Понедельник. 14:45
Кипяток беспощадно обжигает самый кончик розового языка, нагло посмевшего вот так просто коснуться его. Так всегда бывает, когда с непривычки пьешь или ешь что-то очень горячее. Недовольно сморщившись, будто съел что-то на редкость противное, Чуя кривит сухие губы и весьма аккуратно отставляет полный почти до самого края бумажный стаканчик в сторону, подальше от хаотично разложенных на столе книг. Мало ли, а то вдруг еще тот разольется. Купленный чуть меньше десяти минут назад кофе из автомата, установленного на первом этаже, оказался чересчур горячим. От него, как и положено, тонким столбом исходил почти прозрачный пар, быстро растворяющийся в воздухе, а стаканчик, в который напиток был налит, не хило так обжигал мягкие подушечки пальцев даже при малейшем контакте с ними. Вот только Чуя, даже на ходу внимательно читающий написанный аккуратным почерком конспект, который ему так любезно одолжил Рюноскэ, не обратил на это особого внимания. Собственно, за что и поплатился. Сделав первый неосторожный глоток, он умудрился-таки обжечь язык, на кончике которого теперь ощущалась неприятная и в какой-то степени раздражающая шероховатость. Однако, если хорошенько подумать, все не так уж и плохо, как могло бы быть. В самый последний момент госпожа Удача вдруг решила улыбнуться ему уголком губ, а потому полученный из-за невнимательности ожог оказался несильным. Настолько, что пройдет меньше, чем за час или два.
— Так, ладно. Главное — сосредоточиться. Чем быстрее закончу — тем быстрее уйду отсюда, — пробормотав себе под нос что-то невнятное, слышное только ему одному, Чуя встряхивает головой и прогоняет из нее все лишнее. Все то, что могло бы помешать ему сосредоточиться на предстоящей работе.
Объемные огненные кудри, встрепенувшись на узких плечах, совсем безболезненно бьют по бледным щекам и почти тут же возвращаются на свое место, красиво обрамляя худое, немного тусклое лицо. Рваный выдох, в оглушающей тишине кажущийся невероятно громким, тяжёлым грузом слетает с приоткрытых губ. Еле как пересилив себя, а точнее — не без усилий уняв свое внезапно возникшее раздражение, Чуя все же берётся за дело. Отодвинутый в сторону раскрытый учебник буквально через секунду оказывается притянут ближе. Голубые глаза зацепляются за первое попавшееся слово и дальше плавно скользят по ровной напечатанной строчке. Сложное предложение вдруг обрывается почти на середине, но рыжему даже этого достаточно, чтобы понять, что он уже читал его. Тихое хмыканье растворяется в воздухе почти мгновенно. Мозолистая подушечка пальца ловко подцепляет бумажный уголок и ненавязчиво тянет его влево. Тонкая страница из дешёвой бумаги медленно переворачивается с тихим шуршанием и весьма плавно ложится на стопку других. Грубо оборванное предложение наконец становится целым. За ним следует еще одно. Его даже не дочитывают до конца, ибо внимательный взгляд почти сразу останавливается на первом в нем слове. Ага, а вот это он еще не читал. Значит, продолжать стоит именно отсюда.
Мысленно перечитывая одну и ту же строчку, Чуя не глядя шарит правой рукой по столу и очень удивляется, когда ранее отложенная за ненадобностью ручка не находится на предполагаемом месте. Странно. Куда же она подевалась? Слегка растерянный взгляд мечется по столу, выискивая среди разложенных книг и раскрытой тетради отложенную ранее синюю шариковую ручку, но та как будто чудным образом испарилась. Переложив несколько книг, Чуя приподнимает раскрытую тетрадь, что все это время покорно лежала перед ним, и проверяет под ней, но все в пустую. Ручки там тоже нет. «Неужто и правда исчезла?» — в голове проносится мимолётная мысль.
— Бред какой-то, — прогоняя эту самую мысль, юноша шумно выдыхает и без особого интереса оглядывает находящуюся слева от него стопку из трех книг.
