живопись и скульптура

      Джозеф Маццелло официально влюблен в Нью-Йорк. Запишите где-нибудь. Он родился в этом городе, вырос в этом городе и облазил в свое время, наверное, каждый его уголок (насколько это вообще возможно). Кто-то называет Большое Яблоко столицей мира, кто-то — огромнейшей помойкой этого самого мира... Джо, в целом, согласен и с тем, и с другим, тут уж все зависит от точки зрения. И настроения. А настроение у него сейчас самое что ни на есть подходящее.       Если хотите знать, сегодня Нью-Йорк для Джо буквально второй Париж. Этот день в городе его либо убьёт (потому что сердце-то не железное, все помнят), либо окончательно и бесповоротно влюбит в чёртового Бена Харди. Того самого, кто сейчас с деланным интересом разглядывает ну вообще не захватывающий пейзаж за окном, хотя лукавая улыбка стопроцентно выдаёт, что мыслями он совершенно точно не в созерцании природы. Не то, чтобы Джо за ним наблюдал. И не то, чтобы классифицировал улыбки этого парня, что за бред вообще? Ну, может, немного. Иногда. Или, может, он досконально изучил каждый оттенок эмоций на этом лице за последние дни. Никто не узнает.       Он, на самом деле, уже по уши влюблен, как подросток, но дайте мальчику время всё осознать, ладно? Не всё так просто, вопрос жизни и смерти! Ну или жизни и куда более пресной жизни как минимум.       Маццелло, конечно, понятия не имеет, что в голове у Бена, но у него самого сердце подскакивает каждый раз, когда они сталкиваются взглядами, и крутит какие-то невообразимые кульбиты. Состояние — что-то среднее между паникой и приятным волнением, заставляющим всё внутри трепетать в предвкушении. В предвкушении чего? Да хрен знает, в любом случае волнительно, он же едет гулять с Беном, божеблять!       И даже несмотря на то, что художник не может прочесть мысли Харди, подсознательно он всё-таки надеется, что парень думает о чем-то похожем.       И не зря надеется. У Бена просто всё немного спокойнее. Ему хватило прошедшей ночи, чтобы окончательно признаться себе в том, что он втрескался в Джо-господибоже-Маццелло по самое не балуйся, и даже на то, чтобы доебать Гвилима по этому поводу. Нужно же получить что-то вроде благословения от мамочки.       Получил он, в итоге, не только благословение, но и подушкой по ебалу, но это вещи второстепенные. Первостепенные не вещи сейчас сидят напротив него в вагоне пригородной электрички и отчаянно стараются не краснеть. Получается, кстати, не очень. — Так чем мы займёмся? — спрашивает Бен, отрывая лукавый взгляд от заляпанного окна. — Что? — теряется Маццелло, с трудом пытаясь фокусироваться на том, что Харди говорит, а не на том, какой он охренительно безбожно красивый. — Ты мне скажи! Ты же меня вытащил. — Не вытащил, мистер, а пригласил, — многозначительно и с дико серьёзным видом уточняет парень. — И я вообще-то, предложил несколько вариантов. — Я... Эмм... Не знаю. Не знаю, как хочешь. — Джо нервно проводит рукой по волосам, что, скорее всего, приводит их в ещё больший беспорядок, но Бен только улыбается. — В твоей голове не отпечатался ни один, верно? — Возможно... — Ладно, — усмехается Харди, — тебе простительно. Значит, мы будем просто гулять, как попало. — Хорошо, — улыбается Джо в ответ. — А ты будешь фотографировать все вокруг, как маньяк, — Бен делает из ладоней подобие рамки, помещая в неё лицо художника. — Хэй! — Это так. — Ладно, хорошо, ты прав. Это так. — Джо показывает Бену язык. Это теперь вроде как его фишка.       Бен смеётся. — Покажете мне Нью-Йорк, Мистер Художник? — очевидно (теперь это, наконец, очевидно) заигрывая, спрашивает Харди. — Ага, — тянет Джо, всеми правдами и неправдами пытающийся отвести взгляд от ебучей прикушенной губы Бена. Это просто преступление. Так нельзя, нужно срочно сделать это нелегальным. — Стоп, что? В каком это смысле "покажете"? Ты буквально живёшь в Нью-Йорке! — Я буквально, — парень выделяет это слово в тон Маццелло, — живу около Нью-Йорка последние два года. Ну, примерно. — Откуда ты? — Лондон. — Да ну нахуй, — поражённо выдыхает художник. Он не совсем понял, что именно его так удивило, ну Лондон и Лондон, но впечатлился как следует. — Джо! Веди себя прилично, здесь же дети! — Какие дети? — Маццелло судорожно оглядывается по сторонам, но ловит взглядом только парочку с собакой в другом конце вагона. — Ты! — смеётся Бен, и Джо возмущенно выдыхает. — Ой, знаешь, иди ты... Как ты вообще умудрился не посмотреть город за два года? — Никто мне экскурсий не проводил, — пожимает плечами Харди. — Но это не значит, что я вообще не видел Нью-Йорк. Всякие основные достопримечательности и бла-бла-бла. Но таким его и на картинках в интернете можно увидеть. Я хочу, чтобы ты показал мне что-нибудь на самом деле классное. Что-нибудь, что всё ещё нравится тебе после стольких лет жизни тут. — Откуда ты знаешь, что я не приехал из какой-нибудь Канады, допустим? — Я экстрасенс, — Харди кивает, придавая фразе убедительности. — Сомневаюсь. — И правильно делаешь. Но у меня свои источники. — Дай-ка угадаю. Имя этого источника начинается на "Рами" и заканчивается на "Малек". — Может быть, — уклончиво тянет Бен. — Теперь я начинаю думать, что экстрасенс здесь ты.       Джо смеётся, качая головой, и зажмуривает глаза. Харди тепло улыбается, глядя на него. — Так ты покажешь мне настоящий Нью-Йорк, Джо? — Покажу, — парень выдерживает драматичную паузу. — Так уж и быть.       Электричка замедляется, подъезжая к платформе вокзала.

