***
— Вставай и сияй, солнышко! Тэхён правда-правда хочет ударить владельца этого раздражающе бодрящего голоса. Слишком рано для всего этого. Он пытается заблокировать лишние звуки вокруг себя и вернуться к комфорту забытого сна, но владелец голоса явно чёртов садист, потому что, начинает тормошить его. Последние крупицы сна пропадают, Тэхён видит свет за веками, и он определённо убьёт того, кто трясёт его и тошнотворно сладким голосом говорит вставать. А потом в голове щёлкает: кому бы в голову пришло будить его вот так? Ну уж точно не Вонхо только что назвал его солнышком. Но, кто ещё мог быть в его камере? Мгновенно воскреснув, он подрывается с места, мрачно осматривая камеру пытаясь определить, где он вообще нахер находится. Он, разумеется, в камере, но она намного лучше той, в которой жил он сам. В поле зрения появляются оранжевые волосы, и Тэхён через силу проглатывает удивлённый крик. — Чимин! — восклицает он. — Что за?.. Ты напугал меня! — Это я то тебя напугал? — Чимин давится воздухом и проводит рукой по своим ярким волосам. — А каково мне, ты подумал? Я уже начал всерьёз беспокоиться, что ты не проснёшься! — Который сейчас час? — спрашивает Тэхён, с недоумением продолжая оглядываться по сторонам. — Это твоя камера? Почему я здесь? — Сейчас двадцать минут четвертого, — начинает Чимин, и Тэхён хмурится. — Утра? Тогда почему, чёрт возьми, ты разбудил меня? — с негодованием спрашивает он. Тэхён не был ленив, он просто высоко ценил свой прекрасный сон. — Не утра, сейчас три двадцать дня, — объясняет Чимин, ошарашивая Тэхёна. Неужели было так поздно? — Так это значит… — нетвердо начинает он. — Что ты, спящая красавица, проспал здесь весь день? — заканчивает за него Чимин, и Тэхён кивает. — Ага! — Чимин говорит, всё ещё раздражающе бодряще. — Джин сказал, что тебе лучше спать. Конечно это означало, что мне пришлось остаться здесь и убедиться, что ты не перестал дышать. — Эм, спасибо? — Тэхён не знает, что обо всём этом думать. Должна быть причина, по которой он здесь, но его мозг вяло движется. — Пустяки! Ты бы так же поступил на моём месте, если бы у меня было сотрясение, правда? — Чимин улыбается, и Тэхён чувствует, как собственные губы складываются в улыбку, несмотря на то, что от слова «сотрясение» не должно быть весело. — А для чего ещё нужны друзья? — говорит он не думая, когда слово «друзья» неуклюже слетает с языка. Тэхён надеется, что не перешагнул какую-то невидимую границу. Но, к его облегчению, Чимин просто улыбается и хлопает его по плечу. Руку обжигает боль, и Тэхён морщится. Заметив это, Чимин виновато убирает руку. — Прости, забыл, — он потирает затылок. Тэхён опустив взгляд, разглядывает шину. Все воспоминания возвращаются снова, на этот раз для него не так уж много откровений, и он задаётся вопросом, значит ли это, что он смирился с этим? Он больше не чувствует онемения от шока, просто усталость. Как будто он оказался в крошечном плоту на плаву в открытом океане после разрушительного шторма. Нет смысла пытаться найти оправдание явлению природы, что смело его прочь. Нет смысла смотреть на обломки вокруг него, пытаясь найти ответы. На данный момент он рад, что вообще выжил. — Держи, это поднимет тебе настроение! — Тэхён открывает рот для вопроса, но Чимин, не давая сказать и слова, запихивает в его рот пластиковую обёртку. — Чё за… — бормочет он и, нащупав предмет одной рукой, читая этикетку. — «Мистер Синамон, булочка с корицей». — Они вкусные. У Джина всегда есть полный запас контрабанды. По-моему, у него на них ломка, — говорит Чимин и, открыв свою булочку, с энтузиазмом откусывает. — Только не говори ему, что это я тебе дал, ладно? — Ладно, — соглашается Тэхён, снимая обёртку со своей булочки. Внутри тесто покрыто блестящим сахаром, отчего рот наполняет слюна. Он откусывает и чуть не плачет: настолько чертовски вкусно. Может быть, он немного предвзят, потому что последние пять месяцев он выживал на самой безвкусной еде, что известна человеку. Но тут же клянётся, что продаст свою душу за ещё одну такую сладость. — О чёрт, — стонет он, кусая снова и запихивая как можно больше теста в рот. — И не говори, — Чимин хихикает с полным ртом сахарного теста, и Тэхён издаёт ещё один непристойно довольный стон. — Это так вкусно, — говорит Ким, облизывая пальцы, покрытые липким сахаром. — У Джини хороший вкус, — соглашается Чимин, и Тэхён сопротивляется желанию попросить ещё одну: у него всё ещё есть хоть какая-то гордость. Вместо этого он слушает болтовню Чимина. Местами, он не совсем понимает, о чём он говорит, но это не кажется важным. Тэхёну нравится слушать голос Чимина, он чувствует себя расслабленным. Односторонний разговор убаюкивает, и Тэхён разглядывает Чимина, и в памяти всплывает разговор с Сокджином прошлой ночью. Он нервно облизывает губы. — Чимин? — зовёт он, рыжий поднимает бровь. — Ты… Ты же всю жизнь Чонгука знаешь, да? — спрашивает он. Чимина вопрос не удивляет, и он мягко улыбается. — Да, мы выросли вместе. Полагаю, Джин тебе рассказал, — говорит он, и Тэхён кивает. — Он ещё кое-что рассказал мне, — признаётся он, надеясь, что не доставит Сокджину неприятностей. Джин старше Чимина, но он понятия не имеет, какова динамика в их банде. Понятно лишь то, что Чонгук бесспорно главный. Чимин кивает, ожидая, когда Тэхён продолжит. — Он сказал что, что-то плохое случилось с Чонгуком, когда он был младше, — начинает Тэхён, вспомнив грусть в глазах Сокджина, когда тот рассказывал о прошлом Чонгука. Реакция Чимина отличается: выражение его лица становится менее открытым, а глаза заостряются, когда он наблюдает за Тэхёном. — Он сказал, что именно? — спрашивает тот. И Тэхёну хочется солгать, что он знает больше, чем это есть на самом деле, в надежде, что Чимин даст какую-либо информацию, но чувствует, что это не