Как оказалось чуть позже, злосчастная ручка успела укатиться на самый край письменного стола и теперь одним концом свисала с него, так и норовя упасть на пол. Чуя замечает ее совершенно случайно, краем глаза, когда вновь пробегается беглым взглядом по всем предметам на столе. Чтобы достать ее, ему приходится оторвать свой драгоценный зад от стула и, перегнувшись через стол, не без усилий вытянуть руку вперёд. Тихое пыхтение, не специально высунутый кончик острого языка и — вуаля! — письменная принадлежность вновь зажата между большим и указательным пальцем правой руки. Победная улыбка озаряет молодое лицо, а довольные глаза горят. Возглавлявшая небольшую стопку книга свалилась на раскрытую тетрадь именно в тот момент, когда уже готовый писать Накахара уселся обратно на стул и вместе с ним придвинулся ближе к столу. Взяв увесистый том в свободную руку, он откладывает его в сторону и снова принимается торопливо выводить не очень аккуратные иероглифы на белом листе бумаги, заполняя ими уже наполовину исписанную страницу школьной тетради.
Следующие полчаса тянутся невероятно медленно, как жвачка. В библиотеке, как обычно, довольно тихо. Так тихо, что можно даже услышать тиканье старых настенных часов, которые, к слову, с давних пор опаздывают на два часа. Эта оглушающая тишина неприятно давит на уши и в какой-то мере пугает, из-за чего различные нехорошие мысли невольно закрадываются в голову одна за другой. Кажется, что здесь нет ни единой души, хотя это совсем так. Люди здесь есть, пусть их и не так уж и много. Человек тридцать, навскидку, может, чуть больше. Тем не менее, абсолютно каждый из них охотно (или не совсем) занят своим делом. Пожилая библиотекарша, к примеру, сейчас увлеченно расставляет принесенные должниками книги по нужным полкам, при этом едва слышно напевая себе под нос незамысловатую мелодию. Густые волосы, годами окрашенные в переливающееся на свету серебро, умело собраны в аккуратный пучок на самой макушке. Огромные очки на цепочке, обмотанной вокруг толстой шеи, покоятся на носу с горбинкой. Застиранный желтый свитер, застегивающийся спереди на три большие пуговицы, весь покрыт катышками и давно потерял яркость своего цвета. Длинная прямая юбка светло-коричневого цвета едва доходит до выпирающих косточек на щиколотках. Небольшая брошь в виде цветка, украшенная различными драгоценными камнями, в сочетании с данным нарядом выглядит немного нелепо. Без нее было бы лучше.
Помещение не маленькое, поэтому тут довольно прохладно, несмотря на то, что за окном сейчас светит яркое солнце, а на дворе уже как пару недель март месяц. Сдерживая пробирающую чуть ли не до самых костей дрожь во всем теле, Чуя кутается в свой любимый вязаный темно-бордовый кардиган и, на миг оторвавшись от написания очередного конспекта, украдкой бросает быстрый взгляд в сторону стоящего рядом работающего ноутбука. Да, в городской библиотеке есть несколько своих стационарных компьютеров, расставленных в один ряд, но интернет на них вообще никуда не годится. Именно поэтому Накахара больше предпочитает приходить сюда со своим личным компьютером, принося его в специальной сумке и заранее полностью заряженным, потому что розетку в этом месте хуй найдешь. В данный момент на индикаторе батареи числится восемьдесят девять процентов из ста. Это очень хорошо, особенно, если учитывать то, что сидеть Чуе здесь придется еще долго. Он ведь даже и половины всей своей работы еще не сделал.
«Да я помру или состарюсь быстрее, чем закончу, — мысленно простонав, парень безвольно съезжает по стулу ниже и упирается лбом в широкий край столешницы. — Как же меня все это бесит! Лучше б уж действительно умер».
Лишние мысли заполняют рыжую голову одна за другой на удивление быстро. Их так много, что запутаться в них не составит и труда. К счастью, Чуе все же удается выстроить логическую цепочку из них, правда из-за этого он сразу замечает, что к нему, вообще-то, только что кто-то обратился. После повторного обращения рассеянный взгляд более или менее проясняется. Торопливо и весьма неуклюже Чуя принимает положение сидя и немедля принимается вертеть головой по сторонам, глазами выискивая источник звука. Благо, тот находится быстро. Пожилая дама, к слову являющаяся местным библиотекарем, стоит чуть позади, где-то в шагах двух-трех, и прижимает к плоской груди небольшую стопку новеньких книг. Её морщинистые от старости руки с едва заметными веснушками на тыльной стороне левой ладони чуть дрожат. Узкие темно-зеленые глаза, чем-то напоминающие собой два небольших, но очень глубоких болота, заросших тиной, полузакрыты, а на сухих губах красуется добрая, приветливая улыбка.
