***
В холодной и в не проклятой тьме ванной комнаты, Тэхён стоял в одиночестве своих идей. В воздухе витает отчетливый запах крови. Его дыхание туманится перед лицом, и он никогда не думал, что тюремные туалеты могут быть такими холодными. Тэхёна трясёт, и когда он опускает взгляд на свои руки, даже в темноте может разглядеть, как сильно синеют его пальцы. — Почему ты дрожишь? — Тэхён тут же поднимает глаза на голос позади него. Всего несколько секунд назад он был один, но теперь на корточках перед ним сидел Чонгук. Аромат крови усилился. Несмотря на всё, что произошло между ними, сердце Тэхёна вновь пропустило удар. — Чонгук, — шепчет он синими губами. Его голос хриплый, будто он не говорил несколько дней. — Дай помогу, — просит Чон, тут же беря руки Тэхёна в свои. Но чужие ладони были словно лёд. Тэхён резко отстраняется и когда он смотрит вниз его руки уже не синие, а багрово-красные. Он поднимает глаза и на этот раз видит, что Чонгук полностью в крови, и вонь от неё становится невыносимой. Его лицо, руки, одежда — кровь обволокла его всего. Тэхён не может ясно мыслить, когда столь прекрасный цвет заполняет его глаза. Чонгук был невероятно красив. Тэхён не знает, чья эта кровь на нём — Чонгука или кого-то ещё, но ему было всё равно. — Чонгук, — у него перехватывает дыхание, когда он высовывает язык, чтобы облизать обсохшие губы. Он знает, что это неправильно, но вид Чонгука, покрытого алым вызывает жар в его животе. Его глаза горят тем же огнём, и Тэхён чувствует, что задыхается под его пристальным взглядом. Когда Чон протягивает окровавленную руку, чтобы погладить его по лицу, Тэхён не отстраняется, даже когда тёплая кровь окрашивает его щеку. Он вздрагивает, когда их губы сталкиваются, и чувствует вкус крови на языке, горький, металлический привкус наполняет его рот. Всё, к чему прикасался Чонгук, покрывалось кровью. — Чонгук, — стонет он, когда черноволосый облизывает венки у него на шее. Дрожь пробегает по спине, и он вздрагивает, но на этот раз не от холода. Тэхён начинает задыхаться, когда чувствует острые клыки на ярёмной вене. Окровавленная рука Чонгука прочесывает его волосы, оттягивая голову назад, оставляя ещё больше кровавых следов. Он чувствует себя так хорошо, пока клыки Чонгука не смыкаются на его горле. Тэхён открывает рот, чтобы закричать, но его горло издаёт лишь скулёж, и Чонгук впивается зубами в его плоть, заставляя задыхаться от боли. Кровь хлещет вверх, когда Чонгук медленно сдирает полоску кожи с его шеи. Всё больше и больше алых пятен покрывали лицо Чонгука, но он и не думал останавливаться. Сосредоточенный взгляд не покидал его тёмных глаз, даже когда он рвал кожу Тэхёна зубами. — Чонгук, остановись! Слёзы текут по его лицу смешиваясь с кровью, которая, как он теперь понял, изначально была его. Всё это, всё принадлежит ему. Чонгук покрыт его кровью, и ужас пробирается под кожу. Чонгук больше не красив, он чудовищен. Он снова пытается закричать, но Чонгук опускается ниже, чтобы укусить его в грудь на этот раз сильнее, забирая большой кусок кожи. Крови становится всё больше и больше. Так много, что Тэхён, кажется, начал тонуть в ней. — Чонгук, — и глаза напротив начинают сверкать злобой и весельем, когда он кусает Тэхёна вновь, снова и снова. Чонгук буквально пожирал его. — Остановись! — он умоляет, и черноволосый медленно поднимает голову. Кровь стекает по его подбородку, а между зубов застряла частичка кожи. Чонгук улыбается ему как будто он даже не понимает как сильно больно Тэхёну. Даже с его кровью, размазанной вокруг губ. Блондин протягивает руку чтобы оттолкнуть от себя Чонгука, но, к собственному ужасу, его пальцы разрывают кожу напротив. Ногти впиваются в лицо Чонгука сами по себе. Он отстраняется, в ужасе смотря на свои руки, в которых были зажаты обгрызки чужого лица. Чонгук даже не моргал, когда Тэхён отрывал часть его грёбаного лица. Он просто продолжал улыбаться. Тэхён кладёт руки на плечи Чонгука, всё ещё пытаясь оттолкнуть его, но то же самое происходит снова. Как только он касается плеча Чонгука, его пальцы впиваются в него, как когти, и он не может остановиться. Его ногти разрывают кожу, нервы и мышцы, пока он не чувствует твердую кость, но никакого даже намёка боли на лице Чонгука нет. — Чонгук, посмотри! — он кричит в тщетной попытке остановиться. Он начинает давиться от запаха вокруг себя. — Мы разрываем друг друга на части! Прекрати это! Мы убьём друг друга! Чонгук берёт его губы в болезненном поцелуе, и когда он прикусывает нижнюю губу Тэхёна, это кажется слишком невыносимым. Но крик боли Кима жадно поглощается Чонгуком. — Но почему? — Тэхён горестно всхлипывает, его губы разорваны и кровоточат. — Чонгук, пожалуйста! Зачем ты это делаешь? — Потому что, — Чонгук тяжело дышит, и искры в его глазах теперь выглядят как отблескы безумия. Несмотря на всю кровь и темноту, его зубы ярко блестят, когда он наклоняется чтобы прошептать Тэхёну на ухо, покусывая мягкую кожу его мочки уха. — Могу. Тэхён резко просыпается. Холодный пот струится по его спине, а сердце колотится в груди со скоростью миллион миль в час. Ночной кошмар. Все это было просто кошмаром. Чёртов плохой сон, ничего из этого не было реальным. — Проклятье, — вздыхает он, сидя на своей койке. Его сердцебиение уже начинало замедляться, когда он делает глубокие успокаивающие вдохи. Он начинает осматривать своё тело, но кожа, хоть и покрыта синяками и шрамами, не имеет следов укусов. Ни крови, ни Чонгука, ничего. Все это было у него в голове. Тэхён даже не хочет думать о том, что это может означать. Даже в тишине их маленькой камеры он снова и снова слышит свой собственный вопль из сна, в котором слышится животный страх. «Чонгук, ты не видишь! Мы разрываем друг друга на части!». — Я в полном дерьме, — бормочет он, обхватив голову руками. — Тэ? — сонный голос Вонхо доносится снизу, и Тэхён вздрагивает, чувствуя себя виноватым за то, что разбудил своего сокамерника. — Да? — отвечает он. Его голос хриплый ото сна, и он ясно помнит как кричал во сне. Он прочищает горло, прежде чем снова сказать. — Извини, что разбудил тебя. — Ещё один кошмар? — сонно спрашивает парень, забираясь в койку Тэхёна и устраиваясь рядом с ним так близко, что их бедра прижимаются друг к другу. Тэхён вздыхает, протирая глаза, и он знает, что у него там будут ужасные, тёмные круги. Сверкающие часы Вонхо на его руке показывают, что уже почти шесть утра, и он знает, что ни за что не заснёт снова. Не сейчас, когда образ пропитанного кровью Чонгука, впивающегося зубами в его плоть, выжжен в его сознании. — Да, один из, — признаётся он, и Вонхо нерешительно кладёт руку ему на плечо, и Тэхён благодарен ему за этот успокаивающий жест. — Это уже шестой раз на этой неделе, Тэ, — говорит Вонхо, и Тэхён не знает, что ответить. В конце концов, Вонхо прав, на этой неделе ему каждую ночь снились кошмары о Чонгуке. Прошло почти семь дней с тех пор, как он в последний раз видел его. Удивительно, но Чонгук вёл себя тихо и давал