будет мудро. — Нет, — признает он, и Чимин заметно расслабляется. — Вот почему я хотел спросить тебя. Сокджин лишь сказал, что это «кое-что» изменило Чонгука. — Изменило, — подтверждает Чимин и медленно кивает с расфокусированным взглядом. — Я не могу много рассказать тебе. В то время Чонгуку было одиннадцать, а мне тринадцать. Хоби был с нами пару лет, а Юнги присоединился около года назад, когда это произошло. Я был самым близким по возрасту и его лучшим другом, но потом даже я не мог его узнать. Он не улыбался, но этого следовало ожидать. Страшно было то, что он даже не плакал. Как если бы он просто пропал. Глядя на него, нельзя было ничего увидеть, кроме оболочки. Это очень похоже на то, что ему рассказывал Сокджин. Даже отдаленная грусть в их голосах была похожа. Тэхён почувствовал, как что-то сжалось в его сердце. Он не должен жалеть Чонгука, но… — Однажды я зашёл к нему в комнату и увидел, что он сломал кучу своих вещей, казалось бы, в приступе гнева, но страшнее всего было то, что он даже не злился. Не было ни вспышки ярости, ни истерики или воплей. Ничего. Он со спокойной аккуратностью ломал лица куклам, вырывал страницы из любимых книг, в щепки бил свою скрипку. Когда я спросил его, зачем он это делает, он лишь взглянул на меня пустыми глазами и сказал: «Потому что могу». Чимин покрывается мурашками, и по позвоночнику Тэхёна пробегается страх. Он знает Чонгука пять месяцев. Разумеется, он не всегда хорошо знал его (чёрт, он до сих пор со всей уверенностью не может сказать, что хорошо его знает), но Чонгук у него никогда не ассоциировался с безразличием. Да, временами Чонгук выглядел тоскливо и полностью незаинтересованным в происходящем вокруг, но в его глазах всегда был свет, искра, что-то, что говорило, что он всегда наблюдает. Тэхён вдруг вспоминает слова Сокджина. «Его гнев — это его страсть, Тэ, может быть, когда-нибудь ты это увидишь». Он видел. Разумеется, он ведь не слепой. Злость Чонгука была ужасающе кровавой, но каким-то образом это означало, что ему не всё равно. Жестокость не может быть порождена апатией. Эта страсть спасла ему жизнь, но взамен забрала другую. Плохого человека, разумеется, но и он не был безвинен, тогда, что давало Чонгуку право решать, кому жить, а кому — нет? — Что случилось, что он стал таким? — спрашивает он, вместо этого. — Это не моя история и рассказывать её не мне. Если хочешь знать, то единственный, кто тебе расскажет, это сам Гук, — говорит Чимин, виновато пожимая плечами. — Но предупреждаю заранее: Чонгук не говорит об этом, даже с нами. Прошло десять лет, а он и слова не сказал. Чимин замолкает и, нахмурив брови, вдумчиво разглядывает Тэхёна с головы до пят. — Хотя, кто знает, может он поговорит с тобой. Тэхён чувствует, как в лицо бросается краска. Он не хочет думать о том, что за скрытый подтекст стоял за словами Чимина или о том, почему Чонгук доверит ему то, что не рассказывал даже своим близким друзьям. Поэтому вместо этого он неловко кашляет, глядя куда угодно, только не на Чимина. — Эм, а как вы, парни, типа, выдернули его из всего этого? — Тэхён не уверен, почему ему так интересно. Он пытается убедить себя, что ему плевать на Чон Чонгука или на его ужасное прошлое, но понимает, что врёт самому себе. Что-то спасло Чонгука, и он должен знать, что. — Джин не сказал тебе? — Чимин выглядит слегка удивлённым. — Ну, он ходил вокруг да около и сказал только, что вы не отходили от него ни на шаг. Это, правда, всё? — Ну, я полагаю, в этом есть нечто большее. Честно говоря, я не совсем уверен, — признаёт Чимин с тихим смешком. — Я имею в виду, что я сделал всё от меня возможное, но должен признать, что в основном помог ему Юнги. Это удивляет Тэхёна. Мысль о том, что угрюмый Юнги помогает кому-либо при эмоциональной травме, была немного абсурдной. Главным образом потому, что Тэхён был почти уверен, что вам нужно больше эмоций, чем «гнев» и «чуть меньше гнева», чтобы сделать это. — Да-да, мы все были удивлены, — смеётся Пак. — Получается, вот они мы — люди, что знали его ещё до того, как его зад отлип от горшка, но, тем не менее, пробиться к нему удалось лишь человеку из мелкой банды, о которой никто не слышал. Но, полагаю, Юнги с Чонгуком всегда хорошо понимали друг друга, особенно после того, как Юнги… Чимин внезапно останавливается, в его глазах вспыхивает неуверенность. Это лишь сильнее будит любопытство Тэхёна. Что там Сокджин сказал прошлой ночью? Что Юнги — особый случай? Даже теперь он не особо понимает, что это могло значить. — После того, как Юнги — что? — спрашивает он, наклоняясь ближе. Внутри Чимина идёт внутренняя борьба. Он борется сам с собой ещё несколько секунд, прежде чем вздохнуть. — Плевать, к тебе это тоже скоро будет относиться, так что ты в любом случае узнал бы, — вздыхает он. — Будет относиться ко мне? Что? — Ладно, слушай. На самом деле это как бы важно, — говорит Чимин, и Тэхён слушает так внимательно, что почти забывает дышать. — Так вот, есть такая штука в мафии, своего рода традиция, согласно которой ты, если спасёшь жизнь члену семьи Чон, автоматически и без вопросов принимаешься в семью. Вот что случилось с Юнги. Он был пойман с некоторыми бандитами низкого уровня, мелкими торговцами наркоты — дерьма наподобие этого в общем. Короче, на жизнь Гука было совершено покушение, но Юнги спас его и таким образом стал частью семьи. — И как это относится ко мне? — спрашивает Тэхён. Конечно, он понимает, в чём дело, но он хочет услышать это из уст Чимина. — Ну, всех тонкостей я сам не знаю, но ты технически спас жизнь Чонгуку, так что, есть большая вероятность, что он попросит тебя присоединиться, — говорит Чимин, и Тэхён с трудом верит своим ушам. Он, значит, думал, что сможет просто отмахнуться от Чонгука, его бесконечной жестокости и этой тупой войны, но, оказывается, он