Поцелуй кулаком

      Когда Чонгук сказал, что ножевое ранение было незначительное, возможно, он слегка преуменьшил.       Тёплая кровь пропитала его комбинезон, и после препирательств с Намджуном и Юнги лучше не стало. Но ничего такого, с чем бы он не справился — просто царапина, вот и всё.       Ничего страшного.       По крайней мере, так он говорит себе, когда начинает потеть, внезапно чувствуя головокружение.       Намджун, в отличие от Юнги, что несётся на всех парах вперёд, замечает это.       — Чон, ты в порядке? — спрашивает он, и Чонгук улыбается, забывая ответить. Когда он спотыкается на ровном месте, Намджун хмурит брови и замечает, что Чонгук держится за свой бок, а сквозь его пальцы сочится кровь.       — Постой, Чонгук, это твоя кровь? — спрашивает Нам. И, конечно же, Чонгук помнит, что он всё ещё покрыт кровью Кана, что объясняет, как ни один из его людей не заметил, что он истекает своей же кровью.       — Да, но я в порядке, — отвечает он, потому что у них нет времени беспокоиться о таких мелочах, как это. Ему нужно многое сделать, чтобы потом появилась минутка для Тэхёна.       — Нет, всё совсем не в порядке, — говорит Намджун, и Юнги обернувшись, чтобы посмотреть, почему они медлят, тут же цепляется взглядом за рану Чонгука и сжимает губы в тонкую линию.       — Тебя что, пырнули? — недоверчиво спрашивает он, шагнув ближе, поднимая руку Чонгука, чтобы получше осмотреть рану.       — Чуточку.       Чонгук на самом деле не понимает, почему им нужно делать из этого такую большую проблему. У него бывали ранения и похуже этой. Несколько швов — и он будет как новенький.       — Чуточку? Тебе что, пять? — Мин ворчит вполголоса, выглядя крайне недовольным. — Возвращаемся, с этим нужно разобраться.       — Не стоит, — Чонгук пытается возразить, отталкивая руки Юнги, но старший и ухом не ведёт. — Мне нужно поболтать с нашим другом Доханом.       И под «поболтать» он подразумевает, скорее всего, «убить».       — Нет, — говорит Юнги тоном, значащим, что ему плевать, что Чонгук лидер, и лучше с ним не спорить. — Да я даже не уверен, сможешь ли ты дойти до него не свалившись замертво где-нибудь в углу. С Доханом мы разберёмся сами.       Чонгук хочет возразить, но один взгляд старшего — и он закрывает рот. Как бы сильно это не бесило, затрагивая его гордость, он молча соглашается. Это не значит, что он не доверял своим людям. Нет. Просто были некоторые вещи, с которыми он предпочел бы справляться лично. Предательство было одним из них.       — Нам надо спешить, — торопит Нам, обводя взглядом окрестности. — Мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь увидел тебя в таком виде.       Чонгук скрипит зубами, потому что знает, когда Намджун говорит «в таком виде», он имеет в виду «слабым», а Чонгук этого терпеть не может.       С помощью парней ему удается доковылять до своей камеры, оставляя за собой кровавый след. Когда они заходят внутрь, его уже ждёт Хосок. Видок у него не лучше, чем у остальных. Он не улыбается, и Чонгук возвращается мыслями к Тэхёну.       — Как он?       Хосок поджимает губы.       — Хён позаботится о нём, — говорит он, и Чонгук хочет закричать, что это не ответ, но Хосок уже выходит из камеры и, опустив голову, начинает вполголоса переговариваться с Юнги.       Чонгук падает обратно на кровать, не заботясь о том, как кровь запачкает его простыни, да и купленным охранникам будет всё равно тоже. Он вдруг чувствует себя очень усталым.       — Не переживай, с ним всё будет хорошо, — Намджун неуклюже хлопает Чонгука по плечу, вытирая руку от крови о собственный комбинезон. — Он боец.       — А если он меня возненавидит? — беззвучно спрашивает младший, не в силах заставить себя даже взглянуть на Намджуна.       Что это за чувства? Страх или неуверенность? Они чужды и Чонгук ненавидит их. Почему Тэхён продолжает заставлять его чувствовать то, чего он никогда не чувствовал раньше?       Впервые Чонгук позволил себе подумать о Тэхёне и как он смотрел на него. Он ни разу не видел его таким перепуганным. Ни когда они увиделись в первый раз и он сказал ему затолкать швабру себе в задницу, ни тогда, когда он ввязался в драку в тюремном дворе, даже когда они столкнулись с тремя головорезами, которые хотели разорвать их в клочья, Тэхён не терял самообладания. Чонгук был тем, что напугало его, и он даже не знал почему. Он ведь не сделал ничего плохого.       — Он тебя не ненавидит, — добродушно говорит Нам, но не похоже, что он сам полностью верит в это, и Чонгук почти хочет плакать. Почти. Но распускать сопли он не будет, потому что Чон Чонгук не проливает слёз ни из-за кого. Даже такие мальчики, как Ким Тэхён, не смогут разбить ему сердце.       — Привет, — они оба поднимают глаза, когда Чимин появляется в дверях, слегка запыхавшись.       — Привет, Чимин, — приветствует Намджун. Проходя мимо, он наклоняется и что-то шепчет рыжему, прежде чем в последний раз помахав рукой Чонгуку, выходит.       — Я слышал, что тебя зарезали как поросёнка, придурок, — говорит Чимин, закрывая за собой дверь, но Чонгук не утруждает себя ответом, заметив в руках друга маленький чёрный чемоданчик. Он хмурит брови.       — Я ждал Джина, — без особого интереса говорит младший. В оказании всей этой первой помощи лучше Сокджина никого не было. Не то, чтобы Чимин был плох (он определенно лучше Намджуна, что скорее тебя убьёт, чем поможет).       — Он глаз с Тэхёна не сводит, — отвечает рыжий, останавливаясь перед ним, — так что, похоже, ты застрял тут со мной.       — О, — выдыхает Чонгук, радуясь, что за Тэхёном есть кому присмотреть. — Как его рука?       — Из его костей хоть пазл собирай, — сухо говорит парень, и Чонгук вздрагивает. — Джин справится с этим, меня больше беспокоит его травма головы.       — Головная травма? — переспрашивает Чон, чувствуя, как его сердце колотится в груди.       — Только не говори, что не заметил, — Чимин жестом просит Чонгука расстегнуть комбинезон. Чон подчиняется, расстегивает молнию. — Его ударили трубой по голове.       Чонгук матерится, чувствуя, как его охватывает гнев при одной лишь мысли об этих уродах.       — Вот же ублюдки, да я их…       — Ты их — что? — Чимин срывается, дёргая пропитанную кровью футболку Чонгука вверх, младший тихо шипит. — Убьёшь? Конечно, ты ведь у нас самый крутой чувак на районе, да? Но ты поздновато спохватился, тебе не кажется?       — Ты как Юнги, — бурчит он, и Чимин хмурится. — К тому же, я уже убил одного.       — Смешно тебе? Думаешь, заваривать всю эту кашу с Тэяном забавно? Или ситуация с Тэхёном? Научись уже контролировать свой чёртов характер, Чонгук, — говорит Чимин, когда начинает обрабатывать рану Чонгука с гораздо большей силой, чем это было необходимо.       Чонгук кусает губы. Не то, чтобы он не слышал этого раньше. Да, он вспыльчив, но что он может с этим поделать? Иногда у него перед глазами всё окрашивается в красный.       — Я не хотел… Я бы никогда не причинил ему вреда, Чимин, — шепчет Чонгук, и он действительно так думает, как бы жалко это не звучало. Потому что, он никогда не сможет причинить боль Ким Тэхёну. Чимин лишь вздыхает, смотря младшему прямо в глаза.       — Знаю, — устало выдыхает он. — Но ты уже сделал.       Чонгук дёргается как от пощёчины. Слова Чимина выбивают воздух из лёгких.       — Но как? — сокрушённо спрашивает он. — Я ведь ничего не сделал, я…       — Ничего не сделал, да? — спрашивает рыжий, осматривая рану, прикидывая в уме, стоит ли накладывать швы или нет. Он смотрит вверх, не веря своим ушам. — Чонгук, когда мы пришли, ты душил его. А что бы случилось, если бы…       — Ничего, — сразу же отвечает Чонгук со всей уверенностью, на которую был способен. — Чимин, землю буду есть, ничего бы не произошло. Я просто… не думал.       — В этом-то твоя проблема, Чонгук, — говорит Чимин, доставая белоснежные бинты, к облегчению Чонгука, решив, что швы не обязательны. — Ты никогда не думаешь.       — Ты не понимаешь, — протягивает Чонгук, откидываясь назад, — то, как он смотрел на меня, я не знаю, было похоже, что он даже не видел меня. Словно он смотрел на монстра. Я убил ради него, а он после этого на меня так посмотрел? Я просто… Я просто не мог…       — Чонгук, я знаю, что ты сделал это, чтобы защитить его, — Чимин аккуратно проверяет наложенные бинты. — Но я видел, что ты сделал с тем человеком, и даже мне стало не хорошо. Так что его реакция очевидна.       — Но ты не понимаешь, Чимин. Он как будто боялся, что я сделаю ему больно. Он продолжал кричать, чтобы я даже не прикасался к нему, — Чонгук чувствовал, как потихоньку нарастало раздражение. Ничего из этого не имело хоть грамма смысла, а он, как ни пытается, понять ничего не может.       — Чонгук, — беззлобно начинает рыжий, дезинфицируя порез на щеке. — Тэхён — он не такой, как мы. По-крайней мере, не такой, как мы с тобой.       — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Чон. — Он в тюрьме, совесть у него нечиста.       — Может быть, а может быть и нет. Но — мы с тобой? Мы родились в этом мире и предназначены для него. Моя семья находится в служении твоей уже несколько лет. Душегубство и жестокость у нас в крови, но Тэхён? — Чимин замолкает, находясь лишь в дюйме от лица Чонгука. — Я думаю, что он больше похож на Юнги.       Чонгук хлопает глазами.       — Юнги? — он говорит медленно, не совсем уверенный, что правильно расслышал.       Тэхён с Юнги — как небо и земля, так что за ерунду несёт Чимин?       — Я не про характер. Их происхождения похожи, — Чонгук мозолит взглядом Чимина.       — Их происхождения? Но Юнги, как и мы с тобой, работает на мою семью.       — Но не всегда. Помнишь, прежде чем он присоединился, его отец…       — Но отец Юнги был…       — Именно, — Чимин выглядит серьёзным, и глаза Чонгука округляются.       — Но откуда ты знаешь? Он рассказал тебе?       — Нет, но это очевидно. Он держится так, как Юнги, когда тот только к нам присоединился. Как будто кто-то собирается напасть на него в любую секунду, — устало вздыхает Чимин. — Может я и ошибаюсь, но, мне кажется, кто-то ранил Тэхёна. Ужасно ранил. Просто посмотри в его глаза — и всё станет ясно.       Рот Чонгука открывался и закрывался, но его мозг не мог даже сформировать связную мысль. Как же он этого не заметил? Причину, по которой Тэхён не рассказывал ему ничего. Он же его почти не знает: почему он здесь и кем был до того, как его заперли — Чонгук хотел все знать, но…       — Я не знал, — это всё, что он может сказать. Жар поднимается к его лицу, и он больше не может скрывать этот позор. Он сделал больно Тэхёну. Тэхёну, который так много пережил и был так напуган, и Чонгука наложивший на него руки.       — Он меня ненавидит? — спрашивает он чужим голосом. Глаза Чимина полны жалости, и он пожимает плечами. Когда Чимин злится, он жесток, но, тем не менее, злиться на Чонгука слишком долго он не умеет. Несмотря на то, кем он был, у Чимина было удивительно доброе сердце.       — Я не знаю, Чонгук, тебе придётся спросить его об этом самому, — Чимин протягивает ладонь, чтобы взять его за руку, и их одинаковые татуировки — маленькие чёрные бабочки, такие же, как у Намджуна, Юнги, Хосока и Сокджина — почти соприкасаются. И Чонгук сжимает их. Он уже давно не чувствовал себя таким потерянным.       Он хочет что-то сказать, но его прерывает швырком распахивающаяся дверь. Чимин отступает в сторону, когда Намджун, Юнги и Хосок все вместе врываются внутрь, волоча за собой борющуюся фигуру.       Чонгук быстро стирает все намёки на эмоции со своего лица, когда парни бросают человека к его ногам.       — Чонгук, пожалуйста! Что всё это значит? Зачем вы меня сюда привели? — Дохан смотрит на него снизу вверх своими маленькими глазёнками, бегающими туда-сюда, как крыса. Трудно было сказать, нервничал ли этот человек оттого, что был виноват, или потому, что этот чёртов параноик просто всегда нервничал.       — Что же делать, мой старый друг, — говорит Чонгук спокойным голосом, в котором явно слышится что-то совсем иное. — Я бы пришёл встретиться с тобой, но на меня напали по пути. Ты, случайно, ничего не знаешь об этом?       Глаза Дохана расширяются так, что кажется, будто они вот-вот выскочат из его черепушки. Его костлявое худое тело дрожит, как грёбаный лист, и если бы Чонгук не был в таком плохом настроении, зрелище могло бы быть комичным.       — Клянусь тебе, я тут ни при чём! — дрожащим голосом уверяет мужчина. Жалкое зрелище.       — О, правда? Так значит, это не ты донёс весточку Тэяну, что я собираюсь нанести тебе визит один. Такое огромное совпадение, не находишь? — говорит Чонгук, и Дохан отчаянно трясёт головой, бормоча о своей невиновности. Когда из его рта сыплются слова, Чонгук бросает взгляд на Хосока, что пристальным взглядом изучает мужчину. Хосок лучший детектор лжи. Чонгук поднимает бровь, но Хо мотает головой. Не виноват, значит. Чёрт, а Чонгук с таким нетерпением ждал возможности выбить из кого-нибудь зубы.       — Заткнись, — рявкает он. Рот Дохана мгновенно закрывается, и слышен только стук его зубов.       — Чонгук, пожалуйста, я клянусь…       — Да господи, заткнись говорю, — Чонгук хмурится. Голова вновь начинает болеть. — Допустим, я тебе верю. Тогда, кто, блядь, сказал ему, что я буду один?       — Это то, что я и собирался рассказать тебе при встрече. Я думаю, что это тот же человек, которого ты ищешь, — выдыхает Дохан дрожащим голосом, и Чонгук выпрямляется.       — И ты знаешь, кто крыса? Кто? Говори.       — Н-ну, я не знаю его имени, но у меня есть достоверная информация, что информатор, которого вы ищете, находится в банде Сон-Ёля, — говорит Дохан. Это последнее, что Чонгук ожидает услышать.       — Что? — Дохан вздрагивает. — Хочешь сказать, что Сон-Ёль, кто, должен заметить, хороший друг моей семьи, предатель, которого я ищу?       — Н-не совсем так. Я думаю, что доносчик в его банде.       — Но Сон-Ёль помогает мне в поисках предателя. Стало быть, он покрывает его? — Чонгук снова начинает терять терпение, и от этого Дохан приходит в ужас.       — Думаю, да? Как тщательно ты проверяешь приближенных к тебе? Ты когда-нибудь подозревал хоть одного из своих людей в предательстве? — Чонгук стихает. Это, на самом деле, имеет долю смысла. Блядь. Все становится только сложнее.       — Нам нужно разобраться с этим, — поручает Чонгук, и Намджун кивает. — Но мы не можем быть очевидными, нам нужно как можно больше союзников, учитывая всю эту историю с Тэяном. Если Сон-Ёль поймёт, что мы его подозреваем, это его оскорбит, а этого допустить нельзя, — Юнги хмуро кивает. — Это может быть сложно, но мы должны расследовать это без его ведома.       Чонгук закрывает глаза и устало выдыхает. Голова раскалывается. На сегодня он выдохся.       — Ладно, я предостаточно услышал, — говорит он. — Уходите все. Обсудим детали завтра.       — Спасибо, — благодарно лепечет Дохан, осознав, что Чонгук не собирается стирать его в порошок. — Спасибо, я…       — Проваливай!       Дохан не ждёт пока ему скажут дважды. Он вскакивает на ноги и выбегает из камеры. Остальные уходят следом, бормоча «спокойной ночи». Они все, а особенно Чонгук, измотались, но он пока не может отдыхать.       Он встаёт с постели на ватных ногах. Чимин внимательно наблюдает за ним. Чонгук нутром чувствует на себе его взгляд.       — Ну что? — спрашивает он.       — Куда это ты собрался?       — Мне ещё кое-что нужно сделать, — он бы никогда не рассказал Чимину о тех странных чувствах, что у него были, но тот и без слов всё прекрасно понимал.       — Чонгук, не думаю, что это хорошая идея, — мягко предупреждает Чимин, но с каких это пор Чонгука волнует то, что другие люди считают хорошей идеей. И все же он останавливается в дверях, колеблясь лишь на секунду.       — Может, ты и прав, но я должен увидеть его, — говорит он, и Чимин лишь вздыхает.       — Ладно, только постарайся не быть ослом, хорошо? — губы Чимина передёргивает в небольшую улыбку, и Чонгук фыркает.       — Изо всех сил постараюсь.

