Поцелуй кулаком

      — Зараза, — Тэхён тихо шипит, закусив нижнюю губу и зажмурившись от боли. — Чёрт, Чонгук.       — Всё в порядке, куколка, — успокаивает Чонгук, его тёплое дыхание обдувает щёку Тэхёна, но он слишком рассеян, чтобы заметить это. — Ты слишком напряжён, просто расслабься.       — Пошёл ты, Чон, — рявкает Ким, морщась. — Чертовски больно.       — Детка, потерпи, скоро станет легче. Я обещаю, — Чонгук звучит так искренне, что Тэхён почти верит ему. Но затем он нажимает слишком сильно, и Тэхён задыхается, когда боль пронзает его, как раскаленные иглы под кожей.       — Чёрт, осторожнее!       — Эй! Я знаю, что делаю, — протестует Чонгук, и Тэхён закатил бы глаза, если бы не стиснул зубы от боли, которая неуклонно становится всё острее, как будто осколки стекла вдавливаются в его бок. — Ты в надёжных руках, дорогой.       — О боже, ты можешь заткнуться и закончить перевязывать меня, пожалуйста? — он хрипло стонет.       Чонгук надулся, словно обиженный ребёнок, но Тэхён сейчас не в том настроении, чтобы его ублажать. Для кого-то, кто провёл большую часть своей жизни, нуждаясь в медицинском лечении, Чонгук — полное дерьмо в уходе за ранами. Он на самом деле удивительно неуклюж, и если бы Тэхён сейчас не корчился от боли, он, вероятно, нашёл бы это очень милым.       — Ты хоть знаешь, что делаешь? — Тэхён вздрагивает, когда Чонгук в третий раз за последние десять минут роняет бинты. Каждая неудачная попытка залечить его раны только вызывает у младшего более заметное разочарование, и в этот момент Тэхён готов пойти охотиться на самого Сокджина (ибо, какого хрена, Чонгук?!).       — Ладно, ладно, — наконец фыркает Чонгук, по-детски сдаваясь. — Я понятия не имею, как это делать, — ворчит он. — Это работа Джина, он хорош в этом деле.       — Ладно, давай сюда эту штуку. Я попробую, — предлагает он, протягивая руку, и Чонгук с ухмылкой передает ему бинты с пинцетом. Бог знает как, но Тэхён пропустил эту ухмылку мимо. Он пропустил много о Чонгуке на самом деле. Тэхён даже не осознавал, как сильно скучает по нему, пока не сел прямо перед ним. Вернувшись в камеру Чонгука, когда затуманенный адреналином и разум похоти утих, испаряясь, как туман, Тэхён, наконец, смог мыслить ясно. Обида от того, что он так долго был вдали от него, неоспоримо пульсирует в его груди, требуя, чтобы её ощутили. Затяжная боль, о существовании которой он даже не подозревал, пока Чонгук не навалился на него, словно буря.       — О, ты собираешься ухаживать за мной, чтобы я побыстрее поправился? Это так горячо, — протягивает он, недвусмысленно играя бровями, и Тэхён только фыркает, беря в руки повязки.       — Я делаю это только потому, что ты совсем некомпетентный в подобном, дорогой, — отвечает он болезненно сладким голосом. Чонгук что-то бурчит себе под нос, но послушно сидит на месте, позволяя Тэхёну спокойно обрабатывать его раны.       Несмотря на все его разговоры о том, что Чонгук был полный ноль в обработке ран, Тэхён и сам не мастер в этом. Он знает основы того, как промывать и перевязывать раны, но, по большей части, он всегда полагался на Соджон. Когда он начал встречаться с мистером Чоном, то быстро научился сам справляться с некоторыми травмами. В конце концов, было кое-что, что молодой девушке не нужно было видеть. К счастью, ни он, ни Чонгук не пострадали ни от одной из этих травм.       — О чём ты думаешь? — Чонгук пристально смотрит на него, и Тэхён чувствует, что краснеет, но не от смущения. Это был стыд — резкий и горький, как желчь. Он знает, что Чонгук не может заглянуть ему в голову и что это полный абсурд, но назойливый голос в его голове не умолкает. Он, словно ядовитый змей, шипит и шипит:       «Чонгук знает. Ему не нужно читать твои мысли, чтобы увидеть дыру внутри тебя, повреждения, выгравированных в твоих костях. Ему не нужно быть экстрасенсом, чтобы знать, насколько испачкана и разрушена твоя душа, сломанное существо без души и сердца».       — Мне просто интересно, всегда ли у тебя был такой большой нос или он просто распух? — интересуется Тэхён. Он знает, что ведёт себя немного по-идиотски, но ему нужно было отвлечь Чонгука.       К его облегчению, это срабатывает.       — Что?! — Чонгук всплескивает рукой, взлетая вверх, чтобы прикрыть нос. Он снова надувается, и Тэхён ловит себя на мысли, что печально известный и страшный Чон Чонгук, был слишком милым. — Что в этом плохого? — он ворчит, как капризный ребёнок, его голос слегка приглушен ладонью.       — Ничего! — тут же успокаивает Тэхен, чувствуя себя при этом последним мудаком. Он надеется, что никто не дразнил Чонгука за то, что у него был большой нос, когда он был младше. Потому что это действительно заставило бы его чувствовать себя ослом. — Я просто пошутил, всё и так прекрасно.       — Правда?       — Правда.       Он наклоняется и целует Чонгука в кончик носа. Чонгук улыбается, его больной нос морщится, и если это не самая восхитительная вещь на свете, то Тэхён не знает, что тогда.       Он понятия не имеет, что с ним происходит. Он смотрит на Чонгука и чувствует тепло внутри себя, пока Чонгук рядом с ним тихо ворчит о том, как сильно у него болит нос. Тэхён отворачивается, и на его щеках появляется лёгкий румянец.       Он не знает, что сказать, поэтому ничего и не говорит. Молчание не является неловкой тишиной, и Тэхён всегда чувствовал, что такую тишину не нужно нарушать. Ненужные слова будут только мешать.       Травмы Чонгука не так серьёзны; просто множество поверхностных порезов и ушибов, и Тэхён знает, что у него бывало и похуже. Он помнит все моменты, когда Чонгук стоял перед ним полностью обнаженный, все шрамы, которые он видел. Он никогда не говорил об этом, но пулевые ранения на торсе Чонгука были выжжены в его голове, как клеймо, и иногда поздно ночью он думал о них. Тэхён хочет знать, кто целился в Чонгука и выстрелил три раза. Кто хотел его смерти, кто пробовал и кому не удалось. Он хочет знать, болят ли они или это просто онемевшая рубцовая ткань. Он хочет знать, вспоминает ли Чонгук тот день, когда он получил эти раны, не снится ли ему этот день до сих пор. Он хочет знать, не боится ли иногда Чонгук спать, как он сам. Не может быть, чтобы Чонгук был также испорчен, как он, но иногда Тэхён думает обо всём этом.       Осознание того, что он действительно может просто спросить Чонгука о них, согревает грудь. Это была новая почва для них, и их отношения всё ещё были хрупкими, но Тэхён чувствовал, что что-то кардинально изменилось. Теперь у них была своя история. Они вместе прошли через многое, стояли бок о бок с переломанными костями, как солдаты на поле боя. У них была та связь, которая возникает только после войны. Тэхён чувствует это в своей груди, как будто их связывает какая-то нить. Он рисковал своей жизнью ради Чонгука, он вдыхал всё, что причиняло ему боль, и держал в своих лёгких, как стеклянные осколки, до тех пор, пока каждое дыхание не окрасилось кровью. И теперь он знал, что Чонгук сделает то же самое для него, и это что-то значило — может быть, это значило всё?.. Когда он сидел, осторожно вытирая кровь с лица Чонгука, глядя ему в глаза, он без тени сомнения знал, что это тот самый человек, кому он может доверять.       Тэхён не может вспомнить, когда в последний раз он мог рассказать кому-нибудь обо всём. Всю свою жизнь он лгал, снова и снова, бесконечная запутанная паутина полуправды, недомолвок и лжи. Он лгал учителям, которые замечали его синяки. Друзьям, которые подходили слишком близко к томящийся правде, и социальным работникам, которые слишком заботились о нём. Он лгал даже Соджон, потому что его младшая сестра была слишком мала, чтобы понять. Слишком невинна, чтобы увидеть, как испорчен мир, как испорчен он сам. В её глазах он был хорошим человеком, её старшим братом, её защитником. Он хотел бы остаться таким навсегда, здоровым и незапятнанным в её сознании, но тогда, в тот день, то, что он сделал… Он ещё слышал эхо её криков в своей голове.       Возможно, он не был полностью готов рассказать Чонгуку все кровавые подробности из прошлого. На самом деле, даже мысль об этом заставляла кислую желчь подниматься к горлу. Но была уверенность в том, что однажды он это сделает. Однажды он отдаст Чонгуку все свои уродливые, сломанные и испорченные части себя, и, может быть, Чонгук увидит их и всё равно полюбит.       Тэхён хочет этого так сильно, что у него болит грудная клетка, и он боится даже думать об этом. Боится признаться, как сильно он хочет любви другого человека, потому что не хочет падать так далеко. Он с трудом понимает, что так сильно нуждается в ком-то. Любовь — это ещё одно твоё слабое место. И он не хочет отдавать своё сердце только для того, чтобы обнаружить, что Чонгук не чувствует того же самого. Правда, Тэхён был уже почти уверен, что Чонгук хочет не только его тело, но неуверенность грызла его разум, как болезнь. Она просачивается сквозь кожу, проникая в тело, как смертельный яд, разлагаясь в крови, она бежит по венам, оставляя за собой руины. Ни один из тех мужчин никогда не хотел большего, чем его тело. Эти парни из его школьных времен, господин Пак, мистер Чон, все эти мужчины из клубов — никто из них не заботился о нём, кроме того факта, что они могли трахать его. Тэхён хочет… нет, Тэхён должен знать, что Чонгук — другой.       Тэхён был слишком увлечен думая обо всём на свете, что не заметил самого главного перед собой. Чонгук смотрел на него всё это время, не спуская глаз. Он видел, как менялось выражение лица Тэхёна, когда тот думал. Ким аккуратно накладывает повязку на щёку Чонгука, где кожа треснула больше всего, когда пластырь падает из его рук, Тэхён тихо ругается, и его раненая рука начинает отдавать болью, когда он нагибается, чтобы поднять бинты. Чужая ладонь обхватывает его раненое запястье, осторожно останавливая.       Наступает пауза, и на этот раз тишина становится тяжёлой. Густой воздух давит на них, и Тэхён чувствует себя так, словно его душат. В этой тишине больше нет того комфорта, она наполнена всем недосказанным. Она пронизана неестественными паузами и тысячами мыслей, висящих между ними, как тихие призраки. Взгляд Чонгука прикован к повязке на его запястье, будто в ней есть ответы на все вопросы, которые они не могут заставить себя задать, а его глаза наполнены эмоциями, о которых Тэхён может только догадываться.       — Чонгук…       — Хочешь знать, о чём я думал прямо перед тем, как это случилось? — голос Чонгука тихий, но Тэхён слышит в нём напряжение. Он сглатывает. И тут его осенило. Они никогда не говорили о том, что произошло в тот день. Они спорили о том, что сделал Чонгук после этого и даже почему он сделал это, но ни один из них на самом деле не смог выразить словами тот факт, что Тэхён бросился перед Чонгуком, заслоняя его собой. Как пара трусов, они обходят проблему стороной, притворяясь, что не чувствуют жара, когда поворачиваются спиной к дому, который сгорает дотла.       Тэхён едва ли признался себе в этом, но часть его знала, что он сделает это снова, тысячу раз с улыбкой на лице. Это должно было бы испугать его, но не пугало вовсе.       Он не отвечает, но ему и не нужно. Чонгук продолжает, не поднимая глаз, его взгляд сканирует перевязанную руку блондина.       — Я даже не сразу понял, — вновь заговорил он. — Я был так сосредоточен на том парне, что даже не заметил, что ты сделал, пока не обернулся.       Голос Чонгука затихает, и ему приходится сделать глубокий вдох, втягивая воздух через распухший нос, прежде чем продолжить.       — А потом я увидел тебя, прямо перед собой. И все сигналы тревоги зазвучали у меня в голове, но я… я не мог понять. Я просто не мог понять, что именно ты сделал. А потом что-то щёлкнуло, и все части встали на свои места, и… — Чонгук делает паузу, чтобы сделать ещё один глубокий вдох. Слова рвутся наружу, и он не мог остановиться, а Тэхён просто сидит ошеломлённый, вбирая всё это в себя, его сердце колотится в груди как сумасшедшее.       Прямо перед ним ломался Чонгук, на его мраморной коже появлялись трещины. Надломы, отколовшиеся от тщательно созданного образа холодного убийцы. Пока Тэхён не обнаружил что-то скрытое — что-то, что Чонгук спрятал глубоко в промежутках между рёбрами, увядшими цветами, которые никогда не видели дневного света, потому что он слишком боялся позволить им расцвести. Это была та красота, которая заставляла сердце Тэхёна болеть. Чонгук вырос в мире, где люди топтали нежные цветы, поэтому он научился прятать их лепестки внутри, подальше от холодных любопытных глаз.       — Единственное, что крутилось в моей голове: «Только не он», — Чонгук смотрит на него сквозь ресницы, и Тэхёну больше не нужно угадывать эмоции в его глазах. — Но я замер. Я, блядь, просто застыл. Каждая клеточка моего тела хотела оттолкнуть тебя с дороги, сделать хоть что-нибудь, но я не мог пошевелиться. Я… я колебался, и ты чуть не умер, и это была моя вина, — Чонгук издаёт тихий звук, и Тэхён хочет обнять его, но не может заставить себя пошевелиться. Он никогда не слышал, чтобы Чонгук был так напуган и уязвим, изливая весь свой страх, обнажая перед ним самые слабые части себя, и Тэхён влюбляется ещё больше.       — Вот почему я убил его таким образом, — продолжает Чонгук, прочищая горло. Его глаза блестят так, словно из них вот-вот пойдут слёзы, но Тэхён знает, что это невозможно. Чон Чонгук не должен плакать. Никогда. И не из-за него. — Потому, что я не просто разозлился, то есть, я разозлился, но это не было настоящей причиной. Я был напуган до смерти. Я ужасно боялся потерять тебя и… и до сих пор боюсь. Я так боюсь, что с тобой что-то может произойти, и мне кажется, что я не могу дышать и…       Тэхён никогда не был лучшим в словах поддержки. Поэтому, когда он видит панику Чонгука, он делает единственное, что может придумать, чтобы успокоить его. Он сокращает расстояние между ними и целует, заглушая ненужные слова, они переполнены отвращением к самому себе и чувством вины. Тэхён просто хочет, чтобы ему стало легче.       В этом действии нет никаких колебаний, точно так же, как и в ту ночь много лет назад. Когда он поднялся на самую высокую доску для прыжков в воду в местном бассейне глубокой ночью. Совсем один на вершине мира, небо, полное безмолвных звёзд над ним, и сверкающая вода, такая манящая под ним, она словно ждёт. Когда он приблизился к краю, нерешительности уже не было. Глядя вниз, он никогда в жизни не был так уверен в чем-либо, и когда он нырнул головой вниз в ледяной бассейн, то понял, что сделал правильный выбор.       Чонгук целует его, и Тэхёну кажется, что он погружается на самое дно и надеется, что утонет. Здесь так спокойно. Мир приглушён и так далёк. Даже постоянный шум в его голове затихает. Ничто другое не может навредить ему, так как вода заливает его лёгкие. Всё так далеко, и Тэхён никогда не был так счастлив. Голос, который говорил ему о его уродстве, кричит и воет от боли, но Тэхён его больше не слушает.       Поцелуй Чонгука не должен напоминать ему о том времени, когда он пытался покончить с собой, но это так. Не его вина, что сидеть на дне этого бассейна было одним из самых счастливых воспоминаний, которые у него остались. Он не собирался умирать в ту ночь, но не может притворяться, что не был разочарован, когда охранник вытаскивал его из бассейна обратно. Он раздавил ему грудную клетку, делая искусственное дыхание, пока Тэхён не выкашлял всю грязную воду бассейна. И когда он сделал первые болезненные вдохи кислорода, он понял, как горько быть живым на вкус.       Чонгук целует его, и в этом поцелуе слышится отчаяние, он говорит ему: «не оставляй меня». Будто пытается украсть кислород из его лёгких, но Тэхён не возражает, потому что он уверен, что без Чонгука, он бы уже давно захлебнулся.       Поэтому Тэхён целует в надежде, что он понимает все невысказанные им слова: «никогда».       В любом случае, он всегда находил безопасное место на самом дне.       Тэхён прерывает поцелуй, но не отстраняется, задерживаясь на орбите Чонгука. Они были так близко, что их носы соприкасались, а дыхание смешивалось, когда они просто сидели и смотрели друг на друга.       — Клянусь, — хрипло шепчет Чон, — клянусь Богом, я буду защищать тебя. Я сделаю всё, чтобы защитить тебя.       — Я могу о себе позаботиться, — бормочет Тэхён с лёгкой улыбкой. Его гордость изодрана в клочья, но она всё ещё на месте, и упрямая часть его самого не позволит никому, даже Чонгуку, заботиться о нём.       — Я знаю, — говорит Чонгук, когда их глаза встречаются, и Тэхён не может отвести взгляд от искренности, горящей в глазах мальчишки, будто он пытался разобрать его на части, чтобы увидеть, что скрывается под поверхностью. — Я знаю, что ты сильный, но это просто то, кто я есть. Я забочусь о тех, кого люблю, кто для меня хоть что-то значит. А ты, Тэхён — важнее каждого.       Тэхён отказывается плакать перед кем-либо, особенно перед Чонгуком. Он и так достаточно показал ему свои слабости, но предательские слёзы всё равно заполняют его глаза. В горле образуется комок, и ему больно глотать. Тэхён всегда был один, он всегда должен был прикрывать свою спину сам, никогда не мог ни на кого положиться. Только теперь, когда у него появился шанс обзавестись новой семьей, он полностью осознал, каким жалким и одиноким было его существование. Он не знает, что ждёт его в будущем, но с внезапной ясностью осознает, что никогда не вернётся к тому, каким был раньше. Он скорее разорвал бы себя на части, чем вернулся к тому, что было; он предпочел бы содрать кожу со своих костей, вырвать её собственными руками, чем смотреть в лицо тому, кем он был.       — Я… — начинает он хриплым от волнения голосом, из носа у него течёт кровь, и ему хочется умереть от стыда, но Чонгук делает вид, что не замечает этого. — Я не… я никогда не… — он делает паузу, чтобы сделать глубокий вдох беря себя в руки, хоть внутри него всё идёт по швам. — Спасибо, — говорит он, глядя в глаза Чонгука, которые сейчас выглядят мягче, чем когда-либо, как звёзды в безлунную ночь. — За всё.       — Ты не должен благодарить меня за это, дорогой, — говорит Чонгук с улыбкой, и всё кажется таким тёплым и приятным, но Тэхён знает наверняка — это затишье перед бурей, которая опустошит всё, что он сумел собрать из руин своей прежней жизни. Он снова построил себя из скорлупы, в которую превратился, чтобы снова походить на что-то почти человеческое. Ему так надоело быть всего лишь осколками разбитого стекла на полу. Они сидят здесь вместе, как будто у них нет никаких забот на свете, но это просто иллюзия. Назревает война, котёл страданий и насилия готов, и он вот-вот закипит. Может быть, они и не попадут в засаду, но это будет кровавый бой. Тэхён тут же прогоняет тревожные мысли из головы. Всё что он хочет сейчас — это сосредоточиться на Чонгуке, пока он ещё может.       Чонгук притягивает его к себе для очередного поцелуя, крепко держа за шею, удерживая его в этой реальности, а не в тёмных закоулках сознания, и Тэхён позволяет тянуть себя вперёд. Как только он чувствует прикосновение мягких губ Чонгука, он забывает, что значит бояться. Дурные предчувствия рассеиваются, и Чонгук перед ним — единственное, что имеет значение. Тэхёну любопытно, не пристрастился ли он к поцелуям Чона. К вкусу его губ и к тому, как они идеально сочетаются с его собственными. Он знает, что это, вероятно, куча шаблонного мусора, но всякий раз, когда он целует Чонгука, он чувствует себя опьянённым.       Чонгук нежно покусывает его нижнюю губу, и Тэхён просто хочет утонуть, пока не останется ничего, кроме Чонгука…       — О, чёрт возьми! — во второй раз за этот день (чёрт, во второй раз за полчаса) их грубо прерывают. — Неужели нам действительно придётся просто привыкать к тому, что вы всё время облизываетесь? — спрашивает Чимин, и Тэхён в очередной раз за сегодня задумывается об убийстве.       — Нет, если вы прекратите врываться, как кучка грёбаных дикарей, — Чонгук рычит сквозь стиснутые зубы. Он отстраняется от Тэхёна, чтобы посмотреть через плечо на остальных, что толпились в дверях его камеры, как кучка безмозглых туристов, глазеющих на каких-то животных в зоопарке.       — Чонгук, время, — оповещает Юнги, делая шаг вперёд. Его лицо вытянуто и мрачно, брови нахмурены, а губы сжались в тонкую линию. Юнги и в лучшие времена не был беззаботным, улыбчивым человеком, но в том, как он держался, чувствовалось определённое напряжение, которое мгновенно заставило Тэхёна нервничать, вновь разжигая все страхи в его голове. Он понимает, что все они напряжены, все до единого. Намджун стоит неподвижно и угрюмо. Сокджин выглядит усталым, его широкие плечи поникли, как будто на них навалился груз. Чимин ёрзает, но не так заметно и раздражающе, его пальцы подергиваются, когда он сжимает и разжимает кулаки. Даже Хосок стоит в напряжении, его улыбка натянута, а взгляд твёрже, чем когда-либо видел Тэхён.       Чонгук встаёт, и Тэхён следует за ним, вставая на ноги. Его импровизированные повязки выглядят так, будто вот-вот развалятся, но они каким-то образом всё ещё держатся на нём. Он замечает, что Сокджин строго рассматривает их попытки первой помощи, и чувствует себя виноватым. Ну не смог он наложить самые аккуратные повязки в мире и что? Арестуйте его.       — Хорошо, — начинает Чонгук холодным тоном. Любой след испуганного, уязвимого мальчишки пропал, чтобы быть замененным бесстрашным лидером, которого все они ожидают. — Что вы выяснили?       — Я проверил, — говорит Юнги ровным, небрежным голосом, как будто надвигающаяся война не была такой большой проблемой. — Наши источники говорят, что мы будем в меньшинстве. В столовой у Тэяна человек десять, максимум двенадцать. Никто не поднимался слишком высоко. Просто кучка головорезов.       — Он будет там? — Чонгук спрашивает.       — Да.       — Это хорошо, — говорит Чон с дикой ухмылкой, потягиваясь, вытягивая одну руку через грудь и удерживая её там другой. Его бицепсы выпирают, и Тэхён вынужден отвести взгляд.       — А как насчёт оружия? — спрашивает он, глядя куда угодно, только не на руки Чонгука и его напряжённые мышцы. — У них будет оружие?       — Оружие? — Чимин смеётся, и даже это звучит напряжённее, чем обычно.       Тэхён моргает.       — Так там будет оружие? — повторяет он, чувствуя себя так, словно его оставили в стороне от какой-то шутки. Сокджин и Намджун обменялись взглядами…       — Конечно будет, Тэ, — хохочет Хосок. — Дай мне только вытащить запас ракет из задницы.       — Простого «нет» было бы достаточно, — ворчит Ким, и кончики его ушей покраснели от смеха остальных ребят. Звук такой лёгкий и странный, он вступает в противоречие с тяжёлой атмосферой, которая напряжённо повисла над камерой.       — Я забыл, что ты новичок в этом, — вздыхает Юнги, и, к облегчению Тэхёна, это не так насмешливо или жестоко, как могло бы быть. Юнги подходит к нему, пока не оказывается прямо перед его носом. Хён чуть ниже его ростом, но, глядя на него, Тэхён чувствует себя чёртовым великаном рядом с ним. И несмотря на то, что именно Ким был тем, кто смотрел сверху вниз, он видит, что его разглядывают, анализируют, и сейчас Юнги думает, какую пользу он может принести им.       — Дрался раньше? — спрашивает Мин, и Тэхён хочет рассмеяться. Лучше было бы спросить: «Когда последний раз ты дрался?» Он сражался всю свою жизнь, может быть, и не в бандитских разборках, но разве это имеет значение?       — Дрался.       — Не так, — говорит Юнги, и это звучит как вызов. Его губы изогнулись в лёгкой улыбке, и Тэхён поймал себя на том, что улыбается в ответ. Он никогда не отступал. — Это не детская драка, парень. Это дерьмо похлеще семейных разборок.       — За себя постоять смогу, — заверяет Ким, расправляя плечи, и Юнги удовлетворённо кивает.       — Тэхён, — зовёт Чонгук, что до тех пор молча наблюдая за ними. Тэхён оглядывается, и Чонгук хмурится, он может видеть намёк на уязвимый страх, который был раньше, но он хорошо скрыт, так хорошо на самом деле, что Тэхёну интересно, не померещилось ли ему это и вовсе. — Без тебя.       Тэхён ощетинился, как уличный кот, услышав команду. Ему больно, когда он сжимает в кулаки разбитые костяшки пальцев, но он всё равно делает это.       — Не указывай мне, — шипит он. — Это такое же моё дело, как и твоё. Не думай, что сможешь…       — Это не игра, Ким! — Чонгук огрызается, его характер вспыхивает на мгновение. — Это опасно, и ты ранен.       Тэхён протягивает руку, не задумываясь, чтобы коснуться шины на правой руке. Это его слабость, недостаток. Он сломан и испорчен, и Чонгук использует это против него. Блондин стискивает зубы так сильно, что болит челюсть.       — Я в состоянии драться! — он протестует. — Ты же знаешь, что я несу ответственность за всё это, и если ты думаешь, что я позволю другим людям драться, пока я буду сидеть в стороне…       — Почему ты так упрям? — Чонгук возражает. — Почему так хочешь подвергнуть себя опасности? Мы можем позаботиться об этом.       — Я…       — Тэхён, — перебивает Чонгук, и что-то в его голосе заставляет слова замереть на губах и Ким замолкает. Чонгук стоит там, расправив плечи и напрягшись. Он тяжело дышит, и это напоминает Тэхёну ребёнка, который слишком старается, чтобы мир не увидел, насколько он напуган. Его сердце сжимается. Ему хочется успокоить Чонгука, но он не в состоянии подобрать нужные слова. Остальные парни молча наблюдают за ними, следя за каждым их движением, и Тэхён чувствует себя таким уязвимым. — Тэхён, — повторяет Чонгук, прерывисто дыша. — Если ты пойдёшь с нами, я не смогу гарантировать твою безопасность, ты ведь это знаешь? Если ты будешь драться, я не знаю, смогу ли защитить тебя, и я не могу — просто не смогу.       Чонгук говорит тихо, как будто не хочет, чтобы остальные слышали, и Тэхён понимает это.       Не позволяйте никому узнать ваши слабости, не позволяйте им увидеть, ведь любая эмоция - опасна. Никогда не позволяйте никому узнать, что вы до смерти боитесь потерять.       — Я сам о себе позабочусь, Чонгук, — обещает он и вкладывает в свой голос всю искренность, на которую способен, молясь, чтобы Чонгук понял его. — Как я смогу жить с тобой, если позволю всё время драться за меня, — он подходит ближе, достаточно близко, чтобы протянуть руку и нежно коснуться щеки Чонгука.       — Я не могу рисковать, — шепчет Чонгук, качая головой и беря Тэхёна за руку. Он сжимает её, держа так крепко, словно не хочет отпускать.       — Я не прошу тебя об этом, — его пальцы переплелись с пальцами Чонгука, он наклоняется ближе, чтобы прижаться лбом к его лбу. Тэхён облизывает губы, прежде чем снова заговорить. — И мне вовсе не нужно твоё разрешение.       Единственный звук в тишине — был воздух, вырывающийся из лёгких Чонгука, когда он вздыхает, опустив плечи от поражения.       — Я прошу тебя доверять мне, — говорит Тэхён, обхватив ладонями лицо Чонгука. — Пожалуйста, просто доверься мне.       — Я действительно доверяю тебе, Тэ, — отвечает Чонгук, и в его голосе почти не слышно колебаний. Теперь он почти шепчет, и Тэхён должен наклониться ближе, чтобы расслышать его следующие слова. — Я доверяю тебе, но… это страшно.       Поза Чонгука кричит о дискомфорте, она неестественна и напряжена. Тэхён может только представить, что понадобилось Чонгуку, чтобы признаться в чём-то подобном.       — Если ты доверяешь мне, то доверяй до конца, — выдыхает он, и Чонгук издаёт ровный смешок.       — Хорошо, — говорит он, выпрямляясь, делая глубокий вдох, полный решимости. — Я доверяю тебе. Но если тебя убьют, я надеру твою тупую задницу.       Это должно было быть смешным, но смеяться не над чем, и они оба знают это. Но иногда единственное, что можно сделать — это попытаться отшутиться, когда единственное желание — терзать себя.       — Понял! — он щебечет, бросая фальшивый салют. Чонгук лишь фыркает на его выходки.       — И убедись, что я всегда буду справа от тебя, хорошо? Нравится тебе это или нет, но ты ранен, так что я прикрою твоё слабое место.       Тэхён открывает рот, но его обрывает Чонгук, поднимая руку.       — И прежде чем ты что-нибудь скажешь, я сделаю это для любого из них, так что я не хочу ничего слышать, — говорит он, и Ким улыбается.       — Вообще-то, я хотел поблагодарить тебя, — говорит он, и Чонгук колеблется всего секунду, прежде чем улыбнуться ему в ответ.       — Не нужно, — мягко отвечает он, и есть что-то тёплое в том, что ты можешь на кого-то безоговорочно положиться.       — О’кей, если вы двое закончили с этим моментом, у нас тут война банд вообще-то, а то вдруг кто забыл, — тянет Юнги, и тот факт, что пятеро парней наблюдали за ними, заставляет Тэхёна покраснеть.       — И чего мы ждём? — спрашивает Чон, и высокомерие скрывает неуверенность и страх, которые он показывал Тэхёну ранее. — Пришло время напомнить им, кто мы такие.

***

      Впервые Тэхён подрался, когда ему не было и пяти.       Это было в их местном детском саду, где старуха из соседнего дома брала десять тысяч вон в день за то, что дети не умрут. Хозяйке, госпоже Руи, на самом деле, было наплевать на полдюжины детей, за которых она отвечала. И пока она возвращала их живыми и относительно невредимыми их родителям в конце дня, никому не было дела до того, чем занимаются их дети под её присмотром.       Тэхён был относительно тихим ребёнком и поэтому предпочитал сидеть в углу один и играть с парой потёртых игрушек, которые давала им та женщина. Больше всего ему нравился розовый кролик, которого он называл Банни. Он был старым, разваливающимся на части и без глаза, но мягким. И Тэхён любил его, потому что Банни заставлял его чувствовать себя менее одиноким в большом, страшном мире.       Однажды один мальчик, по имени До Минхо, решил (вероятно, от скуки или детской злобы) нарушить покой Тэхёна и попытаться отнять у него Банни. Он отреагировал не задумываясь и использовал всю силу своего крошечного тела, чтобы повалить Минхо на землю. Это ни в коем случае не была настоящая драка. Они оба были маленькими и ещё не научились правильно сжимать кулаки своими пухлыми, маленькими ручками. От того их драка, в основном, состояла из толчков и криков, пока госпожа Руи не оторвала свою задницу, чтобы разнять их.       Это была его первая драка и первый проигрыш.       Его не наказали, по крайней мере, обычным способом. Минхо был слишком мал, чтобы причинить какой-либо реальный вред, и они не дрались достаточно долго, чтобы по-настоящему навредить друг другу. Большинство людей назвали бы это ничьей. Но женщина отняла у него его кролика, хотя Минхо был тем, кто начал драку. По словам госпожи Руи, если он не мог поделиться, то он не заслуживал играть с Банни, и пятилетний Тэхён считал это сокрушительным поражением. Потеряв Банни, он был безутешен и плакал до тех пор, пока его не стошнило на потрёпанный ковёр детского сада.       Его мать накричала на него, когда женщина пожаловалась ей на это в тот вечер, когда она пришла забрать его. Его отец только рассмеялся. Всё это произошло до того, как он поддался алкоголю и позволил своему гневу управлять собой, как марионеткой. Это было время, когда он был немного любящим отцом, прежде чем стал чужим. Это было время, когда он улыбался Тэхёну, любил его. Тогда он сказал ему, что в следующий раз, когда он затеет драку, Тэхён должен быть уверен, что победит.       Тэхён не знает, почему даже по сей день он всё ещё помнит те слова отца. Но этот совет — часть единственной мудрости, которую его отец когда-либо передавал ему, остался с ним. Что-то в том, как папа присел на корточки и посмотреть в глаза, полных слёз, пятилетнему Тэхёну, ласково веля ему побеждать всякий раз, когда он сражался, заставляло Тэхёна помнить.       В его юном сознании всё вдруг прояснилось. Если бы он только выиграл в той драке с Минхо, то, возможно, смог бы удержать Банни. Конечно, это было неправдой. Эта женщина отобрала бы у него игрушку за то, что он дрался, как бы ни закончилась драка. Но Тэхён всякий раз говорил себе, что если бы он победил, всё закончилось бы по-другому.       Он сохранял этот настрой все те несколько лет, что провёл в средней школе. Слова отца постоянно звучали в глубине его сознания, где, вероятно, должна была быть его совесть. Сначала это была самооборона, способ держать хулиганов подальше от себя. Они доставали его в поисках способа скоротать время, чтобы насытить своё эго и удовлетворить свою бессмысленную скуку и агрессию. И Тэхён делал то, что должен был, чтобы убедиться, что они не попытаются сделать это снова. Но со временем это перестало быть самоутверждением или защитой от хулиганов и превратилось в лихорадку борьбы, трепет победы, боль, адреналин, страх и возбуждение — всё это смешивалось вместе, заставляя его чувствовать себя живым для разнообразия.       Тэхён начал затевать драки практически без провокаций, выискивая противников и используя каждую малую возможность, чтобы подраться. Но он никогда не был из тех отморозков, которые потешались над слабыми. Он всегда дрался с парнями, которые были больше его, злее, чем он. Подойдёт любой предлог, а если его не будет, он его придумает. К тому времени, когда в семнадцать лет его наконец исключили из школы, он уже успел заслужить такую репутацию. Они называли его преступником, корзинщиком, угрозой общества, никчемным, просто безнадёжным ребенком без будущего. Но Тэхён не заботился о том, что они думают о нём, пока они уважали его достаточно, чтобы оставить в покое. Неважно, что они ненавидели его также, как и боялись. Хотя сейчас, оглядываясь назад, ему казалось забавным, что они были правы, предсказывая, что он, скорее всего, окажется в тюрьме до своего двадцатипятилетия. Хотя, по правде говоря, ему каким-то образом удалось выжить после двадцати, что не многие люди (и даже он сам) считали возможным.       Тэхён провёл свои подростковые годы, сражаясь и побеждая или, по крайней мере, не умирая, что, по его мнению, было своего рода победой. Он не был лучшим бойцом, но он был достаточно хорош. Достаточно, чтобы обманывать себя, думая, что он даже был непобедим временами. Каждый раз, когда его сбивали с ног, он с трудом поднимался на ноги: с разбитым носом, распухшими костяшками пальцев, выбитыми зубами и всем прочим. Подростки — бесшабашные создания, опьянённые молодостью, в расцвете сил, наивные, глупые и бесстрашные, они ведут себя так, словно будут жить вечно. Тэхён не был исключением. Конечно, можно было бы возразить, что выжить, быть избитым и покрытым синяками, это не то же самое, что жить. Но Тэхён никогда не был философом, и он ненавидел останавливаться на том, что не мог изменить: «а что, если?» и «что могло бы быть?» у Тэхёна не было на это времени.       Он был достаточно молод и наивен, чтобы думать, что никогда больше не проиграет. Молодой, самоуверенный и пылкий — вот, кем он был. Чёрт, он был настолько высокомерен, что мог бы посоперничать с Чонгуком тогда. А потом всё пошло прахом, и ему показали, насколько беспомощным, смертным он был на самом деле.       Его отец был первым человеком, который показал ему, что ты не всегда можешь дать отпор. Тот же самый человек, который велел ему бороться когда-то, оказался тем же самым человеком, на которого он никогда не мог поднять руку. Все эти оскорбления, страдания, постоянный страх — Тэхён никогда не сопротивлялся. Он не любил своего отца, даже наоборот, он ненавидел его каждой частичкой своего сердца, но при этом, он никогда не мог ударить его.       Возможно, он и не мог физически бороться со своим отцом, но он боролся по-другому, пытаясь уравновесить три разные работы только для того, чтобы он и Соджон могли сбежать. Сражался каждый день, чтобы они могли уйти. Сражался зубами и ногтями за лучшую жизнь.       Затем появились мистер Пак и мистер Чон, и они разорвали его мир на части, как пара злобных, кровожадных волков, бешеных и ненасытных, царапая и разрывая всё, что у него было. Его отец бил его, используя как свою личную боксерскую грушу, но эти люди показали ему совершенно другой мир боли и страданий, превосходящий всё, что он когда-либо мог себе представить, насилие, о котором он никогда не мог даже думать, жестокость, которую он не считал возможной. Его худшие кошмары меркли по сравнению с адом, в который превратилась его жизнь. Он свободно падал, падал сквозь бесконечный мир тьмы, и не было никого и ничего, что могло бы остановить его падение. Темнота поглотила его целиком, проникнув в трещины, которые они оставили в его костях, заражая открытые раны, которые гноились, и шрамы на его плоти, которые отказывались заживать. Они уничтожали его, пока он не стал хуже, чем ничто, пока он не пожелал стать ничем.       Эти люди убивали его.       В тот день, когда всё изменилось, в тот сраный день в грязном кабинете мистера Пака он на собственном горьком опыте убедился, что есть вещи, с которыми он не может бороться. Потом пришел мистер Чон со своими головорезами и всей этой властью над ним, он показал ему, как горько поражение на вкус.       