втянут во всё даже больше, чем прежде. Чимин сказал, что Чонгук попросит его присоединиться, но с каких пор Чон Чонгук просит о чём то? «В библиотеке он попросил поцеловать меня, — напоминает ему тихий голос в голове, — но теперь всё немного иначе, не так ли?». — А что, если я не… — начинает он, но его обрывает звук открывающейся двери. — Ах, Тэхён, ты живой! И проснулся! Это хорошо, — говорит Сокджин, входя внутрь, Хосок следует за ним. Он ярко улыбается Тэхёну, и последний, всё ещё огорошенный новой информацией, на автомате улыбается ему в ответ. — Чимин, это что, обёртки от моих булочек на полу? — спрашивает Сокджин. Его глаза опасно сужаются, и его сердитый тон так похож на то, как ругалась мать Тэхёна, что он почти смеётся вслух. Но всякая искра веселья мгновенно умирает, когда входит взбешённый Юнги и сразу же тёмным взглядом падает на Тэхёна. — Блядь, какого чёрта он всё ещё здесь? — в голосе Юнги столько злобы, что Тэхён вздрагивает, а рядом стоящий с ним Чимин потрясённо округляет глаза. — Юнги… — хмурится Сокджин, оборачиваясь, чтобы посмотреть на него, но блондин не слушает. — Разве ты не принёс достаточно проблем? — спрашивает Юнги, он требует ответа от него прямо сейчас, и Тэхён открывает рот, но его мозг, кажется, внезапно не способен сформировать связные предложения. — Я не… — Что? Ты не хотел, верно? — издевается Юнги. Тэхён растерянно закусывает губу, потому что именно это он и хотел сказать. Блядь. — Всё, что ты можешь — это приносить ему проблемы, — шипит Юнги. Тэхён хочет отступить, но он и так уже жмётся спиной к стене. — Чонгук чуть не умер прошлой ночью из-за тебя, — Юнги не поднимает голос. Кажется, его тон становится лишь спокойнее, но это даже хуже. Его слова полны ненависти, и Тэхён просто хочет быть как можно дальше. Он знает, что это его вина, ему не нужно напоминание. — И вся эта война тоже твоя вина, — неумолимо продолжает Мин, несмотря на попытки Сокджина и Хосока успокоить его. — Если бы ему не пришлось вмешиваться и спасать твою жалкую задницу, мы бы не оказались в этом беспорядке. Жалкий. Тэхёна мутит. Он, блядь, всё это знает. Ему не нужен убийственный Юнги, который говорил бы ему это. Он знает, что бесполезен и ничего, кроме как проблем, принести не в состоянии. Всю жизнь таким был, так почему сейчас всё должно быть по-другому? Юнги прав. Он и Чонгук никогда не смогут быть вместе. Ему просто-напросто нельзя быть частью его мира, потому что всё закончится катастрофой. Они как два сталкивающихся астероида, после которых ничему, кроме огня и обломков, не суждёно остаться. — Юнги, достаточно, — Чимин решительно встаёт перед разъярённым блондином. — Тэхён не виноват. Он не просил спасать его! Чонгук большой мальчик, и он в состоянии сам делать выбор. Глаза Юнги опасно поблескивают, и, когда он открывает рот, Тэхён встаёт с места, не давая ему ничего сказать. — Всё нормально, Чимин, — говорит он, и его голос, к огромному облегчению, не колеблется. — Я и так собирался уходить. Обо мне не беспокойтесь. Меня не волнуют традиции, я просто хочу держаться подальше от вас. — Тэ... — произносит Чимин, поворачиваясь к нему, и Тэхён заставляет себя игнорировать боль в чужих глазах. — Всё в порядке, Чимин, — говорит он и почти сам себе верит. — Тэ, твоя рука, — произносит Сокджин, но Тэхён снова отмахивается от него. — Ты сделал достаточно, спасибо. Отныне, я буду в порядке, — говорит он, и Сокджин явно хочет возразить, но Тэхён уже на полпути к двери. Он чувствует спиной испепеляющий взгляд Юнги. — Пока, парни. Спасибо за всё. И простите за все проблемы, которые я натворил, — говорит он, махая здоровой рукой, и выходит, позволяя двери за собой захлопнуться. Тэхён имеет смутное представление, как вернуться в свою камеру, поэтому он, не обращая внимание на окружающую его обстановку, позволяет ногам нести себя. Он хочет, чтобы всё было просто, как раньше. Теперь же всё так чертовски сложно, так опасно. И как такое только произошло? Вонхо в первый же день сказал ему не связываться с Чонгуком, но послушался ли он? Нет — и вот, что с ним теперь. Он был настолько погружён в свои мысли, что не заметил, как врезался головой в чью-то твёрдую грудь. Он, делая шаг назад, материт себя. Последнее, что ему сейчас нужно, это драка, учитывая его хромое состояние. Он решает, следует ли ему остаться в надежде, что тот, в кого он врезался, в хорошем настроении или же лучше просто сбежать, когда слышит знакомый голос. — Тэхён? Он вздёргивает голову вверх. Его глаза встречают глаза Чонгука, и Тэхён вдруг замирает на месте. Все мысли покидают голову, и он таращится на Чонгука, который выглядит так же удивлённо. Нет, он не готов, он так не готов. Слишком много произошло, так много изменилось. Он понимает, что эта встреча, так или иначе, неизбежна, но он не готов сталкиваться лицом к лицу с Чонгуком прямо сейчас. Чонгук оглядывает его с головы до пят, от бинтов на голове до гипса, поддерживающего сломанную руку, и его выражение лица настолько искажено тревогой, что Тэхён едва узнает его. Никто и никогда не смотрел на него так. — Ты в порядке? Твоя рука… — начинает Чонгук, но Тэхён перебивает его. К чёрту жалость, к чёрту беспокойство и к чёрту Чон Чонгука. — Оставь, — говорит он и пытается пройти мимо. Ким почти делает это, когда рука обхватывает его неповреждённое запястье, удерживая на месте. Тэхён останавливается и закрывает глаза. Он слишком устал. Ну, конечно же, с Чонгуком никогда не бывает слишком просто. — Тэхён, постой, — просит Чон, и, если бы Тэхён не знал наверняка, он бы сказал, что тот умоляет его.Сердце сжимается. И Тэхён не уверен, сколько ещё он сможет выдержать. — Чонгук, — произносит он, и на этот раз его голос дрожит, но ему уже всё равно, — отпусти меня. Наступает тяжёлая тишина, Тэхён чувствует её вес на себе, ещё минута и его раздавит ею. Между ними так много недосказанного. Время жизни стоит секретов, боли и разговоров, и Тэхён понимает, что это неизбежно. Как бы разрушительны последствия ни были, их пути пересекутся вновь. Когда-нибудь, но не сегодня. Не сегодня, если Тэхён в состоянии решать. Конечно, Чонгук мог бы заставить его остаться, если бы захотел, но Тэхёну приятно от мысли, что тот уважает его достаточно, чтобы не делать так. В горле образовался ком, и он молится богу, в которого не верил раньше, что не заплачет перед Чонгуком. — Я не могу, — шепчет он. Его слова снова встречает тишина, и Чонгук отпускает руку.***
