Мой художник...

      Жизнь — беспроигрышная лотерея, где чтобы что-то попытаться получить, ты всё равно должен сначала заплатить. Даже если тебе кажется, что ты потерял всё, что-то ты обязательно приобретаешь, например, горький опыт, или полностью разбитое сердце. Умерев в Лондонской подворотне, я освободился от обещаний, данных Шерлоку, и неожиданно ощутил себя песочной пустыней, которую ничего не волнует и ничего не беспокоит.       Я вернулся в этот грешный мир, пролежав в отключке двое суток, в полном недоумении и в обиде на судьбу. Мне казалось, что смерть — это было самым логичным завершением того, что я пережил, и осмотрев белоснежные стены больничной палаты, я обречённо закрыл глаза. Вся моя жизнь сплошное недоразумение. Бегство из дома, ненависть родных, неудачные романы, военная служба и патологическая любовь к Шерлоку, — что ещё может со мной случиться? Идеальным вариантом было подохнуть в драке с грабителями, а не вот это всё, что снова навалится на меня, как только я покину больницу. Опять искать жилище, возможно работу, скучные вечера и бессмысленное проживание однообразных дней. Разве я смогу найти себе кого-то, кто внесёт в мою жизнь больше адреналина чем ебанутый художник? Я знал заранее, что кто бы не оказался со мной рядом, он всё равно будет скучнее Шерлока, и всё это будет пресным и вялым. Кто ещё доведёт меня до тряски одним взмахом ресниц, надутыми губками или очередным тупым поступком? Кто ещё наедет на меня за то, что он что-то придумал, а я этого не сделал? Кто ещё будет вилять своей девственной попкой передо мной, и мурлыкать, позволяя мне вылизывать его с головы до пят?       Все эти воспоминая прожигали меня насквозь, и почувствовав, как по щекам потекли слёзы бессилия, я сжал кулаки до кровавых отметин на ладонях. Ну почему я не умер? Как мне жить без всего этого дальше? Не только как, но и зачем? Я знал, что вряд ли решусь на самоубийство, но есть ли вероятность, что меня попытаются убить вновь? С военной службы меня выперли, и может стоит поискать работу где я смогу погибнуть?       В интенсивной терапии меня продержали сутки, после чего перевели в двухместную палату, где я оказался с молодым парнем, постоянно лежащим в наушниках. За две недели, что я там пролежал мы не познакомились и ни разу не поговорили, что было мне даже на руку. Я много думал, пялился в потолок, размышлял о вечности и нашёл себе друга, который стал тем, кто вытащил меня из депрессии и протянул руку помощи.       Он пришёл ко мне на второй день пока я спал, и сидел рядом до моего пробуждения. Когда я вырвался из очередного сна без сновидений, то увидел парня, сидящего около моей кровати и увлечённо читающего газету. Это был реально здоровый мужик, одетый в больничную рабочую одежду, с длинными тёмными волосами, торчащими в разные стороны из-под шапочки, серо-зелёными глазами и прямым греческим носом. Увидев, что я проснулся, он отбросил газету прямо на пол и радостно мне улыбнулся.       — Привет, Джон Ватсон, — поздоровался парень, рассматривая меня, как сувенир. — Я Кристофер Смит, но можно просто Крис.       — Привет. Рад знакомству. Вы мой врач?       — Нет, — довольно рассмеялся Крис, придвигаясь ещё ближе. — Я кардиолог.       — Да? — нахмурился я, немного подтягиваясь и пытаясь сесть. — У меня проблемы с сердцем?       — И снова нет. Я тот, кто приехал первый на вызов и вытащил вас с того света, — смущённо ответил кардиолог. — Просто мы были прямо в соседнем доме, когда поступил звонок, и решили с фельдшером ехать к вам. Я не реаниматолог, но наша машина полностью оборудована под это, и мы успели поставить вам капельницу и остановить сильную потерю крови до приезда других врачей. Хорошо, что у вас на груди наколота группа крови, это ускорило оказание помощи. Вы военный?       — Ага, — уныло ответил я, стараясь не смотреть с ненавистью на того, кто зачем-то меня спас. — Если быть точнее, то не только военный, но и ваш коллега.       — Здорово, — ещё шире улыбнулся Крис, продолжая любоваться моей грустью. — Это просто замечательно, что мы были совсем рядом, и я успел вас спасти. Мы с Дени, моим фельдшером, прям чётко сработали, а наш водитель помог дотащить вас до скорой и собрал ваши вещи. Я сделал укол в живот…       Тут у него брякнул специальный пейджер, висящий на запястье, и прервавшись на полуслове, Крис быстро вскочил на ноги и не прощаясь выбежал на дверь. Я немного подивился его искренней радости от того, что он спас чью-то жизнь, и лишь позже, узнав его лучше и поговорив со своим врачом, я смог это понять. Кристофер Смит, считался доктором, мягко говоря, пробитым и бездарным. Уже много лет он пытался перевестись на постоянную должность в больнице, но его туда упорно не пускали, опасаясь за жизнь ни в чём не повинных пациентов. Он работал на скорой и его отправляли к бабушкам с трепыханием в сердце, или покалыванием в области груди, и никогда не подпускали к тяжелобольным. Нет, он не был дураком. Крис закончил медицинский колледж, прошёл интернатуру, шесть лет прожил в Африке, бесплатно работая с детьми, обладал потрясающей отзывчивостью, но всё равно считался пустозвоном и плохим врачом. Моё героическое спасение произвело фурор на всю больницу, а сам мистер Божественное Вмешательство, гордо плавал по коридорам, принимая поздравления от персонала, а я мгновенно стал центром его внимания и тем, о ком он решил заботиться.       Крис приходил ко мне в любое время дня и ночи. Проснувшись утром, я находил яблоки и соки, стоящие на тумбочке, мог обнаружить под подушкой книгу, он перестирал и принёс мне мои вещи, и переодевшись в халат, я гулял с ним по вечерам по больнице, беседуя обо всем подряд. Ну как, беседуя. Он трещал без остановки, рассказывая мне о себе и своих пациентах, а я угукал и кивал головой, боясь его перебить. Он ни о чём меня не спрашивал, но я думаю, и так было понятно, что в моей жизни не всё хорошо. Меня нашли истекающим кровью на собственных чемоданах, и за две недели, что я там пролежал, ко мне ни разу никто не пришёл. Разбитый телефон мне не вернули, как и сим-карту, и если первые дни меня ломало от этого, то чуть позже я был рад этому. Если бы у меня был телефон, я сидел бы с ним в руках и ждал звонка от Шерлока. Ждал, ждал, и ждал, сжимая его в потных ладошках и рыдая от того, что он мне не звонит. Он стал бы тем, что связывало меня с моим котёнком, и я бы не смог разорвать эту прочную нить, вися на ней, как пойманная жертва, и ожидая от него весточки. Я не мог дойти до салона, чтобы восстановить номер, не мог позвонить Шерлоку, так как не помнил его номер, и Крис, со своей заботой и позитивом, помог мне пережить первую ломку по любимому.       — Ты можешь поверить, что у сельской бабули оказались зеркальные органы, — смеялся мой новый друг, угощая меня мороженым. — Оказывается, она ни разу не обращалась к врачам, и даже не знала, что у неё там всё наоборот…       — Разве такое возможно? — неверяще хмурился я, набрасываясь на угощение. — В двадцать первом веке кто-то не ходит по врачам?       — Представь себе, — светясь от радости кричал Крис, смахивая чёлку, которую он начал поглощать вместе с мороженым. — Я слушаю сердце, тишина, нет ничего, а бабка живёхонькая лежит передо мной и глазами хлопает. Я пульс трогаю, есть, пульс есть, а сердце не бьётся. Я сам чуть там мозгом не поехал. Говорю ей, мать, что за чепуха, где сердце, а она руками разводит и плачет. Я еле разобрался, как увидел, что она с правой стороны всё держится. Зеркальная бабулька.       — Я таких не встречал.       — Мне везёт на удивительные вещи. Однажды я приехал на адрес по жалобе — покалывание в сердце — и обнаружил у чувака спицу в грудине. Этот идиот был так пьян, что не помнил, что произошло и кто воткнул ему туда эту хрень. Видимо он её обломил, и так и ходил с ней целый день. Сказочный долбоёб.       Я от души смеялся на его бесконечными историями, и он тащил меня в служебное помещение, где потихоньку наливал крепкий кофе, без которого я не мог жить. Крис оказался очень тактичным, так и не спросив меня о личном, зато свою бурную жизнь он слил мне без стеснения. К концу второй недели, я уже знал о нём всё. Первый брак с какой-то мартышкой, которая довела добродушного парня чуть ли не до инфаркта, и его эпичный побег в Африку, где он работал в «Красном кресте». Там он жил у одной семейной пары, к которой очень скоро перебрался в постель, и с тех пор любил людей независимо от их пола. Как человек близкий к смерти, он ценил каждую минуту своей жизни, и оказался блядуном с таким стажем, что я неосознанно краснел, слушая красочные подробности. Крис был очень красив, не как Шерлок со своей экзотической внешностью человека, попавшего под экскаватор, а по-настоящему красив. Идеальные черты лица, серо-зелёные глаза, тёплая улыбка, и какая-то добродушная наивность, делали его милым и почти плюшевым. Мне было приятно на него смотреть, слушать его голос, смеяться вместе с ним, но даже начиная страдать от одиночества, я не мог представить себя и Криса вместе.       — Ты натурал? — просто спрашивал меня весёлый кардиолог.       — Нет.       — Гей?       — Нет.       — Бисексуал?       — Неа.       — А кто же тогда? — показушно испуганно таращился на меня Крис. — Только не говори, что ты зоофил, или некрофил какой-нибудь, я этого не переживу…       — Вот ведь ты дурилка картонная, — отмахивался я этого придурка. — Я больше никто. Просто Джон Ватсон без сексуальной ориентации и дыркой в животе. Последние отношения убили во мне всё и я больше ничего не хочу. Прости, если у тебя были мысли, но я могу предложить только дружбу.       — Обожаю секс по дружбе, — радостно отвечал Крис, хватая меня за руки. — Я уверен, ты классный. Мне нравится твои глаза и нежная кожа. Мы можем попробовать…       — Да отвали ты от меня, — возмущался я, начиная смеяться над его наивностью, — не собираюсь я ничего пробовать. Я сыт по горло этой ерундой, и именно секс по дружбе чуть не свёл меня в могилу.       — Но так не честно, — обиженно хмурился любвеобильный кардиолог, рассматривая мою коленку, которая выглядывала из разреза халата. — Разве я не спас тебе жизнь? Это судьба. Разочек никому не повредит, и так мы сохраним гармонию в мире и останемся друзьями. Ты что-нибудь слышал о бумеранге?       — Блять, держите меня четверо, а то все семеро получим, — уже падая от смеха, ржал я в полный голос. — Если бы я трахал всех, кого спас, то давно бы истёрся, как грифельный карандаш. Кто тебя научил этому? Ты же врач с клятвой Гиппократа, а не сестра милосердия. Спасать людей твоя работа.       — Ну почему ты против? — не унимался Крис, заправляя за уши торчащие до плеч волосы. — Я не симпатичный? Ведь я не дурак, Джон, и понимаю, что с тобой что-то случилось, и очень хочу тебе помочь. Я и за квартирку уже договорился для тебя. Маленькая правда, но очень уютная.       — Прости, дружище, но только дружба, — растроганно сказал я, впервые за долгое время сбитый с толку такой заботой. — Всё то, что ты сделал для меня, это, ну, это удивительно. Для меня давно никто ничего не делал.       Крис милостиво кивнул, принимая благодарность и похлопал меня по плечу.       — Ну хорошо, Джон, давай сначала выпишемся из больницы, переедем, а там уж продолжим наш разговор. Уверен, как только ты увидишь меня раздетым, ты посыпешься, как сухое печенье. У меня шикарная задница и ни капли жира.       — Я в этом даже не сомневаюсь, — покачал я головой, по-настоящему согретый такими бесхитростными подкатами. — Ты очень красивый, это видно и в одежде. Но прости, моё сердце разбито. Его просто нет, и перед тобой лишь моя оболочка, потрёпанная и пустая. Я не способен на…       — Слышал я эту ерунду сотни раз, — перебил меня Крис, обнимая за плечи и ведя в палату. — Оболочка, пустота в душе, умираю не могу, и весь этот хлам. Я не люблю тебя, Джон Ватсон, и твои слова на меня не подействуют. Если хочешь, говори, я готов тебя слушать, но я не для этого шёл в медицину. Я не был на войне, но был в Африке, и видел таких размытых людей, что и не передать словами, но время всё лечит. Приходит голод, который казалось тебя покинул, возвращается интерес к жизни, и мои тёплые объятия принесут тебе только счастье.       — Ты неисправим, — рассмеялся я, залезая в больничную койку, — а ведь так хорошо начал, я даже заслушался.       Меня выписали через пятнадцать дней после ранения, велев лежать в кровати ещё неделю, и Крис уже ждал меня у выхода из больницы. Оказавшись на улице, я испугался, как будто ни разу там не был, но мой озабоченный друг не дал мне снова впасть в уныние. Он выхватил мои сумки, не позволяя мне таскать тяжести, мы сели в его машину, размером с коробку из-под телевизора, и рванули вперёд навстречу новой жизни.