Прощай, позабудь и не обессудь. А письма сожги, как мост. Да будет мужественным твой путь, да будет он прям и прост. Да будет во мгле для тебя гореть звёздная мишура, да будет надежда ладони греть у твоего костра. Да будут метели, снега, дожди и бешеный рёв огня, да будет удач у тебя впереди больше, чем у меня. Да будет могуч и прекрасен бой, гремящий в твоей груди. Я счастлив за тех, которым с тобой, может быть, по пути.*
После кошмара Маше благополучно удалось заснуть и проспать практически до семи часов крепким тяжелым сном. И по ставшей дурной традиции ее разбудила трель домашнего телефона. —Да. Я вас слушаю… — Швецова открыла глаза, понимая, что слышит в динамике только чужое тяжелое дыхание. — Я вас слушаю. Говорите. Но ее фразы не возымели никакого эффекта, незнакомец на том конце провода продолжал ее пугать своим молчанием. Маша хотела ответить что-то резкое, но вместо этого просто нажала кнопку «отбой». И только после этого поняла, как дрожат пальцы и сердце колотится от ужаса где-то в горле. Телефонная трубка ожила спустя какие-то секунды и Маша, разозлившись, сразу же рявкнула, не дожидаясь леденящего кровь молчания: — Хватит сюда звонить! Ваши шутки совсем не смешные! — Машка, ты чего орешь с утра пораньше? — удивилась Альбина. — Случилось что-то? — Аль, это ты? Ты сейчас мне звонила? — Звонила, но у тебя было занято. Манюнь, тебе может таблеточки какие-нибудь пропить? Курсом? Будешь спокойная, добрая к окружающему миру… — Ага, скажи еще, что перестану кидаться на людей. Извини, что накричала, придурок какой-то звонил и молчал в трубку. — А если это поклонник? Воспылал к тебе чувствами, решил позвонить, а ты… — В семь утра признания в любви как-то не воспринимаются, — Маша усмехнулась. — Ты по делу или как? — У меня две новости. — Одна хорошая, а другая нет? — Первая — я выхожу замуж за Фёдора. А вторая… — Крутицкая выдержала театральную паузу. — Ни за что не угадаешь! — Аль, говори уже. — Ты будешь моей свидетельницей! Правда круто? — Очень, — Маша в ответ искренне улыбнулась. — Но это, я так понимаю, не все новости? — Почти. Ты учти, платья для меня и для тебя будем выбирать вместе… Чтобы все было как в лучших домах Парижа. — Звучит как угроза. — Вот ты какая! Я звоню тебе, своей лучшей единственной подруге, делюсь счастьем, а ты… — Я очень за вас с Федькой рада. Правда, Аль. — Вот и замечательно. Приглашение завезу на днях, а то столько дел, столько дел… Все, Марусь, я побежала, у меня тут что-то подгорело немного. Все, целую! Альбина отключилась и только убрав трубку от уха Маша сообразила, что не узнала, кто будет свидетелем. На фоне скопившихся проблем этот вопрос казался ей наименее значимым, хотя ответ и так был понятен. И где-то в глубине души приятно грело осознание, что они встретятся. Маша, несмотря ни на что, очень скучала по Винокурову. Но почему-то ни разу не позвонила с момента его повышения и отъезда в Москву. Наверное, не хотела мешать. Мысли с приятных и романтических плавно перескочили на прозаичные бытовые, настроение мгновенно испортилось. Маша, сев на постели, вспомнила, как ее испугало молчание в трубке. И вкупе с предыдущими угрозами ситуация начинала пугать все больше и больше. Обхватив себя за плечи, Швецова мысленно приказала себе собраться в кучку, ни в коем случае не раскисать и обдумать план дальнейших действий. Она не одна, у нее есть коллеги, друзья, есть Дима. Они справятся и все обязательно будет хорошо. А если нет — то коллеги обязательно разберутся в этом деле и без нее. Маша