Когда Тэхён, словно испуганный заяц, выбегает из камеры так быстро, как только могут нести его ноги, Юнги надеется, что это последний раз, когда их дороги пересекаются. Но этого не произойдёт. Он, блядь, просто это знает. Называйте это интуицией, но он даже чувствует это в своих проклятых костях. Ким Тэхён будет появляться в их жизни всё больше и больше, если судить по взгляду Чонгука всякий раз, когда он оказывался рядом. Это было что-то особенное. По правде говоря, Юнги не ненавидит этого парня. Во всяком случае, он уважает его. Его дух, борьба внутри него, отказ от того, чтобы им помыкали — все эти качества Юнги очень высоко ценил. Он хорошо запомнил тот день в тюремном сортире, когда Хосок прижал Тэхёна к грязному полу туалета, а Чонгук, как довольный кот, игрался с ним, словно тот был беспомощной мышкой загнанной в угол. Большинство взрослых мужчин были бы в слезах, дрожа от страха, если бы Чонгук говорил с ними так, но не Тэхён. Паренёк лишь усмехнувшись посмотрел ему прямо в глаза, веля Чонгуку засунуть швабру себе в задницу. На Юнги это не произвело особого впечатления, но он должен был признать, что испытывал к мальчишке особого рода восхищение. Конечно, это не помешало бы ему свернуть Киму шею, если бы Чонгук приказал. Но Чонгук тоже уважал храбрых. И Юнги готов отдать свой чёртов палец на отсечение, что это и была большая часть того, почему их лидер одержим Тэхёном. С момента их первой встречи Чонгук всегда был весьма ясен в своих желаниях. И если есть то, чего он хочет — он это получит. Чонгук никогда не потеряет интереса и никогда не остановится, пока не будет удовлетворён результатом. Он никогда не получал чего-то наполовину. С ним всегда было либо всё, либо ничего. Временами это утомляло и расстраивало, но именно таков был его лидер. И задачей Юнги было убедиться, что он не убьёт себя в процессе получения желаемого. И даже если он и не ненавидел Тэхёна это не означало, что он испытывал к нему большую любовь. Он не был их семьей и, что ещё хуже Тэхён подверг семью Юнги опасности. Неизбежным и неоспоримым фактом было то, что Тэхён представлял опасность для Чонгука и, следовательно, для всех остальных. И хуже всего было то, что он даже не знал, насколько опасен. Этот мальчишка мог погубить Чонгука и даже не понять, что он сделал. Количество власти, которую он имел над ним, было поистине ужасающим. — Чонгук этому не обрадуется, — предостерегает его Сокджин, отрывая Юнги из его мыслей. На лице появляется малозаметная морщинка, и блондин хмуро смотрит в ответ. «Говоря это ты имеешь в виду себя?» — думает Юнги, но благоразумно держит рот на замке. Была ещё одна вещь о Тэхёне, которую нельзя было отрицать — это то, насколько он очарователен, казалось бы, без каких-либо усилий. Остальные никогда не признались бы в этом, но Чонгук был не единственным кто боролся за внимание Тэхёна. Разумеется, никто не был так одержим им как Чонгук, но Юнги видел это в их глазах. Они действительно заботились о Тэхёне. Они беспокоились о нём и не только потому, что Чонгук устраивает истерику каждый раз, когда Тэхён появляется с новыми синяками. Чимин и Хосок уже относятся к нему как к старому другу, Сокджин души в нём не чает, а Намджун гордо улыбается всякий раз, когда Ким выбивает дерьмо из какого-нибудь подонка, пытающегося его облапать. А Чонгук был просто, блядь, по уши… А Юнги, ну, он тоже прикипел в каком-то смысле. Но это не меняло того факта, что он реалист. И он отказывается позволить своим эмоциям затуманить его суждения. Тэхён был чужаком и при том проблемным. Остальные, возможно, и были готовы принять его с распростёртыми объятиями, но не Юнги. Дело в том, что они ничего не знали о Ким Тэхёне. Они даже не знали за что он сюда попал. Жизнь без шанса на условно-досрочное освобождение серьезная штука. И вдобавок ко всему закрытая запись? Каким бы милым ни казался этот парень, Юнги просто не мог доверять ему. — Верно, — отвечает он. Первоначальный гнев пропал сменяясь усталостью. Надвигалась гроза, и они должны были быть готовы к ней. Несмотря на то, что Тэхён был якорем, что тянул их вниз. — Так будет лучше, — добавляет блондин. Возможно сейчас они этого не понимают, но со временем поймут. — Откуда тебе знать, что для кого лучше? — спрашивает Чимин, и Юнги может видеть как тот раздражён. Это всегда было самой главной проблемой Чимина. Несмотря на то, что он вырос в таком жестоком мире у него было такое доброе сердце. Иногда Юнги спрашивает себя, кем бы мог стать Чимин, если бы не родился в мире, где царят смерть и страдание. У него есть печальное предчувствие, что Чимин мог бы быть кем-то замечательным. — Я просто знаю это, Чимин, — твёрдо отвечает он, и Пак открывает рот, как будто хочет возразить, но прежде, чем он успевает заговорить, дверь камеры открывается. В проходе, осунувшись, стоял Чонгук. — Что ты сказал ему? — спрашивает он, поднимая глаза, и, к огромному удивлению Юнги, Чонгук не сердится. Его голос ровный, а лицо источает спокойствием. На одно ужасное мгновение в его сознании мелькают образы гораздо более юного Чонгука. Ничего не выражающего, с глазами тусклыми и пустыми как стеклянные шарики. Но