***
За съёмкой протекает полчаса, прежде чем им удаётся отснять что-то хоть наполовину приличное. Питер загружает видео в компьютер, подписывает и уже собирается выложить на YouTube, когда в комнату заглядывает Клинт. — Ужин готов, — говорит он и оглядывается с непроницаемым выражением на лице. Что в комнате царит хаос, Питер знает. Камера разбита и валяется частями на полу, зажигалка Ванды раздавлена, его брови опалены, лак для волос, который они использовали, чтобы сымитировать огнемёт, пахнет лавандой, но аромат затмевает запах горелых волос. — Что здесь произошло? — спрашивает Клинт на удивление спокойным голосом. Ванда и Питер, стоя перед кроватью, не могут двинуться. Питер, якобы проверяя температуру, рукой старается прикрыть обожжённые брови. Ванда откладывает в сторону бутылку с алоэ вера и пытается улыбнуться, улыбка её больше похожа на оскал. Клинт с каждой секундой нервничает всё больше. — Мы снимаем фильм, — отвечает Питер. — Мы тут кое-что поджигаем, — одновременно с ним говорит Ванда. Клинт скрещивает руки на груди. — Как взрослый, я должен прочитать вам лекцию об опасности поджогов. Как любитель огня, я аплодирую вам. Что вы там, ребята, прикуривали? — Я бы предпочёл не говорить. Выражение лица Клинта серьёзное, и Питеру неспокойно. Такой Клинт редкость. Он достаточно наслушался психотерапевтических звонков ЭмДжей, чтобы знать, что осторожный Клинт бесконечно опаснее неосторожного. — Это и есть твой наркопритон? — спрашивает Клинт. — Я не скажу Мэй. Даже Тони не скажу, если не хочешь. Можешь доверять мне. Питер кидает взгляд на Ванду. Хотя выражение её лица мягкое, он видит в нём настороженность. Питер знает, что она и Клинт близки. Питер, может, и не знает всех деталей, однако он думает, что несколько лет назад между ними двумя что-то произошло. Что-то, по его мнению, связанное с её братом. Как-то раз Ванда ошиблась и назвала Питера «Пьетро», один единственный раз, и хотя они никогда не говорили об этом, у них есть негласное соглашение, что это больше никогда не повторится. Никогда. — Ты меня пугаешь. Я ведь шутил, говоря о наркотиках, ты же их не принимаешь? — Мы плавим скитлз, чтобы сделать печенье, — говорит Питер. — Хотите одно? Он наклоняется и поднимает из-под кровати с тарелки из разделанных сладостей печенье. Скитлз всегда был его любимой сладостью — он клал их во всё, от яичницы до блинов, — но, признаться честно, печенья из них у них вышли такие себе. Огнемёт и лак для волос придали им вкус обугленного, пахнущего лавандой печенья из чьих-то кошмаров. Тем не менее Питер съел три штуки. Ладно, четыре. — Это… не то, что я ожидал, — признаётся Клинт. Когда Питер протягивает ему тарелку с печеньем и тот берёт одно, то смотрит он на него как на убийцу его семьи. — А почему они коричневые? — Как сказал бы Пол Голливуд, их передержали на огне, — говорит Ванда. — Кроме того, по цветам мы их начали разделять только в середине первой партии, — вторит ей Питер. — Мы думали, они выйдут радужного цвета, но, как видите, не вышли. — Это было очень обидно, — соглашается Ванда. — Вы… Вы… испортили конфеты. Питер переминается с ноги на ногу. — Это был своего рода научный эксперимент, — говорит он. — Долго рассказывать. — Ты не мог просто курить травку, как нормальный подросток? — спрашивает Клинт. — Это так необычно. — Эй, моя жизнь — это не только скитлз и обугленные радуги, — говорит Питер. — Я легко взвожусь. Я сократил свой слоган «принимать наркотики — это не круто» до «наркотики — это круто». Я бунтарь. — И чего ты надеялся этим добиться? Клинт с озадаченным выражением на лице нюхает печенье. Питер вырывает его у него из рук и откусывает. Сладкий, но горелый ароматизатор, однако печенье есть печенье. Клинт, наблюдающий, как он жуёт, выглядит несколько впечатлённым. — Это была идея ЭмДжей, — вставляет Ванда. Клинт пожимает плечами и засовывает руки в карманы. — Вот как. Кто я такой, чтобы сомневаться в вечной мудрости ЭмДжей? — Почему если это идея ЭмДжей, то она заведомо крутая? — спрашивает Питер. Не будь он влюблён в ЭмДжей, всё равно бы нашёл подобные действия двойным стандартом. Питер никак не может понять, что же связывает таких людей, как