Тэхёну пространство, о котором он просил, но это не меняло того факта, что Тэхён видел его во снах. Блядь, как же банально. Даже когда Чонгука нет рядом, Тэхён всё равно не может избавиться от него. На самом деле, это не раздражает его так сильно, как должно было бы. Если он был на сто пятьдесят процентов честен с самим собой, ему пришлось бы признать, что он немного скучал по Чонгуку. Вроде. Немного. Может быть. — Я знаю, — вздыхает блондин, и Вонхо мягко поглаживает его плечо. — Хочешь поговорить об этом? — Это было так ужасно, Вон, там был Чонгук и он, он ел меня, — говорит он быстро, выдавливая слова изо рта. Ким бросает взгляд на Вонхо и видит удивление на лице старшего. — Он съел тебя? — недоверчиво переспрашивает Вон, прежде чем понизить голос. — В плане… сексуально? — Что? — Ким завизжал, жар поднялся к его лицу, когда этот мысленный образ промелькнул в его голове. — Нет! Не так, я имею в виду, буквально. Он буквально пожирал меня. — О, — моргает старший, и на его щеках появляется лёгкий румянец, — фу. Тэхён фыркает от реакции соседа. — Это довольно хреново, — говорит Вон. — Это даже не самое страшное. — Что может быть хуже каннибализма, чувак? — Я тоже причинил ему боль. Я не хотел, но каждый раз, когда прикасался к нему, я рвал его кожу, но я не мог контролировать это. И я не знаю, хотел ли он причинить мне боль тоже или, скорее, он даже не осознавал этого. Я не знаю. Я знал только, что мы причиняем друг другу боль и не можем остановиться. Вонхо выпускает дыхание. — Ого. Какое же дерьмо тебе снится, парень. — Да, — соглашается Ким, — дерьмо. Несколько мгновений они сидят молча, до тех пор, пока Вонхо вновь не заговорил. — Так что ты собираешься делать? Тэхён поднимает бровь. — Что делать? — Ну, знаешь, говорят, что если один и тот же сон повторяется, то он представляет что-то, что беспокоит вас, — объясняет парень. — Да, но это не всегда одно и то же, — Тэхён никогда не думал об этом раньше. Обычно, он жил философией согласно которой проводил как можно меньше времени, думая о своих кошмарах. — Ну, ты же сам сказал, что все они связаны с Чонгуком, и мне кажется, что это повторяется слишком часто, Тэхён. Ты должен поговорить с ним.***
Обязанности по уборке ванной комнаты не изменились от слова совсем. Оказывается, мистер Ли всё тоже хуйло (которым был и раньше, конечно) решил, что Тэхёну не хватает говна в жизни. По крайней мере, одна хорошая сторона того, что его снова поставили на дежурство в ванной комнате, заключалась в том, что он мог, наконец, принять хороший, тёплый душ. Ну, насколько это позволяли тюремные душевые разумеется. Он даже позаботился о том, чтобы украсть немного пищевой пленки, чтобы защитить шину, которую он всё еще носил. Тэхён не был уверен, когда ему следует снять её. Совет, который ему дал Вонхо, был не очень хорошим. И Ким даже подумывал обратиться к Сокджину за помощью, но быстро отбросил эту затею. Его запястье болело, поэтому он решил оставить пока всё как есть. Когда он вступил под тёплую струю, больные мышцы расслабились от пара. А мысли о сегодняшнем утре вновь вернулись к нему. Он знает, что Вонхо прав. Тэхён и сам был того же мнения. Он должен поговорить с Чонгуком. Их встреча неизбежна. Они никогда не смогут долго оставаться вдали друг от друга. Им нужно было слишком многое обсудить и слишком многое связывало их, как бы далеко они ни зашли. Всю прошлую неделю Чонгук не разговаривал с ним, он даже не приближался к нему. Но это не означало, что Чонгук не был лишен присутствия в его жизни. Тэхён чувствовал на себе его взгляды почти везде, куда бы он ни пошёл. Конечно, большую часть времени он прятался в своей камере, но когда всё-таки выходил, то видел Чонгука наблюдавшего за ним. Раны сделали его ходячей говорящей мишенью для остальных дикарей здесь. Если раньше он думал, что ему тяжело, то теперь это было ничто по сравнению с тем, что он испытывал сейчас. Нападения на него утроились, но, несмотря на его ослабленное состояние, он получал… помощь. Это никогда не был сам Чонгук. Намджун, Хосок или Сокджин всегда спасали его задницу. Он не сомневался, что Чонгук позаботился о том, чтобы по крайней мере один из них всегда был рядом. Он вспомнил слова Вонхо о том, что вступление в его банду будет «гарантированной защитой». Тэхёну же очень понравилась эта идея. Всю свою жизнь он был один, и никто никогда не прикрывал его безоговорочно. Конечно, у него была сестра, и он любил её. Но она была молодой девушкой и не могла защитить его. Все те плохие вещи, которые он делал для неё, он делал один, потому что у него никого не было. Он вырос в районе кишащем всевозможными бандами, и хоть он был слишком близок с некоторыми из них, чтобы почувствовать себя комфортно. Он понимал, что чувство товарищества, которое пришло бы с этим, это и чувство принадлежности, и Тэхён солгал бы сквозь зубы, если бы сказал, что не хочет этого для себя. Но, как и всё остальное, он всегда возвращался к мыслям о Чонгуке. Чего он хочет? Действительно ли Чонгук хотел, чтобы он стал частью банды? Может, он просто соблюдает традиции? Или, он пытался затащить его в постель… Думать об этом было больнее всего. Мысль о том, что это всё, чего добивался Чонгук, была чертовски болезненной. Хоть это и не должно было быть сюрпризом для него в данный момент, в конце концов, это будет не первый раз, когда Тэхён использует своё тело, чтобы получить то, что ему нужно. Но при мысли о том, сколько раз ему приходилось опускаться на колени, его затошнило. Он оставил то время позади. Или, по крайней мере, он так думал. Он хотел и он нуждался в Чонгуке. Неуверенность грызла его, разъедая изнутри. До него донеслись слова Юнги, сказанные ранее. Он был опасен для Чонгука? Будет ли он только бесконечным источником проблем для него? Не говоря уже о том, что он всё ещё не мог заставить себя взглянуть на Чонгука. Тэхён был так поглощён своими мыслями, что почти не слышал, как открылась дверь. Почти. Но предательский скрип задел его ухо, и волосы на затылке встали дыбом. Он не обернулся, да ему и не нужно было. Там был только один человек, который мог бы быть. — Привет, любимый. Тэхён хотел рассмеяться над знакомым прозвищем, которое так легко слетело с чужого языка. Несмотря на то, что с ними произошло, это всё ещё звучало правильно. — Дорогой, — ответил он без колебаний. Его тон был таким лёгким и воздушным, что он даже сам себе удивился. — Давно тебя не видел. Звук медленно приближающихся шагов эхом разнёсся по ванной комнате, когда Чонгук приблизился к нему. Разве это не знакомая сцена? В первый раз, когда они встретились вот так, Чонгук застал его врасплох и Тэхён чувствовал себя испуганным и незащищённым, стоя перед ним полностью обнажённым, но сейчас ничего подобного он не чувствовал. — Я подумал, что дам тебе немного времени, — небрежно ответил Чон, когда Тэхён взял шампунь, стоя спиной к Чонгуку. — Как любезно с твоей стороны, — заметил он, пытаясь открыть бутылку, но его движения были ограничены