И он знает, как.
Ранее убранный в сторону — чтобы не мешался — ноутбук в мгновение ока оказывается придвинут к самому краю письменного стола. Два быстрых нажатия на пробел выводят компьютер из спящего режима. Вслед за вспыхнувшим экраном начинает работать вентилятор. С шумным вздохом откинувшись на спинку кресла, рыжий парень подсознательно разминает кулаки, вновь щелкая костяшками пальцев, и принимается ждать. Благо, загрузка, как обычно, происходит достаточно быстро, так что уже через полминуты ярко-голубая заставка исчезает, а на ее месте начинают прогружаться установленный фон и остальные элементы рабочего стола. Ещё через несколько секунд все окончательно загружено. В правом нижнем углу беззвучно всплывает маленькое окошко, сообщающее о том, что новых уведомлений нет. Чуя молча кликает на крестик и размышляет, как бы ему призвать притаившийся где-то в операционной системе мерзопакостный вирус, как вдруг буквально из ниоткуда раздается сонный, но на удивление весьма радостный голос: — Чууууя! Ты вернулся! Как же я рад тебя видеть! Надо же, сам явился, даже призывать не пришлось. Значит, мел, свечи и кровь больше не понадобятся. Эх, жаль. Можно было бы такой крутой сатанинский обряд замутить: выключить свет, нарядиться во все черное, пустить кровь… Не свою, разумеется. Резать себе ладонь кухонным ножом или прокалывать палец булавкой как-то не очень хочется, если честно. А вот нос сломать одному блядски высокому кареглазому шатену было бы вполне неплохо. Хотя сейчас гораздо полезнее будет святая вода, соль и молитвы. О, может, экзорциста вызвать? Вдруг он поможет. Или священника. Вдруг действительно обряд изгнания демонов сработает, и тогда прощай, Осаму-заноза-в-заднице-Дазай. «От такого демона ни один Бог не убережет», — усмехнулся собственным мыслям Чуя.Ладно, шутки в сторону.
На самом деле очень странно, но почему-то этот низкий бархатный голос с легкими нотками сексуальной хрипотцы больше не вызывает такого дикого раздражения, как бывало раньше. Теперь он, наоборот, каким-то чудесным образом, о котором Чуя упорно старается не думать, вроде как успокаивает и даже вызывает невольную улыбку, сдерживать которую с каждым разом удаётся все труднее и труднее. Магические чары это или просто природное очарование шатена — Накахара не знает, но в одном он уверен точно. Желание набить наглую рожу как-то само собой отпало напрочь. Раздражение и злость, испытываемые ранее, тоже заметно поутихли, однако, теперь от этого всего напряжения начала болеть голова. Позволивший себе немного расслабиться Чуя громко цокает языком и трёт переносицу большим и указательным пальцами, будто бы до этого долгое время носил очки. «А они бы ему пошли», — неожиданно для себя подумал вирус, все это время пристально наблюдавший за каждым действием своего собеседника. — Не могу сказать того же, Дазай, — юноша не кричит, как ожидалось, а говорит вполне спокойно, на удивление даже тише обычного. Возможно, этому поспособствовала головная боль, а может — что-то другое. — Почему? Ты что, совсем не скучал по мне? — жалобно спрашивает Осаму и все-таки решает показаться. Немного помедлив, Чуя украдкой открывает один глаз, и решение оказывается весьма удачным. Ему как раз удаётся застать тот самый момент, когда расплывчатое сине-голубое пятно буквально выплывает из-за границы в правой части экрана. Оно забавно мечется из стороны в сторону, как пейнтбольный шарик, и постепенно обретает более чёткие очертания. Окончательно похожим на человека Дазай становится лишь тогда, когда наконец замирает на месте. Около трёх секунд у него уходит на то, чтобы поправить причёску (если так вообще можно назвать образовавшееся из растрепанных волос гнездо аиста на голове) и состроить скорее грустную, нежели обиженную моську. — Еще чего, — наблюдавший весь этот спектакль юноша громко фыркает и старой привычке закатывает глаза. Его губы слегка дрожат, когда он старательно пытается подавить усмешку, про себя называя шатена показушником. — Наоборот, молился Богу, чтобы больше не видеть твою тупую рожу. — И как успехи? — Осаму весьма небрежно расправляет складки на своей до ужаса нелепой синей пижаме с изображенным на ней множеством маленьких крабиков и строит невозмутимое выражение лица. Первоначально может показаться, что ему и дела нет до Накахары и его язвительно-саркастичных шуток, но это отнюдь не так. На самом деле его весьма забавляет сложившаяся ситуация. — Как видишь, Бога нет, — равнодушно пожимает плечами Чуя с таким видом, будто только что констатировал научно доказанный факт. Хотя в какой-то степени так и есть. — Или он просто тебя не слышит, потому что ты такой маленький, Чууууя, — открыто усмехается вирус, не в силах удержаться от очередного подкола. Он не был бы самим собой, если бы мог держать рот на замке.И Накахара не был бы Накахарой, если бы не повелся на явную провокацию.
