Собачья верность

Когда Людвиг уехал, братья Варгас зажили своей привычной жизнью. Идиллия в этом доме царила ровно шесть дней, на седьмой Северный Италия был вынужден лететь на саммит Большой Восьмёрки. Романо полетел с ним, тупо сославшись на то, что ему осточертело уже сидеть либо в доме, либо в кабинете и дышать пылью. Прибыв на место и заселившись в отеле, Венециано помахал брату ручкой и спустился вниз, где его уже ждал присланный, скорее всего Германией, чёрный тонированный джип. Никто не знал, что Италия приехал в двух экземплярах, поэтому пока Фелька на собрании, Романо решил вздремнуть. Саммит Большой Восьмёрки как правило длился часа три-четыре, если сейчас только два часа дня, значит, Феличиано освободится часов в шесть. До этого времени Ловино одному в чужой стране делать нечего. Проснувшись, Романо вытянул руку, на ощупь отыскав на тумбочке телефон, и нажал на кнопочку включения, смотря на дисплей и щурясь от яркой подсветки. Двадцать три минуты восьмого. А Венециано так и не вернулся с собрания. Вскочив с кровати, заставляя свой не до конца проснувшийся мозг работать, Ловино хотел уже было позвонить брату, но тут на его телефон пришло смс-сообщение. Не думая, он тут же открыл его и прочёл. «Саммит затянулся. Буду поздно». — Ну и что это за отписка такая? «Буду поздно», когда поздно?! — не переставая возмущаться, Ловино на автомате оделся и вышел из номера, решив встретить брата. С этим недотёпой всё что угодно может случиться, стоит только оставить его без няньки. Коим на данный момент является либо Германия, либо он сам. Конечно выйти из отеля и нагрубить всем, кого только встретил по дороге, для Романо не составило большого труда. А вот что делать дальше и куда идти? На сей раз на помощь пришел Интернет, в котором можно найти ответ на абсолютно любой вопрос. Следуя навигатору, установленному в своём телефоне, Романо медленно, но верно приближался к своей цели, пока его не толкнул проходящий мимо белобрысый немец, бросивший пафосное: — Geh aus dem Weg, Hund! * Узнав в этом ублюдке Пруссию, Ловино выключил свой телефон, убрал его в карман и решил попросту последовать за ним. Видать, Гилберт так же как и наш Романо шёл встречать припозднившегося младшего брата. Однако итальянец даже и представить себе не мог, насколько это окажется плохой идеей. Притаившись за углом, видя, как Гилберт остановился и, достав из кармана пачку сигарет, решил закурить, Романо тяжело вздохнул. Неужели он ошибся? А этот немец просто шёл по своим делам? Но нет, Ловино не ошибся, вскоре на горизонте показался Людвиг. Выбросив окурок, Пруссия кинулся Германии на шею, обнимая его явно не в порыве братской любви. Конечно, одно объятие ещё ничего не значит, а вот когда Гилберт полез к брату за поцелуем, у Италии едва сердце не остановилось. Как-то всё это выглядело странно, неправильно и далеко не по-родственному. Потрогав лоб, убеждаясь в норме температуры своего тела, Варгас почувствовал выступившую испарину, отчего лоб стал влажным. Если он взаправду здоров и при этом видит такое, это может значить лишь одно. Первый признак сумасшествия! Тряхнув головой, отгоняя дурные мысли, Италия постарался подойти поближе к братьям немцам, и у него это получилось настолько удачно, что он сумел услышать их разговор. — Великий Я бросил все свои важные дела и пришёл по первому твоему зову, а ты ещё смеешь тут выёживаться! — Гилберт как всегда высокомерно ворчал на своего младшего брата. — Думаю, нам стоит повторить вчерашний урок подчинения Великому! И на сей раз без плётки точно не обойтись, — с ехидством подытожил он и вновь потянулся к Людвигу за поцелуем. У Романо уже мозг кипел, как курица в бульоне. Последнюю фразу он и вовсе сумел понять только через слово, на душе стало как-то мерзко и противно, а сердце сжималось настолько сильно, что в глазах начинало темнеть. Что это за чувство такое странное? Ревность? Зависть? Или всё вместе? Да, Ловино сейчас безумно хотелось отпихнуть старшего картофельника, чтобы занять его место и самому поиздеваться… Полюбоваться! Милым покрасневшем от смущения лицом Германии. Его так интересно вгонять в краску, никогда не знаешь, что из этого выйдет. Когда Германия схватил Пруссию за горло, Романо уже хотел было вмешаться, всё же на его глазах происходит преступление, а трусливо отсиживаться в сторонке — занятие не для крутого парня, коим он привык себя считать. Однако выйти Ловино не позволили, кто-то тут же усадил его обратно и успокаивающе погладил по плечу. Отрывать взгляд, чтобы посмотреть, кто сидит рядом, итальянец естественно не стал, молча