усмехнулась, вспомнив, что скоро к ней должны заглянуть Кораблёв с Курочкиным и Иван, чтобы присмотреть за ней и поставить «прослушку». И если Федя с Иваном всегда благодарили за чай-кофе и вкусное угощение, то Лёне категорически всё было не так. И подача еды, и посуда, и качество уборки, и в целом убранство в доме. Окружающие, в отличие от неё реагировали на выпады Кораблёва с легким недоумением и растерянностью, а Маша лишь улыбалась в ответ и усмехалась. Когда-то и её выводила из себя его манера речи, вечные шуточки и желание поспорить. Но через некоторое время она поняла, что это всё лишь защитная маска — ворчал-то он совершенно не злобно, — и стало проще относиться к его нравоучениям. «Надо вставать. Нога болит, но не критично… Эластичный бинт затяну, таблетку выпью и все будет нормально. Как раз успею к их приезду что-нибудь приготовить и минимально навести порядок. Правда перед визитом Кораблёва следовало сделать не только генеральную уборку, но и легкий косметический ремонт, а так же закупиться продуктами в бутике и завести посуду не хуже Мейсеновского сервиза, иначе есть вероятность не пройти проверку», — улыбнувшись собственным мыслям, Маша накинула халат и направилась в душ. Спустя пятнадцать минут она хлопотала на кухне. Чай был выпит, есть не хотелось и она занялась завтраком для коллег. Когда горячие бутерброды уже стояли в духовке, а часы показывали начало девятого утра, позвонил Кораблёв. — Мария Сергеевна, ну разве это дело! Вы у нас как принцесса в заточении, нужно пройти полосу препятствий, прежде чем дойти до вашей квартиры. — Привет, Лёнь. Что случилось? — Охрана у вас под окнами. У парадной гуляет телохранитель, похоже, что и у квартиры есть парочка. Они нас не пускают, — голос Леонида прозвучал обиженно. — Я, конечно, не Добрыня Никитич, но отрубить кое-кому кое-что могу, чтобы руки не распускал. — Лёня! Что он сделал? — Да этот, кхм, человек, новую куртку мне помял. Удостоверения изучил, впускать отказался. Мол, приказа не было. — Стойте во дворе, никуда не уходите, я сейчас перезвоню. Кипя от злости Маша набрала Луганского. Тот ответил на звонок сразу же, как будто бы ждал. — Доброе утро, любимая. — Доброе! Дима, это что такое? Что за почетный караул, как у Мавзолея?! — А, так ты про охрану? Машенька, это ради твоей безопасности… — ласковым тоном начал Дмитрий, разозлив жену еще больше. — Дим, твои охранники не пустили моих коллег, куда это годится?! Или ты запретил им приближаться к нашему дому? — Нет-нет, Машуня, я ничего не запрещал, просто распорядился присматривать за тобой. Ты выйди пожалуйста к двери и дай трубку идиоту, который стоит под нашей дверью. — Убери, пожалуйста, этих… — Маша выразительно скривилась. — Нет, убирать охрану я не стану. Обещаю, они не доставят тебе неудобств и ты их даже не заметишь. Для моего же спокойствия, Маша. Пожалуйста. — Так мне трубку передавать? — Я совсем зарапортовался… Дел невпроворот. Машенька, я сам позвоню охранникам. Все, любимая, до связи. Будь умницей. Луганский отключился, не дав жене возможности ответить. Она перезвонила Курочкину, они быстро поднялись наверх и Кораблёв, нахально улыбаясь, заявил с порога: — Дела-а-а… МарьСергевна, чаем угостите? — Конечно, Лёня. Для тебя — все, что пожелаешь. И кофе, и какао с чаем. Фуагра и консоме приготовить не успела. Но будут горячие сэндвичи с сыром. — Да подождите вы с чаем. Сначала дело, потом все остальное, — осадив коллег, Иван наскоро вымыл руки и прошел в гостиную. Пока он колдовал над телефоном, Фёдор, то и дело таская