***

      Чонгук назубок знает дорогу к камере Сокджина с Чимином. Боль в боку усиливается, когда он возвращается знакомыми шагами, но без кровавых следов за собой. Он всё ещё покрыт этой дрянью и мысленно делает пометку принять душ сразу как разберётся со всем.       Но это всё потом. Сейчас только одна вещь имеет значение.       Он останавливается у входа в камеру. Дверь закрыта и рядом облокотившись спиной, стоит Сокджин, как если бы он ждал Чонгука.       — Чонгук, — приветствует его Сокджин, когда он приближается. Его голос звучит вполне естественно, но в глазах Чонгук видит разочарование. — Как ты? — спрашивает он, мельком взглянув на окровавленный комбинезон и бинты.       — Жить буду, — отвечает Чон, пожимая плечами, — Чимин об этом позаботился.       Сокджин слегка улыбается ему, но ничего не говорит, не сходя с места. Если бы Чонгук не знал наверняка, он бы сказал, что Сокджин охраняет комнату. Или точнее, того, кто за ней.       — Я хочу его увидеть, — говорит Чонгук, когда становится очевидным, что Сокджин не собирается сдвигаться с места.       — Он отдыхает.       — Мне просто нужно поговорить с ним, лишь секунду. Мне нуж…       — Чонгук, — прерывает Сокджин низким, строгим голосом, — он не хочет видеть тебя.       Чонгук почувствовал себя так, словно его ударили в живот.       — Что? — выдыхает он, и строгий взгляд Сокджина лишь немного смягчается.       — Лучше тебе не приближаться к нему в ближайшее время, — снисходительно объясняет старший. — Ему нужно время, чтобы прийти в себя. Не стоит торопить события.       — Это шутка? — спрашивает Чонгук. — Мне нужно всё ему объяснить. Впусти.       — При всём уважении, господин Чон, — говорит Сокджин с едва ощутимой насмешкой, — нет.       — В сторону, — приказывает Чонгук, сжимая и разжимая кулаки. — Сокджин, просто впусти меня. Я предупредил.       — Слушай внимательно, — начинает Сокджин сурово и тихо, отталкивая Чонгука назад. — Ты должен понять, что не можешь иметь всё и сразу. Тэхён не хочет тебя видеть, и тебе придётся с этим смириться. Ты не можешь брать всё силой, а даже если и попытаешься, лишь сломаешь его. Чонгук, вырасти уже, блядь, наконец, и пойми, что твои поступки имеют последствия.       Сокджин ещё кипит от злости, и Чонгук немеет. В голове лишь хаос и противоречия.       — Я думал, ты лучше всего этого, — говорит Сокджин с едва уловимым разочарованием. — Хана была бы разочарована в тебе.       — Не смей говорить о ней, — рявкает Чонгук, но в его голосе нет настоящей злобы. Лишь слабость, а за ней — чудовищная усталость.       — Спокойной ночи, Чонгук.       Чонгук хочет поспорить, но вместо этого он разворачивается и уходит. Его ноги волочатся, и кажется, что он ходит во сне. Перед глазами стоит Тэхён. Тэхён, который был сильным, красивым и никогда не боялся огрызаться ему. Тэхён, который умел выставлять шипы и с улыбкой называл его дорогим. Тэхён, который любил читать книги и время от времени, когда он думал, что никто не видит, выглядел таким грустным. Тэхён, который рискнул жизнью ради него и сейчас, скорее всего, ненавидел.       Чонгук чувствует, как по щеке что-то стекает. Сначала он подумал, что это кровь, но когда он коснулся её, его рука осталась чистой. Чонгук вздрогнул, осознав и столбенеет.       Чон Чонгук — сын печально известного мафиози, Чон Ухёна, и наследник целой криминальной империи Чон — плакал.

***

      Темнота с макушки до пят заглатывавшая Тэхёна, была тёплой и зыбкой. Он всё больше увязал в ней, не сопротивляясь. В голове было тихо, и ничто не вызывало тревог. Его уносило куда-то далеко. Туда, где было спокойно. Сейчас ничто не могло достучаться до него.       — …хён. Тэхён!       До него доносились приглушённые обрывки незнакомого голоса, но Тэхён не хотел просыпаться.       Просто дайте ему поспать.              Темнота втягивает его всё дальше и дальше, и навряд ли он уже сможет открыть глаза, даже если попытается. Слишком поздно.       — Тэхён, нельзя засыпать. Тэ, открой глаза!       Кто-то трясёт его, и, кажется, от чужого прикосновения немного покалывает. Его разум затуманен, мысли медленно движутся, словно сквозь зыбучие пески, но по мере того, как чужой голос продолжает звать его, всё становится яснее, туман впереди него разгоняется. Голос распознать не удается, пусть он и знаком ему.       Тьма отступает, и Тэхён лениво открывает тяжёлые веки. Он щурится от резкого тюремного света, который колышется над ним, и боль тут же обжигает его. Рука разрывается так, что хочется зарыдать или сбежать в темноту обратно. Прямо сейчас именно так и хочется поступить: уж лучше слёз. Голова болит невероятно, но эту боль он стерпеть в состоянии.       Мир действительно раскачивается вокруг него, потолок движется туда-сюда, и он запоздало осознаёт, что кто-то несёт его.       Чонгук?       Он бездумно смотрит вверх и едва различает лицо Хосока, избитое и покрытое синяками, но это определённо он. Когда он замечает, что Тэхён смотрит на него, слегка натянуто улыбается.       — Хорошо, что ты вернулся к нам, — шутит парень, продолжая быстро идти. Тэхён даже не пытается узнать, куда его несут. — Больше не засыпай, хорошо? Джини уже собирался устроить настоящий припадок, когда ты закрыл глаза.       — Тэ, ты нас напугал, — вмешивается другой голос справа от него. Тэхён перекатывает голову и видит немного отстающего Чимина, что с тревогой смотрит на него.       — Чимин, — его губы словно онемели, а язык, кажется, и вовсе не помещается во рту. — У тебя волосы оранжевые.       Чимин смотрит на Сокджина, и они оба обмениваются быстрыми взглядами. Тэхён не понимает причины их беспокойства.       — Да, вероятно, так и есть, — отвечает он со слабой улыбкой.       Оранжевый очень идёт Чимину, такой яркий. Тэхён хочет прикоснуться к нему, и недолго думая, протягивает руку. Он издаёт вопль, когда кость простреливает болью.       — Эй-эй, — перед глазами возникает Сокджин, и Тэхён бестолково смотрит на него, — не двигайся, Тэхён. Твоя рука сломана, так что постарайся шевелить ей как можно меньше, договорились? Ты можешь сделать это для меня?       