Гарри Поттер, неучтённый фактор и всё остальное. Часть вторая

Накануне Самайна… то есть, Хэллоуина, как его именовали теперь в Хогвартсе, к директору и деканам стаями полетели совы. Как выяснилось, у большинства чистокровных студентов резко обострилась семейная ситуация — начали хворать бабушки-дедушки, дяди и тётки, которые непременно требовали любимых внучков и племянничков к себе с целью проститься, стоя одной ногой в могиле. Как правило, к письмам родителей прилагались заключения семейных целителей, так что формально не было повода для отказа. О том, что большинство родственников помирало примерно столько же времени, сколько и Старый Сигнус, тактично не упоминалось. Дамблдор скрипел зубами, но разрешения на посещение болящих родственников давал. К тому же, некоторые письма отличались похвальным разнообразием. Скажем, Люциус написал, что его сыновьям необходимо пройти срочный курс лечения у семейного целителя, а Лорд Прюэтт заявлял о необходимости присутствия Перси и Рона на подписании завещания… Сириус Альфард же заявил, что хочет отвезти воспитанника на могилы родителей, ибо, как выяснилось, его маггловские опекуны и понятия не имели, о том, где похоронены Лили и Джеймс Поттеры. Увы, Гермиону под этим же соусом вытащить не удалось — тут Дамблдор встал насмерть, и это меня сильно насторожило. В конце концов, перед тем, как меня забрал Сири, я ещё раз попросил Герми и Дадли быть осторожными, ни под каким видом не снимать защитных амулетов, и, если что, дать знать Нику. Нику я отдал своё сквозное зеркало — на время, пока меня не было в школе. Кроме того, в школе оставались книззлы и Паша, которым был дан строжайший наказ отслеживать любую потенциальную опасность. Но чувство беспокойства меня не отпускало. Мы с Сири провели в Поттер-мэноре все положенные обряды, убедились в полном здравии и благополучии Сусанны, Джейми и Кайшесса, который уже совершенно поправился и удивительно похорошел. С Сусанной они сдружились, Джейми воспринимал нага как очередного товарища для игр и обожал взбираться на его хвост, чтобы Кайшесс его покачал. Наг быстро выучился читать, он оказался очень умным и быстро восполнял вынужденные пробелы в развитии, много времени проводил в библиотеке, читая и маггловские, и магические книги, смотрел вместе с Сусанной фильмы, гулял по территории мэнора в сопровождении мантикоры Фиорины. Магические существа, обитающие в лесу и парке, относились к Кайшессу дружелюбно, а домовики старались подсовывать вкусные кусочки во время трапез. От хорошего отношения наг просто расцвёл — он держался с удивительным достоинством, из глаз исчезло зашуганное и тоскливое выражение, и я надеялся, что поиски его родных, которые предпринимали оборотни Фенрира в Индии, увенчаются успехом. Хотя, с другой стороны, мне было жаль расставаться с юным нагом — что-то в нём было такое… родное, что ли. Но я прекрасно понимал, что задерживать его ради прихоти я не имею права. Кстати, перед Самайном в мэнор прибыли гоблины. За Сусанной. Пришло время выполнить обряд, который могла осуществить только она, обряд снятия проклятия с женщин гоблинов. Гоблины были Главами трёх ведущих Кланов — Гринготт, Роршарх и Маршрохт. Первые были банкирами, вторые — артефакторами, третьи — боевиками. Все трое от имени своих Кланов принесли мне Нерушимую клятву о полной безопасности Сусанны и Долге Жизни всех гоблинов перед Родом Поттер. Впрочем, то, какое уважение они выказывали бывшей дементор, говорило об их благодарности лучше всяких клятв. Сусанна вернулась уже наутро, опять-таки в сопровождении гоблинов и рассказала мне о том, что проклятие снято. Конечно, девочки-гоблинесс так и останутся девочками до конца своих дней, с этим уже ничего не поделаешь, но все, кто появится на свет после Самайна, вырастут в полноценных женщин. Да, это совсем не быстро, но гоблины живут долго, и каких-нибудь двадцать лет для них — не срок. Поэтому сопровождавшие Сусанну гоблины выглядели до неприличия счастливыми, и благодарили меня так, словно я был ожившим Мерлином. Даже неудобно — ведь лично я ничего не сделал, это Сусанна рисковала своей магией… Оставив несколько увесистых кофров с дарами, гоблины отбыли восвояси, продолжая рассыпаться