продолжая вести слежку. Действия брата нисколечко не напугали Пруссию, а даже наоборот позабавили, добавив в душу огонька, которого у него не было с того треклятого дня, как Кёнигсберг стал Калининградом. Но всё же простить распущенность брата, пустив всё на самотёк, Великий, естественно, не мог. Ведь это означало подмочить свою репутацию, позволив этому высокомерному интеллигенту и дальше распускать руки, а после и до ног может дело дойти. Щёлкнув младшего брата по лбу, Гилберт тихонько засмеялся своим излюбленным гаденьким смешком. — Ты мне тут ещё покомандуй, мелочь пузатая! Забыл, кому всем обязан? Прояви хоть каплю уважения к старшим, — сунув руки в карманы, альбинос отвёл взгляд в сторону, точно о чём-то задумался, но быстро вернул его обратно на младшего брата. — Ты же прекрасно знаешь, что последнее время у меня проблемы со сном. Воспользовавшись замешательством брата, Гилберт ловко притянул того к себе и всё-таки одарил своим царским поцелуем, не прекращая хихикать. Вот только Германия дёрнулся и попытался вывернуться, и поцелуй вышел смазанным, пройдясь последнему от уголка губ до самого уха. В этот момент, кажется, где-то за углом возле мусорных баков послышались вторичные щелчки фотоаппарата. Повернув голову, оба немца ничего, а точнее никого не увидели. За исключением чёрной бездомной кошки. Должно быть, детишки шалят. Пожав плечами, Гилберт вновь устремил взгляд на Людвига, у которого от смущения порозовели щёки. — Напомни мне, чтобы я как следует наказал тебя дома, братец, — с этими словами Гилберт направился вместе с братом в сторону дома, вновь достав початую пачку сигарет и закурив. Угрозы Людвига ему откровенно побоку, в конце концов, кто он такой, чтобы указывать Великому? — Что было интересного на саммите? Тем временем за теми же мусорными баками показалась голова с роскошными волосами цвета топлёного шоколада. — Ушли, — выдохнул итальянец. — Да, вы правы Италия-сан. — Ебать тебя за ногу?! — Ловино отскочил в сторону, пытаясь прийти в себя после минутного шока. Оказывается, рядом с ним всё это время находился Япония и снимал этих голубков на свой чёртов фотоаппарат с отличной камерой. Вот кому действительно жизнь не дорога. — Ты как здесь… Ладно, не важно! Ты это… — Романо опустил взгляд на аппарат, что всё это время держал в своих руках азиат. — Поделись фотками. — Не могу, Италия-сан. — Ты меня недослышал, — на лице итальянца появилась недобрая улыбка, равносильная оскалу. — Или фотки, или я догоняю Байльшмидтов и рассказываю им о твоём увлечении. Ну так что? Поделишься по-братски? — Ну… Япония замялся, получить от Германии или Пруссии ему не хотелось, но и терять добычу ему так же не комильфо. И к большому огорчению, выбор в данной ситуации невелик. К тому же Романо просит просто скинуть несколько копий, а не подарить свой фотоаппарат. Однако гарантий, что дело не дойдёт до шантажа, нет, а в конечном итоге всё может именно так и случиться. — Я поделюсь, — несмело проговорил Хонда. — Но только если и вы поделитесь со мной информацией. Что вы собираетесь делать с таким компроматом? Романо серьёзно задумался. Умеет же этот Япония задавать ненужные вопросы в ненужное время, стукнуть бы его за это хорошенечко головой об асфальт, да руки марать не охота. Как ни странно, Ловино и сам не знал ответа на данный вопрос. Зачем ему фотографии целующихся немцев? Что он собирается с ними делать? Можно показать их Венециано, пускай увидит своего героя в подлинном свете. Или выложить назло этим двум голубкам во всемирную паутину Интернета, пускай помучаются и побегают к Эстонии.  — Я… — несмело заговорил Романо, его голос дрожал, горло сдавило точно стальным кольцом. Раньше он никогда не замечал за собой такого. Что же сейчас-то изменилось? — Люблю его. — Кого? — чуть наклонив голову, решил уточнить для себя японец. — Не твоё дело, стриженный под горшок ублюдок! — заорал на всю улицу тот, чем привлёк лишнее внимание проходящих мимо людей. — Приношу свои извинения, — Япония опустил голову, чувствуя вину за то, что запустил свой любопытный нос в сердце итальянца. — Фотографии будут у вас ровно через два дня. Вам нужно немножечко подождать. — Отлично! — рявкнул Ловино, бесцеремонно схватив Японию за руку, и повёл того прочь с этой вылизанной до блеска улицы. — Что? К-куда вы меня тащите? — запереживал азиат. Но ответа не последовало. Романо и сам не знал, куда идёт, он просто шёл туда, где солнце отражается в воде. Некий инстинкт вёл его, а тот послушно подчинялся ему. Сильная же штука эти инстинкты. А самый сильный из них — это инстинкт самосохранения.