Компьютерный вирус

Пальцы в последний раз коснутся струн, а те продолжат почти незаметно вибрировать до тех пор, пока выпущенный на свободу последний аккорд не растворится в воздухе, создавая абсолютную тишину. Губы смыкаются, и Чуя вдруг ощущает, как у него пересохло в горле. Да, давненько он не пел под гитару… Совсем уже отвык. А ведь, кажется, совсем недавно, когда еще жил с родителями, играл на своей малышке каждый день, не желая расставаться с ней ни на секунду. Родители порой шутили, что в их семье растет самый настоящий гитарист, которому однажды суждено стать великим музыкантом, и которого ждет большая сцена и полный зал восторженных зрителей, желающих подарить шикарные букеты различных цветов своему кумиру. Но в то же время все, даже сам Накахара, прекрасно понимали, что это лишь шутки, а впереди парня ждут только одиннадцатый класс и экзамены. Немного наклонившись вперед, Чуя складывает обе руки на боковую часть корпуса инструмента, перекрестив их, и прикрывает глаза, желая хотя бы на миг погрузиться в приятные воспоминания. Стоит только ему представить тихий шелест пышной листвы и прохладный ветерок, от которого по нежной коже бегут приятные мурашки, как губы тут же сами расползаются в улыбке, а плотно прилегающие друг к другу пушистые ресницы начинают едва заметно подрагивать. Словами невозможно передать те чувства, которые он испытывал, теплым летним вечером сидя на балконе и играя недавно сочиненную песню, при этом глядя, как на небе появляются первые почти незаметные звезды. Все так красиво и, в какой-то степени, романтично, что аж сама душа петь начинает, но все также продолжает прятаться глубоко внутри хрупкого тела. — Должен признать, играешь ты просто великолепно, — Осаму, сидящий на краю желтой папки, которая содержит в себе несколько песен из недавно составленного Чуей плейлиста, забавно болтает ножками, словно ребенок, еще не достающий ими до пола, и склонив голову к плечу, дружелюбно улыбается, что ему, кстати, совсем не свойственно. Обычно на его симпатичном и весьма милом личике красуется самодовольная усмешка, в то время как в карих очах танцует свой медленный танец пламя хитрости, не угасая ни на секунду. Многим, кому однажды довелось встретиться с Дазаем хотя бы раз, очень хотелось стереть ее, хорошенько заехав кулаком шатену между глаз, но, к их великому разочарованию, никому так и не удалось это сделать по одной простой причине — Осаму Дазай не живой человек, а всего лишь компьютерная программа, состоящая не из плоти и крови, а из цифр, которые складываются в двоичные коды. Его не то, что ударить нельзя, до него даже пальцем дотронуться физически невозможно. Что сказать, повезло гаду. Чуя сейчас настолько погружен в свои юношеские воспоминания, что даже сперва совершенно не слышит того, что ему говорит неожиданно появившийся словно бы из ниоткуда Осаму. Он лишь сидит, уставившись рассеянным взглядом куда-то вдаль, и никак не реагирует на адресованный ему комплимент, будто бы совсем оглох. Шатен же, тихо хмыкнув, хмурится и ловко спрыгивает с иконки, после чего сразу же недовольно упирает руки в боки, одной лишь позой выражая все свое недовольство. Его явно не устраивает то, что его вот так нагло проигнорировали, а потому он, подождав еще немного, громко хлопает в ладоши, желая вывести рыжего из некоего транса и привлечь к себе хоть какое-то внимание парня. И это действительно работает. Накахара все же приходит в себя, но, к сожалению, до него не сразу доходит, что только что произошло. Он первые несколько секунд забавно хлопает ресницами, как будто девушка, только что накрасившая их тушью, а после принимается осматриваться по сторонам, пытаясь понять, откуда до него донесся этот странный звук. Дазай же, прикрыв рот сначала только одной рукой, а затем еще и второй, старательно пытается сдержать рвущийся наружу смех, дабы не спалиться раньше времени. Он хочет еще немного поглазеть на этот комедийный спектакль, разыгрывающийся прямо у него на глазах. Чуя уже около минуты