— Молодой человек, — голос мягкий, приятный на слух и немного тише, чем у других, — возможно, Вам нужны еще какие-нибудь книги?
Каждая морщинка на узком лбу, даже самая незначительная и незаметная складочка на юношеском лице, где бы она не была расположена: в уголках миндалевидных глаз, возле губ или на том же самом лбу — разглаживается в тот же миг, стоило только вопросу зависнуть в воздухе. Не тратя ни малейшей секунды на бессмысленный сейчас раздумья, Чуя весьма охотно улыбается женщине в ответ. Только вот сама по себе улыбка получается немного не такой, какой он ее себе представлял. Точнее сказать, она выходит менее правдоподобной, чем хотелось бы, но зато, к большому сожалению, более ломаной, натянутой и в какой-то степени даже вымученной. Прекрасно, только этого ему еще не хватало. Все попытки исправить столь глупую оплошность выходят через одно не очень приличное место, что
бесит расстраивает голубоглазого юношу еще больше. А ведь у него и так настроение не на высоте. Даже на «троечку» совсем не тянет. Мда. «Хотел, как лучше, а получилось, как всегда», — Чуя ни капельки не удивляется, когда слышит у себя в голове разочарованный вздох, а затем и тихие слова, полушепотом произнесенные собственным голосом.
— Нет, спасибо, — он правда старается говорить дружелюбно, но голос, тем не менее, все равно предательски дрожит. — Я уже нашел все, что мне нужно.
Напряженное молчание, что тяжким грузом легло на хрупкие плечи молодого человека, затягивается слишком долго и… О, слава всем известным рыжему Богам! Кажется, эта милая и весьма замечательная старушка все же поверила его лишь отчасти правдивым словам, а в улыбке, что до сих пор о озаряла его лицо, не заметила столь явной фальши. Хотя, скорее всего, она ее просто не сумела разглядеть. Это понятно по тому, как легко и плавно приподнялись уголки ее темно-розовых губ, умело обведенных по самому контуру косметическим карандашом. Сама же она, чуть прищурившись, но толком не меняясь в лице, лишь едва заметно кивнула головой. Для Чуи этот хороший жест значит многое. Например, то, что можно наконец выдохнуть со спокойной душой и не терзать себя напрасными сомнениями до тех самых пор, пока пожелавшая удачи склонившемуся над толстенными книгами ученику библиотекарь вскоре не скроется за стеллажами.
Равномерно удаляющиеся шаги постепенно становятся тише, пока вдруг совсем не затихают. Терпеливо дождавшись, когда низкорослая фигура наконец пропадет из поля зрения, Чуя с облегчением выдохнул, позволяя мышцам на лице наконец расслабиться и принять обычный вид. Это не так уж и легко — наигранно улыбаться и притворяться, что все хорошо, хотя на деле все совсем не так. А ведь в начале казалось совсем иначе… Несомненно, в этом мире есть много людей, привыкших не просто носить свои «маски» чуть ли не каждый день, но и весьма умело менять их одну за другой. Накахару же к этой категории людей отнести было нельзя, ведь он привык еще с самого детства показывать все свои настоящие эмоции, какими бы они не были. Однако, иногда все же бывали исключения. К ним как раз относились такие ситуации, как эта.
Бегло окинув презрительным взглядом образовавшийся на столе бардак, состоящий толком из пары тетрадей, работающего ноутбука, огромной стопки толстенных книг и хаотично разбросанных письменных принадлежностей, рыжий юноша с шумным вздохом откинулся на жесткую спинку противно скрипучего старого стула.
— Мне бы еще это выучить…
Весь следующий час, тянущийся ну просто невыносимо медленно и скучно, кажется одним из девяти кругов Ада. Серьезно. Он, словно кипящий котёл, до самых краев полон мучений, раздраженных вздохов и боли, в частности головной. Терпеть эту неимоверно жестокую пытку нет ни желания, ни сил, но тут уж ничего не поделаешь. Обреченно склонившись над одной из множества предоставленных ему городской библиотекой книг, Чуя массирующими движениями потирает неприятно гудящие виски и обессиленно прикрывает уже порядком уставшие от долгого, непрерывного чтения глаза. Если честно, он уже давно готов на себе волосы рвать от злости и негодования. Фразы, предложения, слова — все это перепуталось, перемешалось и превратилось в одну непонятную кашицу с противными комочками в его голове, из-за чего та в последствии и разболелась. От этого хотелось только неистово биться ей об стол и громко материться. С чувством и от всей души, лишь бы это все поскорее закончилось.
