Недопонимания

Даже когда его паучье чутьё замолкает, забыть о лжи Наташи — всё в порядке, Питер — не получается. Ему бы привыкнуть к постоянному страху, что его жизнь вот-вот пойдёт по кривой. Вопреки значению «по кривой», следующие несколько дней на удивление проходят неплохо. После выписки из больницы всего себя он посвящает школьным заданиям, присланным его учителями Мэй на почту. Спустя три дня он и Мэй переезжают в Башню Мстителей. С работы и на работу Мэй сопровождает охрана. Толпа репортёров, снующих на улице, наконец начинает уменьшаться. Ещё через два дня он входит в ставший привычным ему новый распорядок дня. Проснулся, позавтракал яйцами, приготовленными ему Стивом, пару часов потратил на занятия. После обеда тренировка с Нат, телепередачи с Вандой и лабораторное время с Тони. Хотя жизнь идёт своим чередом, Питер никогда ещё не чувствовал себя столь несчастным. — Когда мне вернут мой телефон? — спрашивает он каким-то днём Тони. Они в лаборатории, окруженные жужжащими машинами и кислым запахом масла. Перед Питером стоят семь мензурок, в которых пузырятся вариации его формулы паутинной жидкости. Рядом с ним Дубина, наблюдает за прочностью ткани, пока Питер подправляет формулу. — Никогда, — отвечает Тони, не отрываясь от своих чертежей. На переносице у него очки для чтения, его же подбородок в масле. — Я серьёзно. — Я тоже. Питеру на ум вместе с ужасом приходит мысль, что Тони, возможно, не шутит. — Мистер Старк, мне нужны мои телефон и ноутбук. Я не могу продолжать получать от Мэй задания, и мне нужно, чтобы мои друзья знали, что я в порядке. — Какие ещё друзья? Нет у тебя никаких друзей. — Серьёзно? Вот значит как. — Послушай, ребёнок, — Тони снимает очки и кладёт их на стол. — Я не считаю, что подросткам нужно указывать, что они могут и чего не могут делать… — Обхохочешься. — …но, к сожалению, мы решили выступить единым фронтом. Ни телефона, ни ноутбука, ни интернета, пока всё не уляжется. — Что значит «мы решили»? — требует Питер. — Кто это «мы»? — Мэй и я, — Тони говорит быстро и без всякого смущения. — Ещё Пеппер. Наташа. И Брюс. Клинт не получил права голоса, потому что людям, которые врываются в старшие школы, чтобы шпионить за детьми через вентиляционные отверстия, нельзя доверять взрослые решения. Ванда — потому что и сама по сути ребёнок. И Стив — потому что он придурок, а я ещё работаю над гневом по отношению к его маленькому перевороту. Не буду утомлять тебя подробностями. Ещё вопросы? — Вы говорите обо мне без меня? Вы ведь понимаете, что это мой самый страшный кошмар? — На твоей стороне полно народу, шкет. Наташа даже позвонила Фьюри узнать, не может ли он что-нибудь сделать с этим придурком Джеем Джоном Джеймсоном. — С кем… — стоит Питеру осознать смысл сказанного, он удерживается от вопроса о Джее Джоне Джеймсоне. — Фьюри? — вместо этого спрашивает он, повышая голос. — Николас Джозеф Фьюри, директор «ЩИТа»? — Тише. — Разве он не умер? — Питер чувствует, как краснеют его щёки, и, наклоняясь ближе, он понижает голос. — О боже, мистер Старк. Неужели Красная комната научила Нат общаться с мёртвыми? — Что… нет, Питер. Наташа тебе не спиритическая доска, — Тони, сузив глаза, переводит взгляд на Питера. Перчатка, над которой он работал и которая сейчас была забыта, искрит под игольчатыми плоскогубцами, но никто из них не обращает на то внимания. — Вся эта «смерть» не так работает. — Это разочаровывает. — Если только ты сам не видишь, как кто-то умирает, и я имею в виду, как жизнь уходит из глаз… — Тони ловит взгляд Питера и сразу же замолкает. Саркастическая полуулыбка с его лица исчезает. Чтобы собраться с мыслями, обоим требуется секунда. — Я имею в виду, что никогда не надо, не зная правды, предполагать, что кто-то мёртв. Знаешь ли ты, сколько в Твиттере мне приходит о нём уведомлений? — Раз