в то время как его лицо стоически*, Юнги видит боль сверкающую в его глазах. И он понимает, что отсутствие выражения происходит потому, что Чонгук скорее умрёт чем будет носить эту боль на себе. Даже если он не мог скрыть это в своих глазах. Он должно быть видел Тэхёна, и раз его нет рядом с Чонгуком, значит между ними что-то произошло. Что-то, что действительно смогло ранить Чонгука. Именно об этом он и говорил Чимину, что всё, что он делает — к лучшему. Но впервые с тех пор, как Тэхён оставил их в покое, он задаётся вопросом: действительно ли он сделал всё правильно? — Правду, — отбросив сомнения, отвечает Юн. Да, сейчас больно, но Чонгук справится с этим. Он всегда был сильным. Юнги уже видел, как он преодолевал горе и трагедию. Это было определённо к лучшему. — Ему здесь не место. — Ты не имел права! — Чонгук внезапно срывается, словно злобный пес. Его гнев выходит наружу, но Юнги не отступает. Сокджин, Чимин и Хосок молча наблюдают со стороны, и Юнги подозревает, что они всё ещё раздражены тем, как он обошёлся с Тэхёном. Воздуха вокруг внезапно стало катастрофически мало. — Здесь говорю я, Юнги. Не ты. Это моя банда, и ты делаешь то, что говорю тебе я! — сквозь зубы шипит Чон, делая шаг вперёд. — Я это знаю и уважаю, — Юнги, стараясь звучать спокойно, делает шаг навстречу. — Но при всём моём уважении, Чонгук, ты не всегда знаешь, что лучше. Для нас или для себя самого. — И это даёт тебе право говорить за меня? — Чонгук кипит, медленно приближаясь. — Помни своё место, Мин. Голос Чонгука источал опасностью, а использование его фамилии — это пощечина. Он никогда бы не поднял руку на Чонгука, если бы у него не было выбора. Это было больно, но Юнги должен был избавиться от собственных чувств. В отличие от Чонгука, Юнги не позволял эмоциям управлять собой. Чонгуку было больно, а обидеть Чонгука — значит рассердить. — Я хорошо помню своё место, Чонгук, — Юнги глубоко вздыхает прежде чем встретиться взглядом с горящими глазами Чонгука. — И это оберегает тебя от хорошеньких мальчиков, которые обводят тебя вокруг пальца! — Да что ты знаешь о нём?! — рычит Чон, бросаясь вперед чтобы схватить Юнги за шиворот. Сокджин и Хосок делают шаг вперёд, но едва заметным покачиванием головы Юнги останавливает их. Чимин внимательно наблюдает с кровати. Напряжение становится невыносимо сильным, когда никто не двигается. — Но я знаю тебя, Чонгук, — в моменты похожие на этот, Юнги вспоминает насколько превосходит его Чонгук. Насколько сильны твёрдые мускулы его рук и как быстро он использует эту силу когда зол. — И я вижу как вы оба далеко зашли, что даже не осознаёте этого. Чонгук, ты слаб рядом с ним. Как ты думаешь чем всё это закончится? Для вас обоих будет лучше, если вы прекратите это сейчас. Пока ситуация не вышла из-под контроля. — Ты не знаешь… — начинает Чон, но Юнги достаточно. Блядь, так трудно заставить слепца видеть, если он чертовски упрям. — Нет, Чонгук, это ты не знаешь! У него так много власти над тобой! — Юнги не хотел этого, но его голос непроизвольно повышается, когда он толкает Чонгука назад. На мгновение в чужих глазах мелькает секундное замешательство. — Как далеко ты готов зайти ради него? Ты готов рискнуть всем, что у тебя есть? Что насчёт нас, Чонгук? Младший то снова открывал, то закрывал рот в попытках найти ответ. Глаза его горели, и так много сложных эмоций присоединяющихся к гневу создающие хаос внутри него. Но Чонгук ничего не говорит. — Он не твоя семья, Чонгук, — тихо произносит Юнги, и его голос странно громко звучит в тишине камеры. — Это мы, слышишь? Помни это. Он встречает взгляд Чонгука. И у того казалось бы больше не осталось слов, он больше ничего не может сказать чтобы возразить. Юнги умоляет Чонгука глазами, надеясь, что тот поймёт. Но Чонгук лишь тяжело дышит, его челюсти сжаты, глаза полны ярости и противоречий. Но Чонгук не говорит ни слова. И Юнги надеется, что он обдумывает всё то, что он сказал ему. Молчание тянется всё дольше и дольше. — Чонгук… — Хосок пытается заглушить затянутую тишину, но Чонгук только качает головой. — Никто из вас не имел на то права, — говорит он, игнорируя слова Хосока, как будто тот ничего не говорил. Прежде чем Юнги успевает что-либо ответить, Чонгук разворачивается и выходит из камеры. Блондин вздыхает, наблюдая как Чонгук отступает назад. Это плохо. Всё выглядело так, будто Чонгук не принял ни одного слова Юнги во внимание. Чимин молча встает, бросая ещё один взгляд, который Юнги не может расшифровать, в его направлении, прежде чем уйти, вероятно, чтобы найти Чонгука. Возможно, Юнги и был лучше всех в выдержке бурь гнева Чонгука, но Чимин был лучшим в собирании осколков после этого. — Ну что ж, всё прошло более или менее хорошо, — говорит Сокджин со вздохом, и Хосок издаёт лёгкий невесёлый смешок. — Могло быть и хуже, — указывает он, и Джин закатывает глаза. — Тэ не так плох, как ты думаешь, — отвечает старший, — он хороший ребёнок. — Хорошие дети не сидят взаперти всю жизнь, — настаивает Юнги, и ни у Хосока, ни у Сокджина, похоже, нет ответа на этот вопрос. Хосок качает головой, вытягивая перед собой длинные руки, хрустя суставами. — И что дальше? Блондин пожимает плечами. Как Юнги и говорил ранее, он знает, что Чонгук настроен решительно и получает то, что хочет. Но на самом деле Чонгук никогда раньше не хотел получить кого-то. Обычно его цели ограничивались семейными делами: как расширить свою империю, избавиться от врагов, произвести впечатление на отца и тому подобное. За все годы, что он знал Чонгука, он никогда не видел, чтобы младший так зациклился на человеке. Это было впервые. — Я понятия не имею.***