— Завались! Я еще вырасту! — раздраженно прорычал юноша, игнорируя пульсирующую боль в висках. Его покрытые едва заметными веснушками щеки забавно покраснели от возмущения. Сам он надулся, как воздушный шарик, и непроизвольно сжал кулаки. Собственный рост с пятнадцати лет был для Чуи больной темой. Глубоко в душе юноша, естественно, понимал, что со временем выше он не станет, но признавать это до сих пор наотрез отказывался, говоря всем и каждому: «Я еще вырасту». Спасибо матери, чья упертость передалась ему по наследству. — Ага, а тогда я перестану портить людям жизнь, — показательно громко фыркнул Дазай, продолжая усмехаться. — Насмешил. — Кстати об этом, — Чуя вдруг придвинул компьютерное кресло ближе к столу и невольно выпрямил спину. — У меня к тебе есть серьёзный разговор, Дазай. Его слегка прокуренный голос звучал ровно и, может, немного хрипло. Аристократически бледное лицо выражало полнейшее спокойствие, а подтянутое регулярными тренировками тело было необычно расслабленным. В совокупности это выглядело так, будто бы он прямо сейчас занимался йогой, а не собирался сказать что-то по-видимому важное. Осаму это слегка удивило, но виду он не подал, лишь усмехнулся, рассеянно провел ладонью по волосам, делая их еще более растрепанными, и шумно вздохнул. Не нужно быть гением, чтобы понять, что напускное спокойствие — это лишь прикрытие для того, чтобы Чуя мог собраться с мыслями. Что ж, в таком случае, Дазай ему подыграет. — Я весь во внимании, — более спокойно, но с прежней веселостью сказал он. Напряжённое молчание повисло в воздухе. Оно ощущалось весьма остро, неприятно давило со всех сторон, заставляя съежиться, и не сходило до той самой поры, пока Чуя наконец не решил задать один давно интересующий его вопрос. — Где мое сочинение? Вот так — коротко и прямо, но зато ясно и по делу. А то, признаться честно, терпение у бедного юноши уже начало иссякать. С каждой секундой трещина на его маске полнейшего безразличия становилась больше, благодаря чему появилась возможность лицезреть, как под белоснежной кожей на скулах заходили желваки. Однако Дазай, чьи брови сейчас взлетели на самый лоб, только и смог открыть рот да спросить с плохо скрываемым удивлением: — Какое сочинение? По его изумленно вытянувшемуся лицу и блеску в глазах было видно, что он действительно не понимает, о каком сочинении идёт речь. К счастью, Накахару это не смутило и он, будучи весьма благородным молодым человеком, решил пояснить. — По литературе, Дазай, — противно скрипя зубами, напомнил ему Чуя. Появившиеся на его лице и шее красные пятна говорили о том, что ранее покинувшее юношу раздражение вернулось. Шатен широко распахнул миндалевидные глаза, едва слышно ахнул и звонко ударил себя ладонью по лбу, стоило только невидимой лампочке зажечься у него над головой. Дошло наконец. — А ты про то самое сочинение, да? — спросил он со смешком, а уже в следующее мгновение приложил согнутый указательный палец к подбородку и сделал задумчивое лицо. — Хм, кажется, я его где-то видел. Надо бы только вспомнить… — Осаму, блять! — резко ударив кулаками по столу, громко выругался покрасневший от злости Чуя. Его терпение лопнуло. — Мне осточертели твои тупые шутки. Спрашиваю один, сука, раз. Куда ты дел мое сочинение? — Почему ты думаешь, что я к этому как-то причастен? — по-детски надув губы, обиженно спросил Дазай. Мысленно он надеется, что для голубых глаз осталось незаметным то, как буквально секунду назад он позорно вздрогнул от неожиданности. — Это обвинение без доказательств, Чуя! — Я не думаю, я знаю! — все не унимался уверенный в своей правоте Накахара. Его обычно