***
Когда Юнги возвращается в свою камеру, его голова слишком полна мыслями о Чонгуке, Тэхёне и глазах на груди Хосока, которые, если подумать и правда достаточно сильно похожи на глаза Тэхёна. Он так занят своими мыслями, что почти идёт прямо на невысокую фигуру, стоящую у него на пути, ничего не замечая. — Какого хрена? — он моргает, и копна оранжевых волос быстро фокусируется. — Проклятье, Чимин, что ты здесь делаешь? — Я слышал, ты собираешься поговорить с Тэ? — говорит Чимин, и Юнги на мгновение задумывается об убийстве Хосока. — Невероятно, — бормочет он, отходя от Чимина, чтобы открыть камеру, — я буквально сказал ему об этом десять минут назад. Он пошёл прямо к тебе или что-то в этом роде? — Что-то в этом роде, — говорит Чимин, следуя за ним, не дожидаясь приглашения, — так это правда? — Да, правда, теперь ты счастлив? — признаётся он, и Чимин удовлетворённо кивает, но Юнги знает что ему нужно что-то большее. С Чимином почти всегда есть что-то ещё. — В чём дело? — спрашивает он, опускаясь на койку. Усталость давит на него, и всё, чего он хочет — это закрыть глаза и погрузиться в сон. — А ты знаешь? — тихо спрашивает Чимин. Он парит у койки Юнги, как призрак. — Знаю что? — Юнги вздыхает, прижимаясь лицом к прохладной подушке. Чимин садится на край его кровати, и обычно Юнги пинает его и говорит, чтобы он убирался или ложился и перестал его раздражать, но он слишком устал сегодня. — Ты что-нибудь знаешь о Тэхёне? — шепотом спрашивает рыжий. — Об его отце? Юнги закрывает глаза, но это не останавливает ощущения горящих сигаретных окурков, вдавленных в мягкую плоть его предплечья. Он не отвечает, и Чимин продолжает. — Он ничего об этом не говорит, и я не знаю наверняка, но то, как он двигается, как выглядит, всё сходится. Кук также упомянул однажды, что Тэ сказал ему, как отец сломал ему рёбра, — голос Чимина звучит сдавленно, густо от эмоций, и Юнги хочет отчитать его за то, что он так переживает из-за прошлого малознакомого заключённого. Но воспоминание о запахе обожжённой кожи и боли задерживаются, и он не может сосредоточиться ни на чём другом. — Я думаю, что отец Тэ издевался над ним, как… — Я знаю. Чимин смотрит на него сверху вниз. — Что? Юнги не может заставить себя посмотреть на него, он просто ещё глубже зарывается лицом в подушку. — Юнги, я… — Хватит. Что бы ты ни говорил, я не хочу этого слышать, — Юнги знает, что он груб, но он слишком устал, чтобы волноваться о такте. — Не о своём отце-мудаке, и не о том, что отец Тэ тоже был уродом. И не говори мне, что мир несправедлив, печален и испорчен. Никакая жалость ничего не исправит. — Хорошо, — Чимин встаёт, чтобы уйти. Он идёт медленно, и ему требуется больше времени, чем следовало бы, чтобы пересечь маленькую комнату. Он уже почти подошёл к двери, когда Юнги вновь заговорил. — Подожди, — просит он, сам не зная, что хочет сказать. Юнги обычно не волнует, что люди думают о нём, но по какой-то причине мнение Чимина всегда имело значение. — Прости, — говорит он, глядя на Чимина и встречает его глаза. Он не силён в словах, поэтому ему остаётся только надеяться, что Чимин увидит в них искренность. Чимин улыбается, его глаза щурятся, и Юнги понимает, что, по крайней мере сейчас, между ними всё хорошо. — Всё в порядке, птенчик. Кроме того, ты всегда немного придурок. — Ты такой паршивец, — бормочет Мин. Он бы швырнул подушку в самодовольное лицо Чимина, но тогда у него не было бы подушки. — Но ты же любишь меня, — поёт Чимин. — Убирайся отсюда! Подушка бьёт Чимина прямо в лицо, и Юнги даже не жалеет об этом.***