Тэхёну было восемнадцать лет, когда он понял, что значит потерять по-настоящему. Потеря тех частей себя, которые эти люди украли у него, была опустошительной, точно так же, как госпожа Руи пронзила колом Банни, единственное утешение его маленького «я» в суровом мире, была опустошительной. Все остатки невинности, которые у него остались, были уничтожены, раздавлены ногами, как какое-то ничтожное насекомое. Мечты о детстве, о лучших временах, когда всё было ещё светлым и чистым, и ничто не причиняло боли, были далёкими расплывчатыми воспоминаниями, и всё, что Тэхён знал сейчас, была агония. Господин Чон вырвал его внутренности голыми руками, выпотрошил его, расплескав жизненно важные органы по грязным коврам, улыбаясь всё время, его зубы были в крови, когда он вырывал каждую частицу добра, которую мог найти прямо из его тела. Разрывая на части, кости трещали, раскалывались, уничтожаясь в пыль, превращая его в пустые обломки, где должно было биться его сердце. Он превратился из живого, дышащего человека в ходящий труп — разлагающееся, гниющее тело, покинутое всем светом и добром, дёргаемое на верёвочках чудовищными людьми, которые не знали более сладостного наслаждения, чем боль других. До сих пор Тэхён ощущал в груди огромную дыру, пропасть между рёбрами, чёрную дыру, где должно было биться его сердце, которая поглощала весь свет и всё хорошее, оставляя его пустым и холодным.       Он был птицей, и они не просто подрезали ему крылья, они вырвали перья прямо из его спины.       Все изменилось, когда он попал в тюрьму. Внезапно, после того как он был беспомощен так долго, он снова смог постоять за себя: смог дать отпор, пнуть любого, кто пытался напасть на него, обратно на тротуар. Это напомнило ему о том, как он снова был шестнадцатилетним школьником с окровавленными кулаками и победоносной улыбкой на лице. Он мог драться с кем угодно, ничто не могло его удержать. Никаких семейных уз или отвратительных сыновних обязательств. Никаких долгов, никакой арендной платы — он никому ничего не должен, и это было удивительно.       Странным образом попадание в тюрьму освободило его.       Он не лгал, когда говорил Вонхо, что тюрьма — это новое начало для него. Он заставил себя забыть о чувстве полной беспомощности и научился снова сражаться, чтобы заслужить репутацию, чтобы вернуть хоть немного из того, что потерял. Вернуть те его части, которые были у него украдены. Это было бы то же самое, как если, пытаться склеить бесценную вазу обратно с помощью скотча, но сейчас эти маленькие победы были слишком хороши.       Теперь, когда он думал об этом, именно так они и встретились с Чонгуком, в разгар насилия. Он не должен удивляться, в каком-то смысле это единственное, что имело смысл. Они оба были жестокими, непостоянными созданиями, потребность сражаться укоренилась в них так глубоко, что едва не врезалась в кости.       И вот теперь они снова собирались идти в бой бок о бок. От этого по спине бежали мурашки. Всплывает старое чувство, которое почти отдавало горьковато-сладкой ностальгией. Теперь он чувствовал себя легче, сильнее, чем когда-либо прежде. В его походке была даже некая припрыжка. Он был готов, адреналин бежал по его венам, заставляя тело покалывать, поскольку предвкушение нарастало с каждым шагом.       Впереди всех шёл Чонгук, Намджун и Хосок стоят по бокам от него. Юнги с Чимином замыкают шествие, и Тэхён слышит, как они тихо переговариваются позади него, в основном слышен мягкий голос Чимина с редкими грубыми комментариями Юнги. Он шёл в центре их маленькой группы, Сокджин держался справа от него. И Тэхён хорошо понимал, что делал Чонгук (упрямый маленький осёл), несмотря на то, что он не отдавал никаких явных приказов, Тэхён знал, что это не совпадение, что он находился в середине, защищённый со всех сторон остальными.       Он закипает внутри, и Тэхён не может решить, что он чувствует по этому поводу. Часть его ненавидит особое отношение к себе. Ненавидит то, как они всё ведут себя, как будто он хрупкий и легко ломается, как кто-то, кто не может позаботиться о себе. К чёрту то, что сказал Чонгук о том, что он сделал бы это для любого из них, если бы кто-то был ранен, Тэхён знает, что это ложь. Или, по крайней мере, не вся правда. С ним обращаются не так, как с остальными, потому что он не такой, как они.       Но в то же время, ему это почти нравится. Особое отношение, каким бы унизительным оно не было, всё равно означало, что Чонгук считает его особенным, что его стоит защищать, и это настолько поразительно для него, что Тэхён с трудом переваривает тёплое свечение в животе, столь же чуждое, сколь и чудесное. Да, некоторые учителя и социальные работники говорили ему, что они могут защитить его, но это было не то же самое. Они только говорили эти вещи и делали вид, что обеспокоены, потому что это была их работа — заботиться о нём. На самом деле, им было наплевать. То, что кто-то заботится о его благополучии и имеет его главным приоритетом — это настолько дико и нелепо, что Тэхёну хочется смеяться. Чонгук не поставил бы Чимина, Хосока или Сокджина в такое положение, но, насколько он знает, Чонгук никого из них и не целует.       Компромисс, полагает он.       Его всё ещё раздражает, что Чонгук не относится к нему с тем же уровнем уважения, что и к остальным, но он позволил Тэхёну пойти с ним. Позволил ему вести свои собственные дела, так что это уже кое-что. Это не так уж много, но Тэхён знает, что вся жизнь состоит из маленьких шагов.       Ему просто нужно доказать самому себе и показать Чонгуку, что он может о себе позаботиться.       Его взгляд скользит по спине Чонгука, и он наблюдает за тем, как двигаются мышцы под его майкой: за плавностью его движений, за каждым уверенным шагом. Чонгук всегда излучал неоспоримую ауру лидера, гордого и уверенного в себе. Если он и испытывал какой-то страх или опасение по поводу того, с чем им предстояло столкнуться, это никак не отразилось на его шагах. Он был львом, крадущимся по коридору, и всем остальным заключённым не оставалось ничего другого, как убраться с его пути.       Тэхён не сказал бы, что он нервничал, не совсем. Хотя временами было трудно различить волнение и тревогу, и трепещущее чувство предвкушения в его животе могло быть либо тем, либо другим, он не знает наверняка.       — Нервничаешь? — Тэхён слегка подпрыгивает при звуке голоса рядом с его ухом и надеется, ради Сокджина, что старший не умеет читать мысли. Он пристально смотрел на огромную спину Чонгука почти всё время, пока они шли, и не все его мысли были такими уж чистыми. Голос Сокджина звучит легко, как будто он забавляется, и когда Тэхён поворачивается к нему, он видит играющую улыбку на лице хёна.       — Я что, нервничаю? Ха, — переспрашивает он, пытаясь казаться дерзким, но его голос звучит более серьёзно, чем он намеревался, и намёк на неуверенность просачивается сквозь него. Боже, он ведь не хотел выглядеть таким очевидным.       Малейший признак слабости, и тебя сожрут заживо.       — Я видел реакции и похуже, — ухмыляется Сокджин, протягивая руку, чтобы взъерошить его волосы, и Тэхён надувает губы. Обычно он не любит, когда люди прикасаются к нему, но с Сокджином он не так уж сильно возражает. У этого человека дружелюбная, тёплая аура. Мудрый, успокаивающий взгляд, и часть Тэхёна доверяет ему автоматически. То, как Сокджин обращается с ним, напоминает Тэхёну о старшем брате, которого у него никогда не было. Он заботился о нём, залечивал его раны, когда падал, и передавал ему всю свою мудрость, потому что он сам уже прошёл через все это раньше и знал, насколько дерьмовым может быть мир. Тэхён всегда хотел иметь старшего брата, но он не понаслышке знает, как трудно им быть. Он знал насколько это тяжёлое бремя, и глупая часть его никогда не пожелала бы этого Сокджину.       — Как рука? — спросил он, и Тэхён прикусил губу, пальцы его раненой руки невольно дернулись.       — Я не уверен, — смущённо признается он. — Я ещё не снимал шину, так что не знаю, зажила она или нет.       Сокджин кивает, напевая себе под нос. Он осторожно тянет раненую руку Тэхёна к себе, поднимая её к лицу, чтобы получше рассмотреть повязки.       — Мне придётся хорошенько осмотреть тебя, чтобы сказать наверняка. Но говорю наперед, тебе придётся походить так ещё некоторое время, — говорит он. — Вроде бы всё хорошо заживает, но прошло всего две недели, — он отпустил руку Тэхёна, снова взъерошив ему волосы. — После того, как мы закончим с этим, я посмотрю как следует и перевяжу шину, хорошо?       — Звучит неплохо, — говорит Ким, отвечая на улыбку Сокджина своей собственной. Он будет рад наконец избавиться от повязки. Было бы здорово забыть о том, как это случилось, оставив ту ночь позади и двигаться дальше.       — О, и, Сокджин… — начинает он, облизывая губы.       — Зови меня Джин, как все остальные, — Сокджин-Джин мягко перебивает его, и Тэхён удивлённо моргает.       — О, хорошо… Джин, — застенчиво улыбается он. Это приятно, в каком-то смысле — он не может объяснить — использовать такие прозвища, забыв о фамильярности. Ему это нравится. У него никогда не было таких друзей, никогда не было группы, которую он мог бы назвать своей. Всё, что у него когда-либо было — это его разбитая, испорченная, маленькая семья, и даже этого теперь не было. Соджон ненавидела его, мать сбежала, а отец… Всё, что связывало его с прежней жизнью, исчезло. Он уничтожил всё своими собственными руками. Но здесь была новая семья, чтобы заменить зияющие дыры, оставленные в прошлом. — Я просто хотел поблагодарить тебя за то, что ты меня тогда подлатал. Я был изрядно не в себе, так что не помню, благодарил ли я тебя вообще, так что да, — бормочет Тэхён, замолкая, его щёки пылают. Благодарить людей никогда не было его сильной стороной, вероятно потому, что ему было так мало за что благодарить в своей жизни. Джин сияет, его яркая улыбка делает его лицо моложе, а морщинки в глазах отвлекают от тёмных кругов под глазами.       — Не за что, — мягко говорит Джин. Он снова открывает рот, как будто хочет сказать что-то ещё, но прежде чем он успевает, Чонгук резко и неожиданно останавливается перед кафетерием, и Тэхён врезается в его твёрдую спину.       — Ой, прошу прощения, — произносит Чонгук скорее весёлым, чем извиняющимся тоном, поворачиваясь и ловя Тэхёна прежде, чем тот успевает споткнуться. Ким ворчит, когда Чонгук кладёт руку ему на талию и держит её там, даже когда Тэхён перестаёт дрожать.       — О’кей, все знают, что происходит? — начинает Чонгук, обращаясь ко всем. — Они ждут, что мы попадём в засаду, так что у нас есть преимущество против них. Это лишь открытие, так что держите своё остроумие при себе и не делайте глупостей, всё ясно?       Раздаются рассеянные кивки и звуки согласия, когда Чонгук смотрит в глаза каждому из своих друзей. Между ними происходит молчаливый обмен мнениями, невысказанное соглашение, связь, которую Тэхён пока не понимает. Он смотрит на их лица, внимательно наблюдая за их выражением. Намджун и Юнги — оба выглядят спокойными, Джин выглядит почти скучающим, но его брови нахмурены от беспокойства, и он сжимает губы в тонкую линию. Выражение лица Чимина необычайно серьёзное, а Хосок выглядит слишком счастливым для того, кто собирается войти в место, где кишат психи и убийцы, улыбаясь и ухмыляясь, как ребёнок, собирающийся зайти в кондитерскую.       — А что значит «открытие»? — шепчет он Чонгуку, тот смотрит на него приподнимая бровь. Несмотря на все усилия Тэхёна говорить тихо, Юнги резко поворачивается к нему и громко вздыхает.       — Я всё время забываю, что ты нихрена не знаешь, — если бы Тэхён не знал наверняка, он сказал бы, что голос Юнги звучал обеспокоенно.       — Хорошо, слушай, эта драка — первая официальная драка между нами и людьми Тэяна, — объясняет Чонгук с ободряющей улыбкой, всё ещё обнимая Тэхёна за талию. — Всё это крысятничество, вроде попыток преследовать меня, когда я был один, было сделано ещё до официального объявления войны. В каком-то смысле эта драка просто для шоу, она позволяет всем остальным узнать, что мы принимаем вызов, и другие могут выбрать сторону или остаться в тени. Обычно никто не получает серьёзных травм, это просто шоу.       — После этого начнётся настоящее представление, — мрачно говорит Юнги, и Тэхён твёрдо смотрит ему в глаза, не отводя взгляда. — Такая война, когда они ждут, пока ты не останешься один в своей камере или не примешь душ, чтобы наброситься на тебя. Это подло и жестоко, но мы будем беспокоиться об этом, когда дойдём до этого. Понял?       