бегает глазами по всему, что его окружает, желая поскорее узнать, что так нагло вернуло его в жестокую реальность, как вдруг до него все же доходит. Нет, он вовсе не дурачок, просто был сбит с толку, вот и все. Такое с каждым может случиться, что уж тут поделаешь. Не убивать же его за это теперь. Осаму все-таки не выдерживает и начинает звонко смеяться, согнувшись пополам от легкой щекотки в животе и схватившись за него обеими руками, стоит только Чуе резко немного повернуться в его сторону и бросить на него злобный, даже скорее убийственный взгляд. Ох, как же его все-таки забавляет эта слегка покрасневшая от злости мордашка с практически незаметной парой веснушек на щеках, на фоне которой ледяные глаза кажутся еще более холодными и опасными. — Чего ты ржешь, пидрила? — Чуя недовольно хмурится и все-таки убирает свою излюбленную гитару в сторону, бережно укладывая ее на так удобно брошенный оставленный здесь ранее плед. Ему ни капельки не нравится, что кто-то посторонний все же смог стать свидетелем его маленького личного выступления, непредназначенного для чужих ушей или глаз. Желание накричать на Осаму возникает сразу же, однако уже через секунду оно неожиданно пропадает, словно бы никогда и не появлялось. Чуя всего на миг прикрывает глаза и бесшумно вздыхает, окончательно прогоняя прочь свое раздражение, до этого еще не успевшее уйти до конца. Слов нет, чтобы передать, как сильно он заебался. Эта прицепившаяся к нему, как пиявка, зараза уже почти весь мозг ему выела своим поганым ртом, тем самым регулярно доводя бедного парня до приступов истерии. Это ведь из-за него у рыжего вся жизнь, до этого и так еле как державшаяся на, так скажем, плаву, совсем пошла по пизде. Теперь же все настолько стало плохо, что желание поскорее избавиться от этого паразита растет с каждой секундой, вот только сделать это, к великому сожалению, все никак не получается. Уж слишком умным хитрожопым оказался он со своими компьютерными мозгами. Все эти его тупые шуточки, издевки и манипуляции вконец надоели, от них уже просто тошнит. Так и хочется поблевать где-нибудь в сторонке, как это обычно делают набухавшиеся в хлам алкаши, забив на мнение окружающих. — Прости, просто твое лицо, — до сих пор хохочущий Осаму пытается перестать смеяться, но получается у него, мягко говоря, плохо. — Господи, ты бы его видел, — он все так же стоит, обхватив руками живот и согнувшись пополам, лишь только голову чуть приподнял, чтобы взглянуть на собеседника. — Оно такое красное, и ты…ты… Ну, прямо вылитая помидорка, честное слово! Ну, да, конечно. Этот петушара всегда найдет над чем посмеяться. А как же, блять, без этого. — Что ж, я рад, что смог хоть как-то тебя развеселить, — закатив глаза, саркастично отвечает Чуя и вновь усаживается в свое любимое кресло, от чего то тихо скрипит и совсем немного прокручивается из стороны в сторону. — Чего приперся? — для большего удобства он сразу же откидывается на спинку, тем самым заставляя кресло скрипнуть еще раз, только теперь противнее и громче. Тон его голоса вдруг меняется и становится теперь совсем другим. Он больше не грубый и громкий, как это обычно бывало раньше, а, наоборот, спокойный и тихий, скорее даже уставший, если и вовсе не заебавшийся. Да и сам парень ни с того ни с сего начинает вести себя более сдержанно и не так эмоционально. Вся его агрессия и злоба наичудеснейшим образом куда-то испаряются, словно бы их и не было вовсе. Лицо постепенно бледнеет, а щеки больше не горят так, будто он несколько часов провел на лютом холоде и только теперь смог зайти в теплое помещение. Вы наверняка сейчас у себя в голове задаетесь вопросом: «Какая муха его укусила, что он, в кои-то веки, не хочет сломать Осаму нос?». Все на самом деле очень просто. Ему всего лишь навсего надоело постоянно кричать, напрягая свои и так уже начинающие иногда побаливать голосовые связки, надоело ругаться и материться, покрывать своего оппонента оскорблениями, пусть тот их и заслужил. Спокойная и мирная жизнь — вот о чем