— Тэ, ты меня слушаешь? Тэхён медленно моргает, выходя из оцепенения при звуке голоса Соджон. Он смотрит на сестру, она смотрит на него в ответ с любопытством, озабоченно нахмурив брови. Он тут же чувствует себя виноватым за то, что заставил её волноваться. — Прости, Соджон, — он натянуто улыбается ей, — я отвлекся на секунду. — Ты часто так делаешь в последнее время, — надулась Соджон, и Тэхён ткнул её в щеку, пытаясь заставить снова улыбнуться. — Я говорила тебе о своём выпускном! — Ах, да, — искренне улыбается Тэхён. Окончание средней школы Соджон было огромным событием. Сам он бросился работать на двух работах, когда ему было шестнадцать. Он оставил надежду поступить в колледж, чтобы удержать их на плаву. Конечно, откладывать деньги на колледж было сущим адом. Его визиты к мистеру Паку удвоились, вместе с этим он устроился обслуживать столики в одном из баров, где клиенты давали хорошие чаевые за его смазливое личико. Но всё это того стоило. Он сделает всё это и даже больше, чтобы дать Соджон образование и шанс на хорошее будущее, которого она заслуживает. — Я так горжусь тобой, сестрёнка, — Тэхён крепче прижимает её к себе. — Почему бы нам не пойти за мороженым? Девушка обеспокоенно жуёт свои губы, и Тэхён ненавидит её неуверенность, думая, что мороженое слишком дорого для них. Да, по его мнению кусок какого-то льда был глупо дорогим. Но сегодня было что праздновать. Соджон, поднимающуюся с колен, конечно, не единственное, что они празднуют. Деньги, которые он копит, идут не только на колледж. Соджон всегда была умным ребёнком, и благодаря этому, она смогла получить частичную стипендию. Так что сам колледж был не слишком дорогим, что не скажешь о жилье. Колледж, в который её приняли, находился слишком далеко от их нынешнего дома, поэтому они решили переехать. Только они вдвоём в своей маленькой квартирке. Ни пьяного отца, укравшего их деньги, ни визитов к мистеру Паку, ни беспокойства о том, что в любой момент они могут оказаться бездомными. Наконец-то они будут свободны, а Тэхён уже давно не чувствовал себя таким счастливым. Впервые их будущее наконец-то открылось, Соджон поступит в колледж и после найдёт работу мечты. Тогда кто знает? Может быть, он сам поступит в колледж. Может быть и он, поднимется с колен. — Не беспокойся об этом, — говорит он, — пойдём купим мороженого! Он улыбается, и, к его радости, Соджон улыбается в ответ. Она была так прекрасна, когда улыбалась, словно его личное солнце. Тэхён сделает всё, чтобы она улыбалась вечно. — Так что ты там говорила про выпускной? — спрашивает он. — Ну, он будет через месяц, и я попросила своего друга одолжить у него костюм, — начинает она. — Ты хочешь надеть костюм на выпускной? — спрашивает он, и Соджон закатывает глаза. — Не глупи, это для тебя. Ты ведь пойдёшь, правда? — Ни за что на свете не пропущу, — обещает он, и Соджон улыбается. — И раз вопрос со мной решён, что насчёт тебя? Если мы начнём экономить сейчас, то сможем… — В этом нет необходимости, Тэ, — успокаивает она его. — Госпожа Ли наверху одолжит мне платье. Ты бы видел его, Тэхён-и! Оно такое милое! Светло-розовое с цветочками. Соджон прервал громкий визг шин. Они замирают, когда трое мужчин выпрыгивают из машины и окружают их. — Ким Тэхён и Ким Соджон? — спрашивает один из них, и Тэхён встаёт перед сестрой, заслоняя её собой. — А кто спрашивает? — Тэхён нервно облизывает губы, когда мужчины подходят ближе, приближаясь, и его сердце колотится в груди. — Чего вы хотите? Мы не ищем неприятностей. — Вы идёте с нами, — Тэхён едва успевает подумать, как чьи-то руки хватают его и тянут к машине. — Эй, — кричит он, — что вы делаете? Справа от себя он видит, как мужчины хватают Соджон, и им овладевает злость. Он толкает локтём мужчину позади себя и вырывается из его захвата, бросаясь к сестре и мужчине, возвышающемуся над ней, слишком сильно сжимая её тонкие руки. Он бьёт его так сильно, что болят костяшки пальцев, но ему всё равно. Мужчина кричит и ослабевает хватку. — Беги, — кричит он, когда чужие руки хватают его, удерживая на месте. Соджон на мгновение колеблется. Она быстра, но если сейчас же не побежит, её точно поймают. Для него уже всё слишком поздно, но у неё всё ещё есть шанс. — Соджон, беги! Сейчас же! Она колеблется ещё секунду, прежде чем развернуться, чтобы убежать. Он смотрит ей в след, как её стройные ноги уносят её все дальше и дальше. И даже когда один из тех амбалов