в неделю? — Приблизительно, — Тони почёсывает подбородок. — Фьюри всё ещё жив, но постарайся держать это в секрете. Не говори своим друзьям. — Как вы красноречиво заметили, — невозмутимо произносит Питер, — у меня нет друзей. — Вот это правильный настрой, — Тони одобрительно кивает. — В любом случае, ЩИТ сейчас в большинстве своём Гидра, и у Фьюри нет былых сил. Он сказал Нат, что она сама по себе. Она разозлилась. Чтобы ты знал, эта женщина страшнее Брюси, когда он злится. Фьюри, возможно, и пережил фиаско с Гидрой, но если он продолжит посылать ей звонки на голосовую почту, то к концу недели точно будет мёртв. — Кто такой Джей Джона Джеймсон? Тони морщится. — Не беспокойся об этом. Позволь взрослым разобраться… Одна из перчаток, над проводами которой Тони сейчас работает, дымится и потрескивает. Крошечное пламя цепляется за уголок чертежей, но бумага слишком толстая, чтобы загореться. Тем не менее, Дубина реагирует быстрее, чем Питер успевает пошевелиться. Машина жужжит и вращается, обдавая ближайшую площадь толстым слоем пахнущей ванилью пены. Питер успевает закрыть лицо руками и защитить себя тем самым от большей части брызг. Тони везёт меньше. Когда он встаёт, с его лица опадает белая пена, а от резкости его движения опрокидывается стул. — Вот и всё, — говорит Тони, обращаясь к Дубине. — Я выброшу тебя на свалку. Дубина пищит и опускает голову. — Мистер Старк, — протестует Питер, прикрывая рукой один из когтей Дубины. — Не злитесь на него. Он тушил огонь. — Тушить… Питер, в этой лаборатории всё огнезащитное, — Тони гримасничает и вытирает пену с себя ближайшей тряпкой. Моторное масло на его подбородке размазывается по щекам. Когда он снова говорит, его голос громче. — Дубина знает, что здесь нет ничего легковоспламеняющегося. — Всё легко воспламеняется, если очень постараться, — замечает Питер. — Этому нас научил Медведь Смоки*. — Он уже пятьдесят лет как слишком стар, чтобы использовать его имя. И он говорил о прямо противоположном… — Только вы можете уберечь Дубину от продажи на слом, — Питер старается быть как можно серьёзнее. — Не смешно. — Не трогайте Медведя Смоки, а то он вас подожжёт. — Даже… даже не знаю, как на это реагировать, — Тони поднимается и выкидывает пропитанные пеной чертежи в ближайший мусорный бак. — Поздравляю, ребёнок, ты лишил меня дара речи. «Наставляй мальчишку», говорили они. «Будет весело», говорили они. Но знаешь что… Питер успокаивающе гладит Дубину по голове. — Помогать другим в природе Дубины. Не заставляйте его чувствовать себя плохо. Помните первое правило Нат? Тони щиплет себя за переносицу. Кажется, точно он изо всех сил старается сохранять терпение. — Ты принимаешь наркотики, Питер? Скажи мне правду, я не буду злиться. То есть, может, только немного… — Раз уж Питер теперь на виду у общественности, Нат дала мне кучу правил, которым я должен следовать, — Питер ведёт бровями, и Тони закатывает глаза. — Первое правило гласит, что не нужно винить себя в том, что вне нашего контроля. — С каких это пор ты прислушиваешься к советам Нат? Питер пожимает плечами, широко раскрыв глаза и стараясь придать им блеск невинности. — Она даёт хорошие советы, — говорит он. — Я её протеже. — Ты мой протеже. Ты не можешь позволять двум людям наставлять тебя. Я называю это «предательством». — Отлично. Каковы ваши правила? — Мои… что? — Ваши правила, — повторяет Питер, скрестив руки на груди. — Что вы можете мне посоветовать, чтобы помочь мне ориентироваться в коварных водах пути супергероя? Тони указывает на Питера пропитанной пеной прорезиненной тканью. — Пусть ты и ведёшь себя сейчас как мелкий паршивец, — говорит он, — вот тебе мои правила. Не увеличивай население, не уменьшай население, не садись в тюрьму. И если ты всё-таки сядешь, сразу же утверждай своё превосходство над остальными. — Нат