из вазочки печенье, развлекал хозяйку дома последними новостями. Кораблёв же наблюдал за происходящим с видом оскорблённого аристократа. Спустя десять минут, когда с установкой необходимой аппаратуры было покончено, Маша провела гостей в кухню-столовую, чтобы накормить. Первая партия сэндвичей с сыром не сгорела, но подсохла, пришлось делать еще одну, с ветчиной и помидорами. А Кораблёву, в счет «моральной компенсации» налить варенья в розетку и третью кружку чая. После этого он счел, что все в порядке и можно дальше продолжать служить на благо отечества. — Знаете, МарьСергевна, про таких говорят: «ты шкаф большой, но антресоль пустая». Так и они — мышц много, а мозгов природой не предусмотрено. — Ага. В глаза посмотришь — свет горит, а дома никого, — поддакнул Феде Кораблёв с самым серьёзным видом. Иван, только отпивший чаю, поперхнулся и рассмеялся — сравнение было очень точным, — но моментально стал серьёзным. — Маш, ты бы и правда, уехала бы куда-нибудь дней на десять, а? Ситуация так себе, ты у нас девушка приметная, тебя каждая собака знает… — Предлагаете сидеть дома, а еще лучше сбежать, спрятаться и сидеть как мышка? Вань, если на нас началась охота, то убийца не остановится. Пострадает еще кто-нибудь… — А может ну его, грудью на амбразуры? — Никаких амбразур, — Маша решительно мотнула головой. — У меня двое детей и пожить еще очень хочется. Я не хочу прятаться и идти на поводу у Луганского. Убийцу нужно остановить. Или скажете я не права? Никто из собравшихся даже не успел раскрыть рот, как зазвонил телефон. Маша вздрогнула и протянула руку к трубке, лежавшей на кухонном столе. — Бери-бери, разговор-то запишется, — Иван одобрительно кивнул. — Да. В ответ раздалось то же пугающее молчание. Неизвестный дышал в трубку и молчал. — Я вас слушаю. Говорите. Секунды тянулись как резиновые, пока испуганная Маша переводила взгляд с Кораблёва на Федьку, а с него на Ивана. Он показал жестом, чтобы она побыла на линии еще какое-то время, вышел из-за стола и стал кому-то звонить из коридора. — Не знаю, кто вы, и что вам нужно. Но так вы ничего не добьетесь. Я вас не понимаю. Фёдор, увидел знаки эксперта и махнул рукой, мол, разговор можно сворачивать. Маша нажала кнопку «отбой». Конечно, в присутствии коллег ей было не так страшно, но внутри все равно поселился липкий противный страх. Интуиция подсказывала, что она станет если не следующей жертвой, то точно одной из них. — Марья, ты чего так побледнела? Водички налить? — Иван, вернувшийся на кухню, озадаченно глянул на Швецову. — Все нормально, — Маша мотнула головой. — Вань, а ты можешь и замки проверить? — Могу, конечно. А что, есть подозрения? — Несколько дней назад у меня было сильное ощущение, что дома кто-то есть кроме меня. Не знаю, можете посчитать это истерикой или паранойей, но по-моему сюда кто-то приходил. — Вещи все на своих местах? — Да, кажется… — Маша кивнула. — Ничего такого не было, но… У меня было четкое ощущение, что за мной следят. И даже дома. — Как знал — чемоданчик захватил. Вы пока тут чаи гоняйте, а я пойду поработаю немного, — Иван ушел в переднюю, включил свет и принялся колдовать над замком. — А может Але сюда переехать? На время, пока все это не уляжется? Я готов уступить любимую женщину… — предложил Фёдор. — Нет, спасибо, Федь. Так еще и за нее бояться придется. Я как-нибудь сама. — МарьСергевна, кстати, как нога? — Нормально, — Маша отмахнулась. — Как видишь, ходить могу. Забинтовала и вроде бы легче. Дальнейший разговор прервал зазвонивший