Мой художник...

      Через несколько минут я в полной мере ощутил свой возраст и своё положение, чувствуя, как затекли у меня ноги, и, осознав себя так и валяющимся на Шерлоке, я заелозил и тихо откатился в сторону. Мой случайный любовник блаженно лежал на спине, перепачканный следами нашей близости, и задумчиво пялился в потолок, покусывая губы. Я практически наступил себе на горло, чтобы не полезть к нему, как наивная дурочка, с обнимашками и нежностями, и посмел только подползти к нему поближе и уткнуться носом ему в костлявое плечо. Комната совсем погрязла в сумерках, нагоняя то ли интимность, то ли тоску, но через пять минут Шерлок пошевелился и резко вскочил на постели. Он выглядел так, как будто только что понял причину сотворения мира.       — Нам надо срочно принять душ, Джон, — заторопился художник, легко спрыгивая с кровати и хватая меня за ногу. — Давай, вылезай, сделаем это вместе. Горячей воды, наверное, осталось совсем мало, и я не хочу залезать под холодный душ. Скорее, Джон, поторопись.       — Куда мы так спешим? — непонимающе усмехнулся я, подчиняясь и слезая на пол.       — Быстрее, Джон, чего ты там возишься?       Я встал на уставшие ноги, раскорячиваясь, как старая кляча, посмел лишь потереть ладонями затёкшие мышцы, делая вид, что у меня ничего не болит, и мы почти бегом побежали в ванную, как будто от этого зависела наша жизнь. С каждым шагом мне становилось всё хуже, то сводило ногу судорогой, то зудела натруженная задница, от пота защипали все царапинки на бёдрах, но я не кряхтел, и слава богу. Эта грациозная лань по имени дурной художник резво скакал впереди меня, сверкая ягодицами, и мы голые промчались через большую комнату, мимо слегка ошарашенной пожилой леди, вытирающей пыль с какого-то черепа, который я не заметил в прошлый раз. Я даже не успел испытать стыд, как мы очутились в ванной комнате и вместе залезли в душевую.       Шерлок начал мыться первым, толкая меня локтями и хмурясь от моей медлительности, и кое-как мы смогли ополоснуться и смыть следы нашего бурного секса. Он вылез первым, заворачиваясь в большое полотенце, и когда я, дрожащий, оказался на резиновом коврике, то смог найти лишь маленькие тряпочки неизвестного предназначения. Может, ими пользовался Шерлок, когда рисовал, а может подтирали задницы или мыли унитаз, но я не рискнул их брать и посушил себя феном, заодно и согревшись. Моя одежда по-прежнему валялась кучей в углу, и я натянул трусы, джинсы и футболку, и только после этого посмел появиться перед старушкой.       Милой леди там не оказалось, что заставило меня облегчённо выдохнуть, и я увидел Шерлока, копающегося в своём творческом гнезде. Он сидел спиной ко мне, что-то старательно выводя на листе карандашом, и я понял, куда он так спешил. Мне стало как-то обидно и горько, от того, что меня поимели и выбросили в мусор, как использованный презерватив, но я явно его больше не интересовал, и он полностью погрузился в свои дурацкие картины.       При всей своей наивности и неопытности, даже я понимал, что так не обходятся со случайными любовниками. Всё-таки с ними разговаривают, предлагают остаться на ночь или валить к чёрту, возможно, наливают им чаю или вина, но не просто же отворачиваются, как от пустого места, как будто это не он двадцать минут назад стонал моё имя и дрожал от оргазма в моих руках. Что за идиот? Как ребёнок, честное слово.       Я ещё потоптался на месте, так и не решив, чем себя занять, когда вспомнил, что у меня нет денег на такси, а общественный транспорт уже не ходит, и, скорее всего, если я заночую здесь, то это никого не смутит. Но это не точно. Я переборол себя и смело подошёл к Шерлоку, присаживаясь на корточки и обнимая его со спины, надеясь получить приглашение переночевать с ним.       — Чем ты занят? — просто спросил я, укладываясь подбородком ему на плечо. — У тебя какой-то срочный заказ? Что была за спешка?       — Ой, это ты, — вздрогнул Шерлок, бросая на меня отстранённый взгляд. — Нет, у меня редко бывают заказы, но я спешил не потерять некий образ.       — Что за образ?       — Я увидел его у тебя на лице, и понял, что это именно то, что я искал.       Я заинтересованно сел прямо на пол и вопросительно на него посмотрел. Он доверчиво таращился на меня в ответ, как-то хитро и мило улыбаясь.       — Увидел у меня на лице? — игриво спросил я, продолжая бороться за ночёвку. — Что это, наслаждение? Сладкая истома? Счастье?       — Совсем нет, — тепло рассмеялся Шерлок, начиная рыться в каких-то набросках. — Я задумал нарисовать картину, где мать смотрит, как убивают её новорождённого ребёнка, который родился со страшными увечьями и мучился от боли.       Я поражённо моргнул, ничего не понимая, но Шерлок снова повернулся ко мне и доверчиво наклонился.       — Знаешь, недавно я дорого продал похожую работу, я хорошо вижу эмоции и боль, и последний успех подтолкнул меня к написанию новой картины. Я пока только делаю наброски, ищу образы и выражения лиц, но мне показалось, что я что-то увидел в тебе сегодня, и я хочу побыстрее занести это на бумагу.       Несмотря на кучу вопросов — при чём тут я, и как моя моська во время оргазма вдохновила его рисовать женщину, которая только что родила уродца — я тут же попытался подняться на ноги, чтобы ему не мешать, но он удержал меня на месте, положив свою милую ладошку мне на коленку.       — Это очень странное сочетание страдания и облегчения одновременно, вот что я давно искал. Я хочу занести себя в историю, хочу стать частью настоящего искусства и рисую дурацкие портреты лишь для поиска новых лиц. Это женщина — она родила долгожданное дитя, но оно мучилось и страдало от боли, и его смерть — она принесёт облегчение, несмотря на то, что горя даст ещё больше. Она смотрит на ребёнка, готовая отдать свою жизнь за его, но он так мучается, что она позволяет его убить, лишь бы он не страдал.       Я сидел, ошарашенно смотря на Шерлока, который унёсся куда-то в чертоги своего разума, и с трудом понимал, что он хочет мне сказать. Он убрал руку от моего колена и задумчиво смотрел на почти чистый лист бумаги, нанося какие-то тонкие линии и понятные лишь одному ему образы.       — Странно, что я увидел это на твоём лице, когда ты был почти в экстазе, но мне показалось, что тебе больно от того, что это вот-вот закончится, — продолжал бормотать Шерлок, совсем забыв о моём присутствии, хотя и обращался ко мне. — А что чувствует ребёнок? Он только появился на свет, впервые открыл глаза, у него ещё очень сильная связь с матерью, но она дала согласие на его убийство. Он ещё не понимает своего уродства, он не знает, за что его убьют, он просто плачет и хочет жить, как и все окружающие нас твари. Я долго думал над этой картиной, Джон, и…       Шерлок продолжал что-то говорить, разговаривая со мной и не со мной одновременно, и я тихо встал и прошёл на кухню, которая тоже сразила меня своим беспорядком.       То, что в этом доме живёт пробитый на всю голову художник, так очевидно бросалось в глаза, что, чтобы это понять, не надо было быть детективом или суперинтеллектуалом. Творческий бардак, который в народе зовётся просто «срач эпохального размера», был везде, начиная от прихожей и заканчивая замызганной кухней. Засохшая еда в тарелках, покрытые чёрным налётом от чая чашки, залитая чем-то плита и забытая в углу коробка с молоком, которая уже вздулась и готовилась к оглушительному взрыву. Хлеб с элитной плесенью, коробки из-под пицц, треснутое сырое яйцо, которое лежало прямо на столешнице и вытекло в красивую лужу, обёртки от шоколадок, разбросанные просто везде, заляпанные кисти, пролитые краски, и, как вишенка на торте, чашка с чаем на столе и плавающий в ней стеклянный глаз.       Немножко посомневавшись, я всё-таки открыл холодильник и нашёл в нём сосиску, давно умершую в муках, кусок заиндевевшего сыра, большую банку фасоли времён первой мировой, и, о чудо, копчёную ветчину в вакуумной упаковке и бутылку свежего молока. Я как смог почистил чайник, налил в него воды и поставил на газ, начиная истерично рыться в ящиках в поисках чая и сахара. Откуда-то шёл лёгкий амбре тухлятины, — как я догадался, из микроволновки — но я не стал рисковать жизнью и заглядывать ещё и туда, делая вид, что там ничего не забыли пару недель назад. Я отчистил и пару чашек, чтобы можно было из них пить, и, обернувшись к столу, я снова увидел милую леди, мимо которой я недавно пронёсся, размахивая членом.       Несколько секунд мы рассматривали друг друга под монотонное бормотание Шерлока, всё ещё что-то мне рассказывающего, и, внезапно, она улыбнулась и тихонько подошла к дверям кухни, выглядывая в гостиную. Я подошёл к ней и тоже высунулся туда носом, пытаясь понять, что её так заинтересовало.       — Так что, Джон, это очень скользкая тема, и хорошо, что ты мне помог, — донеслось до нас из комнаты, где мой милый художник что-то торопливо рисовал. — Увечья, болезни и смерть — это тот момент, когда договариваться просто не с кем, молитвы тоже пустой звук, и какой от них прок, если человек уже умер. Он что, реально может ожить? Я не знаю, Джон, веришь ли ты в эту ерунду, но у меня своё мнение…       Мы одновременно вернулись обратно на кухню. и она с интересом посмотрела мне в глаза.       — Вас зовут Джон?       — Да, Джон Ватсон, извините, что наше знакомство началось так нелепо, я не ожидал вас там увидеть.       — Голым мужиком меня не напугать, — тихо рассмеялась женщина, всё ещё не отрывая от меня глаз. — Странно, что он там разговаривает с вами. Он что, запомнил ваше имя?       