сказала мне в общем-то то же самое. — Правда? — Нет. Её правила были лучше. Тони бросает в Питера прорезиненную ткань. Та падает ему на голову, вниз по его шее течёт пена. Питер смеётся и отворачивается; хватая мензурку с самой прочной паутиной, он начинает наматывать клейкую жидкость на пару металлических игл, конденсируя ту в канистру. — Хэй, — снова начинает он, стараясь, чтобы его голос звучал непринуждённо. — Когда я снова смогу начать патрулировать? Питер ждёт, что Тони пошутит или скажет что-нибудь саркастическое, что полностью изменит направление разговора, вместо этого Тони молчит. Питер чувствует на себе его взгляд, но у него не хватает смелости ответить ему тем же, он сосредотачивается на текущей задаче, хватая второй стакан, пока в первом жидкость аккуратно заканчивает предписанную ей задачу. — Мы не собираемся оставлять тебя на запас, ребёнок, — спустя, наверное, самую долгую паузу в истории Тони берёт слово первым. — Тебе просто нужно подождать. — Какая разница, знают ли люди, кто я? — спрашивает Питер. — Вы о себе заявили на телевидении, и никого не волнует, что вы Железный Человек. — Во-первых, не никого. Я очень видная персона. И не борюсь с преступниками в переулках Нью-Йорка. Я редко выхожу куда-то один. — Да, но… — За твою голову назначат цену, ребёнок. Нам нужно придумать, как обезопасить тебя. Клинт предложил завернуть тебя в пузырчатую плёнку и спрятать в вентиляции, но его мнение давно уже перестало представлять для меня хоть какую-то ценность. Хотя идея неплохая. Питер давно усвоил, что от разговора, в котором Тони зовёт его ребёнком более двух раз, можно ничего не ждать. На явный подкол он не отвечает. Дубина успокаивающе похлопывает его по плечу — достаточно сильно, впрочем, чтобы оставить синяк. Ему хочется поцеловать того в его механическую руку, однако этого Тони уж точно не одобрит. Только от разговора о нём уже сколько хлопот. Тон голоса у Тони к концу их разговора становится задумчивым. Он снова садится на стул и подносит ко рту ручку. — Мне нравится это правило, — неожиданно говорит он, кажется, безразлично, однако Питер знает, что от беспокойства о нём. Чем Тони апатичнее ведёт себя, тем сильнее он старается скрыть свои эмоции. — Никогда не вини себя за то, что вне твоего контроля. Бывают же моменты, когда Нат говорит умные вещи. — Вы серьёзно? — Питер старается скрыть недоверие в голосе и задаётся вопросом, к месту ли будет пошутить, что всё, что он узнал о самобичевании, он узнал от Тони? — Мне оно нравится, когда применимо к тебе, — поправляет себя Тони, уголки его губ тянутся вверх. Он поворачивается на стуле, не сводя взгляда с дымящейся перчатки. — Тебе стоит больше заботиться о себе. Продолжай учиться, пей воду, ешь капусту… Питер приободряется. — У меня есть отличный рецепт жарки капусты в тесте для печенья вместо масла… — …раз в день, — Тони игнорирует сказанное Питером. — Прими тот факт, что тебе нужно набраться терпения, потому что прямо сейчас есть много моментов, над которыми ты не властен. Должно быть, слова эти что-то пробуждают в Питере. Потому что в тот же миг он кое-что понимает, что-то, о чём он забыл со времён перестрелки. Ему кажется, он не контролирует себя, словно вёл всё это время машину не в ту сторону шоссе, с завязанными глазами и связанный. Слушая, как Тони говорит ему набраться терпения, Питер понимает, что ему оно не нужно. Если никто не собирается разъяснить ему, что происходит, — прекрасно. Он выяснит сам. До тех пор, пока он будет осторожен, мистер Старк ни о чём не узнает. — Спасибо, мистер Старк, — говорит Питер. — Разговор был очень полезный. — Сарказм — восьмой грех, — отвечает Тони. — Он хуже первых семи вместе взятых. Испортит тебе язык быстрее, чем все твои сладкие словечки. — Это не сарказм, — говорит он, и на этот раз правду.

