массе студентов от скользких моментов? Не, тут Дамблдор в одиночку бы точно не справился. Или это снова воздействие артефакта Гермия? Но, блин, тогда получается, что родители студентов в каноне могли реально не знать, что творится порой в «лучшей и самой безопасной школе». Это пиздец, товарищи… Но почему тогда мы не попадаем под это массовое выпадение памяти? Да и Мародёры вроде бы могли этому эффекту противостоять. И ладно, Римус с его загадочным родством с Лу Гару, Джеймс, Сири и Сев, которые теоретически могли подпадать под цепочку потомков Гермия, способности у них были неслабые, да и артефакты… вспомним, что мне давным-давно Геката рассказывала… Но вот Лили Эванс — она ж вообще магглорожденной считалась… разве что Поттеры через Джеймса могли чем-нибудь серьёзным поделиться. Хотя Лили — Обретённая, а с ними всё непросто. А вот сейчас… Сейчас объяснение у меня только одно — артефакт слабеет, и слабеть он начал не сию минуту, а ещё во времена Мародёров, магия Источника иссякает… плюс многочисленные откаты, уже заработанные директором, тоже нужно отводить. Плюс, конечно, эксклюзивные защитные артефакты. Только поэтому мы в здравом уме и твёрдой памяти. Но тогда Добрый Дедушка уже должен понять, что трон под ним реально шатается. А отсюда я вижу два варианта развития событий. Первый. Канонные события форсируются, так что стоит вскоре ждать тролля в гости. А за ним и всё остальное может подтянуться. Как бы мне курсе на втором в Турнире участвовать не пришлось. Бред полный, конечно, но кто знает? Второй. Директор начнёт задумывать всё новые и новые квесты, и моё послезнание мне не пригодится, как я и думал раньше. В этом плане проверка, запущенная Люциусом и Сириусом Альфардом, мне на руку — будет хоть какое-то время осмотреться, а то с Доброго Дедушки станется сразу же бросить Героя на какую-нибудь подходящую амбразуру. В общем, кое-как отбившись от однокашников, мы всё-таки прорвались к себе в спальню. Переданный Сириусом материал мне просто не терпелось прочитать, но пришлось ждать, пока Джоуи отправится на покой. Томми-Ник наслал на него Сонные чары, так что заснул Джоуи быстро и крепко. Только после этого мы втроём собрались на моей кровати, наложив на полог ещё одно специальное заклятье (блин, чувствую себя героем плохого шпионского романа!), и приступили к чтению.

***

Хильда Стэнли родилась в самой обычной английской семье. Отец — банковский служащий, мама — домохозяйка. Был ещё старший брат Джеральд, когда Хильда родилась, он уже заканчивал начальную школу, так что особой дружбы между ними впоследствии не было, хотя брат неплохо относился к младшей сестре. Семья была настолько обычной, что и сказать о ней было особо нечего. Дом в пригороде, маленький садик, автомобиль, накопительный счёт в банке на образование детей, семейные ужины, воскресные походы в церковь… Хильда непременно в пастельного цвета платье с юбкой-колокольчиком, лаковых туфельках и белых носочках, мистер Стэнли и Джеральд — в выходных костюмах, миссис Стэнли — в новых туфлях и симпатичной шляпке. Поездки на море, пикники, школьные спектакли Джеральда, подарки на Рождество, походы по универмагам в дни распродаж, два колючих одеяла, под которыми приходилось спать зимой — ведь отопление нужно было экономить, пока не погашен полностью долг банку за дом, детские болезни, дни рождения с большим тортом со свечами, нарядная кукла в синем атласном платье — подарок тётушки Мэри, сестры отца… В общем, всё было, как у всех — обычное детство обычного английского ребёнка из семьи среднего класса. Обычного… До того дня накануне её десятого дня рождения… До той роковой ссоры с Джонни Бишопом — хулиганом с соседней улицы. Джонни Бишоп, как я понял, напоминал своими привычками и повадками канонного Дадли — сколотил детскую банду, обижал малышей — мог и деньги при случае отобрать или испортить красивую вещь. Джонни Бишоп был здоровенным, сильным и тупым мальчишкой-второгодником, и для него не было большего счастья, чем довести кого-нибудь из малышей до слёз. А ещё он обожал запугивать «мелюзгу», говоря, что если они пожалуются кому-нибудь на его проделки, то он со своей