шиной. Послышался звук расстёгиваемой молнии и шорох одежды позади него, а затем прямо у его уха раздался голос. — Позволь мне. Тэхён не сопротивляется, когда Чонгук забирает бутылку из его рук. Он просто стоит и слушает, как Чонгук брызгает немного шампуня на свою руку, прежде чем начать втирать его в волосы. Его прикосновения были удивительно нежными. Настолько, что если бы Тэхён не знал его настолько хорошо, он бы никогда не догадался, что эти руки принадлежали убийце. Те самые руки, которые сейчас массировали ему голову, забивали людей до смерти. Тэхён тихо вздыхает от нежных прикосновений. Все его тело обмякло, и он должен был физически остановить себя, чтобы не рухнуть в сильные руки Чонгука прямо здесь и сейчас. Они стояли в уютной тишине, а единственным звуком было шипение насадки для душа и редкий гул удовольствия Тэхёна. — Нам нужно поговорить, — шепчет Чонгук, его низкий голос попадает прямо в ухо и сердце Тэхёна, и он вздрагивает. — Разве мы не всегда это делаем? — он чувствует, как чужой смех щекочет ему затылок. — Это не похоже на те времена, — отвечает Чонгук, и его голос вновь серьёзен. — Знаю. Больше некуда бежать, вот и всё. — Ты спас мне жизнь, — начинает Чонгук. — И я знаю, что Чимин рассказал тебе о традиции, так что давай не будем ходить вокруг да около. Я хочу, чтобы ты присоединился. Вот оно. Чонгук просит его. Он просит его стать частью его семьи, но как только он говорит это вслух, все сомнения рушатся, и Тэхён тонет в них. Его разум переполнен всем, и это похоже на цунами, прорвавшееся через его голову, и он не может думать прямо. Давление тела Чонгука позади него и его пальцы, запутанные в волосах — это единственное, что держит его даже отдалённо приземлённым. Он любит и ненавидит его одновременно. Рядом с ним он чувствует себя в безопасности, но боится его самого. Тэхён хочет присоединиться всем сердцем, но он скорее умрёт, чем сдастся. Он опасен, если останется рядом, и опасен, если уйдет от него. Все эти противоречивые мысли разрывают его на части. Тэхён не может выбрать сторону лишь потому, что в любом случае пойдёт на дно. Вопрос только в том, возьмёт он с собой Чонгука или нет. Ким смотрит в его глаза, и всё, что он видит — это эмоции, которые он едва может понять: любовь, привязанность, беспокойство, всепоглощающая нежность. И в этот момент его будто бьёт током. Юнги был прав. Тэхён, наконец, осознаёт, как сильно Чонгук заботится о нём. Но уже слишком поздно, потому что, он тоже и в этом заключается проблема. Если он присоединится, то всегда будет слабым местом Чонгука. Он будет постоянной обузой. Не важно, насколько сильно он этого хочет. Тэхён не может быть рядом ради блага самого Чонгука. Он знает, что Чонгук терпеливо ждёт ответа. Сильные, умелые руки двигаются от его волос вниз по шее и спине, лаская кожу, массируя напряжённые мышцы. Его предательское тело мгновенно реагирует, тая под прикосновением Чонгука, и он не может сдержать стон, который срывается с губ. Пена стекает вниз и Тэхён чувствует как вслед за ней всё ниже спускаются чужие руки. Человек позади него дышит запахом его кожи, утыкаясь носом в изгиб шеи и сжимает его тело. Правая рука остаётся на спине Тэхёна, пока другая рисует круги на животе. Они оба чувствуют как грань стирает стену, терпеть больше нет сил. — Давай, малыш, — шепчет он на ухо, беря мочку зубами и нежно покусывая, — присоединяйся ко мне. Позволь позаботиться о тебе. Разве ты не хочешь быть моим? На этих словах Тэхён резко отпрянул, выходя из транса. Он поворачивается и смотрит Чонгуку прямо в глаза. Тот выглядит удивлённым внезапной реакцией, тёмные глаза широко раскрыты. — Я уже говорил, что не принадлежу тебе. — Ты хочешь сказать, что не присоединишься? — спрашивает Чонгук, и его тон осторожен. Тэхёну кажется, что он слышит страх в чужом вопросе. Он глубоко вздыхает, пытаясь найти причину, которая смогла бы убедить Чонгука. — До того, как я попал сюда, у меня был сон или, по крайней мере, сон о сне, — начал он и его голос слегка дрожал. Тэхён никогда никому не говорил об этом раньше, даже своей сестре. — Я имею в виду, что там где я вырос у людей не было надежды или мечты, ты просто выживал. Несмотря на это, я продолжал мечтать стать чем-то большим. Чонгук молчал. Не говоря ни слова, он протянул руки сквозь воду, чтобы положить их на бёдра Тэхёна, притягивая его ближе. Затем он наклонился, чтобы дотянуться до ручки крана, останавливая воду и позволяя тишине воцариться. Тэхён воспринял это как свою очередь идти дальше. — Это не было большой мечтой или чем-то вроде того, но я всегда любил детей. И я думал, что, несмотря на то, кем я был или откуда я родом, когда-нибудь, так или иначе, я мог бы стать учителем начальной школы. Взгляд Чонгука был нечитаемым, но его глаза смотрели. Тэхён поймал себя на том, что смотрит куда угодно, только не на Чонгука, который теперь медленно поглаживает его бёдра. — Но потом я… я сделал то, что сделал, и меня посадили. Я знаю, что должен был сдаться ещё тогда, но у меня ещё есть крошечная надежда на то, что если я буду вести себя наилучшим образом, возможно, они выпустят меня до того, как я умру. И может, я всё же смогу следовать своей мечте. — Этого никогда не случится, — голос Чонгука звучит болезненно мягко, хотя он должен был бы быть жестоким, чтобы соответствовать своим словам. Но это было не так, он не хотел причинить боль, и Тэхён немного ненавидел его за это. — Думаешь, я этого не знаю? — спрашивает Ким, сглатывая комок образовавшийся в горле. — Но это была надежда, за которую я мог уцепиться. Это ничем не отличается от того, что я делал всегда. Это может быть глупо и невозможным, но эта маленькая надежда — всё, что у меня есть. Но если я присоединюсь к тебе, если я это сделаю, то всё пропадет навсегда. Вот в чём дело, Чонгук, ты просишь меня отдать тебе свою жизнь, это обязательство навсегда. И если я соглашусь, то никогда не стану ничем большим, чем преступником. — Тэхён, — мягко начинает Чон, протягивая руку, чтобы смахнуть мокрую чёлку, прилипшую к его лбу после душа. — Тэхён, я знаю, о чём прошу, и я бы не спрашивал, если не был уверен, что это к лучшему. Я не собираюсь оставаться здесь вечно. Я выйду и надеюсь, уже скоро. И я хочу взять тебя с собой. Если ты пойдешь со мной, тебе больше не придётся цепляться за отчаянные надежды. Пойдём со мной, и ты сможешь найти новые мечты. Лучшие мечты, обещаю. Тэхён хотел этого. Он хотел этого так сильно, что сердце болело, как будто его вырывали из груди. Но он должен быть сильным. Ради Чонгука. И ради себя тоже. Тэхён фыркнул, чувствуя, как пальцы Чонгука всё ещё обжигают его лоб. — Это не значит, что я не буду привязан к тебе навсегда. Чонгук замолкает, молча глядя на него так пристально, что Тэхён клянётся, что Чонгук может заглянуть в его загнанную душу. Кажется, он обдумывает всё сказанное Тэхёном, приходя к единственному верному и такому очевидному ответу. — Ты лжёшь, — говорит он наконец, и сердце Тэхёна падает. Он был так