Он медленно кивает, не зная, что ещё может сказать.       — Мы почти на месте, — кряхтит Хосок, а Тэхёну интересно, где находится это «на месте», но он не зацикливается на этом. Он сейчас малость не в том состоянии.       У него сломана рука? Судя по боли, Сокджин не лжёт, но как это, блядь, произошло? И почему голова так разламывается? Он дрался? Если так, то, должно быть, драка была хороша. И Тэхён невольно задался вопросом, пришлось ли Чонгуку снова спасать его зад? Если да, то где он сейчас? Редкостью было наличие людей лидера, но не его самого. Всё ли хорошо?       Тэхён глубоко вдыхает и старается собраться. Он помнит, как этим вечером был в библиотеке с Чонгуком. Они говорили. Чонгук извинился и поцеловал его — это он помнит хорошо. А ещё то, как вступил в драку, за что отбывал наказание мистера Ли. А дальше? Всё, что произошло после боя, было какой-то кашей паники и адреналина.       Но что могло произойти, чтобы он чувствовал себя так?..       Мы убьём Чон Чонгука.       Слова эхом возвращаются к нему, а вместе с ними — больше воспоминаний. Правильно, он уже слышал, как двое мужчин планировали убить Чонгука и поспешил рассказать ему, чтобы предупредить, но не мог нигде найти.       Тэхён вспомнил чувство растущего страха, поскольку они снова и снова натыкались на пустоту. Но потом он нашёл его, как раз вовремя. Они собирались уходить, когда…       Показались те люди. С ножами, трубами и кастетами. И что они сказали Чонгуку? Война?       Самый огромный из них, Кан, или как там его, оповестил Чонгука о войне, объявленной Тэяном. И Тэхён попавший в перекрёстный огонь, с сопутствующим ущербом. Вот чем была его рука — очередной жертвой их войны, в которую он не хотел вносить свою лепту.       Теперь, когда он начал вспоминать, он не может остановиться, даже когда перед глазами проносятся картинки плоти и крови. Он дрался с мужчиной, у которого была труба и имя, которого он даже не может вспомнить, но не тогда он сломал руку.       Теперь Ким видит всё так ясно. Как раненый Кан поднимает трубу, ту самую, которую он глупо выбросил, готовый напасть на ничего не подозревающего Чонгука. Тэхён вспоминает страх, желчью поднимающийся к горлу. Помнит, как самопроизвольно двигалось его тело, словно подчиняясь каким-то примитивным инстинктам, реагируя до того, как разум мог их догнать.       Он помнит, как оказался между трубой и Чонгуком. Оглядываясь назад, он понимает, что можно было сделать ещё много всего, что, вероятно, не привело бы к таким серьёзным травмам. Он мог оттолкнуть Чонгука в сторону или напасть на Кана и отобрать у него трубу, но он этого не сделал. Вместо этого, он поставил на кон свою жизнь, ради спасения Чонгука. Это было безумно глупо, но Тэхён не может заставить себя сожалеть, даже когда с каждым шагом Хосока руку словно вновь и вновь делят на части.       Он спас Чонгука, но что случилось после этого? Он упал, но не коснулся земли. Вероятно, Чонгук поймал его. Тэхён не помнит ничего, кроме боли и рук Чонгука, что не дали ему упасть. Чонгук казался таким искренне удивлённым, потрясённым тем, что сделал Тэхён и его глупым безрассудством. А ещё, на долю секунды, он был очень напуган.       Но что было дальше?..       Что дальше?..       Что?       Ах, да, как он мог позабыть умоисступление Чонгука? Его злость была вырвавшимся из-под контроля лесным пожаром, языки пламени которые были такими безумными и стихийными, что Тэхён знал наверняка, он обожжётся тоже. Чонгук стал на тропу войны, последствия которой будут катастрофическими. Почему? Почему он был так зол? Могло ли это быть из-за него? Вонхо предупреждал о Чонгуке, но Тэхён не верил, пока собственными глазами не увидел, как Чонгук разносит обрезком трубы грудь мужчине.       Он попытался остановить Чонгука, но против его гнева и абсолютной силы он был бессилен. Чувство беспомощности, тщетности и несущественности — он этих чувств не забыл, они настолько въелись под кожу, что кажется, они родились раньше его самого.       Мрачные воспоминания переполняют мысли, тяжестью выбрасываясь в мозг, словно выводя из спокойствия ровную гладь озера поступком Чонгука. Подобие этой озверелости напомнило ему о том, что многие годы старалось быть забытым.       Спустя годы ему удалось запихнуть все невыносимые воспоминания в маленькую коробочку укромного уголка души, и с тех пор ему было спокойно. Когда он спал, коробочка приоткрывалась и из неё в сны выползали плохие вещи, но большую часть времени его не тревожили картинки загрубевших рук, что оставляли на теле увечья.       Но Чонгук и его злость, пускай не нарочно, соединились воедино и разнесли эту коробку в пух и прах — и на него нахлынули необузданные воспоминания из детства. Даже сейчас он может видеть своего отца, орущего и волочащегося к нему со всем изяществом и изысканностью разгневанного быка.       «Сопляк, и чё ты плачешь, а? Разве это так больно!»       Тэхён жмурится и пытается подавить воспоминания. Это словно пытаться залатать лопнувшее колесо скотчем — лишь временно. Он понимал, что эти воспоминания обязательно вернулись бы, но сейчас он не в состоянии разбираться с ними.       Когда он всхлипывает, Сокджин оглядывается и сострадательно улыбается, приняв моральную боль за физическую. Тэхён должен признать, он лучше Чимина с Хосоком умеет подделывать улыбку.       — Всё хорошо, Тэхён, мы уже на месте. Я приведу тебя в порядок, — говорит он, открывая дверь, предположительно, в их с Чимином камеру. — Потерпи ещё немного.       Хосок аккуратно опускает его, но, тем не менее, Тэхён задевает рукой бок кровати. Он кусает губы, сдерживая поток мата, и Хосок боязливо извиняется.       — Пойду проверю, как там дела у Чонгука и остальных, — оглашает Хосок, встав с места. Напоследок он жалостливо улыбается Тэхёну, напоминая тому, как же сильно он ненавидит чужую жалость. — Выздоравливай, хорошо?       Тэхён, совершенно бессильный, кивает, и Хосок, махнув ему рукой напоследок, уходит.       — Ладно, Тэ, — убаюкивающе произносит Сокджин, и Тэхён отрывает взгляд от пустого места, где Хосок был всего несколько секунд назад.       Чимин осторожно поглядывает на него, в то время, как Сокджин возится в поисках чего-то. Тэхён хлопает глазами. У Чимина, и правда, охеренные волосы.       — Чимин, — мямлит он. Веки снова тяжелеют, и его начинает клонить в сон.       — Да, Тэ?       — У тебя волосы оранжевые.       Чимин сжато улыбается ему.              — Я знаю, Тэ, ты уже говорил, — мягко говорит он, и Тэхён хмурится.       — Правда?       — Как ты себя чувствуешь? Сонный? — спрашивает Чимин и нежно проводит пальцами по его щеке. Тэхён не может найти в себе даже сил одернуться от прикосновения. Когда Чимин убирает руку, Ким замечает на ней тёмные пятна крови. Он истекает кровью?       Сокджин подходит к Чимину и тихо бормочет что-то рыжеволосому парню.       Тэхён следит за тем, как они перешептываются. Сокджин кивает и поворачивается к нему с натянутой на лице улыбкой.       — Хорошо, Тэ, я должен проверить, есть ли у тебя сотрясение мозга или нет, — Тэхён пытается принять сидячее положение. — Мы разберёмся с твоей рукой позже, а пока прими это от боли.       Он берёт таблетки, что даёт Сокджин, доверяя, что старший дал ему нужную дозу лекарства. Ким на горьком опыте узнал, что бывает, если принять слишком много обезболивающего.       — Всё в норме, — бормочет он, и, к его большому облегчению, боль в руке начинает притупляться. — Просто отпусти меня, я в полном порядке.       От одного вида руки, всей перекрученной, опухшей, тошно. Но он знает, что если сломанную кость вправить хорошо, она заживет быстро, оставляя на память лишь тусклый шрам. Сокджин, насколько ему известно, не доктор, но, возможно, может залатать его.       — Знаю-знаю, — напевает Сокджин, аккуратно усаживая Тэхёна на место, сводя на нет слабые возражения. — Но давай просто удостоверимся, да?       — Как знаешь, — фыркает Ким, закрыв глаза. Сопротивляться нет смысла, слишком уж он устал.       — Тэ, я задам тебе пару вопросов, договорились? — спрашивает Сокджин, и тот кивает.       — Как тебя зовут? — он бы закатил глаза, если бы у него не кружилась голова.       — Тэхён, — отвечает он. Перед глазами встаёт лицо социальной работницы, и он сухо сглатывает. — Ким Тэхён.       — Какой сегодня день? — спрашивает Чимин из-за плеча Сокджина, когда старший начинает рыться в аптечке. И откуда у него вообще медицинское оборудование? Хотя, чему тут удивляться; он же работает на Чонгука и, наверное, целую реактивную установку смог бы сюда протащить, было бы только желание.       — Тэ? Какой сегодня день? — подталкивает к ответу Чимин.       — Вторник?       — Ты спрашиваешь или отвечаешь? — спрашивает Чимин, в то время как Сокджин изучает бок его головы.       — Отвечаю?       Чимин смеётся, но даже Тэхён улавливает нервозность в его смехе. Что поделать? Ведь, даже когда у него ясно в голове, он не зацикливается на счёте времени. Это не имеет значения, здесь все дни сливаются в один. Без конца.       — Помнишь номер своей камеры? — спрашивает Чимин, и Тэхёну хочется, чтобы всё эти вопросы прекратились. Ему страшно, что Чимин в любую минуту спросит, не отец ли сделал это с ним.       «Я не смогу помочь тебе, если ты не расскажешь, что произошло на самом деле».       — Не знаю, М-271 или что-то типа того, — говорит он, заталкивая назад воспоминания, где ему четырнадцать и он врёт социальной работнице в больнице. Чимин сжимает губы и ничего больше не спрашивает.       — Тэ, тебе трудно сосредоточиться? — спрашивает Сокджин, и Тэхён мотает головой.       — А голова как ватная?       — Если только чуть-чуть, — Сокджин, немного нахмурившись, мычит.       — Чувство тошноты?       Тэхёна подташнивает, но он мотает головой в ответ.       — Я в норме, — настаивает он, но, похоже, никого не убеждает.       — Головные боли? — спрашивает Чимин, и Тэхён хмыкает.       — Меня по башке металлической трубой тюкнули. Конечно же, у меня болит голова, — он не хочет грубить, правда, просто вопросы у них глупые. Он на волоске от смерти висел, так что какое тут хорошее расположение духа.       — Логично, — говорит Чимин, и в его глазах поблескивает неподдельная забава наряду с волнением.       — Давай проверим глаза, — Сокджин берёт в руки фонарик.       — Они всё ещё на месте, — уверяет Ким, на что Сокджин отвечает улыбкой. Свет фонарика режет глаза, и он одёргивается в сторону.       Он понимает, что они делают. Свет в глаза, вопросы — всё это. Его проверяли доктора на сотрясение прежде, он этот ритуал уже как свои пять пальцев знает. Тэхён пережил серьёзное сотрясение, когда отец сбросил его с лестницы. Когда доктора спрашивали, как его зовут, он не был в состоянии даже ответить.       — Ладно, расширение зрачков более или менее нормальное, — в конце концов говорит Сокджин, выключив свет, и Чимин с облегчением выдыхает, словно ему и правда не наплевать на Тэхёна. Хотя, скорее всего, он больше волновался, что сделал бы Чонгук, случись с ним что-нибудь. Тэхён не хочет думать о Чонгуке или о том, что он может сделать, если разозлится снова. По крайней мере, уж точно не сейчас.       — У тебя может быть лёгкое сотрясение мозга, имей это в виду. Если вдруг подступит рвота или слабость, дашь мне знать, хорошо?       Тэхён кивает, когда Сокджин достаёт какие-то стерильные салфетки и начинает дезинфицировать рану на голове, он чувствует себя как в больнице. Он инстинктивно подается к прикосновениям Сокджина, несмотря на то, как рана начинает пульсировать болью. Давно никто так нежно не касался его, и вся воля держаться в сознании пропадает. Он сквозь ресницы смотрит на старшего, что выбрасывает одну за другой розовые, пропитанные кровью ватки, пока его лицо не становится более или менее чистым. Тэхёну становится немногим легче, ведь ему никогда не нравилось чувство засыхающей и твердеющей на нём крови. Ему нравилась она тёплой и яркой.       — Дальше без меня, — говорит Чимин с ещё одной аптечкой в руке. — Я пойду, нужно убедиться, что Чонгук ещё не умер.       