***
– Он был ещё жив, когда?.. – Шея сломана, это убило его мгновенно. Остальное уже посмертные повреждения. Хогвартс был большим замком. В нём было множество пустых классов, и множество комнат самого разного назначения. Прозекторская тоже была. Это было обширное помещение в глубине слизеринских подвалов, довольно холодное и сухое. Расставленные рядами столы из начищенной стали, как правило, стояли пустыми. Но не сегодня. Морщась от запаха, Альбус Дамблдор наблюдал, как профессор Снейп ковыряется в груде костей и гниющего мяса, не так давно бывших преподавателем защиты от тёмных искусств. – Северус, мне нужны твои выводы. Подробные, а не как всегда. Снейп положил острый скальпель на тускло блестящий анатомический стол. – Есть такая птичка, сорокопут, – сказал он. – Когда она ловит жучка, которого не может проглотить сразу, то накалывает его на острую веточку или шип. А потом ест. По кусочкам. Профессор аккуратно обхватил ладонями склизкий череп и неспешно повернул его на бок. – Хотя в нашем случае ели его только вороны. Не суть важно… – Перчатки отлипли от поверхности черепа с мерзким звуком. Дамблдор начинал сердиться. – Северус, давай к делу. Оставь свой экскурс в живую природу на другой раз! Зельевар тряхнул головой, отбрасывая с лица волосы. – Кто-то свернул Квиррелу шею, потом взял его тело и насадил на шпиль с флажком Рэйвенкло. Труп сильно повреждён птицами, разлагается и фонит тёмной магией. Это всё. Альбус вздохнул. «Как всё могло до такого дойти? – думал он. – И, главное, что теперь с этим делать?». – Кстати, послание от убийцы вон там. Директор развернулся к соседней столешнице, на которой было свалено в кучу тряпьё, в которое превратилась срезанная с трупа одежда. – Чалма, – вполголоса подсказал Северус. – Это тюрбан, – машинально поправил Альбус. Натянув перчатки из драконьей кожи, он принялся разворачивать пропитанную запахом разложения тканую ленту. – Никогда не понимал разницы, – махнул рукой Снейп. – Надпись на этой штуке, кажется, выжжена. Тюрбан был повязан на шпиле прямо под флагом. Наверное, это что-нибудь важное. Прожженные в ткани небольшие отверстия в самом деле складывались в слова. – «NO FATE», – наконец прочёл Дамблдор. – Это что, какой-то девиз? – Понятия не имею, – криво улыбнулся профессор зельеварения. – Почему-то мне кажется, будто ты этим наслаждаешься, Северус. – Просто пытаюсь быть оптимистом, директор. Жизнь становится интереснее. Не могу сказать, что мне это не нравится. Дамблдор возвёл очи горе. Некоторые вещи никогда не меняются. Как и люди. – Есть идеи насчёт второго лица? – спросил он. – Только те же, что и у вас, – сказал Северус. Директор поморщился. Как минимум одна идея у него в самом деле была. Вот только она ему совершенно не нравилась.***
В то же самое время Гарри Грэйнджер дремал с учебником на коленях, сидя в кресле в гриффиндорской гостиной. Он был не из тех, кто оставляет свои обиды неотомщёнными, и, тем более, не из тех, кто откладывает месть в долгий ящик. Квиррелу просто не повезло. Уходя среди ночи за кровью единорога, стоило подумать о том, что кто-то мог пойти на охоту за твоей жизнью. Мгновенное хлопанье тёмных крыльев, привычный телекинетический импульс и характерный хруст. Тёмное облако поднялось от трупа профессора и умчалось на запад. Всё закончилось очень быстро. Руки мальчика понемногу разжались, и учебник соскользнул на пол. Гарри пошевелился во сне и продолжил дремать. Ядро его мозаичной личности ковалось в жарких схватках бессмертных, где не было места доброте или состраданию. С высоты своей колокольни Гарри распространял эти вещи только на тех, кого мог звать «своими». Убийство не испортило ему сон и никак не сказалось на аппетите. Оно было не первым. По всему ясно, что и последним пробудет не слишком долго. Гарри не был хорошим человеком, и не считал нужным это скрывать. Среди реинкарнаторов добрых людей вообще не было. Иногда он задумывался, куда они все подевались. Кое-кто говорил, будто бы добряки просто сходят с ума. Может быть, но сам мальчик считал иначе. Просто со временем их доброта улетучивается. «Вот он я, – однажды сказал ему знакомый бессмертный, вонзив кривой клинок в лёгкое. – Так выглядит неплохой человек после двух тысяч лет». Гарри было ещё далеко до двух тысяч. Пока что он ещё не дошёл до того, чтобы убивать простых смертных движением пальца, но уже понимал, что это лишь дело времени. В конечном итоге, вечность всегда оставляла свой след на всех тех, кто попался к ней в лапы. Родиться и повзрослеть; найти очередное сокровище или ценную духовную технику; встать на след. А потом убить всех, кто явился за тем же, за чем и ты. Такова жизнь бессмертного. Неважно, каким человеком ты был в начале. Спустя сотни лет ты просто хочешь убраться из бесконечного цикла. Приблизиться к горизонту и пройти сквозь него. Сломать день сурка. Ты вспоминаешь о техниках и сокровищах, о которых слышал когда-то, и идёшь на охоту. И горе всем тем, кто стоит у тебя на пути! Цена для реинкарнатора не важна. Важны только артефакты, усиливающие душу. Реинкарнаторы бились за них, интриговали и убивали. В какой-то момент Гарри понял, что уже перестал надеяться, будто оно того стоит. Он слишком устал. И однажды побежал вбок, вместо того, чтобы вместе со всеми стремиться в сторону финиша. Гарри знал, что внутри, под тонкой человеческой кожей, он давно уже превратился в чудовище, теряющее свою связь с человечеством с каждой прожитой жизнью. Он решил просто жить, пускай даже и в дне сурка. Отчасти поэтому он так держался за семью Гермионы – несмотря ни на что, они давали ему хоть и призрачную, но надежду сохранить в себе искорку человечности… даже если это всего лишь на время. За эту возможность, и за всех Грэйнджеров, он был более чем готов убивать. И горе всем тем…***
