***
Охранник наблюдал за ним, и это заставляет Тэхёна волноваться. Он привык к тому, что мужчины следят за ним почти постоянно. Большинство заключённых открыто пялятся на него всякий раз, когда он находится рядом, и это пугает, но не беспокоит слишком сильно. Тэхён знает, что если они попытаются сделать хоть шаг, он вырвет их блядские сердца. Здесь никому нет дела до драк заключённых. Чёрт возьми, за последний месяц Чонгук убил двух заключённых, и до сих пор не было никаких последствий. Хотя, справедливости ради, стоит напомнить, что речь шла о Чон Чонгуке, а не о каком-то там другом заключённом. Но охранник, уставившийся на него, беспокоил Тэхёна. Он мог свободно драться со всеми заключёнными, но «напасть» на охранника? Это даст ему билет в один конец в одиночную камеру. И если есть что-то, что Тэхён не мог вынести, то это определённо мысли о том, чтобы быть запертым в одиночестве в крошечной камере, где нет ничего, кроме тишины и собственного разума. Нет уж, спасибо. Поэтому, когда он заметил охранника, лицо которого не узнал (а Тэхён хорошо запоминает такие вещи), уставившегося на него так, словно он хотел прожечь дыру в его спине, это вызвало тошноту в животе. Если этот парень попытается сделать шаг, Тэхён будет бессилен. Сука. — Заключенный A-971, — рявкает чей-то голос, и Тэхён поднимает голову, натыкаясь взглядом на старика с седыми волосами и глубоким хмурым взглядом. — Чего? — Тэхён снова огрызается, и у старика дёргается глаз. — Прекрати расхаживать, как чёртова тупоголовая сука, и возвращайся к работе, — рычит мужчина, и Тэхён прикусывает язык. Он хватает тряпку со стола, чтобы продолжить сушить гору кастрюль и сковородок в раковине рядом с ним. Со вздохом Тэхён тянется за ещё одной огромной кастрюлей, вытаскивая её из раковины, бормоча себе под нос проклятия. Обязанности на кухне уступают только обязанностям в сортире. Хотя, по крайней мере, во время дежурства в туалете он был один, за исключением тех случаев, когда Чонгук решал заглянуть и удивить его. Во время работы он очень остро ощущает на себе взгляд охранника, но заставляет себя не обращать на него внимания. Больше он ничего не может сделать. — Ты чистил эту кастрюлю последние десять минут, — говорит голос слева от него, Тэхён поворачивается и встречает улыбающегося ему Вонхо, — опять летаешь в облаках? — Пошёл ты, я работаю, — ухмыляется Тэхён, высовывая язык, Вонхо закатывает глаза. — Я просто люблю всё делать правильно. Нельзя торопить совершенство. — Ты называешь вытирание кастрюль совершенством? — спрашивает Вонхо, поднимая бровь. — Если ты такой умный, почему бы тебе не показать мне, как это делается? — говорит Тэхён, протягивая тряпку, а Вонхо только смеётся. — Хорошая попытка, парень, — говорит он с нежной улыбкой, взъерошивая волосы Тэхёна, — ты почти поймал меня. — Стоило попробовать, — говорит он, пожимая плечами, хмуро глядя на кастрюлю, которая всё ещё была покрыта пеной, как будто это оскорбляло его. — Вот что я тебе скажу: я высушу эту кастрюлю, а ты сходи в кладовку и принеси ещё одно моющее средство, ладно? — предлагает Вон, и Тэхён ухватывается за предоставленную возможность выбраться из посудомоечного ада. — Нет проблем! — чирикает он, швыряя Вонхо тряпку, и бросается в кладовую за кухней. Он открывает дверь и проскальзывает в холодную тёмную комнату. Стены были выложены всевозможными чистящими средствами и средствами гигиены. Он оглядывается по сторонам, пока его взгляд не падает на моющее средство, которое Вонхо попросил, на полке у дальней стены. Он проходит дальше в комнату, его глаза понемногу привыкают к полумраку, свет из открытой двери отбрасывает его тень на пол. Он почти пересёк небольшое пространство, когда услышал шум позади себя. Он поворачивается как раз вовремя, чтобы увидеть охранника, закрывающего за собой дверь, погружая комнату во мрак. — Что ты… — начинает он, но его обрывают. — Заткнись, А-971, — рявкает охранник, но не повышает голоса, и это беспокоит Тэхёна. Как будто он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что они здесь. Блядь, блядь, блядь. — Что ты ищешь? — спрашивает он, и Тэхён моргает. — Теперь мне можно говорить? — сострил он и тут же пожалел, когда увидел, как что-то сверкнуло в глазах охранника, что-то очень похожее на победу, и Тэхён не мог не подумать, что он только что попал прямо в ловушку. — Отвечай, — приказывает мужчина, и уродливая ухмылка появляется на его лице, когда он тянется за своей дубинкой. — И повернись лицом к стене. То, как он говорит, как неторопливо приближается к нему, будто он владеет этим местом, ухмылка на его лице и голодный блеск в глазах отталкивают Тэхёна. Он встречал мужчин подобных ему раньше. Высокомерные люди, которые думают, что могут делать всё, что хотят, брать всё, что хотят. Тэхён, возможно, и не сможет сопротивляться, но и сдаваться он тоже не собирался. — Нет, — шепчет он, чувствуя, как учащается сердцебиение и по спине стекают струйки пота. Ему так сильно хочется броситься на этого человека, повалить его на землю и вырваться из комнаты, которая теперь, кажется, смыкается вокруг него. — Неподчинение приказам, — протягивает мужчина, останавливаясь перед ним, слишком близко. — Это приведёт тебя не в лучшее место, мальчик. — Я не хочу никаких неприятностей, — скрипит зубами Тэхён, — сэр. Улыбка мужчины становится шире, обнажая неровные жёлтые зубы. Он наклоняется, пока его лицо не оказывается в дюйме от лица Тэхёна, дубинка тянется вверх по животу. — Тогда будь хорошим мальчиком, — шепчет он. Дубинка упирается ему в подбородок, заставляя поднять лицо, и Тэхён закрывает глаза. Его руки по бокам сжимаются в кулаки. Он ненавидел мысль об одиночном заключении, но неужели он действительно позволит этому случиться с ним снова? Его тело леденеет, страх бежит по венам, но в нём есть и гнев. Чёрт возьми, нет. Больше никогда. Мужчина наклоняется ближе, но прежде, чем Тэхён успевает сделать хоть что-то, дверь снова открывается, освещая темноту. Ким облегченно вздыхает, увидев в дверях Вонхо. Его лицо было бесстрастным, но глаза сверкали. — Какого хрена ты здесь делаешь? — спрашивает охранник, поворачиваясь, лицо Вонхо не меняется, но их глаза встречаются. — Я искал заключенного А-971, — говорит он скучающим голосом, — он сейчас должен дежурить со мной на кухне. — Мне плевать, а теперь убирайся и перестань меня беспокоить, — приказывает охранник, но Вонхо не делает и шага. — Слушай, я не хочу знать, что тут происходит, но я не буду делать работу за него, так что либо отправь его обратно, либо я найду твоего начальника, и тебе придётся объяснять, что ты делал здесь с заключённым, один. Без камер. Без свидетелей. Ну и как это звучит? — интересуется Вонхо, скрестив руки на груди, и Тэхён внутренне ликует. — Ты меня разыгрываешь? — рычит тот, Вонхо только пожимает плечами. — Думай, как хочешь, но если ты его не отпустишь, я, кажется, видел господина Ю в конце коридора, — говорит Вонхо, полуобернувшись, словно собираясь уходить, и охранник тут же отходит от Тэхёна. Он испускает вздох, наконец-то снова обретая способность дышать. Мужчина крадётся к двери, останавливаясь перед Вонхо, смотря на него исподлобья. Противостояние напряженное, но Вонхо даже не вздрагивает, стоя на своём, пока человек не уходит, проталкиваясь мимо него