уверен, что Чонгук поверит. Это не было полной ложью. Он видел этот сон, и когда-то он был дорог ему. Но он похоронил его и смирился с его тщетностью давным-давно. — Хочешь знать почему? — спрашивает он, и Чонгук притягивает его ещё ближе, их обнажённые тела прижимаются друг к другу так, что это должно было быть откровенно сексуально. Но вместо этого было странно интимным. В глазах Чонгука не было похоти, только какое-то беспокойство, и от этого у Тэхёна подкосились колени. — Почему? «Потому что мы обречены уничтожать друг друга, даже не думая об этом», — думает он о кошмаре, который тянется вместе со словами Юнги. — Ты пугаешь меня, Чонгук, — говорит он вместо этого. Ещё одна полуправда, и выражение боли, промелькнувшее на лице Чонгука, пронзает его прямо в сердце. — Тэхён, — Чонгук судорожно вздыхает, словно пытаясь взять себя в руки, и снова смотрит ему в глаза, взглядом умоляя поверить. — Я сделал это ради тебя. — Знаю, — тихо говорит он, как будто боится признаться в этом даже самому себе. Тэхён наклоняется вперёд, пока его лоб не упирается в лоб Чонгука. Их неровное дыхание смешивается, и он даже слышит, как бьётся чужое сердце. — Я знаю, и это пугает меня. Я точно знаю, каково это — быть готовым на все ради тех, кто тебе дорог, и знаю, насколько безрассудным и слабым это делает тебя. Я не хочу и не сделаю этого с тобой, Чонгук. Потому что, ты мне тоже небезразличен. — Так вот в чём причина, — шепчет Чонгук, и глаза его закрыты. — Боишься сделать меня уязвимым. — Одна из них, — Тэхён чувствует себя настолько, блядь, честным, что это пугает. Обычно он придерживался бы своей полуправды и почти лжи, но видя, как Чонгук сейчас слаб, делает что-то с его сердцем, что он не может объяснить. Даже если он и присоединится, это не значит, что страх, который был укоренён в его костях, тоже исчез. И если рассказав ему эту горькую правду, Чонгук поверит, что он не хочет к нему присоединяться, так тому и быть. — Во-вторых, когда я сказал, что понимаю, я имел в виду именно это. Я вижу, кем я был раньше в тебе, Чонгук, и это действительно страшно. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вспоминаю о том, что сделал. Ты хранишь частички меня самого, которые я пытался похоронить, когда пришёл сюда. Глаза Чонгука теперь широко открыты, и он даже не может больше скрывать свою боль. Это взывает к той же самой боли глубоко внутри него. Они оба ранены, и эта боль от ран, которые они нанесли друг другу сами. — Я хочу забыть, Чонгук, — шепчет он, будучи жестоко честным, — а с тобой я никогда не смогу. Руки Чонгука всё ещё обнимают его за талию, и внезапно он сжимает его слишком сильно, впиваясь ногтями до боли. — Чонгук, — зовёт Тэхён, обхватив ладонями лицо напротив. — Ты делаешь мне больно. Хватка на его талии ослабевает, и Чонгук протягивает руки, чтобы обнять Тэхёна, как будто боится, что он исчезнет в любой момент, и эгоистичная часть Тэхёна хочет остаться здесь навсегда. — Тэ, — его голос полон боли. Так оно и должно быть. Теперь он не сможет причинить вред Чонгуку, а Чонгук не сможет затащить его в свой мир насилия и смерти. Этот путь Тэхён выбрал сам. — Ты ненавидишь меня? Из всех вещей которые Тэхён ожидал услышать от Чонгука, это не было одной из них. Наступает тяжёлая, мучительная пауза, прежде чем он может ответить, и Чонгук смиренно ждёт. — Нет, — наконец говорит он и в последний раз целует Чонгука в уголок рта. — Я не думаю, что когда-нибудь смогу возненавидеть тебя. Но это не значит, что я хочу видеть тебя снова. И с этими словами он уходит. Хватая свой комбинезон, выходя из ванной комнаты. Он не посмотрит назад, иначе это разобьёт его сердце вновь.***
В камере стояла напряжённая тишина. Всем есть, что сказать, но никто не знает, как это сделать. Юнги любит тишину. Как правило. Но это молчание действует ему на нервы. Тишина была нервной и тяжёлой, она давила и злила. Все ждали пока кто-то другой заговорит. Обычно, этим «кто-то» был бы Чонгук, но их уважаемого лидера здесь нет, он закрылся в своей камере, предпочитая дуться. Чимин был с ним там. Потому что Чимин, у которого есть терпение и сопереживание, как у проклятой святоши, лучше всех справляется с угрюмым Чонгуком. Так что им ничего больше не остаётся, кроме как сидеть в тишине. Хосок ёрзает на месте, Сокджин нервно кусает губы, а Намджун выглядит мрачнее тучи. Дверь открывается, и четыре пары глаз поднимаются, чтобы увидеть перед собой не Чонгука, а Чимина. Сокджин вздыхает, а Намджун кладёт голову в руки. — Он всё ещё не разговаривает? — Хосок спрашивает, хотя они уже знали ответ. Чимин качает головой, и Сокджин трёт пульсирующие виски, устало вздыхая. — Что мы будем делать? — спрашивает Джин. Его тембр голоса кажется намного старше, чем он есть на самом деле. — Он так подавлен. Не могу поверить, что Тэхён сказал «нет». Скрипя зубами, Юнги вновь слышит это имя. Он так устал слышать о Тэхёне. Тэхён это, Тэхён то. Нахуй Тэхёна. Даже когда его нет рядом, ему всё равно удаётся приносить большие проблемы. Это заставляет Юнги закипать. Пусть Чонгук не в себе, но он справится с этим, и они все смогут вернуться к нормальной жизни. Сейчас может быть больно, но станет лучше. Красивые мальчики приходят и уходят, но семья навсегда. Чонгук знает это. Юнги знает, что он знает, он просто должен сделать так, чтобы младший вспомнил об этом. — Кого волнует Тэхён? Чонгук скоро покончит с собой от горя, поэтому давайте будем готовы иметь дело с Тэхёном, когда это произойдет. Не говоря уже о том, что нам всё ещё нужно выяснить, является ли предатель частью банды Сон-Ёля или нет, не наступая на его чёртовы пятки, — говорит Юнги, потому что все остальные слишком заняты, беспокоясь о чувствах Чонгука или, ещё хуже, о драгоценных чувствах Ким Тэхёна. У них проблемы посерьёзнее, чем истерики младшего. — Юнги, — Чимин говорит через стиснутые зубы, и Юнги может видеть, что он в ярости. Руки рыжего крепко сжаты в кулаки по бокам. — Спаси меня от своих лекций, Чимин, я не в ёбаном настроении, — плюёт старший, и все, включая Пак Чимина, выглядят ошеломлёнными. — Извини? — шокировано переспрашивает Чимин, поднимая свой взгляд. Когда он так смотрит, Юнги задаётся вопросом: а что если младший на самом деле собирается ударить его? Но сейчас он не сделает этого, безусловно, ведь Намджун — это хранитель мира и спокойствия — останавливает его, обёртывая одной большой рукой вокруг тонкой талии Чимина, сдерживая его. — Юнги может быть и сволочь, — начинает Джин, Чимин в это время продолжал свирепо смотреть на Юнги в тисках Намджуна. Мин хочет поспорить с Сокджином, но он знал, что они все разозлятся после сказанной им правды, поэтому он держит язык за зубами и позволяет им злиться, — но он прав. Чонгука здесь нет, но нам всё ещё нужно разобраться со всем этим. Чимин останавливает свои попытки вырваться из захвата старшего, фиксируя хмурый взгляд на Юнги. Мин встречает его глаза и пытается передать через свои, что сожалеет. — Хорошо, — Чимин пыхтит и садится