Тэхёну нравится Чимин. Из всех людей Чонгука он самый добрый. То, что Сокджин собирается сделать, даже после всех таблеток будет малоприятным, поэтому лучше, чтобы как можно меньше людей увидели это. Он скупо машет в след Чимину, выскочившему за дверь с просьбой напоследок «не умирать тут как придурок».       Ничего не обещаю, друг.       — Хорошо, Тэ, будет больно, — предупреждает старший, осторожно поднимая и осматривая изуродованную руку. Он кривится, потому что он, блядь, знает, что будет больно. Но рука и так уже разломана, так что лучше вставить эту дуру на место.       — Знаю, — Сокджин поднимает на него обеспокоенный взгляд.       — Ломал кости раньше? — спрашивает он, и Тэхён кивает.       — Пару раз, но никогда так сильно, как в первый, — признаётся блондин.       Должно быть, он слишком устал, раз стал делиться такими личными вещами, о которых обычно не говорит. Он чувствует на себе пристальный взгляд Сокджина, но, в отличие от той женщины, он ни о чём его не спрашивает, и Тэхён благодарен.       — Хорошо, у тебя кость сломана только в одном месте и, к счастью, кожа не задета.       — К счастью, — бурчит Тэхён, не особо осчастливленный.       — Это означает, что я сам смогу вправить, так что не придётся впутывать здешних медсестер, — объясняет Сокджин, всё ещё осторожно держа его за руку. — А ещё для поддержания руки не понадобятся металлические пластины, штифты или винты.       — Это хорошо, — бормочет Тэхён, и Сокджин сочувственно улыбается. Не намного лучше жалости, но, тем не менее, ему от этого неуютно.       — К сожалению, у меня нет общей анестезии. Я мог бы свистнуть немного, но…       — Просто сделай уже.              — Но, Тэхён, боль… — начинает Сокджин, Ким упрямо мотает головой. Он просто хочет, чтобы это закончилось как можно скорее. Ему не привыкать к боли. Справится.       — Делай что необходимо.       — Ты такой упрямый, — Сокджин вздыхает, пробормотав себе под нос: — Как будто ты с этим сопляком созданы друг для друга. У меня есть один местный анестетик, так что, это должно помочь, — говорит Сокджин, набирая шприц. Тэхён внутренне съеживается при виде иглы, но отказывается отступать. — Это будет больно, но помочь должно, — Тэхён кивает, стиснув зубы.       Он смотрит в сторону, когда игла пронизывает кожу. За острой болью следует заполняющее конечность онемение. Он даже не догадывается, что Сокджин убрал иглу, пока не решился оглянуться назад. Одна капля крови стекает по его опухшей руке, чтобы в одиночестве упасть на белые простыни.       — Навряд ли ты захочешь смотреть и на это, — советует Сокджин, и Тэхён снова отворачивается. Он знает, что сейчас будет, и к горлу начинает подниматься иррациональная паника, от чего мутит только сильнее. Его сердце бьётся сильнее, и, как бы ему не хотелось это признавать, Тэхён боится того, что будет дальше.       — Я собираюсь сосчитать до пяти, а затем, не успеешь и глазом моргнуть, сдвину кость на её законное место, — Сокджин в основном преуменьшает, но Тэхён ценит его старания. — Раз, два, три…       Сокджин без предупреждения притягивает к себе сломанную кость и тут же помогает ей принять правильное положение, вталкивая на место. Тэхён готов поклясться, что всё обезболивающие и таблетки в целом чёртовом мире не смогли бы притупить эту боль. Кажется, ломать руку было не так больно как вправлять её, и он даже не знает, как такое возможно. Он кричит в свою ладонь, стараясь приглушить вопль, когда слёзы текут по его лицу.       — Блядь, — Тэхён ругается, вгрызаясь в свою собственную ладонь.       — Всё хорошо, — успокаивает Сокджин, звуча почти так же, как один из тех докторов, которых он видел в детстве. — Все кончилось. Сейчас я наложу шину, и делов-то.       — Сука, как же больно, — Тэхён знает, что он ноет, но ничего не может с собой поделать. Слёзы начинают падать одна за другой, и это унизительно. — Прости, — говорит он, но голос предательски подрагивает, и ему от стыда хочется вскрыть себе глотку, когда лицо от позора начинает теплеть. — Мне правда жаль… Обычно я не…       К вечной благодарности Тэхёна, Сокджин заставляет его замолчать, прежде чем он успевает довести себя до истерики.       — Всё хорошо, Тэ, никто не любит ломать кости. Однажды Чонгук сломал запястье и часы напролёт ревел. В то время ему было восемнадцать.       От этого Тэхёну становится немного лучше, хотя он уверен, что Сокджин выдумывает, чтобы ему не было так стыдно.       — Как давно ты знаешь Чонгука? — спрашивает он, прочистив горло. Слёзы всё ещё сползают по щекам, а из носа течёт как из крана, заставляя его хныкать, как ребёнок.       — Всю его жизнь, — отвечает Сокджин, фиксируя шину на руке Тэхёна, закрепляя её получше. — Мне было пять, когда он родился.       — Так, получается… вы дружите семьями, — Тэхён не знает, почему спрашивает и можно ли вообще. Он на своём горьком опыте узнал, что такое мелкие кредиторы и районные банды, но вот что насчёт мафий? Это уже совсем другой уровень. Всё, что он знает о криминальных семьях — это то, что он видел по телевизору и в кино.       — Мой отец работал на его, так что, думаю, ты можешь назвать их друзьями. Я, Чимин и Намджун потомки семей, что многие поколения прислуживают семье Чон. Хосок, будучи из другой преступной семьи, примкнул к нам не сразу, а Юнги… он… Юнги представляет собой особый случай, — Сокджин говорит небрежно, глядя в глаза Тэхёна. — Но все мы работаем на Чонгука, а не на его отца.       — Что? — Тэхён понятия не имеет, почему Сокджин говорит ему это. Быть может, он доверяет ему или, может, они все планируют убить его позже, поэтому не имеет значения, сколько они ему скажут. В любом случае, Тэхён внимательно слушает. Любая информация, которую он может получить о Чонгуке, устрашает и приводит в восторг вместе с тем.       — Видишь эту татуировку? — спрашивает Сокджин, выставив руку, и Тэхён рассматривает замысловато чернильную чёрную бабочку. На руке Чонгука точно такая же. И у Чимина с Хосоком и, видимо, у всех остальных тоже.       — Что она означает?       — Ну, на самом деле у семьи Чон родовой знак — дракон. Но это — символ Чонгука. Он выбрал его сам, и у всех, кто работает на него, он есть. Пока это только у нас пятерых, — бабочка красива, она дерзка, но в то же время проста, и это так не похоже на Чонгука. Огнедышащий монстр, больше подходил Чонгуку. На самом деле, Тэхён не может представить себе кого-то вроде такого свирепого как Чонгук, который выберет что-нибудь столь деликатное, как символ бабочки.       — Почему? — спрашивает блондин, и Сокджин пожимает плечами.       — Тебе придётся спросить у него самого, — от мысли о встрече с Чонгуком по позвоночнику пробегаются мурашки, и Тэхён ненавидит себя за то, что такой слабый и жалкий. Он знает, что избегает неизбежное, но это ему всегда неплохо удавалось.       Он не хочет думать о Чонгуке, но ничего не может поделать с собой. Перед глазами стоит его образ. Чонгук, яростно избивающий мужчину окровавленной трубой, пока каждая кость не разбилась на части. Чонгук, весь покрытый кровью и протягивающий руку, чтобы помочь встать. Вспышка боли в глазах, такая грубая и настоящая, когда Тэхён кричал, а затем этот слишком знакомый гнев.       Он так долго не думал о своём отце или о насилии и терроре, которые когда-то управляли его жизнью, но находясь рядом с Чонгуком было трудно разделить их. Даже если Чонгук не был монстром, его мир был полон ими. Если Тэхён отдаст себя Чонгуку, он вернёт его обратно в мир боли, смерти и страха, что Тэхён отчаянно пытался вытащить из себя.       — Чонгук — не плохой человек, ты ведь знаешь, — говорит Сокджин в повисшую над ними тишину.       — Все мы ужасны, Джин, — слишком устало отвечает блондин. — Иначе как, чёрт возьми, ты думаешь, мы оказались в этом аду?       — Думай что хочешь, но я считаю, что присутствие здесь не делает тебя плохим человеком. Возьмем хоть тебя, к примеру. Я не думаю, что ты плохой, — Тэхён смеётся вслух. Давненько он не слышал ничего настолько уморительного.       — Это потому, что ты меня не знаешь, — устало сообщает он, и Сокджин хмурит брови.       — Вот тебе моё скромное мнение, Тэхён. Плохих людей не существуют, — настаивает он, — существуют лишь плохие обстоятельства.       Это ударяет под дых. Он не хочет думать об этом. Не хочет думать, что, если бы он вырос в хорошем доме, с хорошим отцом, не ломающим бутылки об его лицо и не взваливающим на него непосильное бремя задолженности, он бы не сделал того, что сделал. Он не хочет думать о хорошей жизни, которую мог бы иметь, если бы ему дали шанс, но Сокджин неумолим.       — Вот что я имею в виду говоря о Чонгуке, — продолжает он, хотя Тэхён не хочет слышать этого. — Он хороший и ещё ребёнок. Я видел, как он рос, и по своей природе он действительно милый и робкий парень, но он рос в мире, где доброту втаптывают в грязь. Доброта — это слабость, а в мире Чонгука за слабость платят смертью.       Тэхён не может представить себе Чонгука ничем иным, как взрослым, молодым человеком, которого он всегда знал. Думать о Чонгуке как о маленьком ребёнке среди тьмы, и это слишком похоже на него самого. Чем больше он узнаёт Чонгука, тем больше увязает в его мире сам.       — Но это не делает его плохим, — говорит Сокджин. — Его вспыльчивость пугает, но только потому, что ты не видел альтернативы. Когда он был младше, с Чонгуком случилось что-то действительно плохое, мы думали, что потеряли его. Он стал холоден, Тэхён, лишен эмоций. Казалось, ничто не могло достучаться до него. Он оторвал крылья ещё бы сотни бабочкам с пустыми, кристальными глазами. Ни жалости. Ничего.       Тэхёна пробирает дрожь, когда он представляет перед собой Чонгука, лишенного всяких эмоций с глазами полных пустоты, с некогда прекрасными крыльями бабочки в сильных руках.       — Как вам удалось достучаться до него? — спрашивает он. Тэхён встречал подобных людей. Людей, которые утратили смысл жизни и впали в состояние, когда никто и ничто не может докричаться до них. Там, откуда он пришёл, им дали название затерянные души.       — Мы всё время были рядом, каким бы ужасным он ни становился, потому что мы знали, что тот добрый и маленький мальчик был всё ещё внутри, и, в конце концов, это сработало. Он заново начал чувствовать, смеяться и злиться, пытался жить. Прекратил мучить бабочек, — Сокджин отстранёно смотрел куда-то вперёд, а на лице играла слабая улыбка. — Он не делает хороших вещей, но это не значит, что внутри него нет ничего хорошего. Его гнев — это его страсть, Тэ, может быть, когда-нибудь ты это увидишь.       С Чонгуком случалось что-то плохое?       Его отец тоже отведал много дерьма, но это не заставляет Тэхёна любить его. Или простить. С ним тоже случалось много плохих вещей, но он знает, что сделал — и это было непростительно. Так почему Чонгук особенный?       Чонгук был воспитан в мрачном мире, и он вкусил своей порции дерьма, но это не меняет того факта, что он должен нести ответственность за свои действия.       Тэхён не хочет прощения, он хочет простить, и, может, просто может, начать всё с чистого листа. Но из-за Чонгука он не может ничего забыть, потому что они похожи. Чонгук, его отец, он сам — они всё одинаковые, и Тэхён ненавидит их всех иным образом, но в равной степени.       — Тэ, ты в порядке? — Сокджин тревожиться, когда видит слёзы, в молчании стекающие по щекам Тэхёна. Он до такой степени не в порядке, что ни капельки не смешно.       — Так больно, — шепчет в ответ, но не имеет в виду руку. — Всё это.       — Тебе нужно отдохнуть тут как минимум сегодня, — сообщает Сокджин, и Тэхён начинает паниковать.       — Нет! Я не могу остаться, — Тэхён пробует встать, но он настолько обессилен, что Сокджин без труда кладёт его обратно в кровать. — Я не могу позволить ему видеть меня таким, я не могу…       — Всё в порядке, Тэхён, — успокаивает старший, каким-то образом понимающе. — Я не позволю ему. Просто отдохни, хорошо?       Когда голова Тэхёна касается подушки, бессилие берёт верх и сон без сновидений охватывает его. Всё, что он может видеть — это Чонгук, вырывающий тонкие крылья от прекрасной бабочки и предлагающий их ему.