с бормотанием «осторожно». Как только он ушёл, Тэхён осел на полку, его ноги дрожали и ему было стыдно за это. Все это было унизительным. — Тэ, — тихо зовёт Вон, подходя к нему, и суровый взгляд сменяется обеспокоенным, — ты в порядке? Тэхён сглатывает, открывая рот, чтобы заговорить, но не может найти слов. У него голова идёт кругом. Это чуть было не повторилось снова. Он поклялся, что никогда больше не позволит другому мужчине так над собой издеваться, но если бы не Вонхо... — Я не в порядке, — говорит он глухим голосом, опускаясь на землю, его руки дрожат, и он ненавидит себя вновь. Вонхо молчит. Он просто подходит и садится рядом с ним, но не делает попытки протянуть руку, и Тэхён молча благодарит его. — Ты хочешь поговорить об этом? — мягко спрашивает он. — Кто остался на кухне? Дежурство… — Тэхён бормочет, и Вонхо фыркает. — Забудь о нём. На мгновение воцаряется тишина, пока Тэхён пытается собраться с мыслями. Прежде чем заговорить, он делает глубокий, прерывистый вдох. — Просто, в последнее время я много думал о… о своём прошлом, — начинает он, не глядя на друга и не сводя глаз с двери. — Когда я только приехал сюда, я сказал себе, что всё кончено. Я решил забыть всё, что случилось, потому что это больше не имело значения. Я знаю, это звучит странно, но я хотел начать свою жизнь заново, стать новым человеком, лучше, чем был. — Ничего странного, — заверяют его, и Тэхён хочет верить. — У меня там ничего не осталось. Единственный человек, о котором я когда-либо заботился, не может вынести моего вида, поэтому я решил забыть обо всём, — улыбающееся лицо Соджон так ярко вспыхивает в его сознании. Он хотел бы всегда видеть её такой, но образ её плачущей и то, как она смотрела на него во время суда, он не мог забыть этого. — И какое-то время это действительно работало. Я просто… Просто подавил воспоминания, всю боль — всё, что делало меня слабым. Ему удалось это скрыть. Его отец и его вспыльчивый характер позволили мистеру Паку и мистеру Чону использовать его, чтобы заплатить за то, что он никогда не мог себе позволить. Его мать оставила их в аду, и больше всего он мечтал забыть, каким жалким он был, каким слабым. Он запихнул все эти ужасные воспоминания в маленькую коробочку, которую запер в самых глубоких тайниках своего сознания. Там они и остались, и Тэхён обрёл какое-то подобие покоя. А потом в его новой жизни, как грёбаная атомная бомба, случился Чонгук, разрушая всё вокруг. Взорвав эту маленькую коробочку и драгоценный кусочек мира Тэхёна в клочья. — Мне нравилось то, что я чувствовал себя свободным, — признаётся он, — на самом деле, в ту минуту, когда я сделал то, что сделал, я почувствовал себя живым. Я больше не боялся. Я забыл и стал лучше — человеком, который мог дать отпор людям, которые хотели причинить ему вред. Это был человек, который встретил Чонгука. Он понравился ему. — Тэхён… — просит Вонхо, но он ещё не закончил. Его мысли путаются, и если он не выскажет всё это сейчас, то, возможно, уже никогда. — Но это был не я, Вонхо, этот человек существовал только потому, что я забыл обо всём, что со мной случилось. Но в ту ночь, когда на нас с Чонгуком напали, и я видел, как он вышел из себя… Не знаю, это всколыхнуло все воспоминания о моём прошлом. Всё, что я так старался забыть, нахлынуло на меня, и с тех пор я уже не был прежним. Я чувствую страх и слабость, и я ненавижу это. Мне снова хочется забыть, но я не могу. Потому что каждый раз, когда я смотрю на Чонгука, каждый раз, когда я даже думаю о нём, я не могу забыть, что я… — Тэхён не может дышать, он говорит слишком быстро, и он больше не может заставить себя вздохнуть. — Эй, Тэ, всё в порядке, дыши, просто дыши, — просит Вонхо глубоко дыша, будто показывая как надо, и Тэхён делает то же самое. Он втягивает воздух через нос, выдыхая изо рта, пока не чувствует себя немного менее испуганным. — Я просто, я так запутался. А что, если я ему не нравлюсь? Что, если он бросит меня, как это сделали они? Все оставляют меня, Вон, все, и он тоже. — Эй, — тихо говорит Вонхо, — Тэ, посмотри на меня. Тэхён делает это медленно, поглядывая на Вонхо краем глаза, как будто он был солнцем, ожидающим, чтобы ослепить его. Вместо этого это был просто Вонхо, смотревший на него с терпеливой улыбкой, и Тэхён ни за что в жизни не мог даже начать понимать, что он сделал, чтобы заслужить кого-то вроде Вонхо. — Послушай, Тэ, я знаю, что ты не можешь говорить об этом, и это нормально, — шепчет он. — Может быть, когда ты будешь готов, я буду здесь, чтобы выслушать. — Готов? — Конечно. Тэхён закрыл глаза и глубоко вздохнул, вращающийся мир успокоился, и он больше не дрожал так сильно. — Послушай, здесь нет никого, у кого была лёгкая жизнь, и поверь мне, я знаю, как заманчиво хотеть подавить и забыть, — убеждает Вон, — но, Тэ, это неправильно. Тэхён сглатывает, в горле у него встаёт ком и он медленно кивает. — Я знаю. — Ты говоришь, что не понравишься Чону, потому что ты не тот, кем кажешься. Но, Тэ, тот храбрый человек — это всё ещё ты, и твоё прошлое — это часть тебя самого. Люди состоят из хорошего и плохого, слабости и силы. Они делают тебя тем, кто ты есть. Вспоминать не так уж плохо. Это больно, но единственный способ обрести покой — это примириться с прошлым и с тем человеком, которого оно сделало из тебя. Ты не можешь изменить то, что произошло, но ты можешь решить, как это повлияет на твоё будущее. Тэхён качает головой. — Это не так просто, это… — Тэхён, — зовёт Вонхо, и он смотрит на него, — ни одна проблема никогда не решалась бегством. Если ты когда-нибудь захочешь снова стать таким же храбрым как тогда, тебе придётся принять и более слабые части себя. — Я ненавижу их, — говорит Тэхён, и его голос звучит сдавленно. — Не имея возможности сопротивляться, ты знаешь, сколько раз я не мог постоять за себя? Я не хочу, чтобы это повторилось! — Конечно, но я видел, как ты дерёшься, и я видел, как ты побеждаешь. А ещё я знаю, что ты сильнее, чем кажешься. Тот факт, что ты сидишь здесь прямо сейчас, означает, что тощий мальчик, о котором я говорил «не протянет здесь и недели», выжил после каждой драки, в которой он участвовал. Тэхён чувствует себя ошеломленным. Он никогда не думал об этом с такой точки зрения. Выживание никогда не казалось ему победой. Вонхо протягивает ладонь и берёт его за руку, но Тэхён не отстраняется. — Даже слабый ты сильнее, чем ты думаешь. Не забывай об этом, Тэхён, — шепчет он, нежно сжимая его руку. — Если ты когда-нибудь захочешь преодолеть это, тебе нужно противостоять своим страхам, тебе нужно смириться с тем, что произошло. Не убегай больше. — Хочешь сказать, мне нужно поговорить с ним? — он тяжело дышит, крепче сжимая руку друга. Его сердце учащенно бьётся — и от нервов, и от волнения. Чонгук может представлять собой очень многое из того, чего он боится: неконтролируемую ярость, заброшенность, жизнь полную преступлений и насилия, и всё же… Тэхён не мог отрицать, что хочет увидеть его. — Я думаю, тебе нужно понять, чего ты действительно хочешь. — Больше не убегать, — отвечает он, и решимость горит в его груди. — Молодец, — ухмыляется Вонхо, вставая, — а теперь давай закончим работу на кухне, пока у этого мудака не лопнула вена на голове. — Не знаю, буду ли я возражать, — бормочет Тэхён, но принимает протянутую Вонхо руку, помогая ему встать на ноги.***