бандой непременно поймает жалобщика и вырежет у него на лбу слово «ябеда» своим карманным ножиком. Нож у Джонни Бишопа и впрямь был отменный — швейцарский, с кучей лезвий и всяких остальных полезных штучек — например, там были и штопор, и кусачки, и ножницы. Много чего было. Так что запуганная мелюзга молчала, не осмеливаясь жаловаться, а Джонни, видя свою безнаказанность, как водится, распоясывался всё больше и больше. Хильда с ним пересекалась редко. Она была миролюбивой девочкой, не хотела ни с кем ссориться, а уж тем более — попадаться Джонни и его банде под горячую руку. У неё было какое-то странное чутьё, позволявшее не попадаться в ловушки там, где безнадёжно влипали другие малыши. А Джонни неожиданно решил, что именно Хильды не хватает в его коллекции затравленной и побитой мелюзги. И начал подстерегать девочку уже специально, но она умудрялась не пересекаться с ним. Хильда и сама удивлялась своему везению, но понимала, что оно не могло продолжаться долго. Так и случилось. В один, далеко не прекрасный день, когда Хильда возвращалась из школы, банда Джонни нагнала и окружила её. — Эй, Стэнли, — грубо захохотал Джонни, — что, на этот раз не удалось убежать? — Я не делала тебе ничего плохого, — пропищала Хильда. — Ещё бы! — засмеялся Джонни. — Что плохого может мне сделать такая бледная моль, как ты? Это было обидно. Хильда и в самом деле была бледненькая, природно светлокожая, с неожиданно тёмно-серыми глазами и светлыми, словно лён, косичками. Она не любила бывать на солнце, почти сразу же начиная краснеть и чесаться, никакой крем не помогал, поэтому даже на море всегда отсиживалась под зонтиком и никогда не была загорелой. Даже регулярно появлявшиеся на бледной коже веснушки были почти незаметными, но от них бледное узкое личико казалось словно припорошенным пылью. — Отстань, Бишоп! — всхлипнула Хильда и попыталась убежать, но не тут-то было. Дружки Бишопа были начеку, и один из них свалил девочку на землю, больно толкнув в плечо. Несмотря на боль, Хильда вскочила, но двое самых преданных подпевал Бишопа — Марк Престон и Терри Блай — схватили её за руки, не давая убежать. Терри Блай при этом умудрился вытащить несколько монет из кармана курточки Хильды. — Отдай! — возмутилась девочка. Но в ответ получила тот же смех. А потом Джонни предложил: — А давайте с неё трусы снимем, как с Джорджины Перкинс! Она так визжала, помните? Так и убежала домой без своих трусов! Хильда похолодела. Она знала — без трусов ходят только плохие, очень плохие девушки, которых называют бранными словами. Бишоп и его компания уже сделали такой Джорджину Перкинс — вот почему она в последнее время ходит такая грустная и всех сторонится — конечно, кому же хочется быть плохой? Но она, Хильда, не плохая! Она хорошая девочка, слушает папу и маму, любит своего старшего брата и кота Роско, и хорошо учится. К тому же, это так стыдно и неприятно. Просто ужасно… Нет, она ни за что не позволит снять с себя трусы… — Отпустите! — закричала девочка, извиваясь в руках малолетних подонков. — Я не хочу! Не надо! Но Джонни, которому ужасно понравился испуг, написанный на лице девочки, уже потянулся к подолу её школьной юбки. — Нет! — отчаянно вскрикнула Хильда, и тут же от неё словно разошлась обжигающая волна, раскидавшая её мучителей в разные стороны, как кегли. Перепуганная Хильда убежала домой, закрылась в своей комнате и сказалась больной. На самом деле она долго стояла под душем, словно надеясь смыть с себя гадкие слова и прикосновения. Нет, мальчишки не сотворили с ней ничего плохого физически, да и вряд ли намеревались, но душевную травму они девочке нанесли. Хильда тогда ничего не рассказала маме, потому что точно знала — этот рассказ рассердил бы её. И Хильда точно знала, что могла бы сказать мама в ответ на её рассказ: «Хильда Стэнли! С хорошей девочки никому не захочется стянуть трусы! Значит, это ты виновата, ты неправильно себя вела!» И переубедить маму не было никакой возможности. Добрая и любящая, в иные моменты она была до невозможности твердолобой и упёртой. В такие дни Хильде казалось, что она ненавидит маму, а это было неправильно, мама ведь желает