рядом с Хосоком, как можно дальше от Юнги. Последний делает вид, что ему всё равно. — Окей, — вздыхает Намджун после стука напряжённой тишины. — Что мы будем делать? Они много говорят, но не многое могут сделать. И все пятеро знают, что не смогут прийти ни к чему здравому без Чонгука. Они высказывают идеи, наполовину сформированные знанием, но ничего, что они предлагают, не будет действовать. Они ссорятся, чаще и громче, чем обычно. И они знают, что если проведут ещё хоть немного времени вместе в этой маленькой клетке, они задушат друг друга. Даже ослепительная улыбка Хосока исчезла, и добродушное терпение Сокджина тоже. — Хорошо, достаточно, — останавливает самый старший напряжённым голосом. — Мы ничего так не добьёмся, так что давайте просто немного подождём и поговорим снова, когда Чонгук будет готов. Хосок устало кивает, Намджун не говорит ни слова, просто наблюдая. Чимин стоит около двери, пристально смотря на Юнги, рот которого сжат в тонкую линию. — Ты должен исправить это, — тихо говорит Чимин, и это звучит как обвинение. Прежде, чем Юнги успевает сказать Чимину, что маленькая сучка Чонгука не его вина, Чимин разворачивается и уходит. Хосок последовал за ним, едва взглянув на него. Вскоре остаются только он и Намджун, и ещё одна чёртова тишина, наполненная невысказанными вещами и раздражением, ползающим под кожей Юнги, заставляя его хотеть кричать. — Просто скажи это, — говорит Мин, и Намджун поднимает бровь, забавляясь. У Юнги никогда не было лучшего друга. До тех пор, пока он не повстречал Ким Намджуна. Они думали одинаково, понимали друг друга даже без слов. Словно братья. И как настоящий брат, Намджун умел раздражать. Проклятье, Юнги нужно что-нибудь услышать, чтобы понять. Возможно, ему не всегда нравится то, что говорит Намджун, но он безусловно доверял его словам. — Я знаю, что ты не в настроении для лекций сегодня, — парирует Ким повторяя его же слова, откинувшись назад, выуживая пачку сигарет из кармана. — Но-о, — подсказывает Юнги. — Но Чимин прав, и ты это знаешь, — Намджун помещает не зажжённую сигарету между своих губ. Протягивает пачку Юнги, и тот берёт сигарету с хрюканьем благодарности, тянясь за собственной зажигалкой. — Чимин прав, — соглашаясь, кивает Юнги и зажигает сигарету. — И это так раздражает. — Он хороший ребёнок, — отвечает Намджун, и вместо того, чтобы найти свою собственную зажигалку или спросить у Юнги, наклоняется очень близко, касаясь конца своей сигареты к зажжённой Юнги. Когда конец сигареты Намджуна начинает светиться, вместо того, чтобы отодвинуться, он выдыхает дым в лицо блондина. — Слишком хороший, — вновь соглашается он, и Намджун просто сидит, курит. Дым валил из его губ плотным облаком. — Он не видит, как Тэхён влияет на Чонгука. — Чимин не глупый, — Джун шепчет, и Юнги вдыхает ещё один глоток дыма, — он знает. Но он также знает, каково это — заботиться о других. — Ты называешь меня бессердечным сейчас? — спрашивает Юнги, выстукивая серый пепел с конца своей сигареты. — Я лишь говорю, что некоторые люди ослеплены эмоциями, а некоторым мешает их отсутствие, — отвечает Намджун, как чёртов философ. — Это звучит довольно бессердечно для меня, — спёрто выдыхая, отвечает Мин. Он знает, что должен быть оскорблён, но его называли и похуже. — Я просто говорю. Неужели ты думал, что этого никогда не произойдёт? — спрашивает Намджун, и хорошо затянувшись очередной дозой никотина, прислоняет голову к мрачной стене камеры. — О чём ты? — Влюблённость Чонгука, конечно. Ты правда полагал, что он никогда не влюбится? — спрашивает Ким, блядь, так причинно, что Юнги начинает кашлять, засоряя свои лёгкие дымом. — Ты это серьёзно, Джун? Думаешь, Гук любит Тэхёна? Я не знаю, что ты куришь, но ты, должно быть, сейчас под кайфом, — Юнги громко и заливисто смеётся, но Намджун напротив него выглядит серьёзным, и Мин неистово стонет. — Нет, блядь, похоже ты не шутишь. — Как тогда ты это назовёшь, друг? — Юнги лишь пожимает плечами. — Я не знаю, как это называешь ты. Но это не так. Чонгук просто одержим им, он переживёт это и пойдёт дальше, — Юнги бубнит затягиваясь, наблюдая за подъёмом дыма к потолку. — Ох, да, потому что он действительно, вроде бы, идёт дальше, — говорит Намджун с сарказмом. — Тэхён делает Чонгука слабым, — Мин срывается, упорно чувствуя себя как ёбаная заезженная пластинка. Он не уверен, сколькими разными способами он может сказать одну и ту же чёртову вещь. — Он делает его безрассудным. Чонгук рисковал своей жизнью ради него, и не говори мне, что он не сделает этого снова, не удосужившись для начала включить свою блядскую голову. — А ты знаешь ради кого он ещё готов рискнуть своей жизнью, Юнги? — глаза Джуна сверкают, испепеляя взглядом. — Ради тебя. И ради меня, Чимина, Хосока и Сокджина. Это то, что ты делаешь, когда заботишься о ком-то. Вот что такое любовь. Вот что такое семья. — Тэхён — не наша семья, — сквозь зубы цедит Мин. — А может быть, настало время ею стать? — вздыхая, Ким устало закрывает глаза, пепел от тлеющей сигареты падает ему на колени. — Тогда мы могли бы защитить их обоих должным образом. Тэ может быть полезен и для нас тоже: он умён, может сражаться и заботиться о себе. И возможно, Чонгук, наконец, сможет быть счастливым, хоть на этот раз. Хотя бы сейчас. — Это нечестно, и ты это знаешь, — тихо шепчет Юнги. — Ты ведёшь себя так, будто мне наплевать на чувства Чонгука. Но я просто не понимаю, почему он должен умереть за них. Наступает пауза. Намджун ничего не говорит, и Юнги чувствует себя усталым. Он знает, что прав, но сомнения начинают завладевать им. Трудно поверить в то, что ты говоришь, когда все убеждены, что ты не прав. — Кроме того, — Юнги вздыхает, — что я должен делать? Он сказал «нет», когда Гук попросил его присоединиться. — Знаешь почему он так сказал? — Намджун вдавливает сигарету в скамейку, туша её маленький свет. — Потому что он не хочет присоединиться? — шутит Мин, и не смотря на то, что Хосок говорит, у него есть немного чувства юмора, независимо от того, насколько оно сухое. — Потому что ты забрался ему в голову. Он отказался, так как заботится о Чонгуке также, как и ты, — стоя говорит Джун. — Чонгук умрёт за нас, и мы все умрём за него, но ты думаешь, что мы единственные? Что бы ни случилось по вине Тэхёна, он спас жизнь Гука. Когда ты станешь забывать об этом, просто вспомни его глаза, когда он пришёл и нашёл нас. Никогда не забывай, как он сломал руку. Юнги делает последнюю затяжку, прежде чем бросить окурок на землю и раздавить его под каблуком. — Что именно ты хочешь, чтобы я сделал со всем этим? — повторяет блондин. — Чимин сказал, чтобы я исправил всё это, но как, блядь, я это сделаю? — Поговори с ним, Юн, — советует Намджун, проводя рукой по волосам Юнги, как будто он был каким-то ребёнком. И если бы это был кто-то другой, Юнги бы отрубил эту руку. — Он тебя послушает.***
