Любовь

Джон болеет так же, как и живёт. Тихо. Настолько тихо, что становится страшно. В первый раз, когда Фредди столкнулся с болеющим Джоном, был после полугода их отношений. Ничего, что могло бы волновать. Но мужчина нашёл на столе в кухне обезболивающее. Тогда Меркьюри подумал, что Джон просто искал аскорбиновую кислоту - ну любил Дикки эти кисленькие шипучие таблетки - и не придал этому особого значения. В студии басист обычно молчалив, но в тот день его молчание было каким-то иным. Может быть дело было в том, что Джон не попадал по струнам. Или в том, что он бледнел с каждым ударом Роджера по тарелкам. Но Дикон не жаловался. Он слабо улыбался, отходил попить воды, на самом деле запивая очередную таблетку, и возвращался на место, чтобы записывать дальше. Дома он всеми силами старается вести себя как всегда: готовит ужин, бурчит о том, что нужно научить Фредди хотя бы омлету, чтобы тот не скопытился, если Джон уедет. А затем действительно пытается его научить. И это настораживает парса, потому что обычно дальше слов не заходит. А Дикон пытается научить, как жить без него. Пока болезнь ещё не взяла своё. Потому что Меркьюри совершенно точно не умеет готовить. Так проходит два дня. Фредди не допытывается, замечая очередную оставленную таблетку, или слушая ночью кашель в подушку. Он думает, что его Джон, его всегда умный и рассудительный Джон, расскажет. А если он не говорит, то всё не так уж и серьёзно, и скоро всё пройдёт. А затем едва успевает подхватить любимого на руки, когда тот теряет сознание на кухне. И теперь Фредди не боится. Потому что это уже не страх, это, блять, паника. Он относит Дикки на диван, брызгает на него водой, обтирает лицо влажным полотенцем. Он готов звонить в скорую, в полицию, в пожарную - куда угодно, только бы Джон пришёл в себя. Словно услышав молитвы возлюбленного, басист открывает глаза и тянет к Фредди руку, которую парс буквально подхватывает, потому что она ослабевает на полпути. - Фредди... только не паникуй... возьми блокнот... и записывай... У Меркьюри мелькает мысль о завещании, и он едва ли не впадает в состояние истерики, но покорно хватает со стола блокнот и ручку и пишет. Пишет, какие лекарства и от чего. Когда их применять. Что говорить, если понадобится звонить в скорую. Что взять с собой. Как готовить еду - с точностью до минуты. И чай. И где лежат продукты. Телефон Брайана. Телефон Роджера. Иногда Дикон прерывается на хриплый кашель. И Фредди поит его водой. Иногда на пару минут отключается - не теряет сознание, а просто засыпает. И Фредди терпеливо ждёт, а пока ждёт - суёт подмышку басисту градусник. Меркьюри чувствует себя беспомощным, жалким. Просто невыносимо виноватым. Но холодная и чуть сухая ладонь мягко сжимает его руку. - У тебя всё получится... только не спали кухню... И Фредди знает, что сможет справиться. Ради него. Только в первую ночь едва не сходит с ума - у Джона температура под сорок, и сбить её не получается. Парс сверяется со списком, чтобы не накормить любимого обезболивающими вместо жаропонижающих. Записывает все свои действия. Разводит уксус в нужной пропорции, хотя руки от страха дрожат так, что он едва не разбивает бутылку. И обтирает обтирает обтирает... А Дикон молчит. Он не хнычет, не плачет. Лежит бледный, как снег, и лишь иногда кривит пересохшие губы или едва слышно стонет, когда суставы выворачивает особо болезненно. И да, Меркьюри признаёт, что он слабак. Он срывается и звонит Брайану в пять утра. Даже не слушает его бурчание, потому что ему плевать. Он дрожащим голосом говорит: - У Джона температура, не могу сбить. Пожалуйста, я не знаю, что делать... В ответ получает несколько секунд молчания и короткое "Мы скоро будем". И плевать, что значит "мы". Потому что его любимый сейчас важнее этого. А "мы" значило "хмурый Брайан и сонный помятый Роджер". Впрочем, Фредди не был удивлён. Ему было сейчас всё равно, потому что руки трясутся, ноги тоже, голова не варит, а перед глазами плывёт. Брайан быстро снимает обувь и стягивает с себя верхнюю одежду и уходит в указанную парсом комнату. Роджер повторяет его действия, но вместо последнего - уводит Меркьюри на кухню, после чего находит валерьянку и буквально впихивает её в мужчину. Через несколько минут залетает Брайан. - Одеяла ещё есть?!? Родж, бутылки найди с крышками, наполни горячей водой и тащи в спальню! Вокалист ещё пару мгновений пялится на друга, после чего срывается с места в поисках одеял, не понимая, в чём дело. А дело оказалось в том, что Джон не упомянул, что ртуть в градуснике сама собой обратно не сползёт. Фредди банально не стряхивал градусник. И сбил Джону температуру, что называется, к чёртовой матери. И Брайан, не подумав, сказал об этом Фредди. В весьма жёсткой форме. И это имело не очень хорошие последствия. Парс точно не помнил, как оказался на улице. Он не просто ушёл - он убежал, и даже Роджер не успел его остановить. Он убежал, чтобы оказаться как можно дальше от дома. От их дома. Потому что в одночасье дом мог стать только его. Он бежал так далеко и так долго, как могли позволить его лёгкие, проклиная себя последними словами. Потому что сделал хуже, потому что мог угробить возлюбленного, если бы не додумался позвонить Бри. Фредди чувствовал себя по меньшей мере предателем. По большей - едва ли не несостоявшимся убийцей.