Тэхён ещё ощущает тепло сильной хватки Чонгука вокруг своего запястья, даже когда он всё дальше и дальше отдаляется от них, отказываясь оглядываться назад. Когда он слегка пошатываясь идёт к своей камере, его голова кружится от буйства противоречивых мыслей. Каждая из которых борется быть услышанной. Он не ожидал, что Чонгук действительно отпустит его. Он знает, что должен быть счастлив, ведь это то, чего он хотел, о чём просил, и всё же… Нет, это определённо то, чего он хочет. Ему нужно время вдали от Чонгука, чтобы свободно вздохнуть. Собраться с мыслями и разобраться в путанице, что творилось в его голове. Это определённо к лучшему. Тогда почему так сильно болит сердце? Мысли о Чонгуке были самые громкие. Образ его тёмных глаз полных беспокойства терзали его разум. В ушах стоял голос Чонгука, спрашивающего всё ли с ним в порядке. Неуверенность и бесконечные вопросы повторяются вновь и вновь и Тэхён чувствует, как кружится его голова. Неужели Чон беспокоится о нём только потому, что хочет с ним переспать? Или он действительно заботится о нём самом? Если так, то почему? Какого хрена кому-то, вроде Чон Чонгука, вообще есть дело до такого человека как он? «Ты знаешь почему», — шепчет голос в его голове, но Тэхён старательно игнорирует его. Он был так поглощён шумом в своей голове, что даже не понимает как его окружают четверо мужчин, пока не становится слишком поздно. Когда осознание, наконец, погружается в него, сильные руки больно сжимают его плечи оттаскивая в сторону и с силой прижимая к бетонной стене. Он открывает рот, чтобы закричать, но раненая рука ударяется об стену и ему приходится прикусить язык, чтобы не завопить от боли. Мужчины вокруг него начинают смеяться, и ненависть клокочет внутри живота Тэхёна. Грубая рука хватает его за щёки, поднимая вверх, вынуждая смотреть в лицо одному из заключённых, который рассматривает его с ног до головы с явным голодом в глазах. Его ухмылка кривая, а изо рта чувствуется вонь, когда чужое дыхание омывает лицо Тэхёна. Он не может разобрать вульгарных слов, которые срываются с тех губ, когда звон в ушах становится слишком громким. И он вспоминает слова Чимина, когда тот говорил что-то о сотрясении мозга. Не то, чтобы слова которые говорили эти ублюдки имели хоть какое-то значение, просто он слышал всё это уже тысячу раз. Очередные спермотоксикозники с единственным желание присунуть свой член в чью-то задницу. Сердце Тэхёна бьётся в груди как перепуганная птица, и его охватывает страх. Он ранен, и это делает его лёгкой мишенью. Ещё каких-то пару дней назад он без колебаний надрал бы всем этим уродам задницы. Но сейчас он знает, что если будет драка, он проиграет. Блядь. Блядь, блядь. Крошечная часть его хочет, чтобы Чонгук ворвался и спас его. И Тэхён презирал эту часть себя. Жалкий. Сейчас не время для страха — он должен найти способ убежать отсюда. Его глаза мечутся по сторонам пытаясь найти выход, но крепкие плечи закрывают весь обзор. Он полностью предоставлен самому себе. Никто не собирается спасти его. — Что за маленький котёнок бродит здесь в одиночестве? — мужчина ухмыляется, его ногти больно впиваются в щёки, и Тэхён свирепо смотрит в ответ. — Наконец-то сбежал от цепких лап Чона, да? Не волнуйся, я могу трахнуть тебя лучше, чем он. Он еще сильнее рассмеялся от своей же шутки, покрывая кожу Тэхёна мурашками, обжигая там, где касались его пальцы. — Что случилось, детка… — начал он, но резко остановился, когда Тэхён сплюнул ему прямо в лицо. У Кима есть только секунда, чтобы почувствовать самодовольство, прежде чем чужое осознание сменится ужасом и гневом, вспыхивающими на лице заключённого. Мужчина без сомнения поднимает руку, чтобы ударить его. Но Тэхён не даёт ему шанса пригнувшись, ныряя под его руки и бросаясь вперёд, как будто от этого зависела его жизнь. Потому что, честно говоря, так оно и было. Когда драка не является вариантом, единственный выбор остаётся — бежать. Тэхён быстр, и он потратил много времени на бег, но его голова всё ещё кружится. Он спотыкается и эта ошибка — всё, что нужно его нападающим. Кто-то прыгает на него, и он тут же оказывается прижатым к земле. Он должен быть благодарен, что не упал на раненую руку, но трудно быть благодарным, когда из лёгких вырывается воздух, а на спине лежит человек весом в сто двадцать килограмм. Он пытается сопротивляться, но свиная туша только сильнее прижимает его лицо к земле. Человек над ним сердито ворчит. Но Тэхён его не слушает. Его мозг работает в полную силу; единственной понятной мыслью было желание сбежать. «Мне нужно валить», — думает он, когда мясистые руки обхватывают его горло и начинают сжимать. Он не может дышать, и в этот ужасный беспомощный момент Тэхён знает наверняка, что он не хочет умирать. Ещё нет. И не таким образом. Руки вокруг его горла сжимаются сильнее, и в глазах потихоньку начинает тускнеть свет. Тэхён хочет продолжать сопротивляться, но ему кажется, что он тонет — всё вокруг него медленно плывёт. Внезапно вес поднялся, и воздух хлынул обратно в его изголодавшиеся лёгкие. Он задыхается, всё ещё растянувшись на полу, ошеломлённый, когда мир возвращается в фокус. Он с трудом поднимается на ноги и поворачивается посмотреть, кто его спас. Чонгук. Тэхён солгал, если бы сказал, что, по крайней мере, часть его не ожидала увидеть Чонгука стоящего рядом с окровавленным и стонущим от боли человеком. Он также солгал, если сказал, что не был немного разочарован увидев вместо Чонгука Намджуна. Тэхён никогда раньше не видел, чтобы Намджун как следует дрался, и, честно говоря, это действительно впечатляет. Не так впечатляюще как Чонгук, само собой. Но образ Кана, окровавленного и искалеченного, с разбитым лицом, вспыхивает в его сознании, и Тэхён внезапно благодарен, что Намджун не похож на Чонгука. Он молча наблюдает, как Нам одним мощным ударом отправляет нападавшего на землю. Ким поднимает голову, и их взгляды на секунду встречаются. Тэхён смотрит в тёмные глаза Намджуна