Клинт и ЭмДжей. ЭмДжей рассказывала ему, как поймала Клинта на взломе вентиляции и как он потом её «нанял» его личным психотерапевтом. Питер не понимает. Он не хочет понимать. — Ты только что вручил мне печенье из расплавленного скиталза, пахнущее жжёными духами, — медленно произносит Клинт. — И ты осуждаешь меня. — Вообще-то лаком для волос. — О. Ещё лучше. — Он прав, — бормочет Ванда. — Спасибо, — говорит Клинт со сквозящей в поразительном количестве гордостью в голосе. — Как я уже сказал перед тем, как мы начали наши дебаты, ужин готов. Питер, что у тебя с бровями? — Это дань моде, — Питер потирает ногой заднюю часть своей голени. Купится ли Клинт на его слова или нет, он не знает, но попробовать стоит. — ЭмДжей говорит, что сейчас подобное носят все подростки. — В таком случае, фантастика, — отвечает Клинт, проницательно кивая. — Я спрошу её, стоит ли мне соответствовать.***
Сразу после ухода Клинта Питер и Ванда открывают её ноутбук. Хотя видео готово к загрузке, Питер колеблется. Идти против Мэй и Тони кажется неправильным, но что ещё он должен делать? Сидеть здесь и позволить Джею Джону Джеймсону разорвать Человека-паука на части? Видео плохо обработано, но ЭмДжей права. Оно даёт Питеру возможность контролировать то, что о нём говорят. Впервые с тех пор, как он услышал выстрелы посреди урока химии, он чувствует себя хозяином своей жизни. — Мы можем этого не делать, — говорит Ванда. — Я знаю, — отвечает ей Питер и нажимает «загрузить».***
Ужин проходит в соответствии с ожиданиями Питера. Если говорить об умении держать себя в руках, Питер сказал бы, что при обычных обстоятельствах прекрасно справляется. Ему как-то дали прозвище: «невозмутимый Паук», по крайней мере, какое-то в этом роде. Конечно, бывали моменты, когда держать в руках себя он уже не мог, но кто, как не он, целый год хранил в секрете от Мэй личность Человека-паука. Насколько трудно будет скрыть тот факт, что он нарушил одно из правил Нат? — Не то чтобы она супершпион, — говорит Питер. — Расслабься, — бормочет Ванда, когда они идут по коридору в столовую, и, обнимая его за плечи, ерошит ему волосы. — Я расслаблен. — Ты дрожишь. Тебе нужно успокоиться. Возможно, нам следует заняться йогой. Питер не успевает ни слова ответить, как она распахивает дверь и втягивает его в столовую — длинную комнату с ковровым покрытием и массивным деревянным столом. В этой комнате проводились конференции Мстителей, обсуждались соглашения, нарушающие права человека, в этой комнате готовил Вижн и — если верить слухам — буйствовал Халк, когда Клинт «случайно» накачал доктора Бэннера фенциклидином. Стол покрыт дымящимися блюдами. Тони сидит у края, рядом с его кожаными ботинками стоит бутылка вина, которую пару секунд спустя сбивает проходящая мимо Пеппер. Клинт сидит слева от Тони, слева от Клинта — Стив. Когда он и Ванда входят, тот чуть улыбается ему. Сам Питер не может оторвать взгляда от Нат. Она сидит напротив Мэй, полирует скатертью пистолет и, когда Ванда толкает его на стул, садясь рядом, смотрит, словно изучает, на Питера. Питер машет Нат рукой и тянется к миске с булочками. — Выглядит потрясающе, мистер Роджерс. Вы превзошли самого себя… — У тебя брови опалены, — говорит Нат. — Я горячий? — отвечает Питер, шевеля ими. — Нет. Просто опалены. Она не принуждает его ответить, хотя и не спрашивает его. А раз так — Питер не видит необходимости отвечать, он чувствует на себе чужие взгляды. Питер откусывает булочку. — Это новейшая тенденция, — говорит Клинт Нат. — Сейчас все подростки так ходят. Думаешь, мне подойдёт? — Питер, что случилось? — спрашивает Мэй. Голос у неё ровный, однако взгляд её проницательный. Питер, чувствуя себя ребёнком, скрещивает руки на груди и смотрит в свою тарелку. — Ты думал, это будет круто, — шепчет Ванда. — Я думал, это будет круто. — И я помогла ему, — поддерживает она — он никогда ещё не был ей так благодарен. — Мы использовали лак для волос и зажигалку. Нам было весело, и никто не пострадал. Разве он не хорош собой? — Хорошо, я расширяю «список запретов Питера», — Тони постукивает пальцами по столу. — Никакого интернета — по крайней мере, его ты соблюдаешь, — никаких