падает, ударяясь головой о бетон, он не может не радоваться. Соджон в безопасности, и это главное. С остальным он справится сам. — Ах ты, сопляк, — рычит человек над ним, хватая за волосы и ударяя его об уличный фонарь. Мир вокруг него на мгновение тускнеет, когда боль пронзает его голову. Он слишком дезориентирован, чтобы сопротивляться, когда руки подхватывают его и затаскивают в машину. Паника заполняет разум нечетким шумом, когда двери машины громко закрываются за ним. Трое мужчин толпятся вокруг него. Их сильный мускус наполняет машину, когда они прижимаются к нему, и он чувствует жажду к свежему воздуху. — Чего вы хотите? — Ким требует, один из мужчин держит его за руку так крепко, что ещё чуть-чуть — и она сломается. — Заткнись, — ворчит мужчина слева от него. Всю дальнейшую дорогу они ехали в тишине. Окна тонированы, и Тэхёну трудно что-либо разглядеть. К тому времени, как машина останавливается, Тэхён понятия не имеет, где они находятся, он пытался мысленно проследить весь их маршрут, но они слишком часто сворачивали. Первоначальная паника и всплеск адреналина утихли, уступив место нервам и страху. Осознание того, что его только что выкрали с улицы, всё глубже погружается в него. Он понятия не имеет, где находится и что происходит, но эти люди знали его. Они приехали не только за ним, но и за Соджон. Они знали, кто они такие, и это пугало. — Чего вам надо от меня? — он пытается разузнать снова, когда его вытаскивают из машины. — Я же сказал тебе заткнуться нахуй, — шипит мужчина, заламывая руку за спину. Тэхён кричит, прежде чем успевает прикусить губу, чтобы заглушить звук. — А теперь иди, — рычит человек, заломивший ему руку за спину и толкающий его вперёд, заставляя спотыкаться. Здание, к которому они его привезли, выглядело как запущенный офисный блок. Тэхёну трудно разобрать где он конкретно, хоть у него и было достаточно времени чтобы хорошенько рассмотреть тут всё, прежде чем его поспешно втолкнули внутрь. Люди позади него подталкивали его вперёд быстрым шагом. Внутри здание намного лучше, чем снаружи. Декор выглядит новым и более современным, чем обшарпанный внешний вид снаружи. Но это не даёт ему ни малейшего представления о том, кто может здесь жить. Не говоря уже о том, что они могут хотеть от него. Они толкают его вверх по лестнице в тускло освещённый кабинет; слабый солнечный свет просачивался сквозь шторы и комната наполнена дымом, Тэхён резко кашляет, когда его толкают внутрь. Он ковыляет к большому письменному столу перед окном, его ноги дрожат. В комнате помимо новых «друзей» Тэхёна и его самого, находились еще трое мужчин, и ни один из них не улыбался. Кожаное кресло за огромным деревянным столом развернуто так, что он не видит, кто там сидит. Ему хочется закатить глаза при виде банальной сцены появления злодея, как в фильмах Бонда. Но он видит пистолеты, заткнутые за пояс каждого мужчины в комнате, и понимает, что это было бы не самым умным поступком прямо сейчас. Одно неверное движение — и он получит пулю в лоб. В горле у него вдруг пересохло, руки дрожат. Тишина тяжелая, и он отчаянно хочет нарушить ее, но не смеет. — Господин, мы привезли его, — говорит один из мужчин — тот, что прижал ему руку. Кресло поворачивается, чтобы показать мужчину лет тридцати пяти. У него пронзительный взгляд, глаза холодные, темно-серого цвета, а по лицу тянется длинный шрам. Его черты лица аккуратны и привлекательны в классическом, если не сказать мягком стиле, твердая квадратная челюсть и темные волосы. Мужчина улыбается, и по спине Тэхёна пробегают мурашки. От такой улыбки добра не ждите. — Он? — спрашивает мужчина, приподнимая бровь. Его голос звучит небрежно, но под ним скрывается что-то более темное. — У него есть сестра, нет? Я помню, что просил их обоих. Мужчина пристально смотрит на людей, которые привели Тэхёна, и они нервно переминаются с ноги на ногу, воздух внезапно становится невыносимо напряженным. — Сэр, мы… — Чтобы это не было, требуй это от меня. Оставь