— Ой! Ай, ай, смотри ты, сукин сын, блядь, ай. — Почему ты не следишь за своим языком, сопляк? Это не я тот, кто чуть не порезал себе пальцы, когда резал картошку, — бормочет себе под нос Вонхо, закончив накладывать повязку на кровоточащие пальцы Тэхёна. — Ну вот, так-то лучше. Хочешь, я поцелую где бобо? — ерничает Вон с дразнящей улыбкой, которую Тэхен вроде как хочет ударить. — Обойдусь, — бормочет он, разглядывая свежую белую повязку на руке, сквозь которую уже сочится рубиново-красная кровь. Тэхён восхищался тем, как хорошо Вонхо справился с перевязкой. Он был приятно удивлен, что старший так хорошо справился с оказанием первой помощи. Это напомнило ему о тех временах, когда Соджон приводила его в порядок в их тесной ванной. Его правая рука действительно была в ужасном виде. Он всё ещё ходил с шиной, теперь и пальцы, которые торчали снаружи, были обмотаны бинтами. Блин. Может, он и вправду идиот. — У тебя всё хорошо? — спрашивает Вонхо, похлопывая по плечу, его голос едва слышен за шумом кухни. — Да, да, спасибо, просто… — он шмыгает носом и смотрит на Вонхо широко раскрытыми, полными слёз, глазами, и Вонхо колеблется. — Что? Что такое, Тэ? — в панике расспрашивает парень. — Просто теперь, я не могу резать картошку, так что ты сможешь сделать это за меня? — спрашивает он, моргая длинными ресницами, хитро поглядывая на Вонхо. — Ах, невероятно… Ты просто невероятен, — смеётся он, — ты ведь это знаешь, правда? — Знаю, — Тэхён улыбается, и Вонхо закатывает глаза. Казалось, он вот-вот что-то скажет, но как только он открывает рот, все звуки вокруг стихают и наступает странная тишина. Тэхён оглядывается вокруг Вонхо и вздрагивает, когда видит, кто стоит в дверях. — С каких это пор кто-то из лакеев Чона работает на кухне? — Вон хохочет, и Тэхён вынужден согласиться. Он никогда раньше не видел никого из них на кухне. Ким предполагал, что ни один охранник не заставит Чонгука и, по умолчанию, остальных членов его банды выполнять грязную работу. Так что вопрос оставался открытым: какого чёрта Мин Юнги стоит здесь, небрежно оглядывая кухню. Его тёмные глаза приземляются на Тэхёна и останавливаются, изучая, и Ким понимает — он пришёл за ним. Не говоря ни слова, Юнги пересекает комнату, чтобы встать перед ним. Он не говорит, и Тэхён не знает, что сказать. Почему он здесь? Чонгук, должно быть, послал его после всего, что он сказал — что не хочет видеть его. Так что вполне логично, что он пошлёт кого-то вместо себя. Тэхён просто удивлён, что пришёл именно Юнги. Было ясно, что он не самый большой его поклонник. — Чего пришёл? — первым заговорил Вонхо, скрестив руки на груди и встав между ними. Юнги хмуро смотрит на него, сморщив нос, игнорируя вопрос Вонхо, он оглядывается на Тэхёна. — Мы можем поговорить? — спрашивает он, и Тэхён моргает. — Гм, конечно, — сразу отвечает он, вставая. Порезы на его пальцах болезненно пульсируют. — Тэ, ты уверен? — спрашивает Вонхо, и тот кивает. — Если я не вернусь через двадцать минут, отомсти за мою смерть, — шутит он, но никто не смеётся. — О, я не собираюсь убивать тебя, — говорит Юнги совершенно серьёзно, и Тэхён даже не удивлён отсутствию юмора у этого человека. — Отлично-о, — поёт Ким, чувствуя себя ещё более растерянным, чем раньше. Юнги кивает и, повернувшись, выходит из кухни. Тэхён в последний раз помахал Вонхо раненой рукой, прежде чем побежал догонять Юнги. Для такого маленького человека, он, определенно, слишком быстрый.***
Они шли молча. Юнги был впереди, а Тэхён тихо следует за ним, когда они выходят на улицу, через тренировочный двор к металлическим трибунам. Ступеньки скрипят, когда они поднимаются наверх. Ветер хлещет вокруг них, трепля волосы, и Ким дрожит от холода. Отсюда они могут видеть весь тренировочный двор и всех заключённых, которые тренируются или просто болтают. Юнги со вздохом опускается на скамью, Тэхён колеблется, чувствуя себя не в своей тарелке, пока Мин не поднимает бровь и не указывает на место рядом с ним, и Тэхён садится. Сиденье холодное, жесткое и неудобное под его задницей, но Тэхён не жалуется, он хочет спросить, чего хочет Юнги или, точнее, чего хочет Чонгук, но ждёт, пока тот не заговорит первый. Юнги даже не смотрит на него. Его взгляд направлен на тюремный двор, но глаза словно устремлены куда-то дальше, как будто он действительно смотрит на что-то за серым камнем их тюрьмы. Молчание затягивается, и Тэхён начинает думать, что о нём забыли. Юнги снова вздыхает и достаёт из кармана мятую пачку сигарет. — Хочешь одну? — спрашивает он, одной рукой протягивая пачку, а другой зажимая сигарету в зубах. — Не курю, — сразу же отвечает он и думает, не было ли это невежливо. Может быть, ему следовало взять сигарету из вежливости. А что, если это был тест? — Хорошо, — говорит Юнги, и Тэхён смотрит на него в замешательстве. — Отвратительная привычка, — бормочет тот, когда изо рта вырывается дым. Мин поворачивает голову в противоположную сторону, чтобы дым не попал Тэхёну в лицо, — никогда не начинай. — Я не знал, что ты куришь, — шепчет Ким, и Юнги смотрит на него, прежде чем снова затянуться. — Обычно я этого не делаю, — говорит он, стряхивая первый пепел. — Только, когда нервничаю. — Прости. На этот раз Юнги полностью разворачивается к нему, изогнув бровь. — Почему ты извиняешься? — спрашивает он, сигарета мягко дымится в его руках. — Может потому, что ты нервничаешь из-за меня? Потому, что всё это происходит по моей вине и эта война тоже? — Тэхён сам от себя не ожидал, что отважится сказать всё как есть, но Юнги лишь оглядывается на тюремный двор, снова поднося сигарету к губам. — На самом деле, это не твоя вина, — тихо говорит он. — Чонгук большой мальчик, он может справиться с последствиями своих действий. — Он послал тебя поговорить со мной? — Тэхён спрашивает, не зная, на какой ответ он надеется. Юнги наклоняет голову, словно размышляя. — Нет, — отвечает он наконец, — Чонгук даже не знает, что я здесь. Если бы он знал, то сейчас был бы очень зол. — О, — и это всё, на что способен Тэхён, разочарование тяжело давит ему на живот, — хорошо. Значит, Чонгук злился на него. Тэхён должен был быть готов к этому, в конце концов, он фактически сказал ему оставить его в покое в последний раз, когда они встретились. Вполне естественно, что теперь Чонгук его возненавидит. Он это заслужил. — Но я хотел поговорить с тобой, — Тэхён поднимает глаза на блондина. Что мог сказать ему Юнги? Конечно, сейчас он не был настроен открыто враждебно, но ни для кого не было секретом, что Мин Юнги был не в восторге от него. — По поводу? Юнги делает ещё одну затяжку, глядя вдаль на что-то, чего Тэхён не видел. — Я ненавидел своего отца. У меня нет ни одного хорошего воспоминания о нём, — лицо Юнги застыло в непроницаемой маске, — он был мерзким, злым и жестоким человеком. Мы с мамой жили в страхе перед ним каждый день. Он часто бил нас. Сначала он ударил её, а потом, когда я попытался помочь ей, он ударил и меня. Он курил всё время, по две пачки в день. На каждой пачке, которую он получал, было предупреждение снаружи «Курение убивает», и каждый божий день я задавался вопросом: «Почему не сегодня?». Он использовал мою руку, чтобы тушить сигареты. Держал меня за запястье так крепко, что я не мог вырваться, а потом