***

Полчаса спустя Питер стоит перед дверью Ванды. У неё прохладно, из-за двери, украшенной декоративными пионами, доносится звук гитары. Питер стучит. Он думает, не пошутить ли о том, чтобы слепить снеговика, но решает, что Холодное сердце уже неактуально. Да и Ванда всё равно предпочитает комедии. Дверь распахивается. Перед ним на пороге возникает удивлённая Ванда. На ней толстовка и чёрные джинсы, тёмные волосы собраны в хвост. Питер проскальзывает мимо неё в спальню, с сожалением отмечая выключенный на комоде телевизор — надеялся застать отрывок новостей. Её подоконник и тумбу покрывает небольшой слой пыли. Поперёк кровати, блестящая в лучах заходящего солнца, лежит деревянная гитара. Питер плюхается на кресло-мешок напротив её кровати, подтягивает ноги к груди и скрещивает на нём пятки. На против него на пол, прислонившись к изножью кровати, садится Ванда. Лицо её отражает растерянность, когда она, склонив голову набок, изучает его. — Что? — Ты знаешь, кто такой Джей Джона Джеймсон? — Это самое американское имя, которое я когда-либо слышала, — она морщит нос. — И почти такое же плохое, как «Питер Паркер». — Обидно. — Я шучу, — Ванда чуть улыбается ему. — Так что насчёт Джеймсона? Он сделал тебе больно? Должна ли я переодеться для боя? — Пока не знаю, — отвечает Питер. — Могу я одолжить твой телефон? Ванда колеблется. Это видно по тому, как она дёргает себя за конский хвост, как жуёт нижнюю губу. Хотя Питер ждёт, единственным её ему ответом, что она не хочет участвовать в его расследовании, служит её молчание. Тем не менее она не говорит «нет», и Питер считает это хорошим знаком. Тони сказал, что Ванда не участвовала в принятии решения отрезать ли Питера от интернета или не отрезать. Она не намного старше Питера, пусть никто и не знает её точного возраста. Ей от двадцати до двадцати четырёх, никак не больше. Ему, отрезанному от внешнего мира, она единственный сверстник. Когда сериал «Девочки Гилмор» стал терять показатели и у Мэй отпало всякое желание продолжать его смотреть, он смотрел его вместе с Вандой. Вместе с Недом и Вандой он смотрел «Скайуокер. Восход», хоть та и критиковала плохие спецэффекты. Ванда может найти в фильме дыры, которые он не найдёт и за миллион лет, она прекрасно готовит чайный гриб. Газированный напиток почти не уступает шоколаду Нат. Они друзья, близкие друзья. То, что она не желает помогать… — Это мистер Старк сказал тебе не помогать мне, — с замиранием сердца осознаёт Питер. — Мистер Старк не говорил мне, что делать, — протягивает Ванда, поднимая бровь. — Тогда Нат. — Нат, — соглашается Ванда, складывая руки на груди. — Она сказала, что люди говорят то, что тебе не следует слышать. — Ты думаешь, она права? — Нат всегда права, они оба это знают. И всё же Питер чувствует вспышку надежды. Может быть — только может быть — Ванда из всех, единственная в Башне Мстителей, не будет обращаться с ним как с ребёнком. — Не могу сказать, — говорит Ванда. — Но порой дети не нуждаются в защите. Китнисс и принцессе Лее было по шестнадцать, когда они подняли революцию. Гарри Поттеру — одиннадцать, когда он начал сражаться против Тёмного Лорда. Финесу и Фербу… — Я намного старше Финеса и Ферба, — встревает Питер. Будь проклято её странное влечение к поп-культуре. — Ты ровесник истребительницы вампиров, Баффи. Мне нравится про неё сериал. — Ага, — говорит Питер, попутно гадая, как ему перевести разговор на её телефон. — Баффи потрясающая. Эй, Ванда… — Баффи в разы сильнее Человека-паука. — Что? Нет. — Можешь не соглашаться. — У меня есть суперсила, — Питер возмущается. — Я удержался на борту самолёта и победил Стервятника! Я сам придумал свои веб-шутеры! — Сколько вампиров ты убил? — Я не считал, — Питер не уверен, шутит ли с ним Ванда или взаправду верит, что вампиры бродят по улицам Куинса, ожидая, когда Человек-паук убьёт их святой водой и деревянными кольями. Прочесть Ванду тоже не получается. Её глаза, как и всегда, тёмные, лицо же лишено всякого выражения. На секунду Питер боится, что она продолжит и дальше расспрашивать его о вампирах. — Я помогу тебе, — вопреки его страхам, говорит она, и Питер выдыхает — он и не знал, что задержал дыхание. — Но ты должен понять, что отныне мы одна команда. Как Олли и Джон Сноу. — Э-э. Ты ведь ещё не закончила смотреть «Игру Престолов», да? — Я на пятом сезоне. А что? — Ничего, — Питер складывает руки на груди. — Мне… э-э… очень нравится это сравнение. Олли и Джон из Башни Мстителей. — Почему ты улыбаешься? — Просто с нетерпением жду возможности объединиться с тобой. Губы Ванды кривятся. — Не делай глупостей, не посоветовавшись со мной, — предупреждает она, прищурившись. — Мы в этом деле вместе, так же? — Мы в этом деле вместе, — соглашается Питер. Хорошо иметь союзника. Он до смерти любит Мэй, мистер Старк и Нат — фантастические люди, но в Ванде есть что-то такое, что напоминает ему Неда. Питер скучает по своим друзьям больше, чем по роли Человека-паука. — Отлично, — Ванда встаёт, садится рядом с ним на кресло — Питер освобождает ей место — и достаёт из заднего кармана джинсов телефон. — Готов узнать, что мир говорит о Человеке-пауке? — спрашивает она. — Готов, — говорит Питер и улыбается. — Ну, приступим.