ее в покое, — впервые заговорил Тэхён, прекрасно понимая, что то, что он делает, было невероятно глупым. Этот мужчина не был похож на человека, который любит, когда его перебивают, но он просто не мог больше молчать. Его холодные глаза медленно скользят от мужчин к Тэхёну, и ему приходится бороться с желанием не отвести взгляд. Мужчина оглядывает его с ног до головы, и Тэхён чувствует жажду в чужих глазах. Есть что-то настолько опасное в его взгляде. Он был словно хищник в кругу овец, и Тэхён не хочет ничего кроме, как сбежать. — Ким Тэхён, — медленно произносит мужчина, словно смакуя, пытаясь привыкнуть к чему-то новому, — ты понятия не имеешь, кто я такой, не так ли? Тэхён сглатывает. Он с трудом выдерживает его взгляд на себе. — Нет, — признается он, и мужчина улыбается. — Меня зовут мистер Чон, — говорит он, и это ничего не значит для Тэхёна, — и я ростовщик. И все сразу же встает на свои места, внезапно, Тэхён видит всю картину целиком. Самую уродливую картину в своей жизни. — Есть предположения почему ты здесь? — он спрашивает, и его голос звучит так приятно, что это пугает Тэхёна. Он слишком милый, слишком спокойный. Это тишина перед разрушительным штормом, и Тэхён испытывает неприятное чувство, что именно он будет захвачен чужим гневом. — Мой отец, — говорит Тэхён, чувствуя тошноту и тяжесть во рту. — Умничка, — мистер Чон смеется, и это звучит как скрежет. — Ты довольно умный ребенок. — Ты ростовщик, это означает, что мой отец должен тебе, — говорит Тэхён, прерывисто вздыхая, а мистер Чон кивает. Это плохо. Если он пришел за ними, это означает, что его отец должен ему много и не заплатил ничего из этого. Это последнее, что нужно Тэхёну прямо сейчас. Все его сбережения должны пойти на их новый дом, он не может позволить себе расплатиться с долгами отца. Это нечестно. — Сколько? — его сердце почти останавливается, когда он слышит ответ. Это так много, слишком много. Как мог его отец занять так много денег? Он точно не загонял себя вопросами о том, как все это вернуть позже, так о чем же он думал? Если Тэхён заплатит им, это будет стоить всех его сбережений. Этот никчемный, гребаный ублюдок всегда находит новые способы разрушить его жизнь. Тэхён так чертовски устал от этого. — У твоего отца проблемы с азартными играми. А еще он совершенно не умеет в них играть. Он приходил ко мне за деньгами весь последний месяц и ни хрена не вернул. Я хочу получить свою плату, Ким Тэхён, и я хочу ее сейчас, — улыбка медленно ползет по лицу мистера Чона, его темные глаза сверкают, как будто растущий страх Тэхёна возбуждает в нем азарт. — Мы не можем заплатить за это, — признается он, и мужчины сдвигаются, протягивая руки к своим ружьям. Его сердце бьется так быстро, что кровь шумит в ушах. У него кружится голова, как будто он вот-вот потеряет сознание. Ему холодно и жарко одновременно, холодный пот стекает по его лицу. — Я так и думал, — мистер Чон небрежно облокачивается на спинку кресла, медленно раскачивая его, держа руки в замке около все еще цветущей ухмылки на своем лице. — Именно поэтому я и привез тебя сюда. Я уверен, что мы сможем что-то придумать, какие-то другие способы оплаты. Есть предложения? Тэхён хочет рыдать. Он сжимает челюсти так сильно, что становится больно. Он не может заплатить, не испортив ни единого шанса, что они уедут навсегда. Тэхён закрывает глаза, пытаясь сделать глубокий, успокаивающий вдох. Это не помогает. — Я сделаю все, что ты захочешь, если ты спишешь ссуду моему отцу, — говорит он, открывая глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как улыбка на лице мистера Чона расширяется, пока он не начинает определенно ухмыляться. — Ты, должно быть, действительно любишь своего папу, — смеется мистер Чон, вставая с кресла, обходя стол. И гнев обжигает Тэхёна, и он не может держать язык за зубами. — Ненавижу этого выродка. Мне все равно, что с ним будет, — цедит он сквозь стиснутые зубы, — но я знаю, что если он умрет, то его долг перейдет ко мне и моей сестре. А поскольку он не может заплатить, ты все равно рано или поздно придешь за мной.***