мобильник. Маша, поняв, что звонит шеф, немного напряглась, подозревая, что у них в районе очередной труп, на который нужно срочно ехать. — Мария Сергеевна, в нашем районе новый труп. Слышали уже? — Нет. А кто?.. — Подозреваю, что кто-то из коллег, но могу ошибаться. Нашли женщину возле помойки, горло перерезано, раздетая… Вы готовы поработать? Как себя чувствуете? — Все в порядке, я готова. — Тогда я сейчас за вами заеду. Курочкин с Кораблёвым у вас? — И Иван тоже, — Маша кивнула шефу, словно он мог ее видеть. — Собирайтесь пока. И поосторожнее там. — Ага. Маша растерянно глянула на мужчин, сидевших за столом. Плохие новости сыпались как из рога изобилия, эта мрачная закономерность пугала. — У нас новый труп. Пока непонятно, может и коллега. Горло перерезали, тело нашли возле помойки. Ковин сейчас за нами заедет. — О-о-о… Однако. МарьСергевна, вам бы для надежности еще броник облегченный, а еще лучше… — Оставаться дома и трястись от каждого шороха, я помню. Так, я пойду собираться. — Не торопитесь, успеем, — посоветовал Лёня и едва хозяйка квартиры скрылась в коридоре, начал травить Курочкину анекдоты разной степени похабности.***
Убитая женщина лежала возле мусорных контейнеров, посреди раскиданного воронами мусора, каких-то картонок, пластиковых бутылок и пакетов. Светлые волосы скрывали лицо и ужасную рану на шее, но крови при этом было совсем немного. В отличие от первой жертвы она была одета только в простую черную юбку и белую рубашку, ни обуви, ни верхней одежды на ней не было, так же как и личных вещей — сумки или телефона. — Начнем благословясь, — произнесла Швецова как и всегда перед началом работы, поудобнее перехватила папку, готовая записывать данные в протокол. Панов склонился над телом убитой, чтобы начать необходимые манипуляции. И в ходе осмотра выяснилось, что удостоверение при погибшей было. То ли она сама, то ли убийца, оставил красную книжечку под ажурной резинкой чулок на правой ноге. Женщина была Машиной коллегой — зампрокурора по Красногвардейскому району — Виктория Викторовна Меллеус. — Ну что, Манюнь, дамочка наша тут часов шесть пролежала, не меньше… Точнее скажу после вскрытия. Других травм у нее нет, сексуального насилия тоже не было. Охо-хо, грехи наши тяжкие… И ходят же эти нелюди по земле. За что убивать-то было? — Если это маньяк, которому мешают заместители прокуроров, то его извращенную логику еще надо умудриться понять, — Маша невесело вздохнула. — А если личные мотивы? Или служебное? Могла она кому-то перейти дорогу? Могла, — рядом с телом оказался подъехавший Филонов. — Или отморозки напали, показали нож, заставили раздеться. Сняли все ценное, сумку с деньгами и телефоном забрали. А тело оставили тут. — Николай Петрович, у нее по предварительной информации здесь никого нет — ни друзей, ни родственников или коллег. Что бы она тут делала, на окраине нашего района? Среди заброшенных котельных и флигелей? — Маша, вот ты — следователь, ты и думай. Главное, чтоб не серия, тьфу-тьфу. Кстати, ты же у нас тоже, это самое. Тебе бы дома посидеть, а? — И вы туда же. С чего бы такая забота, Николай Петрович? — Да нам только твоего трупа не хватало для полного счастья. Ладно, дело это на особом контроле, объединят его с делом Федосцевой в твоем производстве. Если что — обращайся. — Ага, — Маша кивнула ушедшему Филонову вслед. Он, с кем-то разговаривая по телефону, быстро сел в машину и отбыл. — Мда. Красивая была и молодая… Как думаете, её здесь убили и откуда-то привезли? И ведь нашли случайно, соседние дома