Осунувшись на краю своей кровати в тишине сидел Чонгук, когда старший осторожно вошёл в камеру. Его голова и плечи опущены, и он устрашающе неподвижен: словно статуя, безжизненный каменный панцирь. Он не поднимает глаз, когда Юнги входит или когда его зовут по имени. Юнги приближается осторожно, как к загнанному в углу птенцу. Если Чонгук и заметил его присутствие, то не показывал этого. — Куки, — тихо зовёт старший. Он не мягкий человек, от слова совсем. Но когда Чонгук расстроен, он становится хрупким и изменчивым и, самое главное, опасным. Юнги останавливается перед ним и вместо того, чтобы сесть рядом на кровать, он приседает перед ним на колени, заглядывая в его глаза. Юнги всегда был в состоянии видеть всё то, что чувствовал Чонгук, стоило только посмотреть в омут шоколадных глаз. Мальчишка, возможно, и научился воспитывать свои черты в идеальной бесчувственной маске, но он никогда не мог скрыть эмоции в своих глазах. Чон Чонгук живёт очень чистыми глазами. И прямо сейчас эти глаза сияли от боли и влаги. Там так много печали, гораздо больше, чем Юнги ожидал увидеть. Он просто был к этому не готов. Может быть, он ошибался? Было ли это больше, чем падение Чонгука перед красивым лицом? Слова Намджуна возвращаются к нему, и Юнги вспоминает ту ночь, когда Тэхён врывается в комнату отдыха. Его глаза жили лишь страхом, когда он искал Чонгука. Он помнит, как быстро бежал Тэхён, как отчаянно он хотел найти Чонгука, и чувство вины острым лезвием вонзилось в его живот. Он помнит, как нашёл их той ночью, окровавленных и сломленных. И хоть в первую очередь он ориентировался лишь на Чонгука и его травмах, он видел Тэхёна боковым зрение. Видел синяки на чужом лице и кровь, которая текла из его опухшего носа. Он вспоминает ту искорёженную руку и как Тэхён сделал то, что любой из них сделал бы для Чонгука. Потому что они любят его. Потому что семья. Юнги проклинает себя. Он должен был быть самым наблюдательным. Проклятье. Но Чонгук пошёл и упал в любви, и Юнги, блядь, пропустил это. А может быть, прав он, и это не любовь, или, быть может, правым был Намджун. Кто, блядь, знает? Всё, что Юнги знает теперь — это то, что Тэхён важен для Чонгука. В каком-то смысле, это может быть даже больше, чем просто физическая тяга. Больно признавать, что он, возможно, был неправ. Но независимо от того, как Юнги на это смотрит, он вредит Чонгуку больше, чем помогает. Медленно и осторожно он протягивает руку, дотягиваясь до бахромы младшего. Его пальцы нежно прикасаются ко лбу Чонгука и впервые с тех пор, как он вошёл в камеру, Гук шевельнулся. Его несфокусированный взгляд приземляется на Юнги, который всё ещё сидел перед ним на коленях. Их лица были слишком близко. — Это снова происходит, — шепчет он так тихо, что Юнги почти не слышит его. — Что происходит? — спрашивает блондин, успокаивающе положив руку на колено Чонгука. — Тогда, — прошёптывает младший и останавливается. А дальше следует небольшой удушающий звук, как будто что-то застряло в его горле. Он звучит так сломлено, что Юнги начинает ненавидеть себя за это. Его голос грубый и напряжённый, и это звучит так, как будто больно даже говорить. — Я потерял её тогда, — вновь шепчет он, и сердце Юнги почти остановилось. Десять лет. А Чонгук всё ещё хранит в себе те воспоминания. Юнги бы так хотел, чтобы Чонгук раз и навсегда забыл ту ночь. Но разве он может… Чонгук выпускает раненый звук, который мог быть рыданием или, может быть, какой-то пародией на горький смех. Одна рука поднимается, чтобы отдохнуть на груди прямо над сердцем, сжимаясь в дрожащий кулак прямо там, где находится одна из самых драгоценных татуировок Чонгука. — Я потерял его, Юнги, — его глаза наполняют жалкие слёзы, но те упорно отказываются падать. — Это совсем не одно и то же, Чонгук, — уверяет Юнги так мягко, как только может. — Я потерял её. И теперь теряю его, — первый раз, когда Чонгук встречает глаза Юнги, одна слеза катится по его щеке, и это второй раз, когда Юнги когда-либо видел слёзы младшего за десять лет, что он знал его. — Я так устал от потери людей, хён.***
Тэхён был в панике. Он смотрел везде. Перерыл комнату вверх дном, пытаясь найти её. Но как он ни старался, всё было тщетно. Он помнит, как прятал её здесь. Помнит, что оставил их в этой проклятой коробке из-под обуви под кроватью своей сестры. Он был уверен, что так будет безопасно. Соджон никогда бы не обокрала его, в отличие от их ни на что негодных отца и матери. Он был так чертовски уверен, что они смогут заплатить за аренду в этом месяце. Но время было на исходе, и денег, которые он скопил, нигде не было видно. — Нет, нет, нет, — шептал он, охваченный паникой, за несколько секунд до того, как рвать на себе волосы. Пустая коробка из-под обуви лежала у его ног. — Тэ-Тэ, — Тэхён подпрыгнул от робкого голоса Соджон, раздавшегося из дверного проёма позади него. Ему казалось, что он вот-вот развалится по швам, но будь он проклят, если позволит своей младшей сестрёнке увидеть это. — Соджон, — говорит он, натягивая на лицо фальшивую улыбку, как всегда. — Арендная плата должна быть сегодня, — говорит она тихим голосом, и глаза Тэхёна дёргаются. Но его безупречная фальшивая улыбка никуда не исчезает. — Я знаю, — отвечает Тэхён своим лёгким голосом, но внутри кажется, что он задыхается от своих слов. — Мистер Пак сказал мне по дороге, что хочет получить деньги сегодня, — её глаза были полны страха и неуверенности. — Он просил передать тебе. Тэхён чувствует тошноту, по спине пробегает холодок. — Он говорил с тобой? — его голос дрожит, и ему противно от того, как ему страшно. — Господи, Соджон, он же тебе ничего не сделал, правда? — Нет, он просто сказал передать его слова тебе, — уверяет она, и Тэхён чувствует лишь крошечную искру облегчения. Пора платить за квартиру. Всё это. Всё это означало целых три грёбаных месяца. Этот месяц, прошлый и позапрошлый включительно. И Тэхён чувствует, что он раздавлен. Деньги в коробке из-под обуви могли покрыть расходы за все три месяца. Но не за всё остальное. Арендная плата не единственное, что им причитается. У них есть просроченные коммунальные счета, и хотя Соджон никогда не скажет ему, но он знает, что ей нужны новые школьные учебники. Деньги, которые ему удалось наскрести в своей комнате, могли обеспечить им еду на неделю. Он может отложить оплату счетов до следующего чека. Пожилая дама, которая живёт наверху, держит букинистический магазин, возможно, Тэхёну повезёт, и она разрешит одолжить пару учебников для Соджон, которые ей нужны… — Соджон, — тихо зовёт он, сжимая в руках небольшую часть денег, что у него были, — деньги, которые я положил под твою кровать.