прижимал пылающий окурок к моей коже, — Тэхён вздрагивает и вспоминает, как его отец разбил бутылку о его лицо. У него до сих пор шрам на левой щеке. — Эти шрамы до сих пор на мне, — говорит Юнги, вторя своим мыслям, выдыхая последнее облако дыма, прежде чем вдавить сигарету в скамью между ними. Близко к руке Тэхёна, но не касаясь её. Юнги закатывает рукава, и Тэхён замирает от того, что видит. Десятки маленьких, похожих на оспу шрамов покрывают бледную кожу, приподнятую и слегка красную. Его рука движется, чтобы коснуться их, но он останавливается, глядя на Юнги, который всё ещё носит свою тщательно сделанную бесстрастную маску. — Можно я?.. — спрашивает он, Юнги наклоняет голову. — Они больше не болят. Тэхён осторожно проводит пальцами по маленьким отметинам, ощупывая грубую рубцовую ткань под пальцами. — Конечно, это были не только руки, — продолжает Юнги. — У меня есть ещё такие же на ногах, а некоторые на груди. — Прости, — тихо произносит Тэхён, и блондин поднимает бровь. — Ты всегда извиняешься за то, чего не делал? — спрашивает он, закатывая рукава обратно, пряча следы, кроме одного ожога, который Тэхён теперь замечает на его руке, прямо рядом с татуировкой бабочки Чонгука. — Я просто… — он колеблется, каждый шрам, который он когда-либо получал от своего отца, кажется, гудит на его теле, как какой-то ответ на то, что он так близко к кому-то, кто так похож на него. — Я просто сожалею, что это случилось с тобой. Юнги на мгновение затихает, прежде чем кивнуть. — Мой отец был животным, но моя мама… Она была ангелом, — говорит Юнги, продолжая свой рассказ. — Она так много работала, чтобы накопить достаточно денег, и мы могли бросить его жалкую задницу. Я был слишком молод, чтобы работать самому, но каждый цент, который я находил, шёл на наше спасение. Тэхён кивает. Он слишком хорошо знает это чувство. — Мне было десять, когда она наконец накопила достаточно денег, чтобы переехать, — Тэхён смотрит, как Юнги ковыряет шрам на руке. — Было непросто, но она делала всё возможное: работала на трёх работах, чтобы убедиться, что мы справимся. Одной из таких работ была кладбищенская смена в этой дыре закусочной. Больше всего она ненавидела там работать. Говорила, что у неё мурашки бегут по коже, когда она в четыре часа утра совершенно одна под флуоресцентными лампами и ни одной живой души вокруг. Юнги делает паузу, и хотя его лицо остаётся бесстрастным, Тэхён видит, как в глазах кружится мир боли, и удивляется, зачем он ему всё это рассказывает. — Однажды ночью она была там одна, потому что её ублюдочный босс был слишком дешев, чтобы нанять кого-то ещё, и двое головорезов ограбили это место и… — Юнги замолкает и кашляет, чтобы прочистить горло. Когда он снова говорит, его голос хриплый и грубый от нахлынувших эмоций. Он не смотрит на Тэхёна, он всё ещё смотрел вдаль, — и они застрелили её. Юнги делает глубокие вдохи, как будто пытается успокоиться, и Тэхён чувствует себя бесполезным. Он ничего не может сказать, не может предложить утешения, поэтому он делает всё, что может. Он ждёт. — Они схватили всё что могли из кассы и убежали. Они оставили её умирать, совсем одну в этой грёбаной забегаловке, — в голосе Юнги слышится гнев, и пальцы, которые теребят шрам на его руке, двигаются быстрее, царапая глубже. — Она задохнулась от собственной крови, и к тому времени, когда кто-то нашёл её, она уже умерла. Она истекла кровью на этом грязном полу. Оказывается, парни, которые ограбили это место, взяли только сотню баксов. Вот сколько стоила жизнь моей мамы. Тэхён не знает, что он может. Слёзы застыли, и его рука дрожит, когда он протягивает и кладёт её на Юнги, скребущего собственные раны. Юнги поднимает на него глаза, и Тэхён видит мгновенное удивление между ненавистью и болью. — Я выследил парней, которые это сделали, — говорит Юнги, не отводя взгляда. — Мне было всего десять, но я был умён и зол. Когда я покончил с ними, полиция даже не смогла опознать тела без зубных карт. Как оказалось, эти два парня были шестерками местной банды, поэтому, когда босс услышал, что я сделал, он предложил мне работу. У меня больше ничего не было, я даже не хотел жить, но я не мог заставить себя убить себя, поэтому присоединился к ним и научился трюкам торговли. Я был с ними около года, а потом встретил Чонгука, — Тэхён видит блеск в глазах хёна, в них появляется что-то иное, кроме боли. — Он сопровождал своего отца на встречу с моим боссом. Это была простая встреча по поводу сделки с оружием, но мой босс был столь же честолюбив, сколь и глуп, поэтому, он попытался убить Чонгука и его отца. И, ну, я спас их, что означало… — Ты стал одним из них, — заканчивает Ким кивая, сжимая его ладонь. Юнги смотрит на их сплетённые руки, потом на лицо Тэхёна. Они так близко, что Тэхён чувствует запах сигаретного дыма. — Я не ненавижу тебя, ты же знаешь, — говорит Юнги. — Я знаю, — отвечает он, понимая теперь, что это правда. — Они единственное, что у меня осталось. Я потерял свою мать, но их я не потеряю. Просто не могу. Я обязан Чонгуку жизнью и люблю его, как брата. Я бы с радостью умер за него, — продолжает Мин, — поэтому, когда ты появился, я испугался. Чонгук никогда не делал этого раньше, никогда. Он никогда не проявлял такого интереса к одному человеку, и поэтому никто из нас не знал, что делать в такой ситуации. А по-моему опыту, даже потенциальные угрозы могут быть смертельными. — Зачем ты мне всё это рассказал? — Мы похожи, Тэхён, не так ли? Ты сказал, что тебе жаль, что это случилось со мной, потому что ты знаешь, каково пройти через это. У тебя тоже есть отметины, и я понял, что лучший способ понять человека — это увидеть его шрамы. Я показал тебе свои, так что надеюсь, ты поймёшь, почему я сделал то, что сделал. — Я понимаю, — соглашается он, вспоминая об улыбке Соджон, — ты сражаешься за тех, кого любишь. Юнги кивает, показывая на его сломанную руку. — О чём ты думал? — спрашивает он. — Не хотел потерять его, — признаётся Тэхён, смотря на сломанную руку. — Мне кажется, я недооценил тебя, Ким, — говорит блондин с лёгкой улыбкой, — а такое случается нечасто. — Я сказал, что не хочу видеть его, когда мы разговаривали в последний раз, — признаётся Тэхён, поморщившись. — Я думал, что так будет лучше. — Я знаю, о чём ты думал. Это моя вина, и я боюсь, что Чонгук прямо сейчас вымещает это на тебе, — рассуждает старший, и Тэхён выдыхает. — Значит, он ненавидит меня? — шепчет он. — Может быть, Чонгук и тупой, но не настолько. Просто у него много проблем с доверием, — объясняет Юнги, и Тэхён оглядывается. — Это из-за той ночи, не так ли? — Да, нас не всегда было пятеро. Был и шестой человек приближенный к Чонгуку до той ночи, когда предал нас. Чонгук потерял так много, — вспоминает Юнги, снова отводя глаза. — Чимин говорил, что это ты помог Чонгуку. Юнги кивает. — Я же говорил тебе: покажите свои шрамы, и вы поймёте друг друга. — Он думает, что я предал его? — Да. — И он сердится? — В бешенстве. Тэхён вздрагивает при воспоминании о разъярённом Чонгуке, и тот факт, что вся эта ярость будет направлена на него, пугает его ещё больше, но Юнги был прав. Ты сражаешься за тех, кого любишь. — Послушай, у Чонгука много проблем; проблемы с гневом, проблемы с доверием, но если кто-то и может ему помочь, если он кого-то и послушает, так это тебя, — говорит Юнги, и Тэхён знает, что ему нужно делать. То, что он должен был сделать всё это время. Ему больше не нужно убегать. Он встаёт, и Юнги даже не пытается остановить его. — Куда это ты собрался? — спрашивает он, и Тэхён поворачивается к нему, чтобы одарить ещё одной улыбкой. — К Чонгуку, конечно.***