и не может придумать, что сказать. Он должен поблагодарить его, но слова застревают у него в горле. Его ноги нервно шаркают, отчаянно пытаясь убежать. Но на деле он чувствует себя пригвождённым к месту под пристальным взглядом Намджуна. Он молча кивает, кажется, будто всё понимая, несмотря на немоту. Это был едва заметный наклон головы, но для Тэхёна этого было достаточно. Он быстро кивает в ответ, сгибаясь в торопливом отрывистом поклоне, прежде чем развернуться и побежать прочь, оставляя Намджуна наедине с теми, кто минуту назад хотел изнасиловать его. Он бежит не поднимая головы, пока не встречает порог своей камеры. Тэхён облегчённо выдыхает, стараясь не думать о том, что тюремная камера теперь ассоциируется у него не только с безопасностью, но и с ощущением дома. Дверь открывается, и он проскальзывает в темноту камеры. Свет выключен, но он всё ещё может различить неподвижную фигуру Вонхо растянувшегося на нижней койке. Это на мгновение напоминает ему о том, как он впервые вступил в эту камеру почти пять месяцев назад. Его охватывает странное чувство ностальгии. В его прошлом просто не было достаточно хороших вещей, из-за которых стоило бы впадать в сентиментальность. А о том чего ему действительно не хватало, Тэхён и думать не мог. Он молча пересекает камеру, чтобы не разбудить дремлющего Вонхо, в надежде зайцем пробраться в свою койку. Но когда он приближается к Вону, что-то заставляет его остановиться. Во сне он выглядел спокойным и беззащитным, словно маленький ребёнок. Чувство ностальгии росло всё больше, и не успел он опомниться, как нижняя губа Тэхёна задрожала, а зрение затуманилось от слёз. Он так устал. Сейчас мысль об одиночестве пугала его, как никогда. Когда он и его сестра были маленькими, они всегда забирались к матери в постель и обнимали её. Это был источник тепла в этом холодном мире, их маленькая гавань комфорта. Это было до того момента как его мать сбежала, прихватив почти все их деньги, погрузив Тэхёна ещё глубже в ад. Уходя, она забрала с собой всё тепло и уют. Это сломало что-то внутри него, но со временем Тэхён научился жить и без неё. Он не нуждался ни в ком другом, он никого не хотел. Вот, что он говорил себе. Он стал сильным, потому что у него не было другого выбора. Его толстокожесть появилась не из ниоткуда. Но теперь ему действительно кто-то был нужен, и, как ни странно это признавать, он действительно нуждался в ком-то. — Вонхо, — шепчет он в темноте, прежде чем его предательский разум может вызвать образы совершенно другого человека. Комок на койке вздрагивает при звуке чужого голоса, и Вонхо резко выпрямляется. Умиротворенное выражение исчезает, когда его острые глаза сканируют темноту в поисках угрозы. — Тэ? — его глаза останавливаются на Тэхёне, а голос звучал удивлённо и немного сонно. — Это ты? — Ага, — Тэхён изо всех сил старается изобразить подобие улыбки. Даже в темноте он может наблюдать, как глаза Вонхо внимательно сканируют его тело, замечая каждую повязку и синяк. — Ты в порядке? — спрашивает он с нескрываемым беспокойством в своём обычно беззаботном тоне, настигая Тэхёна врасплох. — Ты выглядишь ужасно, какого хрена случилось? Тэхён не был уверен как выглядел со стороны, но он определённо чувствовал, что только что прошёл через ад. Он открывает рот и сразу же закрывает обратно, нервно теребя шину на своей руке. Он хочет заползти в постель Вонхо и рассказать ему всё, но он этого не делает. Несмотря на то, что они сблизились, между ними всё ещё существовали линии и границы, которые Тэхён боялся пересечь. Вонхо должно быть почувствовал его неуверенность, прищуривается на молчание Тэхёна. — Вонхо, можно я… — он не может придумать что сказать, поэтому просто указывает на кровать и надеется, что тот всё поймёт. Странно, но Вонхо кажется понимает, молча поднимая своё одеяло. Он чувствует, как с него снимают тяжесть, пусть даже самую малость. Тэхён без колебаний садится рядом стараясь не задеть раненую руку. Голова падает на подушку и усталость охватывает его. — Тэхён, — когда Вонхо зовёт его, Тэхён приоткрывает глаза. Лицо синеволосого находится всего в паре сантиметрах от его собственного. — Это сделал Чонгук? — Нет, конечно нет, — шепчет Тэхён, — Чонгук никогда не причинит мне вреда. Но, даже когда он говорит это, Тэхён чувствует призрак руки Чонгука на своём горле. Он сглатывает, стараясь игнорировать это. — Тогда что произошло? — спрашивает Вон, и в его голосе столько беспокойства, что Тэхён сразу чувствует себя виноватым. — Я беспокоился о тебе. Эти слова удивили их обоих. Глаза Вонхо расширились, прежде чем он издал короткий, недоверчивый смешок. — Знаешь, — успокаивающе начинает он, положив руку на бок Тэхёна, тяжесть которой успокаивала. — Я никогда не думал входя в это место, что буду заботиться о ком-то ещё. Когда я впервые увидел тебя, я был уверен, что ты не протянешь здесь и недели. Но вот — ты здесь, со мной. Ты заставил меня заботиться о тебе, Ким Тэхён, маленькая ты жопа. Тэхён смеется, и ему совсем немного хочется плакать. Это была вовсе не печаль, своего рода усталость, смешанная со всеми другими эмоциями, которые он пропускал через себя. — Прости, — бормочет он, — я не хотел. — Но это случилось, — говорит Вонхо с ласковой улыбкой. — Кроме того, что я тебе говорил насчёт извинений за то, в чём ты не виноват? Тэхён едва не извиняется снова, но вовремя останавливается. Они лежали в уютной тишине, и Тэхён вспоминал как сильно он скучал по другому теплу рядом с собой. По звуку ровного биения сердца в такт его собственному в сочетании с медленным, ровным дыхание убаюкивающим его в состоянии покоя, которого он не чувствовал уже очень, очень давно. Даже тогда его разум не мог оставить мысли о Чонгуке в покое. Поскольку часть его задавалась вопросом, каково это — лежать рядом