грезит Накахара с самого начала старшей школы. Ему так хочется просто пожить, ни с кем не ругаясь и не пытаясь каждый день решить ту или иную проблему. Он, честно признаться, даже понятия не имеет, откуда берется половина из них, но факт остается фактом, они действительно есть. Дазая такие перемены в поведении парня не то, что очень удивляют, а скорее вводят в легкий шок. Он даже смеяться резко перестает, пытаясь сообразить, что же такого с Чуей случилось, что он вот так просто сменил гнев на милость. Но как бы усердно вирус не старался, причину понять ему все равно не удается. Видимо, он на самом деле не такой уж и умный, каким кажется. — Пришел послушать, как ты играешь, — Осаму чуть склоняет голову на бок и пожимает плечами. — Кстати, а чего это ты на меня больше не кричишь? — недоверчиво прищурив глаза, он говорит неторопливо и растягивает каждое слово, будто бы в чем-то подозревает рыжеволосого. Однако, его реакция сейчас вполне ясна и уместна, ведь Чуя действительно ведет себя сейчас очень странно и непривычно для него, а это неплохой повод для подозрений. — Я просто больше не хочу попусту тратить свои нервы, — тихо вздохнув, совершенно честно отвечает Чуя и убирает в сторону лезущую в глаза отросшую челку, чтобы не мешалась. — Их и так у меня мало осталось. — Понятно, — немного неуверенно растягивая слово, вирус едва заметно кивает головой и, засунув руки в карманы своего бежевого плаща, отводит взгляд в сторону. Стоит ему только перестать смотреть на Чую, как в тот же миг он принимается активно шевелить мозгами, пытаясь как можно скорее придумать, чтобы еще такого сказать. Нужно ведь как-то диалог поддержать. — Я хочу есть, — вдруг говорит Чуя и, прикрыв глаза, кладет руку себе на живот. Он буквально чувствует пустоту в своем желудке, который уже давно отчаянно просит подать ему хотя бы маленькую крошку чего-нибудь съедобного. Урчание в нем, к слову, прекратилось еще час назад, а это означает лишь то, что все киты уже умерли, так и не дождавшись, когда их накормят. — Не составишь мне компанию? Глаза Осаму в тот же миг загораются ярче бенгальских огней, а его тонкие немного бледноватые губы трогает легкая самодовольная ухмылка. — Устроим романтический ужин при свечах? — И не мечтай, — фыркнув, Чуя снова закатывает глаза и в защитном жесте скрещивает руки на груди. На самом деле такая шутка со стороны Дазая его немного позабавила, но он уж очень не хочет, чтобы сам Осаму это заметил, а потому старательно пытается подавить улыбку, которая так и пытается появиться на его лице. Криво, косо, но у него все же получается сдержать ее, однако губы все равно немного дрожат, хоть это почти и незаметно. — Эх, а я так надеялся, — состроив обиженную моську, которая часто появляется на лицах детей, которым родители так и не купили желанную игрушку, которую они долгое время слезно и очень старательно выпрашивали, Дазай разочарованно вздыхает и склоняет голову к плечу. Однако уже спустя секунду его губы расплываются в широкой улыбке, обнажающей белоснежные ровные зубы. — Но я все равно согласен. — Что ж, вот и отлично, — резко приободрившись, Чуя садится прямо и негромко хлопает в ладоши, а затем, чуть их потерев, и вовсе вскакивает на ноги, пока в это время довольная улыбка украшает его лицо. Кстати, об этом. По одним лишь искрящимся глазам уже легко понять, что настроение у него неожиданно улучшилось и теперь находится выше отметки «ноль». Стоит только ему немного придвинуть ноутбук ближе и взяться за крышку, чтобы его закрыть, тем самым отправив в спящий режим, не выключая при этом, как Дазая тут же, кажется, впервые в жизни настигает растерянность. Обычно все ситуации у него под контролем, за исключением, видимо, этой. — Эй, что ты делаешь? — выпучив глаза, чуть ли не визжит он, пытаясь хоть как-нибудь остановить Накахару и, желательно, привлечь к себе его внимание. Ему очень везет, потому что Чуя все-таки не пропускает мимо ушей его эдакий «вопль» и на какое-то время прекращает свои действия. Бледная