Тэхён не бежит. Он медленно идёт по тюремным коридорам, прогуливаясь, будто в его руках было всё время мира. Его шаги звенели с каждым целеустремлённым шагом. Он помнит, как отчаянно бежал по этим лабиринтам в поисках Чонгука не так давно. А теперь, кажется, что с тех пор прошла целая жизнь. В его голове стоит тот день. День, когда сгусток нарастающей паники затуманил его разум. Страшный шум адреналина в его венах, непрекращающийся голос в голове говорил, что уже слишком поздно, что он опоздал. Тогда его сердце так быстро билось в груди, что он был уверен, что оно разорвётся прямо в грудной клетке. Его разум был так наполнен страхом и Чонгуком. Что он бежал, снося всё вокруг себя, словно спасая себя самого. Если бы он не успел в тот день, умер бы не один Чонгук. Сейчас он не бежит. Нет больше страха или паники. Его сердце спокойно, оно бьётся ровным ритмом в груди. Он идёт с ясной головой и высоко поднятым подбородком, широко расправив плечи. Идёт на встречу к тому, от кого убегал, и Тэхён больше не боится. Лишь трепещущие нервы в животе вяжут узлы, но он не может отрицать, что чувствует правильность своих поступков. Так должно было произойти ещё давно, и именно с этими знаниями он спокойно идёт вперёд. К Чонгуку. Хватит бояться. Хватит прятаться. Он встретит свою судьбу, и примет её так же гордо, как должен был всегда. Вы не сможете исцелить сломанную кость, пока не поставите её на место, и Тэхён устал ходить с переломом, торчащим из-под кожи страшной раной, которую он продолжает открывать с каждым движением. Он готов исцелиться. Тэхён больше не будет сбегать. Хриплый голос Юнги-хёна перекликается в его голове, говоря искать младшего в комнате отдыха, желая удачи. Старший улыбался, когда говорил, и Тэхён тогда решил, что хён имеет красивую улыбку, тайно надеясь, что ещё сможет увидеть её в будущем. Тэхён знал комнату отдыха довольно хорошо, даже если он редко ходит туда, предпочитая избегать, ретируясь прочь. Он предпочитал пыльную уединенную библиотеку шумному веселью в комнате отдыха. Общество книг было куда более привлекательным, чем громкие заключённые. Он действительно был там всего пару раз, и то, только потому, что Вонхо хотел досмотреть футбольный матч, который мало заботил самого Кима. Смотреть, как взрослые мужики кричат на экран телевизора, всегда казалось ему смешным. Его отец тоже делал так. Кричал на экран будто игроки действительно могли его услышать. Он ударил его когда-то, когда его глупая команда проиграла. Тэхёну не нравилась комната отдыха, в основном, потому, что это было слишком скучным. По крайней мере, в библиотеке он мог заблудиться в книгах и забыть, что он заперт на всю жизнь с кучей беспощадных психопатов и убийц, которые будут пытаться убить его за то, что он неправильно посмотрел на них. В телевизоре всего четыре канала, диван провисает и покрыт тревожными таинственными пятнами. Вся старая деревянная мебель скрипит и выглядит так, что Тэхён находится на грани краха, и все заключённые жульничали, в какие бы игры они не играли: шашки, карты, шахматы и далее по списку. Ким мог обмануть гораздо лучше, чем любой из них, но победа в пару кренделей не стоило драк, которые неизбежно бы последовали. В комнате летал запах пота и мускуса — слишком много людей, в слишком маленькой комнатке. Четверо заключённых смотрят телевизор, когда Тэхён заходит внутрь, один из них свистит ему в след, последний игнорирует его, проходя мимо. Просканировав комнату, вырисовывается следующая картина: трое слоняются вокруг бильярдного стола, ещё двое расслабленно сидят в старых креслах, и в самом дальнем углу, отдыхают четыре знакомые фигуры, играя в карты. Чонгук сидел лицом к двери, и Тэхён знает, что это было сделано специально, для того, чтобы его взору открывался весь вид на всю комнату, на тех, кто выходит и входит. Никто не сможет подкрасться к нему, но пока Тэхён приближался к нему, он ни разу не взглянул на него, что нельзя было сказать про остальных. Чимин, Хосок и Намджун отложили карты, смотря на медленно приближающегося парня. Теперь, кажется, вся комната смотрит на него, чужие глаза впиваются в его кожу, когда в комнате воцаряется тишина. Вдалеке ревёт телевизор, но разве на него кто-либо смотрит? Все глаза были прикованы к нему — все, кроме Чонгука. Он знает, что Тэхён уже здесь. Нет никакого способа, где бы Чонгук не знал о его присутствии, но он по-прежнему отказывается смотреть на него. Тэхён впивается ногтями в ладони, пока тело не окутывает разряд боли. Он видит признание в глазах трёх друзей напротив, когда останавливается у их стола. Намджун и Чимин, оба, дают ему быстрые кивки, последний даже дарит натянутую улыбку, перекрытую беспокойством в его глазах. Они оба напряжены, выпрямляясь, косясь на Гука. Хосок единственный, кто выглядел непринуждённо. Он по доброму ухмыляется Тэхёну, и глаза его сверкают, как будто он знает больше, чем говорит. Никто не говорит. Тэхён мнётся. Часть его ещё надеяться, что Чонгук поднимет голову вверх и, наконец, посмотрит на него, но этого так и не происходит. Он всё также продолжал смотреть сфокусированным взглядом на колоду карт в своих руках. — Нам нужно поговорить, — обращается он к макушке Чонгука. Несмотря на то, что Тэхён пытается говорить тихо, его голос отчетливо слышен в тихой комнатке, и это заставляет его съёжиться. Все остальные тюремные крысы наблюдают за ними со скрытым интересом, как будто перед ними разыгрывается какая-то комедийная драма. Или, может быть, они чувствуют, что что-то вот-вот произойдёт. Заключённые чувствуют надвигающееся насилие, как акулы чувствуют кровь в воде. В это время Чонгук продолжает небрежно изучать карты, как будто Тэхён и не говорил вовсе. Он даже не признаёт его присутствия, и Ким пытается сделать вид, что это не так больно, как кажется. Его ногти глубже впиваются в ладони. И пока кровавые полосы только расцветают на потёртых ладонях, сердце давно пропустило дюжину ножевых порезов. — Два вальта. Пара, — объявляет младший, бросая четыре карты на стол, действуя так, будто Тэхёна не существует, и последнего начинает это раздражать. «Ну что ж, Тэхён, ты заслужил это, — думает Ким, глубоко вздыхая, тупя взгляд. — Но я могу всё исправить». — Чонгук, — пытается он снова, — я… — Мне нечего тебе сказать, — резко обрывает его Чон. Он всё ещё не смотрит на него, когда тянется за новыми картами, несмотря на то, что больше никто не играл, — теперь катись, шлюха. Какая-то невообразимая волна бьёт Тэхёна в поджелудочную, заставляя пошатнуться, делая позорный шаг назад. Он чувствует себя так, словно ему только что дали пощёчину. Это слово. Это уродливое, грёбаное слово было выплюнуто в него с такой злобой, с такой ненавистью, что всё тело сжалось, с жалким треском ломаясь под прессом безразличия, прожигающим все кости. Ломая тебя где-то под рёбрами своим отвращением и ебучей, чтоб её, ненавистью. Жар заливает лицо Тэхёна, и стыд охватывает его. Тишина в комнате начинает давить, как будто