Мужчины вышвыривают его из машины в пяти минутах езды от их жилого комплекса. Он, шатаясь, выходит из машины, моргая в угасающем солнечном свете, и не успел он выйти, как двигатели снова взревели, и они исчезли. Он ковыляет к дому, не обращая внимания на взгляды, которые вызвал его потрепанный вид, но никто не спрашивает, нужна ли ему помощь. Соджон ждет его, когда он падает у дверей. Ему сегодня еще нужно выйти на работу к шести, но он не может с ней справиться. Его разум все еще в онемение, и все, о чем он может думать, это теплый душ (если, конечно, их вода снова не отключилась) и упасть в постель, притворяясь, что ничего этого не было. — Тэ, — она кричит, бросаясь в его объятия. Как бы он ни был счастлив сейчас видеть ее, он почти разрывается от боли внутри. — Я так испугалась! Кто были эти люди? Чего они хотели? Ты в порядке? Она отступает на шаг, внимательно осматривая его перепачканное лицо, и снова заливается слезами. — О Боже, Тэ, что они с тобой сделали? — она всхлипывает, вцепившись маленькими ручками в его рубашку. Все ее тело дрожало. — Я в порядке, — успокаивает он, но его голос звучит глухо, и Тэхён знает, что это неправда. Ему кажется, что он разваливается на части. Его тело болит, а разум в смятении, он так далек от того, чтобы быть в порядке, что это даже не смешно. Но он будет лгать и прятать эту боль, чтобы спасти Соджон. Она последняя, кто заслуживает знать всю эту правду. — Что там происходит? — грубый голос раздается из гостиной, и горячая вспышка ярости проходит через него, когда Соджон вздрагивает. — Тэ, не надо, это не стоит того, он пил… — она пытается урезонить его, но Тэхён устал ничего не делать — устал от того, что не может сделать ни черта, чтобы изменить свою гнилую удачу. Он не мог делать ничего, кроме как стоять и терпеть побои, он не мог делать ничего, кроме как лежать там, пока мистер Чон… Ему надоело чувствовать себя беспомощным. Гнев, как тошнота, скрутил его желудок, когда он врывается в гостиную. Соджон тащилась за ним, цепляя его за руки, все еще умоляя остановиться. Но Тэхён уже не слушал ее. Этот уродливый гнев не был похож ни на что другое, что он испытывал раньше, усиливаясь болью и стыдом, которые сотрясали его тело. — Ты! — крикнул он, входя в комнату. Его отец сидел там, откинувшись на спинку старого потрепанного кресла, с открытыми и, без сомнения, пустыми пивными банками, разбросанными вокруг. В воздухе стоит тяжелый запах пота и алкоголя. Его отец поднимает глаза как раз в тот момент, когда Тэхён хватает его за воротник, используя всю свою силу, чтобы вытащить его из кресла. — Какого хрена ты тут делаешь? — его отец рычит своим жирным, заросшим щетиной лицом в дюйме от Тэхёна. — Ты, грёбаное животное! — он так зол сейчас от осознания того, что это ничего не изменит, но ему просто хочется кричать. Будто это поможет ему облегчить невыносимое давление в груди. — Какого хрена ты связался с ростовщиком? Ты хоть представляешь, какие у нас неприятности? — Я не понимаю, о чем ты говоришь, — усмехается его отец, толкая Тэхёна так сильно, что тот с грохотом падает обратно на кофейный столик. Он вскрикивает, когда стол ломается под ним, журналы и пустые банки летят вокруг него. Соджон издает короткий крик. — Что дает тебе право так со мной разговаривать? Ах ты, сопляк, как ты смеешь повышать на меня голос? — орет мужчина, неуклюже приближаясь к нему. Разум Тэхёна кричит, чтобы он немедленно вставал, но спина болит так сильно, что он чувствует себя парализованным и не может ничего сделать, кроме как лежать и стонать. — Я покажу тебе… — Стой! — Соджон визжит, бросаясь перед ним, и сердце Тэхёна подпрыгивает, как будто он только что увидел, как она выбежала перед приближающимся поездом. — Просто остановись, пожалуйста! Его отец колеблется, но Тэхён знает, что он без сомнения может ударить и её тоже. С большим трудом Тэхёну удаётся подняться на ноги. Он встаёт