… Тэхён не знает, что сказать дальше. Он даже не уверен, о чём спрашивает на самом деле. Он знает, что она бы никогда не украла деньги за квартиру, но, может быть, Соджон просто переложила их? Пыталась спрятать их где-нибудь в другом месте? — Их там нет? — спрашивает она, её глаза медленно расширяются, и этот маленький проблеск надежды умирает в его груди. — Нет, это не так, — говорит он глухим голосом. — Он, должно быть, опять играет. Тэ-Тэ, мне так жаль, я думала, он не найдет их, я… — Всё в порядке, Соджон, это не твоя вина, — фальшивая улыбка идеально возвращается на место. — Я разберусь. Прежде, чем он успевает закончить, его прерывает громкий стук в дверь. Они оба подскакивают от неожиданного удара. «Это, должно быть, мистер Пак», — думает Тэхён, чувствуя тошноту. Этот человек стучит так, словно пытается выломать чёртову дверь. Тэхён может слышать крик мужчины, требующий оплаты и требующий её сейчас. Страх льдом пробегает по его венам, и он на мгновение застывает на месте. Мистер Пак звучит разъярённо, и Тэхён теряется. Этот человек хочет получить свои деньги, и без них он не уйдёт. Единственная проблема в том, что Тэхён ничего не может ему дать. — Подожди здесь, — быстро просит Соджон, явно встревоженная громовым стуком в дверь. — Соджон… — Тэхён испугался, что она уходит. Но Соджон поворачивает к своей собственной комнате. Он следует за ней, поджидая у двери, изо всех сил стараясь сделать вид, что всё в порядке и их разгневанный хозяин не собирается врываться в их дом. — Вот, — Соджон торопливо возвращается к нему, что-то крепко сжимая в руках. Она что-то бросает ему в руки, и когда он опускает глаза, его сердце болезненно сжимается. — Я не могу. — Возьми, — говорит она с лёгкой улыбкой, сжимая его пальцы вокруг денег, которые она дала ему, — я всё равно копила на твой день рождения. А теперь мне придётся сделать тебе другой подарок. — Всё в порядке, — говорит Тэхён дрожащим голосом, беря деньги, — спасибо. О моём дне рождения не беспокойся. — Этого достаточно, верно? — она смотрит на него с надеждой в глазах. — Да, Соджон, — говорит он, улыбаясь, и врёт ей прямо в лицо. — Хватит. Этого было недостаточно, но у него больше ничего нет. Это не покроет даже арендную плату за этот месяц, но он должен встретиться с их домовладельцем. Тэхён должен попытаться. У него есть идея, но ему противно даже думать об этом. Но у него нет другого выбора. Его возможности заканчивались одна за другой, и теперь у него ничего не осталось. — Я пойду разберусь с ним, ладно? В холодильнике есть остатки вчерашнего супа, так почему бы тебе не разогреть его? Соджон улыбается, выглядя более расслабленной теперь, когда она думает, что они могут заплатить арендную плату за этот месяц. Он разворачивается, чтобы уйти, но затем останавливается и поворачивается обратно. — О, и ещё кое-что, — говорит он, и улыбка у него такая вымученная, что становится тошно. Но Тэхён никогда не покажет ей, как он напуган. — Я должен обсудить неисправную раковину с мистером Паком и старые трубы, так что я могу немного задержаться, хорошо? — Как долго? — спрашивает она, и снова возникает неопределённость. — Пятнадцать-двадцать минут, — говорит он голосом, который, как он надеется, успокаивает, — максимум полчаса. — Хорошо, — улыбается Соджон, и эта яркая улыбка делает всё стоящим того. Тэхён засовывает дрожащие руки в карманы, чтобы она не видела его страха. — Я скоро вернусь, — улыбается он. — Никого не впускай, а если он придёт домой, запрись в своей комнате, ладно? — Хорошо, — он быстро обнимает её, и на мгновение в её объятиях он становится маленьким мальчиком, которому страшно, но когда она отстраняется, он улыбается. Стук прекратился, а это значит, что мистер Пак вернулся в свой кабинет. Тэхён испытывает искушение надеяться, что он сдался, но Тэхён знает, что это не так. Он вернётся и в следующий раз выбросит их на улицу, а этого он не потерпит. Кабинет мистера Пака закрыт, но когда он стучится, за дверью слышится шум, и он обнаруживает, что дверь не заперта. Он входит, и запах дыма становится невыносимым. Мистер Пак сидит, закинув грязные ботинки на стол, и курит чёртову сигару, как всегда, когда они встречаются. — Лучше бы это была грёбаная арендная плата в твоём кармане, Ким. Потому что я, блядь, не шучу. Если ты не заплатишь мне прямо сейчас, клянусь Богом, я вышвырну тебя и всю твою семейку на улицу, — его голос звучит грубо от дыма и криков, и Тэхён знает, что он вне себя от злости. Они зашли слишком далеко, и это начало конца для них. — Это, — начинает он, колеблясь между ложью и мольбой, — это всё, что у меня есть. На сегодня. Мистер Пак смотрит на него сквозь облако тяжёлого дыма. — Покажи мне. Тэхён спотыкается на дрожащих ногах. Он вытаскивает большую часть денег, оставляя только самую малость на еду, и кладёт их на стол между ними. Мистер Пак секунду смотрит на деньги, потом медленно поднимает на него свои тёмные, налитые кровью глаза. — Ты что, издеваешься, Ким? — спрашивает он угрожающим голосом, затушив сигару о стол. — Потому что мне, блядь, не смешно. — Мне тоже, — говорит Тэхён, радуясь, что его голос не дрожит, — но я же сказал тебе, что это всё, что у нас есть. — Это даже не окупится за этот месяц, ты маленький идиот, не говоря уже о последних двух месяцах, за которые ты тоже не заплатил, — мужчина свирепо смотрит на него, и Тэхён неловко переминается с ноги на ногу. — Почему бы мне, чёрт возьми, не вышвырнуть вас отсюда и не найти кого-нибудь, кто действительно платит вовремя? Тэхён сглатывает. Вот оно. Если это не сработает, им конец. — Я принесу вам остальные деньги, мне просто нужно немного времени, — говорит он, и мистер Пак поднимает бровь. — Почему я должен давать тебе больше времени? — медленно спрашивает тот. — Потому что… Потому что я могу сделать кое-что ещё, чтобы компенсировать нехватку арендной платы за этот месяц, — говорит он, нервно облизывая губы, и не может не заметить неприятный блеск в глазах своего хозяина, когда тот оглядывает его с ног до головы. — Другие вещи? — он фыркает. — Надо было послать свою сестру. — Ей, блядь, шестнадцать, — шипит он, и отвращение пузырится в нём, как желчь, прежде, чем он успевает проглотить его. Он понимает, что совершил ошибку, как только видит вспышку гнева в глазах напротив. Он встает, старый стул скрипит, и он бросается вперёд, пока не нависает над Тэхёном так близко, что он чувствует запах дыма в своих лёгких. — Следи за своим хорошеньким ротиком, Ким, — шипит он, хватая Тэхёна за волосы. Он подавляет вздох боли, когда Мистер Пак поворачивает голову в сторону. — Уясни, что я делаю тебе одолжение, понял? Тэхён кивает, морщась, и гнев рассеивается. — Сколько тебе лет? — он спрашивает, и Тэхён знает, что ответить. — Достаточно взрослый, чтобы это не было противозаконно, — отвечает он, и мистер Пак одаривает его грязной улыбкой, его жёлтые зубы торчат между толстыми губами. — Хорошо, — хмыкает он, протягивая свободную руку, чтобы расстегнуть молнию, и Тэхён вздрагивает от этого звука. — А теперь за работу, пока я не передумал. Теперь уже никуда не убежишь. Тэхён никогда в своей жизни не хотел так сильно сбежать. Но он не может, он должен это сделать. Ради неё. Поэтому он делает ещё один успокаивающий вдох и, не имея другого выбора, опускается на колени.***