в благодарностях. Я вздохнул несколько свободнее, ибо их неприкрытое обожание меня напрягало, и продолжил заниматься текущими делами. Кроме проведения обязательных обрядов, я привязал к Роду трёх домовых эльфов, двух мальчиков и девочку, которые тут же принялись выполнять свои обязанности с радостным энтузиазмом. Ещё одним делом оказалась беседа с потенциальными арендаторами — семейной парой с тремя детьми. Как выяснилось, глава семейства был сыном вассалов Поттеров, погибших во время Первой магической войны при очень неясных обстоятельствах. Мальчика же спрятали у очень дальней родни по материнской линии, долгое время он ничего не знал о судьбе Рода Поттеров, но как только у Рода появился Глава, то есть я, выросший мальчик почувствовал это по проявившейся вассальной связи. Поэтому он забрал жену и детей и отправился в Поттер-мэнор. Дело в том, что вассалы Поттеров владели секретом особого волшебного фарфора и выросший мальчик оказался последним представителем целой династии мастеров. Хорошо, что он был уже достаточно взрослым во время войны, находился в ученичестве у отца и сумел освоить большую часть фамильных секретов. Но работать в полную силу он не мог… таковы тонкости вассальных клятв. Так что Джонатан Гудгласс объявился в мэноре очень вовремя. Оказалось, что на территории поместья были и мастерская по производству фарфора, и дома вассалов и даже залежи какого-то особо ценного каолина. Понятное дело, что всё это было вынесено как можно дальше от господского дома, под Малый защитный купол и Охранные чары. Поттеры берегли секреты своих вассалов и правильно делали. Я и не догадывался, что прекрасные вазы, чайные, кофейные и обеденные сервизы, которые восхищали меня изяществом и тонкостью отделки, были сотворены семейством Гудгласс. Как оказалось, фарфор Поттеров был знаменит не только в Магической Британии, но и в других странах, и такие сервизы стоили целые состояния. Естественно, я принял вассальную присягу Джонатана Гудгласса и его семейства, которое сразу же занялось обустройством мастерской и собственного жилища, а в помощь им я приставил одного из свежепривязанных эльфов — самого смышлёного, получившего имя Лука. Джонатан заверил меня, что сможет разыскать потомков других вассалов и вновь запустить производство фарфора — года через два-три. Я кивал. Судя по стоимости этих изделий, все затраты на производство должны были окупиться сторицей в первый же год. До этого я в основном только тратил накопленные поколениями деньги, и пусть это были только проценты… но на будущую жизнь у меня были большие планы. Сириус эту мою деятельность только одобрил, к тому же, он рассказал мне ещё одну хорошую новость. Китайский Мастер Некромант Ню Да-шуй написал ему о том, что хоть его дела и несколько затянулись, но к лету он непременно с ними разберётся, а посему готов прибыть в Англию к началу летних каникул в Хогвартсе, дабы начать углубленно обучать меня нужным премудростям. Я только вздохнул. Видимо, беззаботные летние каникулы навсегда остались в прошлом. Впрочем, как сказал Сири, все дети старых семей летом не бездельничали. Скажем, у него был усиленный режим занятий по Боевым Чарам, а у Джеймса — по Артефакторике. Причём, учителя требовали с учеников столько, что начало занятий в Хогвартсе последние воспринимали, как отдых. И да, мы с Сири нашли время и для того, чтобы аппарировать в Годрикову Лощину. Надо сказать, что стараниями адвокатов Блэков вакханалия вокруг имён погибших Джеймса и Лили почти прекратилась. Во всяком случае, кукол, изображающих меня на горшке, больше не продавали, а из меню местных харчевен исчезли все блюда, в которых упоминались имена моих родителей. А цветы продавали, но против цветов я ничего не имел. Что же касается самого дома в Годриковой Лощине, то он был наконец-то скрыт мощными чарами, посетителям была видна только иллюзия коттеджа, и часть забора с мемориальной доской, возле которой возлагали живые цветы. Цветы возлагали и к памятнику Лили и Джеймсу, но общая атмосфера стала как-то… пристойнее, что ли. К тому же, рядом с мемориальной доской появилась предупреждающая надпись: «Частное владение! Дом принадлежит Гарри Джеймсу Поттеру, не пытайтесь преодолеть