зажигалок, лака для волос и поджогов тела. Можно было бы подумать, что по крайней мере один из данных пунктов само собой разумеющийся. — А что насчёт гигантского печенья? — говорит Клинт с набитым пастой ртом. — Его ему можно делать? — Эй, есть одна мысль, — Тони игнорирует Клинта. — Может, вместо того, чтобы выжигать брови, ты мог бы воспользоваться тётиным пинцетом? Знаешь, тем, что ты использовал, когда вытаскивал пулю из живота? — Извините? — Мэй медленно опускает вилку. — Он использовал что для чего? Не больше секунды Тони смотрит на неё, а потом поворачивается к Стиву. — Они восхитительны, — говорит он весело, столь преувеличенно, что Стива, кажется, пробирает волнение. — Откуда у тебя такие слоеные булочки? — Не смей менять тему, — хмурится Мэй. — Сбавь обороты, я не виноват. Ты думаешь, я сказал: «Эй, парень, знаешь, что ты должен сделать? Вытащи пулю пинцетом, а потом зашей рану зубной нитью-»… — Не говорите ей про зубную нить, — шепчет Питер, однако поздно. Мэй хмурится ещё сильнее. — Хотя бы раз я хотел бы спокойно и без происшествий поесть, — говорит Роуди. — Когда никто не кричит и у всех есть свои брови. — Было бы неплохо, — соглашается Питер, кивая. — Не сочувствуй мне. Я был там из-за недоразумения с пинцетом. Это на твоей совести, Паркер. Питер тыкает вилкой в макароны. — Прекратите, — Тони достаточно громок, чтобы отвлечь Питера от Роуди. — Все заткнитесь. Он поднимает руку, как если бы одною своею физической силой мог остановить шквал ярости Мэй. И хотя взгляд Мэй полон негодования, она молчит. Тони, щурясь, словно ему трудно видеть, хмуро смотрит на свой телефон. — Всё в порядке? — спрашивает Пеппер. — Не знаю, — отвечает ей Тони. — Звонят мои адвокаты. Питер чувствует, как учащается пульс. Чтобы ему не задавали вопросов, он судорожно принимается за макароны. Рядом с ним застывает, красная, Ванда. Сколько всего, чтобы быть ему опорой. — Я должен ответить. — Этот разговор ещё не закончен, — несмотря на её слова, гнев Мэй перерастает в беспокойство. Какое-то мгновение они смотрят друг на друга, а потом Тони выскакивает из комнаты, прижимая телефон к уху. — Лучше бы это было действительно важно, — слышит Питер его слова, прежде чем дверь за ним захлопнется. Пару минут. Питер едва успевает унять бурлящие, подобно приливным волнам, чувства сожаления и нервозности. Когда Тони возвращается, то, как он — до жути — спокоен, пробирает Питера до костей. Он одаривает Питера холодной, мрачной улыбкой и возвращается на своё место. За столом воцаряется тишина, и все один за другим поворачиваются к Тони. Молчит Тони, молчат и все. Тишина нарастает, пульсирует, как ещё не взорвавшаяся бомба. Когда Питер выдыхает, звук этот подобен выстрелу. — Не сердитесь, — говорит он. Тони поднимает брови. — Похоже, что я сержусь? — У тебя такой же безумный взгляд, как у того перса из «Как я встретил вашу маму», — услужливо подсказывает Ванда, и Тони хмурится. — Что случилось? — спрашивает Нат. Она кидает взгляд на Питера — он улыбается ей, вероятно, немного безумно, — её глаза не холодные, но и не тёплые, выражение её лица настороженное. Охраняемое. Сердце Питера сжимается. Прости, Нат. — Мы с Вандой сняли видео, — раз уж всё вскрылось, Питер решает столкнуться с неизбежным лицом к лицу. — И выложили его на YouTube. На мгновение воцаряется тишина. — Что за видео? — что удивительно, но, учитывая все обстоятельства, Стив не кажется взволнованным, наоборот. Питер не сводит глаз со стола, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. — Давайте посмотрим, — голос же Тони столь звонок, что стекло разлетелось бы вдребезги, — прямо сейчас. Пятница, не могла бы ты включить — о, как же оно называлось — Человек-паук — это угроза (Источник: Я Человек-паук). Клинт прикрывает смех кашлем. Нат поднимает брови — это её единственная реакция. Мэй подносит руки ко рту, удивлённая и одновременно встревоженная. Стив и Роуди переглядываются, но молчат. Пеппер берёт Тони за руку. Видео начинает с каминной полки. Камера приближается к Питеру. Он сидит, скрестив ноги, на кровати Ванды — одна из её подушек лежит у него на коленях, — и улыбается в камеру, о’кей, может, действительно