Тэхён закрывает глаза, плотнее закутываясь в тонкое одеяло. На самом деле, это одеяло Вонхо, и оно полностью пропахло им. Его запах успокаивал Тэхёна. Неутешительно, что образы мистера Пака исчезли. Как бы он ни старался, он не может забыть день, когда его заставили встать на колени в этом вонючем кабинете. Не может забыть, что ему пришлось сделать. Его тело дрожит, и он чувствует тошноту от воспоминаний. Тэхён не знает, почему вспоминает всё это сейчас. Он так старался забыть, но Чонгук не просто заставил его вспомнить об отце, нет, он заставил вспомнить его всё. Тэхён пытался подавить это чувство, но понял, что как бы хорошо ты ни прятал грязь от своего прошлого, она никогда не исчезнет и, рано или поздно, похоронит тебя заживо. Он не может не задаться вопросом, как бы всё обернулось, если бы он знал Чонгука тогда. Если бы у него был кто-то, кто прикрывал его спину. Если бы он не был так одинок, возможно, ему не пришлось бы продавать себя, чтобы они не остались бездомными. Ему не пришлось бы мириться с тем, что отец проиграл все его кровно заработанные деньги. Ему не придётся смотреть в глаза своей младшей сестренке и говорить ей, что на сэкономленные деньги им не хватит и недели. Всё это, конечно, бесполезно. Тогда у него не было поддержки или защиты Чонгука. Впрочем, как и сейчас. Он хочет этого так сильно, но он принял решение и он просто должен придерживаться его. Чонгук справится с этим, и когда это произойдёт, он вырвется, и оставит Тэхёна в покое. Единственная глупая слеза скатывается по его щеке. Он не хочет чтобы его оставляли позади, но он точно не будет тем грузом, который тянет Чонгука вниз. Как говорят в тех слащавых фильмах? Если ты любишь кого-то — отпусти? — Тэхён? — голос Вонхо мягок, но этого достаточно, чтобы оторвать его от жалких мыслей. Тэхён оборачивается, и его сердце сжимается при виде друга. Тэхён был ещё не совсем одинок, у него был Вон. На самом деле Вонхо — это всё, что у него осталось. А это означало лишь то, что когда-нибудь и Вонхо оставит его. В конце концов, все остальные давно ушли. Его мать сбежала при первой же возможности. Соджон, его драгоценный цветок, ради которого он всё это сделал, не навестила его и разу. А теперь и Чонгук, человек, который смотрел на него так, словно он действительно был чем-то важным, тоже исчез. По просьбе самого Тэхёна, потому что, лучше он разобьёт ему сердце, чем убьёт. Это был только вопрос времени, когда Вонхо поймёт, что он того не стоит. — Что случилось? — спрашивает он, подходя ближе. Тэхён только пожимает плечами, совсем не доверяя своему наверняка дрожащему голосу. — Это был Чон? Ещё одно пожатие плечами, и Вонхо скользит на маленькую кровать рядом с ним. — Он ведь просил тебя присоединиться, не так ли? — спрашивает он, обнимая Тэхёна и притягивая его ближе. Тело Тэхёна покалывает там, где его касается Вонхо, и он хочет большего. Ему надоело чувствовать себя одиноким. Даже если он и был именно таким. — Что ты ответил? — спрашивает Вон, его рука ласкает лицо Тэхёна. Пальцы касаются его щеки, и он наклоняется навстречу прикосновению. — Я сказал ему, что больше никогда не хочу его видеть, — фыркает Тэхён, его видения расплываются, и он понимает, что сейчас заплачет. — О, — говорит Вонхо, не в силах скрыть своего удивления. — Хочешь поговорить об этом? Тэхён качает головой, когда первые слёзы начинают падать. — Не о чем говорить, — шепчет он напряженным голосом, — я грёбаный идиот, Вон, — слёзы текут теперь более свободно, и Тэхён вспоминает худшую часть того, что произошло в кабинете мистера Пака. Худшая грёбаная часть заключалась в том, что, хотя он ненавидел то, что делал, и ненавидел себя за это, даже когда он унижал себя, часть его была счастлива чувствовать себя нужной. Его от этого тошнило. — Я отпустил его, потому что я этого не стою. Он бы когда-нибудь понял это и, в конце концов, оставил бы меня. Так что, я просто избавляю его от хлопот, — Тэхён лишь жалко оправдывается, и слёзы текут по его лицу. Он, должно быть, выглядит отвратительно, но это не мешает Вонхо крепко обнять его, не заботясь о том, что его футболка будет вся в соплях и слезах. — Тэ, — мягко начинает Вон, глядя на него сверху вниз тёплыми глазами, — ты стоишь этого, и любой, кто говорит иначе, ошибается. Тэхён открывает рот, чтобы сказать ему, что он неправ. Но слова, которые он произносит вместо этого, шокируют. Его язык работает, прежде чем его разум может догнать. — Поцелуй меня. — Что т… — начинает Вон, но Тэхён не даёт ему закончить. Вместо этого он прижимает их губы друг к другу в неуклюжем, отчаянном поцелуе. Вонхо не двигается, даже когда Тэхён еще сильнее сжимает губы, безмолвно умоляя. Нуждайся во мне. Желай меня. Используй. Пожалуйста. Тэхён проводит языком по нижней губе Вонхо, и он открывает рот, Тэхён пользуется случаем, чтобы углубить поцелуй. Его рука вцепилась в волосы Тэхёна, пытаясь то оттащить, то притянуть ближе. Он хочет этого, говорит он себе, пытаясь раствориться в ощущениях, наконец-то прижавшегося к его губам. Но всё, о чём он может думать — Чонгук. Он понимает, что плачь превратился в вопль и ненавидит себя за это. Тэхён отпустил его. Это было его решение. Он не тот, кому позволено быть эгоистом здесь. Он должен жить с последствиями своих действий, даже если они причиняют адскую боль. — Тэхён, остановись, — бормочет Вонхо, отстраняясь, его нижняя губа распухла. Он не выглядит сердитым, только грустным. — Ты не хочешь меня? — спрашивает Тэхён, но это слишком глупый вопрос. Они оба знают ответ. — Это не так, Тэ, — отвечает Вонхо, со вздохом закрывая глаза. Его рука всё ещё отдыхала в волосах Тэхёна. Он больше не сжимал его светлую бахрому, лишь нежно ласкал. — Но мы не должны этого делать. — Минхёк, я прав? — спрашивает Тэхён, и он даже не ревнует. Судя по тому, как Вонхо отзывался о нём, Минхёк — хороший человек, и Вонхо любил его. Они заслуживают друг друга и всего счастья предназначенного им. Но не он. — Он часть этого, — признался Вонхо. — Но людям свойственно делать глупости, когда им грустно или больно. Если ты сделаешь это, ты, вероятно, пожалеешь. — Ты думаешь, я буду единственным, кто пожалеет? — спрашивает Тэхён. — Потому что обычно так не бывает. — Тебе нужно отдохнуть. Если хочешь, мы можем поговорить об этом завтра, но сейчас ты расстроен. Тэхён вздыхает и не может вспомнить, когда в последний раз он чувствовал себя таким уставшим. Его опухшие веки закрываются, и он чувствует, как сон приближается. Запах Вонхо окружает его, рука вокруг него тёплая и успокаивающая, и всё почти снова кажется нормальным. — Вонхо? — он бормочет что-то тяжёлым языком во рту. — Да? — Он спросил, ненавижу ли я его. — Что ты сказал? — Я сказал ему, что не думаю, что смогу когда-нибудь возненавидеть его, — бормочет Тэхён, наконец закрыв глаза, с тяжёлой от сна головой. — Но это была не вся правда. Он мысленно видит Чонгука перед собой, стоящего полностью обнажённым под душем, вода стекает по его телу. Он видит боль, в его глазах, когда уходит от него, и его сердце болит так, словно его снова разрывают пополам. — По правде говоря, я думаю, что люблю его.