перед Соджон, чтобы предстать перед их отцом, ярость кипит под его кожей. — Если ты проиграешь ещё хоть цент, — он уже не кричит, его голос звучит спокойно и бесстрастно, он полон смертельного обещания, — клянусь Богом, я вырежу твоё сердце. Но перед этим, я сдеру всю твою кожу волоча тебя по всей улице, пока нам не попадётся стая голодных псов, и когда они будут обгладывать твоё тело, я буду смотреть и наслаждаться твоим воем, мразь. Помяни мои слова, осталось тебе недолго. Отец замолкает и смотрит на него в упор. Его глаза пусты и безумны, как у разъярённого быка, тёмные глаза тусклы и глупы, и Тэхён надеется, что его послание дойдёт до него, потому что он не шутит. Ничто и никто не встанет между ним и свободой. Никто. — Не испытывай меня, — говорит он, в последний раз предупреждая, когда толкает отца обратно в его старое кресло, уходя. Соджон идёт следом за ним, и, к его облегчению, они поднимаются наверх без каких-либо разъярённых отцов, преследующих их. — Следуй за мной, — шепчет она, беря его за руку и ведя в тесную ванную. Как только они вошли, она велела ему сесть на край ванны, заперла дверь и пошла искать единственную аптечку, которая у них была. Он хочет сказать ей, чтобы она ушла, что он просто хочет побыть один. Несмотря на то, что он противостоял их отцу, он всё ещё чувствует себя таким злым. Бессильная ярость сжигает его изнутри. Он чувствует себя неуравновешенным, как будто если он не набросится и не освободит часть удушливого давления в груди, это уничтожит его самого. Он даже не уверен на кого злится — на всех и ни на кого. Он даже зол на Соджон. Ужасная, уродливая часть его ненавидит её за то, что она убежала и оставила его на растерзание этим животным. Но больше всего он ненавидит себя. Он ненавидит свою слабость. Жалкий. Он даже не сопротивлялся, он просто позволил им причинить ему боль. Тэхён издаёт сдавленный всхлип, прежде чем может остановить его, и давление в груди немного уменьшается. — Тэ… — жалость в её голосе разрывают его бедное сердце, — мне жаль. Мне так жаль. Всё будет хорошо. Он разваливается на куски и слишком разбит, чтобы остановить слёзы. Он так старался не плакать, но теперь слёзы текут свободно, и он рыдает на плече сестры, когда она крепко обнимает его. Его первая реакция — отпрянуть от прикосновения, но Соджон пахнет так знакомо и успокаивающе, что он позволяет себе закрыть глаза. Резкие рыдания сотрясают его тело частичной болью, частичным страхом. Всё это так больно. — Всё будет хорошо, — он хочет верить ей. Ему нужна эта надежда. Нужно цепляться за их будущее. Что они действительно выберутся из этого ада, что они смогут жить счастливо. Он крепче обнимает Соджон и говорит себе, что всё, что с ним случилось, того стоит. Он плачет в объятиях сестры, пока у него не кончаются слёзы. Закончив плакать, он смотрит на неё, и она держит его окровавленное лицо в своих маленьких, нежных руках. — Тэхён, всё наладится, — она произносит торжественное обещание, и он не может заставить себя улыбнуться, но ему почти хочется. — Я знаю, Соджон. Я знаю. Она лечит все раны на его лице и руках, но он не говорит ей всего. Не говорит ей о боли между ног, потому что есть что-то, что она не может исправить. О чём даже говорить страшно. Он просто улыбается, когда она осторожно накладывает последнюю повязку на его щёку, а позже, когда тёплая вода смывает кровавые следы мистера Чона. Он снова чувствует себя почти целым.***