***

Меркьюри не появляется дома сутки. Он окапывается у Мэри. Она не спрашивает ничего, видит, как другу тяжело. Но вечером случайно роняет фразу о Джоне, и Фредди прорывает. Он рыдает, просто не в силах держаться. Он рассказывает ей всё, винит себя в каждом действии. И ненавидит. Не-на-ви-дит себя. А в другом конце города Джон не идёт на поправку. Он словно чувствует, что нет рядом родного тепла, нет любимых рук, нет успокаивающих слов, сказанных чуть хриплым голосом. Нет того солнца, ради которого стоит хотя бы попытаться. И он не пытается, оставаясь в полузабытье. А ночью Фредди, у которого всё ещё ноет затылок от нескольких подзатыльников, которыми его наградила Мэри за тупость, возвращается домой. В его голове всё ещё горит фраза: "Если ты сейчас же не вернёшься к нему, то я до конца своей жизни буду считать тебя трусом, Булсара." И да, Фредди трус. Но он возвращается. Ему плевать на слова Роджера, плевать на извинения Брайана. Он идёт прямиком в спальню и падает на колени рядом с кроватью. Бережно берёт руку любимого в свою. И кается. Говорит обо всём. О том, какой он идиот. Что не умеет готовить, стирать, убирать, лечить. Особенно лечить. Что всё ещё готовит чёртов кофе по утрам. И умоляет. Поправляться. Выздоравливать. Двигаться. Играть. Улыбаться. Смеяться глупым шуткам. Делать это так, как умеет только он. И если цена этому будет такова, что Фредди должен будет исчезнуть из его жизни - пусть будет так. Только бы он был в порядке. Его поток не особо связной речи был прерван едва слышимым: - Заткнись... И парс послушно затыкается, ошарашенно поднимая взгляд. На него смотрит Дикки. Смотрит не обвиняющие, а ласково - так, как может только он. И чуть поднимает уголки потрескавшихся губ. - Надо было... сказать... про градусник... забыл... И слабо сжимает руку Меркьюри. А Фредди старается не засмеяться истерически. - Не бросай меня... Губы Джона дрожат, и парс подрывается с места, нежно целуя его лицо. - Я не оставлю тебя, обещаю. Только поправляйся, хорошо? - Хорошо... Басист устало закрывает глаза и вновь засыпает. Теперь уже чувствуя рядом своё солнце. А через несколько дней, смеясь, всё же учит Фредди правильно сбивать градусник.