рука, расположившаяся на самом верху монитора компьютера, уже готовая вот-вот опуститься вниз, чтобы его закрыть, чуть дергается и вдруг замирает. Немного опустив голову, Чуя бросает на Осаму удивленный взгляд и выгибает бровь, как бы молча спрашивая: «Чего это ты тут так разорался?». — Что ты собрался сейчас сделать? И вот тут то до Чуи наконец доходит суть всего происходящего. Цокнув языком, он лишь в очередной раз закатывает глаза и, тихо выдохнув, говорит: — Успокойся, дылда, я просто перенесу тебя на кухню. Оу, и все? Надо же, как просто. Осаму вдруг смешно и, в какой-то степени, стыдно становится за то, какую сцену он только что устроил. Повел себя, ну, прямо как девчонка, до смерти чем-то напуганная или же просто решившая на ночь глядя посмотреть какой-нибудь ужастик. Хорошо, что хоть действительно не визжал, а то было бы гораздо хуже. Вот тогда бы Чуя точно поржал с него, смахивая появившиеся от смеха слезы, пока сам шатен в это время отчаянно желал бы провалиться сквозь землю, неподвижно стоя на месте. Хотя и сейчас ситуация тоже не лучше. Вон, как Чуя на него смотрит: нахмурившись и с неким упреком. Аж по глазам видно, что так и хочет покрутить пальцем у виска, но не делает этого из чистой вежливости. Но ведь Дазаю правда даже в голову не пришло просто пораскинуть мозгами и понять, что еда то находится на кухне, значит Чуе по-любому за ней придется туда идти. А ведь все действительно логично. «Вот же идиот, — мысленно обзывает себя вирус и, высунув руку из кармана, в реальности хорошенько ударяет рукой по своему же лбу. — Позор, Осаму, позор». То, как Дазай ударил самого себя, со стороны выглядит весьма смешно. Чуя даже чуть не засмеялся, но поджав губы и прикрыв рот кулаком, все-таки сумел себя сдержать. Ну, почти… Он просто вдоволь посмеялся у себя в голове, где его никто, кроме него самого, не услышит, а значит и не упрекнет. Разве не идеально придумано? — Увидимся на кухне, — немного писклявым голосом говорит он и все-таки издает тихий смешок, но сразу же быстро закрывает крышку ноутбука, чтобы не видеть, как теперь уже вирус хмурится и вопросительно выгибает бровь, при этом упирая руки в боки.

***

Старые, уже слегка выцветшие обои с изображенным на них множеством мелких розовых бутонов делают кухню визуально больше. Это, несомненно, не может не радовать, ведь здесь слишком мало места для двоих людей, а если оно все же найдется, то обоим будет весьма тесно и неудобно. Чуе очень повезло, что живет он в гордом одиночестве, так как ему не нужно ни с кем ютиться, и места ему вполне хватает. Под невысоким белым потолком, в одном из углов которого маленький паучок все же сплел свою драгоценную паутину, надеясь на то, что в нее обязательно попадется какая-нибудь букашка, висит простенькая, ничем не примечательная люстра, светло-желтый абажур которой покрыт толстым слоем накопившейся там со времени пыли. Одного брошенного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, что тряпки она не видала уже очень давно. На полу уложен светлый паркет, который почти всегда бывает холодным, несмотря на плюсовую температуру во всей квартире. Чуе уже в край осточертело, каждый раз приходя на кухню, чувствовать мурашки на своих руках или поджимать пальцы на ногах, поэтому он давненько подумывает накопить денег и купить на барахолке какой-нибудь дешевенький старенький ковер, пусть и не очень красивый. Зато больше в носках ходить не придется, пытаясь себя хоть как-то согреть. На небольшом окне, покрытом разводами после недавно прошедшего дождя, висит чуть пожелтевший от старости короткий кружевной тюль, оставшийся еще от прошлых жильцов. Если внимательно приглядеться, то запросто можно заметить на нём несколько маленьких дырочек, опаленных по самым краям. Они тут уже тоже довольно давно. Чуя совершенно случайно прожег их сигаретами, когда в очередной раз курил, сидя на подоконнике и задумчиво глядя в окно. Ему нравится иногда вот так спокойно сидеть, вдыхать никотин и просто смотреть в окно, наблюдая за бурлящей