Чонгук зол. Он вне себя от ярости, на самом деле, почти в бешенстве. Ярость в груди — это чудовище. Ненасытное и неуправляемое, прожигающее его насквозь, как лесной пожар. Ад, вздымающееся пламя, которое пожирает его. Ничто не удовлетворит это чудовище. Обычно, он может решить это в драке, если он бьёт кого-то достаточно часто, то чувствует себя лучше, но не в этот раз. Он сидел с остальными, когда на них напала другая группа людей, не из банды Тэяна, но, несомненно, его союзники. Схватка была быстрой и жестокой. Чонгук не сдерживался, нападая на каждого, кто приближался. Они побили всех нападавших, но он ещё чувствовал жажду крови. Чон расхаживал взад и вперёд, а человек стоявший перед ним на коленях, внимательно следил за ним. Он сжимает и разжимает кулаки, Чонгук хочет убить этого человека, разорвать его на части собственными руками, а он даже не знает его имени. — Ты работаешь с Тэяном? — Чонгук слышит, как Чимин обращается к тому мусору, но почти не слушает их. Мужчина что-то говорит Чимину, смеётся, хоть и боится. Чонгук позволяет раздражающему смеху захлестнуть себя, едва слыша его за рёвом крови в собственных ушах. Он игнорирует его, пока не слышит слово, которое разжигает в нём гнев, чтобы вспыхнуть до ужасающих новых высот. Всё, что он видит — это красный цвет, и он даже не осознаёт, что делает, пока не проносится мимо Чимина и не хватает заключённого за тюремный комбинезон, поднимая на ноги. — Что ты сказал? — он рычит, и бравада мужчины ускользает, Чонгук видит, как в его глазах вспыхивает страх. Он пару раз открывает и закрывает рот, но не может произнести и слова, кроме сдавленного визга. — Я спросил. Какого хрена ты сказал?! — он срывается на крик, тряся мужчину так сильно, что его голова раскачивается взад и вперёд. — Я… Я только что сказал, что та сука, Тэхён… — мужчина мгновенно замолкает, когда кулак попадает ему в челюсть. Чонгук бьёт его с такой силой, что тот со стоном падает на землю. Но Чонгук не останавливается, гнев внутри не даёт ему остановиться. Убей, убей, убей. Он сидит на упавшем человеке секундами, оседлав его, чтобы он мог править удар за ударом. Он не останавливается даже тогда, когда кровь покрывает его руки и человек перестает стонать. Он чувствует хруст костей и разрыв кожи, но этого недостаточно. — Чонгук, остановись! — голос Чимина проникает сквозь туман ярости в сознании Чонгука. Он слышит его, но ему всё равно. Чонгук собирается проигнорировать просьбу остановиться и поверить, что последний удар, который он хорошо знает, может убить этот кусок сучьего помёта, когда он чувствует, что кто-то схватил его и оттащил от обмякшего тела. — Какого хрена? — он плюёт, вытягивая шею, чтобы увидеть, как Намджун держит его в своих сильных руках с выражением твёрдой решимости на лице. — Это не стоит того, Кук, — говорит он, и его голос грохочет у Чонгука в голове. — Отпусти меня! — он ворчит, пытаясь освободиться и закончить то, что начал, но Намджун был крупнее, и он не сдвинется с места. — Нет, пока ты не успокоишься, — упрямо отвечает тот, и Чонгук продолжает бороться с ним. — Чонгук, тебе нужно успокоиться, — Чимин стоит перед ним, в его глазах видна мольба, когда он говорит с ним успокаивающим голосом. И Чонгук затихает, хватка Намджуна ослабевает, но он не отпускает его. — Послушай, я знаю, что он оскорбил Тэ… — начинает Чимин, но замолкает, когда Чонгук вырывается из рук Намджуна и пристально смотрит на Чимина, подходя к нему почти вплотную. Он ощущает его свирепое дыхание на своём лице, ноздри Чонгука раздуваются с бешеной скоростью, а ярость, в которой купались его глаза, поражала. Нет, он был не просто зол, теперь Чимин понимает это. Он был безумен. — Думаешь, мне есть дело до того, что он оскорбляет эту суку? — Чонгук рычит ему в лицо, словно дикий койот, и Чимин выглядит ошеломлённым — его рот открыт, когда он смотрит на Чонгука широко раскрытыми глазами, полными шока. — Чонгук, я… — Просто слышать это имя, — шипит он, делая шаг к выходу, — омерзительнее всего. Его слова повисают в воздухе, и остальные оглядываются друг на друга, как будто не могут поверить в то, что только что услышали. Он кипит, огонь в груди ничуть не уменьшился. Но он этого и не хочет. Чонгук должен чувствовать эту злость, потому что, если он этого не сделает, если он позволит себе сгореть, тогда у него не останется ничего, кроме боли. Он должен позволить имени Тэхёна воспламенить его гнев — или его сердце разорвётся, стоит лишь вспомнить всё то, что было с ним. Если Чонгуку уготован выбор, он этот выбор только что