только добра… В общем, Хильда так ничего и не сказала родителям, а вот Джонни и его прихлебатели с этого дня отстали от неё. Более того, они вели себя так, словно Хильды Стэнли вообще не существовало на белом свете. Хильду это устраивало. И она не пыталась задумываться, что произошло. Но с этого момента с Хильдой стали происходить странности. Небольшие, но всё же… Разбитая любимая чашка мамы, вновь ставшая целой. Слишком, неестественно ярко цветущая клумба в их маленьком садике, бесследно исчезнувшее гадкое пятно на нарядном платье… Хильда была хорошей девочкой и очень расстраивалась, если что-то было не в порядке. А ещё она почти не задумывалась над своими странностями, не задумывалась до того дня, пока через год тёплым летним вечером в дверь их дома не постучалась женщина в широком зелёном пальто и странной остроконечной шляпе. Женщина, которая назвала себя профессором школы магии Хогвартс Минервой Макгонагалл. Хильда была поражена, но странным образом успокоилась. Её собственные странности всё-таки начали её беспокоить, но поговорить о них девочка боялась, а тут появилась женщина, которая нашла объяснение всем непонятностям. Она — волшебница! Она, Хильда Стэнли — самая настоящая волшебница и поедет учиться в волшебную школу! Девочка была счастлива, и её даже не удивило, насколько легко её согласились отпустить родители. Она — волшебница! Она едет в сказку! Поначалу всё так и было. Поход на Косую аллею, покупка палочки (бук и волос единорога, мисс Стэнли, очень гибкая!), волшебный замок, словно возносящийся над тёмной громадой озера, Шляпа, громко воскликнувшая «Хаффлпафф!», оказавшись на голове Хильды, добрая декан Спраут, уютная спаленка, которую она делила с двумя другими девочками, интересные уроки… Курса до третьего Хильда была абсолютно счастлива. А вот к четвёртому курсу с её глаз стали падать розовые очки. Хильда поняла, что безнадёжно отстала от своих бывших одноклассников в маггловском мире, но сначала её это не расстроило. Ведь они понятия не имеют ни о Зельях, ни о Чарах, ни о Рунах, а она скоро станет дипломированной волшебницей и будет… А вот с этого места Хильда расстроилась всерьёз. Ведьмой она была средней по силе, более всего ей удавались Бытовые чары, шедшие факультативно, а вот по остальным предметам ей редко удавалось получить даже «Выше Ожидаемого», не говоря уж о «Превосходно». Высшие оценки Хильда получала только по Прорицаниям и Гербологии. Во втором случае — из-за трудолюбия, в первом — из-за того, что подсознательно чувствовала, что хочет услышать от неё преподавательница — немолодая, черноволосая, вечно кутавшаяся в яркую шаль мадам Фаскини*. Итак, оценки Хильды были далеки от идеальных, попроситься в Ученики к Мастерам с ними было невозможно, к тому же, те же Мастера предпочитали брать в Ученики чистокровных с сильными, раскрывшимися дарами. Не всегда, конечно, но чаще всего. Рассчитывать на какую-либо серьёзную должность — невозможно тем более. Можно было устроиться горничной, уборщицей или санитаркой в больницу Святого Мунго, продавщицей в лавку или зарабатывать самым древним способом на пропитание в одном из «весёлых домов» Лютного переулка. Всё. Больше для магглорожденных вакансий в Магическом мире не было. Хотя нет — был второй вариант. Выйти замуж. Соотношение мужчин и женщин у магов было с сильным перекосом, мужчин было куда больше, а Рода нуждались в Наследниках, вот и случались порой… мезальянсы. Одним из таких стала женитьба красавчика Джеймса Поттера, Наследника богатой и благородной семьи, на рыжей гриффиндорке Лили Эванс. Хильда ужасно завидовала Лили и думала, что раз уж умница Лили Эванс, которую, по слухам, собирался брать в Ученицы Мастер Чар, предпочла занять своё место в Магическом мире таким образом, то ей, слабенькой середнячке-хаффлпаффке, сам Мерлин велел попытаться сделать то же самое. Ведь Хильде так хотелось остаться в волшебном мире… Как она потом поняла, это решение было самым неправильным за всю её жизнь… *Увы, никаких сведений о том, кто преподавал Прорицания до Сибиллы Трелони, я не нашла. Так что пусть будет некая мадам Фаскини, имеющая итальянско-цыганские корни.