чары и проникнуть на его территорию!» Мы с Сири на территорию прошли беспрепятственно, и я был приятно удивлён. Вместо жутковатых развалин я увидел чистенький, опрятный, полностью восстановленный домик, типичный английский сельский коттедж. Это был ещё один подарок гоблинов — они быстро и совершенно бесплатно восстановили всю обстановку в коттедже, полагаясь на воспоминания Сири и Рема. Увидев свою детскую, я чуть было не разревелся — так дышала любовью и счастьем каждая мелочь в ней. Смешные обои с яркими картинками, красивые занавески, волшебная вращающаяся подвеска над кроваткой, устрашающего вида розовый заяц в ней… Джеймс и Лили не собирались умирать. Они хотели просто жить, растить сына и быть счастливыми. Но у них отняли эту возможность… и даже несчастного Риддла я не ненавидел в эту минуту так же сильно, как Дамблдора. Сири, видя мой душевный раздрай, расстроился и прошептал: — Зря мы сделали всё, как раньше… Только тебя расстроили… Я покачал головой, а потом просто обнял Сири и прошептал: — Спасибо… Вы всё правильно сделали… Это я из-за Дамблдора… Сири прижал меня к себе и прошептал в макушку: — Он ответит… мы отплатим… Веришь? — Верю, — прошептал я, потому что в голосе Сири звучала та же ненависть, которая сейчас просто рвала меня на части. Но именно это и помогло мне прийти в себя и успокоиться. В общем, всё прошло настолько хорошо и гладко, что я не мог не насторожиться. И когда ранним утром после Хэллоуина Сириус привёл меня камином в Хогвартс, я уже был немного на взводе. Дамблдор встретил нас с обычной отеческой доброй улыбкой, но мне показалось, что голубые глаза, спрятанные за очками-половинками блестят как-то слишком радостно. Похоже, что в моё отсутствие Добрейшему Дедушке удалась какая-то пакость. Поэтому я распростился с Сириусом и со всех ног помчался в гриффиндорскую башню. Только для того, чтобы узнать от Ника, что Дадли находится в Больничном крыле. — Что случилось? — потрясённо спросил я. — Тролль? — Какой тролль? — поразился Ник. — Что? Ещё и тролль? Ух, значит, тролля не было. Уже легче. Но что же всё-таки произошло? Ник вздохнул и начал рассказывать. По случаю Хэллоуина в школе был устроен настоящий пир, Большой зал украшали многочисленные скалящиеся тыквы, под потолком летали наколдованные летучие мыши, все желающие нарядились в разнообразные костюмы — у кого-то настоящие, у кого-то трансфигурированные с помощью старшекурсников. Ник тоже помог Гермионе и Дадли с трансфигурацией, в результате Гермиона стала эльфийской принцессой с заострёнными ушками, в зелёном платье и с луком за плечами, а Дадли щеголял в маске Бэтмэна. Сам Ник нарядился вампиром, причём получилось так убедительно, что от него шарахались даже третьекурсницы. Остальные гриффиндорские первокурсники тоже не ударили лицом в грязь. Фэй где-то раздобыла старинное платье с широкой юбкой и плоёным воротником и всем зловеще заявляла, что изображает Екатерину Медичи, королеву-отравительницу, заканчивая своё заявление таким зловещим смехом, что наши книззлы начинали дыбить шерсть на загривке и шипеть. Падма и Парвати нарядами не заморачивались вообще, обе нарядились в роскошнейшие сари, причём Падма заявляла, что изображает жену Рамы Ситу, а Парвати — национальную героиню Индии Лакшми Бай*. Именно поэтому к наряду Парвати и прилагалась самая настоящая сабля, что в конечном итоге и спасло Дадли жизнь. Но обо всём по порядку. Кстати, если учесть, что Лакшми Бай была предводительницей восстания индийцев против англичан, то Парвати очень тонко потроллила местное общество. Впрочем, в уме обеих достойных представительниц Рода Патил я не сомневался никогда. А вообще, самым прикольным на Гриффиндоре, по всеобщему мнению, был костюм Ли Джордана, который нарядился ни кем иным, как самим Бароном Субботкой**. Чары превратили подвижное лицо бессменного квиддичного комментатора в скалящийся череп, а фрак, шёлковый цилиндр и сигара в руке органично вписывались в образ. Даже дреды Ли были к месту — как выяснилось, Барона Субботку часто изображают именно с такой причёской. В общем, народ пировал, веселился, а после ужина намечался парад костюмов с вручением призов. Но, как и в каноне, пир был прерван самым зловещим