с ним. Будет ли он таким же тёплым? Будет ли от него приятно пахнуть? И сможет ли Чонгук когда-нибудь дать ему ощущение дома? — Тэхён? — Мм? — Тэхён дико устал, и он помнит, что читал где-то, что люди более честны в такие моменты. И это действительно должно напугать его, но он доверяет Вонхо. — Что с тобой случилось? — спрашивает он, по-прежнему серьёзным тоном. — Тебя не было так долго, что даже мистер Ли искал тебя. Спрашивал, куда ты и Чонгук пропали. — Что ты ему сказал? — Я сказал ему правду, что понятия не имею, куда вы исчезли, — Тэхён чувствует, как в животе клубится чувство вины. Он считает, что обязан Вонхо рассказать о случившемся. Кроме того, разве он сам не хотел этого? Кому, как не Вонхо вылить всю душу? В конце концов единственными людьми, которых он мог назвать своими друзьями, была банда Чонгука (ну, все, кроме Юнги, конечно), и даже им он не мог объяснить все свои чувства. Может быть в своей откровенности ему стоит винить его усталость? Потому что даже когда его клонило в сон, а глаза медленно опускались, Тэхён понимал, что пересказывает всё, что с ним произошло с того момента, как он вышел из библиотеки и до сегодняшнего дня. Он не собирался заходить так далеко, но это было похоже на прорыв плотины, и как только он начал, он не мог остановиться. Шлюзы были открыты, и слова просто лились из него. Он рассказал Вонхо о заговоре с целью убить Чонгука и о том, как он бежал, чтобы найти и предупредить его. Он рассказал ему о войне, которая разворачивалась вокруг него, и о том, что он каким-то образом застрял посередине. Рассказал ему всё, и Вонхо слушал, время от времени кивая, но ни разу не перебивая, просто позволяя Тэхёну выплеснуть все свои тревоги и страхи. Он доходит до той части, где Чонгук теряет контроль и колеблется. Вонхо замечает его неуверенность, и поднимает руку чтобы успокаивающе провести её по его волосам. — Всё в порядке, Тэ, — уверяет он. — Ты не обязан говорить мне, если не хочешь. Но в том-то и дело. Тэхён хочет рассказать ему, но он просто не может найти подходящих слов, чтобы описать тот страх, который он испытывал и до сих пор испытывает в определённой степени. Он знает что Чонгук никогда не причинит ему вреда. Что даже если бы не подоспели и остальные, Чонгук не задушил бы его по-настоящему. Но всё это не меняет того факта, что каждый раз когда он закрывает глаза, он видит как Чонгук бьёт Кана той трубой, пока тот не начинает дергаться только от силы ударов. Теперь каждый раз когда он думает о Чонгуке, он видит насилие. — Ты бы видел, что он сделал с этим человеком, — шепчет Тэхён слабым голосом, качая головой. — Я никогда не видел ничего подобного. — Я слышал о чём сплетничают люди, они в ужасе, — спокойно говорит парень. — Я не понимаю, Вонхо. Он будто потерял контроль над собой, — признаётся он. Вонхо что-то напевает себе под нос, расчёсывая его волосы. — Это было после того, как ты повёл себя как полный идиот, пытаясь спасти этого сопляка, сломав себе руку, верно? — спрашивает Вон, и Тэхён кивает, закрыв глаза. — Ну и что? — Ничего, — вздыхает Вонхо, и Тэхён открывает глаза, чтобы посмотреть на него. — В чём дело? — Не могу поверить что говорю это, но, — начинает Вонхо, действительно выглядя немного обиженным. — Но я понимаю Чонгука. — Что? Вонхо снова вздыхает. — Помнишь я говорил тебе, что снаружи есть человек по которому я скучаю? — Да. — Он очень многое значит для меня, — признаётся Вон, слегка покраснев. И Тэхён понимает где-то в глубине души, что эта та самая драгоценная информация, которой Вонхо хочет поделиться именно с ним. — Так что, если кто-то хотя бы пальцем дотронется до него, не говоря уже о том, чтобы сломать ему руку, тогда… Ну, я не знаю. Зайду ли я так далеко как Чон? Безусловно. — Ты имеешь в виду, — Тэхён чувствует себя ошеломленным. Конечно, он всегда знал это глубоко внутри, но услышать это от Вонхо, который был не просто кем-то и не одним из членов банды Чона, а тем, кто, казалось, активно ненавидел Чонгука, говорил ему о том, что: — Ты имеешь в виду, что Чонгук сделал это ради меня? — Чтобы защитить тебя, да, — поправляет Вон. — Но, не пойми меня неправильно, это не означает, что я принял его. Я всё ещё не доверяю этому засранцу. Но правду говорят, мы делаем самые страшные вещи для тех, кого любим. Мы делаем самые страшные вещи для тех кого любим. Тэхён вспоминает тот день: выстрелы звенят в его ушах, а в глазах застыл непроглядный мрак. Почему он сделал то, что сделал? Для его сестры, конечно. Эти люди должны были умереть, потому что он любил её. То, что сделал Чонгук и причина, по которой Тэхён так сильно испугался заключалась в том, что он видел часть себя в этом насилии. Это была знакомая ярость, которая жила где-то внутри него. Тэхён знал, каково это, быть готовым умереть за тех, кого любишь. И даже больше, каково это, убивать за них. — Вонхо? — он не может заставить себя думать обо всём этом сейчас. Может быть завтра он попытается разобраться со всем этим, но сейчас ему больше всего на свете хочется спать. — Расскажи мне о том парне снаружи, пожалуйста. Он знает, что не должен спрашивать. Что Вонхо, вероятно, сказал ему всё, что хотел сказать, но его усталый мозг больше не заботится об этикете или границах. Вонхо на минуту замолкает, и Тэхён надеется, что не обидел его слишком сильно. Он уже собирался извиниться и погрузиться в сон, когда Вонхо снова заговорил. — Его зовут Минхёк, — начинает он, и Тэхён в последний раз закрывает глаза, позволяя голосу Вонхо успокоить его. — И у него самый заразительный смех, который я когда-либо слышал. Временами, он ведёт себя как идиот, но его улыбка подобна свету… Сон приходит медленно, и последнее, что Тэхён помнит перед тем как заснуть — это размышления о том, сможет ли кто-нибудь когда-нибудь полюбить его так же сильно.