— Агх, я так больше не могу! — от всей души хлопнув тяжелой ладонью по твердой столешнице, Чуя с несдержанным скулежом побитой собаки лицом утыкается в раскрытую перед собой книгу. — Бесит! Ненавижу!
Воздух вокруг юноши заметно накаляется за считанные секунды и едва ли не искрится от переизбытка выплескиваемых чувств, от чего в казалось бы проветриваемом помещении резко становится душно. Уже где-то через минуту появляется желание бросить все, выйти на улицу и вдохнуть полной грудью свежего воздуха, но времени на это совсем нет. Нужно еще столько всего прочесть, столько выучить… Словом, умереть было бы гораздо проще и быстрее. Накахаре крупно повезёт, если он успеет справиться со всей этой рутиной до заката и при этом еще останется в живых. Это было бы просто великолепно.
А еще, если вы не знали, наблюдать за сложившейся картиной со стороны оказывается довольно весело. По крайней мере об этом говорит наличие довольной ухмылки на бескровных губах. Только игривого огонька в полузакрытых глазах не хватает. Осаму, вот уже как полчаса мирно восседающему в позе лотоса прямо посередине компьютерного экрана, кажется, что его еще ничего и никогда так не забавляло, как созерцание в данный момент страдальческого состояния бедного, ни в чем неповинного Чуи-куна. Вы только взгляните на этого замученного мальчишку с раскрасневшимся лицом из-за нахлынувших эмоций! Разве он не милашка? У-тю-тю. Его ведь так и хочется пожалеть, но перед этим обязательно хорошенечко потискать за румяные щечки. Ну, что за прелесть!
— Что, неужели наш отважный и дерзкий Чиби-кун не может справиться с такой огромной и страшной проблемой, как подготовка к контрольной работе? — несмотря на сквозящую в голосе усмешку, Осаму не то, что не пошевелился, а даже и глазом не моргнул. — Эй, Чу-у-у-у-уя! Помощь не нужна?
Сказать, что Накахара раздражается в тот же момент — ничего не сказать. От режущего слух скрипа зубов, трущихся друг о друга, аж мурашки по коже бегут.
Неприятно.
— Еще тебя тут, блять, не хватало, — весьма неохотно приподняв голову, голубоглазый юноша как-то слишком громко цокает своим острым язычком.
— Чу-чу, ты что-то сказал? — продолжая глупо улыбаться, Дазай лениво поднимается на ноги и притворяется, что не расслышал ранее сказанных рыжим слов.
— Я говорю, — непроизвольно стиснув зубы, Чуя специально говорит громче, хотя на самом деле прекрасно знает, что его и в первый раз услышали, — что обойдусь без твоей ебучей помощи. А теперь съеби в закат!
Обиженное выражение лица выходит у вируса на удивление правдоподобным, но Чуя, все же сумевший разглядеть в нем наигранность, лишь громко фыркает.
— Окей, мистер Я-тут-самый-умный, — почти моментально сдавшись без боя, юноша пафосно откидывается на спинку стула и не забывает скрестить руки на груди, — у Вас есть какие-нибудь идеи?
Слетевший с чужих губ вопрос эхом отдаётся в ушах и заставляет шестерёнки в голове начать работать. Приложив согнутый костлявый палец к подбородку, шатен с тихим «хм» задумчиво опускает голову. В какой-то момент его взгляд становится по-настоящему серьезным, а цвет радужки темнеет. У Накахары аж дух перехватывает от такого вида шатена, а вся злость разом куда-то улетучивается.
— Вообще-то, да…
Происходящее дальше кажется чем-то ненормальным. Сам Осаму также остается неподвижным, в отличие от своего изображения. Фигура вируса резко увеличивается в размере, словно кто-то невидимый и непонятный увеличил его масштаб. Сутулые плечи и самая макушка оказываются обрезаны рамками монитора. Выглядит весьма забавно и пугающе одновременно. Сидящий на стуле Чуя вдруг вскрикивает от неожиданности и интуитивно дергается назад, спиной вжимаясь в деревянную спинку.