никто больше не дышит. Они просто ждут. Ждут драмы и кино. Если бы это был кто-то другой, если бы не Чонгук, остальные заключённые кричали бы, требуя драки, издевались, отчаянно нуждаясь в развлечении, чтобы нарушить монотонность. Но это был Чонгук, и каждый человек в этой комнате слишком боялся и уважал его, чтобы издать звук. Какая-то часть Кима хочет выть, это слово ударяет жгучей плетью по рваным остаткам тэхёновского сердца, но другая часть его злится. Она хочет рвать и кусать, гнев горит в его жилах, яростный и негодующий. Как он посмел? Тэхёна и раньше называли шлюхой, причём много раз. Это было одно из любимых прозвищ мистера Чона, и Тэхён пообещал себе, что больше никогда его не услышит. — Как ты смеешь так говорить, — и рявкнув, не дожидаясь ответа, Тэхён наклоняется через стол, выхватывая карты у младшего из рук и бросает их ему прямо в лицо. Теперь Чонгук смотрит. Он пылает, его глаза наполнены враждебностью, но, по крайней мере, он смотрит на него. Теперь пути назад нет. — Я прошёл через ад и обратно не для того, чтобы такие, как ты, называли меня шлюхой, Чон Чонгук, — говорит он тихо, но твёрдо. Он держит взгляд Чонгука и отказывается отвести свой. — Убирайся, — так же тихо говорит Чон после минутного молчания, его тёмные глаза сосредоточены на его лице. Все тело напряжено. — Нет, — отвечает Тэхён, твердо стоя на своём. Он скрещивает руки на груди, вызывающе выпячивая подбородок, и у Чона дёргается глаз. — Сука, — Чонгук шипит, — я сказал, убирайся! — он кричит, хлопая руками по столу, отчего карты подпрыгивают. Часть Тэхёна инстинктивно шарахается на внезапный громкий шум. — Я не уйду, пока мы не поговорим, — Тэхён настаивает, и чутьё Чонгука раздувает ноздри. Он знает, что остальные за столом обмениваются обеспокоенными взглядами. Остальная часть комнаты тоже бормочет в ожидании. Они все знают, к чему это приведёт. Акулы кружат всё ближе и ближе. — Ты понятия не имеешь, с кем разговариваешь! Я управляю этим местом, а ты для меня ничто. Покажи мне грёбаное уважение, которого я заслуживаю, и делай, как я говорю, понял? — Чонгук кипит, а Тэхён скрипит зубами. Он знает, что Чонгуку больно, но это не даёт ему права обращаться с ним как тот человек. Не тогда, когда он так старается всё исправить. — Я не выйду из этой комнаты, пока ты меня не заставишь, — настаивает Ким. — Почему ты всегда играешь со мной! — Чонгук вскакивает так быстро, что его стул с грохотом падает на пол. С ужасающей лёгкостью он переворачивает стол, посылая карты и фишки, летящие как странная снежная буря, и Тэхён вынужден отступить. Хосок не так быстр и скрипит, когда стол падает на него, Намджун и Чимин уже отошли в сторону. Было бы смешно видеть Хосока, бьющегося под круглым деревянным столом, но нет ничего смешного в том, как тяжело дышит Чон, раздувая ноздри, глядя на него убийственным взглядом. — Думаешь, я, блядь, не стану? — Чонгук рычит, его мышцы вздуваются, как будто он больше не контролирует себя. — Я предупреждаю тебя, если ты не уйдёшь сейчас, им придётся сдирать твоё тело с чёртовых стен. Клянусь Богом, Тэхён, я не шучу. — А я тебя и не боюсь, — огрызается Тэхён, и это почти похоже на правду, — и я не уйду. — Чонгук-и… — мягко зовёт Чимин, когда Намджун помогает Хосоку подняться с пола. — Что? — громко спрашивает черноволосый, и даже Чимин выглядит немного ошеломлённым. Он протягивает руку, словно пытаясь успокоить младшего, который практически дрожит от ярости. — Я думаю, тебе стоит успокоиться, — просит он успокаивающим голосом, но это только ещё больше злит Чонгука. — Хватит говорить, что мне делать! — он практически кричит. — Убирайся! Все вы! Все уходите! Никто не двигается, слишком шокированные, чтобы реагировать. Все уставились на Чона, словно пытаясь понять, что он только что сказал. Хосок, который восстанавливает самую быструю и яркую улыбку, сразу обращается к другим заключённым. — Не слышали, что вам сказали? — объявляет он с приятной улыбкой. — А теперь возвращайтесь обратно в свои будки, или я вас всех выпотрошу! С этим заклинание разрушено. И все вокруг начинают двигаться, направляясь к двери, ворча. Возможно, они и не были счастливы, но ослушаться Чонгука — это смертный приговор. И если есть что-то, что пленникам нравится больше, чем хороший бой, то это не быть убитым жутко улыбающимся Хосоком. — Чонгук, — зовёт Намджун, как только комната становится пустой, но снова его перебивает Хосок. — Вообще-то, Джун, нам тоже пора идти, — говорит он, и Тэхён моргает. Он этого не ожидал, но Хосок бросает на него быстрый взгляд, и Тэхён всё понимает. Он слегка наклоняет голову в знак благодарности. — Хосок, я… — начинает Чимин, но прежде чем он успевает продолжить и рискнуть сделать из Чонгука самую большую атомную бомбу, Хосок хватает его за руку и физически вытаскивает рыжего из комнаты. Проходя мимо, Чимин бросает на Кима обеспокоенный взгляд, и тот изо всех сил улыбается, надеясь, что эта улыбка выглядит убедительно. — Чего ты ждёшь? — голос Чонгука в тишине резок, и на секунду Тэхён думает, что разговаривают с ним. Затем он вспоминает, что Намджун всё ещё стоит там, выглядя измученным. — Всё в порядке, — уверяет Ким и радуется, что его голос не дрожит, — со мной всё будет хорошо, мы просто поговорим. То, как снова дёргается глаз Чонгука, не остаётся незамеченным Намджуном, он стоит между ними и после секундного колебания вздыхает. — Хорошо, — говорит он и, бросив последний взгляд на них, уходит. И впервые за целую вечность они остаются одни. Тэхён в равной степени боится и испытывает облегчение. Больше никаких побегов. Единственный звук: тяжёлое дыхание Чонгука и его собственное громовое сердцебиение. — Знаешь, у тебя есть чертово «никогда», — Чон говорит сквозь стиснутые зубы, и Тэхён сглатывает. — Входя сюда, требуя говорить со мной, как какая-то титулованная сука. — Посмотри на меня. — Нет, ты смотри, сука, — Чонгук кипит, подчёркивая последнее слово. — Я дал тебе шанс стать кем-то больше, но ты предпочел остаться никем. Забей это в свою хорошенькую голову. Ты. Для. Меня. Ничто. — Я совершил ошибку и понимаю, что ты злишься, но позволь мне объяснить, — Тэхён близок к мольбе. Он изо всех сил пытается докричаться до Чонгука, но это не работает. Тэхён не ожидал, что Чонгук будет таким упрямым. — Ты действительно не понимаешь, — говорит Чонгук с лёгким смешком, в котором нет и следа юмора. — Мне плевать на твои объяснения, так что прибереги их для другого. — Я знаю, что причинил тебе боль… — Ты ничего не знаешь, так что заткнись, тупая ты шлюха, — рычит Чон, и на этот раз Тэхён не может держать язык за зубами, когда раскалённый гнев пронзает его. — Я сказал не называть меня так, — шипит он, и Чонгук делает шаг ближе, но Тэхён отказывается отступать. — Говори всё что хочешь, но не смей говорить со мной так. — Что? — Чонгук усмехается, его голос пронизан насмешливым тоном, когда он наклоняется, чтобы Тэхён почувствовал тепло его дыхания на своей щеке. — Ты думаешь, только потому, что ты играл роль приличного мальчика, я не узнаю шлюху когда увижу её? Тэхён сопротивляется. Всё его тело дрожит от гнева и чего-то очень похожего на боль. Чонгук нашёл его старые шрамы, он впивается в них пальцами и разрывает на части. — Я устал повторять тебе, Чонгук. Я не потерплю такого