по ту сторону стекла жизнью. На этом самом подоконнике, кстати, до сих пор стоит еще не увядший цветок. Правда, он все же немного поник, а его лепестки слегка позасыхали, потому что Чуя частенько забывает его поливать, но цветочку хоть бы что. Он держится из последних сил, отчаянно пытаясь выжить. Накахара даже порой удивляется, насколько живучим оказалось его комнатное растение, которое ему подарила мама в тот самый момент, когда отец только загружал различные чемоданы и коробки своего уже выросшего и самостоятельного сына в багажник ярко-желтого такси. Кухонный гарнитур цвета кофе с молоком, состоящий всего из нескольких шкафчиков, в том числе и навесных, очень хорошо сюда вписался, потому что сочетание цветов обоев и кухонной мебели придает маленькой комнатке эдакий стиль. Также здесь есть небольшой круглый обеденный стол из светлого дерева, стоящий чуть правее окна. Его ножки в некоторых местах слегка покарябаны чьими-то острыми когтями. Это можно понять по оставленным едва видным светлым полоскам. Видимо, раньше в этом доме жил представитель рода кошачьих, который явно не был приучен к тому, что нельзя точить свои коготочки где попало. Хотя так же возможен тот факт, что этот наверняка очаровательный комочек шерсти делал это в тайне от своих хозяев, не желая получить тапком по мягкому месту. Так же царапины можно заметить и на ножках двух стареньких стульев, только там их уже немного меньше. Сами стулья оказались не очень-таки удобными, поэтому Чуя иногда любит подкладывать маленькую подушку, чтобы сидеть было мягче. Стоящий в углу, прямо возле дверного проема, беленький холодильник на вид был совершенно обычным, только немного ниже, чем другие его собратья. Морозильная камера от этого была очень маленькой, поэтому в нее почти ничего не помещалось. Однако, Чуе это не столь важно, потому что ей он почти не пользуется. Все, что ему нужно храниться в самом холодильнике, либо же у него в желудке. На дверце, кстати, прикрепленные разноцветными магнитиками, висит несколько записок-напоминалок, которые Чуя повесил довольно давно, а вот убрать все ленится. Да и зачем? Пусть висят себе спокойно, никому ведь не мешает. К тому же смотрится это довольно мило, хоть и немного по-детски. Где-то в стороне тихо гремит посуда, но Осаму совершенно не замечает ее отдаленно похожего на музыку звона, поскольку все его внимание сейчас обращено на небольшую черно-белую, уже слегка пожелтевшую от старости фотографию, висящую на боковой стороне холодильника. На снимке, который держится благодаря лишь маленькому магнитику в виде кораблика, запечатлена молодая пара, умело позирующая на камеру. Девушка с очаровательной белоснежной улыбкой на губах и ямочками на щеках вальяжно устроилась в небольшом, но шикарном на вид кресле из темно-красного бархата, а за спиной у нее стоит высокий мужчина с добрыми глазами и весьма забавными густыми усами, которые, кстати, ему очень к лицу. Глядя на них, можно с легкостью подумать, что они по-настоящему счастливы и любят друг друга, что, скорее всего, так и есть. Шатен, уже на протяжении нескольких минут внимательно разглядывающий их радостные и весьма красивые лица, наверное, так бы и не смог отвести взгляд куда-нибудь в сторону, если бы не неожиданно появившиеся прямо перед ним пока еще пустой бокал и полная бутылка дорогого, судя по этикетке, красного полусладкого вина. — Вау! — легкий, но довольно звонкий смешок сам слетает с губ. — Так ты у нас не только куришь и материшься, ты еще и пьешь! — Не твоего ума дело, Осаму, — глаза у Чуи уже закатываются на автомате. Он, впопыхах перерывая все имеющиеся на его кухне ящики, надеясь отыскать в одном из них столь необходимый сейчас штопор, даже не удосуживается обернуться, чтобы хотя бы мельком взглянуть на устраивающий людям разнообразные (пусть и мелкие) пакости вирус, а точнее — бросить злобный, полный укоров взгляд в его сторону. — Мой дом — мои правила. Взгляд ледяных очей, больше напоминающий собой два кристально чистых, но давно застывших