— Твою мать, Дазай! Это что еще за фокусы?!
Чертов Осаму! Таким темпом он точно когда-нибудь бедного Чую в гроб загонит своими тупыми шуточками или различного рода выкидонами. Идиот забинтованный. Ему что, действительно так нравится пугать людей до усрачки? Если да, то теперь ни капельки не удивительно то, что его никто из живых (да и мёртвых, в принципе, тоже) на дух не переносит. Рыжему даже страшно представить, на что еще способен этот «клоун». А вдруг он прямо сейчас превратиться во что-то непонятное
пугающее или того хуже — появится у него прямо за спиной и начнет доставать еще и в реальной жизни. Нет, ну это будет вообще полный пиздец. Чуя его голыми руками придушит, не раздумывая.
А пока что…
— Хэй, крошка Чуя, ты чего так кричишь? Испугался, да? — о, вы только взгляните на эту самодовольную ухмылку на бледной роже. С первой секунды ее появления у Накахары кулаки чешутся, а желание стереть ее одним мощным ударом растёт в тригонометрической прогрессии.
— Либо ты сейчас же затыкаешься и помогаешь мне, либо пиздуй отсюда нахуй, — приглушённое рычание звучит устрашающе, но только не для Осаму. Наоборот, его это как раз забавляет.
— Окей, как скажешь, моя маленькая рыжая куколка, — начинает было шатен, но в конце концов весьма неохотно заставляет себя заткнуться, когда Чуя предупреждающе подносит указательный палец к кнопке выключения компьютера. — Ладно-ладно, я понял. Выслушаешь меня?
Продолжая сверлить вирус пристальным, хмурым взглядом, Накахара молча кивает головой в знак согласия, но палец с кнопки не убирает. Не доверяет.
— Кхм. Ну, так вот, — прочистив горло, Осаму непроизвольно дергает опущенными плечами и уже более спокойно продолжает свой монолог. — Если я правильно понял, ты сидишь здесь уже больше часа, пытаясь выучить весь нужный тебе к завтрашнему дню материал, но так до сих пор и не запомнил ни одной строчки. Верно?
Снова кивок.
— К чему ты клонишь? — тонкая рыжая бровь скептично взлетает вверх, а палец непроизвольно соскальзывает с кнопки.
— Я клоню к тому, что возможно все дело в том, что ты неправильно учишь, — у шатена едва хватает выдержки, чтобы не закатить глаза, когда на округлом лице отпечатывается тень непонимания. — Зубрежка… это так сложно и нудно. Почему бы тебе просто не прочесть, что написано, и не пересказать мне своими словами?
На дне завораживающей своим блеском синевы виднеется чёткий вопрос. Накахара открыл было рот, чтобы озвучить свои мысли по этому поводу, но тут же закрыл его, так ничего и не сказав. Все сомнения вдруг отошли на второй план, а секундой позже и вовсе исчезли. Назвать предложенную вирусом идею глупой у Чуи язык не поворачивается, да и к тому же аргументы, чтобы это доказать, у него просто напросто отсутствуют. Ну что ж, делать больше нечего.
Обречённо вздохнув, рыжеволосый нехотя кивает и на мгновение устало прикрывает глаза:
— Окей. Давай попробуем.
Довольная улыбка вмиг озарила худое лицо, а наполовину прикрытые припущенными веками карие глаза опасно блеснули на свету. Неожиданно вернулось разбитое на крупицы сомнение. Оно прошлось по молочной коже крупной волной неприятных мурашек от головы до самых пят. Сильно вздрогнув будто от холода, Чуя встряхнул головой, тем самым прогоняя из нее все лишние мысли. Сейчас главное сосредоточиться.
— Итак, — радостный хлопок в ладоши эхом разнесся по немаленькому помещению, что вызвало недовольное шипение со стороны голубоглазого. — Выбери один абзац и внимательно прочти его несколько раз. А я пока засеку время, по истечению которого ты должен будешь пересказать мне своими словами то, что запомнил. Есть вопросы?
Отрицательное покачивание головой в ответ заставило уголки губ на вытянутом лице мужчины дернуться выше.
— Что ж, отлично, — заинтересованный взгляд карих очей метнулся к иконке электронных часов в углу экрана. — Тогда начинай. Время пошло.