расселены, пустуют, так бы и пролежала тут… — Кораблёв, закончив во своей частью работы, остановился возле УАЗика, в котором Мария Сергеевна дописывала протокол. — Скорее всего тело привезли, не пришла же она сюда сама. Чулки целые, ссадин на ногах нет… — сверившись с протоколом осмотра трупа, Маша глянула в сторону машины, грязной «газели», рядом с которой Фёдор допрашивал выходца с ближнего востока, нашедшего тело. — Либо у нее здесь неподалеку кто-то жил знакомый. Приехала в гости, ну и нарвалась на этого урода. Либо! Он за ней следил и это — не просто совпадение. А самая натуральная серия и все оставшиеся замы прокуроров города в опасности. — Прописка у нее областная, а проживала, говорят, как раз у самой прокуратуры Красногвардейского района. Не замужем, детей нет. На работе — тишь да гладь, да Божья благодать, — подошедший Курочкин изрядно замерз, и старался плотнее закутаться в зеленый полосатый шарф. — Эх, надо было куртку с капюшоном надевать… Замерз, как собака, с этим Солимжоном. — Что говорит свидетель? — поинтересовалась Маша, выбираясь с заднего сиденья главковского УАЗика. Ушибленная нога, не напоминавшее о себе с самого утра, снова предательски разнылась, то ли реагируя на мелкий снег с дождем, то ли на холодную температуру. — Мамой клянется, что не трогал убитую. Подошел к пухто, увидел ее, пакетик с мусором уронил и рванул обратно в машину. Остановились они вон там, номерочки я записал, документы, естественно, проверил. Прокатимся сейчас в отдел, отпечатки возьмем. Показания красиво в протокол запишем. — А что если её раздели? — подал идею Кораблёв, околачивающийся поблизости. Часть начальства уже успела разъехаться по рабочим местам, остались только те, кто занимался этим делом непосредственно. Ковин общался с прокурором Красногвардейского района, грузным, с мрачным выражением лица и тяжелым взглядом. Маша несколько раз сталкивалась с Яншиным и знала, что работать с ним тяжело. Существовало только два мнения, его и неправильное. Усилием воли она отвлеклась от мыслей от прокуроре и вернулась в разговор. — Угрожали ножом или еще каким-то оружием, забрали обувь, верхнюю одежду и сумку? Возможно. Очередному наркоману не хватило на дозу, вот и… Но для наркомана действия нетипичные, — сама себе возразила Мария Сергеевна. — Если в ломке, так он бы просто изрезал ее всю. А не аккуратно перерезал горло. Если под кайфом — то эффект был бы примерно такой же. У меня возникает чувство, что убийство было запланированным. — Все-таки маньяк? А вы пробили бы по таблицей по вашей, а? — Идея хорошая, спасибо, Лёнь. Обязательно прикину, - от дальнейших размышлений Машу отвлек подошедший шеф. — Ну что, Мария Сергеевна, поехали в прокуратуру. Сергей Сергеич по поводу убитой коллеги с нами переговорит, все оформим… — Да, конечно. — А вы не рассматривали вариант, что Вику убил тот, кто нашел тело? — Исключать такой вариант нельзя. Только зачем ему сообщать в полицию? — Мария Сергевна, вот вы же следователь — вы и думайте, о вас очень хорошо отзываются, — неприятно заулыбался Яншин. У Маши сложилось неприятное впечатление, как будто она прикоснулась к чему-то грязному, отвратительному. Они с Ковиным обменялись многозначительными взглядами и стали садиться в машину.***