***

      Джо показывает Бену Нью-Йорк своего детства и бунтующей юности. Знакомые до каждой трещинки в асфальте переулки, магазины комиксов и винтажные лавки с классической литературой и винилом, никому не известные улицы с домами, полностью расписанными невероятными граффити... Город искусства и вечного движения.       Бен, может, и далёк от искусства, это не его специальность и не его призвание, но созерцать и видеть прекрасное может, наверное, каждый. Стоит лишь правильно посмотреть. И Бен видит это самое "прекрасное" благодаря Джо. В картинах на стенах, антикварных магазинчиках и запахе свежей выпечки в воздухе около маленькой пекарни на углу... Во всём, что окружает их. Но куда больше прекрасного и удивительного он видит в самом Джо. В том, как загораются его глаза при виде любимых мест, в которых он давно не был, в бурной и милой жестикуляции, когда он вспоминает какие-то истории из детства, в постоянных остановках посреди дороги, чтобы сделать снимок. И в его улыбке. Каждый раз с разным оттенком, но всегда неоспоримо счастливой.       Ему нравится видеть художника таким. Счастливым. Ему нравится думать, что сегодня он немного способствует созданию этого счастья.

***

      Парни идут по какой-то совершенно незнакомой Харди улице, и Джо сияет. Чуть ли не буквально светится изнутри, расспрашивая Бена о какой-то ерунде и отвечая на его шутливые вопросы. Энергии и энтузиазма в нём сейчас столько, что хватит на всех жителей Большого Яблока и ещё немного останется для какого-нибудь Техаса. У Харди вся душа наизнанку выворачивается от одного его вида, и эгоистично хочется просто украсть этого солнечного парня у всего мира и оставить только себе. Чтобы любоваться круглосуточно его еле заметными веснушками и тёплыми глазами цвета молочного шоколада.       Бен замечает небольшую кофейню краем глаза и думает, что, если Джо сегодня каким-то образом черпает тонны энергии прямо из космоса, то ему точно необходим заряд кофеина, чтобы хотя бы успевать за его мыслями. — Хэй, Джо? — он отвлекает парня от разглядывания противоположной стороны улицы, и тот оборачивается с улыбкой. — Хочешь кофе?       Маццелло прослеживает взглядом направление, которое указывает Бен, и только тогда замечает кафе. — Ага. Возьмёшь мне латте, хорошо? Хочу сделать пару снимков здесь, мне нравится фасад вон того здания. — Хорошо, — усмехается Харди и направляется к кофейне, оставляя Джо наедине с фотоаппаратом и целым миром. — Маньяк. — Я всё слышу, вообще-то! — возмущается ему вслед художник, и Бен смеётся. — Не переживай, я всё равно от тебя в восторге. Даже если ты чокнутый.       Маццелло заливается краской и снова подносит камеру к лицу. Харди заходит внутрь кафе, дверь которого оставлена открытой из-за тёплой погоды.       Кофейня пустует, если не считать какого-то человека, с очень важным видом залипающего в ноутбук. Девушка за стойкой приветливо улыбается, когда Бен подходит достаточно близко. — Добрый день. — Привет. Два латте, пожалуйста, — делает заказ парень и кладёт на стойку несколько купюр. — Как вас зовут? — спрашивает Майя (так написано на бейджике), открывая маркер. — Бен. — Ага, — тянет бариста, выводя его имя на боку картонного стаканчика. — Что написать на втором?       