Легким, немного детским движением руки исписанная тетрадь оказывается притянута ближе, а ручка за ненадобностью — отброшена куда-то в сторону. Тихо скрипит старый стул, когда его небрежно придвигают ближе к столу. Спадающие на лицо огненные пряди приятно щекочут румяные щеки и лоб. Глаза сосредоточенно бегут по выведенным на тонкой бумаге аккуратным, каллиграфическим почерком строчкам, ловко перепрыгивая с буквы на букву. В голове собственный голос повторяет одни и те же слова, словно волшебник свое заклинание. Время безудержно летит вперед, как комета по звёздному небу. Его нельзя остановить, как бы сильно не хотелось. Перед глазами мелькает последняя поставленная точка, когда где-то совсем рядом раздаётся громкое и до ужаса довольное «Время вышло!». Кто бы, собственно, сомневался.
Оторвать внимательный взгляд от собственноручно написанного конспекта удаётся с большим трудом. Глаза сами-таки судорожно цепляются почти за каждое слово в небольшом тексте, будто оно — спасательный круг. Пересилить себя также чертовски сложно, хорошо хоть, что вообще возможно. С ничерта не гордо поднятой головой Чуя очень нехотя закрывает тетрадь со всеми выписанными правилами и определениями и неуверенно закусывает краешек губы. Вот и все, его «звёздный» час настал.
— Колебания. Колебания — это процессы, — опущенные веки помогают немного успокоиться, сконцентрироваться, однако, пальцы все также нервно стискивают край столешницы, — которые точно или приблизительно повторяются через определённый… определённый и-интервал времени! Вот.
— Так держать, Чуя! Ты большой мо—
— Существует несколько условий возникновения свободных колебаний, — Накахара непроизвольно ерзает на стуле и кончиком языка увлажняет пересохшие губы. Он настолько сосредоточен, что даже не заметил, как вообще-то только что наглым образом кого-то перебил. — Колебательная система должна иметь положение устойчивого равновесия; должна возникать сила, возвращающая систему в исходное положение; наличие инертности системы, а также силы трения и сопротивления должны быть очень малы.
Произнесенные на выдохе последние слова бесследно растворились в пространстве, будто бы их и не было вовсе. В какой-то момент становится страшно. По-настоящему страшно. Хочется зарыться головой в песок, и больше никогда никому не показываться. Боясь как-либо пошевелиться, Чуя рвано дышит и то и дело жмурится до цветных кругов на фоне темноты. Он буквально чувствует чрезмерную нехватку кислорода в собственных лёгких. Острая, режущая боль пронзает плоскую грудь и малоприятным покалыванием расходится по всему телу. Страх быть опозоренным настолько охватил его, что осознание случившегося пришло не сразу. Оно долго и упорно билось об толстый слой защитной оболочки, пока наконец не влетело в рыжую голову, достигнув этим своей цели. Несуществующий на самом деле отчаянный крик, звенящий в ушах все это время, резко исчезает, а за ним — и весь испуг. Поразительно.
Кое-как пересилив себя, юноша делает глубокий вдох и все же открывает глаза. Пусть не так уж и смело, как хотелось бы, но главное что вообще делает это. Он также не шевелится, но это больше не связано со страхом, нет. Скорее, просто на подсознательном уровне. Должно сейчас пройти.
Прокручивая одну и ту же мысль у себя в голове несколько раз, он неуверенно сглатывает вдруг подкативший к горлу ком и тихо спрашивает:
— У меня… получилось? Правда получилось?
Видели бы Вы лицо Осаму в тот момент. Ох, Боже. Оно было настолько довольным и совсем немного ехидным, что, кажется, воздух вокруг него опасно искрился. Да, одни потемневшие от радости глаза чего стоили. А про растянутые в улыбке от уха до уха губы вообще даже говорить не стоит. Вот же зазнавшийся гад.
— Да, Чуя, у тебя получилось, — просто пожал он плечами, сохраняя непоколебимое спокойствие, хотя глубоко в душе гордился собой, как только мог. — Ты большой молодец.
— Ну, конечно же я молодец, — громко фыркает Накахара в ответ, пафосно откинувшись на спинку стула и точно также скрестив руки на груди. Его самодовольная ухмылка сияет так ярко, что можно запросто ослепнуть от одного только короткого взгляда на нее. — А ты во мне сомневался?
Лениво склонив голову к правому плечу, Осаму с тихим смешком закрывает глаза.
— Нет, конечно нет.