Тэхён кивает. Он не уверен, пытается Юнги запугать его нарочно или нет, но он не может отрицать страха, который начинает гноиться в его животе. Мысль о том, что он будет один, беспомощный, загнанный в угол людьми с самодельными ножами и черенками, пугает его. Но будь он проклят, если позволит своему страху отразиться на лице.       — Это шоу может быть только и для вида, но не позволяй этому одурачить тебя, — предупреждает Чимин, проводя рукой по своим выцветшим волосам. — Если эти животные увидят возможность раскроить тебе голову, они воспользуются ею, открытие это или нет.       — Да, — соглашается Хосок, поднимая татуированный палец. — Правило номер один, мой маленький кузнечик, никогда не недооценивай своего противника.       — Хорошо, давай посмотрим, как ты сжимаешь кулак, — приказывает Юнги, подходя к нему и жестом приглашая Тэхёна поторопиться. Он повинуется, сжимая здоровую руку перед собой. Юнги осматривает его критическим взглядом. — Всегда держи большой палец на внешней стороне кулака, если не хочешь сломать его, тупица, — ворчит он, беря руку Тэхёна и поправляя его кулак своими мозолистыми пальцами. — Когда ты бьёшь, целься в нос или горло, это оглушит ублюдка, — объясняет Юнги, и Тэхён кивает. — И убедись, что ты всегда контролируешь ситуацию, уяснил? — спрашивает он, похлопывая Тэхёна по руке. — И стой вот так, расставив ноги, когда собираешься нанести удар, — говорит Юнги, вставая в боевую стойку, его ноги твёрдо расставлены, Тэхён сразу же отзеркаливает его движения. Он хочет сказать, что уже знает всё это и что до сих пор он прекрасно справлялся в драках, но беспокойство Юнги, как бы хорошо оно ни было замаскировано, трогательно, поэтому он улыбается.       — Понял, хён. Спасибо.       Юнги бормочет что-то себе под нос, но Тэхён не может разобрать что конкретно.       — Значит, у пресловутого Мин Юнги всё-таки есть сердце! — Хосок хихикает, несмотря на острый взгляд Юнги, направленный на него. Обещания убийства и телесных повреждений в глазах Юнги было бы достаточно, чтобы заставить замолчать большинство здравомыслящих людей, но Хосок просто продолжал смеяться громче.       — Да, Юнги, тебе лучше быть осторожным, а то люди начнут думать, что тебе действительно не всё равно, — добавляет Намджун с широкой улыбкой, когда Юнги поворачивается к нему.       — Заткнитесь, — рявкает он, и уголки его рта опускаются в жесткую гримасу. — Я просто хочу убедиться, что этот сопляк не погибнет.       — Спасибо, Юнги, — говорит Чонгук, заглушая смех, и бросает свирепые взгляды на остальных ухмыляющихся членов банды. — Приятно видеть, что хоть у кого-то есть чёткие приоритеты.       Тэхён закатывает глаза.       — Правая рука Тэхёна ранена, так что это его слабая сторона. Я прикрою его, но я хочу, чтобы все следили за ним, понятно? С ним ничего не должно случиться.       — Нужно снять шину, — резко прерывает Юнги, и все оборачиваются, чтобы посмотреть на него, как на сумасшедшего. Тэхён не может их винить. У него нет медицинского образования, как у Джина, но даже он может сказать, просто по тому, как чувствует себя его рука, что она ещё не полностью восстановилась.       — Нельзя, его рука еще недостаточно зажила, — возражает Чимин, прежде чем Тэхён или кто-либо другой сможет это сделать. — Если он снимет её сейчас, это может только всё усугубить.       — А если он этого не сделает, то станет для них лёгкой мишенью, — возражает Мин, сжав губы в тонкую линию. — Не хватает ещё огромного баннера рядом с ним, чтобы весь мир узнал про его руку.       Все парни разворачиваются, чтобы посмотреть на Чонгука, который в свою очередь смотрит на Тэхёна.       — Не знаю, — Чонгук неуверенно кусает губу. — А ты что думаешь?       Тэхён задерживает дыхание, сгибая раненую руку в локте. Снимая гипс, он рискует ещё больше поранить запястье, но Юнги прав, каждый в кафетерии будет знать, где ударить, чтобы сбить с ног. Это простая и здравая идея, чтобы не афишировать свои слабости врагу.       — Снимай, — говорит он, и Чонгук кивает, глядя на Джина. Старший вздыхает, но берёт младшего за руку и начинает снимать шину. Воздух ощущается холодными волнами на коже, она обесцвечена от долгого пребывания под повязками и Тэхён тихо выдыхает.       — Я всё равно собирался её переделать, — вздыхает он. — Я серьёзно, Тэхён, ты должен быть осторожен. Очень важно, чтобы кость срослась правильно, и любая травма может поставить её под угрозу.       — Я буду держать всех подальше от тебя, — обещает Чонгук, беря его левую руку в свою и успокаивающе сжимая.       Тэхён сглатывает вязкую слюну, но кивает, сжимая её в ответ. Он пытается не обращать внимания на нервы, которые неуклонно нарастают в его желудке по мере приближения неизбежного.       — Не позволяй им повалить себя на землю, — говорит Чимин, давая последний совет. — Это как со львами, если они тебя свалят, то всё кончено.       — Не забывай про нос и горло, ещё глаза, живот и член, — инструктирует Юнги, перечисляя части тела на пальцах.       — Не бойся кусаться! — весело добавляет Хосок, его белые зубы сверкают, когда он улыбается.       — Просто будь осторожен, ладно? — заканчивает Чонгук. — Я прикрою твою спину, детка.       Тэхён сглатывает, в горле у него встаёт комок. Они заботятся, они все на самом деле заботятся о нём, и он не знает, как с этим справиться. Каждый бой, который он когда-либо вёл до этого, вёлся в одиночку. Никто ещё не прикрывал ему спину.       — Да, — говорит он хриплым от волнения голосом и кашляет, как будто пытается прочистить горло. — А я твою.       Чонгук улыбается, и это нежная улыбка предназначалась только для него.       — По-другому и быть не может.

***

      Тэхён не уверен, чего именно он ожидал увидеть входя в кафетерий, Чонгук пнул дверь с громким стуком, и внезапный звук заглушил болтовню. Может быть, Тэхён ожидал, что на них немедленно набросятся, или что кто-то попытается остановить их, или бросит им вызов, или, может быть, он ожидал… Ну, хоть чего-то.       Он не ожидал такой мёртвой тишины, которая пронизывает похоронные бюро и кладбища, такой тишины, которая сопровождает смерть. Немного преждевременно для этого, не так ли? Возможно, Тэхён и правда слегка мрачно размышляет.       В кафетерии никогда не бывает тихо, это всегда самое шумное место во всей тюрьме, все собравшиеся заключенные болтают, кричат, спорят и разговаривают между собой, но когда они вошли внутрь, было тихо настолько, что можно было услышать падение пера, и весь шум затих. Казалось, все затаили дыхание, не смея издать ни малейшего звука. Все взгляды устремлены на них, каждый заключённый наблюдает за ними с тревогой и беспокойством. Напряжение наполняет воздух, как густой туман.       Он не может винить других заключённых за их нервозность и беспокойство. Люди Чонгука выглядят устрашающе, а Тэхён чувствует себя неловко и неуместно среди них. Он изучает выражение их лиц и хмурится: жёсткие линии на их лицах, огонь, горящий в их глазах, и уверенную лёгкость с которой они ходят.       Тэхён заставляет себя не оглядываться, гадая, не вызовет ли бегающий взгляд его тревоги. Вместо этого он пристально смотрел на спину Чонгука, словно пытаясь прожечь в ней дыру. Он старается сделать лицо как можно более безразличным. Он знает, что люди смотрят именно на него. Он также знает, о чём они думают. Он не принадлежит им, что он новичок и слаб, он не один из людей Чона. Они выделяют его как самого слабого, червяка, которого легче всего убить.       Есть только один человек, который не поднял глаз, когда они зашли. Мужчина сидит прямо посреди кафетерия, окружённый большими, опасного вида мужчинами, которые не выглядели бы неуместными на соревнованиях по бодибилдингу или, скажем, в тюрьме. В то время как все остальные отшатываются, он не реагирует, даже когда Чонгук уверенно пробирается к его столу, он просто продолжает есть комковатую еду, небрежно и беззаботно, насколько это было возможно.       Так легко мог вести себя только один человек, о котором Тэхён слышал многое, но ни разу не видел в живую.       Мужчина был мускулистым, не таким громоздким, как большинство здешних обитателей, но и не слабаком. Его тёмные волосы были уложены в ирокез, а выпуклые бицепсы усеивали татуировки. Он не был самым устрашающим на вид человеком, но было в нём что-то такое, что заставляло Тэхёна не хотеть перечить ему. Хотя для этого было уже слишком поздно.       Его подозрения подтвердились, когда Чонгук остановился перед его столом. Даже когда Чонгук нависает над ним, Тэян не поднимает головы. Тэхён чувствует, как его собственная кровь начинает закипать, но, судя по позе Чонгука, он выглядит куда более расслабленным. Несмотря на свой темперамент, Чонгук мог хорошо держать себя в руках, вплоть до того, что был ужасающе спокоен, когда хотел этого.       Когда Чон оказывается достаточно близко, он ударяет кулаком по столу, заставляя подносы на нём дребезжать, а ближайших заключённых подпрыгивать, пораженных внезапным звуком. Тэян даже не вздрогнул, и Тэхён неохотно впечатляется. Его головорезы вскакивают на ноги, готовые наброситься и разорвать Чонгука на куски, но Тэян машет рукой, и люди отступают. Они не садятся снова, вместо этого решив кружить вокруг стола, их тёмные глаза устремлены на Чонгука. Напряжение в воздухе начинает потрескивать от энергии надвигающегося насилия.       — Ты хотел моего внимания, — говорит Чон, его голос звучит громко и ясно в тишине, и впервые Тэян смотрит на него, всё ещё жуя, со скучающим выражением на лице. — Теперь ты его получил.       — Кто сказал, что мне нужно твоё внимание, Чон? — он растягивает слова, крошки пищи вылетают из его набитого рта, и Тэхён морщит нос от отвращения. Едва заметный толчок локтём в рёбра со стороны Юнги заставляет его снова сгладить черты лица, превратив их в бесстрастную маску.       — Не знаю, возможно, нападение исподтишка, кажется отчасти отчаянным, — говорит Чонгук, Тэхён этого не видит, но он хорошо слышит ухмылку в его голосе. — Тебе не нужно было так сильно стараться. Если так хотел поговорить со мной, то мог бы просто попросить.       Тэян ухмыляется, но эта была холодная, жесткая улыбка, и его глаза опасно вспыхивают.       — Я думаю, что время для разговоров прошло, не так ли, Чон? — спрашивает он, переводя взгляд с Чонгука на Тэхёна. Там, глубоко внутри тревожного изгиба его губ, есть осознание, которое щёлкает на месте, и Тэхёну это не нравится. Он чувствует себя слишком уязвимым. — Ты начал это, когда убил моего человека.       Тэхён вздрагивает, удивление пронзает его насквозь. Он не знал, что человек, напавший на него, умер. Он был так поглощён Чонгуком и его собственным разрушением в последнее время, слишком занят, пытаясь удержать их, удержать себя от распада, что не обращал достаточного внимания на слухи, ходившие вокруг. Два человека. Чонгук убил ради него уже двоих. Он не знает, как к этому относиться. Большинство влюблённых пытались добиться своего возлюбленного цветами и шоколадом, а Тэхён полагает, что ему придётся довольствоваться трупами.       Чонгук усмехается.       — Ты даже не знаешь его имени, давай не будем притворяться, что это что-то благородное.       Тэян пожимает плечами, откидывается назад, его глаза возвращаются к лицу Чонгука, ухмылка всё ещё на месте.       — Очень хорошо, — говорит он ровным голосом, подняв руки в притворной капитуляции. Его взгляд на мгновение возвращается к Тэхёну, и он чувствует, как кровь стынет в жилах. — Но давай не будем притворяться, что убийство людей для твоей сучки делает убийство ещё более благородным. Но я рад, что вы взяли его с собой. Я не могу дождаться когда доберусь до него, то есть после того, как убью тебя, разумеется, — Тэян говорит спокойно и небрежно, и Тэхён должен глубоко дышать, чтобы остановить подступающую рвоту.       Вся остальная банда вокруг него напряглась, Юнги рядом с ним тихо прошипел:       — Чёрт, это он зря.       Без предупреждения Чонгук хватает поднос Тэяна и швыряет его на пол, повсюду еда и вода. Тарелки и столовые приборы гремят, а Тэян и глазом не моргнёт, лишь ухмылка становиться шире. Он нашёл слабое место Чонгука и теперь будет давить на него, как на синяк, пока что-нибудь не сломается.       — Следи за тем, что говоришь мне, пока я не сломал твою челюсть и не вырвал твой язык из черепа, — рычит Чон, его плечи дрожат от ярости.       — Я бы посмотрел на это, — Тэян медленно встаёт, и, словно по щелчку выключателя, всё вокруг него бросается в внезапный шквал хаотического движения. Напряжение в воздухе достигает критической точки и лопается, как слишком натянутая резинка. Она разбивается вдребезги, как стекло, и комната погружается во всепоглощающую бойню. Один из приспешников Тэяна ныряет за Чонгуком, и сердце Тэхёна подпрыгивает. Чон ловко уворачивается от неуклюжего тела, отступив в сторону. Он давит на голову упавшего человека, со страшной силой вдавливая её в твёрдый пол, и Тэхён удивляется, что тот не раскроил череп каблуком сапога. Тэхён поймал себя на том, что хотел бы этого: кровь и сломанная кость сделали бы эту драку ещё лучше.       Люди бросаются на них со всех сторон, как кровожадный рой, пытаясь поглотить их, и люди Чонгука бросаются вперёд, реагируя так быстро, что Тэхён едва может поверить своим глазам. Одна вещь, которую Ким узнал о тюрьме и о том, как ведут себя заключённые, заключается в том, что они всегда готовы к драке, умирая за возможность избить кого угодно. Большинству из них всё равно, они будут искать любой предлог, чтобы выбить зубы из любого, кто попадётся им под руку. Одна небольшая драка между двумя парнями может легко выйти из-под контроля и перерасти в полномасштабный бунт, если они не будут осторожны. Учитывая то влияние, которое Чонгук и, предположительно, Тэян имели на здешний персонал, неудивительно, что здесь нет охранников, которые следили бы за всеми, и Тэхён с удивлением наблюдает за эскалацией* насилия. Это действительно захватывающе. Он больше не чувствует себя таким неуместным здесь, среди хаоса и боли — он там, где ему и место.       Намджун и Юнги двигаются как одно целое, спина к спине. Джун возвышается над Юнги, когда они атакуют в совершенном унисоне, отгоняя людей, которые идут на них. Тэхён удивляется тому, как они синхронизированы, как будто они каким-то образом общаются без слов, безупречно координируя друг друга.       — Юнги! — кричит Намджун, ныряя в сторону, когда человек перед ним наносит свирепый удар. — Только не говори мне, что ты заснул, старина. С каждым днём ты двигаешься всё медленнее и медленнее.       — Заткнись, сопляк, — ворчит Юнги, едва слышно из-за всех этих воплей, но Намджун слышит и откидывает голову назад, и басистый смех наполняет всё вокруг. Тэхён тоже испытывает внезапное головокружительное желание рассмеяться. Все эти бесполезные эмоции были смыты, но на смену им пришло всепоглощающее возбуждение. Его пальцы приятно покалывали, руки сжимались в кулаки, инструкции Юнги повторялись в его голове.       Хосок двигается быстро, невероятно быстро, определённо быстрее, чем кто-либо из тех, кого Тэхён когда-либо видел, включая Чонгука. Его движения текут так плавно, когда он ныряет, заставляя людей падать на колени вокруг него. Он грациозен, словно танцор, каким-то образом заставляя насилие выглядеть изящно. Постоянное движение его мышц, когда он дерётся и сгибается, заставляет его татуировки двигаться, будто они ожили на коже. Его яркая улыбка никуда не исчезает, когда он ломает нос другому человеку. Чимин двигается в тандеме с ним, медленнее, но почти в ногу и так же свободно. Его движения более сильные и точные, с удивительным контролем над своим телом, и Тэхён никогда бы не догадался, что Чимин знает боевые искусства. Может, он и был невысокого роста, но Чимин всё ещё был достаточно гибок, чтобы ударить человека почти вдвое выше себя прямо в лицо.       Джин двигается не так резко и не так быстро, как остальные, скорее он отстраняется, наблюдая за боем внимательным взглядом, наблюдая за происходящим перед ним, его лицо остаётся совершенно бесстрастным. Он в основном кажется незамеченным, несмотря на свой рост и широкие плечи, но как только кто-то пытается застать одного из них врасплох, незаметно крадущегося позади, Джин наносит удар, бросаясь вперёд, чтобы оттащить нападавшего прочь. Тэхён со смешанным чувством страха и восхищения наблюдает, как человек, который собирался схватить Намджуна за волосы, падает на землю без сознания.       Другой мужчина ухитряется обхватить Джина за шею, но прежде чем он успевает оттащить назад, Джин толкает его локтём в живот, и тот сгибается пополам.       — Я уже слишком стар для этого дерьма, — вздыхает Джин, поворачивая шею так, что она начинает хрустеть. На этот раз Тэхён не сдерживает смех. Борьба бушует вокруг него, и всё, что он чувствует, это головокружение, энергия проникает прямо в его кости, заставляя их гудеть. Адреналин бурлит в его голове, заставляя его вращаться с пугающей скоростью, и он так сосредоточен, наблюдая, как Хосок ломает человеку руку с поразительной лёгкостью, что не замечает заключенного позади себя, пока пара мускулистых рук не обвивают его в сокрушительных объятиях. Воздух со свистом вырывается из лёгких когда его отрывают от Земли, и ноги дёргаются в воздухе. Руки в ловушке прижаты по бокам, оставляя его отчаянно извиваться в попытках оторваться. Человек позади него кряхтит от боли, когда пятка Тэхёна с силой бьёт его по голени, но тот не ослабляет хватку.       Джин сразу же направятся к нему в попытке помочь, но прежде чем он успевает добраться до него, другой заключённый хватает его плечи, и они оба падают на пол в путанице конечностей, оставляя Тэхёна без шанса на чью-либо помощь. Остальные так же были озабочены: Юнги оттаскивает от себя человека, который пытался задушить Намджуна, а Чимин борется с другим заключённым, который в три раза больше его самого. Он мельком замечает Хосока в гуще по меньшей мере трёх заключённых. Он не видит Чонгука, но предполагает, что тот дрался прямо сейчас с Тэяном. Его зрение начинает затуманиваться, лёгкие жаждут кислорода, а удары ногами не дают никакого эффекта. В отчаянии он изо всех сил отбрасывает голову назад, и его затылок с удовлетворительным хрустом врезается в чужой нос. Он чувствует, как тёплая кровь брызжет ему на шею, и человек издаёт сдавленный крик, руки исчезают вокруг него, и Тэхён вновь может дышать.       Его рёбра болели, когда он втягивал воздух в лёгкие, голова кружилась ещё быстрее, чем раньше из-за нехватки кислорода. Тэхён едва успевает обернуться, как человек с кровью, стекающей по подбородку, бросается на него. Ким хочет увернуться, но из-за лёгкого головокружения ему трудно координировать движения, и он спотыкается. Мужчина быстро воспользовался его минутной ошибкой и ударил кулаком по голове, отчего тот растянулся по полу. Он тяжело падает на землю, задевая раненую руку. Тэхён прикусил губу, чтобы не закричать вслух, сосредоточив все свои усилия на том, чтобы как можно быстрее отползти от нападавшего, карабкаясь по полу. Предупреждение Чимина звенит в его голове, и он проклинает себя за то, что не уделил достаточно внимания, за то, что позволил себе увлечься моментом.       Не позволяй им повалить тебя на землю. Это как со львами, если они тебя свалят, то всё кончено.       Блядь.       Он снова чувствует на себе чьи-то руки и, не раздумывая, ударяет локтём здоровой руки в уже повреждённый нос мужчины, слыша, как тот снова ревёт от боли — музыка для его грёбаных ушей. Мужчина хватает его за волосы, ударяет головой об бетонный пол, и боль пронзает череп. Его зрение затуманивается, мозг прыгает внутри черепа, как чёртов резиновый мячик. Ладонь в волосах тянет его голову вверх, готовая снова ударить, но прежде чем он успевает сделать задуманное, рука исчезает вместе с тяжестью на спине.       Тэхён снова начинает подниматься на ноги, вздрагивая, когда случайно слишком сильно давит на больную руку. Его локоть сгибается, и он снова чуть не падает, но чужие руки подхватывают его. Мозолистые пальцы, тонкие и бледные, но вместо того, чтобы толкнуть его вниз, они хватают его за одежду, поднимают на ноги.       Как только он снова встаёт, то оказывается лицом к лицу с запыхавшимся и разъярённым Юнги, который всё ещё сжимает перед его комбинезона.       — Чёрт возьми, Тэ, — рявкает он, слегка встряхивая его. — Держи голову прямо и следи за тем, что вокруг тебя. Если мне снова придётся отрывать тебя от пола, я запинаю тебя, понял?       Тэхён улыбается ему сверху вниз. Комната перестала кружиться вокруг него, и он чувствует себя более устойчивым, более спокойным, чем когда-либо за долгое время. Может быть, удар по голове наконец-то пробудил в нём хоть какой-то здравый смысл.       А может, у него просто сотрясение мозга, кто знает?       В любом случае он чувствует себя чертовски хорошо.       — Я думаю, он всё понял, Юнги, — говорит Намджун слева от него. Он улыбается им, и его лицо выглядит немного потрёпанным, кровь медленно сохнет на щеке, но Тэхён не может сказать, его это или чья-то ещё.       — Я знал, что он ещё не готов, — бормочет Юнги, как будто Тэхён не стоит прямо перед ним. Тэхён только ещё больше улыбается, убирая руки Юнги с его одежды.       — Извини, хён, — говорит он. — Я в порядке, честное слово, в порядке.       Юнги прищуривается и поджимает губы. Он ему не верит, по крайней мере не до конца.       — Просто помни, что Чонгук пострадает, если ему каждый раз придётся защищать тебя, — Тэхён открывает рот, чтобы заговорить, но крик Намджуна заставляет Юнги развернуться и побежать на помощь. Он встряхивает головой, словно пытаясь очистить её от беспорядка и тумана.       Юнги прав, ему нужно позаботиться о себе, хотя бы ради Чонгука. Кроме того, если он покажет, что нуждается в защите, Чонгук никогда не позволит ему стоять на своём.       Говоря о Чонгуке, он в настоящее время делал лицо человека, который так раз-таки и напал на Тэхёна, переграждая его лёгким кислород, гораздо менее похожим на лицо. Его не удивило, что именно Чонгук оттащил от него этого человека. Удар за безжалостным ударом сводит черты лица мужчины к куче припухлостей и синяков. Лицо Чонгука застыло в яростной маске, брови нахмурены, губы сжаты в жесткую линию, челюсть такая острая, а напряжённость в глазах заставляет тепло расцвести в груди Тэхёна. Он выглядит чертовски горячим, когда капли крови брызгают на его красивое лицо. Один особенно сильный удар попадает мужчине в подбородок, заставляя его крутиться и спотыкаться обратно к Тэхёну. Не раздумывая, он схватил его за плечо, развернул лицом к себе и изо всех сил ударил кулаком прямо в окровавленный нос. От удара он падает навзничь на пол.       — Малыш, — выдыхает Чонгук, его грудь вздымается, гнев понемногу отходит, когда он бросается вперёд, как только видит его. — Ты в порядке? Ты ранен? — он обхватывает лицо Тэхёна своими окровавленными руками, проводя большим пальцем по скуле. — Клянусь Богом, я убью его, — он рычит ему в лицо, и Тэхён в ответ тихо смеётся, накрывая своими ладонями чужие на своих щеках.       — Я в порядке, Чонгук. Это была моя вина, но я в порядке, — говорит он, и это правда, но Чонгук хмурится. Похоже, он хочет возразить, но у него нет времени. Тэхён успевает запечатлеть быстрый поцелуй в уголке рта Чонгука, прежде чем другой разъярённый заключённый бросается на них. Чонгук двигается, но на этот раз Тэхён двигается быстрее, избегая первого удара мужчины и ударяя его первым, кулак приходится в живот человека, заставляя его согнуться, кашляя и задыхаясь. Он опускает локоть на шею заключённого, и тот падает. Он рухнул на землю, но Тэхён не может перестать пинать его. Вся энергия, которая накопилась внутри него, должна быть выпущена, иначе он взорвётся.       Справа от него происходит какое-то движение, и он поворачивается как раз вовремя, чтобы увидеть, как Чонгук сбивает с ног заключённого, который бежал на него. Чонгук разворачивается, тяжело дыша, их взгляды встречаются, и Тэхён знает выражение глаз Чонгука, он уверен, что оно отражается в его собственных. Их дыхание синхронизировано, и Тэхён мог бы поклясться, что в тот момент они были на одной волне. Чонгук смотрит на него, как загипнотизированный, и Тэхён чувствует себя точно так же.       — Чёрт, — выдыхает Чон, и Тэхён наполняется уже знакомым желанием целовать его до тех пор, пока их губы не покроются синяками, и единственным вкусом, который он помнил, был Чонгук.       — Так и будешь там стоять, дорогой? — спрашивает он, и Чонгук моргает, словно очнувшись от оцепенения. Его губы кривятся в улыбке, и на какую-то восхитительную долю секунды он выглядит моложе и беззаботнее, чем Тэхён когда-либо видел его, несмотря на всё безумие вокруг.       