неуважения, — говорит он, и на этот раз его голос дрожит. Но это был не страх, а ярость. — Может, тебе стоило подумать об этом, прежде чем предавать меня? — Чонгук кричит, и впервые Тэхён замечает боль за всем этим гневом. Это была быстрая вспышка, но печаль в его глазах, когда он говорит «предательство», безошибочна, прежде чем её снова поглотит весь этот ядовитый гнев. — Я знаю, что сделал глупость, но если ты просто выслушаешь меня, — Тэхён пытается сохранять спокойствие, хоть и повышает голос. Он пытается быть благоразумным, но до него начинает доходить, что Чонгук не поддаётся здравому смыслу. — Я не хочу тебя слушать! Я сказал тебе, что мне нечего тебе сказать, — Чонгук толкает его, достаточно сильно, чтобы Тэхён споткнулся, но он не падает. — У тебя был шанс, и ты, блядь, упустил его. — Ты думаешь, я единственный, кто совершает ошибки? — Тэхён недоверчиво кричит, отталкивая темноволосого назад. — Когда ты смотрел в зеркало в последний раз? Должен ли я напоминать тебе о тех временах, когда ты облажался, Чонгук? Я хотя бы пытаюсь всё исправить! — Кто сказал, что я не пытался? — Чонгук кричит, толкая Тэхёна ещё сильнее. — По крайней мере, я никогда не уходил от тебя! — Нет, ты просто задушил меня, — Тэхён знает, что крики никуда их не приведут и что он позволяет своему собственному темпераменту взять верх над ним, но в этот момент ему всё равно. — Почти задушить кого-то звучит как предательство для меня! — Только потому, что я спас твою неблагодарную задницу, а ты обернулся и посмотрел на меня, как на чудовище. — Ты думаешь, что ты такой совершенный, не так ли, Чон? — Тэхён насмехается. — Но только потому, что все слишком боятся указывать на твои недостатки, не означает, что их не существует. — Продолжай, — прошипел младший, хватаясь за переднюю часть его комбинезона, — продолжай, Ким, почему бы тебе не просветить меня? Тэхён делает паузу, но только на секунду. Слова льются сами по себе, и он не может остановить их, даже если бы захотел. — Ты думаешь, что твой характер и всё дерьмо, которое ты творишь, в порядке вещей, потому что с тобой случилось что-то плохое, когда ты был молод? — он сплёвывает, и глаза мальчишки опасно вспыхивают, а хватка на его комбинезоне сжимается. — Ужасные вещи происходят с каждым, Чонгук, и это не значит, что теперь все могут убивать и ранить, — Тэхён знает, что он должен закрыть рот. Выражение чистой ярости на лице Чонгука говорит ему, что он зашёл слишком далеко, пересекая границы, но Тэхён держал этот гнев в своём сердце слишком долго, и если он не выпустит его наружу, он никогда больше не сделает этого. — Знаешь, у кого ещё была дерьмовая жизнь? У меня. Мой любимый папуля был настоящим куском дерьма, а мать — сбежала. Я знаю, он прошёл через трудности, но это не значит, что я прощу его за всё, что он сделал со мной! Мне всё равно, как он был ранен, это не давало ему ёбаного права причинять боль мне, или толкать меня вниз по лестнице! Или ломать мои блядские рёбра! Мир не работает таким образом, потому что миру насрать на твою трагедию! — Тэхён вопил, его собственные руки вцепились в руки Чонгука, ногти впиваются в его кожу, но тот, похоже, даже не чувствует этого. — Так что если ты злишься, то злись! Ударь меня, если это то, что ты должен сделать, но ты должен уметь владеть своим чувствами, Чонгук. Перестань использовать ту ночь как предлог, чтобы быть ослом! Удар пришёлся ему в щёку. Кулак с неожиданной силой ударил в лицо, Тэхён пошатнулся, и боль пронзила его челюсть. — Как ты смеешь? — Чонгук в ярости бьёт его ещё раз, заставляя упасть на пол. — Не смей говорить о том, что ты не можешь понять! — Ты думаешь, я не понимаю боль потери? — Тэхён достаточно оправился, чтобы самому нанести удар правой по носу Чонгука. Его правая рука всё ещё заключена в шину, и следующий удар Тэхёна приходится левой. За эти годы он научился драться обеими руками, потому что никогда не знаешь, когда придётся. — Ты понятия не имеешь, — рычит тот, направляясь к нему. — Ты понятия не имеешь, через что я прошёл, что я потерял! — Тогда скажи мне! Поговори со мной! — умоляющий крик всё никак не доходит до Чонгука. Чонгук бросается вперёд, ударяя его, и Тэхён не успевает увернуться. Окровавленный кулак встречается с его губами, рот наполняется горьким вкусом крови, и Тэхён кашляет. — Ты отказался от этого права, когда сказал, что больше не хочешь со мной разговаривать, — кричит черноволосый и снова бьёт его, и Тэхён знает, что у него теперь будет огромный синяк под этим глазом. — Я сказал, что мне жаль, — он уворачивается от следующего удара, нацеленного ему в голову, нырнув под руку Чонгука достаточно близко, чтобы ударить младшего в живот, — я не хотел уходить, но мне было страшно! Я думал, это к лучшему. Я не хотел причинить тебе боль! Наверное, не стоит говорить о таком, когда он снова ударяет кулаком в лицо Чонгука... — Ты думал, что мне не будет больно, если ты уйдешь? — его голос звучит сыро, когда слова вырываются из его горла. — Я дал тебе кусочек себя, и ты разорвал его прямо передо мной, Как ты мог подумать, что мне это не повредит? В голове мелькают образы матери. В тот день она взяла их деньги и убежала. В тот день она бросила их гнить в этой адской дыре. Почему он думал об этом сейчас, когда Чонгук нанес ему сильный апперкот в подбородок? «То, что я сделал, было совершенно другое, — говорит он себе. — Я не такой, как она. Я не…». Нет. Он поступил так же, как и его мать когда-то. Осознание своей ошибки приходит, когда Тэхён встречает горящий взгляд Чонгука, он не может не признать эту ужасную боль в чужом взгляде. Боль, которую он видел в глазах сестры и в своих собственных. Тэхён открывает рот, чтобы заговорить, но замолкает, когда Чонгук вонзает кулак ему в живот. Он задыхается, хватая ртом воздух, когда его лёгкие опустошаются. У него нет даже мгновения, чтобы прийти в себя, прежде чем Чонгук хватает его за волосы, удерживая голову на месте, ударяя коленом по лицу. Раздаётся тошнотворный хруст, сопровождаемый такой болью, что Тэхён даже не уверен, что именно сломано. Может быть, всё, о чём он знал. Бетон врезается в его ушибленную щёку, и его собственная кровь заливает лицо. Он рад, что видит только кровь, а не зубы. Возможно, у него сломан нос. Судя по количеству крови во рту, это точно был он. Блядь. Но Тэхён не думает о сломанных костях. Он сосредотачивает все свои усилия на том, чтобы встать на ноги, когда его тело кричит прекратить бороться. Воспоминания о тех временах терзают его разум. Эти головорезы, которые избили его до полусмерти, когда этот грёбаный ублюдок сидел и смотрел. Они не могли сломить его, а Чонгук — смог. Он уже почти поднялся на ноги, когда чужая нога резко давит ему на спину, заставляя снова упасть. — Пригнись, Тэхён. Это приказ, — его голос не оставляет места для неповиновения. Не то чтобы Тэхён мог противостоять с ногой, прижимающей его к земле, но гнев уменьшился. Он делает глубокий вдох, прежде чем повернуться всем телом, чтобы выбраться из-под ноги Чона. Он, слегка пошатываясь, поднимается на ноги. Тэхён тяжело дышит, стоя перед Чонгуком. — Я сказал, пригнись! — приказывает Чонгук, снова ударяя его достаточно сильно, чтобы Тэхён упал, но он снова выпрямляется. Независимо от того, сколько раз ты будешь сбивать меня с ног, я всегда буду