моря, оказывается настолько сердитым, что Чуя определенно точно прожег бы им дыру в грудной клетке Осаму, если бы это было действительно возможно. А вот шатену хоть бы хны. Он лишь улыбается от уха до уха, тем самым обнажая свои белоснежные ровные зубы, и, разведя руки в стороны, своим жестом как бы говоря: «Не бейте, я не виноват», тихо выдыхает, но так, чтобы Накахара его услышал: — Как скажешь. На самом деле, ему еле как удается подавить в себе рвущиеся наружу смех и ответную издевку, потому что вся эта сложившаяся ситуация кажется ему до ужаса смешной и не менее глупой. Особенно если взглянуть на немного покрасневшие то ли от злости, то ли от вредности щеки Чуи, который, нахмурившись, до сих пор продолжает свои поиски. Парень роется во всех имеющихся на его маленькой кухне ящиках уже около трех минут, но никакого результата пока так и не достиг. Это потихоньку (с каждой секундой все больше и больше) начинает его сводить с ума злить, и он уже вот-вот готов сдаться и все бросить, ибо уже, если честно, как-то наплевать. Можно ведь открыть эту злосчастную бутылку невероятно вкусного напитка самих богов в другой раз, ну, или же просто попытаться сделать это как-то по другому, то есть используя все, что только под руку попадется. В эту секунду находящийся неподалеку Дазай прекрасно видит состояние Чуи, так как у того все в буквальном смысле на лице можно прочесть, поэтому, сам до конца не понимая, зачем, решает помочь бедному парню. Засунув руки в карманы и слегка поджав и без того тонкие губы, он в очередной раз обводит небольшую кухоньку своим внимательным взглядом, который в скором времени очень удачно зацепляется за дверцу навесного шкафчика, сделанную из темного, почти не позволяющего увидеть через себя стекла. Осаму хмурится, а после и вовсе прищуривается, старательно пытаясь разглядеть то, что лежит в самом шкафчике, однако из-за непрозрачности стекла это почти не удается сделать, а значит, придется все же рассчитывать на свою интуицию и, в большей степени, на удачу. Идея заменить то, чем обычно открывают бутылки, на что-нибудь из подручных средств, в принципе, не такая уж и плохая, но все равно немного непродуманная. Однако Чуе так совершенно не кажется. Глазами случайно наткнувшись на недавно вымытый нож, который был благополучно оставлен у самой раковины, он сразу же подумывает использовать его, вместо штопора и уже даже почти тянется к нему, как вдруг неожиданно раздавшийся позади голос заставляет его резко остановиться и даже обернуться. — Верхний шкафчик со стеклянной дверцей. Не благодари. Довольно громко задвинув очередной ящик, тем самым выражая всю свою накопившуюся в данный момент раздражительность, Накахара выпрямляется, расправляя сутулые плечи, и хмурится. А стоит ли ему все-таки проверить правдивость сказанных шатеном слов, или все же нет, так как это может оказаться всего лишь навсего очередной издевкой от вредного вируса, обожающего стебаться над «жалкими людьми»? Внутренне чутье парня уже не просто подсказывает, а буквально кричит ему, чтобы он не велся на эту дурацкую провокацию, а просто продолжил поиски, но Дазай уже больше минуты продолжает молчать, чем очень удивляет рыжего. У него даже просыпается дикое желание заглянуть в этот самый шкафчик, поэтому ему так легко удается отбросить все свои мысли и сомнения куда подальше. В этот момент Осаму стоит, засунув руки в карманы, и выжидающе наблюдает за тем, как тонкие пальцы рыжего обхватывают маленькую ручку и тянут за нее, совсем чуть-чуть приоткрывая хрупкую дверцу. Чуя буквально чувствует пристальный взгляд карих глаз на своей спине и не может удержаться от того, чтобы не обернуться. Он слегка оборачивается и бегло бросает на Дазая недоверчивый взгляд, после чего все же открывает заветную дверцу, уже готовый к тому, что ничего там не найдет. Тихо скрипят старые петли, которыми дверца прикреплена к самому шкафчику. Чуя устало вздыхает и, немного приподнявшись на носочках, заглядывает на полку, где, к его большому удивлению