Любовь

Это происходит на второй месяц их отношений. Однажды, после похода в бар, Фредди возвращается с засосом на шее. Джон заметно бледнеет, и Меркьюри спешит с объяснениями: - Я не хотел этого! Меня прижали к стене, я сказать даже ничего не успел. Клянусь, больше ничего не было! Я ударил этого мудака и сразу же поспешил домой. И Дикон верит. Не может не верить – у Фредди в глазах вина и раскаяние, а костяшки покраснели от явного удара о что-то твёрдое. Он мягко отчитывает любимого, просит быть внимательнее и прикладывает лёд к его руке. И не замечает странного взгляда Фредди. Через неделю всё повторяется. Теперь засосов несколько. Парс оправдывается почти идентично: - Прости. Это снова тот же парень, подкараулил меня. Он показывает синяк на запястье, как доказательство сопротивления. Дикки беспокоится. Он просит Фредди не ходить больше в тот бар. Одновременно с этим он смазывает его запястье гелем от ушибов и гематом. Парс соглашается. И всё, вроде бы, становится хорошо. Проходит неделя, вторая. Меркьюри приходит домой подвыпившим и странно довольным. На вопрос чуть улыбающегося Джона, он отвечает: - Разобрался с одной старой проблемой, не бери в голову, Дикки. Фредди клюёт его в щёчку и скрывается в спальне, наплевав на водные процедуры. Джон лишь качает головой. В таком состоянии возлюбленный всегда забывал даже переодеться. Ну, или он просто не хотел. Через полчаса, доделав все свои дела, Дикон идёт в спальню. Фредди уже сладко сопит в подушку, и басист чуть улыбается. Он любит, когда парс выглядит настолько домашним. Дикки подходит ближе, нежно касается губами его макушки и, не без труда, стягивает со спящего Меркьюри его блузу со следами, кажется, какого-то коктейля. Убрав её в сторону, Джон тянется к штанам. И замирает. По всей спине Фредди были разбросаны засосы. Часть была старой, часть – нет. А на лопатках отчётливо виднелись свежие красные следы от чьих-то ногтей. И ошибочно трактовать эти знаки было невозможно. Джона ломает напополам от боли. Он задыхается, ему плохо, его тошнит и колотит, а слёзы застилают глаза. Он едва успевает добраться до туалета, когда его выворачивает наизнанку. Дикон никогда не думал, что бывает настолько больно. Потому что его никогда так не предавали. Тихо. И безжалостно. Его полощет ещё часа полтора. От рыданий срывает голос и разрывает голову. Сердце уже не болит – оно остановилось ещё час назад. Но вот слёзы кончаются, силы тоже. Басист сидит ещё какое-то время у унитаза, чтобы понять, жив он ещё или уже нет. Ответ очевиден. Затем он поднимается, разминая затёкшие ноги, и идёт обратно в спальню. А если быть точнее – к шкафу в спальне. Они начали жить вместе уже чуть больше месяца назад, но Джону никогда не нужно было много места, поэтому сбор вещей занял максимум минут двадцать. Ещё минут пять заняло переодевание. Дикон захлопывает за собой дверь и кидает запасной ключ – его ключ – в почтовый ящик, после чего уходит, везя за собой свой старый чемодан. Он не осознаёт, куда идёт, но ноги сами приводят его к нужному дому. К дому лучшей подруги. Вероника, сонно щурясь, открывает дверь. Увидев на пороге бледного Джона с покрасневшими заплаканными глазами, она молча впускает его в дом. В любой другой день Дикки было бы неловко, но сейчас он слишком устал. Ему больно. И Ники понимает. Она не спрашивает ни о чём, лишь обнимает, прижимая к себе, и шепчет что-то успокаивающее. Затем девушка отводит Джона на кухню, поит чаем, отвлекает какими-то университетскими рассказами. Он даже чуть улыбается. Но пустой взгляд говорит о том, что сейчас басист не здесь. Он всё ещё там. В их – уже не их – спальне. Вероника понимает. Она действительно понимает, потому что знает Джона. И знает, что его нелегко сломать. Но сейчас она видит его именно таким – сломленным, разбитым. Уничтоженным. Она стелет ему в гостиной, укладывает на диван. Садится у его головы и начинает мягко перебирать волосы, расчёсывая их. И Дикон засыпает. Засыпает, не мучимый кошмарами – они придут позднее, когда сердце вновь начнёт биться, но каждый раз будет хотеть раскрошить грудную клетку. Они придут, когда он вновь его увидит. Но сейчас… никаких снов. Только ласковые руки подруги в его волосах. И больше ни-че-го.