сделал. Как он мог позволить кому-то так много значить для него? Как он мог быть таким глупым? Он отдал Тэхёну часть себя, а он разорвал её прямо у него перед носом, и это было словно пытка. Чонгук издаёт вопль отчаяния и с трудом удерживает себя, чтобы снова не ударить кулаком в стену. Гнев только нарастает, нарастает и нарастает, а выхода нет. Он чувствует, что вот-вот взорвётся. — Чонгук! — услышав за спиной голос Юнги, он прибавил шагу. Последнее, что ему сейчас нужно — это драться с ним. Он не хочет делать то, о чём может пожалеть. — Чонгук, стой! — он продолжает идти, пока Юнги не хватает его за руку и не разворачивает к себе так, что у него нет другого выбора, кроме как смотреть на него. — Что? — он кричит прежде, чем Юнги успевает заговорить. — Что тебе ещё нужно? Разве не ты хотел чтобы он исчез из моей жизни? Чего ты ещё хочешь?! — Тебе нужно успокоиться прямо сейчас, — Юнги говорит ровным голосом, отталкивая Чона назад. — Не указывай мне, что делать, — Чонгук цедит сквозь зубы, сжимая руки в кулаки. — Знаешь, почему ты так злишься? — Юнги требует, и Чонгук, сука, знал, что так будет. Мину всегда есть что сказать, и обычно Чонгук действительно не хочет этого слышать. — Может потому, что он ушёл? Может причина в том, что человек, которого я почти полюбил, предал меня? Он… — Ты злишься не на него, — настаивает Юнги, слегка шокированный признанием младшего, но вовремя заставляет себя обратить на главное. Чонгук перед ним не может поверить своим ушам тоже. — Ещё раз? — недоверчиво переспрашивает черноволосый, его кулаки дрожат, и он в нескольких секундах от того, чтобы потерять ту последнюю крупицу самообладания. — Дело не в нём, ты знаешь, — говорит Юнги и снова отталкивает младшего, прижимая того всем своим весом к стене. Чонгук обычно отмахивался от него, Юнги был силен, но Чонгук сильнее. Но сейчас он был слишком ошеломлён. — Ты не злишься на него, и ты не злишься ни на меня, ни на кого из нас, — повторяет он, и с Чонгука довольно. — Прекрати, Юнги, — рычит он. — Ты на себя зол, — он кричит, его голос громко звенит в коридоре, и сказанное им больше никогда не вернуть назад. — Но это не твоя вина. Это не твоя вина тогда и не твоя вина сейчас! — Это была моя вина! — Чонгук кричит, он толкает Юнги так сильно, что тот отшатывается назад, ударяясь о противоположную стену. — Это была моя вина! Она умерла, и это я её не спас. Это всегда была моя вина. Боль захлестывает его грудь подобно цунами, и Чонгук чуть не рассыпается тут же. Старые шрамы яростно рвутся наружу, и эта ночь заполняет его голову. Выстрелы, пули, разрывающие ночной воздух. Дым застилает всё вокруг, он слышит её крик. Он бежит, но не может дотянуться до неё. Так много боли, и всё, что он видит — это странный туман и кровь. И уже слишком поздно, слишком поздно, слишком… — Это я во всём виноват, — шепчет он, тяжело дыша, сердце колотится, как старая боль в груди, и он жалеет, что не может жить без неё. Почему он не может быть бессердечным? Бесчувственным существом насилия и ярости. Почему людям обязательно нужны эти страдания? Он падает вниз, тяжесть боли и вины давит на него, и он не знает, сколько ещё сможет выдержать. — Чонгук… — тихо зовет Юнги, протягивая руку, чтобы ободряюще положить её ему на плечо, но тот резко отшатывается. Горе внутри него слишком сильное, и он чувствует, как снова просыпается гнев, чтобы замаскировать её, задушить все следы боли и заменить их ненавистью и яростью. — Не трогай меня, — рычит он, и в глазах Юнги читается не столько удивление, сколько мрачная решимость. — Чонгук, — пробует он ещё раз, но Чонгук уже закончил. Он встаёт на ноги, чтобы уйти, и на этот раз Юнги не пытается остановить его. Чон делает несколько шагов и останавливается, он оглядывается через плечо, Юнги наблюдает за ним, его плечи напряжены, а на лице непроницаемое выражение. — Я не хочу больше ничего слышать об этом, — тихо говорит он, и Юнги молча смотрит на него в ответ. — И я никогда больше не хочу видеть Тэхёна.