действительно лежит тот самый штопор, который он так долго искал. Проходит буквально пол секунды, но и этого Осаму достаточно для того, чтобы подумать о том, что он, возможно, все же ошибся, как вдруг Чуя рассеивает все его ложные догадки. — Надо же, от тебя и польза бывает, — фыркнув, рыжий вновь закрывает шкафчик, только на этот раз в его руках уже оказывается штопор. И в это же мгновение вирус наконец-то спокойно выдыхает, довольный тем, что в очередной раз оказался прав. Его губы складываются в легкую самодовольную усмешку, а веки совсем немного опускаются, прикрывая хитрые, но невероятно красивые карие очи, в которых едва можно уловить отблески янтаря. Едва слышно выдохнув и по-доброму ухмыльнувшись самым уголком губ, Чуя подходит ближе к столу и наконец-то открывает свою драгоценную бутылку, находящуюся в его скромной коллекции уже чуть больше года. Веки медленно опускаются, прикрывая карие глаза, внимательно наблюдающие за тем, как дурманящая своим ароматом алая жидкость плавно стекает по прозрачному стеклу хрупкого бокала. С дазаевских губ слетает тихий смешок, стоит ему заметить, как Чуя, слегка высунув язычок, проходится им по своим губам, облизывая их в нетерпении. Ох, как же ему хочется поскорее ощутить этот божественный кисловатый привкус у себя во рту, при этом смакуя его с превеликим наслаждением, блаженно прикрыв глаза. Наполнив бокал ровно на половину, Чуя садится за стол, тут же придвигаясь ближе к нему, и довольно улыбаясь, с полными восхищением глазами разглядывает вино в своем бокале, который так элегантно держит в руке, слегка оттопырив мизинец. — А я думал, что мы пришли сюда поесть, — слегка охрипшим голосом очень тихо говорит Осаму, с неприкрытым интересом разглядывая своего собеседника, сидящего прямо напротив. — Не порти момент, скумбрия, — расслабленно вздыхает Накахара, окончательно расслабляясь, после чего наконец-таки касается самого краешка бокала своими мягкими губами. Глоток получается небольшим, однако вино тут же разливается у него во рту, принося незабываемое удовольствие. Чуя невероятно мило жмурится и по нескольку раз облизывает собственные губы, желая собрать с них абсолютно все капли, до единой. — Так значит, теперь я скумбрия? — прыскает со смеху Дазай, забавно выгибая бровь. — Да, — ровным тоном отвечает Чуя, бросив на вирус быстрый и полностью равнодушный взгляд, а затем вновь возвращается к своему излюбленному занятию — дегустированию вина. — Тогда ты у нас будешь коротышкой! — немного подумав, выдает шатен, после чего еще громче смеется, чуть ли не хватаясь руками за живот. А ведь ему сейчас так хочется сложиться пополам и хохотать во всю. Вот только Чуе это ой, как не понравится. Почти опустошив свой первый бокал, Накахара отставляет его в сторону, подальше от края, чтобы тот, не дай Бог, не упал и не разбился. Немного помедлив, он опускает плечи и прикрывает глаза, при этом носом втягивая новую порцию свежего, пусть и не уличного воздуха. Три тонких пальца левой руки не сильно обхватывают туго завязанную резинку и быстрым рывком тянут ее вверх, помогая волосам освободиться от ее крепкой хватки. Собранные до этого вместе кудрявые рыжие пряди распадаются, но не до конца, поэтому Чуя, чуть улыбнувшись, несколько раз вертит головой из стороны в сторону, встряхивая волосами, тем самым окончательно распутывая их. Огненный водопад, слегка отливая золотым в некоторых местах, плавно спадает на узкие плечи, красиво ложась на них. Накахара настолько сексуально и, черт возьми, соблазнительно распускает свой конский хвост, который впопыхах заплел еще рано утром, суетливо собираясь в школу, что Дазай, словно зачарованный, все никак не может оторвать от него глаз. Он, на какой-то момент перестав дышать, даже чуть блядскую слюну не пустил, но, к счастью, вовремя себя подловил на этом и все же сумел предотвратить маленький, но весьма неловкий казус. Было бы не очень хорошо, если бы Чуя все-таки заметил, какую реакцию он своими действиями вызвал у ни в чем не повинного Осаму.