Гарри проснулся от вежливого покашливания. – Мистер Грэйнджер, – поприветствовала его профессор МакГонагалл. – Директор Дамблдор хочет вас видеть. – А я-то гадал, почему так долго, – пробормотал под нос мальчик. Заметив упавший учебник, он поднял его и убрал в сумку, нашедшуюся неподалёку. – Идёмте. Настало время для пары-другой откровений…***
Разнообразия ради, на этот раз директор пил кофе. Судя по запаху, сорт был довольно хорошим. На второй стороне стола мальчика уже дожидалась исходящая ароматным паром горячая чашка. – Гарри, ты ничего не хочешь мне рассказать? – как в первый раз спросил Дамблдор. – Разве я должен? – серьёзно ответил мальчик, вызывая ощущение дежавю. – Впрочем, если вы хотите поговорить отвлечённо, то я не против. Можно мне лимонную дольку? – Конечно, – Дамблдор подвинул к мальчику вазочку. – Бери сколько хочешь. – Спасибо, – улыбнулся Гарри. – Задавайте вопросы. Дамблдор помолчал, массируя переносицу. – Ты убил Квиррела? – наконец, спросил он. Гарри запил лимонные дольки кофе, спрятав лицо за чашкой. – Не отвечу ни да, ни нет. Скажу только, что чисто гипотетически полностью одобряю ликвидацию подобной угрозы. – Угрозы? – Тролль, – покачал чашкой Гарри. – Не сам же он там появился из ниоткуда. В это даже Крэбб с Гойлом не верят. – По-твоему, получается, он это заслужил? – помолчав, спросил Дамблдор. – Я не хороший человек, директор. Спросите кого угодно, даже моя сестра вам другого не скажет. Ну, может, она и соврёт, не суть важно… Мне нет никакого дела до справедливости. Также я должен заметить, что никоим образом абсолютно никак не связываю смерть профессора с его попыткой навредить гипотетической семье гипотетического ученика Хогвартса. Полагаю, мы с вами понимаем друг друга. – Ясно… – Дамблдор тряхнул головой, как будто от этого разговора у него началась головная боль. – В таком случае, Гарри, как ты думаешь, кто это мог бы быть? – Кто убил Квиррела? Да понятия не имею. Вообще-то я слышал, что у него была стычка с каким-то вампиром в каком-то лесу. На вашем месте, я повёл бы расследование в таком направлении. В сомнении Дамблдор выгнул брови. – Думаешь, это мог быть вампир?.. – Почему бы и нет? Даже в Хогвартсе у некоторых стен есть достаточно длинные уши, также, как и у некоторых людей есть глаза на затылке. – многозначительно сказал мальчик. – Вампир вполне мог его как-нибудь выследить. – Что ж, возможно, возможно. Меня смущает, как поступили с телом. Думаешь, это месть? – Может быть, хотя я бы сказал, что это скорее послание. – Вот как? В таком случае, что оно означает? – А оно не для вас, – ухмыльнулся Гарри. … Они проговорили ещё какое-то время, а затем Гарри встал и ушёл, ненадолго обернувшись в дверях: – Не для протокола, директор: не ищите врагов, где их нет. Мне плевать на политику, на британское министерство магии и Британию в целом; на Тёмного лорда, пророчества, и даже на вас, извините. У меня одно правило – мою семью НЕЛЬЗЯ трогать. Если я чему-то и научился за свои одиннадцать лет, так это тому, что всякий, кто пытается их обидеть, заканчивает очень плохо. Это карма, я думаю. Мальчик вышел, оставив директора Хогвартса в задумчивом состоянии. Дверь закрылась, и шаги Гарри затихли вдали. Альбус Дамблдор снял очки и потёр глаза. На мгновение ему пришла в голову мысль просто вызвать авроров и отдать Грэйнджера им. Долив себе кофе, он с досадой отогнал её прочь. Авроры? А что он им скажет? Что одиннадцатилетний мальчишка убил преподавателя Хогвартса? Что убийца – никто иной, как нашедшийся Гарри Поттер? Никто ему не поверит. И даже страшно подумать, что придётся соврать, чтобы объяснить всем откуда у трупа взялось лицо на затылке. И всё-таки, этот мальчик… Дамблдор не был глупцом. Он умел читать между строк. Фактически, Гарри признался, что убил профессора Квиррела, и даже объяснил почему. Невелика потеря, на самом деле. Но директора беспокоило вовсе не это. Мальчик вовсе не изменился. Будто убрал с пути камешек. Сознательно убить человека всегда чертовски непросто. Каким нужно быть монстром, чтобы совершить убийство в одиннадцать и спокойно пить кофе, рассуждая об этом? Даже Том так не мог. Директор Дамблдор сгорбился, вспомнив о Томе Реддле. Он знал, что это его вина. Однажды он уже облажался, думая, что израненного судьбой мальчика ещё можно исправить. Если бы только был какой-то способ узнать, не совершает ли он снова ту же ошибку! Возможно, стоило просто вытащить палочку и сколдовать Авада Кедавру, и будь что будет. Некоторое время директор думал об этом, но был вынужден с сожалением убрать эту мысль в долгий ящик. Быть может, в то время действительно можно было всё разрешить вот так просто. Но теперь нет. Придётся работать. Тяжело, много и грязно. И больше не ошибаться.