Затем неуклюжий заключённый с дерьмовой татуировкой феникса по всей руке с удивительной силой швыряет Чонгука на пол, сбивая его с ног с силой грёбаного грузового поезда. Не успевают они упасть, как мужчина наносит сокрушительные удары Чонгуку, который, кажется, ошеломлён, не в силах сопротивляться и оттолкнуть нападавшего. Огромный кулак проносится по челюсти Чонгука, отбрасывая голову в сторону, следом ударяя в нос, заставляя кровь хлынуть во все стороны. Колено мужчины пригвоздило руки Чонгука к полу, прижав запястья, что сделало его неподвижным.       — Чёрт, — шипит Тэхён. Он ныряет под руку заключённого, тянущегося к нему, и бежит к Чонгуку. Мужчина так занят тем, что пытается вдавить голову Чонгука в землю, что не замечает этого, пока Ким не оказывается слишком близко. Тэхён замахивается ногой, пиная мужчину так сильно, как только может, сила удара заставляет его свалиться с Чонгука. Тэхён, не колеблясь, поднимает ногу и с силой обрушивает её на голову мужчины снова и снова. Его зрение затуманивается, и всё, что он может видеть — это кровь, пятнающая его ботинки.       Человек под ним перестает двигаться, и поток гнева стихает, пока не исчезнет достаточно, чтобы Тэхён мог снова ясно видеть. Мужчина лежит, обмякший и окровавленный, у его ног, гнусавые хрипящие стоны — единственные звуки, которые он издаёт, и Тэхён испытывает сильное искушение наступить ему на шею и заставить эти звуки прекратиться.       Он отрывает взгляд от человека, лежащего у его ног, и видит, как Чонгук подтягивается и садится. Его лицо снова в крови, нос, который уже был повреждён, когда Тэхён сам ударил его, теперь в два раза распух, один из его глаз заплыл, и Тэхён знает, что он будет щеголять с впечатляющим синяком во весь глаз в течение следующих нескольких недель. Он выглядит так странно, просто сидя здесь, не на своём месте со всем этим столпотворением вокруг него, и что-то вроде спокойствия проносится между ними. Тэхён мысленно возвращается к тому дню, который теперь кажется таким далёким, к тому дню, когда он позволил Чонгуку спасти его и навсегда всё изменить.       «Смотри, как далеко мы зашли, — думает он и на мгновение задумывается, что было бы, если бы Чонгук оставил его умирать в тот день в тюремном дворе».       — Тебе помочь, любимый? — спрашивает он играясь, приближаясь к Чонгуку с задорной ухмылкой на губах. Мальчишка, наблюдавший за ним с выражением восторженного удивления, улыбнулся, и в его глазах появилось озарение.       Тэхён никогда не был склонен к ностальгии — прошлое для него никогда не было достаточно приятным местом, чтобы оправдать такие сентиментальные чувства, — но что-то тянет его сердце. Это чувство было таким важным и интимным, что он хотел помнить эти моменты. Моменты их первой встречи и спасения. Это ошеломляющее чувство, что другой человек может так много значить для тебя. Ещё одна душа взывала в темноте, протягивая руку к его сердцу.       — Не-а, — Чонгук ухмыляется, проводя рукой по окровавленному рту и размазывая красные пятна по подбородку. — У меня всё схвачено, милый.       Тэхён смеётся и протягивает руку, чтобы Чонгук взял её. Несмотря на свои слова, Чонгук позволяет Тэхёну поднять его на ноги, ухмыляясь, как дурак, его улыбка окрашивается в кроваво-красный.       — Я только что спас твою задницу, — говорит он, когда Чонгук встаёт перед ним. Они примерно одного роста; Чонгук, вероятно, сказал бы, что он выше, но сейчас они стоят нос к носу.       — Да, думаю я должен тебе, — бормочет он, и прежде чем может предложить способы отплатить ему, их момент прерывается, поскольку реальность рушится обратно.       Всё больше заключённых устремляются к ним, крича и визжа, как бешеные собаки, жаждущие крови, готовые разорвать их на части.       — Я заглажу свою вину, дорогой, — улыбается он, когда они отходят друг от друга, чтобы избежать встречи с первым нападавшим. — Сразу после того, как мы разберёмся с этим.       Верный своему слову Чонгук остаётся рядом с ним справа, всегда держась в поле его зрения, следя, чтобы никто не подошёл слишком близко к его раненой руке. Приятно сражаться бок о бок, и хотя Тэхён, вероятно, не признаётся в этом позже, но он ценит помощь Чонгука.       Им не нужно было ничего говорить. Тэхён словно инстинктивно знал, как будет двигаться Чонгук, его тело реагирует само по себе. Они танцуют вальс вокруг друг друга, сражаясь и отражая удары, и это так же легко, как дышать. Своего рода танец, в котором они легко кружатся вокруг неуклюжих жестоких тел, которые падают у их ног, в попытках ударить. Его разум начинает ускользать, когда он во всю погружается в драку, нанося удары, будто это единственное, для чего он был рождён.       Он чувствует себя таким живым, сражаясь рядом с Чонгуком.       Тэхён, вроде как, хочет провести весь остаток своей жизни здесь.       Он позволяет себе потеряться в этом хаосе, и это так легко, возможно, даже слишком, чтобы блокировать все мысли и двигаться исключительно на инстинкте и желании разорвать всех вокруг на куски. Это не должно быть так просто, но когда он бьёт заключённого в челюсть и смотрит, как кровь течёт по его подбородку, он не может найти в себе силы оторваться.       Он так увлекается, что не замечает, как всё дальше и дальше отходит от Чонгука.       — Тэхён! Осторожно! — он резко оборачивается на голос Чонгука, и до него впервые доходит, как далеко тот находится.       Тэян всего в метре от него, прежде чем Тэхён полностью его замечает, он не успевает даже подумать, как кулак бьёт его в живот. От удара он пошатывается и спотыкается о собственные ноги. Следующий удар бьёт так же сильно, и следующий, и следующий, пока Тэхён изо всех сил пытается удержаться на ногах. Тэян безжалостно не даёт Тэхёну ни секунды на то, чтобы прийти в себя, подумать, вздохнуть.       В мимолетные, расплывчатые моменты между ударами, Тэхён почти может разглядеть Чонгука, но его окружает так много людей, что он едва виден, борясь за то, чтобы освободиться.       Тэхён хочет сказать ему, чтобы он держался подальше, что это ловушка, и Тэян делает это только для того, чтобы он потерял самообладание и сделал что-то глупое, но затем Тэян бьёт его так сильно, что все мысли в его голове начинают путаться. Всё, что он чувствует на вкус — его собственная кровь, и когда он открывает рот, чтобы задохнуться в агонии, красные брызги разлетаются по полу.       Снова чьи-то руки на его комбинезоне, и он смутно замечает, что Тэян схватил его и толкнул назад, заставляя спотыкаться и почти падать снова и снова, пока его спина не упирается в стену, и весь кислород выбивается из лёгких. Тэян нависает над ним, прижимая его к стене так сильно, что у Тэхёна болят все ребра, достаточно сильно, чтобы почувствовать, что они вот-вот сломаются. В его глазах он видел отблеск, а улыбка отвратительна и так полна мерзкого самодовольства, что Тэхён больше всего на свете сейчас хочет размазать её по бордюру.       — Каково это? — Тэян рычит, хватая его за подбородок, и грязные ногти впиваются в кожу, Тэхён не отвечает, да и не ответил, даже если бы мог. Он лишь упрямо смотрит в ответ. — Выбрать проигравшую сторону?       Сердце Тэхён падает, и он начинает паниковать. Он не сомневается в Чонгуке, но неуверенность просачивается в него, как страшный яд. Они в меньшинстве, сам Чонгук едва виден сквозь всех нападающих на него людей, остальные находятся в аналогичной ситуации: кровожадные жаждущие заключённые взбесились, приближаясь со всех сторон. И в довершение всего, он здесь, загнанный в угол и беспомощный. Но даже если Тэян прав, и это действительно конец, он не может заставить себя пожалеть, что выбрал Чонгука. Он делал это снова и снова, снова и снова, и каждый раз выбирал Чонгука. Всегда.       Он должен бояться, Тэян, вероятно, в нескольких секундах от того, чтобы убить его, но тот гнев, клубящийся в его животе, был ошибочно принят за страх. И Тэхён не задумываясь больше, плюёт прямо в лицо Тэяну. Капля слюны попадает на щёку мужчины, и на долю секунды воцаряется тишина, как будто Тэян не может поверить в то, что только что произошло. Затем он моргает, и узнаваемая ярость вспыхивает в глубине его зрачков, и лицо искажается чем-то уродливым и яростным.       — Конченый урод! — он кипит, отводя кулак назад, готовый ударить. Тэхён закрывает глаза, готовый принять удар, но ничего не происходит. Он тут же открывает глаза и чувствует подступающие слёзы облегчения, когда видит приближающегося к ним Чонгука, и Тэяна, что рассеянно оглядывается по сторонам.       Чонгук хватает кулак Тэяна, выкручивая ему руку за спину, заставляя того закричать от боли и отпустить комбинезон Тэхёна. Его ноги дрожат, и он почти падает на землю, но Тэхён удерживает себя в вертикальном положении, так как Чонгук продолжает заламывать руку Тэяна назад.       Тело Тэяна сотрясается в конвульсиях, когда он вырывается из рук Чонгука и разворачивается, ударяя его в лицо. Чонгук отшатывается назад, и Тэян набрасывается на него с ядовитой улыбкой на лице, и Тэхён с замиранием сердца понимает, что гнев Чонгука сыграл тому на руку. Ким бежит к нему, чтобы увести его подальше от Чонгука, но ему преграждают путь шестёрки Тэяна, образуя мускулистую стену, блокирующую Чонгука с поля зрения Тэхёна.       — Ну давай! — кричит он, замахиваясь на человека перед собой. Тот был огромен как небоскрёб, и мужчина просто хохочет и толкает Тэхёна назад с поразительной силой. Ким приходит в себя и пытается нырнуть в щель между заключёнными, но один из них хватает его за шиворот и кладёт на стол, угол которого больно впивается ему в спину. Сквозь туман он различает тяжёлые шаги, приближающиеся к нему.       Тэхён падает на пол и пытается отползти, но ноги останавливаются рядом с ним, и чья-то рука хватает его сзади за комбинезон, останавливая попытки отползти. Мужчина мрачно хихикает, когда воротник затягивается на шее Тэхёна переграждая воздух, его руки слепо шарят в поисках чего-то, что могло бы снять мужчину с него. Его отчаянно цепляющиеся пальцы нащупывают твёрдый пластик подноса, и не раздумывая, Тэхён бьёт того по лицу с такой силой, что мужчина отшатывается назад.       Освободившись от первого нападавшего, Тэхён вскакивает на ноги, сжимая в руке поднос, тяжело дыша, когда следующий человек бросается на него. Он размахивает подносом, словно мечом, жёсткий край выбивает зубы ближайшему заключённому, белые осколки сыпятся на пол.       Тэхён приблизился к Чонгуку, достаточно близко, чтобы видеть его схватку с Тэяном. Они оба хороши, не равны, но близки. Он предубеждён, как чёрт, очевидно, но объективно Чонгук определённо лучше, не намного, но у него есть явное преимущество. Он моложе, но сильнее и быстрее. Несмотря на то, что он ранен куда больше (отчасти благодаря ему самому, Тэхён виновато признаёт), Чонгук всё ещё быстрее, его удары более точны и явно более разрушительны. Его глаза сосредоточены только на сопернике, будто Тэян — это единственное, что он может видеть. Это сродни взгляду, который он иногда бросает на Тэхёна, как будто он единственный, кто имеет значение в его мире. Он смотрит на Тэяна с такой злобой и ненавистью, как будто хочет уничтожить, разорвать на куски голыми руками, и Тэхён не удивится, если он действительно сделает это. Часть его трепещет от этой мысли.       Остальные члены банды заняты своими проблемами, они почти не обращают внимания на своего лидера. Судя по тому немногому, что он видит сквозь весь этот хаос, они выглядят окровавленными и избитыми, но всё ещё живыми, и этого ему вполне достаточно.       Он хочет помочь и снова сражаться бок о бок с Чонгуком. Конечно, ему не нужна помощь, но Тэхён хочет испытать это вместе с ним. Он хочет убить Тэяна вместе с Чонгуком, пока они оба не задохнутся и не покроются красным. Желание настолько сильно, что он практически ощущает его вкус на своём языке. Всё его тело начинает дрожать.       Он настолько загипнотизирован Чонгуком и той абсолютной непреодолимой силой, которую он излучает, что не замечает, как один из головорезов Тэяна оказывается рядом, хватая его раненую руку настолько сильно, что Тэхён чувствует, как сдвигается его не до конца заживающая кость, вызывая невероятную боль. Он не может сдержать крик, который вырывается из его горла, когда боль усиливается до острой агонии.       