Владимир, ночевавший сегодня на работе, в собственном кабинете, заснул за недописанными отчетами. Настольная лампа противно слепила глаза, голова раскалывалась — пару часов назад градусник показал противные тридцать семь с половиной. А Женя попросила не приезжать домой, чтобы не заразить ребенка, с утра, по ее словам, отвезет мальчика к своей подруге и они поживут там. Что это за подруга Винокуров уточняет не стал, и без этого было все понятно. Противный рингтон мобильника его разбудил, однако послать старого друга далеко и надолго не смог. Вдруг какие-то новости насчет Маши? — Винокуров, слушаю. — Ты там пьешь, что ли? — поинтересовался Фёдор со свойственной ему прямотой, услышав хриплый, то ли от алкоголя, то ли ото сна голос. — Если бы. На работе я, завал бумажный разгребаю. Че ты хотел? Что-то с Машей? — Короче, мы с Альбиной подали заявление, ты — почетный свидетель со стороны жениха. Учти это, и не забудь в нужный момент приехать в ЗАГС. — Договорились… А когда свадьба-то? Голова соображала с трудом, Винокуров решил, что как только пообщается с Федькой поищет в столе какие-нибудь таблетки и заварит крепкий чай. — Двадцать пятого. Приглашение при случае передам. — Договорились. — И ты даже не спросишь, кто будет свидетельницей? — Маша, — в этом Винокуров был уверен на двести процентов. Других подруг что у Альбины, что у Маши не наблюдалось, да и по голосу Курочкина было понятно — он рад, что свидетелями будут именно они. — Ну так неинтересно. Да, Аля пригласила именно ее. А где радость в голосе? — Я рад, но пока как-то не до веселья… Я, похоже, развожусь. Винокуров не хотел с кем-то делиться подробностями своей личной жизни, с новыми коллегами отношения складывались не настолько доверительные, а Федьке, в его романтическом угаре, было не до его семейных проблем. Пару месяцев назад конечно упомянул, что Евгения стала чаще ездить по делам и с кем-то встречаться, но на этом откровения иссякли. Ему было до тошноты противно осознавать, что их отношения закончатся вот так, некрасиво и пошло. — Офигеть. А как же ребенок? — Вот этого я и боюсь… Если же Женькой все давно ясно, то без сына я просто не смогу. А она может все вывернуть так, что я вообще никогда его не увижу. — Ну слушай, ты о плохом-то не думай… Может разойдетесь полюбовно? Ты вроде отец хороший, семью обеспечиваешь. — Посмотрим, Федь. Спасибо, что пригласил на свадьбу. — Да, давай, пока. А то я пельмени никак доесть не могу, Аля их сама лепила. — Иди уже, — усмехнувшись, Винокуров убрал мобильник в карман. Если бы не страх остаться в стороне от воспитания сына, он бы давно перестал мучить и себя, и ее. Но произнести сакраментальное «мы разводимся» никак не получалось, горло словно перехватывало в болезненном спазме. И он трусливо откладывал разговор на потом. «Главное, чтобы не стало окончательно поздно…», — Владимир полез в ящик стола за таблетками, надеясь, что организм до завтра более-менее оклемается, уходить на больничный не хотелось. В смятых упаковках нашелся аспирин и анальгин, парацетамола не обнаружилось. Он проглотил таблетки, заварил крепкий чай и медленно его пил, глядя перед собой. Тяжелые и болезненные мысли текли вяло, хотелось лечь на продавленный диван, накрыться курткой и заснуть. Или напиться до невменяемого состояния, чтобы ничего не чувствовать и не помнить. Из двух вариантов Винокуров выбрал первое. Допил чай, сполоснул кружку, выключил верхний свет и устроился на диване, неудобно согнув ноги. То ли под действием таблеток, то ли просто от накопившейся усталости, уснул неожиданно быстро. А через некоторое время телефон оповестил о том, что пришло сообщение, но он этого уже не слышал.***