вставать. Тэхён цепляется за эту яростную мысль и отказывается отпускать её. — Нет, — шепчет он, и это его воображение или он видит паническую вспышку в глазах напротив. Гнев определённо угасает. Он не исчез, но Чонгук выглядит таким спокойным, каким Тэхён помнит его раньше. — Ложись! — на этот раз Чонгук бьёт его так сильно, что Тэхён отлетает назад. Он приземляется на ближайший кофейный столик. Дерево трескается и ломается под его весом. — Прекрати драться со мной, Тэхён, — Чонгук крутится вокруг, сжимая и разжимая кулаки, как будто часть его хочет выбить из него все живое. Но что-то есть в его голосе, что-то такое близкое к мольбе. Что-то, что передаёт невысказанное. Я не хочу причинять тебе боль. Чонгук проходит мимо, и Тэхён сразу же реагирует, протягивая руку, чтобы схватить младшего за ногу, и, используя всю свою силу, тащит Чонгука вниз рядом с собой. Рефлексы Чона срабатывают, и он мгновенно оказывается выше Тэхёна. Чон снова бьёт его кулаком по лицу, но Тэхён ещё не закончил. Он сопротивляется, застигая Чонгука врасплох и сбросив его с себя, они катятся так, что Ким становится сверху. — Послушай меня, — умоляет он, пытаясь прижать руки черноволосого. Раненое запястье болит, но Тэхён стискивает зубы. — Остановись, пожалуйста! Чонгук, пожалуйста, просто послушай меня! Чонгук перестаёт сопротивляться, но Тэхён не настолько глуп, чтобы отпустить его. Ким прижимая руки Чонгука к груди, тяжело дышат. Оба измученные. Оба ждут. Пойманные в ловушку, подвешенные в этот единственный момент. Между ними проходит целая вечность, и наступает молчаливое перемирие. Внезапное подобие спокойствия сотрясает, и Тэхён пользуется возможностью, чтобы наклониться ближе так. При таком близком рассмотрении он видит, что глаза Чонгука, на самом деле, не чёрные, как ему казалось, а тёмно-карие, они выглядят такими тёплыми, когда свет попадает на них. У Чонгука, действительно, красивые глаза. — Прости, — шепчет он, и кровь из разбитой губы капает на щеку младшего. Она катится по его лицу, как алая слеза, Чонгук моргает, и он выглядит таким… молодым. — Прости меня. Чонгук, я никогда не хотел причинить тебе боль, клянусь. Я хочу всё исправить, так что делай, что хочешь. Если ты хочешь оставить меня, то уходи, — его голос срывается, и ему больно говорить, но Тэхён не останавливается. — И если ты хочешь ударить меня, то ударь ещё раз. Чёрт, если ты хочешь убить меня, то давай, но знай, что мне жаль, и я больше никогда тебя не брошу. Тэхён не уверен, чего он ожидал от этого мальчишки. Может, удара, или что он просто уйдёт? Тэхён ожидал многого, но не того, что Чонгук наклонится к нему, чтобы запечатлеть на губах кровавый поцелуй. От удивления его хватка на запястьях Чонгука ослабла, и в следующее мгновение он почувствовал, как рука Чона вцепилась в его волосы, притянув ближе, когда Гук углубил поцелуй. Тэхён почти забыл его вкус, ощущение этих губ. Свирепость, которую тот вкладывает во всё, усиливается, пока это не опьяняет. Он почти забыл о том, какого это целовать Чонгука. И единственное, о чём теперь может думать Тэхён, это: ЧонгукЧонгукЧонгук. Впервые за столь долгое время все остальные мысли изгнаны. Страхи и тревоги тают и единственное, что реально — это он и Чонгук. — Мне тоже жаль, — бормочет Чон в чужие губы, их носы соприкасаются, зубы стучат. Тэхён наклоняет голову, углубляя поцелуй, его тело движется само по себе. — Мне так жаль… Я не должен был… Тэхён обрывает прошептанные извинения младшего, заставляя того посмотреть на него. — Я знаю, знаю. У них будет ещё много времени, чтобы поговорить. Всё, что нужно было сказать сейчас, можно было передать в этом поцелуе. На губах Чонгука была тысяча невысказанных извинений. Рука мягко потянула его за волосы, умоляя о прощении, и Тэхён принял поцелуй, словно от этого зависела его жизнь. Он настолько погружён в свои ощущения, что даже не осознаёт, что они перевернулись, пока не почувствовал под спиной холодный пол и не понял, что Чонгук заслонил его. Его рука медленно скользит под его комбинезон, расстегивая молнию, и Тэхён может почувствовать, как мозолистые пальцы Чонгука касаются его кожи. Он вздрагивает от лёгкого прикосновения, отвлекаясь на головокружительное чувство, которое пришло с его поцелуем. Тэхён хотел большего, его тело реагировало положительно, стремясь быть ближе к нему. Он хотел потеряться. Единственное, что он чувствовал — это Чонгук. Но рука скользит по его животу всё ниже, опускаясь к боксерам, и Тэхён вздрагивает. На передний план выходят старые воспоминания. Чонгук замечает, что что-то не так, и рука замирает. — Тэ, ты в порядке? — Чонгук тяжело дышит, прижимаясь влажным лбом к Тэхёну, их дыхание смешивается, и Ким позволяет себе купаться в сладости этой близости. Он старается не думать о руках, которые не принадлежали Чонгуку и делали с его телом гораздо большее. — Я… — начинает он, но не может объяснить страх, застывший в его груди. Он хочет быть хорошим для Чонгука. Он хочет заставить его чувствовать себя хорошо и делать всё, что Чонгук захочет. Но Тэхён не может отрицать того, что мысль о том, чтобы позволить ему прикоснуться к себе, заставляет его чувствовать тошноту. — Я в порядке, — автоматически отвечает он. — Мы можем остановиться, если хочешь, — мягко говорит Чонгук, несмотря на очевидную потребность в его глазах. Да, он хотел остановиться. Нет, всё в порядке. Он в порядке. — Пожалуйста, — просит он, закрывая глаза. Тэхён даже не знает, о чём просит. Он хочет этого, но боится. Он ужасен. Сломленный и грязный. Грязный. Если Гук прикоснётся к нему, он всё узнает… Он никогда не узнаёт. — Эй, — нежно шепчет Чонгук, он убирает влажную чёлку с его лба, и Тэхён немного успокаивается. — Можно поцеловать тебя? Тэхён моргает, чувствуя облегчение в груди. — Да, — выдыхает он, и Чонгук целует его, и это так прекрасно. — Мы можем идти медленно, спешить некуда, — глухое сердце Тэхёна трепещет. Никакой спешки, у них было всё время на свете. — Конечно, — вздыхает он, когда Чонгук целует его, проводя языком по нижней губе, — не спеши. Я не оставлю тебя. — Я просто хотел защитить тебя, Тэхён, — говорит младший, целуя его в шею. Он дрожит от ощущения глубокого голоса Чона, вибрирующего на его коже. Воздух вокруг них был горячим и тяжёлым, и он почувствовал, как покраснела его кожа. — Это всё, чего я когда-либо хотел, — говорит он, возвращаясь к губам Тэхёна, оставляя след мягких поцелуев вдоль его шеи. — Я просто хотел, чтобы ты был моим, чтобы я мог защитить тебя. Тэхён задыхается, когда Чонгук кусает его за шею, посасывая чувствительную кожу. Он проводит языком по яркому синяку, который сделал сам, оттягивая назад. — Будь моим, — просит Чонгук, глядя на него сквозь густые ресницы, прижимаясь губами к шеи Кима, чуть выше пульса. Тэхён протягивает руку и проводит пальцами по мягким волосам мальчишки, осторожно притягивая его лицо к себе, чтобы он мог поцеловать его должным образом. — Конечно, дорогой, — соглашается он, когда они разрываются на части, чтобы глотнуть воздуха. Лица покраснели и стали влажными от пота и крови. — Взамен, — он целует уголок рта Чонгука, где начинает цвести синяк, который он там оставил сам, — будь моим в ответ. Губы Гука встречаются с его собственными, и Тэхён скорее чувствует, чем слышит смешок и уверенное: — Я уже.