Я удивлённо приподнял брови и открыто усмехнулся.       — А что, у него какие-то проблемы с памятью? Почему вас удивляет то, что он запомнил моё имя? Я понял, что он очень рассеянный, как и все творческие личности, но он не похож на беспамятного дурачка. Хм, простите, миссис?..       — Миссис Хадсон, — скромно представилась леди, и мы обменялись лёгким рукопожатием. — Нет, у него нет проблем с памятью, но вот на имена у него своеобразная болезнь. Обычно он сразу забывает тех, кого приводит сюда, и я впервые вижу, чтобы он так воодушевлённо разговаривал с кем-то, кроме своего черепа.       — Я ему череп заменяю, что ли? — как-то обиженно вздрогнул я.       Сзади остервенело засвистел чайник, и я бросился его снимать, пока он не отвлёк Шерлока от его умных речей. Поймав мой отчаянный взгляд, миссис Хадсон уверенно залезла рукой в какой-то ящик, откуда достала листовой чай и пачку рафинированного сахара. Забыв о ней, я начал возиться с чаем, заваривая его в большом фарфоровом чайнике и нашёл красивый поднос, который тоже пришлось помыть. Старушка исчезла, но когда я налил чай с молоком, появилась снова и протянула мне тарелку с печеньем.       — Угощайтесь, Джон, — заботливо сказала миссис Хадсон, смотря на меня со странной нежностью. — Знаете, у Шерлока взаимная любовь с миром. Он забывает тех, кого привёл, они не выносят его странностей и сбегают сразу, как только закончат, и вы первый, кто решил сделать ему чай. Идите скорее, пока он и вас не забыл, и покормите его печеньем.       Получив это странное благословение, я подхватил поднос, тихонько подошёл к Шерлоку и присел рядом с ним, держа наш ужин в руках. Он уже рассуждал о влиянии времени на личность человека, и я не знал, как вклиниться в этот словесный поток.       — Шерлок, — ласково позвал я его, уличив минутку тишины, — смотри, я чай нам сделал. Давай поужинаем.       — О, чай, отлично, как ты догадался? — счастливо улыбнулся мне этот проказник, и от его улыбки я чуть не треснул пополам. — С печеньем? Молодец, что нашёл печенье, я всё забывал, куда я его положил.       — Забывал, куда положил? — весело рассмеялся я, уже начиная понимать, что тут происходит. — Когда положил, Шерлок? В прошлом году? Это милая миссис Хадсон пожалела нас и принесла его нам. У тебя совсем нечего есть, и легче сжечь всю кухню, чем привести её в порядок.       Довольный художник радостно улыбнулся, как будто получил комплимент, и, взяв в одну руку чашку, а в другую печенье, накинулся на угощение. Он так и сидел в одном полотенце, из-под которого торчали худые ноги с острыми коленками, и выглядел совсем озорным мальчишкой, который наворовал в чужом саду яблок и смог убежать, не получив разряд соли в задницу. Я смотрел, смотрел, смотрел на него, задыхаясь от желания повалить его на пол и затискать до полусмерти, и почти силой заставлял себя пить чай, совсем не понимая его вкус.       Он замер на месте, поймав мой отчаянный взгляд, и слегка наклонился ко мне, вытягивая вперёд губы, засыпанные крошками от печенья.       — Поцелуй меня, — потребовал он, прожигая моё сердце синевой своих глаз и разводя занятые руки в разные стороны, — поцелуй, скорее.       Я быстро убрал свою чашку, обхватил его лицо руками, и, наконец-то, попробовал вкус его настоящего поцелуя. Я слизал крошки с его губ, пробрался языком ему в рот, ощущая вкус молока и чая, и несколько минут мы сладко целовались, бережно и нежно, как будто были на первом свидании. Я хотел навалиться на него и продолжить, но он сам отстранился от меня и вернулся к своему чаю.       — Спасибо за ужин, — царственно кивнул мне мой сердцеед, бросая чашку на поднос и хватая свои карандаши. — Знаешь, мне понравился наш вечер. Я продолжу, а ты не отвлекай меня, пожалуйста, и, когда будешь уходить, просто захлопни дверь.       Он отвернулся от меня, возвращаясь к своим каракулям, а я ещё тупо посидел рядом с ним, с тоской любуясь его смешным профилем. Через десять минут я понял, что аудиенция окончена, молча поднялся на ноги и пошёл за своими вещами в ванную.       Я полностью оделся, потоптался ещё немного у дверей, надеясь, что он меня окликнет, но, так ничего и не дождавшись, вышел из квартиры, аккуратно захлопнув за собой дверь.       Я не встретил миссис Хадсон, чтобы сказать ей до свидания, и просто вышел на улицу, зябко кутаясь в куртку. Погрустив у дверей, я взял себя в руки и уныло побрёл домой, куда добрался только через три часа, захлёбываясь от удушающей тоски. Случайный секс — советую крепко задуматься, решаясь на него, особенно, если это парень, который одним взмахом ресниц украл ваш покой.       Вот так я встретил моего художника, который разбил мой мир на части одним своим взглядом и перевернул его с ног на голову.