Женя покрутилась у зеркала, поправляя волосы. С минуты на минуту должен был приехать Алекс и ей хотелось выглядеть максимально хорошо. Симпатичное темно-зеленое трикотажное платье выгодно подчеркивало плавные женственные изгибы ее фигуры, открывало стройные колени и оттеняло темно-каштановые волосы. Мурашки пробежались по спине, стоило ей вспомнить интимный шепот и комплименты от Алекса, который никогда на них не скупился. Он, казалось, замечал все. Каждую мелочь, перемены настроения, баловал и заботился о ней, как о маленькой девочке. Это оказалось очень приятно — не выпрашивать любовь самой, а позволять себя любить, заботиться о себе и радовать приятными мелочами. Освободить квартиру на вечер удалось неожиданно легко. Они созвонились в районе семи часов вечера, Женя попросила мужа переночевать на работе — он умудрился простудиться и жаловался на температуру и прочие неприятные симптомы. Посоветовав выпить парацетамол, а еще лучше растворимый порошок, Евгения попрощалась с мужем до завтра, уже прекрасно зная, что из их с Винокуровым квартиры ее вместе с вещами заберет Алекс. Винокуров слишком часто и долго отсутствовал рядом, поглощенный службой теперь уже в Москве. Евгения поначалу злилась, ревновала, ругалась, потом, наоборот, старалась быть ласковой и милой, надеялась, что вдали от города на Неве, а главное, Швецовой, Володя изменится. Но ничего в лучшую сторону не изменилось, стало только хуже. По крайней мере между ними двоими. Радовало только трепетное отношение к сыну, Винокуров оказался хорошим отцом, и все свободное время старался уделять ребенку. Решение, что подаст на развод буквально на днях пришло в одно мгновение. И если раньше Евгения сомневалась, то сейчас, ожидая в гости мужчину, поняла, что дальше так продолжаться не может. Вопреки желанию наказать Винокурова за все его прегрешения она, так и быть, позволит ему общаться с ребенком. Два раза в месяц в удобные для них дни, на день рождения и новый год. Но это конечно же при условии того, что Владимир поведет себя адекватно. Женя в тысячный раз представила их разговор и ее слова о разводе, на мгновение стало нестерпимо скучно. Она не понимала, о чем еще они могут разговаривать, он не замечал, что происходит вокруг и ненавидел разговоры в стиле «у нас проблемы». Но и на экране телефона текст выглядел как-то странно. «С меня хватит! Я подаю на развод.» «Завтра я съезжаю с нашей квартиры, подаю на алименты. Будь счастлив с кем угодно, я так больше не могу.» «Мы больше не муж и жена, я ухожу.» Все было не то и казалось, не передавало ее чувств к происходящему. Спустя несколько секунд смс-сообщение было отправлено. Коротко, жестко и предельно откровенно: «Мы разводимся. Я тебя не люблю.» «Я просто устала делить Винокурова с кем-то. Я так больше не могу. Он прикрывается работой, постоянно занят… А я хочу, чтобы меня просто любили и были со мной рядом постоянно. Чтобы романтические ужины не срывались… Хватит. Винокуров совсем помешался на своей Швецовой. Маша то, Маша се… Я — в сто тысяч раз лучше нее, а если он до сих пор этого не понял — то проблемы только его. Уйду — поймет, что я была лучшей женщиной в его жизни. Швецова замужем, Луганского своего не бросит… А я, вообще-то, родила ему сына и столько лет терпела его выходки. Так. Сейчас приедет Алекс и мы хорошо проведем вечер. Сегодня — никаких плохих мыслей, я заслужила отдых и приятный вечер с замечательным мужчиной», — Женя улыбнулась своему отражению, поправила помаду и улыбнулась, услышав звонок в дверь. За те полгода, что она встречалась с Алексом Виртаненом, он ни разу не опаздывал и не отменял встречи. Такая пунктуальность подкупала и приятно радовала.