Реакция Чонгука мгновенна. Как только Тэхён вскрикивает, он резко поворачивает голову, ища его взглядом. И находит. Даже несмотря на боль, Тэхён осознаёт, какую ошибку он сейчас совершил. Во время боя вы никогда не должны отводить глаз от врага, особенно, когда этот враг — безжалостный главарь банды, как Тэян. Он набрасывается на Чонгука, используя в полной мере его кратковременную потерю концентрации, сбивая на пол таким сильным ударом, что Тэхён клянется, он слышит, как ломаются кости.       Чонгук лежит на земле, и Тэхён бросается вперёд, но заключённый всё ещё держит его раненую руку в тисках, отказываясь отпускать, и каждый раз, когда он двигается, всё больше боли выстреливает вверх по руке. Несмотря на то, что его только что ударили достаточно сильно, чтобы лишить сознания большинство людей, Чонгук пытается встать, изо всех сил продолжая искать Тэхёна, даже когда Тэян пинает его по лицу, словно окутывая всю Землю вокруг в отвратно-красный. Он даже не пытается защитить себя, он просто принимает удары, прилагая все свои усилия, чтобы подползти к Тэхёну, и его сердце болит, так как Тэхён ничего не может сделать, кроме как смотреть.       Тэян пинает Чонгука снова и снова, и Тэхён чувствует каждый удар на себе. Это ранит его так, как никто другой и никогда. Смотреть и осознавать, что виной всему этому ты сам, делает всё это испытание ещё более мучительным. Он бы отдал всё на свете, чтобы поменяться местами с Чонгуком. Принял бы каждый раз эти удары по десять раз, если бы это означало, что с Чонгуком всё хорошо.       Тэян громко смеялся, уже предвкушая и празднуя скорую кончину Чонгука, обходя его тело, и нанося случайные удары по каждой части тела Чонгука. Паника превратилась в красный туман, опускающийся на разум Тэхёна, и он может видеть всё, что угодно, кроме крови на лице Чонгука и уродливой улыбки Тэяна, и Тэхён никогда не ненавидел кого-то так сильно за всю свою жизнь. Остальные воюющие заключённые исчезают из виду. Он забывает о том, где находятся Намджун и Юнги, не знает, живы ли ещё Чимин, Хосок или Джин. И ему совсем всё равно. Единственное, что имеет значение — это внезапная ярость, пульсирующая в его венах, его сердцебиение внезапно стало таким громким, что эхо отдавалось в ушах и заглушало жестокие насмешки Тэяна.       Что-то дикое, первобытное, неподвластное рациональному мышлению и разуму, вырвалось наружу внутри него. Дикий зверь, далекий от человечности и жалости, пробуждается в его животе, и вновь обретенная жажда крови с рёвом возвращается к жизни. Ровный ритм биения его сердца колотится в такт одному-единственному слову, повторяемому снова и снова в его голове, одному побуждению, цели, суженной до острия, как наконечник стрелы, и столь же смертоносного.       Убитьубитьубитьубить.       Игнорируя боль, которую он уже почти не чувствует в запястье, он поворачивается лицом к ухмыляющемуся заключённому, и пинает того между ног достаточно сильно, чтобы заставить его рухнуть на пол, хватка ускользает, и Тэхён вновь свободен и готов царствовать адом над Тэяном.       Тэян не смотрит на него, вместо этого он стоит над Чонгуком, который сжимает рёбра, боль отражается на его лице, и это только разжигает ярость внутри Тэхёна. Он даже не осознаёт, что движется. Его тело реагирует само по себе, когда он позволяет своему гневу взять верх, овладеть им, контролировать каждое его движение. Несмотря на все изменчивые эмоции, пронизывающие тело, его разум странно спокоен. Как будто настоящий он сидит и просто смотрит на хаос вокруг себя, отстранённый, даже когда поднимает упавший спорк. В тюрьме всё и вся может быть оружием, и хотя грёбаный спорк далёк от идеала, Тэхён полагает, что этого ему будет достаточно.       Тэхён ускоряет шаг и прыгает на Тэяна, вцепившись в спину ублюдку, обхватывая руками за его шею и, используя вес собственного тела, оттаскивая от Чонгука. Тэян издаёт испуганный сдавленный звук, и что-то в сознании Тэхёна обрывается на этом крике, и проходит время прежде чем он осознаёт, как поднимает спорк и вонзает его в лицо Тэяна. Маленькие, пластмассовые зубцы прочны, и они легко вонзаются в плоть невыносимо самодовольной рожи Тэяна, и лидер своих шавок воет, как раненый зверь.       Тэхён вонзает в него вилку снова, зубцы царапают глубокие красные борозды на лице Тэяна, прокалывая кожу и заставляя его кричать ругательства, брыкаясь и отчаянно пытаясь сбросить Тэхёна. Ким смеётся над его жалкими попытками крепче обхватив руками чужую шею. Он ударяет его в третий раз, и на этот раз пара зубцов отламывается в мягкой плоти его щеки, и когда Тэян открывает рот, чтобы взреветь, Тэхён запихивает сломанный спорк ему в глотку, насильно закрывая челюсть, заставляя кусок дерьма задыхаться и давиться. Его тело содрогается, когда он яростно кашляет в попытке выбросить спор, который в конечном итоге катится по полу, покрытый кровью и слюной.       Лишившись своего импровизированного оружия Тэхён использует свои руки, разрывая раны, которые он уже сделал на лице Тэяна, ногти впиваются в кожу, царапая его глаза, кусая его ухо, пока он не чувствует вкус крови. Тэян бьёт его кулаками по голове, но Тэхён почти не чувствует этого, он просто продолжает разрывать лицо Тэяна голыми руками. В отчаянии Тэян бросается на пол, наваливаясь всем своим весом на Тэхёна.       Воздух с силой выдавливается из его лёгких, рёбра, кажется, вот-вот сломаются, и в эту короткую секунду Тэян выскальзывает из его хватки. Теперь он навалился на Тэхёна сверху, его окровавленное, изуродованное лицо с клочками его собственной плоти исказилось в отвратительном выражении ярости и боли. Он бьёт Тэхёна, но это уже не больно, каждый удар раздувает пламя, сжигающее его изнутри, и когда кровь наполняет его рот, он смеётся, чувствуя, как тепло стекает по подбородку, рёбра болят, но он не перестает смеяться.       Руки Тэяна обхватывают его шею, сжимая, и Тэхён начинает сопротивляться, когда палец, сдавливающий его трахею, напрягается, без сомнения оставляя отвратительные фиолетовые синяки позади. Его зрение затуманивается, но он отказывается падать в темноту, которая давно уже переполнена по краям. Тэхён открывает рот, но он не может втянуть воздух — его лёгкие, лишенные кислорода, уже начинают гореть. Он напрягает всё, что у него есть, каждую каплю энергии, оставшуюся в его избитом теле, чтобы попытаться избавиться от Тэяна, пока не стало слишком поздно. Он пережил так много, слишком много, чтобы умереть сейчас. Не тогда, когда ему наконец-то, есть ради чего жить.       Он вцепился когтями в лицо Тэяна, когда темнота начала приближаться, тёмный прилив, бесконечный океан над его головой, и он быстро тонул.       — Блядь! — Тэян задыхается, одна рука обхватывает его горло, другая пытается прижаться к лицу, вдавливая Тэхёна в землю. Рука Тэяна сжимает его лицо, как будто он пытается раздавить его череп голыми руками. В борьбе палец проскальзывает в рот Тэхёну, и он давится: вкус грязной плоти, вдавливаемой в рот, заставляет его мозг напомнить о старых временах. Воспоминания о мистере Паке и мистере Чоне пробиваются на поверхность, и он больше не может отделить прошлое от того, что происходит прямо сейчас. Всё сливается в одно лёгкое головокружение, сопровождающее нехватку воздуха, заставляет всё казаться искажённым и далёким. Палец во рту тяжело садится на язык, ощущая вкус крови и грязи, и, когда он толкается дальше, Тэхёна тошнит.       Нет. Нет, пожалуйста, нет, прекратите!       Он больше не может думать. Сейчас нет места для размышлений. Инстинкт взял верх, он напуган и отчаян, и ему снова восемнадцать, когда его ставят на колени люди, обладающие большей властью над ним, чем он когда-либо мог себе представить.       Он кусает изо всех сил, челюсть щелкает, сжимаясь вокруг пальца с силой хрустящей кости, костяшки пальцев трещат, когда мышцы разрываются и отделяются во рту. Вкус меди окутывает язык, и он кашляет, когда Тэян издаёт самый леденящий кровь крик, который он когда-либо слышал. Это рёв чистого шока, за которым следует боль, и вес исчезает, Тэян падает на спину, держа окровавленную руку перед лицом, как будто он не может поверить в то, на что смотрит. Он снова кричит, и этот звук рвётся из его горла. Он смотрит на Тэхёна так, словно только что увидел, как оживает его худший кошмар, и ему трудно справиться с ужасом перед его глазами.       — Твою мать, он сумасшедший! — Тэян кричит во всю глотку, смотря на свою окровавленную руку. — Блядь! Он откусил мне грёбаный палец! Пристрелите его чёрт возьми!       Тэхён устало падает на пол, садясь в позу лотоса, в его рту до сих пор лежит кусок плоти Тэяна, а капли чужой крови стекают по уголкам его рта смешиваясь с его собственной кровью и он чувствует тошноту, желчь поднимается к горлу. Тэхён открывает рот, и палец вываливается на всеобщее обозрение. Они все смотрели на него, каждый человек ошеломлённо молчит. Все, кроме Чонгука. Он стоит рядом с упавшим на земле Тэяном, положив руку на свои, без сомнения, раненые рёбра, и смеётся. Он запрокидывает голову, его плечи трясутся, когда смех эхом отражается от стен, и он выглядит почти маниакальным, и Тэхён ещё больше влюбляется.       — Я убью тебя на хрен, слышишь? — Тэян кричит, слюна слетает с его губ, когда он сжимает руку, кровь свободно течёт из его огрызка. — Ты, блядь, сдохнешь.       — Этого не случится, — говорит Чон, задыхаясь и вытирая с глаз заблудившуюся слезу веселья. — Я закопаю тебя в землю прежде, чем ты дотронешься до него.       Тэян рычит и пытается встать, но один из его лакеев останавливает его, прежде чем он успевает приблизиться.       — Охрана! — кто-то закричал, и поднялся крик, что стражники уже в пути и веселье закончилось. Люди Тэяна бегают вокруг него, поднимая его и унося прочь, всё ещё крича, наполовину унося, наполовину вытаскивая из столовой, и его голос в конце концов затихает. Несмотря на панику и беготню вокруг, Тэхён чувствует себя спокойным и немного опустошённым. Он плюхается обратно на землю, лежа неподвижно, пока туман, поглотивший его разум, рассеивается, ясные мысли возвращаются, как вода, вытекающая из крана. Ощущение возвращается в его больные конечности, и всё, что он может почувствовать во рту — это несвежую кровь. Он закрывает глаза, когда мимо него проносятся ноги, и никто не подходит слишком близко. Интересно, все ли они теперь его боятся? Он очень на это надеется. Он делает глубокий вдох, чтобы снова успокоиться. Ему немного больно дышать, горло болит после хватки Тэяна, но, по крайней мере, он может втянуть воздух в лёгкие, и Тэхён задаётся вопросом, был ли он когда-нибудь таким же сладким как сейчас.       Ему не нужно открывать глаза, чтобы понять, что Чонгук стоит над ним. Он просто чувствует его присутствие. Он не открывает глаза, пока не ощущает, как сильные руки обхватывают его и поднимают с пола. Тэхён моргает и встречается с тёмными глазами Чонгука, их лица на расстоянии примерно пару сантиметров и Чон улыбается, несмотря на то, как избито его лицо.       — Я хорошо справился? — Тэхён тихо бормочет, его разум онемел от усталости, и он полностью истощён после боя. Единственное, что он хочет сделать сейчас — это пойти и лечь в постель рядом с Чонгуком.       — Ты был невероятен, — смеётся Чон, когда заключённые продолжают спешить, мчась вокруг, как стая обезглавленных цыплят. Чонгук наклоняется и аккуратно целует его в нос, совсем не заботясь о времени на побег. — Не могу поверить, что ты правда откусил ему палец. Это было великолепно.       Тэхён улыбается.       — Можешь идти? — спрашивает Чонгук, и Тэхён кивает.       — Можешь отпустить меня, я могу идти сам, — говорит он, и Чонгук секунду колеблется, прежде чем поставить Тэхёна на ноги. Его ноги дрожат, но он в состоянии удерживаться на них самостоятельно.       — Чон! — скрипучий голос мистера Ли перекрывает весь этот шум. Оглянувшись, они видят, что в дверях стоит разгневанный тюремный надзиратель, дрожа от ярости на пару с начальником тюрьмы.       — Ты можешь бежать? — спрашивает Чонгук, и Тэхён снова кивает, хотя и не совсем уверен, что сможет это сделать. Он ни за что не позволит Чонгуку унести его отсюда, как какую-нибудь девицу в беде, но он улыбается, когда Чонгук берёт его за руку.       — Тогда вперёд.       Они бегут и бегут, не оглядываясь, даже когда мистер Ли кричит им, чтобы они остановились. Они выбегают из кафетерия и не останавливаются, несясь мимо случайных камер и заключённых, как в тумане. Рука Чонгука такая горячая, когда он сжимает её, и Тэхён чувствует себя неудержимым. Они бежали бок о бок, после того как победили, и Тэхён никогда ещё не чувствовал себя таким живым.