образом. Народ как раз лакомился десертом, когда в зал, оглашая окрестности пронзительными воплями влетели все четыре факультетских призрака. Кровавый Барон зловеще разбрызгивал серебряную кровь, Серая Дама заламывала руки, Толстый Монах выглядел так, словно его вот только что ошеломили хорошим ударом дубины по голове, отчего его съехавшие к носу глаза вращались. Что же касается Почти Безголового Ника, то его голова то и дело падала набок, как крышка у старинной пивной кружки. Сначала все решили, что это просто подготовленное призраками Хэллоуинское выступление и рассмеялись, но в потусторонних голосах звучал столь неподдельный ужас, что все замерли. Подлетев к столу преподавателей, Кровавый Барон громко заявил: — Тварь! Потусторонняя Тварь вырвалась из Бездны и идёт сюда! Спасайтесь! После этого демарша все призраки просто растворились в воздухе, а запертые двери Большого Зала сотряс мощный удар. Конечно, можно было предположить, что это балуется Хагрид, если бы сам Хагрид не сидел за столом вместе с преподавателями и не таращился на дверь с выражением полнейшего изумления. — Тихо! — скомандовал Дамблдор. — Деканы, соберите свои факультеты! Четыре декана тут же встали из-за столов, и вокруг них сгрудились перепуганные дети. Точнее, перепуганы были только самые младшие — первый и второй курсы. Третий и четвёртый уже почитал себя бессмертными и готовы были выйти на битву с чудовищем, но старшекурсники быстро загнали всех внутрь круга и вытащили палочки. — Деканы! — снова скомандовал Дамблдор. — Откройте аварийные выходы и препроводите факультеты в гостиные! Активируйте на гостиных Защитные чары, оставьте младших на старших и старост, чтобы те поддерживали порядок, и возвращайтесь! Все четыре декана замахали палочками и в четырёх углах зала открылись четыре двери, незаметные прежде. Как мне потом объяснил Ник, это было что-то вроде порталов, ведущих прямо в гостиные факультетов. Старосты быстро стали строить учеников в колонны и те, под присмотром деканов, отправлялись прямо в гостиные. Впрочем, при наличии перепуганных малышей не обходилось без накладок и сумятицы. Деканы следили за эвакуацией, тщательно пересчитывая детей, а дверь продолжала содрогаться под сильнейшими ударами, но пока держалась. Ник, пропустив вперёд других, постарался остаться в Большом зале, чтобы проследить за эвакуацией остальных наших друзей. К тому же, у него были кое-какие мысли насчёт природы Твари, рвущейся в зал. Ник убедился, что Гермиона вместе с Лавандой благополучно исчезли в портале, и стал искать глазами Дадли и Невилла. Оба мальчика не выглядели особо испуганными, а Боевой Жаб Ванюша на плече Невилла надулся как шар и всем своим видом показывал, что все здешние Твари ему на один зуб. Ник уже успокоился было, но вдруг заметил, как в общей сумятице из стены вновь возник Толстый Монах. Самое странное было в том, что, казалось, его никто не замечал, кроме директора. Тот на мгновение бросил взгляд на Монаха, но потом вновь перевёл его на дверь, сжимая палочку в руке. Всё дальнейшее произошло настолько быстро, что Ник еле-еле успел сориентироваться — Толстый Монах метнул в Невилла что-то вроде тонкой серебристой сетки, и мальчик сначала замер, как и Жаб Ванюша на его плече, а потом стал медленно сползать по стене. Растерявшийся Дадли попытался подхватить Невилла, но проклятый Монах схватил его за руку и метнулся куда-то в сторону, в нишу, за доспехи. Ник был потрясён. Бесплотные призраки не могли проделать этакого фокуса, к тому же всё происшедшее видел только он один. Между тем, эвакуация студентов продолжалась, и Ник решился на безумный поступок, из тех, которые сам же называл Гриффиндором головного мозга. Он подтолкнул стоявших рядом Парвати и Падму к порталу (гриффиндорки по какой-то причине всё ещё стояли рядом с ним), выхватил саблю из перевязи Парвати и прошептал на ухо девочке: — Передай Макгонагалл, что Толстый Монах утащил Дадли Дурсля! Я пошёл за ним! В этот момент Спраут заметила плачевное состояние Невилла, и Ник немного успокоился. Он не сомневался теперь, что мальчику будет оказана помощь, поэтому быстрее зайца бросился к той самой нише, за доспехами которой обнаружил ещё один портал — скрытый и замаскированный. Обычный первокурсник… да и шестикурсник тоже не заметил бы ничего, но у Ника были память и умения Тёмного Лорда, поэтому он легко разорвал плетения и ввинтился в узкий проход, за которым оказался крутой спуск, наподобие американских горок. Так что Нику пришлось прокатиться с ветерком, а в самом конце он шлёпнулся на задницу и довольно-таки больно ушиб копчик. Но он тут же вскочил на ноги и огляделся. Саблю он так и продолжал сжимать в правой руке, а в левую послушно прыгнула палочка. Ник зажёг Люмос и понял, что он находится в каком-то тёмном коридоре. Скорее всего, это были подземелья. Ник побежал вперёд и увидел брезживший впереди свет. Надеясь, что загадка похищения Дадли наконец-то разъяснится, он погасил Люмос и прибавил скорости, стараясь дышать потише. Очень скоро коридор закончился комнатой, на полу которой была начерчена пентаграмма. Внутри неё лежал бледный бессознательный Дадли, а Толстый Монах ходил вокруг, читая какое-то заклинание. С каждым слогом Дадли выглядел всё бледнее, всё нематериальнее, и Ник решился. Дождавшись, пока Монах повернётся к нему спиной, он бросился вперёд и ударил Толстого Монаха саблей в шею. Потекла кровь. Не призрачная, а самая обыкновенная, красная, Монах как-то по-бабьи взвизгнул, и рухнул на колени. Личина призрака стала стекать с него, как вода, но в этот самый момент, он тряхнул кистью руки, сжал что-то выпавшее из рукава и исчез. То есть, аппарировал. Ник же отбросил так выручившую его саблю Парвати, замахал палочкой, стирая начерченную на полу пентаграмму. Как только исчезла последняя руна, Дадли, к которому вернулась вся его телесность, открыл глаза и прошептал: — Ник… А где этот? — Я его прогнал, — коротко ответил Ник. — Выбираться нам надо, Дадли. — Он… он взял у меня кровь… — пробормотал Дадли. — Зачем? — Разберёмся, — коротко сказал Ник. — Встать можешь или Мобиликорпусом тебя транспортировать? — Руку дай… — проворчал Дадли. — Я сам… Спасибо… У меня теперь Долг Жизни? — Да, — кивнул Ник, — но об этом позже. Он протянул Дадли руку, тот кое-как встал на ноги и оба мальчика поковыляли назад. К счастью, потом коридор раздвоился, и они свернули в более обитаемую часть подземелий, где смогли вызвать Финни. — Так что теперь Дадли в Больничном крыле с магическим истощением, — закончил Ник. — А мне попало от всех четырёх деканов. Хорошо, хоть отработку не назначили. И саблю Парвати я потерял, она теперь дуется. — Неважно, — обнял я Ника. — Ты Дадли жизнь спас, братишка. А что там в зал-то ломилось? — Я так понял, низшая тварь из-за Грани, вроде Пивза, но куда менее вменяемая, — ответил Ник. — Меня другой вопрос волнует — кто выдавал себя за Толстого Монаха? — И зачем ему кровь Дадли? — присовокупил Конни, слушавший вместе со мной эту героическую историю. Вот насчёт крови догадка у меня была. И не самая приятная. *Лакшми Бай — национальная героиня Индии, рани княжества Джханси, одна из руководителей Сипайского восстания, символ индийского сопротивления деспотизму англичан. **Барон Субботка (Суббота) — Барон Самеди (Baron Samedi) — один из самых сильных духов религии вуду. Он является Бароном семейства духов смерти, именуемых Геде (Ghede), и потому иногда его называют Барон Геде. Самеди — их отец, и все духи Геде похожи на него. Это очень сильный Лоа. Он единственный может самостоятельно прийти в мир живых, открыв врата между тем и этим миром. Для обращения к другим Лоа понадобится вызвать Папу Легба, божество перекрёстков. Он выглядит как высокий мужественный чернокожий мужчина с волосами, заплетёнными в дреды. Самеди носит чёрный сюртук и шляпу-цилиндр, украшенную перьями, костями и черепами. Его лицо может быть скрыто маской-черепом, или же быть именно самим черепом, или же разрисовано под череп белой краской. У него пухлые губы и глубокий грудной голос. С собой может иметь трость с набалдашником в форме черепа или гроба, которой любит играть, порой в танце помещая её меж ног и изображая фаллос. Самеди любит яркие цвета, особенно пурпурный, алый, оранжевый. Несмотря на мрачный образ, он весельчак, любит выпить (его всегда можно видеть со стаканом его любимого рома), курит сигары или сигариллы. Барон — прекрасный танцор.