выглядя несколько маниакально. Не его вина, уверяет себя Питер. Плохой ракурс, да что уж, последние несколько часов он провёл за просмотром худших сайтов, какие только мог предложить Интернет. «Привет, — говорит Питер-с-видео. — Я собирался снять видео, где спокойно защищал бы свою честь или, может, просто говорил бы, какой «Я напуганный подросток». Вы все знаете, что я Человек-паук. Вы все знаете, что Джей Джона Джеймсон — лжец. Вы все знаете, что я трачу больше времени на то, чтобы стаскивать кошек с деревьев, а не бить детей. Мне не нужно во всё это вдаваться.» Улыбка Питера-с-видео становится уже. Сейчас, сидя в общей зале, Питер понимает, что ему бы следовало успокоиться. Такая улыбка ему не идёт. «Итак, сегодня мы будем печь печенье, чтобы я мог заесть свои чувства.» — О, Пит, — бормочет Мэй. Питер, пытаясь установить с ней зрительный контакт, смотрит, не сводя глаз, в её сторону, однако взгляд её всецело устремлён на экран. «Сначала соберём ингредиенты. Вам понадобятся скитлз, зажигалка и катализатор, чтобы пламя горело так же сильно, как ваша ярость. Флэш, если ты смотришь это, то знай: ты абсолютный придурок. Я победил тебя в декатлоне, и это заставляет меня гордиться собой куда больше, чем всё то, что я сделал в качестве Человека-паука.» — Я рада, что ты решил не идти по пути «напуганного подростка», — бормочет Нат, Питеру кажется, что он видит в её глазах искру. «Затем положите скитлз на негорючую поверхность. Как можете видеть, сегодня я использую покрывало Ванды. Я знаю, о чём вы думаете… О, Питер! Всё легко воспламеняется, если очень постараться! Вы совершенно правы, посмотрите хотя бы на мою жизнь. Сейчас самое время публично извиниться перед Лиз. Для тех из вас, кто не знает произошедшей истории, я отвёз её на бал выпускников, бросил на танцах и добился ареста её отца за измену. И всё это в одну ночь. Пусть это будет предупреждением всем тем, кто пишет фанфики о том, что встречается со мной. Лиз, мне очень жаль. Ты, наверное, моё самое большое сожаление. В извинениях не было необходимости.» — Хочешь верь, хочешь нет, но у меня бывали свидания и похуже, — говорит Клинт, глядя на видео прищуренным взором. — Я встречался с девушкой, застрелившей нашего официанта из спрятанного пистолета. Кровь на моём фондю. Я всё ещё не могу есть сыр. — Это было не свидание, — отвечает Нат. — Мы работали под прикрытием, и этот «официант» пытался взорвать Будапешт. — Это не оправдание для уничтожения превосходного фондю. — Вы можете помолчать? — спрашивает Тони резким, как нож, голосом. Нат и Клинт замолкают. Питер-с-видео берёт банку с лаком для волос, дважды встряхивает её и льёт тот через пламя. Следует — правда, небольшой — огненный шар. Когда он рассеивается, одеяло — и брови Питера — тлеет. Питер прищуривается и медленно подносит зажигалку поближе к скитлзу. «Обратите внимание, как быстро тает скитлз, — говорит он. — Кстати, хорошая метафора того, как моя жизнь развалилась после того, как моя тайная личность стала известна СМИ. Всем тем, кто были к этому причастны: «Вы, ребята, худшие».» На экране, когда камера приближает лицо Питера-с-видео, он выглядит то ли устрашающе, то ли комично. Его лицо искажено злобой, брови опалены и во взгляде есть что-то расчётливое. Но улыбка его искренняя. Кто бы сказал — он выглядит почти милым. «Кто заслуживает сидеть в тюрьме? Шестнадцатилетний мальчишка, у которого лучшие в мире рецепты, или взрослый мужчина, распространяющий вредоносную, опасную ложь для кликбейта? Скажите. Это война, Джеймсон. Наслаждайся моим печеньем.» Видео гаснет, и экран становится чёрным.***
rileykeysmash: У пацана странная энергия. Мне нравится. downwiththegovernment: замечу, он так и не опроверг слухи о пытках fevorlove: @downwiththegovernment: он только что испёк печенье с помощью скиталза и самодельного огнемёта. Небось единственные люди, которых он пытает, должны есть его выпечку avengethefallen: Плюсую, я не уверен, напуган ли или впечатлён. Он поджёг одеяло Алой Ведьмы и свои брови. Джеймсон хочет, чтобы мы поверили, что этот парень — зло, но, думаю, он по меньшей мере хаотично хороший imcaughtinthemiddle: Этот ребёнок — нечто другое