бледное лицо пылало, а из ушей, казалось, вот-вот повалит пар. — И какие еще нахер доказательства? Мы даже не в суде, идиот! — И что? Это не даёт тебе повод меня обвинять! — в свою защиту высказался Осаму, показательно скрещивая руки на груди и решительно хмурясь. Весь его вид ясно давал понять, что сдаваться без боя вирус не собирался. Тем временем голос разума в рыжей голове настойчиво пытался донести до своего хозяина тот факт, что одними криками он ничего не добьётся. В кои-то веки согласившись со своим внутренним «Я», вернее, с той половиной, которая неподвластна никаким эмоциям, Чуя решает действовать иначе. Он не без усилий засовывает свою гордость куда подальше и, все же подавив растекшееся по венам раздражение, спрашивает: — В таком случае, может ты напряжешь свои мозги и вспомнишь, где в последний раз видел его? Лицо Дазая, как по волшебству, мгновенно преображается. Тонкие губы растягиваются в самодовольной ухмылке, кончик носа забавно дергается, а в уголках глаз собираются морщинки. Сам шатен заметно веселеет и, вновь приложив палец к подбородку, задумчиво хмыкает. — Вспомнил! — радостно восклицает он спустя пару секунд, едва не подпрыгивая на месте. Как ребенок, ей-богу. — Кажется, я видел его вон в той папке! Слегка обернувшись, вирус указывает рукой на одинокую папку в правом верхнем углу экрана, которая, к слову, находится отдельно от остальных. Однако уже через мгновение он хватается за живот обеими руками и заходится диким хохотом, глядя на то, как Накахара скрипит зубами и все больше багровеет от злости. — Ты переименовал папку с моими детскими фотографиями на «Горячее порно для педофилов»?! — Чуя орёт так, что аж у самого уши закладывает. Костяшки белеют на обеих руках, когда он пальцами впивается в край столешницы и едва сдерживается, чтобы не начать рвать на себе волосы. И как он сам раньше этого не заметил?! — Совсем охренел?! В ответ на это Дазай начинает ещё громче смеяться. Он безудержно ржёт до боли в животе и иногда наигранно утирает несуществующие слезы, не обращая никакого внимания на то, как прямо за его спиной всплывает открывшееся в уменьшенном размере окошко этой самой папки. Полностью игнорируя ржущего от всей души (а она у него вообще есть?) шатена, Чуя зажимает левую кнопку мыши и молча тянет ползунок вниз. Десятки фотографий проносятся у него перед глазами. Каждое мгновение сливается с другим, из-за чего всего несколько прошедших секунд кажутся вечностью. Надежда на удачу практически растаяла, как вдруг, слава всем существующим и несуществующим богам, жизненно важный вордовский документ находится аккурат в самом конце списка всех файлов. Вздохнув с явным облегчением, Накахара победно вскинул руки вверх и уже радостно воскликнул: «Бинго!» Однако триумф его длился недолго. Буквально в следующее мгновение на всю квартиру дважды раздался оглушающий дверной звонок. Кажется, кто-то решил пожаловать к нему в гости. Кто бы это мог быть? До этого смеющийся без остановки Дазай резко замолкает. Он недовольно хмурится, глядя в сторону дверного проёма, и поджимает губы, однако уже в следующую секунду его лицо вновь выглядит невозмутимо. — Ты кого-то ждёшь? — как бы невзначай спрашивает вирус, умело пряча нахлынувшее раздражение в собственном голосе. — Нет, — аналогично хмурится Чуя, пытаясь со своего места разглядеть входную дверь. Мысленно он уже перебирает все возможные варианты, кто бы мог к нему пожаловать, как вдруг у него в голове что-то громко щёлкает. Осознание всего масштаба грядущего пиздеца приходит слишком быстро. Накахару будто ледяной водой из железного ведра окатило. — Блять! Это моя мама!