Харди открывает рот, чтобы назвать имя Джо, но зачем-то оборачивается, чтобы найти парня глазами. Тот фотографирует, конечно. Бен улыбается. — Знаешь... Напиши "Мистер Художник".       Майя усмехается и выводит надпись каллиграфическим почерком, затем отходя к кофемашине. Харди прислоняется к стойке полубоком и наблюдает за своим личным фотографическим маньяком.       Джо, словно почувствовав на себе чужой взгляд, через несколько секунд оборачивается. Он улыбается Бену и направляет на него объектив. Харди закатывает глаза и показывает ему язык. Отличный кадр получился, наверное.       Девушка снова возникает за спиной и спрашивает негромко, закрывая стаканы пластиковыми крышками. — Давно вы вместе? — Что? — Давно вы вместе? — переспрашивает Майя.       Бен тупит недолго, всё ещё глядя на Джо, как в трансе (чем Маццелло нагло пользуется, делая снимки). Потом до него доходит суть вопроса. — Мы просто... С чего ты взяла, что мы вместе?       Бариста скептически смотрит ему в глаза. — Серьёзно? Да вы так смотрите друг на друга, что каждый дурак догадается. А женщины вообще всё знают. — Ого... Мы не вместе, на самом деле, — отвечает Бен, забирая со стойки кофе. — Но я работаю над этим.       Девушка смеётся коротко и пожимает плечами. — Ну, судя по всему... У тебя получается.       Харди только хмыкает на это и прикусывает щеку, чтобы не улыбаться слишком широко, как идиот. — Ладно... Спасибо. Пока. — Удачи.       Бен глубоко дышит, возвращая себе самообладание, пока идёт обратно к Джо. Тот с готовностью принимает из его рук стаканчик, перекидывая лямку фотоаппарата через плечо. Надпись с этим дурацким прозвищем почему-то греет душу. — Знаешь, что? — Мм? — вопросительно мычит Маццелло, делая глоток кофе. — Бариста решила, что мы с тобой пара.       Джо чуть не поперхнулся от таких заявлений, но постарался тщательно скрыть этот факт. — Правда? — максимально непринуждённо спросил он. — И почему же она так подумала? — Ясное дело, почему. Ты от меня без ума, — уверенно ответил Харди со своей фирменной хитрой улыбкой, поворачиваясь лицом к Джо. — Да неужели? Это кто тебе такое сказал? — Твоё очаровательное личико, конечно. — Идиот, — Джо в очередной раз покраснел и отвернулся. — А ты даже не отрицаешь, смотри-ка. Значит, я прав, верно? — Значит, что от скромности ты не помрёшь. — Да ладно тебе, принцесса. Я же шучу.       Маццелло даже останавливается посреди дороги. — Принцесса? А ещё чего? Может, по ебалу? Для разнообразия. — Ну, Джо. Спокойно. Как тебя легко переключить из человека искусства в сучку, невероятно.       Харди усмехается, а Джо сверлит его хмурым взглядом. Он не злится на самом деле, но как бы дело принципа. Бен закатывает глаза. — Я больше не буду так говорить, ладно? Не дуйся.       И парень целует художника в щеку. Снова. В качестве извинения, наверное. Или просто так. Джо вообще ничего не понимает, сердце просто снова делает сальто, а он снова перестаёт дышать. И улыбается, как дурак. — Ну вот, другое дело. Так мне больше нравится. И теперь я знаю, как легко тебя успокоить, да? — смеётся Бен. — Пойдём.       И он тянет Маццелло за руку вперёд, как будто знает, куда идти. Хотя Джо бы сейчас пошёл за ним хоть в грёбаный лес. А это всего лишь Нью-Йорк. И его рука в руке Бена.